Валевский лихорадочно искал возможность подобраться к системе охраны тюрем.

Вспомнил старые связи, наводил мосты в СУББОТ, надеясь, что любая деятельность когда-нибудь завершается переходом количества усилий в качество. Лишь бы это «когда-нибудь» состоялось при его жизни и при жизни Марка…

Арта стали беспокоить тревожные сны, в которых он заперт в тесном пространстве, и пространство сжималось, не оставляя возможности вздохнуть. Арт не мог заняться собой, привести в порядок мысли, хотя бы потому, что время было дорого, – он это чувствовал.

Кое-что удалось нащупать, и лазейка могла вывести непосредственно к системам управления подводными тюремными боксами. Но, чтобы извлечь Марка, нужно быть на поверхности. А у Арта закончились средства. Вернее, их катастрофически не хватало. Подъём на поверхность и возвращение в риф Союз, – большего он не мог себе позволить. В конце концов он смирился с мыслью, что возвращаться необязательно. То есть вообще. По крайней мере, в ближайшее время. Ему нужно быть рядом с инсубом.

Следом пришло понимание, что вернуться и не получится: Марку Эйджи придётся скрываться среди внешних до тех пор, пока не будет пересмотрено его дело. А на новый судебный вердикт можно надеяться лишь в том случае, если в закон внесут некоторые поправки, и над этим тоже работали друзья, но его план спасения Марка оставался в силе.

Арт провёл несколько самых мрачных часов в своей жизни, мучаясь сомнениями и взвешивая всё. Он не мог отказаться от попытки вытащить Эйджи, но вираж, который предстояло пройти, слишком рискованный.

Перебирая скромный запас вещей в холостяцкой квартире, оставляя её навсегда, Валевский нашёл лист с глянцевыми знаками. Оракул ждал.

Арт понял, что другой возможности у него не будет.

Он решился на второй визит в «Жемчужину мира».

Сколько драгоценного времени уйдёт на это? Как знать? В прошлый раз он провёл там около шестнадцати часов. Правда, вернулся отдохнувшим и деятельным.

Отмеченный цветными сполохами путь снова вёл по бесконечному коридору.

Арт терпеливо шагал, уже не иронизируя над собой, как в первый раз. Ему показалось, что сполохи под ногами пульсируют в определённом ритме: «Чики-чики-па-ба, чики-чики-па…»

Эту песню любил крутить Серый перед тем, как отправился на войну. Серый напевал мотивчик, помогая себе щелчками пальцев, и увлечённо мотал головой, подражая эпатажным и таким же юным, как сам, кумирам-музыкантам.

«Птенец», – сказал о нём Марк Эйджи.

Этот птенец год спасал ребят своего взвода и стал первым лунным питри… Вот оно как. Где ты, мальчишка? Не одиноко ли тебе там, на Луне? Проект «Лунные питри»… знать бы, почему в лаборатории «Нуво» выбрали такое название?

Арт не успел, честнее сказать, не хотел задавать вопрос о лунных питри интернет-поисковику, отложив это на потом. Переживания о юном племяннике, от которого осталась только памятная строка на стене Зала славы, отзывались саднящей раной.

– Лунные питри, – сказал голос рядом, отразившись чётким эхом, словно включён реверс.

Валевский обернулся.

Никого.

Постепенно усилилось освещение, цветные сполохи на полу померкли, уступив место белому рассеянному свету, лучившемуся из сферы, размеры которой невозможно было оценить. Арт находился в круглом просторном зале, в центре шара, разделённого на две половины совершенно прозрачным материалом пола, на котором покоились его подошвы.

– Кто? – вопросил он сферическую пустоту.

– Лунные питри – предки человека разумного, так говорит древнеиндийский эпос, – пришёл ответ из ниоткуда.

– Сколько столетий этому мифу?

– Несколько миллионов, утверждала искательница мудрости, допущенная к древним свидетельствам. Она была уверена: это не миф, а истинная история человеческих рас, переходящая от лемурийцев к атлантам и от атлантов к людям. Питри населяли Луну ещё в те времена, когда формировались материки на Земле.

– Какими были эти создания?

– Разумные бестелесные существа. Наблюдая за эволюцией на нашей планете, эти духи поняли, что Земля создала подходящие вместилища разума, но не в состоянии породить сам разум. Питри пожертвовали собой и вошли в физические тела. Эмоции и чувства, тяга к прекрасному, моральные законы, интеллект – всё, что отличает нас от животного мира, это от них, лунных питри. Они отказались от своего высокодуховного существования, чтобы зверочеловек начал свою эволюцию.

– Кто вы?

– Новые питри.

– Это аттракцион? Психологический релакс?

– И релакс тоже, когда мы видим, что он необходим. Приходящим за готовыми ответами нужно всего-то выплакаться в жилетку и выспаться как следует. Недавно мы пришли к выводу, что упустили кое-что очень важное: люди слишком рано теряют навык возвращать себе безмятежное состояние, а в результате – излишнее напряжение накапливается в течение всей жизни.

– Кто говорит со мною?

– Прапредок.

– Объясните.

– Третье поколение подводников нашло способ сохранения пси-энергии. Но только в четвёртом поколении сохранение сознания стало массовым явлением. Не все разбуженные после смерти согласны жить без тела. Это действительно непростое решение. Твоя мать согласилась, а отец отказался.

– Моя мама среди вас? – задохнулся от волнения Арт, внезапно вспомнив голос, говоривший с ним на первой встрече.

– Да, милый! – ответил голос.

Арт расчувствовался.

– Мама…

– Ты рад?

– Если я не сошёл с ума…

– Совершенно здоров, – ответил голос с лёгким смешком.

Эти слова Арт когда-то слышал каждый вечер. Его долго не оставляла привычка раннего детства засыпать с маминой ладонью на голове, и он настаивал, чтобы она трогала его лоб перед сном.

– Мой лобастенький, – добавил голос.

Так назвать его могла только мать.

Арт сел на пол. Он смеялся сквозь слёзы.

– Что на самом деле случилось тогда… – он не мог произнести, к горлу подкатил ком, – в лаборатории, где вы с отцом работали?

– Очередной эксперимент с матрицами человеческого сознания. Неудачный.

– И ты и отец?..

– Да, добровольцы. Ты же знаешь, сынок, в сложных экспериментах гибнет каждый пятый учёный, но это – смерть ради человечества.

«Ради человечества, значит?

Гм, конечно.

Понятно.

Да только я и Лена – мы в момент вашего выбора были камешками в подошвах, куда нам было перетянуть чашу весов, на которой навалом лежали проблемы всего че-ло-ве-чест-ва!»

– Я очень страдал… – не удержался Арт, вспомнив тот страшный день, когда не дождался родителей домой.

– Прости, сынок. Мы принесли тебе непреходящую боль.

– Вы чувствуете пришедших? – спросил он.

– Да, но не все. Чувствующие и есть Оракулы.

– Сколько вас?

– Мы не пришли к согласию, как числить, – ответил другой голос.

– Поясните?

– Отдельные из нас занимаются отвлечёнными размышлениями и не принимают никакого участия в жизни людей и питри.

– Чем занимаетесь вы?

– Обобщаем жизненный опыт. Много работы, и работа эта важна. Готовится коллективная пси-матрица человечества, и она должна вместить всё. Что бы ни произошло с цивилизацией, разум землян переживёт даже геологические эпохи и когда-нибудь сможет возродиться.

– Что надо, чтобы остаться питри?

– Определённые обстоятельства смерти. И коэффициент нью-джи выше среднего. Теперь известно: чем выше интеллект, тем устойчивее его поле сознания, оно не угасает сразу же со смертью тела. Земное человечество подошло к конечной цели своего развития. Так вышло, что подводники опередили на этом пути людей, оставшихся на Суше. Всё произойдёт постепенно, и нельзя сказать, сколько поколений понадобится для того, чтобы питри перестали мечтать о продолжении жизни в новом теле и предпочли навсегда остаться сгустком пси-энергии.

– На поверхности была война, вы знали?

– Мы позволили ей произойти.

– Вы? Контролируете наш мир?

«Почему я подумал об этом?!»

– Мы и есть истинное Главное Управление, которое когда-то выбрало и тебя, и Марка Эйджи в свой штат.

– И сделали Марка и меня своими марионетками?

Голос матери возразил:

– Ты утомлён и потому рассуждаешь штампами, Артемий. Ты же знаешь: любая самоорганизующаяся система имеет предел сложности. По мере усложнения система накапливает в себе внутренние противоречия.

Арт продолжил:

– Наступает момент, и рост этих противоречий усиливается в геометрической прогрессии…

– Вот именно, – подхватил родной голос. – И тогда любое усовершенствование приводит к обратным результатам – накоплению ненужного мусора, грозящего всей постройке быстрым разрушением.

– Критический момент невозможно определить, являясь частью системы, поэтому питри задуманы как независимые внешние наблюдатели? – подвёл итог Арт.

– Да.

– Независимые наблюдатели… Война отняла у Надмирья почти все ресурсы, у Моря – значительную их часть. Миллионы жертв, и всё – ради хрупкого баланса в Подводных Колониях?

– Ради сохранения жизни на планете. Надо внимательно слушать речи политиков, особенно если в их руках сосредоточена вся военная мощь Моря.

– И другого способа сохранения жизни нет?

– Есть. Но решать-то вам, живущим. Мы лишь позволяем случиться событиям, которые перераспределяют опасные напряжения, когда вы упускаете ситуацию.

– Позволяете случиться войнам? Вы неоригинальны в выборе средств. В сущности, вы, как говорили древние, вставляете палки в колёса…

– И так будет, пока люди предпочитают колесо, – ответил ироничный мужской голос.

– То есть мы должны изобрести новые правила?

– Хотите, чтобы мы их навязали? – снова ирония.

– Нет. Мы как-нибудь сами.

– Но ты явился сюда второй раз. Зачем, если не за советом?

– Да так, зашёл поболтать…

– Читал бы лучше Книгу книг.

– Успеется, – ответил Арт, начиная подозревать подвох. – Весело живёте?

– Именно живём, в отличие от вас, проводящих треть жизни во сне, а ещё треть отпущенного времени вы тратите на пищеварение, любовные игры, противостояние болезням и друг другу.

– Да люди ли вы?

– Оракулы – да.

– А не оракулы, те, которые – мыслители?

– Сложно определить. Возможно, это решается не нами.

– Вы остаётесь мужчинами и женщинами?

– Подумай сам.

– Подозреваю, не больше, чем виртуальные собеседники, которые вольны выбирать себе аватаров, – буркнул Арт. – Так зачем я здесь?

– Ты – единственный канал, через который мы можем войти в сознание твоего симбиота. Это вопрос жизни и смерти Марка Эйджи. Мы не хотели бы его потерять.

– Начинайте же, немедленно! – воскликнул Арт.

Сфера стала меняться: она расширялась, приобретая космические размеры. Арт потерял ориентацию в пространстве и просто растянулся на полу. Лёжа навзничь, он чувствовал себя центром… чего? Возможно, сгустком эмоций, – не только своих, но ещё пришедших извне.

За гранью его восприятия остались слова Оракула:

– Очень чистая аура. Честность, человечность, сострадание, тревога. Искренняя привязанность – симбиотическим подобием всё это не объяснить. Идеальный проводник эмоций, что при таком нью-джи редкость. Сколько времени понадобится его удалённому симбиоту для вхождения в транс?

– Восемь часов сна.

– Можно в девятнадцать раз быстрее, если уплотним эмоциональный поток.

– Нет необходимости. Им нужен полноценный отдых. Прошу помнить: они ещё в физическом теле. С этим надо считаться, пусть люди спят, – ответило женское контральто.

– Великая мать, – с иронией произнёс мужской баритон.

– Да, я Великая мать, и моё предназначение всегда заботиться о теле и лелеять его. Как ты, Великий отец, всегда занят жизнью духа.

– Тело – покровы на миг, – отозвался баритон.

– Но если этот миг не прожит полноценно и счастливо, вечности трудно прибавить что-либо хорошее. Сколько ему осталось до воссоединения с нами?

– Скоро. Первые, принявшие на себя великую миссию, погибнут от руки убеждённых противников. Этот аналитик больше пользы принесёт здесь. Такой уж склад ума: слишком взвешенный подход. Воплощённая серьёзность и ответственность вкупе с глубокой эмоциональностью.

– Да, ему труднее всех. Мо Оберманн сломилась сразу, стоило только на фоне высокого интеллекта проснуться чувствам. Хотя именно тогда и начались её по-настоящему гениальные научные прозрения. Её отец, наоборот, устранился после того, как впервые позволил себе анализировать и подытожить содеянное. То ли дело Марк Эйджи и сбежавший на Сушу Валентино Кавалли – оба с гибкой психикой. Им нужен кураж, сложная и рискованная игра в обход правил.

– Тебе не нравятся играющие не по правилам, – прощупывал баритон.

– Думай, что говоришь, – мелодично отозвался высокий голос. – Именно они оставляют после себя большие и малые свершения и чудесных детей. Жизнь продолжается. Меня, Великую мать, это только радует. К тому же игроки становятся Оракулами, и не помню, чтобы кто-то из них присоединился к Мыслителям.

Сияющую сферу заполнило жизнерадостное искристое нечто, сравнимое разве со смехом, – если у бестелесных возможен смех.

* * *

С ближайшим караваном омега-транспортов Валевский поднимался на поверхность, и, возможно, навсегда. Эта мысль угнетала. Озарение, пришедшее в квартире Зелмы при виде стихотворной строфы, подсказало способ, каким можно попытаться спасти инсуба. «И дым отечества нам сладок и приятен…» «Ритмически организованная речь есть ключ к управлению сознанием, – читали студентам университета, среди которых когда-то был и юный Артемий. – Человечество когда-нибудь вернётся к стихоговорению, как уже было на заре эволюции, и таинственный сензарский язык – на самом деле праязык поэзии: так плотно он был насыщен информацией и эмоциями. А истинная, талантливая поэзия современности лишь попытка приблизиться к совершенству праязыка…»

Как бы то ни было, всё началось с герценовской бессмертной строки, а завершить дело должен визит в химическую лабораторию на поверхности. Арт или убьёт Марка Эйджи, или вырвет из стен электронной тюрьмы. Окончательное решение он получит от самого Марка. Получит – в этом Арт не сомневался.

Знать бы ещё, что означали слова Оракула? Валевский прекрасно помнил начало: голос поведал ему о лунных питри. Но что именно, Арт помнил смутно. Ему пришлось подсесть к оптикону и самостоятельно искать информацию в поисковике. И теперь Арт знал легенду о питри и их великой жертве. Но за этим не стоило ходить к Оракулу.

«Ты повёлся. Признайся, ты просто повёлся. Взыграло непомерное эго: ведь тебя ждут, исключительный Артемий Валевский!»

Но было ещё кое-что. Например, откуда он знает совершенно точно, как выглядит камера-капсула Эйджи? И, страшнее пустых светлых стен, – непроницаемый экран вокруг сознания; ясное, почти физическое ощущение отрезанности от остального человечества. Как будто разум, словно о-флеш, выдернули из разъёма?

Он уверен, что в своих снах переживает всё, что чувствует Марк.

Напоследок Оракул сказал: «Будущее между Морем и Сушей».

Немного же вынес он после второго визита!

Но, возможно, это сказано о нём и Эйджи: обоим предстоит в Надмирье начинать всё с нуля.

Неожиданно Зелма Даугава решила последовать за Валевским.

«Я нужна Марку», – как всегда, скупо объяснила она.

И Арт принял объяснение.

Мать Эйджи доверила Зелме все свои сбережения ради спасения сына. «Ты только будь с ним, девочка! Не оставляй его, – просила Анна. Её густо подведённые глаза предательски повлажнели. – Я уже слишком взрослая, чтобы решиться на это…» – она показала пальцем вверх. Светской львице нелегко далось признание в своей слабости.

Лена…

Самым нелёгким оказалось узнать решение сестры.

Лена с мужем скоро тоже поднимутся на поверхность. Чтобы навсегда расстаться с Артемием, с рифами, с планетой. В Колониях заговорили о проекте «Лунные питри» как о неизбежном будущем подводного человечества, и общество разделилось. Число сторонников исхода в космос росло день ото дня, они считали, что только переселение подводников избавит от противостояния с внешним человечеством. Тасманийские космодромы скоро будут готовы отправить первых колонизаторов Луны.

«Я хочу быть рядом с моим мальчиком, с моим Сергунчиком. Я уверена, что там буду общаться с ним», – утверждала Лена, выбившая себе место в первом и пока единственном лунном экипаже, как мать героя войны Серого Валевского. Собственная идея не казалась ей фантастической. Артемий не стал переубеждать. Наверное, так же решили и те, кто отбирал первых селенитов. Вера в невероятное изменила и окрылила сестру, и она спешила к новой высокой цели.

А Арт… Арт снова оставался в одиночестве, провожая из своей жизни ту, которую любил как мать.

«Вера и надежда – вот что работает по-прежнему. Все вокруг верят и живут своей верой. Зелма верит, что только ей по силам дождаться Марка. Лена верит в новую встречу с сыном. Дружище Марк, должно быть, верит и надеется на спасение. Во что верю я? В пятьдесят процентов успеха своего предприятия. Но, как разумный человек, не могу не учитывать вероятность провала: Марк не выживет, Марк откажется… Верить в математическую вероятность – это совсем не то. А другой веры не дано. Есть ещё любовь. Говорят, она рядом с верой и надеждой. Но не рядом со мной.

«Будущее между Морем и Сушей».

Может быть, мне пора поверить Оракулу?»