Санный путь, казавшийся таким однообразным из-за монотонно-белых просторов полей с серыми и бурыми полосками лесов на горизонте, весьма утомлял. Для начала марта погода стояла вполне обычной, как для средней полосы России. Днем начиналась оттепель, а ночью прихватывал морозец. Дорога была ровная, ходкая и пегие лошаденки, что тянули крытые сани и обоз спутников, решившихся ехать со мной в изгнание, резво трусили по накатанной колее. Лишь молодчики Кларенса, отправленные в сопровождение, чертыхались, когда их породистые кони поскальзывались на дороге, срывались с тряской рысцы в галоп.

Я покинула особняк герцога Коненталя не на следующий день, как пообещал мой супруг, а только через день. Причем задержка была вызвана им же самим. Дабы удостоверится, что я точно доберусь до усадьбы, а не затеряюсь где-нибудь на просторах королевства или сопредельных с ним государств, он занялся поиском сопровождающих. А я за день, на который был отсрочено исполнение 'приговора', успела поговорить и с герцогом, и с… Но начнем все по порядку.

Утром в положенное время Меган пришла раздвинуть шторы и растопить камин, но после, когда я уже собралась было подняться с постели, вместо того чтобы подать халат, замерла в нерешительности.

— Что-то случилось? — осторожно уточнила я.

— И да, и нет… — уклончиво ответила девушка.

— Тебе попало из-за вчерашнего? Из-за меня? — осененная нехорошей догадкой спросила я.

Меган отрицательно замотала головой, и у меня отлегло от сердца. Я уже начала опасаться, что из-за того, что девушка стала свидетельницей, как Кларенс притащил меня в комнату, ее могли наказать.

— Так расскажи, — попросила я мягко. — А то я в толк не возьму, чего ты от меня хочешь.

Неожиданно для меня служанка рухнула на колени и, сцепив руки, словно для молитвы, запричитала:

— Прошу, не бросайте меня здесь! Возьмите с собой! Меня же здесь ничего хорошего не ждет… Прошу!..

— Стой! Погоди! — я откинула пуховое одеяло и выбралась их постели. — Как так — взять с собой?..

— Уже все слуги знают, что вас завтра отправляют в Адольдаг… — начала она.

Но я перебила ее:

— Сегодня.

— Завтра, — отрицательно мотнула головой девушка. — Милорд маркиз сначала кричал, что сегодня с утра, а потом отменил свое приказание. Он сказал, что опасается вашего бегства и должен найти людей, которые бы проконтролировали ваш путь, а потом забрали бы у вас лошадей, дабы вы не смогли выехать из усадьбы.

— Вот оно как… — протянула я в задумчивости. — Ну да ладно. Тем лучше. Я хоть что-то успею сделать, — и тут обратив внимание, что Меган все еще стоит на коленях, потребовала: — Нечего подолом пол протирать, чай не казенный… Я имею ввиду подол.

Девушка поднялась, однако мольба из ее глаз так и не исчезла.

— Миледи, прошу, возьмите меня с собой, — начала она, но я, ухмыльнувшись, продолжила за нее.

— Я вам еще пригожусь. Так что ли?

— Да, да, — закивала Меган.

Я покачала головой.

— Дорогая моя, я еду в неизвестность, а значит, не могу… просто прав не имею тащить за собой людей. Причем тех, за кого буду в ответе.

— Миледи, ну возьмите! Вы, правда, не пожалеете! К тому же я не одна буду! А мужские руки вам пригодятся. Правда, правда!

Скептически вздернув бровь, и не сводя с Меган взгляда, я потянулась за халатом. Та, заметив мое движение, метнулась и успела подать мне его первой.

— А ну-ка давай с этого места поподробнее! — потребовала я, завязывая пояс и усаживаясь в кресло с ногами. Камин еще не прогрел комнату, и по полу тянуло сквозняком.

Девушка в смущении потупила взор, но потом после моего ободрения, сначала сбивчиво, а затем все увереннее, начала рассказ.

Выходило, что Меган в свои семнадцать лет (а по меркам этого мира вполне взрослая девушка и невеста на выданье) встречалась с парнем. Тот с совершенно серьезными намерениями собирался на ней жениться. Однако согласно правилам установленным в господских домах для слуг не мог этого сделать. Поскольку если бы они обвенчались, то сразу же вынуждены были бы покинуть особняк. Ее парень служил здесь же, у герцога, только в конюших, и ему был двадцать один год — по словам Меган вполне зрелый возраст для заключения брака и создания семьи.

У меня с веяниями моего времени сложилось несколько иное мнение, но я предпочла оставить его при себе, ведь когда-то и у нас девушки восемнадцати лет считались перестарками, а в возрасте сорока — старухами.

Вот и получалось следующее: оба служили здесь, отношения им становилось все труднее скрывать, так что как только бы их обнаружили, обоих ждало увольнение. А остаться без медного гроша в кармане не хотелось.

Однако после рассказа Меган о моем мире, она понадеялась, что когда маркиз сошлет меня в Адольдаг, она поедет со мной. Там у них будет хоть какой-то шанс на будущее, несмотря на любые невзгоды.

— Но я ведь действительно не знаю, что меня там ждет, — как последний аргумент для спора, повторила я в очередной раз. — Пойми ты! У меня нет денег, чтобы вам заплатить… Да чего там! У меня нет средств даже на еду!

— Миледи, я буду работать! Изо всех сил буду работать! И Питер тоже! Он очень работящий, поверьте! — принялась умолять девушка.

— Я верю, верю, — попыталась успокоить ее я. — Но и ты меня пойми, я ж ничего не смогу вам гарантировать!

— Вы позволите быть нам вместе! — горячо возразила она. — Мы сможем, не таясь, обвенчаться в церкви и быть мужем и женой перед богом и людьми!

— А Питер… Ну он точно захочет на тебе жениться? — на всякий случай уточнила я.

А то мало ли… Меган девушка молодая, несколько наивная, еще верит в искренние чувства, а парень, может, только попользоваться решил?

— Если желаете, то можете поговорить с ним после завтрака. Я тайком проведу его к вам в комнату, и вы сможете обо всем подробно расспросить.

— Меган, Меган… — девушка уже почти сломила мое сопротивление. Однако оставался еще один щекотливый момент… — Но после свадьбы у вас же могут появиться дети. Ты об этом подумала? Как ты будешь растить их в той глуши без нормального питания, одежды? Я даже не знаю, есть ли там целая крыша над головой…

— Ах, миледи, — неожиданно девушка махнула рукой и рассмеялась. — Если вы о том, что я забеременею, то не беспокойтесь. Мы с Питером очень осторожны! Во-первых, мы тщательно следим за днями, как учила меня повивальная бабка, а во-вторых, у меня специальная трава есть. Я ее пью, когда приходит положенное время для женских недомоганий, и детей нет. Правда, она жутко горькая… но что поделать.

Я смутилась от девичьей непосредственности. М-да, вот и попыталась осторожно выяснить! Оказывается, молодежь знает не меньше нас, рожденных в век высоких технологий. И из того, что они уже спят, следует, что ее парень и в самом деле хочет на ней жениться, а не поиграть в любовь, а потом когда девушка забрюхатит — бросить.

— Пожалуйста, помогите нам! Я не хочу жить так, в господском доме, словно мы чужие друг другу, — взмолилась Меган, видя мою нерешительность. — И я устала жить во грехе! Пожалуйста!

— А как же герцог? Вы ведь на него работаете? — привела я последний довод. — Вдруг он вас не отпустит?

— Отпустит, отпустит! — начала уверять меня девушка. — Таких как мы — у него тринадцать на дюжину! И желающих поступить на работу еще больше. И к тому же отпускать нас будет мистер Бейкбор — дворецкий. Это он ведает наймом и увольнением всех слуг в доме.

— Ну смотри, — пригрозила я напоследок. — А то вдруг тебя не отпустят, но и при этом ты на свою голову проблемы получишь!

— Не волнуйтесь, — заверила она меня. — Даже если нас выгонят, мы все равно с вами поедем!

— А кормить-то я вас как должна?! — не выдержала я такой беспечности.

— У меня кое-какие накопления есть. И у Питера есть. На первых порах хватит.

После ее слов, у меня дар речи пропал. До сего момента я четко не представляла, что будет после того, как покину особняк герцога. А теперь… Да и теперь не особо четко.

Вчера, после того как Кларенс 'ушел', я выплакалась и полностью обессиленная упала спать. И вот с утра, пока я еще ничего не успела обдумать, Меган огорошила меня просьбой.

— Ну, хорошо, — уклончиво начала я. — Допустим, я согласна, что ты со своим будущим мужем поедешь со мной в заброшенную усадьбу… — и, увидев, как ее лицо просияло, поспешила добавить: — Я сказала — только допустим…

Но девушка больше не стала слушать и затараторила:

— Миледи, вы не пожалеете! Совсем, совсем! Вы не пожалеете, что мы все поедем с вами!..

Я поперхнулась, слово 'все' показалось для меня очень подозрительным.

— То есть как это все? Кто это все? — еще с большим подозрением уточнила я и, увидев, как Меган зарделась, оттого, что я поймала ее на словах, пожестче добавила: — Рассказывай как на духу! Ну?! Чего ты еще удумала?!

Девушка помолчала немного, а потом, вздохнув, начала говорить. Оказалось все донельзя просто. После того памятного разговора о моем мире, Меган с ошарашенным видом ходила пару дней, а на третий, не выдержав, за поздним ужином на кухне поведала слугам, с которыми общалась то, что узнала от меня. Они посудачили о непохожести воспитания и прочих странностях, и на том бы дело и кончилось, если бы я начала вести себя как настоящая госпожа, а не как иномирянка, которая не принимала устоев высшего общества.

Когда девушка не успевала поесть, замотавшись с каким-нибудь поручением мисс Регер, я избавлялась от камеристки под любым надуманным предлогом и требовала принести побольше еды мне в комнату. Таким нехитрым способом я подкармливала служанку. Попутно мы, конечно же, много болтали, девушка проникалась ко мне доверием, а когда услышала, как я нечаянно обмолвилась, что собираюсь делать в усадьбе, решила для себя как дальше быть.

В господском доме дел ей, конечно же, хватало, однако выбиться в личные горничные для титулованной госпожи ей вряд ли бы удалось. А к господину, что было гораздо проще, не хотелось — тот мог начать интересоваться молоденькой девушкой. Но тут на счастье появилась я и ее, как более или менее свободную, временно приставили к моей особе, а когда бы я уехала ее вернули обратно в простые прислуги… И вот тут Меган углядела для себя шанс. Пусть призрачный, но шанс.

Пообщавшись со мной еще пару дней, девушка только убедилась в правильности своего решения, и когда маркиз как пробка из бутылки вылетел из спальни не без помощи кочерги (а об этом слуги уже знали чрез пятнадцать минут после случившегося), определилась окончательно. Даже если у меня ничего не получится, или со мной случится то, чего так страстно желает супруг, я не откажу ей в рекомендательном письме, и она сможет устроиться на работу в очень приличный и солидный дом.

Так рассуждая, сегодня с утра Меган направилась ко мне.

И вот теперь я поняла, что означала фраза "поедут ВСЕ". Предварительно Меган уговорилась с лакеем и его женой — посудомойкой, что они тоже поедут со мной в неизвестность. Тем более что неизвестностью для них Адольдаг как раз таки и не являлся! Лакей, а им оказался никто иной, как Шарль, провожавший меня от экипажа до дома, или как звала его Меган — мистер Порриман, ездил туда в позапрошлом году с управляющим.

Управляющий, тот еще шельмец, после поездки расписал в красках перед господами плачевное состояние как самой усадьбы, так и прилегающих к ней строений. Живописал в самых мрачных красках крайнюю запущенность сада, наверное, с час распинаясь о кошмаре, что творится во владениях. А потом мастерски подсунул отчет, в котором говорилось, что на восстановление усадьбы потребуется огромные средства, и что, мол, вообще проще усадьбу продать, нежели чем приводить в божеский вид.

Если бы на тот момент имуществом распоряжался Кларенс, то он бы не преминул именно так и сделать, но герцог, отлично знавший, что стоимость на земли в тех местах неуклонно росла, лишь покачал головой, зашвырнув писульки управляющего подальше.

— Если дело обстоит именно так, как вы описываете, — сказал тогда его светлость, — то проще будет подождать еще пару-тройку лет, пока все окончательно доразвалится, а потом продать участок, как дикие земли. А пока я буду держать его как залоговый капитал.

Не известно, зачем соврал управляющий, его, кстати, через пару месяцев после той поездки уволили, и для кого старался, но на самом деле усадьба представляла собой вполне сносное строение, в котором требовались только крепкие мужские руки, да неустанный труд. Правда, господа об этом так и не узнали, а как обстоят дела на самом деле, мистер Порриман разъяснять им не стал. По его мнению, до уровня, приличествующего для господского дома, было далеко, но вот жить и не заболеть при этом чахоткой вполне можно. И вот только теперь, он сообщил об этом Меган, с пеной у рта расписывавшей прелести общения со мной и милости хозяйской руки. Девушка в свою очередь рассказала им о моей обмолвке…

Так и было решено: уезжая со мной — Меган заполучала вполне законного мужа и возможность жить с ним открыто в браке (вот хитрюга, просчитала мою доброту!), а мистеру и миссис Порриманам предоставлялась возможность сменить работу и получить при этом человеческое обхождение со слугами, а не быть молчаливыми рабами. Кроме того, Порриманы понадеялись захватить с собой трех сыновей, проживающих в деревне. Мальчишкам требовался жесткий мужской контроль, который отец, работая в далеком герцогском доме, обеспечить не мог. Парнишки-погодки не имели приличной работы, дабы прокормить себя, и родители опасались, что без должного надзора (в деревне за ним смотрела только старая бабка) те пойдут по нехорошей дорожке. А в Адольдаге, на вольной природе, где детям естественно найдется заделье, заодно будет обеспечен и родительский пригляд.

— Так это сколько же со мной человек то поедет?! — выдохнула я шокированная донельзя. Я планировала ехать в одиночестве, в неизвестность, а получалось, что со мной отправлялось…

— Восемь, — бодро ответила Меган.

Она уже поняла, что из меня можно веревки вить и пользовалась этим вовсю.

— То есть как это?.. — осторожно уточнила я. По моим подсчетам выходила другая цифра.

— Ну, с нами поедет еще и Агна… — девушка для приличия отвела глаза, однако довольной улыбки скрыть не смогла.

— А это кто?

— Еще одна горничная. Ее маркизов камердинер домогается. Такой же! Под стать хозяину! Он буквально на днях ее ссильничал, и Агна боится, что такое еще повторится.

— Ясно, — выдохнула я, вскидывая глаза к потолку. — Вот только как мы поедем? И что я должна сказать насчет вас маркизу и герцогу? Я поняла, если бы вас было двое. Но восемь?..

— Трое сыновей не счет, — заметила Меган.

— Ну, хорошо, пятеро. Но это сути дела не меняет.

— Поэтому я попрошу вас миледи — поговорите с герцогом Коненталем. Мистер Бейкбор отпустит нас всех, но на чем нам ехать вслед за вами, мы не знаем.

Я пообещала все сделать. Теперь мне гораздо проще и спокойней будет отправиться в именье, нежели раньше.

Уже переодевшись и собравшись спуститься в столовую, я в последний момент решила позавтракать в спальне. Я опасалась, что напоследок Кларенс еще что-нибудь выкинет. Вчерашние 'проводы' он мне никогда не простит.

Кстати, снесенные столбики, уходя, Меган унесла с собой. Когда сегодня с утра я посмотрела на них еще раз, то просто диву далась, как смогла их сломать?! Не иначе как от большой злости или от испуга.

Однако поесть мне нормально не дали. Только Меган налила чай, как в комнату постучался камердинер его светлости и передал, что герцог желает беседовать со мной после завтрака у него в кабинете. Пришлось подтвердить ему, что обязательно буду.

— Ну, началось! — выдохнула я, едва за слугой закрылась дверь. — Сейчас герцог будет полоскать мне мозги часа два…

— Простите? — удивленно отозвалась Меган со своего места. Я приучила ее, что пока я ем, она не стоит у меня над душой, как принято, а сидит напротив и завтракает второй раз. — Как это понять — полоскать мозги? На самом деле?!..

Я едва не расхохоталась. Языковые, вернее смысловые барьеры, наконец-то дали о себе знать. В обществе с Меган я расслабилась, перестав каждый миг контролировать свою речь, и вот теперь возникли недопонимания. Когда я говорила на правильном языке, никаких сложностей не возникало (я уже перестала задаваться вопросом — почему свободно общаюсь с местными, ведь теоретически языковой барьер должен был бы появиться), а вот когда невольно стала сдабривать лексикон сленговыми выражениями, они возникли мгновенно.

— Вовсе нет! — отмахнулась я. — Идиоматические выражения, не бери в голову!

— Иди… что? Не брать что?… — еще больше растерялась девушка.

— Не обращай внимания, — попыталась я сказать по иному.

— А… — протянула она и уже потянулась к вазочке с печеньем, как в дверь снова постучали.

Меган тут же отставила свою чашку в сторону и накрыла ее салфеткой, будто вовсе и не сидела со мной.

— Да? — спросила я, когда следы завтрака на второго человека были уничтожены.

— Это камердинер маркиза Мейнмора, — раздалось в ответ.

Меган открыла дверь, и на пороге предстал хлыщеватого вида мужчина уже не молодой, с залысинами и несколько набрякшими веками. Окинув меня презрительным взглядом, словно его статус слуги был гораздо выше, чем мой, он, сцеживая сквозь зубы слово за словом, надменно выдал:

— Маркиз Мейнмор требует, чтобы вы после завтрака прошли в его комнату. Он желает поговорить…

— После завтрака я буду очень занята, — отрезала я. Говорить с этим подобием супруга мне совершенно не хотелось, как и с самим супругом.

— Маркиз Мейнмор сказал, что не потерпит возражений. И если вы не явитесь к нему добровольно, то я должен буду привести вас силой.

Я аж задохнулась от возмущения.

— Маркиз Мейнмор перетопчется! — выдала я, когда обрела способность говорить.

Ну, ничего себе приказики!

Меня ужасно разозлили слова личного камердинера, маркиз оказался в своем репертуаре! Слуга сбился, похоже, он не ожидал отпора с моей стороны, а я тем временем продолжила:

— После завтрака я приглашена в кабинет к его светлости герцогу Коненталю, — и не без мстительности добавила, — слово которого в этом доме закон, — а потом, вовсе не подумав о последствиях, встала, взяла со стойки у камина ту самую кочергу и через Меган передала ее камердинеру. — Маркиз перебьется. А если он запамятовал, на чем именно мы прервались вчера вечером, то можете передать ему данный предмет. Он должен напомнить.

Слуга побагровел, однако принял из рук девушки кочергу и больше ни слова не говоря, направился обратно.

Меган закрыла дверь, а я потрясенная села обратно. Завтрак, начавшийся в приподнятом настроении и разговорах, дальше пошел в молчании. В полной тишине бежали минуты (Меган, стараясь мне не мешать, быстренько доедала), а я с ужасом начала понимать, что же натворила.

Если вы читаете данный текст не на СамИздате, значит, его выложили на данном сайте без разрешения автора. Если вы купили данный текст, то знайте — это черновик — и его можно бесплатно прочесть на странице автора на СамИздате. Любое копирование текстов со страницы без разрешения автора запрещено.

Зачем я разозлила Кларенса еще сильней? Неужели я так расхрабрилась оттого, что узнала, что поеду не одна?! Или может быть, понадеялась, что в доме герцога он мне ничего не сможет сделать?! Так это смотря насколько сильно, он будет разъярен…

Поняв, что сделанного уже не вернешь, и слова не вернуть назад, я решила хоть как-нибудь исправить положение.

— Меган, можешь сначала доесть, а уберешь после! — отставив чашку и отложив недоеденную булочку с маслом, я порывисто встала и, накинув шаль на плечи, направилась к двери.

После завтрака, едва супругу передадут кочергу, он взбесится, будто его осы всем гнездом покусали, и рванет ко мне в комнату. Пусть меня там не будет, иначе все закончится плачевно, то есть очередным избиением. Уж лучше я прикроюсь визитом к герцогу, чем буду сидеть и ждать, пока супруг заявится в невменяемом состоянии.

Так я рассуждала, спеша на встречу к Коненталю.

А дальше все полетело кувырком. Едва я уселась на стул, а, напротив, через стол расположился его светлость, как в двери влетел взбешенный Кларенс. Его лицо было красным от гнева, а жилы на шее вздулись. Казалось, вот-вот, и его хватит апоплексический удар. Он потрясал над головой той самой кочергой. Я до смерти перепугалась, увидев супруга настолько разъяренным.

Метнувшись за стол к его светлости и, упав на колени, я в поисках защиты прижалась к ручке его кресла. Кларенс кинулся за мной следом и, не совсем понимая, что творит, замахнулся кочергой. Однако на пути у него находилась вовсе не я, сжавшаяся у ног в плотный комочек, а герцог, в последний момент тот все же успел перехватить руку племянника.

— Ты что творишь?! — его громкий голос несколько привел Кларенса в чувство, однако этого оказалось недостаточно.

— Эта!.. Эта!.. — попытался что-то объяснить супруг, но безуспешно — гнев не позволял ему сделать этого. — Су-у-ука!.. Она!..

Маркиза колотило от злости! А мне стало до жути страшно.

— Она!.. Дрянь!.. Она… Убью суку! — орал супруг, похоже, в голове у него что-то перемкнуло.

На крики в кабинет заглянул лакей. Заметив его, я стала звать на помощь:

— Спасите!..

Двери распахнулись, в кабинет ворвались уже два лакея и начали оттаскивать Кларенса от его светлости. Естественно тот попытался сопротивляться, но справится с двумя дюжими мужиками не смог.

— Выведите маркиза на улицу, пусть охладится! — приказал Коненталь, оправляя одежду.

И лишь когда Кларенса, по-прежнему изрыгающего проклятья в мой адрес, вытащили на улицу, я покинула свое убежище.

Меня до сих пор трясло от страха. На глаза навернулись слезы. Я уселась на самый краешек дивана, что стоял у дальней стены, и попыталась хоть как-то успокоиться. Мысли судорожно метались в голове. Господи, ну зачем я нахамила камердинеру?! Теперь Кларенс не успокоится, пока не отомстит мне. Нужно как-то обезопасить себя… Но как?

Тем временем его светлость, несколько отдышавшись, подошел к столику и, плеснув в стакан бренди, направился ко мне. Усевшись рядом, герцог подал стакан, но руки у меня так дрожали, что ему пришлось помогать.

Лишь сделав пару глотков и выждав, пока обжигающая жидкость упадет в желудок, я судорожно вздохнула. А еще нужно как-то объяснить герцогу, что произошло вчера… Но как? Сказать правду? Тогда совсем окажусь виноватой. Ведь это я воспротивилась воле супруга, это я разозлила его и я… Боже, насколько же бесправна женщина в этом мире!

Естественно поступить так я не могла, ведь не самоубийца же! Значит, нужно будет что-нибудь соврать. Только что? Как все объяснить, но так чтобы при этом меня не уличили во лжи?!

Лишь только после пары глотков для храбрости, я рискнула попробовать выкрутиться:

— Вчера я не смогла… — начала я, но сбилась. — Я не… — и снова замолчала. А потом внезапно осененная догадкой, продолжила совершенно в ином ключе. — Это я во всем виновата! Я знаю, что должна была… Я не смогла… Я, правда старалась, как вы мне говорили…

— Выпей еще, — герцог сунул мне под нос стакан и, по-прежнему помогая, заставил проглотить остатки.

Я благодарно кивнула и допила, а герцог, все это время сидевший рядом, даже заботливо забрал его из рук и поставил на столик, стоявший возле дивана.

В голове практически сразу начало шуметь, а я, подстегиваемая винными парами и желанием сбежать от Кларенса как можно скорее, попыталась изложить события так, чтобы те оправдывали меня.

— Это я во всем виновата, — со вздохом повторила я. — Вчера, после поздравлений и вашего прекрасного подарка, милорд повлек меня в спальню. Памятуя, о чем вы мне говорили всю неделю, обдумав все и поняв, что вы абсолютно правы, я… я решила уговорить Кларенса оставить меня рядом с собой. Помня о ваших наставлениях, которые вы сказали еще в самый первый день, я была полна решимости стать маркизу настоящей женой… Но… — тут я на всякий случай всхлипнула, словно мне ужасно трудно об этом говорить, — Я не смогла…

Герцог по отечески похлопал меня по сложенным на коленях ладоням.

— Ну, ну, девочка… Рассказывай…

Я нервно сглотнула. Ложь вроде бы выходила весьма правдоподобной, и я рискнула врать дальше, но так, чтобы при этом ничего не было понятно:

— Сначала все было хорошо… Маркиз… Он… Потом он стал чрезвычайно груб, порвал то красивое платье, что вы специально заказали к приему… Я испугалась… Стала просить… Но… Он начал… Я схватилась за кровать, а она…Ох! Я не могу… — решив подбавить правдоподобности, попыталась заплакать и даже выдавила пару слезинок, но на этом дело встало. Пришлось делать вид, что я пытаюсь сдерживаться. — Я перепугалась, отбежала к камину… Маркиз наступал… Он… Я так испугалась… — и неожиданно для самой себя (похоже бренди оказалось чрезвычайно крепким) я рухнула на колени у ног его светлости и, взмолившись, сжала его руки в своих. — Поверьте мне! Умоляю, поверьте! Я только защищалась! Мне было жутко страшно! — а потом подумала, что помирать, так пьяной и с музыкой, и стала врать уже напропалую: — Кларенс, он как зверь! Он страшный!…

Герцог с сомнением смотрел на меня.

— Сегодня, когда я побоялась спуститься в столовую и когда ваш камердинер сказал, что вы ждете меня у себя… Слуга маркиза явился ко мне и… Я честно сказала ему!… Поверьте, я сказала ему, что буду говорить с вами после завтрака!.. Сказала, что вы ждете меня!.. А мне не поверили… Мне сказали, чтобы я немедленно шла к маркизу или меня доставят силой… Но я знала, что вы ждете меня! И пошла к вам! И вы видите, что произошло! Вы сами были тому свидетелем!.. — и, спрятав лицо в ладонях старика, запричитала: — Я боюсь его! Я так боюсь…

Герцог сначала нерешительно, а потом все более уверенно принялся гладить меня по голове, словно маленькую девочку утешал. А я поплакала еще немного (вернее поизображала что плачу, потому что от бренди меня развозило все сильней), а потом, подняв на старика раскрасневшееся лицо, произнесла:

— Это все так ужасно…

— Я постараюсь переубедить Кларенса, — начал было тот, но я с испугом, прервала его.

— Нет! Нет! Прошу, ваша светлость! Смиренно прошу, только не это! Я боюсь его! Я опасаюсь ему перечить!… Не надо!

— Аннель, вы за мужем, — попытался втолковать мне герцог, — и это на всю жизнь. Так что чем раньше меж вами все наладится, тем…

— А может быть не сейчас?! Может быть потом, со временем, когда Кларенс успокоится, и перестанет воспринимать меня как врага, то передумает, и вернет обратно… — начала я юлить и изворачиваться, а то чего доброго такая забота вернет меня к тому, с чего начинали, то есть непосредственно в руки к супругу. — А пока, прошу не надо! Мне проще будет уехать в разрушенную усадьбу, и переждать его гнев, чем… Я не знаю, чем заслужила такую ненависть с его стороны! Я старалась… Я хотела всем сердцем стать настоящей маркизой, но… Ваша светлость, я поеду в Адольдаг, как велит мне мой супруг. Я не знаю, как буду там существовать, не знаю что буду делать, но исполню все, что от меня потребует Кларенс, и буду жить там, пока не вызову его милость к себе.

Черты лица герцога потихоньку разглаживались. Не знаю, купился ли он на мою топорную ложь, или продумывал что-то свое, но вдруг поняла, что он сейчас мне что-нибудь предложит.

— Если ты так настроена, дитя мое, — начал он. — Если не хочешь, чтобы я еще раз поговорил с племянником…

— Нет! Прошу! Не надо!

— Ну, хорошо, хорошо, — примирительно продолжил Коненталь, — я помогу тебе. Не знаю озаботился ли Кларенс о твоей жизни в усадьбе… Хотя что я говорю! Конечно же нет… Так вот, я скажу Бейкбору, чтобы он отобрал слуг, которые поехали бы с тобой.

— Спасибо, спасибо! — горячее зашептала я, прижавшись лбом к его ладоням. — Вы мой спаситель! Вы…

— И дам тебе сто марок золотом.

Я ахнула, вскинув на него потрясенный взгляд (хоть я и не знала точной стоимости денег, но из рассказов Меган кое-что выяснила, и теперь могла понять, что это будет весьма внушительная сумма). Его светлость тепло улыбнулся мне в ответ.

— Если будешь экономно тратить только на себя, то вполне продержишься до того момента, когда Кларенс передумает. Однако ему ты ничего не скажешь. Поняла?

— О да, ваша светлость! Я так вам благодарна!.. Я…

Немного смутившись, герцог проворчал:

— Веди себя как положено маркизе, Аннель, — упрекнул меня он. — Встань с колен.

Я поднялась и замерла в нерешительности, а герцог заметил это и спросил:

— Что-нибудь еще? — я молча кивнула — Ну, же! Говори, — подбодрил меня он.

— Ваша светлость, я могу просить вас?

— Конечно.

— Ваша светлость, я за эти дни так привязалась к Меган, что хотела бы… Ваша светлость, я могу взять ее с собой в усадьбу?

— О, какие пустяки! — махнул рукой герцог. Он явно ждал запросов покруче. — Конечно, можешь! Я даже позволю из отобранных Бейкбором людей выбрать, кого бы ты хотела с собой взять.

— Ваша светлость, я так благодарна! Так благодарна!

Поднявшись с дивана, я присела в реверансе, выказывая глубокое почтение.

— Раз так все обернулось — ступай, — отпустил меня Коненталь. — Тебе требуется приготовиться к дальней дороге. Надеюсь, тебе хватит времени, и ты успеешь…

— Я всеми силами буду стараться, ваша светлость! — пообещала я, еще раз приседая.

Вернувшись к себе в комнату, я первым делом обрадовала Меган, что у меня получилось уговорить герцога дать мне с собой в усадьбу слуг. Теперь дело оставалось за ней. Ей необходимо было устроить все так, чтобы дворецкий отобрал для усадьбы именно тех, кого нужно. Девушка заверила меня, что у нее все схвачено и если не она, то мистер Порриман обязательно договорится с Бейкбором. А потом мы начали сборы, которые оказались неожиданно долгими, несмотря на отсутствие имущества. В дорогу я решила поехать в своих вещах, оставив из местных нарядов только платье, да и то без корсета.

Поскольку герцог отдал мне в безраздельное пользование гардероб, обнаруженный в шкафу, Меган начала упаковывать его, не пропуская ни одной тряпочки.

— Все, все пригодится, — бормотала себе под нос девушка, утрамбовывая в ридикюль найденную большеразмерную сорочку.

— Это ж надо такую красоту испортить… — ворчала она, дойдя до разорванного бального платья и складывая его в коробку рядышком с целыми. — Но ничего, ничего… Подол-то целый! Вот если?.. Ничего, я еще найду ему применение…

А я сунула нос в свою сумку. Вынимая из нее вещи, я словно к дому прикасалась. На глаза невольно навернулись слезы. Вот маникюрный набор, минимальный набор косметики, флешка… Зачем она мне теперь? Здесь ее даже вставить неуда. И судя по развитию технологий здесь еще лет сто пятьдесят, а то и двести будет некуда…

Вот сотовый. Уже разрядился, или?..

Я нажала на кнопочку и запиликала знакомая мелодия запуска 'Nokia'. Экран загорелся, однако сеть так и не была обнаружена. Я была не удивлена. Полистав по функциям, я дошла до радио и в абсурдной надежде попыталась поймать хоть какую-нибудь волну. Естественно ничего не удалось, лишь белый шум слышался из динамиков. Тогда я добралась до папки с музыкой и запустила песни одну за другой. Закрыв глаза и не замечая бегущих из-под век слез, я слушала их, пока телефон не начал предупреждающе мурлыкать, что зарядка скоро закончится. А потом когда энергии осталось лишь на самую чуточку я, поставила последнюю, самую любимую лирическую. Я слушала ее, пока телефон окончательно не умер.

Меган присела рядом со мной и не сводила с меня потрясенного взгляда.

И с последними аккордами, когда монитор погас уже насовсем, девушка ошеломленно прошептала:

— Должно быть ваш мир прекрасен, раз в нем есть такая музыка…

Я ничего не сказала в ответ, лишь слезы еще сильней побежали.

Тогда Меган тихонечко встала и, вынув ключ из кармана передника, пошла к двери.

— Я оставлю вас, миледи, — едва слышно сказала она и, затворив двери, с той стороны заперла ее.

Я ничего не имела против. Сейчас я была не готова кого бы то ни было видеть.

Думаю идею закрыть меня в комнате, девушке послало провидение. Буквально через несколько секунд в коридоре послышался стук каблуков и раздраженный донельзя голос Кларенса произнес:

— Где эта стерва?!

— Не знаю, милорд, — это ответила ему Меган. — Миледи пришла, распорядилась, чтобы я упаковала ее вещи и ушла.

— Не ври мне!

— Я не смею, милорд! Она отдала приказание и куда-то ушла. А я лишь должна собрать одежды…

— Не смей упаковывать ни одной тряпки не принадлежащей ей!

— Как прикажете, милорд! Все исполню точь-в-точь!

С той стороны дернули дверь, но, убедившись, что она закрыта, оставили в покое.

— Найду гадину — лично придушу! — пообещал мой супруг.

А потом послышался удаляющийся перестук каблуков, и коридор погрузился в тишину.

Кларенс ворвался в кабинет к герцогу со словами:

— Она еще у тебя?!

— Во-первых, кто именно? — жестко осадил его светлость, отрывая взгляд от бумаг, разложенных перед ним на столе. — Изволь называть всех своими именами. А во-вторых, не смей входить сюда подобным образом, и во взвинченном состоянии. Ты маркиз и тебе не приличествует…

— Оставьте свои нотации! — рявкнул в ответ мужчина. — Вы прекрасно поняли, про кого я веду речь! Так я еще раз спрашиваю, где эта стерва?!

— Я не буду разговаривать с тобой, пока ты в подобном тоне отзываешься о своей супруге. Позволь тебе напомнить, что это не я, а именно ты привел ее в дом, сделав маркизой без моего на то согласия. Теперь изволь отвечать за последствия! Она твоя жена, Кларенс, и ты должен понимать…

— Я ничего не должен! — взвился тот. — Это вы подтолкнули меня на поиски невесты и брак!

— Я не отправлял вас, семерых дуралеев…

— Зато, именно вы с папашей не оставили мне выхода!

— Ах ты щенок! — герцог не выдержал и, опираясь на руки, приподнялся из-за стола. — Ты самостоятельно ввязался в авантюру, нашел себе жену!.. Ладно, оставим в покое твою супругу, и посмотрим на всю ситуацию в целом…

— Я не собираюсь с вами об этом разговаривать!

— Сядь и слушай! Иначе…

— Иначе что?!

— Не заставляй меня подключать все рычаги давления! — неожиданно холодно и спокойно пригрозил герцог.

— У вас их нет, — огрызнулся Кларенс, однако все же уселся в кресло, стоявшее в стороне от стола. — Теперь, когда я владею всеми капиталами рода Мейнмор…

— Ты хотел сказать — всеми долгами, — сухо напомнил герцог. — Смею напомнить, что пока под мое поручительство отсрочены платежи по векселям, однако если ты настаиваешь и желаешь единолично разбираться…

Он вышел из-за стола и замер напротив сидящего племянника.

— Я давно хочу поговорить с тобой о сложившейся ситуации.

— Внимательно вас слушаю, — скривился Кларенс, даже не попытался встать.

— Сейчас мы будем говорить с тобой не об Аннель, не о браке с ней — я не буду лезть в твои семейные дела, со своей женой разбирайся сам. Я желаю поговорить с тобой обо всем том, что произошло ранее.

Кларенс скривился еще сильней, на его скулах заходили желваки, словно он изо всех сил пытался сдержаться, однако ему это не удавалось.

— Даже не трогайте Вивьен! — предупредил он. — Даже не смейте думать, что…

— Кларенс, ты прекрасно должен понимать, что эта женщина практически пария при дворе.

— Она сводная сестра будущего консорта!

— Вот именно сводная! Но бог с ней, что сводная… После того, что она вытворяет… Кларенс, ты должен остерегаться ее как чумы! Зачем ты во все это ввязался?! Трастовый фонд Верингофов… Ты с ума сошел?! Господи, да когда я это узнал, со мной чуть удар не случился! Кларенс ты…

— Не учите меня жить! — огрызнулся тот.

— Не учить жить?! — не выдержав, герцог повысил голос. — Ты ввязался в такую аферу! Потратил деньги… Ты их проиграл! Кларенс, ты их проиграл! Ты понимаешь, что ты натворил?! И даже если я постараюсь все как можно дольше скрывать, через год, максимум полтора грянет королевская проверка. Министр финансов по распоряжению короля отправит своих подчиненных проверить…

— Я выкручусь.

— Как?!

— Не ваша забота.

— А, по-моему, как раз моя, — отрезал герцог. — Именно мне полагалось уже доложить о случившемся его величеству! То, что ты натворил не без подсказки Вивьен, пустившись во все тяжкие… Кларенс, ты должен понимать, что, несмотря на родство, несмотря на твою дружбу с принцем, будущим консортом, и на то, что он просто беззаветно любит свою сестру, что бы та не вытворяла… Ей ничего не простят! Она все равно ответит за все свои дела. Ты не должен был лезть к Верингофам. Вы не должны были! Никогда.

— Теперь-то уже поздно! — маркиз вскочил из кресла и встал напротив дяди. — Я сделал это! Сделал!..

— Ну, хорошо, сделал, — согласился герцог. — Но давай посмотрим на ситуацию под другим углом. Чтобы заполучить наследство, неделю назад ты обвенчался с Аннель. Несмотря на то, что она не родовита, не обладает никакими капиталами, даже в этом случае еще не поздно повернуть дело в свою пользу. Может быть даже хорошо, что ты недавно обвенчался с ней. Мы можем с тобой хоть что-то извлечь из случившегося! — принялся убеждать племянника его светлость. — Сейчас у тебя еще есть прекрасная возможность выпутаться из ситуации, пока о ней никто не знает, и свалить все на других.

— На кого? — подозрительно уточнил Кларенс, но герцог Коненталь, словно его не слыша, продолжил:

— Вот смотри, я вам с супругой предоставил возможность провести медовый месяц у моря. Даже не один, а целых три. Так уезжай, прошу тебя, уезжай! А там глядишь, тебе понравится, и ты задержишься до полугода. За это время все более или менее уляжется. Я этому поспособствую. Возможно, удастся перевалить вину за случившееся на Вивьен. Я знаю, что доказательств мало, однако если потянуть…

— Нет! Нет! — племянник словно взбесился, и чтобы удержать его на месте, герцогу пришлось ухватить его за плечи.

— Кларенс, послушай…

— Даже не смейте думать про такое! Я никогда…

— Кларенс, ты роешь себе могилу! — его светлость попытался встряхнуть его. — Уезжай с Аннель! Не отправляй ее в усадьбу, а уезжай! Девочка старается стать тебе настоящей женой…

— Женой?! — маркиз скинув дядины руки, отступил на пару шагов назад. — Вот мы и дошли до того, откуда начали! Эта стерва, выгнала меня из своей спальни кочергой! Опозорила при слугах! Я ей этого никогда не прощу! Лично придушу!.. Хотя нет… Я ее сначала заставлю умолять!..

— Кларенс, уймись! Девочка перепугалась! Возможно, ты был слишком горяч?!

— Горяч?! Зато теперь я холоден, как лед! Я на коленках заставлю ее ползти до Алольдага! Видимо урока на ступеньках ей не хватило!.. Ну что ж, теперь она у меня хорошо его запомнит! На всю жизнь! Свою короткую и мучительную жизнь! Так унизить меня?!..

— Кларенс! Подумай о деньгах Верингофов! Уезжай с Аннель, а эта пария пусть сама разбирается с тем, что натворила. Пусть Вивьен расхлебывает…

— Нет! Вивьен моя и я ее не оставлю!..

— Твоя, и еще всего гвардейского полка! Вчера, после того как она отсюда уехала — я уж молчу, что ты посмел пригласить ее сюда и усадить рядом с собой!.. Так вот, уехав от нас, она загуляла с тремя…

— Вы лжете!

— Да вот депеша, доставленная с утра!

Герцог кинулся к столу и схватил одну из бумаг, чтобы сунуть племяннику.

— Мне как первому канцлеру доложили, что ночью они вытворяли! Побили королевскую оранжерею! На глазах у всех, прямо у фонтана творили разврат… Кларенс одумайся!

— Вы лжете! Ваши депеши предназначены, чтобы очернить… Хотя!.. — отступив от герцога еще дальше он расхохотался. — Как жаль, что меня не было там! Уж я бы доказал!..

— Кларенс!..

Но тот, не слушая, уже выскочил за дверь.

Меган вернулась с подносом уставленным кучей всяких вазочек со сладостями и большим фарфоровым чайником. К этому времени я уже пришла в себя и готова была действовать дальше. Мы с Меган попили чаю, и я приступила к дальнейшему разбору вещей, но уже без прежних сентиментальных переживаний. Я пересмотрела объемный пакет с семенами, что купила непосредственно в тот день, разобралась с остальным содержимым сумки. А девушка тем временем упаковала все, до чего смогла дотянуться, что хотя бы отдаленно можно было назвать моим. Ее запасливости я поражалась чрезвычайно. Она напоминала мне того хохла из поговорки, который 'все до себе'.

— Знаете что, миледи, — Меган разогнулась и, уперев руки в боки, по-хозяйски оглядела составленные посреди комнаты коробки и сложенные в кресле ридикюли, а потом в задумчивости произнесла. — Я думаю вам нужно взять с собой побольше пустого багажа.

— Зачем? — удивилась я.

— Ну, миледи, вы прямо как дитя! — протянула она несколько разочарованно, но тут же осеклась и извинилась: — Простите великодушно! Я без умысла ляпнула…

— Ничего страшного, — отмахнулась я, понимая, что во многих вещах в этом мире разбираюсь как младенец. — Ты мне лучше объясни, что ты имеешь ввиду, предлагая такое.

Немного помявшись, девушка начала объяснять.

— Вам же маркиз денег на содержание дал? Так?

— Герцог.

— Не вижу особой разницы, — отмахнулась она. — Главное, что они у вас есть. Так вот, Шарль… мистер Порриман мне сказал, что в той области, где расположена усадьба, даже в пяти днях пути ни одного городка не сыщешь, чтобы путевый рынок был. Поэтому в дороге нам необходимо будет сделать закупки… Ведь жить же по началу нам как-то надо? А там не город, чтобы раз и сбегал до бакалейной лавки. Так вот, мы сделаем эти закупки, а куда их положим? И на чем повезем? Ведь неразумно же потом свои же деньги тратить на короба и на тягловую силу. Лучше уж сразу все это у герцога взять. Думаю, он не обеднеет от одного лишнего возка. Правда ведь?

Я только покачала головой девичьей предусмотрительности. Вот хитрюга растет! В будущем ей быть экономкой большого имения и никак иначе.

На удивление весь день Кларенс меня не беспокоил. Кажется, его вообще в особняке не было. Я все гадала — неужели смогла так разозлить его, что от гнева он сбежал куда-нибудь проветриться?! Вообще-то это было маловероятно, однако произошло все именно так.

Утром появились четверо недовольных всадников в мундирах и объявили мне в приказном тоне, что они направлены из гвардейского полка ее высочества, дабы сопроводить меня до места, а потом вернуть всех лошадей и сани, что доставят меня туда, обратно. Я лишь скрипнула зубами, но ничего не сказала.

Мой муженек думает, что предусмотрел все? Но посмотрим, кто кого переиграет и в итоге выйдет победителем!

И вот уже третий день мы были в пути. Монотонный пейзаж не утомлял, однако и не радовал глаз. Мы с Меган сидели в первых санях, прижавшись друг к другу как можно тесней, чтобы сберечь тепло. Ее будущий супруг, изредка бросавший скрытые, как он сам думал, взгляды полные обожания, правил лошадьми. Во вторых санях ехали миссис Порриман — или миз Кейт, как ее звали девушки и Агна — девушка лет двадцати, застенчивая и робкая брюнетка с блестящими волосами, убранными в простой узел. На облучке, естественно, сидел сам мистер Порриман. В третьем возке верхом на тюках сидели трое парнишек — дети Порриманов. Вчера мы заехали в деревню к бабке, чтобы забрать их, а заодно заночевать в трактире. И вот сегодня неспешно катили дальше на северо-запад, к окраинам королевства.

На четвертый день пути Меган начала толкать меня в бок и шипеть, чтобы я потребовала у наших конвоиров завернуть в Тосмут — крупный купеческий город, мол, там будут приемлемые цены на товары. Но вышло так, что за меня это сделал мистер Порриман. Он обратился к гвардейцам с просьбой, однако в ответ получил грубый отказ. Похоже мой муженек науськал их так сильно, что решили нигде не задерживаясь дольше чем на ночь. Еще поначалу, когда в момент отъезда, наши конвоиры увидели, что я буду не одна, а со слугами, поначалу возмутились, и лишь вмешательство герцога спасло всех. И теперь они не давали нам никуда заехать.

— Миледи, надо что-то придумать, — сдавлено на ухо зашептала Меган, когда после обеденного отдыха мы вновь тронулись в дорогу.

Я задумалась. Обычно в ситуациях я действовало стихийно, как например, было с кочергой и 'выплакиванием' слуг у герцога. А нынче как назло в голове не было ни одной идеи.

— Вам надо заболеть, — вновь зашептала Меган, поняв, что от меня в этот раз толкового ответа не дождаться.

— Вот так, сходу?! Они ж не поверят, — так же тихо ответила я.

— Сразу и не надо. Начинайте потихонечку изображать из себя умирающую. Главное чтобы к вечеру вы даже идти не могли. Под таким предлогом, мы заставим этих… Ух шельмы! Мы заставим их заехать в Тосмут, скажем, что вас доктору показать надо, и все такое.

— Так доктор сразу поймет, что я здорова.

— А вы так заболейте, чтобы он не понял, — упрямо ответила девушка.

И я начала размышлять. Интересно чем у них местные состоятельные дамочки болеют, раз докторов к ним таскают? Простуды и все прочее отпадает, а то еще взаправду заболею — а тут медицина никакая. Надо что-то безопасное, такое чтобы…

— Меган?! — позвала я девушку; она обернулась и вопросительно посмотрела на меня. — У вас барышни нервными расстройствами страдают?

— Нервически что ль?! — переспросила она и, получив утвердительный кивок, продолжила: — А как же! Вдругорядь с какой-нибудь личной служанкой поговоришь, а у нее то барышня занедужила от неразделенной любви, то просто хандрит, когда на улице дождь. А прислуга бедная с ног сбивается.

Ага, ясно! Вот и идея. Один раз я подобное со слезами провернула, почему и здесь не попробовать? Ведь логичней всего, когда муж жену выпроваживает… И я начала.

Сперва я сидела печальная, словно ничего меня в жизни не интересует. Взгляд пустой, рассеянный. Потом слезу пустила. Правда, для этого у Меган пришлось лука у Порриманов из их личных запасов попросить, но в итоге получилось отлично. Сколько себя помнила, как только лук разрежу — слезы градом, из носа течет… И так минут пятнадцать, пока не умоюсь. И потом лицо отекшее, словно полчаса белугой ревела.

Вечером Меган с взволнованным видом, начала что-то втолковывать гвардейцам. Они по началу от нее отмахивались, однако ко мне стали повнимательней присматриваться, а когда к деревеньке подъезжать стали, где собирались остановиться на ночь, так и вовсе глаз спускать перестали. А я вовсю делала вид, будто безутешна. Ну прямо мировая трагедия разом приключилась! А когда нужно было из саней идти к трактиру, то вовсе расписалась, словно меня ноги не держали. В итоге меня в комнату на руках Питер затаскивал.

А под ночь мы устроили шоу. Чтобы изображать сохнущую по мужу и безвинно обиженную женщину, мне пришлось всхлипывать пару часов, причем так, чтобы наши сопровождающие, которых миз Кейт и Агна под разными предлогами наверх таскали, слышали все это.

Потом я вроде бы как затихла, а когда гвардейцы улеглись спать, аккурат за стенкой, выступление продолжилось. Чего мы только с Меган и Агной не устраивали?! Посуду щербатую поколотили, которую Агна выкупила за три медных гроша у трактирщика и протащила тайком в комнату, показательные истерические вопли с уговорами длительностью часа на три закатили.

Мы с девушками сидели на кровати, завернувшись в пледы и я вопила и стонала, что сил моих нет, хочу к нему, и жизнь мне не мила и тому подобное. А девушки вроде как уговаривали меня, что все будет хорошо, причем тоже не шепотом.

В итоге наутро что мы, что наши конвоиры были жутко не выспавшимися. Зато их обработка у Меган прошла как нельзя лучше. Не знаю, что она там им плела, однако, едва меня свели под руки всю уреваную (лук навсегда!), то мужчины, ни слова не говоря, повернули коней и мы к обеду были в Тосмуте.

Город оказался относительно большим. Почему я говорю относительно? Для меня жительницы двадцать первого века город численностью в двести тысяч маленький районный центр, а для Меган и всех остальных те же двести казались небывалой величиной.

Торсмут естественно не был окружен стеной, я даже не поняла толком, когда мы въехали в него. Сначала тянулись жалкие лачуги, потом дома получше, и когда начались двухэтажные постройки и улицы с тротуарами, а на домах появились вывески, я поняла что мы приехали.

Я бы с огромным удовольствием вертела головой по сторонам, если бы могла себе позволить, а так мне приходилось разыгрывать истеричку и если не рыдать, то, как минимум, хлюпать носом и не реагировать на окружающее.

Наши конвоиры, явно знакомые с городом, дотащили нас до приличной гостиницы (все забываю сказать, что перед отъездом герцог передал им денег, якобы от Кларенса, чтобы платить за постой, пока мы будем добираться до места). Вытаскивание меня любимой естественно повторилось. Меган завывая не хуже пароходной сирены, вызывала дополнительный переполох… Это она якобы так утешала меня, а на самом деле оттягивала большую часть внимания на себя. Не могла же я все время реветь, даже с помощью лука?! Запах уже начал витать ореолом вокруг, и наши конвоиры вскоре могли задаться ненужным вопросом. А держать их в напряжении нужно было постоянно. А ну как повернут и пустятся в дорогу?!

Но вот, слава богу, все завершилось: мы расселились — меня в одну комнату с Меган и Агной, чтобы они за миледи присматривали — а гвардейцы рванули за врачом.

Девочки, конечно же, сразу начали готовить меня к главному действию 'Обмани дохтура', как назвала этот балаган Агна. Переодевшись в ночнушку, я принялась щипать себя за щеки, чтобы они слегка припухли и покраснели. Меган побежала на кухню за луком, а Агна принялась за распаковку окна, которое тщательно запечатали на зиму, ведь луковый запах как-то потом выветрить надо.

Мы уже почти закончили приготовления: едва я начала резать лук и слезы потоком хлынули из глаз, как в двери постучали. На секунду мы замерли, а потом словно по команде метнулись все по своим местам. Я нырнула в разобранную Агной постель. Меган кинулась к распахнутому окну, чтобы скинуть с подоконника вниз разделочную доску с луком и затворить ставни. А Агна, лицо которой приняло скорбно-заботливое выражение, подошла к двери, чтобы открыть.

Стук повторился. Меган еще раз окинула комнату, чтобы убедится, что все в порядке, и дала команду Агне. Та распахнула дверь.

На пороге предстал невысокий, лысоватый толстячек, в смешном пенсне, которое впрочем, его не спасало — он по-прежнему подслеповато щурился. Доктор был облачен в потертый камзол, явно узковатые ему кюлоты и сероватые чулки, носившие следы штопок. На плечах у него был плащ, который он тут же скинул в подставленные руки Агны. За его спиной маячил один из наших конвоиров. Видимо лично решил пронаблюдать и услышать диагноз.

— Так вы наша больная? — несколько невнятно начал он, приближаясь к кровати, на которой я лежала с безучастным видом. — Ну что ж, посмотрим, посмотрим…

Он уселся на пуфик, заботливо подставленный Меган, взял мою безвольно лежащую поверх одеяла руку и принялся нащупывать пульс.

Естественно я только внешне выглядела спокойно, а вот внутренне… Я ж не йог, способный контролировать ритмы сердца, а оно-то у меня стучало лихорадочно, выделывая кульбиты. Доктора это озадачило. Он внимательно осмотрел мое несколько опухшее лицо, заплаканные глаза и еще раз внимательно посчитал пульс. Результаты вновь сошлись.

— Что беспокоит миссис?..

— Миледи Кларенс Мейнмор, — подсказала Меган.

Оказалось, она стояла у него за спиной и не спускала с доктора напряженного взгляда.

— О-о-о! — взволнованно выдохнут тот. Похоже, он не ожидал, что его позовут к столь высокородной пациентке. — Прошу прощения, миледи! — врач нервно поерзал на пуфике. — Я прошу, поделитесь, что…

Я собралась с духом и как можно правдоподобнее постаралась разрыдаться, но вышло нечто среднее между воплем и ревом:

— Он отослал меня-а-а!.. Он меня не люби-и-ит!.. Я… Я-а-а… А он… Ох…

И повернувшись, уткнулась в подушку, чтобы хоть как-то задавить внезапно накативший смех.

Не знаю отчего, но неожиданно меня начало распирать с хохота. Я старалась сдержать его, однако некоторые всхлипы прорывались наружу, а плечи вздрагивали.

— Ну-ну, миледи… — я почувствовала на спине успокаивающую руку доктора.

Но тут как разъяренная фурия подлетела Меган и оторвала от меня мужчину. Слава богу тот счел, что я рыдаю.

— Посмотрите, что вы наделали! Мы только кое-как успокоили ее! А вы?!.. Миледи, миледи, — тут же заворковала она возле меня, оббежав кровать и подойдя с другой стороны, но, увидев мои смеющиеся глаза, еще больше покрасневшее лицо и закушенную с хохота губу, все мгновенно поняла. — Миледи, успокойтесь, — продолжила уговаривать она, не спеша отрывать меня от подушки, и просто гладила по плечу. — Все будет хорошо… Все замечательно… Мы с вами лишь съездим туда, посмотрим что там происходит, а потом сразу-сразу вернемся обратно. Вот увидите. Как только мы приедем, ваш супруг все поймет и пошлет за вами… И любить вас будет пуще прежнего… — и тут же зло бросила доктору: — Вы что не видите, что у миледи нервы?! Спросили бы все у меня. Я ее камеристка.

Я наконец-то справилась со смехом и смогла оторваться от подушки. Сделав вид, что более или менее успокоилась и выбилась из сил, я безвольно перекатилась на бок, чтобы из-под полуопущенных ресниц наблюдать за доктором.

Лицо у того надо сказать было растерянным, похоже, до этого ему не попадались пациенты такого высокого полета, и такие дерзкие камеристки.

А тем временем Меган вновь, как пуля, обежала кровать и, ухватив доктора за руку, потащила к окну. Я проследила за ними взглядом, как вдруг заметила, что на подоконнике… О боже! Там на подоконнике мы забыли половину луковицы! Если доктор ее сейчас заметит… А Меган, как назло, тянет его именно к этому одному из двух окон в комнате.

'Надо что сделать!', - мелькнула мысль, и я начала изображать что задыхаюсь.

Взгляды всех присутствующих тут же обратились ко мне. Ближе всех ко мне была Агна. Она добежала первой и уже склонилась, как я поднялась к ней и, будто бы стремясь распахнуть себе ворот ночнушки, прошипела:

— Лук на подоконнике! — а потом громче, со стоном, добавила для всех: — Окно… Окно…

Началась некоторая сумятица. Доктор не врубишись, что происходит, ринулся назад, Меган за ним, а Агна как раз устремилась на их место. Они на пару секунд застряли в узком проходе у изножия кровати, но тут Агна проскочила и, незаметно захватив лук одной рукой, другой распахнула настежь неплотно затворенные рамы.

Я с облегченным вздохом откинулась на подушки — вроде как упокоилась. А доктор наконец-то добрался до меня, потрогал вспотевший от испуга лоб, пощупал лихорадочный пульс. Едва он закончил, его в сторону вновь оттащила Меган, теперь уже предусмотрительно к двери, и начла что-то тихо втолковывать, периодически указывая на меня и строя при этом скорбные рожицы.

Минут пять они о чем-то поговорили. Вернее, говорила одна девушка, а доктор задавал ей какие-то короткие вопросы. Я же все это время старалась лежать с безучастным видом. А потом доктор направился ко мне.

Достав доисторический статоскоп… Хорошо, для меня доисторический, а для него вполне современный — в виде трубочки с уширениями на концах — один больше, другой меньше и в распахнутый ворот принялся прослушивать меня вовсе без всяких указаний, то есть, не говоря, дышать мне или наоборот не дышать. Потом еще раз пощупал мой лоб, проверил пульс, посмотрел в глаза…

— Я пропишу миледи ладанум. Давайте ей в указанной дозировке два раза в день. Он ей поможет.

И тут подал голос наш конвоир, до этого молчаливо стоящий столбом в стороне.

— А когда мы сможем продолжить путь?

— Думаю через денька два, три. Миледи полегчает, и тогда без вреда для ее здоровья сможете смело ехать, — ответил доктор.

— А если с вредом для здоровья? — угрюмо уточнил гвардеец.

Доктор вскинул на него удивленные глаза, поверх пенсне.

— Тогда я вам не гарантирую, что нервичиские припадки у миледи прекратятся. Боюсь, они даже усилятся.

Когда я увидела, как после этих слов вздрогнул этот здоровяк, то едва не издала торжествующий крик. У нас все получилось! Меган и Агна едва заметно кивнули друг другу. Глаза их светились затаенной радостью.

А доктор тем временем отдал рецепт конвоиру и, подхватив чемоданчик, который он, заходя, поставил на комод у двери, покинул комнату. Гвардеец еще раз окинул нас угрюмым взглядом и тоже вышел, закрыв за собой дверь.

Когда мы остались втроем, то все же шепотом издали ликующий вопль. У нас вышло обмануть охрану и выиграть время на закупку нужных вещей для ссылки в усадьбу.

На следующее утро я, Меган и миссис Порриман отправились на базар. Агну оставили вместо меня в зависимости от ситуации изображать больную или следить за больной.

А получилось так. В тот же день, через пару часов наш конвоир притащил из аптеки бутылочку темного стекла. Меган прямо перед ним демонстративно намешала мне, а потом пошла поить. Я вяло побрыкалась со словами: 'Оставьте! Ах, оставьте!', но потом вроде как выпила и быстренько заснула. Гвардейцы, не смея заходить в комнату к благородной леди, пронаблюдали от дверей и довольные ушли по своим делам. А мы, естественно, отправились по своим.

Первым делом мы прикупили женские мелочи. Я, наплевав на рекомендации герцога 'тратить исключительно на себя', приобрела два свертка бельевого полотна, сверток шерстяной материи на платья и верхнюю одежду, сверток фланели, сверток немаркого серого сатина, пол свертка плотного драпа. Зачем я все это делала? А потому что когда я спросила своих спутниц, где тут магазин или лавка, чтобы я смогла купить удобную одежду, чтобы жить и работать в усадьбе — они удивленно посмотрели на меня и сказали, что мы, мол, все шьем сами, а знатным леди — модистки!..

Да чего говорить — в этом мире только-только изобрели швейную машинку, она была весьма большой, неудобной и стоила она исключительно дорого! Пришлось покупать так же неслабый набор игл в придачу и прочих необходимых мелочей для рукоделия. А тот набор бальных платьев, которым меня наградил его светлость… У меня даже слов для них было! В общем пусть лежит себе в стороне, в коробках. Куда надевать в захолустье кружево и шелка, кринолин и утяжку в талии сантиметров на десять, я не представляла.

Потом мы пошли на рынок, где я придирчиво осмотрела все, что продается из овощей длительного хранения, и особенно, которые из них пригодны для посадки. Картофель в этом мире был, и я благополучно приобрела два мешка семенной картошки, которую мне пообещали принести в гостиницу. Я так же прикупила полмешка мелкого лука, вроде семейного, он в отличие от обычного он мог долго храниться не портясь. Ох как Меган кривилась, когда я брала его, головки все мелкие не больше перепелиного яичка, а вот миз Кейт наоборот, смотрела на все мои действа положительно.

Когда я узнала, сколько стоят деньги в этом мире, и сколько дал мне герцог, то оценила его щедрость. Оказалось, на 20 золотых марок вполне безбедно могла прожить семья лавочников средней руки или многодетная семья крестьян. И еще на следующий год осталось бы! Но я все равно решила экономить! Мало ли куда понадобятся деньги?! Да и на побег, экстренный или запланированный неплохо бы отложить.

Еще я купила чеснок, горох, фасоль, бобов немного, так еще кое-что по мелочи. И, наконец, я дотащила всех до сапожных рядов. Конечно, обувь там тачали на заказ, но я уговорила нескольких мастеров показать те заказы, которые так и не забрали, и подобрала себе по ноге удобные осенние и зимние ботинки. Правда последние были на мальчика, но кто во-первых под длинным подолом увидит, а во-вторых… Да они гораздо удобнее в носке в деревне, чем модельные на каблучке, которые запихали мне в дорогу. Так же я подобрала сапоги для Меган, для миз Кейт и еще договорилась, что завтра подойду с Агной и мальчишками, чтобы и тем подобрали что-нибудь по ноге.

Как мы пробирались обратно груженые пакетами и свертками это отдельный рассказ. Нас едва не поймали наши конвоиры. Одному из них срочно приспичило на двор, но все обошлось. Первой шла глазастая Меган, она-то и успела дать нам команду 'Не высовываться'. А еще повезло, что все ткани мы сторговали в одной лавке и нам их за несколько дополнительных медных монет должны были доставить в гостиницу с черного хода, где-то через час после заката.

Вечером, когда вся гостиница улеглась спать, в моей комнате собрался совет. На нем присутствовали все, кроме мальчишек Порриманов — те, наверное, уже смотрели десятый сон. Мне же необходимо было из первых рук узнать, как обстоят дела в именье, что меня ждет по приезду, какой прием? Ведь худо-бедно кто-то же за ним следил, да и деревня с жителями должна была бы быть при нем. Значит, надо было знать, как у деревенских дела обстояли… Вопросов было много: на какие-то из них мог ответить мистер Порриман, как единственный из нас, кто побывал уже там, а какие-то предстояло решать вместе.

Обсуждали долго и много. Время перевалило уже за полночь, когда более или менее определились. Мы составили список вещей, которые еще дополнительно надо было купить, и я на многие из них выделила деньги мистеру Порриману. Шарлю то есть. Во-первых, ему как мужчине вход во многие места был разрешен, тогда мне как женщине — заказан. А во-вторых, он в местных реалиях гораздо лучше разбирался и мне лезть, переиначивать что-то на свой манер было бы глупо. Пока я буду опираться на его опыт, а там, как говорится, посмотрим.

На следующий день в гостинице оставили недовольную Меган. Уж очень сильно девушке хотелось поучаствовать в 'приусадебных' покупках, но Агне нужна была нормальная обувь для деревни, а не тонкие туфельки для ходьбы по дому.

С утра, устроив показательное выступление из пары битых тарелок, вопля: 'Сил нет, люблю я его!' и стенания: 'Оставьте меня все, я грустить и плакать буду', меня как бы напоили опийной настойкой, а потом мы все дружно расползлись по городу, чтобы купить как можно больше из того, что нам требовалось по списку.

Итогом нашего двухдневного хождения стали доверху забитые тюки и коробки, которые до этого были полупустыми, сани, наполовину заложенные необходимым, и наполненный доверху возок, на котором ехали мальчишки.

Гвардейцы же все то время, пока мы ходили по городу предпочитали проводить время по трактирам, пропивая герцогские денежки, которые тот дал на ночлег в гостиницах и трактирах поприличней.

Конечно, пару раз они проверяли меня, но им первый день открывала Агна, второй Меган, показывали в щелку двери куклу, смастеренную из одеяла чепца и ночнушки, шептали сдавленно 'Миледи спит', и так же тихо затворяли двери.

Поскольку два дня мы бегали по рынкам, как савраски без узды, и успели приобрести многое из нужного (то, что не купили — просто найти не смогли), то на третий решили не оставаться.

По утру, я отоспавшаяся и довольная… Вернее такая я была в душе, а внешне набеленная, с синевой под глазами (белила для лица и пепел из камина, умело наложенные перед зеркалом создали нужный эффект немочи и бледности), спустилась вниз, молча поела со всеми за столом. Гвардейцы, видя мою 'поправку', затягивать со сборами не стали, радостно загрузили всех по местам и уже часам к десяти мы были в дороге.

Замедлившийся ход нагруженных саней удачно скрыла оттепель, наступившая, пока мы прочесывали рынки в Тосмуте. И теперь мы неуклонно приближались к месту ссылки — усадьбе Адольдаг.

Через неделю наконец-то добрались до усадьбы. Не скажу, что была нескончаемо рада окончанию пути, но неспешная езда на таком непривычном виде транспорта как впряженная лошадь, да еще по морозцу, вымотала. Устала в основном от озноба, что верно начинал продирать уже через пару часов после посадки в сани. От него не спасали ни теплые пледы, в которые укутывались по пояс, ни наброшенные на плечи шали. Сырой воздух, приближающейся весны, не оставлял шансов надолго сохранить тепло.

Вдалеке показалась деревня. Однако на таком большом расстоянии невозможно было разглядеть какова она: обширна ли, богата, а может наоборот маленькая да бедная. Видно было лишь темную полоску строений, с вьющимися дымками топящихся очагов, на серо-белом безмолвии подтаявшего снега.

Гвардейцы, никуда не сворачивая, мчали к усадьбе, что медленно наплывала на нас мрачными неопрятными пятнами запущенного сада и угрюмого скособочившегося дома. В мыслях в первый раз за все время промелькнула предательская мысль, что мне следовало оставаться в доме герцога, и попытаться как-то смириться с жизнью с Кларенсом, но я тут же задавила ее в зародыше, не дав обрести полноту или получить хоть какой-нибудь отклик в душе. Закусив губу, чтобы не выдать предательской дрожи, я не отводя глаз, смотрела на приближение к месту своей 'ссылки'.

Дом стоял на небольшом возвышении, и мне были прекрасно видны его окна вкривь и вкось заколоченные досками в центральной части, покосившаяся и местами просевшая крыша, отчего некогда высокий и гордый дом теперь выглядел плюгавым и каким-то пришибленным. Левый флигель покривился на одну сторону настолько, что глазом строителя я определила — если восстанавливать, но начинать придется с фундамента. Похоже, грунт просел, а от этого или фундамент лопнул или… Осмотр покажет. А вот правый флигель был еще ничего, и хотя большинство окон было забрано ставнями, а то и попросту деревянными щитами, несколько из них все же посверкивали стеклом. Рамы со свинцовыми переплетами подслеповато щурились на дневной свет, а покосившийся дверной проем, явно прорубленный на месте еще одного окна, улыбался миру щербатой дверью.

Едва наши конвоиры первыми подкатили к флигелю, тут же из двери, открыв ее со скрипом, показался замшелый старичок. Приложив ладонь ко лбу козырьком, и опираясь на сучковатую палку, он с большим удивлением смотрел на прибытие.

Гвардейцы, ни слова не говоря, быстренько спрыгнули со своих скакунов и, подскочив к впряженным в сани лошадям, начали снимать с них упряжь, когда во флигеле заинтересовались отчего старичок истуканом застыл в дверях, и выглянули посмотреть… А выглянули: бабушка, с фигурой бочонок: грудь, талия и бедра — все одного размера, позади нее приподнявшись на цыпочки стояла молодая женщина с изможденным лицом и сопливый мальчишка лет пяти с любопытством смотрящий из-за ее подола.

Гвардейцы уже успели распрячь лошадей, прицепили за поводья их к своим седлам и, взлетев в седла, умчались прочь. А мы растерянные остались сидеть в санях, оставленных на дороге прямо перед входом.

— День добрый, — несколько растерянно поприветствовала я взиравших на нас людей.

— Добрый, — не то согласился, не то поприветствовал меня старичок. Он, подслеповато щуря глаза почти выцветшие от возраста, внимательно разглядывал меня. — А вы, простите, кто будете?

— Ваша хозяйка, миледи Кларенс Мейнмор, — выглядывая из-за моего плеча, представилась за меня Меган.

Повисла секундная пауза, а потом бабушка уронила глиняный кувшин, который держала в руках.

— Ох-ти ж! — воскликнула она, когда молоко из кувшина, забрызгало ей потертые овечьи чуни и белым пятном растеклось на пороге.

Не знаю, уж кому адресовалось ее 'Ох-ти ж!', моему внезапному прибытию или разлитому молоку, но в нем отразилась вся гамма чувств, которые охватили нынешних жильцов усадьбы.

Пауза затягивалась, словно по Гоголю, когда в пьесе после фразы 'К нам едет ревизор', все актеры замирали. Мы не знали как реагировать, а жильцы усадьбы никак не могли оправиться от шока.

И тут неожиданно Меган, напрочь разбивая тишину момента, осторожно отодвинула меня в сторону и со словами прямо как из рекламы:

— Что стоим?! Кого ждем?! — начала выбираться из саней.

Это и разрушило хрупкий лед молчания.

Ее парень соскочил с передка и помог ей спуститься, потом замер, ожидая, когда вылезу я. Семейство Порриманов и Агна тоже начало активно выбираться. Мальчишки так и вовсе быстрее всех соскочили со своего возка, и уже нарезали вокруг пару кругов, стремясь рассмотреть все и сразу.

Местные жители тоже выпали из ступора: старичок заковылял ко мне, чтобы представится. Бабушка, нырнула вовнутрь, прихватив с собой мальчишку, а женщина тоже пошла к нам. Возникла небольшая сутолока и путаница.

Но вот, наконец, когда я оказалась на твердой земле, вернее на снегу и ко мне смог добраться дедушка, все более или менее определилось

— Миледи, — дедушка, даже не пытался поклониться — дальше было уже некуда, его и так пополам согнуло, и он мог только ходить в позе буквы 'Г'. — Я здешний смотритель усадьбы, Курмст Гивел. К вашим услугам, миледи.

Я ободряюще, можно даже сказать покровительственно, положила ладонь на его руку, которой он опирался на палку.

— Очень рада с вами познакомиться.

— Прошу в дом, — вежливо, как и полагается хорошему слуге, предложил он, услужливо пропуская меня вперед.

Но тут за спиной послышалось:

— Она к нам надолго?! — голос был женским, его тон был гневным, но при этом все было произнесено шепотом, в расчете, что я не расслышу. — Или они как всегда? Приехали, посмотрели, как все разваливается, и умчались прочь веселиться и развлекаться?! А вдруг они решили все продать, а нас выкинуть на улицу?!

Мистер Гивел зашикал, пытаясь осадить женщину.

Но я все услышала и мгновенно догадалась, чего именно она опасается…

Стараясь не выдать, что меня задели ее слова, ведь до этого момента я не знала о том что твориться в усадьбе, однако уже приняла сказанное на свой счет. Я спокойно развернулась и, стараясь как можно ровнее, попыталась ответить на все вопросы сразу.

— Да. Вовсе нет. Пока я здесь, ее продавать никто не собирается.

Пока женщина опешила, сбившись с намеченной линии разговора, я обратилась к мистеру Гивелу:

— Может, все-таки пройдем в дом? Я в дороге слегка озябла, и мне хотелось бы погреться у очага, — и вновь направилась к двери.

За спиной я услышала сдавленный шепот старика, который принялся выговаривать женщине.

— Дейдра, ты что, совсем спятила?! Это же маркиза Мейнмор! Наша хозяйка! А ты?..

— Да хоть сама королева Флоренс Пришедшая! — зашипела она в ответ. — Мало они горя нам принесли?!..

Я сделала вид, что не слышу их разговора. Неспешно пройдя пару десятков шагов, взошла по самодельному крыльцу, сколоченному из грубо отесанных досок, и уже взялась за ручку двери, как вновь обернулась назад, к спорящим старику и женщине.

Мне так не хотелось с первого дня наживать здесь врагов, и поэтому я с мягкой улыбкой спросила еще раз:

— Может, мы пройдем в дом?

— О, миледи! — старик заторопился ко мне. — Вы еще спрашиваете! Безусловно! Это же ваш дом, ваша усадьба!

Он догнал меня на самом пороге и, открыв дверь, первой пропустил внутрь. Напоследок я бросила взгляд на женщину, которая, сжав губы и нахмурив брови, с враждебностью смотрела мне вслед.

Переступив порог дома, я ощутила спертый воздух помещения, где кухня и спальня были объединены в одно. Когда глаза привыкли к царившему полумраку, я начала осматриваться. Комнатушка оказалось весьма тесной и холодной, и, похоже, чтобы хоть как-то сохранить в ней тепло ее редко проветривали. По правую руку от входа находился огромный камин, практически во всю стену, однако огонь в нем едва теплился в уголке. Внутри него висели какие-то цепи, и крюки. Неподалеку от него я увидела самодельную двухъярусную кровать, застеленную лоскутными одеялами, в нише, что образовывали кровать и камин за занавеской, видимо, находились полки или шкаф. У противоположной от камина стены, между двумя дверями, ныне заколоченными досками, стоял комод. И если корпус его был в хорошем состоянии, то ножки оказались сделанными наспех, из четырех чурбачков, подставленных под него. Рядом стояли колченогий стул и два табурета. А посреди комнаты находился массивный стол, прямо вмонтированный в каменный пол или возведенный прямо на нем. Приглядевшись повнимательнее, я догадалась, что это ни что иное, как чугунная кухонная плита, которую накрыли деревянной столешницей.

И тогда я поняла, что эти люди жили на бывшей усадебной кухне, и огромный камин когда-то, когда усадьба находилась в поре своего величия, так же являлся лишь частью кухни и разжигался для приготовления блюд.

Пока я рассматривала их жилье, старик несмотря на свою немощность, подтащил единственный стул к камину.

— Прошу, — указал он на него.

Мне было неудобно, что я заставила старого человека суетиться, однако, понимая, что он делает это от чистого сердца, присела на стул и протянула озябшие руки к огню.

Наступила неловкая пауза.

На улице мои спутники разгружали вещи и припасы из саней. Парнишки бегали вокруг них и радостно голосили. Мальчик, перестав прятаться за бабушку, которая после моего появления в комнате, замерла у стола и теперь выжидающе смотрела на меня, подбежал к окну и, прижав нос к стеклу, пытался разглядеть, что же делают сорванцы Порриманов.

Раздавались уверенные команды Меган, слышалось ворчание Шарля…

Неожиданно дверь распахнулась и в комнату решительно зашла Дейдра. Увидев меня сидящую у камина, она резко остановилась, словно запнулась о невидимое препятствие и тоже замерла неподвижно, как и бабушка. Однако в отличие от выжидательного взгляда пожилой женщины, ее взор горел злым огнем.

Дальше молчать было просто невыносимо, и я попыталась разрядить атмосферу.

— Мистер Гивел, — обратилась я к старику. Похоже, именно он был главой всего этого семейства. — Не могли бы вы мне рассказать, как ваши дела? Как вы живете здесь? Мне крайне любопытно, можно даже сказать важно, знать, как идут дела в усадьбе.

Но не успел он и рта раскрыть, как Дейдра не выдержала и уже в голос, едва не срываясь в слезы, выпалила:

— К чему, ваши учтивые вопросы?! Вы… вы все равно скоро уедете к мужу. И снова… будете купаться в роскоши, когда мы… Вы знаете, что он виноват? Что по его вине Генри сейчас?!.. Ах если бы не эти кони!.. — и закрыв лицо руками, расплакалась.

— Дейдра!.. — раздался хриплый мужской голос из-за занавески, за которой я думала, были скрыты шкаф или полки. — Придержи язык… — тут мужчина закашлялся. — Отодвинь, я хочу посмотреть.

Женщина, быстро смахнув слезы, бросилась в угол и отдернула занавесь. Мне неудобно было смотреть искоса, я встала и… Хорошо, что рядом был стул, я смогла опереться о спинку.

Передо мной на кровати, лежал изможденный мужчина. Было похоже, что он лежал давно, никак не меньше полугода. Лицо его было сильно повреждено, нос свернут на бок, а щека обожжена так, что теперь кожа была сплошным рубцом. Левая рука, что лежала поверх одеяла тоже оказалась обожженной культей. На пальцы, стянутые и спекшиеся в трехпалую конечность, нельзя было смотреть без содрогания. Вдобавок она явно была переломана и неправильно срослась.

— Я хочу увидеть миледи, — прохрипел он и попытался приподняться, чтобы сесть.

Дейдра, стала помогать ему. В этот момент я увидела, что у него обожжена не только щека, но и глаз затянут пленкой бельма.

Женщина тянула его на себя, но ее сил явно было недостаточно. И тогда я, взяв стул, подошла к его кровати, и села рядом с ним.

— Как это с вами произошло? — осторожно спросила я. — От чего?

Мужчина улыбнулся, и обожженная половина лица перекосилась.

— У вашего супруга в прошлом году поздней осенью загорелась конюшня. Разве вы не знали?

Я отрицательно покачала головой.

— Я являюсь маркизой Мейнмор не более трех недель. Какие события происходили до этого, увы, я не знаю.

— Тогда знайте. Когда я выводил лошадей, на меня упала балка. Я обгорел… — тут мужчина закашлялся. — Одного скакуна все же не удалось спасти, он погиб в огне. Маркиз Мейнмор, сказал, что это я во всем виноват, и выгнал меня полуживого на улицу. Мы с моей женой — Дейдрой и с Мартином, вернулись к родителям… Вернее — это Дейдра привезла меня чуть живого…

— У маркиза нет сострадания, — прошептала та, но ее муж лишь сказал:

— Дейдра… — и женщина замолчала. А он, как ни в чем не бывало, обратился ко мне: — Миледи, я утолил ваше любопытство?

Покраснев, я неуверенно кивнула.

— Тогда миледи, — продолжил он, — могу ли я просить, рассказать нам, вас что привело так далеко от столицы и супруга. Как я понял с ваших слов, медовый месяц еще не закончился. Что же вы здесь делаете? И что собираетесь делать?

— Что собираюсь, — протянула я с кривой улыбкой, — Жить я здесь собираюсь.

После моих слов в комнате повисла оглушительная тишина. А я, словно не замечая, продолжила:

— Видите ли, не вас одних, выбросили. Теперь маркиз ссылает сюда всех ненужных. Всех, кто, так или иначе, ему неугоден. Так что я приехала в усадьбу жить. Вернее выживать, и надеюсь успешно.

Жители усадьбы потрясенные, молча переваривали услышанное. Я тоже не спешила более ничего комментировать.

А на улице наконец-то закончили разбирать сани. Приоткрыв дверь, в помещение просунула голову Меган и жизнерадостным голосом поинтересовалась:

— Припасы куда заносить? А вещи куда складывать?

Деловая суета поглотила нас с головой до самого вечера. Мужчины таскали вещи, заносили припасы, складывали тюки, в общем, тащили в тепло все то, что мы приобрели в Тосмуте. Женщины пытались хоть как-то разместиться, и устроить спальные места на предстоящую ночь. Я же, не участвуя в общей суматохе (я-то по привычке тоже схватилась за дела, но Меган зашикала на меня, что, мол, это не господские обязанности), прихватила в проводники мистера Гивела и пошла осматривать сад и окрестности. Нужно было оглядеться и понять, куда это меня на сей раз угораздило попасть, хотя правильнее все же было говорить — сослаться. Но я напрочь отказывалась воспринимать эту ситуацию в таком виде. Здесь я чувствовала себя гораздо свободнее, чем в герцогском особняке, а главное намного спокойнее. Я могла не ожидать, что кто-то каждую ночь может ворваться ко мне в спальню с намерением исполнить супружеский долг. Здесь пока и спальня-то была одна на всех, она же была и кухня, и комната. Однако в ближайшее время я намеревалась попытаться исправить сложившееся положение. Немыслимо чтобы столько людей ютилось в одной комнатушке, площадь которой вряд ли превышала шестнадцать квадратных метров. Назавтра я решила прихватить с собой мистера Порримана как консультанта и мистера Гивела как проводника и уже более предметно осмотреть дом. Я уже заранее предполагала, что при протекающей крыше деревянным перекрытиям пришел конец. Однако все же стоило убедиться в этом лично.

Сад оказался запущенным, разросшиеся плодовые деревья, кустарники, все переплелись меж собой. Из сугробов торчали бодыли, высохшая трава, бурьян… Что же конкретно находилось в саду сейчас разобрать оказалось невозможно.

Большего, к сожалению, я осмотреть не успела — солнце, еще по зимнему рано, скрылось за горизонтом и нам пришлось возвращаться. К тому же мистер Гивел хоть и не показывал, что его утомила наша 'прогулка', однако начал двигаться медленнее и все чаще останавливался, чтобы отдышаться.

Когда мы шли обратно кругом, с другой стороны дома, я обнаружила большущую теплицу, вернее то, что от нее осталось. За зиму снега намело высоко, и из-под него торчала только крыша, местами посверкивая стеклами, затянутыми сверху плетями не то хмеля, не то дикого винограда. В памяти я сделала себе зарубку, что после того как разберусь с домом, должна буду обратить свое внимание на нее.

К этому времени мои спутники уже кое-как разместились. Вещи и тюки были сложены у стены, и под окошком. Миз Кейт, достав кое-что из припасов, принялась готовить ужин. Миссис Гивел вовсю ей помогала. Агна и Меган, как самые проворные пытались соорудить постели так, чтобы все улеглись на кроватях, поскольку на полу спать было немыслимо — по ногам нещадно тянуло — любой, кто бы улегся, уже на утро встал бы простывшим. Дейдра в общей круговерти участия не принимала. Она, недовольно поджав губы, устраивала супруга на кровати поудобней. Сегодня ей предстояло спать с ним, и она не хотела причинить неудобства. А тот, полусидя, с неожиданным удовольствием взирал на всеобщую суету.

Когда я пришла, гам немного поутих, даже мальчишки начали разговаривать тише, однако через каких-то полчаса, все вернулась на круги своя.

Заняться мне опять ничем не позволили. Едва я захотела расставить посуду на столе к ужину, Меган, бросив помогать Агне, метнулась и начала все делать за меня, причем так проворно, что я вынуждена была отступиться. Посидев без дела минут пять, я решила сунуться к кухаркам, но и здесь мне ненавязчиво дали отворот поворот.

В конце концов, когда я вместо Меган, решила пособить Агне заправить простыни, а та, смутившись, как бы ненароком начала оттеснять меня, я не выдержала и взвилась:

— Так! — рявкнула я, уперев руки в бока. Все оставили свои занятия и удивленно посмотрели на меня. А я, набрав полную грудь воздуха, продолжила: — Слушаем меня внимательно! Больше повторять не буду! Если я принялась за какое-то дело, то не надо бросаться ко мне и перехватывать его. Это там, в герцогском доме я была маркизой, а здесь мы все более или менее в равных условиях. И мои руки, — я подняла их и покрутила фонарики перед собой, как бы демонстрируя, — такие же руки, как и ваши. По-моему в той ситуации, в которой мы все оказались, они лишними не будут. У всех работы хватает, и нет смысла оставлять свою, и бросаться ко мне, если вдруг мне нужно что-то сделать. Если мне будет нужна помощь, я попрошу, а так… — я перевела дух и закончила свою речь: — Да, я здесь хозяйка, но при этом не беспомощная леди, чтобы не справиться с элементарными вещами…

— Но миледи нельзя же… — попыталась возразить Меган, но я повернулась и посмотрела на нее в упор.

— Ты до этого заправляла кровати? Вот и занимайся ими. А я поставлю на стол посуду. Ужин уже почти готов, и нечего тратить несколько драгоценных минут, прежде чем мы дождемся, пока кто-нибудь освободится и сделает это. Вон уже дети полчаса как на еду смотрят голодными глазами! — и, не выдержав немого изумления слуг, скомкано завершила: — Я маркиза, и я так желаю! И точка!

Дни потянулись за днями. И все они были наполнены делами и суетой. Меня приняли как хозяйку все, включая и Дейдру. Женщина понемногу отмякла, видя, как под моим руководством спорятся дела. Кстати, меня с моей же легкой руки стали звать не миледи, как было положено, а именно хозяйка. Сначала за глаза, а потом и открыто. Если кто-то окликал 'Хозяйка!', значит, искали только меня, кому-то понадобился совет или решение.

Во все дела без исключения я не лезла, оставив миз Кейт на откуп кухню. Единственное, только распорядилась, какие из запасов не трогать — они станут посевным материалом. А вот дом, вернее его состояние и ремонт я контролировала жестко. Поначалу мужчины скептически относились к моим распоряжениям, и если считали, что я не вижу, делали такое выражение лица 'собака лает, ветер носит, а караван идет', то в последствии… Я с детства всегда была смекалистой, и сколько себя помню, любила наблюдать, как отец что-то чинит или ремонтирует. Оттого я на строительный факультет пошла, тогда весьма непопулярный в институте, хотя со своими проходными балами смогла бы попасть на экономический — тогда престижный.

Так вот впоследствии они уже более внимательно стали прислушиваться ко мне, а потом и вовсе совета стали спрашивать. Здесь нашлось место, где мне в очередной раз удалось найти приложение моим способностям.

Первым делом мы открыли еще одну комнату, что примыкала с той стороны камина. Оказалось, что она под завязку была забита старой мебелью. Однако мы ее разгрузили, кое-что из обстановки сразу использовали, другое отложили на починку, а третье сильно пораженное жучком-древоточцем сожгли как дрова, в том же камине. Теперь у нас образовались две вполне теплые комнаты, в одной из них спали мужчины, в другой мы — женщины. Правда из окон поначалу сквозило, пока я не вспомнила кое-что из институтской науки и советского быта. Я сгоняла парня Меган — Питера — в деревню, чтобы тот выпросил у местного гончара или печника немного жирной глины. Потом добавила в нее немного нутряного жира, размешала, и получившейся замазкой тонко-тонко промазала там, где стекло входило в раму. Во второй комнате окна оказались не в свинцовых переплетах, как в кухне, а в деревянных правда тоже с мелкой разрезкой, а небольшие стекла, кроме как небольшими гвоздочками ничем к рамам не крепились. И естественно, что в неплотности свободно сквозил холодный воздух. Пришлось замазывать все поверх. А второй способ утепления — легендарное заклеивание окон, матерчатыми полосами на мыло. Я отобрала у Дейдры изношенную простынь и, взамен выдав ей отрез нового полотна, приступила к работе. Поначалу женщины с немалым удивлением взирали на мои действия, но потом поняли в чем суть. И мы дружно закончили это дело уже через пару часов.

Данный текст выложен на СамИздате. Если вы читаете данный текст его на другом сайте, значит, его выложили без разрешения автора. Если вы купили текст, то знайте — это черновик — и его можно бесплатно прочесть на странице автора на СамИздате. Любое копирование текстов со страницы без разрешения автора запрещено.

Долгими вечерами при свете одной единственной лампы (земляное масло для нее как называли его местные, а для меня если переводить на понятный язык — плохоочищеный керосин, стоил дороговато) для яркости окружив их наполненными водой бокалами и фужерами из господской посуды, брошенной здесь же в усадьбе, мы шили. У нас было две важных задачи — первым делом одеть меня, поскольку шелковые платья, что подарил герцог — не годились для деревни, а вторым — постельные принадлежности.

Для начала мне сшили из шерстяной ткани юбку в пол и пару блузок, поверх которых я надевала жилетку. Так было гораздо удобнее, нежели платье целиком кроить. А потом решили, когда все уже будут обеспечены спальным, сшить мне хотя бы еще одну смену верхней одежды.

День удлинялся, и дел находилось все больше. Я с мистером Порриманом обследовала дом и с радостью выяснила, что перекрытия в порядке. Дерево что пошло на них оказалось лиственницей. В нескольких комнатах под чехлами сохранилась мебель, и я распорядилась, чтобы до оттепелей ее перенесли под непротекающую крышу. Сейчас мы ютились всего в двух комнатах, но летом я планировала расширить наше жилище. Нам же нужно будет чем-то обставляться!

И вот в один прекрасный день мы, наконец, добрались до теплицы. Естественно, она оказалась в плачевном состоянии, НО все ее проблемы решались довольно легко. Половина стекол оказались только треснувшими, другую половину я решила, что буду вставлять заново, забрав их из дома из окон нежилых комнат. Я заставила мужчин аккуратно вытащить рамы предварительно расстеклив их, и перенести в дом, чтобы уже там, в тепле, отремонтировать. Поначалу они втихую возмущались, но когда я вечером, достала из сумки пакетики с семенами, и выложила их перед ними… Конечно, у всех сперва был шок. Яркие принты, красивые фото, призванные, чтобы покупатели не смогли оторвать от них взгляд. Такого они еще никогда не видели.

— Вот теперь я верю, что наша Хозяйка не отсюда, как королева Флоренс Пришедшая, — выдохнула Дейдра, с упоением разглядывая пакетик с семенами турецкой гвоздики. — Они как живые! Такая красота!

Мои домочадцы (слугами их называть у меня уже язык не поворачивался) передавали друг дружке из рук в руки яркие пакетики и с интересом, граничащим с мистическим восторгом, рассматривали.

— Миледи, а это редич? — спросила Меган, указывая мне пальчиком на картинку, на которой красовался ярко-красный пучок этого овоща. — А то здесь незнакомо написано.

— Редис, — поправила я ее.

— Редич, — упорно повторила девушка. — У нас называют его так.

И это словно послужило сигналом: мне тут же все начали показывать пакетики с картинками и спрашивать, как у меня называется тот или иной овощ, травка или цветы, что изображены на них. Некоторые названия были несколько искажены, но в произношении однозначно угадывался смысл — базилик оказался базилем, эстрагон — тарагоном. А некоторые не изменились: морковь осталась морковью, свекла-свеклой, капуста-капустой… Правда с брокколи вышел забавный случай — ее тут считали цветком и использовали для украшения клумб. В некотором роде оно так и было, а то, что ее можно есть — не знали.

Порой мне казалось, что мне все знакомо в этом мире, однако в другой момент преподносился такой сюрприз!… Если одно воспринималось как само собой разумеющееся, то другое могло устроить такие выверты, что предсказать было сложно. Как та же капуста и баклажаны… Они, например, здесь были очень маленькие и невероятно горькие, и их использовали как лекарство для очистки организма. Перец, тот, что сладкий, использовался только как специя — паприка. Его сушили, измельчали, а просто так не ели… А вот сельдерей как раз только по второму назначению употребляли. Как афродизиак.

Какое пунцовое лицо у женщин стало, когда я спокойно подтвердила, что и его буду сажать!

Поначалу я даже не поняла, чего они завозмущались. Правда потом когда пояснила, что я его ради листьев выращивать буду, поскольку они являются ароматной специей, а не ради корней (тут я соврала, поскольку в малых количествах и не каждый день, корень тоже лишь специя, а вовсе не виагра) — все же успокоились, но нет, нет, да косились в сторону мужчин.

Так мы перебрали все пакетики, что я накупила тогда. А было их около сотни с лишним. Конечно, цветов там было предостаточно, но и прочего хватало. В своем мире я как сумасбродная дамочка, впервые получившая бразды правления, собиралась попробовать все это на своей даче, а вышло, что буду пробовать здесь.

Мои домочадцы опознали почти все растения, изображенные на пакетиках. Разве что стручковая фасоль вызвала легкое недоумение, пока я не пояснила что это, да несколько цветов — виолы и петунии. Нет, они, конечно же, видели похожие, но не настолько большие и столь разнообразной окраски, которой добилась современная селекция. Единственным растением, которое оказалось им незнакомо абсолютно, оказался помидор. Меган предположила, что это яблоки, но после крайне эмоционального разъяснения мистера Гивела, сдобренного яркими эпитетами об уме девушки, на чем именно те растут, смутилась и оставила свою идею. Дейдра (а оказалось, что она до возвращения в Адольдаг служила горничной во вдовьем доме маркизы Мейнмор) сказала, что они очень похожи на плоды пасленового деревца, только очень большие. Мол, такие в комнатах у миледи стояли. И мне пришлось развеивать эти предположения, и попытаться на пальцах объяснить, что же именно это за овощ, и чем он отличается от тех, что стояли в горшочках у свекрови.

Через четверть часа бурных дискуссий, я выдохлась и только пообещала, что они всё увидят своими глазами, главное только теплицу починить.

Мужчины под моим руководством, сначала расчистили теплицу от снега, потом восстановили деревянный каркас, на который должны будут опереться рамы, и местами поправили каменную кладку, на которую эти самые каркасные брусья опирались. Я заставила разобрать торцевую стену и переложить ее ближе к середине. На теплицу прежних размеров у нас бы стекол не хватало, а если ее площадь уменьшить где-то наполовину, то вполне доставало. В тепле мужчины застеклили рамы, точно так же промазав самодельной замазкой из глины, и водрузили на место.

За всеми своими занятиями, когда дни были полностью загружены работой, мы не заметили, как пришла весна. Когда с крыш застучали капели, а на утоптанном снегу появились первые робкие проталины, я поняла, что следует поторапливаться.

Обшарив подвалы дома, в которых кроме большущих пустых винных бочек больше ничего не было, я потребовала, чтобы несколько из них мужчины подняли наверх. Не без помощи такой-то матери и прочих ругательств, которые те изрекали, когда думали, что я их не слышу, они все же вытащили их на свет.

Следующее приказание вовсе возмутило их, но ослушаться они не посмели. Я заставила набить эти бочки доверху снегом. По-моему радость от этой работы испытали только парнишки Порриманов и малолетний Мартин. Сколько визгу было, сколько воплей, когда они начали возиться во влажном снегу… Нам — женщинам — пришлось даже покричать на них и осадить, поскольку от их помощи выходило больше насыпанного снега возле бочек, а не в них.

Пока детвора делала свое дело, я загнала мужчин в теплицу, солнце светило так ярко, что под его лучами не только снег под стеклами растаял, но и начала отходить земля. Мы начали готовить землю под посадки. Время поджимало. Первые семена уже сидели в ящиках, стоящих на подоконниках и на стеллажах, сколоченных на скорую руку, а некоторые даже проклюнулись и у них вовсю развивались первые семядольные листики.

Неожиданно нашими делами заинтересовался муж Дейдры — Генри Гивел. Он уже начал потихоньку вставать и выходить на свежий воздух. Надсадный кашель, что мучил его пока он лежал, ушел из обожженных легких, оставив после себя лишь небольшую хрипоту, и мужчина начал расхаживаться. Однажды в ясный денек, когда солнечные зайчики принялись скакать на прозрачных от растаявшей воды сосульках, он, опираясь на костыли дохромал до теплицы. В этот момент Питер, согнувшись в три погибели, через низенькую дверь, выволакивал прошлогодний сухостой.

— Ночами все померзнет, — хрипловато сообщил он, глядя, как парень, пыхтя и отдуваясь, пытается за раз вытащить большую охапку.

В это время стояла снаружи и соображала, какие же ветки следует спилить у окружающих теплицу деревьев, чтобы не застить солнце. При этом следовало не спилить плодоносящие.

— Думаешь? — рассеяно произнесла я, понимая, что без консультации мистера Гивела никак не обойтись. Он великолепно разбирался в садоводстве, так что следовало посоветоваться именно с ним.

— Ночи у нас не все туманные, порой прояснивает, и по ночам ударяет крепкий морозец… — Генри прервался, говорить без перерыва ему было еще тяжеловато. Оторвавшись от своих дум, я с любопытством посмотрела на него. — Камень не спасет, у вас в теплице стекла много.

Я поняла про что он. Несмотря на то, что стенки до половины в теплице были сложенными из камня, вторая их половина и крыша были сплошь стеклянными. Мне и самой в голову мельком приходили подобные мысли, но за делами я забыла о них.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовалась у него.

— Переносную печь, — лаконично ответил Генри. — Когда надо — топим, когда нет, то нет. Раньше от общего камина труба к теплице вела, еще мой дед рассказывал. Когда усадьбу бросили, она со временем засыпалась. Теперь уж не найти.

Немного подумав, я согласно кивнула.

— Только боюсь, есть один момент, — начала я. Идея мистера Гевела мне понравилась, однако в ней оставался небольшой изъян. — Нельзя огонь без присмотра оставлять. Пойдет что не так, и мы без урожая останемся.

— Так я по ночам мало сплю. Могу подежурить, — предложил мужчина.

Но мне пришлось отвергнуть его предложение.

— В твоем состоянии никак нельзя простывать. Ты еще не оправился.

— Тогда вечером протопить и рано-рано утром, — не растерялся Генри. — Если я не встану, так кого-нибудь из мальчишек послать. По утрам… — тут он закашлялся, все же долгий разговор был ему не по силам. — По утрам самый морозец. Тогда и надо подогревать.

— Еще подумаем, — уклончиво ответила я, опасаясь заставлять парнишек по ночи заниматься таким опасным делом, как присмотр за огнем.

Старшему сыну Порриманов было четырнадцать. В принципе парнишка уже взрослый, особенно по местным меркам, но я отчего-то не могла вот так вот решиться и отринуть все привычки прежней жизни, где дети такого возраста — все еще обыкновенные дети. А не как здесь — порой в двенадцать уже единственный кормилец в семье.

Мы потихоньку выправляли хозяйство на лад. Ящики с еще не распикированными растениями уже перекочевали в теплицу и теперь, радуясь солнышку (в доме то для них было темновато), росли, наверстывая упущенное. Наступил конец марта, земля почти очистилась от снега. Только еще в густой тени, он лежал ноздреватыми буграми, с боками покрытыми черной сажевой окантовкой.

Единственное, что омрачало весенние события, так это неприятности с деревенскими. Слух, что маркиза теперь живет в доме вместе со слугами, быстро облетел всю округу. И на меня стали ходить посмотреть как на диковинную зверушку.

С самого утра стайки ребятишек подкрадывались к нашему дому, заглядывали в окна, а когда их спугивал кто-нибудь из мужчин, облепляли полуразваленный самодельный плетень, огораживающий двор, а когда видели меня, со всей своей детской непосредственностью тыкали пальцами, галдели и смеялись. И хотя я ничем не выделялась среди моих девушек, но в лицо меня уже знали, и стоило мне только заняться каким-нибудь делом во дворе, как они вытягивали шеи и принимались галдеть еще сильней.

Но детвора оказалась еще не самой большой неприятностью — хоть шума от них и много, зато вреда не было. Неожиданной проблемой оказались взрослые парни. Они приходили к дому по вечерам, как заканчивались их дневные дела… Вот это стало проблемой. И если честно я не за себя опасалась, а за девушек. Я понимала, что меня они пальцем не тронут. Это я просто чувствовала по их движениям, некоторой скованности, а вот их… Не дай бог, прихватят кого или прижмут?! Они уже и с Агной пытались заигрывать и с Меган, тем самым, задирая Питера.

Но последней каплей моего терпения стало последнее происшествие. Я отправила Меган в деревню за молоком. Но девушка вернулась с полупустым бидоном, весьма встрепанная и разозленная. Выяснилось, что парочка каких-то бойких охламонов прицепилась к ней и начала приставать.

Услышав ее сбивчивый рассказ Питер подхватился и тут же поспешил в деревню. Через пару часов он вернулся, но с заплывшим глазом. Мне как хозяйке пришлось его отчитать. И все бы ничего, если бы следом не заявилось уже с десяток деревенских, возглавляемых той самой парой парней. У одного из них был нос, свернутый на бок, а у другого — не меньше чем у Питера красочный синяк на лице.

Тогда с помощью мистера Гивела старшего — его весьма уважали в деревне — и мистера Порримана мне удалось прогнать их, но я решила не пускать дело и дальше на самотек. Наверняка деревенские парни затаили злобу на Питера, и еще больше не будут давать прохода Меган и Агне. А еще я боялась, что в отместку они надумают побить теплицу. А этого допустить никак нельзя!

Пришлось направиться к деревенскому пресвитеру, благо говорили, он совсем недавно вернулся из поездки. Я оделась понаряднее, чем обычно ходила по усадьбе, но, тем не менее, весьма скромно, я бы даже сказала нравственно, если бы это можно было употребить к внешнему виду. Девушки быстро сшили мне приталенный жакет к новой едва законченной юбке, на блузку пришили кружева, споротые с того самого платья, что я порвала, когда бросалась на Кларенса с кочергой. Поверх для солидности я надела свою расшитую дубленку и на голову накинула тонкую пуховую шаль ради тепла и чтобы не мять прическу.

В общем, я была сама добропорядочность и очарование, когда в сопровождении мистера Порримана, как лакея и Агны, как дуэньи, пошла в гости.

Дом отца Митчелла был виден издалека и весьма отличался от домов других жителей. Даже старосты. Это было двухэтажное, сложенное из природного камня здание, покрытое черепичной крышей. На окнах висели занавески, а двор перед входом оказался выложен брусчаткой. Когда мистер Порриман постучал в дверь, нам открыл слуга — вышколенный и весьма опрятный юноша. Узнав, кто пожаловал, он низко склонился передо мной и пригласил войти.

В прихожей он принял мою дубленку, которую помогла снять Агна. Я накинула на плечи шаль — думаю, такую красоту стоит продемонстрировать, ведь оренбургских пуховых платков у них никогда не видели, и последовала за слугой в гостиную.

Там уже находились люди. Двое мужчин в церковном облачении сидящие в креслах. Справа у камина расположился мужчина на вид лет пятидесяти сухощавый, когда-то черноволосый и неожиданно смуглокожий, с пронзительными верными глазами и носом с горбинкой. Если судить по земным меркам, то я бы сказала, он очень походил на итальянца. Весь его внешний вид: осанка, поворот головы источали горделивость и чувство собственного достоинства. Другой слева — белокожий мужчина, с невыразительным лицом, и тоже наполовину седой, возраста эдак лет сорока, весьма похож на уроженца здешних мест. Думаю, как раз он и был отцом Митчеллом.

Юноша представил меня.

— Какая честь, миледи! Какая честь для моего скромного дома и прихода! — воскликнул второй мужчина, поднимаясь из кресла.

Я не ошиблась в своих выводах — светлокожий действительно оказался местным пресвитером.

— Прошу простить меня, что за все это время пока вы находитесь в усадьбе, так и не зашел к вам. Но я был в отъезде и… — и тут же оборвавшись на полуслове, склонил голову в сторону темноволосого церковника, который по-прежнему сидел в кресле и с любопытством смотрел на меня. — Ваше преосвященство, позвольте представить вам маркизу Мейнмор, — и уже обращаясь ко мне: — Миледи, его преосвященство епископ-коадъютор Фердинанд Тумбони.

Епископ едва заметно склонил голову, а мне же пришлось сделать неглубокий реверанс.

— Ваше преосвященство.

После того как все были представлены друг другу, пресвитер подошел ко мне и, предложив руку, подвел небольшому диванчику, стоявшему у стены, как раз напротив епископского кресла.

— Торенс, подай чаю! — распорядился он, а после начал непринужденную беседу, про погоду.

Подали чай и пресвитер, как радушный хозяин начал разливать его. Беседа все так же плавно текла ни о чем. Епископ особо в разговор не вступал, и когда отец Митчелл обращался к нему, отделывался лишь ничего не значащими фразами.

Я спохватилась, когда поняла, что понапрасну упускаю время. Попыталась плавно перевести разговор на деревенские нужды, но тут мне все смешал епископ.

— Вас муж сюда сразу после свадьбы отправил? — напрямик спросил он, не спуская с меня своего пронзительного взгляда.

Я смутилась. Уже начав привыкать к условностям мира, что здесь никто никогда не спрашивает прямо, теперь я немного растерялась и не знала, как ответить.

— Ваше преосвященство?

— В столице, когда я уезжал, только об этом и говорили. Все гадали, отчего и почему. Даже ставки делали, что именно может оказаться правдой.

— Ставки? — пролепетала я.

Не знаю отчего, но мне стало весьма неприятно на душе. Не удержавшись, я вздрогнула, словно по мне паучок пробежал.

— Ставки, — подтвердил епископ. Мне даже на миг показалось, что ему доставила удовольствие моя оторопь, но в следующую секунду, после его слов это ощущение прошло, и осталось лишь ощущение, что ему любопытно. — Вы являетесь для маркиза посланной судьбой. Вы гость в нашем мире. Особы не сдержанные на язык утверждают, что вы настолько не понравились супругу, что он в страхе отослал вас. Другие, кто видел, склоняются к мысли, что у вас есть физические недостатки. И лишь немногие винят самого маркиза, утверждая, что он без каких на то ни было причин, решил избавиться от вас, пойдя наперекор решению Всевышнего.

Последний выверт в его рассуждении так поразил меня, что видимо это отразилось на моем лице.

— Да, да, — заверил меня епископ, — я считаю, что Всевышний решает наши судьбы, а значит, в его воле было ваше появление. И так прошу, удовлетворите мое любопытство.

Повисла пауза, за которую я пыталась собраться с мыслями. Мне совершенно не нравилась бесцеремонность епископа. Зачем ему это знать? В его речах мне чувствовался подвох. И я решила воспользоваться принципом одесситов отвечать вопросом на вопрос:

— Простите ваше преосвященство, но зачем вам знать это? Я исполняю волю супруга, и считаю, что только он вправе давать ответ, — и чтобы сгладить фразу слегка улыбнулась, мол, не все от меня зависит.

Но епископа это не проняло. Он лишь покачал головой и продолжил гнуть свою линию.

— И все же я настаиваю.

Но я замолчала, не зная как же дальше выкручиваться. И тогда епископ, истолковав мое молчание по-своему, стал заверять меня.

— Если вы опасаетесь, что я узнаю, что маркиз женился на вас лишь бы получить доступ к наследству, то не беспокойтесь, об этом знает весь высший свет. Еще его батюшка — покойный маркиз Мейнмор оповестил всех о своей воле, дабы сын не смог опротестовать завещание. Меня же интересует, нет ли у вас каких-нибудь телесных изъянов или болезней. Не являетесь ли вы идолопоклонницей или посвященной какому-нибудь другому богопротивному существу. Вы уже месяц как были отправлены сюда, и около двух находитесь в нашем мире, но еще ни разу не были в церкви. Не считая венчания конечно. Но и там говорят, вам было дурно. Епископат начал интересоваться вами, дитя мое.

Последняя фраза многозначительно повисла в воздухе. А меня продрал мороз по коже. Я как-то совсем упустила из виду, что церковники могут являться очень серьезной проблемой в этом мире. Неужели?… О нет, только чего-нибудь вроде инквизиции мне не хватало! И тогда я решилась говорить, ничего не скрывая.

Первым делом, я пересказала историю своего попадания, потом самый первый разговор с Кларенсом и герцогом Коненталем, аккуратно опустив попытку супруга сделать меня полноценной женой и сказав, что, несмотря на прием, подаренный нам его светлостью, меня все же сослали. Потом я заверила, что физически ничем не отличаюсь от других людей, и если будет необходимость, то готова чтобы врач или иная дама осмотрели меня. А напоследок я расстегнула верхнюю пуговицу у жакета, потом у блузки и достала их ворота крестик на цепочке.

— Вот ваше преосвященство, — я показала ему на ладошке, впрочем, не снимая его с шеи. — Я крещеная, — и попыталась хоть как-нибудь объяснить принцип христианства.

Естественно я знала столько же, сколько и среднестатистический обыватель в моем мире. Однако требовалось заверить епископа, что я не придерживаюсь опасных чрезвычайно ортодоксальных взглядов или являюсь тем, кто, по мнению церкви, подлежит истреблению. И я что-то лепетала про веру, про скромность, про всепрощение и понимание, про терпение и милосердие.

Под конец моего монолога его преосвященство Фердинанд Тумбони поднялся из кресла и, поднеся к глазам лорнет, принялся внимательно рассматривать крестик.

— Ну что ж, — сказал он удовлетворенно, выпрямляясь и опуская лорнет, наверное целую минуту спустя, показавшейся мне едва ли не часом. — Судя по распятию, вы являетесь дочерью истиной церкви.

Отцепив от пояса сутаны четки, он, держа крест за ножку, осенил меня знамением и протянул мне. Я наклонилась и поцеловала сначала крест, а потом и епископскую руку, что сжимала его. По разгладившимся морщинкам в уголках епископских глаз я поняла, что сделала все правильно.

— Ну что ж дочь моя, я выполнил миссию, на меня возложенную, — произнес он, возвращаясь обратно в кресло.

Спрятав обратно крестик, я застегнула пуговицы на воротнике и вопросительно посмотрела на его преосвященство. И он неспешно, взвешивая каждое слово, сообщил:

— Вести о вашем появлении дошли до его величества, и он заинтересовался. Как коадъютор я был обязан узнать, что с вами не так, дабы в случае, если интерес его величества не угаснет, вы своим появлением не смогли бы повредить монаршей особе. Возможно король захочет услышать рассказ о вашем мире или узнать какие новшества вы можете предложить… Многие из приходящих к нам принесли достаточно пользы. Так будьте готовы, что его величество может захотеть увидеть вас.

Я к такому известию оказалась не готова. Наверное, с минуту я переваривала услышанное, а потом все же осторожно уточнила:

— И когда этот момент наступит?

Мне никак не хотелось возвращаться в столицу, там были Кларенс и герцог. И в следующий они раз так просто могут меня не отпустить. Отбиться кочергой от супруга удалось лишь раз, второй он сам меня ею же едва не убил.

Епископ развел руками.

— Как пожелают его величество. Может быть в следующем месяцу, а может… — он как хороший актер выдержал драматическую паузу, — через пару лет. На все его воля, — я уже задумалась над следующим вопросом, как епископ добавил: — Но если вы чем-нибудь привлечете внимание его величества еще раз помимо скандала с внезапной женитьбой и отъездом, то этот момент может произойти довольно скоро.

В ответ я лишь немного наклонила голову, взяв слова на заметку, а более ничего не сочла нужным добавить. Теперь мне следовало решить те проблемы, из-за которых сюда пришла. Решив больше не выстраивать беседу в высоком стиле и не накручивать словесные круги еще час, я спросила напрямую.

— Святой отец я пришла сегодня не только чтобы встретиться с вами, но и с просьбой.

— Миледи, все, что в моих силах… — с готовностью откликнулся тот.

— У моих людей… слуг возникли некоторые трудности с жителями деревни, — я изложила суть своей просьбы и под конец добавила: — Я понимаю, дети проявляют излишнее любопытство, но взрослые люди?.. Мои служанки опасаются ходить в деревню, деревенские парни проявляют излишнее рвение, дабы с ними… скажем так — познакомиться.

— О миледи, поверьте, это лишь недоразумение… — попытался было утешить меня пресвитер, но замолчал, увидев как я скептически вздернула бровь.

И я пояснила:

— Вчера меж моим конюхом и парнями из деревни произошла драка. Потом местные и вовсе пришли к дверям усадьбы с намерением отомстить. Куда это годно?! А случилось все из-за того, что парень вступился за свою невесту. Святой отец, как духовный наставник паствы подскажите, что предпринять с моей стороны, чтобы подобного не повторялось?

Отец Митчелл подумал еще немного, а потом его лицо довольно засияло.

— Миледи, прежде всего, вашему конюху и вашей служанке следует обвенчаться в деревенской церкви, раз уж они помолвлены. Это принесет нам двойную пользу: во-первых, соединятся любящие сердца, а во-вторых, свадьба это событие общественное и радостное, а ничто не объединяет людей больше чем совместное веселье.

Теперь настала моя очередь задумываться. Я не ожидала, что лишь упоминание о помолвке, может вот так быстренько отправить Меган под венец. Я не без некоторых эгоистических соображений надеялась, что это событие произойдет попозже, но видимо…

— Святой отец, прежде всего мне необходимо обговорить это предложение с молодыми людьми. Не могу же я приказать им сыграть свадьбу…

Кардинал удивленно посмотрел на меня через лорнет. На его лице явственно читалось выражение 'а почему нет'. Но я предпочла проигнорировать его.

— Вдруг они планировали обвенчаться осенью, а я стану их торопить?.. Есть ли еще какие-нибудь другие варианты помимо этого?

— Вам необходимо со всеми дворовыми слугами ходить в церковь на проповедь каждое воскресенье, — предложил другой вариант пресвитер. — Воскресные службы это своего рода обязательное и чрезвычайно важное событие. Ведь мы просто обязаны думать о спасении души не только своей, но и тех людей, которые нас окружают. Но все же лучше еще и свадьбу сыграть.

— Я подумаю, — уклончиво ответила я.

Потом разговор перешел на посторонние темы. Мы вновь коснулись погоды, потом плавно перешли на сельское хозяйство. Отец Митчелл поведал мне о проблемах деревни, рассказал, что в прошлом году мой супруг повысил арендную плату, и арендаторам пришлось постараться, чтобы отдать оную. Рассказал о некоторых жителях.

А я мотала на ус. Делала заметки в памяти, что у мисс Пибоди можно разжиться неплохими цыплятами, у мистера Кормака можно купить поросенка на откорм. У чаты Дориванов аж пять буренок и единственны бык на всю деревню, а значит, вот где можно будет достать назем для удобрения огорода. Я и золу-то своим из очага запретила выбрасывать, а заставила ее ссыпать и хранить в коробе в сарае. Нечего такое замечательное удобрение на ветер выбрасывать.

Мы с пресвитером разговорились было о посадках и цветоводстве, но я бросила взгляд в сторону его преосвященства Тумбони и заметила, отсутствующие выражение. Как воспитанный человек он не посмел прервать даму, но при этом было заметно, что ему скучно до зевоты. Поэтому, быстренько закруглив разговор, я заверила пресвитера, что обязательно буду на следующей воскресной службе, и, пространно повторив кардиналу, что обязательно подумаю, чем бы смогла заинтересовать его величество, распрощалась и отправилась обратно в усадьбу.

И вновь дни потекли за днями, одно дело заменялось другим, объем работы все увеличивался. Весна уже властвовала над природой. На деревьях сформировались почки, давно пошло сокодвижение, земля начала оттаивать под ярким ласковым солнышком. На южных склонах холмов показалась первая зелень. Надо было поторапливаться.

Началась расчистка сада. Мы трудились, не разгибаясь от зари и до заката. Всю кухню, то есть готовку мы оставили на миссис Гивел или бабушку Фани, как прозвали ее дети. Понемногу ей помогал Генри. Он уже чувствовал себя хорошо, только все еще быстро уставал. Конечно же, он не выполнял женскую работу, но принести полведра воды или пару другую поленьев ему было вполне по силам. Всех же остальных я загнала в сад. 'В сад. Все в сад!', - повторяла я каждое утро. Конечно, никто из домочадцев не знал, откуда взялось это выражение, но для них оно приобрело свое значение.

Мистер Гивел оказался незаменимым помощником, вернее советчиком в садовых делах. В ранней молодости он работал садовником, потом стал смотрителем усадьбы и теперь все его знания пригодились. Он подсказывал мне, что и где вырезать, откуда убрать лишнее и как подрезать, ведь первым делом необходимо было привести в порядок деревья и кустарники. Плодоносящих растений было много, но добраться до них, выкорчевав густые поросли… Эх! Это не баран чихнул!

За те три недели стахановского труда, что я устроила своим домочадцам, все вымотались, устали, а главное катастрофически не высыпались. Едва солнце всплывало над горизонтом, я первой себя вздергивала из кровати, и поднимала всех. Поначалу Меган еще пыталась опередить меня, но потом спасовала, ведь я будила ее первой из всех. Из-за нехватки кроватей мы с девушкой спали вместе и, естественно, сперва я тормошила того, до кого могла дотянуться рукой.

Но порой, когда и моя ответственность пасовала, и я была не в состоянии вылезти из кровати, нас будил Генри. Он все же вменил себе в обязанность смотреть по ночам за теплицей. Если по утрам падали заморозки, он растапливал старую металлическую печурку и следил за огнем. Единственным днем, что отличался от всех остальных, было воскресенье. Тогда я давала поспать подольше, и с утра мы все отправлялись на девятичасовую воскресную службу.

Ох, помню, как на нас глазели деревенские, когда мы пришли первый раз! То-то шепота было до службы и обсуждений после. Но уже на третий раз все успокоились, и жизнь потекла в прежнем русле. Отец Митчелл оказался прав — стоило мне начать делать как все и деревенские приняли меня 'за свою', перестав цепляться к моим людям. Еще отдельное спасибо пресвитеру я должна была сказать за то, что он не стал настаивать на немедленном венчании Меган с Питером, просто объявил на первой службе об их помолвке перед 'Богом и людьми', а саму свадьбу было решено перенести на осень. Тогда и погулять можно будет спокойно и на столы что поставить найдется.

А сейчас я гнала своих на работы. Нужно было успеть многое. Природа ждать не будет, и время не замедлит свой бег. Стоит только немного замешкаться, и упустим будущий урожай. Эти несчастные три недели в апреле решали абсолютно все. От тяжелой работы я похудела, хотя куда еще больше было — не знаю, но щеки ввалились, а вещи повисли мешком. Но я не могла остановиться, нужно было подавать пример. Естественно я не лезла на самое тяжелое, но ведь женский — мелкий труд порой не легче чем тяжелый мужской. Обрезка вишневых порослей — казалось бы вот несложная работа! А если эта вишня затянула едва ли не половину сада?! Да уже к середине дня натруженные пальцы примитивный секатор не держат. А к вечеру и вовсе не гнутся.

Мужчинам тоже приходилось несладко! Поди-ка покорчуй эти самые вишневые корни, когда ни 'раундапа' ни 'торнадо ' в этом мире еще не изобрели. И при этом я же не давала все грести под одну гребенку — вишня там или не вишня. Под руководством мистера Гивела мы огородили побеги на саженцы, чтобы в последствии можно было возродить сад.

Когда-то усадьба славилась своими посадками, но теперь за более чем четверть века запустения все пришло в страшный упадок! Слава богу, что многое сохранилось, хоть и в полудиком состоянии. Теперь нам предстояло все это окультурить.

К работе мы даже детей припрягли, заставив вытаскивать сушняк, обрезанные ветки и прочий мелкий мусор. Спиленные стволы деревьев мужчины выволакивали сами. А попилить было чего! Старые высохшие яблони, груши… Да чего перечислять!.. Я с дрожью вспоминаю тот малинник, который, сплетя все на свете, измельчал так, что его уже не было смысла оставлять! А до чего ж он оказался колючим!..

Но хорошо, что мы его сунулись чистить. За ним, вернее там, где он охватывал небольшую проплешину оказались чудесные молоденькие кустики черной смородины. Однако единственный путь к ним лежал через тот самый пресловутый малинник.

В общем работа кипела, и никто не отлынивал. Как хорошая хозяйка я каждый вечер благодарила всех, обсуждала то или иное направление наших дальнейших действий, и давала понять, что труд любого из моих людей не остался незамеченным. И это возвращалось мне сторицей.

Вернувшись в столицу из приграничного с Соувеном — Бермунга Себастьян первым делом поспешил к королю с докладом, а после заскочил к его личному духовнику епископу-коадьютору Фердинанду Тумбони. Епископ был в курсе всех политических дел, и выступал помощником и личным представителем его величества в тайных дипломатических миссиях. В скорости его преосвященству как раз предстояла новая миссия — визит в Рейвель к председателю промышленной гильдии с выгодным предложением от государя. Выгода была, но не сиюминутная, а с дальним прицелом, поэтому председателя и глав фабрикантов нужно было еще уговорить, а сделать это лучше, чем Тумбони никто бы не смог.

Епископ находился в своих покоях во дворце. Когда слуга проводил к нему Себастьяна, тот в сумерках сидел перед камином, в задумчивости глядя на огонь, при этом неосознанным движением, медленно перебирал четки, одну за другой.

— Добрый вечер, — поприветствовал маркиз Коненталь.

Тумбони вздрогнул, но узнав Себастьяна, улыбнулся:

— А, мой друг, вы уже вернулись?! И как там у нас дела на границе? Соувент по-прежнему настороже? Только и ждет подвоха?

— Хуже, — мрачно ответил маркиз. — Мы ждем подвоха с его стороны. Они уже пару раз пытались устроить провокацию, но полковник Арчестер крепко держит своих людей.

— Все настолько плохо? — мигом посерьезнев, уточнил епископ.

— Нет, не настолько, — выдохнул мужчина и выжидательно замер у кресла.

— Прошу прощения, друг мой! — тут же повинился его преосвященство. — Я совсем забыл правила приличия и веду себя как ужасный хозяин. Присаживайтесь, — и, повысив голос, приказал: — Магнус подай подогретого вина маркизу! — и вновь тише. — Апрельские вечера в этом году так холодны…

Когда все было исполнено, Себастьян удобно расположился перед камином в соседнем кресле. В быстро сгущающейся темноте огонь выхватывал лишь фрагменты фигур.

Наконец слуга оставил их одних и епископ смог спросить:

— Так что происходит на границе?

— Соувен ищет малейшую зацепку, чтобы устроить драку за Ветонский залив. Мы им этого не позволяем, сдерживаем. А те в открытую пока напасть не рискуют, все же опасаются нападать на нас в одного. Я знаю, что советник соувентского короля уже направил послов в Андор и Мулор, к своим прежним союзникам, но на наше счастье те пока не договорились.

— То есть время у нас есть? — уточнил его преосвященство.

— Есть. Приблизительно до следующей весны, — сделав глоток пахнущего корицей и гвоздикой глинтвейна, подтвердил Себастьян. — Ну а к весне, думаю, мы все успеем. Просто должны успеть.

— Я постараюсь договориться с председателем гильдии как можно скорее.

На что маркиз лишь покачал головой.

— Промышленники больше всего на свете любят деньги. А больше денег, только быстро полученную прибыль.

— Я буду молиться господу, чтобы все сложилось хорошо, — со всей серьезностью заверил его епископ.

Они еще немного помолчали, маркиз допил вино и отставил серебряный бокал на столик. Ему не хотелось, чтобы Тумбони понял, что его ужасно интересует одна тема, вернее не тема, а…

— Ваше преосвященство, вы ездили по поручению епископата? Видели супругу моего кузена?

— Милое дитя, — отозвался тот, поднимая взгляд на маркиза. — Непосредственное, милое дитя чужого мира, которое изо всех сил пытается походить на нас с вами, но пока ей это плохо удается. А если вас интересует что может ли она причинить вред королю? Могу сказать однозначно — нет, не может. А вот насчет всего остального? Я право слово сомневаюсь, что женщина, думающая только о лютиках и цветочках, может знать, что нам необходимо.

— Но королевская бабка…

— Королевская бабка была женщиной иного склада. Не думаю, что кто-то из ее современников видел, как она сажала розы или фиалки.

— Но попробовать стоит? — неожиданно в своем голосе Себастьян уловил затаенную надежду. Хотя какая к черту надежда?! Откуда, отчего?! Поэтому, прокашлявшись, он продолжил. — Я имею ввиду, попытаться все-таки стоит. Может быть, эта леди принесет такое, о чем мы и мечтать не могли?

— На все воля господа, — философски ответил епископ. — Когда поедем в Рейвель, можно свернуть с дороги и через Истерс… В общем мы можем заглянуть к леди Мейнмор.

— Отец за нее волнуется, — едва не начал оправдываться Себастьян за неожиданно вспыхнувшую радость, как только его преосвященство сказал, что не возражает против визита.

Герцог Коненталь действительно волновался за Аннель. Хотя, по правде сказать, больше из-за того, что Аннель не живет с кузеном. Себастьяну с постоянными разъездами не с руки было спрашивать, отчего же отец так хлопочет за Кларенса. Ему было жаль девушку, отправленную неизвестно куда, с горсткой слуг. Ни в чем не повинная, ничего не знающая о мире, она вынуждена была уехать в глушь и теперь пытаться там выжить. Как бы он рад был воспрепятствовать сумасбродству Кларенса!

Но, увы, как всегда на пути возникло очередное 'но' — государственная политика, и как верноподданный и государственный служащий он, прежде всего, должен был блюсти интересы государства. Сейчас не время было ей появиться при дворе. Сотрудники тайной канцелярии пока так и не вычислили шпиона, внедрившегося в ближнее королевское окружение, не смогли предотвратить утечку важной информации. А если сейчас при дворе появилась еще и Аннель?.. Нет, это было недопустимо. Уж если было необходимо, чтобы об Аннель как можно меньше знали при дворе, то так тому и следовало быть. Правда, в отличие от кузена он не собирался лишать девушку всего, а даже — наоборот, когда заедет в усадьбу, намеревался помочь ей. А вот просьбу отца выполнять не намеревался. Герцог требовал, чтобы Себастьян отправлялся в усадьбу, и во что бы то ни стало, вернул Аннель обратно в столицу. Однако у Себастьяна на происходящее были совершенно иные взгляды: максимум, что он решил сделать, так это для очистки совести озвучить ее девушке, а уж она пусть сама решает, как быть.

Наступил май, окунувший нас в щебет прилетевших птиц и в первую листву. А еще он принес новую работу. Едва мы расчистили сад, посадили картошку, и в делах вроде бы появился просвет, так я заставила мужчин переделывать в птичник старый сарай. С мисс Пибоди мы договорились, что я возьму цыплят, которых специально высидят ее наседки. Я в свою очередь пообещала, что в начале лета позволю собрать ей корзину жимолости в саду, а по осени отдам деньгами оставшуюся часть. Мальчишек я вновь приставила к работе — к разборке зелени в саду. Мистер Гивел рассказал им, что и как выглядит и они теперь должны были опознать всходившее растение: если это сорняк выдрать, а если полезное — отметить колышком. Конечно, поначалу с их стороны не обошлось без мухлежа, но когда отец — Шарль Порриман проучил всех троих хворостиной — дело пошло на лад.

Мы же с женщинами занялись первыми посадками и пересадками из теплицы. Я все-таки не удержалась и позволила себе устроить небольшой цветник и облагородить дорогу к дому. В теплице я посеяла виолы, низкорослую гвоздику, бархатцы, цинерарию, рудбекию, люпины. В грунт вдоль дороги высевала алиссум, за ним вторым ярусом — годецию двух цветов — красную и белую. Потом когда все зацветет — будет смотреться шикарно. Декоративную перламутровую календулу расположила перед невысоким забором, в полутени она растет просто замечательно. Перед домом не удержалась и посадила платикодон — фиолетовый и белый — в контрасте они должны выглядеть чудесно! А еще… Ох! От чего я только не смогла удержаться! Однолетние георгины, низкорослые астры, многолетняя гипсофила белая и розовая. Выпестовала такую капризную армерию. А еще высоким цветочным забором из дельфиниума скрыла подходы к 'задумчивой' деревянной будочке, а то она издалека так неприлично хорошо просматривалась, и аквилегию или как ее еще зовут водосбор — посадила с теневой стороны перед крыльцом.

И, конечно же, мы занимались 'съедобными' посадками. Перед тем как чинить курятник, мужчины перекапывали нам расчищенный участок, а мы уже формировали грядки. Пока еще по ночам было холодновато, и мы высевали только морковь, редиску, петрушку, сельдерей. Сажали лук — семейный и такой (его за небольшую цену удалось купить у деревенских). Немного позже собирались посеять базилик трех сортов и салаты четырех видов. А после надо было бы по-хорошему и капусту высаживать… И когда все успеть?

Чтобы хоть как-то успокоить себя и окружающих я говорила, что вот-вот и ударный труд закончится. Хотя в глубине души прекрасно понимала, что ничего он не закончится. Едва мужчины сделают птичник — заставлю благоустраивать их сарайчик для двух поросят, о которых я тоже заранее договорилась с мистером Кормаком. А мы — женщины — начнем сажать помидоры, перец и баклажаны, и когда полностью освободим теплицу от посадок — посадим там огурцы. Детей я погоню на первую прополку. Между делом все это хозяйство поливать надо будет. И с колодцем что-то решать. Он настолько заилился, что его бы по-хорошему вычистить, а значит надо будет договариваться с деревенскими умельцами! А это придется платить: натурой отдавать, то есть продуктами, или деньгами. Лучше бы продуктами и по осени, но деревенские, конечно же, предпочтут деньги. А где их столько взять?

Те сто золотых, над которыми я тряслась как скряга над последней серебрушкой — потихоньку таяли. Пришлось потратиться, когда мы только приехали сюда, а потом и здесь. Есть надо? Надо. А у нас с собой запасов не на целый же год было. Прибавилось еще четыре рта, поэтому мне пришлось дозакупать картофель и лук на посадку. Да и на покушать тоже пришлось брать дополнительно. Плюс надо было хотя бы по воскресеньям кормить народ мясом. Хотя мясом — это громко сказано! Брали кусок мяса или какую-нибудь полузаморенную курицу — варили из нее бульон, доставали и пускали на второе. Но когда пришло тепло — то я перестала покупать и это. Весна — никто не режет скотину, птицу не бьют… В итоге в еде сплошь овощи да крупы. Я уже вспомнила кучу рецептов со студенческой бытности, когда мои подруги по институту жили в общаге, и разносолов у них не водилось.

Ох, а еще баню бы срубить! Как я мечтала нормально помыться, а не трястись от озноба в тазике перед камином. Ведь в такой лоханке и не помыться толком, и грязь не оттереть. А голову вымыть вообще сплошное мучение! Мыло да уксус — вот все, чем я могла заменить привычные мне шампунь и кондиционер. Надо бы для волос крапивы насушить, и березовых листьев… Только проблема получалась — берез здесь не было. Буки, клены, вязы были, а берез нет. Но крапивы надо насушить точно, а то от мыла волосы торчали во все стороны и выглядели словно солома. Укус хоть смягчал их, но ненамного.

В особняке у герцога Меган приносила мне готовую смесь из кислого молока, яиц взбитых с еще чем-то там. Здесь же приходилось обходиться самым простым. Молоко не успевало скисаться — его или выпивали или… Короче на такую глупость как мытье головы его никто не употреблял. Яйца естественно тоже. Только щелок, хозяйственное мыло и уксус — вот все радости моих нынешних рыльно-мыльных принадлежностей. Но ладно, что есть, то есть. Вот отрастет еще и надо мальчишек отправлять рвать крапиву по всей округе. Заодно потом и зеленый супчик из нее сварим.

Дела, заботы. Все заботы, да дела… Деревенские обозом в город стали собираться, надо будет с ними мистера и миссис Порриманов послать. Они у меня самые опытные — так выдам им остатки денег, пусть в городе купят сахару (благо здесь уже знали способ получения его едва ли не в промышленных масштабах), перца горошком, гвоздики, лаврового листа, пчелиного воска, пергамента… Боже, мне кажется, список всего, что нам требовалось можно было составлять на рулоне обоев мелким подчерком, и то места бы не хватило. А уж денег и подавно!..

Когда-то я мечтала из кучки золотых зажилить хоть для себя немножечко на будущее, но видно не судьба. От меня зависят люди, да и мне, честно говоря, хочется жить в более комфортных условиях, нежели в развалюхе и сидеть на этих самых деньгах как собака на сене. Так что я готовилась растрясти последнее и в ближайшие дни, как деревенские раскачаются — отправить Порриманов в город.

Май заканчивался. Народ отсадился привел свои хозяйства после зимы в порядок и наконец-то созрел для совместной поездки в город. Те, у кого были лошади, предоставили их, зато я могла подкинуть аж три возка. Несмотря на то что мы прибыли сюда ранней весной, то есть на санях, местные умельцы, шустро перекинули их на колеса, благо конструкция позволяла (рессор изначально никто не предусматривал), и отправились в путь еще вчера.

Была уже середина дня, когда я рубила курам лебеду. Поутру, пока солнце еще не палило нещадно, я заставила мальчишек полоть дальние грядки, а сама, вооружившись топором, рубила на чурбаке большие стебли пополам и складывала в корзину, чтобы после бросить ее в курятник — пусть молодняк порадуется.

Корзина уже была почти полной, но у моих ног лежала еще приличная куча, когда я в очередной раз занесла топор над неповинной травой. И вдруг раздался истошный вопль — 'Едут!'. Естественно я промахнулась, хорошо что хоть по ноге не попала! Чертыхнувшись и помянув про себя 'в бога-душу-мать', я отложила его в сторону и поспешила к дороге. В голове билась только одна мысль: 'Случилось что-то нехорошее, раз они вернулись с полпути'.

Из-за поворота выскочил босоногий деревенский постреленок. Это он кричал и на бегу махал руками, указывая себе назад, за спину. Завидев меня, он замахал еще отчаяние и еще громче заголосил:

— Хозяйка! Еду-ут! Хозя-айка!..

Я остановилась и, заслонив рукой глаза от яркого солнца, стала ожидать худшего. Мальчишка домчался до меня и теперь, согнувшись и уперев руки в колени, задыхаясь, пытался что-то пояснить. Но из его несвязной речи можно было только разобрать: там, едут, много, богатый — и более ничего. Это взволновало меня еще сильнее.

Замерев посреди дороги, как памятник самой себе, я ждала. И верно, не прошло и полминуты, как из-за холма показалась кавалькада из пяти всадников и сопровождающего их экипажа. У меня нехорошо екнуло в груди, а в горле пересохло. Какой еще напасти не хватало?! Кто это еще к нам пожаловал?

А всадники неслись, не снижая скорости. Побоявшись, что нас с мальчишкой просто затопчут, я ухватила его за руку и оттащила к обочине. Вот уже лица можно было разглядеть и одежды. Впереди ехали двое в гвардейских мундирах. Их бы я ни с чем не спутала — пока сюда ехали, насмотрелась на них вдосталь, ведь наши конвоиры как раз из гвардейцев и были. Следом еще двое, одеждой попроще, но рожи та-акие спесивые-е-е… Точно личные слуги какого-нибудь вельможи. Рядом с экипажем ехал последний — пятый мужчина. Из-за яркого солнца он надвинул на глаза шляпу так, что лица не было видно, и чуть ссутулившись, беседовал с тем, кто сидел в экипаже.

Внутренне подобравшись, я осталась на месте, хотя очень сильно хотелось пуститься наутек. То, что это едут к нам, я поняла сразу же, едва они показались из-за холма. Там, за ним дорога раздваивалась, и наезженная колея вела дальше в Истрес, а полузаросшая к усадьбе.

Заметив меня, замершую в ожидании, один из гвардейцев отклонился в сторону с дороги и, пришпорив коня, поспешил подъехать поближе.

— Эй, селянка! Эта дорога ведет к усадьбе Адольдаг? — прокричал он, еще не доезжая.

Я молча махнула рукой по направлению к дому.

— А маркиза там? — уже тише спросил он, резко останавливая скакуна рядом. Тот едва на дыбы не встал, но я даже не подумала отшатнуться. Уж очень нехорошо взволновали его слова.

— Может там, а может — нет, — пожала я плечами.

Говорить прямо и откровенно мне никак не хотелось. Но, видя, как вытянулось его лицо, и сжалась рука, свободная от поводьев, пришлось добавить:

— Может она в саду гуляет, а может и в деревню к Отцу Митчеллу пошла.

А что я еще могла сказать?! Вот, мол, друг мой любезный, перед тобой в образе селянки — загорелая лицом и руками, в разношенных башмаках, ныне больше похожих на тапки, в потертой юбке и простой блузке с открытым воротом и с платком на голове, повязанном как у украинских баб кончиками кверху. Когда на улице не меньше тридцати градусов жары, утягиваться как придурочной барыне в корсет, чтобы потом весь день в обмороке лежать, не хотелось. Работа-то на месте стоит — ее делать надо.

Гвардеец важно кивнул и, махнув рукой своим 'давайте туда', пришпорил скакуна. Кавалькада поравнялась со мной и проследовала дальше. Я быстренько окинула всех взглядом, в надежде узнать, кто это пожаловал. В экипаже я увидела его преосвященство епископа-коадъютора Фердинанда Тумбони. Он, опершись на дверцу, смотрел через открытое окошко на дорогу. На меня он даже внимания не обратил. Четверо всадников мне тоже были незнакомы, а вот пятый…

О, черт!.. Лучше бы я ушла. Пятым беседующим с епископом оказался никто иной, как Себастьян — герцогский сын собственной персоной! Не знаю, зачем его сюда занесло, но…

Кавалькада уже проехала мимо, а я попятилась в заросли у дороги, чтобы оттуда, сделав крюк, незаметно попасть в дом. Но как назло в последний момент взгляд Себастьяна скользнул в мою сторону. В его глазах мелькнуло узнавание, и он рывком обернулся и пристально всмотрелся в меня.

Не знаю, что на меня накатило, но неожиданно я улыбнулась и прижала палец к губам. Мужчина сначала неуверенно, а потом, все же сообразив, кивнул и, как ни в чем не бывало, продолжил разговор с епископом.

Я же, шепнув мальчишке, чтобы живо нашел в саду Меган, подобрала длинную юбку повыше и, что есть силы, припустила через кусты и задний двор к дому.

Конечно, я не успела обогнать гостей. Они уже спешились и, теперь прохаживаясь по двору, разглядывали мои клумбы и косились в сторону огородных насаждений. Перед ними, опершись на палку, стоял мистер Гивел и что-то рассказывал. Из сада, вытирая руки о длинный коричневый фартук с карманами, спешила Меган. За ней с корзиной в руках торопилась Агна. Завидев меня, прячущуюся за раскидистым вязом, Меган понятливо кивнула и, шепнув что-то на ушко Агне, не снижая скорости, рванула в дом. Агна же с корзиной направилась ко мне.

— Миледи, вы корзину на плечо и… — начала было девушка, но я шепнув ей: 'Да, знаю!', отобрала ее из рук.

Агна тут же развернулась и пошла к дому, а я, взвалив на плечо полупустую корзину так, чтобы скрывала лицо, пристроилась вслед. Понятливый мистер Гивел, заметив меня с девушкой, как бы невзначай потянул гостей к дальней клумбе. А я незаметно прошмыгнула вовнутрь.

Не знаю, провели ли остальных прибывших наши маневры, однако когда я уже почти вошла в дом, все кроме Себастьяна смотрели на посадки, в особенности на помидоры, тогда как он не отрывая глаз, наблюдал за мной.

В доме Меган уже суетилась вовсю. Бабушка Фани пыталась на скорую руку соорудить какую-нибудь постряпушку, вроде тех же оладышков и одновременно поставить чайник, тогда как девушка стремилась успеть все остальное — достать мои парадно-выходные одежды, вытащить единственную расшитую скатерть, что мы успели сделать за весну, вынуть посуду для чаепития, маленькую баночку с чаем которую я тщательно берегла. Но, завидев меня, девушка оставила все и, подхватив небольшой таз в углу, потащила его в женскую спальню. Я тут же поставила корзину к стене, зачерпнула из бочки воды большим ковшом и поспешила за ней.

Пока я умывалась и хоть как-то пыталась оттереть руки от травяной зелени, Меган судорожно перебирала мой гардероб.

— Блузку давай, — бросила я, отфыркиваясь от воды. — И ту юбку, в которой я в церковь хожу.

— Но это ведь маркиз… — попыталась возразить она, но я ее оборвала.

— Раз для церкви подходит, значит и для маркиза пойдет. Если он хотел помпезной встречи — предупреждать надо было хотя бы за неделю.

Меня быстро облачили, и пока девушка, склонившись, зашнуровывала ботиночки, я яростно расчесывала волосы. В красивую прическу, которую полагается носить леди, собирать было некогда. Я лишь сделала прямой пробор, подхватила пряди на висках и над ушами и, подняв их наверх, скрутила вместе. Затем заколола это все зажимом, а оставшиеся волосы завернула ракушкой и быстренько заколола шпильками.

— Шляпу давай! — распорядилась я.

Памятуя, чего наврала гвардейцу, я решила поддержать приличествующую своему статусу версию. Быстро подвязав единственную соломенную шляпку под подбородком, я схватила из вазочки букетик цветов и поспешила в кухню.

Пару недель назад я заставила мужчин разгрести еще одно помещение, чтобы привести его в порядок. Буквально вчера мы устроили там мужскую спальню. А то не дело в кухне — и спальня, и едальня одновременно!.. Так вот, в этой комнате одно окно выходило на противоположную сторону флигеля. Им-то я и решила воспользоваться.

Прошмыгнув по кухне так, чтобы меня не заметили, я распахнула в мужской спальне окно и, подставив табуретку, вылезла. Юбка задралась, блузка немного выбилась из пояса, но это все ерунда. Быстро приведя себя в порядок, я спешным шагом вырулила на тропинку, ведущую в обход флигеля, и как ни в чем не бывало, появилась с главной дороги.

Едва завидев гостей, я сделала вид, что невероятно удивлена и поспешила к ним. Первым меня заметил епископ.

Со словами 'О, миледи, ну вот, наконец-то, и вы!', он направился на встречу. Я тепло поприветствовала его. Выражая все приличествующие моменту слова радости, я тем временем краем глаза наблюдала за Себастьяном. Удалось ли мне его провести или нет?

Похоже, что нет. Несмотря на приличествующее моменту встречи его лицо было непроницаемо благостным, но глаза при этом лукаво посверкивали.

Ничего незначащие слова любезности потекли рекой. Епископ нахваливал мои цветники, исподволь расспрашивал про посадки, все пытаясь узнать, кто это сделал, и одновременно подмечал, как хорошо я руковожу слугами.

Я кивала, соглашалась, говорила какие мои люди трудолюбивые, а сама уже нервно начинала посматривать на дом. Ну, где же там обещанный стол? Это в саду я могла ходить хоть пятнадцать часов к ряду и говорить 'посмотрите налево, посмотрите на право', а во флигеле всего три жилых комнаты — там не погуляешь, экскурсию не устроишь. Отчего-то не хотелось ударить в грязь лицом перед его преосвященством и Себастьяном. Наверное даже больше перед Себастьяном, ведь епископ уже знал в каких условиях я живу, тогда как сын герцога… Думаю для него будет немалым потрясением увидеть ту убогость, что нас окружает. Наверняка он станет меня жалеть, снисходительно относиться. А я жалости по отношению к себе терпеть не могу. Даже больше — ненавижу. Поэтому меня и волнует отношение герцогского сына… Да именно поэтому!

И для себя именно таким образом разобравшись в нелепых и неожиданно нахлынувших эмоциях, я стала присматривать за Себастьяном.

А тот после того, как внимательно осмотрел меня переодетую, полностью потеряв интерес, ходил вдоль клумб и о чем-то иногда спрашивал мистера Гивела, который ковылял за ним, опираясь на трость.

Наконец-то из дверей высунулась Меган и утвердительно кивнула. Я поняла, что можно приглашать гостей в дом.

— Ваше преосвященство, милорд, — чуть повысив голос, начала я, — прошу, пойдемте пить чай. Вы, наверное, притомились в дороге, да и погода сегодня весьма жаркая. Так что прошу, — и сделала приглашающий жест рукой.

Я понимала, что несу чушь, после того как намеренно пятнадцать минут держала их у крыльца и живописала местные достопримечательности, но нужно было держать марку благородной леди.

Себастьян и епископ Тумбони отреагировали весьма живо. Гвардейцы было тоже дернулись, но тут же сникли, когда увидели в распахнутом окне Агну с подносом, на котором стояли большие глиняные кружки с травяным отваром и нарезанный ломтями хлеб с маслом.

Я провела маркиза и его преосвященство через кухню в мужскую спальню, которая стараниями женщин сейчас превратилась в подобие гостиной. С диванчика на котором спали мальчишки убрали постель, две кровати застелили, придав им вид софы, а куда прочие дели не знаю. Зато посреди комнаты теперь стоял стол, накрытый белой скатертью и с тремя стульями. На столе уже стояла чайная посуда и та самая пустая вазочка, из которой я вытащила цветы, что до сих пор держала в руке. Не долго думая, я водрузила их обратно, любовно расправила, сделав вид, что тяжелее, чем подобными делами вообще не занимаюсь. А потом как радушная хозяйка вновь пригласила гостей к столу.

Меган внесла на большом блюде горячие оладьи, и я начала разливать чай.

— Вы живете в чудесном месте, — заговорил епископ, чтобы прервать затянувшуюся паузу. — И хотя ваше жилище скромно…

— Но ведь место действительно чудесное, правда? — улыбнулась я, чтобы его преосвященство не попал в неловкое положение из-за своей последней фразы.

— Да, да, — тут же согласился он. — Места действительно чудные.

— А могу я полюбопытствовать, что привело вас сюда? — спросила я, подавая ему креманку, в которую вместо десерта наложили мед.

Наступило неловкое молчание, которое Себастьян тут же поспешил нарушить:

— Его светлость, герцог Коненталь… мой отец, — он откашлялся и продолжил, — настоятельно просил навестить вас. А поскольку наш путь лежал практически в эту сторону, то нам с его преосвещенством ничего не стоило завернуть к вам, — и, обратившись за помощью к епископу, уточнил: — Ведь верно?

Тот принужденно кивнул.

— Это так чудесно, что его светлость проявляет заботу обо мне, — я вежливо улыбнулась, понимая при этом, что мужчины что-то явно не договаривают. Оч-чень интересно зачем их понесло в наши края!?..

— Герцог Коненталь такой чуткий человек, — меж тем продолжала я, теперь подкладывая его преосвященству оладьи на тарелку. — Он оказывает мне поддержку с самого появления в мире. Я так ему благодарна.

— Кстати о вашем появлении, — перехватывая инициативу в разговоре, епископ выразительно поднял нож, которым разрезал оладышек. — Я хочу предупредить вас, что его величество все еще желает встречи с вами.

— О! — это все что удалось произнести мне.

— Думаю, на новогодние праздники вас представят ко двору. Так что готовьтесь. Потом вы встретитесь с его величеством.

— Но…

— Безусловно, мы переговорим с вами обо все перед этим знаменательным событием, — речь его светлости журчала беспрерывно, не давая мне возможности вставить хоть слово. — Вы расскажите о жизни в своем мире, поведаете некоторые забавные истории… Бабушка нашего короля — Флоренс Пришедшая тоже была одной из вас. В детстве он слышал от нее много историй и теперь ему очень любопытно сравнить.

— Ох, — выдохнула я и, видя, что епископ подносит чашку с чаем, чтобы сделать глоток, попыталась вставить хоть пару фраз в возникшую паузу. — А может его величество запамятует и забудет о такой скромной персоне как я?

— Это вряд ли, — снисходительно заметил Тумбони. — С теми событиями, что нынче происходят при дворе благодаря… — тут он неожиданно закашлялся. — Сейчас очень интересуются модными веяниями. А пришедшие из старого парка всегда представляют собой что-то новое и неизвестное.

Неожиданная смена в разговоре четче слов сказала мне, что епископ и Себастьян явно не хотят, чтобы я знала больше положенного. А может быть, они проговорились о чем-то, что мне не нужно было знать и?..

— Так что мой вам совет, — продолжал он. — Удивите его величество чем-нибудь. Заинтересуйте, — и тут же поправился: — Я имею ввиду — удивление, в хорошем смысле этого слова.

— О, я поняла ваше преосвященство! — протянула я. А что еще оставалось делать?..

Потом разговор пошел на нейтральные темы, и как я не пыталась узнать, что же Себастьян делает вместе с епископом, этого так и не удалось. Что епископ, что Себастьян как опытные собеседники, с легкостью уходили от моих осторожных вопросов. Причем так успешно, что я даже не узнала, куда именно они отправляются.

Когда чай был допит, его преосвященство засобирался к отцу Митчеллу, именно у него он собирался остановиться на ночь. Я не возражала, мне и Себастьяна с гвардейцами вполне хватит. Судя по спокойному виду, по тому, как явно он не собирался вставать, он решил ночевать у нас. И теперь я судорожно думала, как же его разместить. Он, как сын герцога привык к комфорту, к удобствам. К отдельной комнате, где не спят рядышком четверо взрослых мужчин и четверо шумных детей. Хотя…

А вот нечего было без предупреждения приезжать! Пусть теперь на общих основаниях! Пусть слушает храп и еще некоторые старческие звуки, которые издает мистер Гивел, сопение развеселой четверки сорванцов, и вдыхает все ароматы появляющиеся после тяжелого трудового дня. Несмотря на то, что я гоняла мужчин мыться каждый день, когда они собирались вместе и раздевались, некоторый специфический запашек-с все равно присутствовал.

Когда я представила себе это, то с трудом удержалась от смеха. М-да… Вот лицо будет у Себастьяна!..

Проводив его преосвященства до экипажа (с ним отправился его слуга и один из гвардейцев), мы с Себастьяном остановились возле крыльца.

— Вы надолго к нам? — вежливо спросила я на всякий случай; и хотя епископ говорил, что завтра они собираются в путь, но мало ли…

— Завтра снова в дорогу, — порадовал меня тот, — а сегодня, увы, мне придется вас стеснить.

— Ничего страшного. Ваше пребывание нас нисколько не стеснит! — соврала я, почему-то заранее предвкушая вытянувшееся лицо маркиза, когда тот увидит, что будет спать вместе со всеми. — Только боюсь, вам у нас будет некомфортно. Мало места и все такое.

Но Себастьян лишь отмахнулся:

— Пустяки. Я не рассчитывал на многое…

Я с трудом проглотила шпильку, едва удержавшись от колкости. Хотя чего мне это стоило!.. Нет, ну каков наглец?! Не рассчитывал он на многое! Глядикося! Вот положить бы тебя в той развалине, в которую я сюда приехала! Тогда я посмотрела бы!

Я уже начала заводиться, но неожиданно последующими словами, Себастьян умудрился пригасить возмущение.

— Я думал, что вся усадьба весьма в плачевном состоянии, и если по части дома видно насколько, то там, где вы приложили свою нежную ручку… Я отдаю должное вам и вашему труду.

И неожиданно взяв мою ладонь, поцеловал. Я тут же вырвала руку и недовольно воззрилась на него. А Себастьян, как ни в чем не бывало, продолжил задавать вопросы:

— Вы не только руководите, но и участвуете в наведении красоты в доме и возле?

Я молчала, в упор глядя на него. Не совсем понимая, куда же он клонит, я предпочла предоставить ему возможность развивать свой монолог далее.

Это несколько смутило Себастьяна. На миг он замешкался, а потом пояснил:

— У вас руки в травяной зелени.

Я посмотрела на ладони. Из папиллярных линий так и не вымылся растительный сок. Неожиданно для себя, я спрятала руки за спину, словно меня поймали на чем-то постыдном, а когда осознала что сделала — покраснела.

Увидев, как я залилась румянцем, мужчина вкрадчиво спросил:

— Скажите, а это на дороге были вы или не вы? В первый момент я растерялся, когда мне показалось, что маркиза может вот так по простому… А спустя несколько минут, вы появились как благородная леди с прогулки. Так это были вы?

Я дернулась точно от удара. Не знаю почему, но мне стало неприятно. До того момента, как я повстречала картеж на дороге, меня не очень-то волновало, что выгляжу как селянка. И деревенские и мои люди уже привыкли к чудесам хозяйки, и не придавали этому значения. Ведь в церковь я ходила в положенном виде, соблюдала все правила приличия, как в одежде, так и в поведении. Но сейчас…

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — жестче, чем следовало бы, ответила я и, тут же вспомнив, что лучшая защита, это нападение — начала напирать. — Хотя вам-то, собственно, какое дело, как выглядят мои люди? Кто у меня здесь ходит и в каком виде? Руки, видите ли, мои ему не нравятся?! А я что должна сидеть прохлаждаться в тени, когда остальные от зари до зари надрываются?! Может быть, у вас там, в столице, барышням и положено сидеть как каменным изваяниям, да только у нас здесь — в деревне, — это слово я выделила особенно желчно, — сколько потопаешь, столько и полопаешь! И если я занимаюсь посадкой растений, то…

— Миледи, я не имел в виду ничего дурного, — начал защищаться Себастьян. Он в шутку даже руки вперед выставил, словно я собиралась кинуться на него. Я же поняла, что стою, уперев кулаки в бока, как склочная торговка.

Ничего себе, я разошлась!.. Приняв приличествующую женщине благородного сословия позу, и поджав губы с досады, я двинулась по дорожке в сад. Это же надо ни с того, ни с сего так завестись?! Ладно бы он мне гадостей наговорил, так нет же, всего лишь попытался выяснить правду…Наверное, я слишком устала, больше конечно физически, чем морально, но хроническое недосыпание стало сказываться. А тут еще перед епископом пришлось два часа разыгрывать из себя 'благородну мадаму' следящую за каждым неосторожным словом. И в итоге нервы натянулись как струна, что даже малейший намек, или если мне казалось, что намек, воспринимался словно оскорбление. Да, именно по этому, а не из-за того, что предстала перед маркизом в невыгодном свете.

— Миледи, постойте! — окликнул меня Себастьян.

Я обернулась. Мужчина неспешно шел за мной.

— Простите, если я чем-то вас обидел. Поверьте, я не со зла, и не от желания вас расстроить. Миледи прошу, уделите мне еще некоторое время.

Мне пришлось нехотя кивнуть. Правила хорошего тона не позволяют леди отказываться, если ее просит джентльмен. А тем более родственник — с какой-то затаенной мстительностью напомнила я себе.

— Давайте прогуляемся по саду, и я все расскажу вам, — меж тем продолжил Себастьян, поравнявшись со мной. И, видя мое сомнение, добавил: — Если хотите, вы можете взять с собой вашу служанку.

— Зачем? — совершенно искренне удивилась я.

— Вдруг вы опасаетесь оставаться со мной наедине, — без тени иронии ответит он.

Похоже, Себастьян принял мои странные действия за опасение находиться в его обществе одной. Видимо настоящим леди так и полагалось делать, но…

— А надо? — спросила я.

Нахлынувшее нервное напряжение потихонечку отпускало.

— Что надо? — не понял мужчина.

Он даже с шага сбился и, остановившись, изумленно посмотрел на меня. Я тоже вынуждена была замереть на месте.

— Мне нужно вас опасаться?

Себастьян не ответил, лишь посмотрел на меня как на неразумное дитя, отчего я смутилась, и предложил руку. Я осторожно оперлась и мы пошли.

— У вас чудесный сад, — похоже, маркиз решил зайти издалека. — Цветы великолепные, я таких еще нигде не встречал. Да и…

Я перестала его слушать. Светская болтовня надоела мне, еще когда пили чай с епископом. И теперь невольно мыслями я унеслась в будущее. Вот уже июнь на носу, скоро пойдут ягоды: первой жимолость, за ней пару недель спустя клубника. И хотя ее немного, на небольшой урожай можно все же рассчитывать. Так незаметно и июль настанет. Там на подходе малина со смородиной, огурчики тем временем поспеют. Ох, дел-то сколько предстоит!..

— … ни так ли миледи? — оторвал меня от размышлений голос Себастьяна.

Я оторвала взгляд от тропинки и внимательно посмотрела ему в глаза. Солнце уже садилось, освещая его со спины. Отчего казалось, что его темно-серые глаза как-то по-особому светились.

— Если честно, милорд, то я не поняла ни слова из того, что вы мне сказали, — смущенно призналась я. — День был трудным, неделя еще нелегче. У меня совсем нет сил, чтобы уделять время пустым разговорам.

— Вы очень стойкая женщина, — улыбнулся мужчина, и эта улыбка смягчила его черты. — Отправится сюда, без надежды на поддержку…

Он взял мою руку в ладони и еще раз поцеловал. Сейчас я не стала ее выдергивать, и лишь ждала продолжения.

— Вам должно быть невероятно тяжело. Да и не дело это, такой хрупкой женщине…

— А если сразу сказать правду, и не добираться обходными путями? — спросила я прямо. Политес за вечер меня утомил.

Себастьян вздернул бровь, словно говоря 'вот вы какая?'.

— Миледи, отец действительно предлагает вернуться вам обратно в столицу. Он просил меня вам это передать, — и, видя, что я собираюсь ответить, поспешил добавить: — Все-таки подумайте. Обратно я могу поехать через Клаймор и, повернув в Истерсе, заехать за вами. Столь тяжелые условия для жизни и…

— Милорд, скажите, вы настолько верный сын своего отца? — перебила я вопросом его монолог.

Себастьян окончательно сбился, и замолчал на некоторое время. Я тоже не спешила продолжать.

— Вы непостижимы… — наконец выдохнул он, качая головой. — Почему вы спрашиваете?

Я передернула плечами, словно по мне пробежал паук.

— Просто я устала, что все ваше семейство так и норовит проехать мне по ушам моим муженьком!

Высвободив руку из его ладони, я пошла прочь. Неожиданное раздражение вновь накатило волной. Нет, чтобы другое сказать, так он вновь про Кларенса. Надоело! Сейчас он уговаривать начнет, потом в герцогский особняк зазывать… Так и под супруга подложат!

За спиной раздались торопливые шаги. Себастьян быстро догнал меня.

— Миледи, постойте! Я не совсем понял, что значит проехать по ушам?..

— Надоедать, — коротко перевела я, вовсе не собираясь останавливаться.

В конце концов, мне надо еще яблони проверить и кусты жимолости в дальнем конце сада. Вот сейчас и сделаю, а заодно пока дойду — нервы успокою.

— Миледи подождите! Отец действительно беспокоится за вас!

— О себе он больше беспокоится, а не обо мне, — пробурчала я себе под нос, но кажется, Себастьян не услышал. Впрочем, и хорошо, что не услышал, я была чрезвычайно резка в разговорах для леди.

— Миледи, остановитесь…

— Можно подумать я от вас убегаю, — бросила я резко. — Мне нужно проверить ягоду. Идите рядом и мы поговорим, — и, предупреждая его дальнейшие речи, попросила: — Только давайте без экивоков, говорите прямо и по существу. А то меня начинает утомлять, как вы и ваш отец нахваливаете Кларенса, словно он девица, а не я.

— Хорошо, миледи, — согласился Себастьян. Только прошу, учтите, это отец его нахваливает, а не я. И это отец просит вас вернуться в столицу к своему мужу.

— А вы? — я пытливо взглянула на него.

— Что я? — не понял мужчина.

— Вы о чем будете просить?

— Я буду?!

— Ну не я же! — не выдержала я. — Только не надо разыгрывать из себя святую невинность, не понимая, о чем я вас спрашиваю! Каждый из вас: вы, ваш отец или епископ преследуете свои цели. Вашему отцу нужно чтобы я вернулась к муженьку. Епископу — чтобы я была представлена королю, хотя убей бог, не понимаю для чего это нужно! Остались только вы. Только ваших стремлений и чаяний я не знаю. Вот теперь я слушаю, что лично ВЫ от меня хотите!

Себастьян выслушал мою отповедь с удивленным видом.

— Вам не откажешь в уме, — хмыкнул он. — Но поверьте, лично мне хотеть от вас… То есть… — тут он сбился, нервно кашлянул и, неожиданно занервничав, попытался выкрутиться. — О черт!.. Простите миледи, я неверно выразился. Лично я хочу, чтобы все шло своим чередом. Понимаете?

— Нет, — мотнула я головой. — Прошу, выражайте свои мысли почетче.

— Почетче?! — неожиданно вздохнул мужчина, собираясь с мыслями. — Если говорить прямо — то я желал бы, чтобы вы оставались здесь. Отец, конечно, хочет обратного, но…

— Давайте без 'но'! — рассудительно предложила я. — Вы по каким-то причинам желаете, чтобы я безвылазно сидела в этой глуши?

— Да, — коротко согласился Себастьян. — Простите меня за такие слова, но да.

Сделав вид, что глубоко задумалась, я тем временем поглядывала на кусты, росшие по обе стороны от тропинки. Первые ягодки на кустах уже начали буреть, еще немного и на солнечной стороне можно будет пощипать немного… Интересно, а ему-то что за корысть, что я буду в усадьбе?! С Кларенсом чего-то не поделил, или?..

— В принципе это совпадает с моими намерениями, — наконец-то произнесла я, и с удивлением услышала, как маркиз с облегчением выдохнул. — Я совсем не горю желанием попасть в объятья к моему дражайшему супругу, — и, обернувшись к Себастьяну, поинтересовалась. — Вот скажите, а Кларенс за все это время хоть раз вспомнил обо мне? Я спрашиваю только из женского любопытства.

Тот криво усмехнулся.

— Думаю, вы догадываетесь, что нет.

— Ну, надо же! Какие у нас взаимные чувства! Вот представьте себе, я тоже ни разу не вспоминала о нем!

— Знаете, а вам не идет быть желчной, — заметил мужчина. — Вы не такая.

Но отчего-то я вспылила. Мне почему-то постоянно хотелось злиться на маркиза.

— А какая я? Рабочая лошадь?!

Себастьян отступил на полшага и окинул меня, словно картину, внимательным взглядом.

— Все-таки там, на дороге это были вы! — утвердительно произнес он.

— И что?! — вызывающе возразила я. — А вы бы что, предпочли в корсете огород полоть? Или может быть кур кормить?

— И вам не идет злость.

Теперь Себастьян сложил руки на груди и, не отрываясь, смотрел на меня.

— Будьте сами собой, Аннель. Вы так милы, когда улыбаетесь.

Я прикрыла глаза, чтобы собраться с духом. Так, спокойно!.. Сегодня почему-то меня так и тянет на него наорать.

— Мы сейчас не обсуждаем, что мне идет, а что нет, — стараясь четко проговаривать каждое слово, произнесла я. — Мы сейчас выясняем, что вы ждете от меня. Вы хотите, чтобы я оставалась здесь. Так и я хочу того же. При этом возвращаться к мужу я не намерена ни за какие коврижки. Прямо так и можете передать герцогу. А епископу… — я развела руками. — Тут боюсь я невластная чего-либо желать. Так?

— Так, — согласился Себастьян. — В связи с некоторыми событиями при дворе, его величество желает видеть вас. Вы ему интересны, ведь вы, как и его бабка, попали к нам из другого мира. Но из-за большой занятости, время для аудиенций у вас будет не раньше зимы, чтобы, не нарушая дворцового протокола, король смог бы увидеть вас в новогодние праздники или сразу после них. И это уже не обсуждается.

— Понятно, — вздохнула я. Время вольного житья ограничено до зимы. — А с Кларенсом тогда встречаться обязательно?

— Если только пожелаете, — ответил Себастьян. — Впрочем, если захотите, вас из дворца отвезут обратно в усадьбу.

В ответ я снова печально вздохнула. Как же ж! Вернут они!.. Думаю, сейчас Себастьян готов пообещать, что угодно лишь бы я вела себя благоразумно. А может быть… А вдруг он говорит правду? Ведь сейчас он не хочет, чтобы я возвращалась в столицу к мужу?

А Себастьян тем временем расстегнул камзол, достал из потайных карманов пару увесистых мешочков и вручил их мне.

— Держите. Вот пятьсот золотых монет, дабы вы смогли продержаться до зимы.

— Это чрезвычайно много! — поспешила возразить я.

— Берите, берите! — настойчиво произнес маркиз. — Не экономя, если найдете мастеровых людей, то до дождей сможете восстановить весь флигель. Хоть прозимуете спокойно, а там видно будет…

— Но… — еще раз попыталась возразить я, но мужчина отрезал.

— Даже не смейте! Глядя на все, что вы УЖЕ сделали, я верю, что с деньгами восстановление нормального жилища для вас не станет проблемой. Вы не сдаетесь, несмотря на поставленные перед вами преграды… — и резко перестав восхвалять мои достоинства, свернул разговор. Похоже, для маркиза резко менять тему — норма. — Уже темнеет. Надеюсь, вы насмотрелись на ягоды? — Я вынуждена была согласиться. — Тогда пойдемте, а то чего доброго ваши люди начнут нас с факелами и дрекольем искать. Дреколье они припасут, разумеется, для меня, — и галантно предложил мне руку для обратной дороги.

Домой мы шли молча.

Ночевали как обычно, мальчики налево, девочки направо. Себастьяна, несмотря на то, что он герцогский сын, я положила вместе с остальными мужчинами, благо постель мистера Порримана была свободна. Гвардеец и лакей разместились там же.

Если вы читаете данный текст не на СамИздате, значит, его выложили на данном сайте без разрешения автора. Если вы купили данный текст, то знайте — это черновик — и его можно бесплатно прочесть на странице автора на СамИздате. Любое копирование текстов со страницы без разрешения автора запрещено.

С утра, сразу после завтрака мы неожиданно тепло попрощались, и Себастьян направился в деревню за епископом, чтобы уже вместе продолжить путь. О вчерашнем разговоре мы даже не упомянули, словно его и не было.