Часть вторая
По окончании зарубежной командировки Инна Давыдова составила для Лукина подробный отчет, на что были потрачены деньги, снятые на Мальдивах с платежной карты American Express. Сумма вышла внушительная, та же аренда скоростного катера – весьма дорогое удовольствие, но все расходы были оправданными, и Константин Викторович принял отчет без замечаний, хотя считал, что детективы «Интерпоиска» свою работу до конца не выполнили, и был прав.
Не прошло и недели, как Елена вернулась домой, и ему пришло новое анонимное письмо с требованием «заплатить по счетам». На этот раз неизвестный вымогатель, правда, подписался – «Бухгалтер», и угрожал Лукину, что в следующий раз его дочери повезет меньше, если тот не перечислит ранее оговоренную сумму на указанные ему банковские счета. Также «Бухгалтер» предупредил, что в случае отказа до конца месяца заплатить «налог на богатство» материалы об участии Лукина в нелегальной торговле оружием, на которой он заработал свой основной капитал, станут достоянием гласности. Такое предупреждение было уже классическим шантажом, и что самое неприятное, сообщить об этом шантаже в правоохранительные органы Константин Викторович не мог, потому что это было бы равносильно явке с повинной. После истории с похищением было понятно, что «Бухгалтер» не блефует, но и отдавать неведомо кому пятьдесят миллионов евро Лукин не собирался.
Константин Викторович прибеднялся, когда сказал Сокольскому, что такая сумма – это почти все его состояние. Только на заграничных счетах у него было около полумиллиарда долларов, на проценты с которых он мог безбедно прожить до конца своих дней, плюс алмазные рудники ежегодно давали ему пару миллионов долларов прибыли, да и страховая компания «Энтерпрайз» официально приносила немалый доход. Что касается контрабанды оружия, разоблачить которую угрожал неизвестный «Бухгалтер», для Константина Викторовича то были дела прошлые. Сейчас президент страховой компании Лукин совершенно законно получал свои проценты от контрактов на страхование военных грузов. Старый чекист Лукин, конечно, догадывался, что не все чисто с этими грузами. Вокруг «Спецэкспорта», деятельность которого курировал Витя Рогульский и компания, постоянно вспыхивали громкие скандалы, связанные с торговлей оружием, поскольку львиная доля этого «царского бизнеса» шла мимо бюджета, но кого сегодня этим удивишь?
Ну задержали в Кишиневе гражданский самолет с грузом стрелкового оружия для Йемена, а по бумагам там не оружие было вовсе, а нефтяные насосы. Да какая разница? Непонятно, правда, каким ветром тот мирный самолет по пути в Йемен в Кишинев занесло. А так все нормально – насосы автоматические и автоматы Калашникова тоже автоматические. Стоило из-за этого шум поднимать.
Уж на что, казалось бы, резонансно прозвучала история с захваченной сомалийскими пиратами баржой, перевозившей тридцать три танка Т-72, девяносто две боевые машины БМ-21 «Град» (реактивные системы залпового огня), сорок тысяч ручных противотанковых гранатометов и шестьдесят тысяч фугасных снарядов (этого «джентльменского» набора вполне достаточно, чтобы уничтожить треть населения Африки). Странные пираты, угрожавшие взорвать баржу вместе с собой и требующие то денег, то оружия, странный судовладелец, неизвестно кому предназначавшийся груз – то ли Кении, как заверяли представители «Спецэкспорта», то ли Судану, на поставки оружия в который было наложено международное эмбарго из-за гражданской войны в этой африканской стране. Ну и что с того? Заплатили пиратам выкуп и все шито-крыто.
Но что позволено Юпитеру, то не позволено быку, и Лукин знал, что ему очень не поздоровится, если всплывут факты его причастности к контрабанде оружия. В авиакомпанию «Веста», занимавшуюся продажей самолетов и вертолетов из остатков ВВС и ПВО МО СССР, полковника КГБ Лукина пригласил в начале девяностых его бывший сослуживец по Пятому Управлению Коля Скурко.
Помимо военной авиатехники, вчерашние «чекисты» взялись помочь Минобороны Украины освободиться от всего избыточного вооружения. Обогатились в те времена многие. А оружие, отправленное в африканские страны, оказывалось в Хорватии, Сербии и других горячих точках. Афганским талибам, например, они нелегально продали сто тридцать танков Т-55 и огромное количество боеприпасов, и им все сошло с рук. А вот с тайными поставками в Иран крылатых ракет советского производства, способных нести ядерные боеголовки, вышел международный скандал, и в этом деле было уже восемь трупов, из них двое в киевском СИЗО, а Скурко сгорел заживо в собственном «лексусе». Автокатастрофу Скурко устроили столь профессионально, что у Лукина не было сомнений в том, что это дело рук спецслужб. Сам он в том скандале не засветился, и о его доле от продажи крылатых ракет знал только Скурко, который уже никому ничего никогда не расскажет.
Что же накопал на него «Бухгалтер», Константин Викторович мог только догадываться. Больше всего Лукин опасался, что бывшие партнеры по контрабанде оружия из ГУР МО прознают, что он «крысятничал», то бишь утаил от них сотню-другую миллионов долларов. Тогда пятьюдесятью миллионами он уже не отделается, а могут и вовсе его приговорить, как Скурко. Константин Викторович небезосновательно подозревал, что Николая убили в том числе и за его, Лукина, грехи. Сейчас ясно было одно – нужно срочно принимать какие-то контрмеры против «Бухгалтера», и самому ему с этой проблемой не справиться. За помощью он опять решил обратиться к Сокольскому. Один раз «Интерпоиск» уже оправдал его доверие, может, выручит и в этой ситуации.
Отставного полковника КГБ Лукина, правда, напрягало, что Сергей Сокольский бывший мент, к которым он относился, как и все «конторские», с откровенным пренебрежением, оставшимся со времен, когда КГБ считался «старшим братом» МВД, но бывший начальник угро Сокольский вызывал у него уважение. Розыск пропавших на Мальдивах молодоженов тот организовал грамотно, да и командир «Сокола» Давыдов, в одиночку обезвредивший пиратов, не подвел, и Константин Викторович вынужден был признать, что подполковник милиции Алексей Давыдов не уступает спецназовцам из «Альфы» – элитного спецподразделения КГБ, а ныне СБУ. Надеялся Лукин и на высокий профессионализм Сокольского, которому хотел поручить найти шантажиста, потому что никому из своих бывших коллег Константин Викторович теперь не доверял, поскольку любой из них мог оказаться «Бухгалтером».
Прискорбно, но факт – после преобразования КГБ в СБУ «контора» превратилась в такой же рассадник коррупции, как МВД и прокуратура.
Что касается МВД, в свое время Лукин сам разоблачал «оборотней» в милицейских погонах. То была «эпоха Андропова» по «наведению порядка в стране». Продлилась она недолго, но «контора» успела ментам как следует прищемить хвост, а тогдашний министр МВД СССР Николай Щелоков и вовсе застрелился.
Конфликт Щелокова с руководством Комитета государственной безопасности начался с того, что милицейский министр фактически не допускал в свое ведомство комитетчиков. Возглавивший же КГБ Андропов настаивал на том, чтобы Комитет получил право контролировать МВД так же, как контролировал Вооруженные Силы. Однако Щелоков, пользуясь расположением Брежнева, успешно отстаивал свое ведомство, заявляя, что вверенное ему министерство само в состоянии проследить за порядком в собственном хозяйстве. Такая независимая позиция министра МВД СССР вызывала у «старшего брата» глухое раздражение. Дошло до того, что противостояние двух силовых ведомств КГБ и МВД переросло в настоящую войну, а когда бывший Председатель КГБ Юрий Андропов стал Генсеком КПСС, он тут же развязал кампанию по дискредитации милиции и «контора», что называется, вошла в раж. После той разгромной кампании чувство кастового превосходства над ментами осталось у Лукина по сей день.
Проявить же себя на идеологическом фронте тогда еще майору КГБ Лукину было сложновато, поскольку диссидентов в Советском Союзе можно было по пальцам пересчитать, а шпионов он только в кино видел, и ему приходилось собирать компромат на рядовых советских граждан, чтобы вербовать их в сексоты. Эти вербовки и были основным показателем его работы. Рутина, одним словом.
После разоблачения культа личности Сталина в подвалах КГБ уже не расстреливали, но «Контора Глубокого Бурения» продолжала «кошмарить» народ неусыпным контролем, изматывала нервы людям профилактическими беседами, насаждая патологический страх перед вездесущими органами.
До революции в здании ВЧК-КГБ на Лубянской площади была «Всероссийская страховая компания», и в советское время родился такой анекдот:
Приезжий спрашивает москвича: «Не подскажете, где здесь Госстрах?» А тот отвечает: «Где Госстрах, не знаю, а Госужас – вон там, на площади Дзержинского». И офицер КГБ Лукин был олицетворением этого «госужаса», а удостоверение сотрудника КГБ СССР давало ему ощущение собственной значимости, какие бы погоны – лейтенанта или полковника – он ни носил. Сам факт, что он служил в КГБ, вызывал у простых советских людей священный трепет перед этим всемогущим ведомством.
Сейчас, конечно, не те уже времена, и спецслужбы не те, после распада СССР измельчала и «контора», и МВД, а «оборотней» в рядах нынешних «чекистов» теперь было не меньше, чем в милиции.
Себя же к «оборотням» Константин Викторович не причислял. Воинской присяге, в которой он торжественно клялся «до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Советскому правительству», он не изменял. Государство, которому он служил, в 1991-м перестало существовать, соответственно утратила силу и данная им присяга, а в новообразованной стране, в которой он оказался после распада СССР, бывший полковник бывшего КГБ новых присяг на верность родине не принимал. Украина для него, коренного москвича, была не родиной, а иностранным государством, хотя он и получил украинское гражданство. Украина же для него была просто территорией проживания. Его Родиной, которую принято было писать с большой буквы, был СССР. Не все ладно было в этой огромной стране, но Родину, как и родителей, не выбирают.
Когда вечером 22 августа 1991 года полковник КГБ Лукин, выключив свет, из окна своего кабинета на Лубянке наблюдал из-за шторы, как к опустевшему зданию КГБ приближалась ликующая толпа, он с горечью осознал, что его предали. Председатель КГБ Крючков, принявший участие в ГКЧП, был уже арестован, и Лукин со страхом ожидал, когда толпа ворвется в здание, стены которого совсем недавно внушали людям ужас. Взять штурмом чекистскую «Бастилию» победившие приверженцы демократии, однако, не осмелились, зато успешно низвергли памятник Феликсу Дзержинскому. Двое ловких парней взобрались на статую основателя ВЧК-КГБ и накинули на шею Железному Феликсу веревку. Затем строительный кран приподнял монументальную статую над постаментом и под улюлюканье толпы покачивающийся на веревке памятник Дзержинскому был снят и отправлен на свалку. КГБ, как «передовой вооруженный отряд коммунистической партии», был ликвидирован, а сама КПСС – запрещена. Служить же новой власти «дерьмократов», как он называл победивших демократов, Лукин не собирался и стал работать теперь исключительно на свой карман, как, впрочем, и так называемые демократы, на поверку оказавшиеся еще тем ворьем.
В условиях начавшегося «дикого капитализма» бывший полковник КГБ Лукин не растерялся, потому и стал мультимиллионером. Законным путем или нет – это другой вопрос. А кто у нас из нуворишей-олигархов честно заработал свой первый миллион? Вопрос риторический. В общем, Лукин считал себя не хуже остальных. Чужой бизнес он не отбирал, кровавый передел собственности не устраивал, так на него самого теперь слишком уж круто «наехали».
Получив письмо «Бухгалтера», Константин Викторович до утра ломал голову, пытаясь вычислить, кто мог бы взять себе такой псевдоним. Человек, имеющий какое-то отношение к бухгалтерии? Необязательно. Шантажист мог назваться «Бухгалтером» просто потому, что придумал получить выкуп через секретные банковские счета на предъявителя, ведь обычно вымогатели тупо требуют наличные, на чем и попадаются. «Бухгалтера» же задержать во время передачи денег было практически невозможно, и схему перевода ему пятидесяти миллионов евро на пять разных счетов в разных банках неизвестный шантажист просчитал с бухгалтерской точностью. Но кто это мог быть, Лукин не представлял. По сути, даже пол шантажиста неизвестен. Бухгалтер – это больше женская профессия, но Константин Викторович был уверен, что шантажист мужчина.
Чтобы не гадать на кофейной гуще, он составил список из двух десятков человек, с которыми в разные годы контактировал по оружейному бизнесу, включив в него и тех, кого уже не было в живых, ведь шантажировать его мог кто-то из родственников или близких друзей фигурантов этого списка. Включил Лукин в этот список и родную сестру погибшего Скурко – Веронику Скурко, работавшую, кстати, в свое время главным бухгалтером в их авиакомпании «Веста». Константин Викторович подозревал Веронику меньше всего, однако проверить ее связи следовало.
Так что объем работы детективному агентству Сокольского предстоял колоссальный, но и пятьдесят миллионов евро, которые «Бухгалтер» требовал перечислить ему до конца месяца, сумма тоже нешуточная.
Лукин посмотрел на календарь – сегодня было 17 сентября, значит, в его распоряжении есть двадцать шесть дней, чтобы найти наглого шантажиста. А усиленную охрану дочери он обеспечил, как только она вернулась с Мальдив. После, мягко говоря, неудачного свадебного путешествия Елена сказала, что какое-то время хочет пожить отдельно от Дениса, и сейчас отлеживалась в хорошо охраняемом доме Лукина, так что за ее безопасность он был пока спокоен. Но всю жизнь под замком ее не продержишь, потому с «Бухгалтером» надо было кончать, и как можно быстрее. Созвонившись с Сокольским, Константин Викторович немедленно поехал к нему в «Интерпоиск».
Просмотрев список Лукина, в котором фигурировали высокопоставленные чины СБУ, ГУР и неприкосновенные нардепы, Сергей Сокольский отлично понимал, чем чревато для его детективного агентства подобное расследование. Лицензию «Интерпоиск» имел только на сыск по гражданским делам, как-то: поиски пропавших родственников и друзей, сбор информации для деловых переговоров, выявление некредитоспособных или ненадежных партнеров. Шантаж же Лукина неизвестным «Бухгалтером» – это уже не гражданско-правовые отношения, а преступление, и раскрытием его должны заниматься правоохранительные органы. Сбор сведений по уголовным делам сыщики «Интерпоиска» могли осуществлять на договорной основе с участниками процесса с условием, что в течение суток с момента заключения контракта с клиентом на сбор таких сведений частный детектив обязан письменно уведомить об этом лицо, производящее дознание, следователя, прокурора или суд, в чьем производстве находится уголовное дело.
– В вашем случае должно быть возбуждено уголовное дело по статье «вымогательство», – сказал он Лукину. – А состав преступления здесь налицо: требование передачи индивидуального имущества граждан либо права на имущество или совершения любых действий имущественного характера под угрозой насилия над потерпевшим или близкими ему лицами, разглашения позорящих его или близких ему лиц сведений – наказывается лишением свободы на срок до четырех лет, – зачитал Сергей статью о вымогательстве. – Вымогательство, совершенное повторно, или по предварительному сговору группой лиц, или под угрозой убийства либо нанесения тяжких телесных повреждений, – наказывается лишением свободы на срок до семи лет. Так что сами видите, статья серьезная.
– Найдите мне этого чертова «Бухгалтера», а я уж сам с ним разберусь, – раздраженно произнес Лукин. – И вообще, о каком уголовном деле мы говорим? В милицию я обращаться не собираюсь. А нет заявления – нет преступления. Что касается шантажа и моей дочери, то это сугубо конфиденциальная информация, не подлежащая огласке. Конфиденциальность же оказываемых клиенту услуг вы мне лично гарантировали, – напомнил Лукин, – потому, собственно, я и обратился в ваше агентство, а не в милицию.
Возразить на это Сокольскому было нечего. В его офисе на самом видном месте висел рекламный плакат «Интерпоиска», на котором большими буквами было написано: «Гарантия конфиденциальности информации клиента для любого частного детектива – закон». А вот насколько законно скрывать от милиции ставший известным ему факт шантажа – это, конечно, вопрос.
Если бы Сергей сейчас работал в уголовном розыске, то однозначно завел бы на неустановленного «Бухгалтера» оперативно-розыскное дело, поскольку оснований для проведения оперативно-розыскных мер было предостаточно, и Закон «Об оперативно-розыскной деятельности» предоставлял ему право снимать информацию с каналов связи и применять другие технические средства получения информации. Получив санкцию Генпрокурора, его заместителей или прокурора области, он на законных основаниях мог бы взять на прослушку телефоны подозреваемых лиц и, как записано в упомянутом законе, «контролировать путем отбора по отдельным признакам телеграфно-почтовые отправления», что было необходимо, поскольку «Бухгалтер» пользовался услугами обычной почты. Частному детективу санкцию на подобные оперативно-розыскные мероприятия никто не даст.
Однако не в привычках Сокольского было бросать начатое дело. Если уж удалось на другом конце света найти пропавших молодоженов и обезвредить пиратов, связи которых его детективы уже начали проверять, найдем и этого «Бухгалтера», был уверен Сергей. А то, что придется действовать, мягко говоря, не совсем законно, так в бытность начальника угро он, чего греха таить, при раскрытии преступлений не всегда действовал в рамках закона, потому как, действуя исключительно законными методами, угрозыск раскрывал бы в лучшем случае одно преступление из ста. И реальные будни уголовного розыска намного жестче, чем их показывают в популярных сериалах про ментов. Если нужно расколоть бандита, да так, чтобы он и сам признался, и подельников своих сдал, а кроме оперативной информации ничего нет, в угро никто с ним церемониться не будет. Надзирающим за милицией прокураторам, разумеется, известно, как порой розыскники добиваются «чистосердечных» признаний, но стараются закрывать на все глаза, ибо сами знают, что «битие определяет сознание», только жестокость применяемых к преступнику мер должна соответствовать тяжести совершенным им преступлений.
Сейчас Сокольский был не начальником городского уголовного розыска, а частным сыщиком. Специфика работы вроде бы та же, что и у сыскарей угрозыска, и сотрудники его детективного агентства почти все бывшие розыскники, но есть существенное различие. Частные детективы работают на себя и защищают интересы оплачивающего их работу клиента, а не общества в целом, как рядовые опера, с которых вышестоящее начальство ежедневно спускает шкуру за показатели раскрываемости. И еще частный сыщик вправе отказать клиенту, и никто его не принудит заняться расследованием, если детектив по каким-то причинам не захочет за него браться, райотделовский же опер таких вольностей себе позволить не может. Сергей Сокольский не отказал Лукину хотя бы по той причине, что уже занимался поисками его дочери.
– Раз «Бухгалтер» требует за компрометирующие вас материалы те же пятьдесят миллионов, что и за освобождение вашей дочери и зятя, значит, уверен, что этот компромат стоит таких денег. Так? – спросил Сокольский.
– Может, он и уверен, – пожал плечами Лукин, – только вот я не знаю, о каких материалах идет речь, а «Бухгалтер» не конкретизирует, каким именно компроматом он располагает. Так ведь можно шантажировать кого угодно. У каждого есть свой «скелет в шкафу» и, как говорили в моей бывшей «конторе», любого, ничего ему не объясняя, можно посадить в тюрьму лет на десять, и где-то в глубине души он будет знать за что.
– Это афоризм швейцарского писателя Фридриха Дюрренматта. Думаю, этот признанный мастер детективного жанра очень удивился бы, узнав, что его цитировали в КГБ, тем более что Дюрренматт был непримирим к марксистской идеологии, – заметил Сокольский.
– О Дюрренматте я, конечно, слышал, но был уверен, что эта фраза принадлежит Железному Феликсу.
– Дзержинскому приписывают другой афоризм: «Если вас еще не посадили – это не ваша заслуга, а наша недоработка». Своеобразный был у него, однако, юмор. Но вернемся к нашим баранам. То, что «Бухгалтер» ограничился намеками на нелегальную торговлю оружием, вообще-то нехарактерно для шантажиста. Нет, так сказать, предмета для шантажа. Может, он просто решил взять вас на понт? Хотя сам «Бухгалтер», похоже, уверен в том, что он попал в точку. Тогда непонятно, зачем ему было затевать эпопею с захватом яхты, если он с таким же успехом может шантажировать вас каким-то компроматом?
– Если бы не история с пиратами, я подобный шантаж всерьез не воспринял бы, – сказал Лукин. – «Бухгалтер», очевидно, это понимал, потому и начал с похищения, чтобы действовать наверняка, ведь за свою дочь я заплатил бы любые деньги. И только по случайности его план провалился, когда он уже считал, что мои миллионы у него в кармане.
– Алексей оказался в нужное время в нужном месте не случайно, – возразил Сокольский. – Кстати, пираты, которых он обезвредил, – бывшие спецназовцы, а Гундяев к тому же состоит на воинском учете как снайпер. Так что помощников себе «Бухгалтер» выбрал серьезных, и справиться с ними мог только такой волкодав, как командир «Сокола» Давыдов.
– Что же твой волкодав Давыдов не додавил тогда Гундяева? Допросил бы он этого пирата-спецназовца как следует, «Бухгалтер» был бы уже у нас в руках.
– Ничего допрос Гундяева не дал бы, потому что он знает о «Бухгалтере» не больше нас с вами.
– С чего ты так решил? Дедуктивный метод? – с сарказмом осведомился Лукин.
– Дедукция – это вывод по правилам логики, – ответил Сокольский. – Вот и будем рассуждать логически. «Бухгалтер» уже знает, что ваша дочь освобождена, иначе не стал бы угрожать, что в следующий раз ей повезет меньше. Очевидно, ему также известно, что Гундяев арестован, и раз он после такого провала все равно решил продолжать вас шантажировать, значит, абсолютно уверен, что ни Завалишин, ни Гундяев выдать его не могли ни при каких обстоятельствах. А такая уверенность у него может быть только в том случае, если подельники ничего конкретного о нем не знают.
– Логично, – согласился Лукин. – Допустим, «Бухгалтер» не засветился перед своими подручными, а общался с ними так же анонимно, как и со мной. Только непонятно, как могли двое бывших спецназовцев настолько довериться какому-то анониму, что пошли на киднеппинг? «Бухгалтер» же мог их банально кинуть и забрать весь выкуп себе.
– По сути, вся роль «Бухгалтера» в этом киднеппинге сводилась к тому, что он открыл секретные счета в австрийском банке и присылал вам и отцу Дениса письма с требованием выкупа. То есть он был просто посредником между пиратами и вами, а все козыри были у Завалишина с Гундяевым, и они не отпустили бы заложников, пока бы им не заплатили. Так что кинуть «Бухгалтер» мог только вас, а не пиратов. И еще интересный момент: мои детективы проверили их спутниковые и сотовые телефоны и пришли к выводу, что пираты связывались с посредником, скорее всего, через Интернет. В их адресной книге значится всего один адресат, вероятно, он и есть «Бухгалтер», но точно установить нельзя, поскольку ящик анонимный и название его состоит из набора цифр, а все входящие и исходящие письма удалены.
– М-да, конспирация у них прямо как у шпионов.
– Не совсем. В их телефонах сохранился список номеров, по которым они звонили, и мы уже установили всех абонентов. Три звонка было младшему брату Завалишина – Игорю, и один звонок – некоей Насте Выдриной.
– Так, может, этот Игорь или Настя и есть наш загадочный «Бухгалтер»? – оживился Лукин.
– Это было бы слишком просто. Я лично побеседовал с Игорем Завалишиным. Работает он таксистом, и сам рассказал мне, что две недели назад старший брат Петр попросил его подготовиться к командировке в Австрию. По его просьбе Игорь должен был проверить секретный счет какого-то бизнесмена. Чем вызвана столь необычная просьба, Петр толком не пояснил, зато пообещал заплатить Игорю за эту командировку десять тысяч евро, и потому тот сразу согласился, хотя и подозревал, что его брат затевает какую-то авантюру. В подтверждение своих слов Игорь показал мне банковскую парольную книжку, с которой должен был явиться в австрийский банк, но Петр ему больше не позвонил. «Бухгалтер» так откровенничать бы не стал, потому Игорь Завалишин у меня вне подозрений, – заключил Сокольский.
– Согласен. А что за Настя Выдрина?
– Подруга Гундяева. Симпатичная блондинка. Работает продавцом в бутике. По ее словам, она знакома с Гундяевым всего полгода. Насте он сказал, что якобы устроился на пару месяцев матросом на какой-то сухогруз в рейс по Средиземному морю. Сообщение о том, что ее дружок Гундяев арестован на Мальдивах за пиратство, Настя восприняла без истерики и сказала, что на ее век женихов хватит.
– Все ясно с этой блондинкой. А что еще известно о пиратах?
– Петр Завалишин после службы в спецназе внутренних войск промышлял рэкетом в группировке местного авторитета по кличке Батон. Когда в 2003-м Батона пришили, Завалишин подался в частные охранники. Последнее его место работы – супермаркет бытовой техники. Виктор Гундяев служил в армейском спецназе. Чем он занимался после армии – выясняем. По нашим милицейским учетам он нигде не проходит, и в дактилоскопической картотеке его пальчиков нет.
– С Гундяевым как раз тот случай, о чем говорил Дзержинский, – отсутствие у него судимостей это не его заслуга, а наша недоработка, – заметил Лукин.
– Однозначно, – согласился Сокольский. – Хотя соседи отзываются о нем в основном положительно. Жил один в двухкомнатной квартире, которую купил где-то с год назад, и сразу установил себе бронированную дверь с видеодомофоном, был малообщительным, зато пьяным его никогда не видели и шумных компаний он к себе не водил, в общем, соседям не докучал. Надо бы обыск в квартире этого бывшего снайпера спецназа произвести, но моим детективам санкцию на это никто не даст. Но что-нибудь придумаем.
– Вот это другой разговор, – удовлетворенно отметил Лукин. – Для розыска «Бухгалтера» десять тысяч долларов в качестве аванса хватит? – спросил он, доставая из дипломата пачку долларов в банковской упаковке.
– Хватит. А конечная стоимость услуг нашего агентства будет зависеть от фактических затрат на выполнение вашего задания.
– Я оплачу любые расходы. Главное для меня – результат.
– Для нас тоже, – сказал Сокольский.
Заключив новый договор с «Интерпоиском», Лукин вышел от Сокольского с уверенностью, что поступил правильно, обратившись в частное детективное агентство, а не в милицию.
Сокольский же, не откладывая в долгий ящик, поручил своим детективам проверить по списку Лукина, выезжал ли кто-то из указанных в нем лиц недавно в Евросоюз и конкретно в Австрию. Сама по себе поездка в Австрию это еще не доказательство того, что человек ездил открывать секретные счета, к тому же «Бухгалтер» мог поручить это дело своему подручному, установить которого нереально, во всяком случае, до тех пор, пока неизвестен сам «Бухгалтер». А вот если обнаружится, что кто-то из фигурантов этого списка был знаком с Гундяевым, находившимся сейчас в мальдивской тюрьме, или с утонувшим Завалишиным, это уже вызывало бы определенные подозрения.
На эти проверки ушло почти две недели, и, как Сокольский и предполагал, ничего эта проверка не дала, зато детективы «Интерпоиска» установили, что в страны Евросоюза выезжали в течение последних двух месяцев пять человек из списка Лукина. Кто из этой пятерки побывал в Австрии, предстояло еще выяснить. Задача была простая (как бы невзначай поинтересоваться у человека, был ли тот когда-нибудь в Австрии) и одновременно сложная. Сложная потому, что это были генералы СБУ и ГУР Министерства обороны, клерк из президентского секретариата и два народных депутата. Детективам «Интерпоиска» чиновники такого уровня были явно не по зубам, хотя Инна собрала досье на каждого из этой пятерки, не выходя из кабинета. Для этого ей достаточно было войти в Интернет и набрать в поисковой системе фамилии и должности интересующих ее лиц, правда, особой ценности такая общедоступная информация не представляла.
Ничем не смогли порадовать Сокольского и мальдивские детективы департамента морской полиции, которым Инна на фирменном бланке «Интерпоиска» отправила официальный запрос и на который сегодня утром пришел ответ, что Гундяев признательных показаний не дал, сообщников не назвал и отрицает даже свою причастность к захвату круизной яхты. То, что Гундяев пойдет в полный отказ и все будет валить на Завалишина, с которого уже не спросишь, следовало ожидать. Главные свидетели – Елена и Денис Заваровы – не видели, что случилось со шкипером и тремя членами экипажа яхты, и лишь предполагали, что пираты их убили, поэтому предъявить Гундяеву обвинение в убийстве полиция не могла и ему инкриминировали только насильственное удержание молодоженов на яхте.
Тем временем на розыск «Бухгалтера» у Сокольского оставалось менее двух недель, и никакой уверенности в том, что шантажистом может оказаться кто-то из списка Лукина, у него не было. В принципе, любой из попавших «под колпак» генералов и нардепов мог «наехать» на Лукина, но заниматься банальным шантажом и присылать анонимные письма как-то мелко для таких высокопоставленных особ, считал Сергей. И совсем несолидно для того же генерала СБУ было связываться с такой рядовой шантрапой, как Гундяев и Завалишин, и угрожать Лукину публикацией какого-то компромата.
– Вообще-то разоблачающими публикациями занимаются журналисты, а не госчиновники, – резонно заметила на это Инна, имевшая богатейший опыт журналистских расследований.
После успешных поисков пропавших на Мальдивах молодоженов она уже не чувствовала себя новичком и в сыскном деле. Приглашая ее в «Интерпоиск», Сергей Сокольский не сомневался в том, что отчаянная журналистка справится с работой частного детектива. Сейчас он заглянул к ней в кабинет поделиться своими соображениями по розыску «Бухгалтера».
– Вот и я о том же, – сказал он. – Лукин включил в список потенциальных шантажистов тех, кому что-то известно о его участии в контрабанде оружия. Но, как говорил папаша Мюллер в фильме «Семнадцать мгновений весны», что знают двое, то знает и свинья. То есть фигурантов в нашем деле может быть гораздо больше, чем в списке Лукина.
– Ну и как тогда мы вычислим «Бухгалтера»? – озадаченно спросила она.
– По методу сужающегося круга. Это стандартный прием, применяемый следователями при расследовании запутанных уголовных дел. Недостаток – расследование по такому методу может сильно затянуться, а у нас на поиски «Бухгалтера» осталось всего две недели.
– Значит, надо применить какой-нибудь нестандартный прием. Помнишь, как я нашла убийц инкассаторов?
– Вернее, они тебя нашли.
– Ну какая разница. Главное, что моя идея тогда сработала. А без меня милиция по сей день ловила бы тех бандитов.
– Что да, то да, – согласился Сергей. – И какую идею ты хочешь предложить на этот раз?
– Нужно спровоцировать «Бухгалтера», чтобы он как-то выдал себя.
– Дельная мысль. Только на чем его зацепить? Знать бы, каким компроматом он располагает на Лукина, можно было бы что-то придумать.
– Странно все это, – задумчиво протянула Инна. – Обычно шантажисты предлагают купить имеющиеся у них документы, компрометирующие жертву шантажа. Наш же «Бухгалтер» ничего не предлагает, а просто тупо вымогает, не давая при этом никаких гарантий, что после получения денег снова не начнет шантажировать, и Лукин так же тупо ведется на этот шантаж. Если в истории с похищением все было понятно – вымогатели требовали выкуп за освобождение заложников, то сейчас «Бухгалтер» просит ту же сумму за какой-то известный только ему компромат. Ерунда какая-то получается…
– Да, странностей в этом деле хватает.
– Интересно, сам-то Лукин знает, чем его могут шантажировать на такую колоссальную сумму?
– Безусловно. Меня он просто побоялся в это посвящать, хотя я гарантировал ему полную конфиденциальность. А то, что он реально опасается разоблачения, – это факт, иначе он не прибежал бы к нам за помощью.
– Похоже, мы ему ничем помочь не сможем, во всяком случае, в течение ближайшего времени, и Лукин сам в этом будет виноват. Как там гласит китайская пословица: трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно когда ее там нет. У нас, по-видимому, аналогичный случай – Лукин дал нам список подозреваемых, в котором «Бухгалтера» скорее всего нет.
– Я тоже так думаю, – сказал Сергей. – И еще один момент: в своем письме аноним под псевдонимом «Бухгалтер» угрожает, что предаст гласности некие материалы о причастности Лукина к нелегальной торговле оружием, если тот откажется платить.
– Если за Лукиным числятся какие-то темные делишки, пусть бы «Бухгалтер» его разоблачил. Слушай, а может, нам сыграть на опережение? – предложила Инна.
– Каким образом?
– К примеру, запустим в Интернете информационную утку, что некая журналистка собирается опубликовать материалы независимого журналистского расследования о контрабанде оружия, и упомянем при этом Лукина, мол, на него имеется убойный компромат. Если «Бухгалтеру» станет известно, что кто-то его опередил, он наверняка что-то предпримет, чтобы опять не остаться с носом. Например, захочет выкупить у меня материалы, и тогда задержать его уже будет делом техники.
– Выбить из рук «Бухгалтера» его козырную карту – это сильный ход! – поддержал ее Сергей. – Только сомневаюсь, что твоя идея придется Лукину по душе.
– А ему необязательно знать, что это моя идея. Подпишусь каким-нибудь псевдонимом – сейчас почти никто не публикуется под своим настоящим именем.
– Псевдоним – это хорошо. Только есть нюанс: я лично пообещал Лукину полную конфиденциальность, а ты фактически предлагаешь публично обвинить его в контрабанде оружия. Ничего себе конфиденциальность – разоблачить клиента за его же деньги!
– Да, некрасиво как-то получается, – признала Инна. – А давай поступим так: я напишу заявление о предоставлении мне десятидневного отпуска за свой счет и с этого момента занимаюсь независимым журналистским расследованием, а значит, Лукину ничего не должна.
– В отпуске ты, не в отпуске – сути это не меняет. Информацию о причастности Лукина к торговле оружием мы узнали от него самого, и сообщил он нам эту информацию в конфиденциальном порядке. Даже если за ним числятся какие-то преступления, то пусть этим занимаются соответствующие органы. Для нас он клиент, в интересах которого мы в данный момент работаем, и поднимать шумиху в прессе вокруг его имени, пусть и ради того, чтобы найти шантажиста, – это, мягко говоря, будет некорректно с нашей стороны. Мы пойдем другим путем. У тебя есть удостоверение журналиста? – спросил Сергей.
– Есть, – утвердительно кивнула она.
– Отлично. С частным детективом тот же неприкосновенный депутат и разговаривать не станет, а вот ответить на вопросы такой очаровательной журналистке, как ты, никто не откажется. Проверено на себе, когда в мою бытность начальником уголовного розыска ты раскрутила меня на интервью для своей газеты. Тогда я рассказал тебе даже то, что по своему служебному положению не должен был говорить представителю прессы. Сможешь сейчас под видом интервью разговорить наших фигурантов?
– Легко.
– Итак, что мы имеем? Первая пятерка подозреваемых проживает в Киеве. Алексей не будет возражать против твоей командировки в столицу? – осведомился Сергей.
– Чего ему возражать, я же не на Мальдивы еду, а в Киев – на машине за день можно туда и обратно съездить.
– Для оперативности выделю тебе служебный джип с водителем, так что можешь выезжать, когда сочтешь нужным. В первую очередь меня интересует, кто из этой пятерки недавно был в Австрии. И вообще, чем больше мы о них будем знать, тем лучше. Семья, круг знакомых, хобби, привычки, их планы на будущее, ну не мне тебя учить, как брать интервью. А начать, думаю, нужно с нардепа Григория Емельянова. Это такой себе доморощенный «комиссар Каттани». Он бывший майор милиции, работал следователем, после распада Союза пару лет послужил в СБУ начальником отдела военной контрразведки, а в девяносто четвертом попал в Верховную Раду и, будучи народным депутатом, умудрился заочно дослужиться до генерал-лейтенанта СБУ, причем не запаса, а действующего. Не знаю, какого мнения о сием свадебном генерале экс-полковник КГБ Лукин, а мне по милицейской службе как-то приходилось с Гришкой сталкиваться. Очень скользкий и неприятный тип, страдающий нездоровой страстью к незаслуженным чинам и наградам. Позиционирует себя неподкупным «борцом с мафией», возглавляет в Раде Комитет по борьбе с организованной преступностью и коррупцией, правда, по его материалам ни один человек так и не был привлечен к суду, зато Гриша успешно решает свои шкурные вопросы. Нет ничего гнуснее «борца с мафией», который в действительности является профессиональным провокатором, за деньги способный на любую подлость. И я не очень удивлюсь, если этот «правдолюб» окажется нашим «Бухгалтером». Работая в контрразведке СБУ, Емельянов имел доступ к совсекретной информации, поэтому Лукин не случайно его опасается.
– А может, наш «борец с мафией» просто кому-то проболтался насчет Лукина, и этот кто-то, заполучив какой-то компромат о контрабанде оружия, решил заняться шантажом, – предположила Инна. – Слишком уж Григорий Емельянов несерьезный типаж для «Бухгалтера». Он ведь тот еще хвастун и пустомеля. Как там в пословице: «мели, Емеля, твоя неделя». Помнится, на одной из пресс-конференций он заявил, что ему поступила достоверная информация о якобы готовящемся против него теракте. Вроде бы в России подготовлены целых две группы киллеров, и заказала его международная мафия за миллион долларов. Меня аж на слезу прошибло, когда на каком-то митинге увидела, как наш «Каттани» надевал перед выходом на сцену бронежилет и самоотверженно выступал в нем, сообщив всем митингующим, что на него, мол, готовится очередное покушение. Вот же бесстрашный человек! Один местный поэт даже стих ему посвятил: «Григорий Каттани, наш сокол крылатый, на мафию миром пойдем за тобою…» Смех да и только этот Емеля.
– А ты неплохо осведомлена, – заметил Сергей.
– Ну так профессия обязывает. Кто у нас там следующий по списку?
– Тоже нардеп. Бывший подполковник КГБ Владимир Бутов. Однопартийцы считают его крутым «кэгэбистом» и разведчиком. В начале девяностых Бутов служил в Центральном управлении контрразведки Группы советских войск в Германии – обеспечивал контрразведывательное прикрытие распродажи советского военного имущества. Разворовывание этого имущества можно назвать аферой века, а доблестные военные контрразведчики ГСВГ или прохлопали, или поучаствовали в продаже разведке вероятного противника совершенно секретных изделий, как-то авиационные системы опознания «свой-чужой». В прежние времена за такое предательство Бутова сотоварищами-контрразведчиками ожидал бы трибунал, но в лихие девяностые никто разбираться с ними не стал и их просто выгнали со службы. На том «чекистская» карьера «почти разведчика» Бутова и закончилась.
– Знаю такого – задавала ему вопросы на одном политшоу. Думаю, он меня запомнил. Вообще, любому политику льстит внимание прессы к его персоне, и экскэгэбэшник Бутов не исключение. Так что разговорить его не проблема.
– Следующий фигурант – Виктор Рогульский. Он тебе, наверное, тоже хорошо известен.
– Еще бы. Он чуть ли не ежедневно мелькает на телеэкране. С ним тоже, думаю, проблем не будет, – уверенно произнесла Инна.
– С Рогульским, может, и не будет, – согласился Сергей. – А вот генералы ГУР и СБУ в интервью тебе скорее всего откажут.
– Мне сам Рашид Мамедов не отказывал в интервью, а тут какие-то генералы, – хмыкнула она.
– Это да. В сравнении с экс-рэкетиром Мамедовым, который сегодня у нас национальный герой для определенной части населения, генералы Грицко и Гвоздарев – никто и звать их никак. Насчет них я вчера консультировался с Лукиным. По его словам, генерал-майор СБУ Грицко редкостный пройдоха, сделавший за десять лет головокружительную карьеру от прапорщика до генерала благодаря не своему профессионализму, а природной хитрости и умению прогибаться перед начальством. Ради денег и карьеры готов пойти на любую авантюру. В свое время отличился тем, что якобы спас премьер-министра от заказного убийства, однако потом выяснилось, что тот премьер просто очень любил инсценировать покушения на собственную персону и Грицко устроил ему эту инсценировку. В общем, Лукин считает, что при таких способностях и оперативных возможностях Грицко вполне мог организовать похищение на Мальдивах. Но самое главное: Лукин сказал, что из компетентных источников ему стало известно, что по указанию бывшего зампреда СБУ, фамилию которого он мне не назвал, Грицко уничтожил уголовные дела по контрабанде оружия, к которым были причастны сам зампред и близкие к нему люди.
– То есть Лукин полагает, что Грицко, перед тем как уничтожить эти дела, снял с них копию, а значит, у него имеются материалы для шантажа?
– Именно так, – подтвердил Сергей. – Но больше всего он подозревает не Грицко, а Гвоздарева. Лукин охарактеризовал его как редкостного мерзавца. Свою карьеру Гвоздарев начал в ГУР в штабе миротворческих войск в Югославии, и тогда же при его активном участии в украинском миротворческом батальоне пропали БТРы, которые якобы были похищены, а на самом деле, как утверждает Лукин, были проданы доблестными украинскими миротворцами одной из воюющих сторон. После Югославии Гвоздарева перевели в Нью-Йорк укреплять миротворческие позиции Украины. В Нью-Йорке он лоббировал интересы торговцев оружием, не забывая при этом о своей скромной доле. Беря деньги, Гвоздарев загадочно закатывал глаза вверх, давая понять, что это не для него, а «наверх». Лукин говорит, что начальники Гвоздарева были бы очень удивлены, узнав размеры сумм, которые их предприимчивый подчиненный якобы им передал. В общем, все фигуранты Лукина – одна шайка-лейка, включая и его самого, – резюмировал Сергей.
– Очень интересно! Вот бы вывести всех этих контрабандистов на чистую воду, – произнесла Инна, потирая руки. – Мы уже собрали материалы о контрабанде оружия на полноценное журналистское расследование, и в рамках этого расследования мне сам Бог велел поинтересоваться у Грицко и Гвоздарева насчет достоверности нашей информации о нелегальной торговле оружием, да и о Лукине в тему будет их спросить. Журналистское расследование с интервью с самими контрабандистами – это будет настоящая бомба!
– Только должного эффекта от этой бомбы скорее всего не будет, – охладил ее пыл Сергей. – Журналисты вопиют – власть безмолвствует. Потому что у наших деятелей выработался настолько стойкий иммунитет ко всякого рода компроматам, что журналистских расследований они просто не замечают, и прокуратура публичных разоблачений тоже в упор не видит, потому как наступило их время – время оборотней и все по уши замазаны в коррупции – и менты, и прокуроры, и судьи, и сотрудники госбезопасности. Ну напишешь ты о том, кто и как незаконно продавал оружие и у кого осели в карманах миллиарды долларов, ну и что с того? Народ уже приспособился к тому, что вокруг все взяточники и коррупционеры, и, похоже, людей такое положение вполне устраивает – ведь за взятку сегодня можно решить практически любой вопрос.
– Насчет того, что журналисты вопиют, а власть безмолвствует, – ты прав, конечно. И то, что на разоблачающие публикации теперь мало кто обращает внимание, – это обратная сторона свободы слова. У нас стало больше формальной свободы, но меньше реального слова. Когда мы не могли свободно публиковать то, что думаем, мы мучились от потребности высказаться, но то, что жгло, все равно находило свой выход – о наболевшем писали в стол, или свои рукописи распространяли через Самиздат. Запретный плод всегда сладок, и запрет на свободу слова поднимал цену этого слова. Сейчас же журналист, пишущий по велению сердца, а не кошелька либо начальства, большая редкость. А какое доверие может быть к «заказухе»? Для меня же настоящая журналистика – это добывать неизвестные факты и опубликовывать их, руководствуясь одним интересом – интересом читателей.
– Инна, я знаю тебя не первый год: если тебе загорелось кого-то разоблачить, отговаривать тебя бесполезно, ты все равно сделаешь по-своему.
– Ты что, против независимого журналистского расследования по контрабанде оружия? – возмущенно спросила она.
– Если расследование независимое – я ничего против не имею. Но информация, которую ты получила как частный детектив «Интерпоиска», строго конфиденциальна, то есть разглашению не подлежит.
– Я совершенно с тобой согласна, что частный детектив не имеет права разглашать полученную от клиента конфиденциальную информацию. Потому в своем журналистском расследовании использую только те материалы, которые мне удастся раздобыть как независимому журналисту. И заметь, ты сам предложил мне опросить наших фигурантов под видом интервью, а это чистая журналистика, тем более что я предъявлю свое журналистское удостоверение.
– Ты правильно меня поняла, – удовлетворенно отметил Сергей. – А что касается твоего журналистского расследования, в принципе, я могу официально поручить тебе его провести по заданию редакции ежемесячного журнала «Детектив плюс». Моя супруга недавно зарегистрировала его в Минюсте, а я в этом журнале выступаю в роли заместителя главного редактора.
– Ежемесячный журнал – это здорово! А по заданию редакции мне будет проще, чем независимому журналисту, пробиться к нашим депутатам и генералам. И ты можешь опубликовать в этом журнале мое расследование о контрабанде оружия? – осведомилась Инна.
– Конечно могу, – заверил он. – Тем более что ты проводишь его по заданию нашей редакции.
– Это очень хорошо. А то после истории с жалобой Мамедова в лондонский Высокий Суд редакторы печатных СМИ от меня теперь шарахаются, как черти от ладана, только из-за того, что какой-то там заморский суд заочно признал меня виновной в клевете на Рашида, хотя в моих публикациях никакой клеветы нет. И самое поразительное, что Высокий Суд постановил взыскать с меня и редакции газеты сто тысяч долларов в пользу Рашида Мамедова, не удосужившись опросить ни ответчиков, ни свидетелей по «делу о клевете». А между тем именно на основании показаний свидетелей, знавших Мамедова в годы его бандитской молодости, когда Рашид еще никаким олигархом не был, я собрала материал для своих статей.
– Ну что тебе на это сказать? Если Мамедов старается теперь вести свои дела, как законопослушный гражданин, и поэтому обратился в суд, а не подослал к тебе бандитов, это можно лишь приветствовать. Только этот лондонский суд – театр абсурда какой-то. Интересно, чем Рашид так приворожил аглицких судей, что они пошли у него на поводу, как ослы за морковкой?
– А они рассудили просто – кто богаче, тот и прав. Вот и все королевское правосудие. И ни один наш журналист не осмелился слова сказать в мою защиту. Обидно, однако, – с горечью произнесла Инна.
– Это потому, что журналисты в основной своей массе люди подневольные и свободу слова им определяет владелец издания, – заметил Сергей. – А Мамедов для того и затеял этот судебный процесс, чтобы другим неповадно было интересоваться белыми пятнами его мутной биографии. Он же у нас теперь народный избранник, типа элита общества, благотворитель и меценат, потому Рашид из кожи вон лезет, чтобы откреститься от своего криминального прошлого.
– Флаг ему в руки, – презрительно хмыкнула она. – А вообще уникальное у нас общество, если такие, как Мамедов, – элита, и никого не смущает, что этот «народный избранник» занимался раньше рэкетом и, может, даже собственноручно убивал коммерсантов, чьим бизнесом он сегодня владеет.
– То, что вчерашний бандит захотел стать достойным членом общества, похвальное в общем-то желание. Гораздо хуже, когда наоборот – те, кто по своему служебному долгу обязаны бороться с преступностью, превращаются в «оборотней».
– Ты оправдываешь Мамедова? – укоризненно осведомилась Инна.
– С чего ты взяла?
– Ну ты же сам только что его похвалил.
– В какой-то мере да, – согласился Сергей. – Раз человек пытается хоть как-то искупить свои старые грехи, значит, он не такой уж законченный негодяй, как «оборотни в погонах», которых только могила исправит. Кстати, об «оборотнях в погонах». Через несколько дней после того, как в заминированной «Ниве» Давыдова подорвалась его жена Ольга, начальник службы безопасности Мамедова генерал милиции в отставке Гладышев, которого Алексей подозревал в первую очередь, выпал из окна своего пентхауза. По версии прокуратуры, Гладышев покончил жизнь самоубийством, а непосредственных исполнителей теракта установить так и не удалось. Скорее всего, Рашид от них избавился, как и от генерала-«оборотня».
– Что значит избавился? Ликвидировал? – спросила она.
– Точнее сказать – приговорил. Правда, никаких доказательств того, что Гладышева и его подручных устранили по приказу Мамедова, у меня нет. Но в своем письме Алексею, в котором он выразил искренние соболезнования по поводу гибели его жены, Рашид ясно дал понять, что покарает всех виновных в теракте, а он слов на ветер не бросает.
– Теперь мне понятно, почему Алексей не устроил вендетту, – с теми, кто подложил ему в машину взрывчатку, Рашид сам разобрался. И знаешь, я Мамедова за такое самоуправство почему-то не осуждаю.
– С Рашидом вообще все не так просто. Но разговор сейчас не о нем, а об «оборотнях», которые намного опаснее бывшего рэкетира Мамедова. Особо опасны «оборотни» из спецслужб, как Грицко и Гвоздарев. Нельзя, чтобы они заподозрили, что ты под них копаешь, – предупредил Сергей. – А для подстраховки в командировку с тобой поедет Стас Лашин – он водитель-ас и профессиональный телохранитель.
– Да я и сама умею за себя постоять, – ответила Инна. – У меня же есть пистолет, ну которым ты меня наградил. И хотя он стреляет только резиновыми пульками, его не отличить от боевого. Помнишь, как я пальнула из него по бандитам, что прицепились к нам в ресторане?
– Конечно помню, – сказал он. Еще бы ему не помнить! Это было три года назад, когда благодаря Инне были обезврежены убийцы инкассаторов.
Сергей пригласил ее тогда в ресторан, а табельное оружие, закрепленное за ним на постоянное ношение, оставил в сейфе. Спокойно провести вечер им не дали гулявшие за соседним столиком лица кавказской национальности. Это были гастролеры из солнечной Грузии (квартирные воры, как потом выяснилось). Не подозревая, что они «наехали» на начальника городского розыска, грузинские воры вели себя нагло и крайне развязно. Подполковник Сокольский оказался один против четверых, но пасовать перед бандитами было не в его правилах. Завязалась драка, и неизвестно, чем бы все для него закончилось, если бы Инна не расстреляла напавшего на него с ножом бандита из врученного ей накануне наградного пистолета. Серьезных ранений резиновые пули причинить не могли, но грохот выстрелов был как из боевого пистолета, и эффект соответствующий.
Пока Инна с воинственным видом держала всех под прицелом, Сергей связал залетную бригаду грузинских воров их же брючными ремнями. Вот и вся история, в которой Инна показала, что умеет действовать решительно, в критических ситуациях не теряет голову и не впадает в панику. Плюс к этим качествам она обладала незаурядными аналитическими способностями, поэтому Сергей Сокольский и пригласил ее в свое детективное агентство. Инна его не разочаровала и очень скоро зарекомендовала себя незаменимым сотрудником. И сейчас Сокольский не сомневался в том, что она отлично справится с предстоящим ей заданием.
Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. В постели с молодой женой Константин Викторович Лукин чувствовал себя лет на десять-пятнадцать моложе, но после того, как он упрекнул Карину в том, что это по ее совету молодые отправились в свадебное путешествие на Мальдивы, она обиделась и фактически устроила ему сексуальный бойкот. Стоило ему заикнуться насчет супружеского долга, как у нее тотчас начинала болеть голова. По условиям брачного контракта отказывать мужу в близости Карина не могла, но ложилась теперь к нему в постель с таким кислым видом, что особого удовольствия от занятия с ней любовью Лукин не получал. Выдвигать претензии жене, что та стала демонстративно холодна с ним, было глупо, тем более что Константин Викторович сам во всем виноват, и у него хватило мудрости это признать. Он заподозрил собственную жену в том, что это по ее наводке пираты захватили яхту с молодоженами, и не сумел скрыть своих подозрений. Когда же выяснилось, что никакой связи с пиратами у Карины не было и быть не могло, у Константина Викторовича отлегло от сердца.
В знак примирения он решил сделать ей царский подарок. И если он хочет, чтобы Карина была для него женщиной-праздником, нужно этот праздник для нее устроить, и букетом цветов тут не отделаешься. Его покойная жена обожала драгоценные меха, и в ее гардеробе осталась целая коллекция эксклюзивных соболиных шуб, стоивших целое состояние. Эту коллекцию он решил отдать Карине как компенсацию за то, что обделил ее наследством. Пока Карины не было дома, он перенес эти шубы в свою спальню и с нетерпением стал дожидаться ее возвращения. Сегодня вечером по плану у нее было посещение бассейна. Вдоволь наплававшись, она вернулась в превосходном настроении, но стоило Лукину пригласить ее в спальню и у нее сразу же начала болеть голова.
– Идем-идем, – настоял он, и Карина неохотно подчинилась.
На пороге спальни она застыла в немом восхищении. На огромной двуспальной кровати возвышалась гора мехов всех оттенков: от песчано-желтого до смоляно-черного. Самым красивым был мех баргузинского соболя: темно-шоколадный с сединой и голубоватой подпушью – у Карины дух захватило при виде такого великолепия!
– Это все твое, – сказал ей Константин Викторович. – Давай примерим, например, вот это изделие, – показал он на длинную шубу из меха темного соболя, отличавшуюся шелковистостью и благородным блеском.
Карина как во сне подошла к кровати и потянулась за шубой.
– Подожди, – негромко сказал он, и она послушно остановилась.
Он подошел к ней сзади, и она почувствовала его руки у себя на шее. Он откинул ее волосы и расстегнул молнию на платье. Соскользнув по обнаженным плечам, оно упало на пол. Она молча переступила через платье, и он, любуясь ее точеной фигуркой, поцеловал ее в шею и за ушком и начал расстегивать на ней бюстгальтер. Карина терпеливо ожидала, пока он возился с застежкой, и стояла не шелохнувшись, когда он, жарко задышав ей в затылок, начал мять ее упругие груди. Не возражала она и против того, чтобы он снял с нее трусики.
– Теперь можешь примерить шубу, – разрешил он.
Оставшись в одних туфлях на высоком каблуке, Карина накинула на себя темную соболиную шубу. Покрасовавшись в ней, она по очереди стала примерять все остальные, устроив мужу великолепный стриптиз. Меняя меха, она эротично наклонялась за новой шубкой или манто, и даже повернувшись к мужу спиной, чувствовала, как он ласкает взглядом ее нагое тело.
Примеренные вещи Карина сбрасывала на пол, и вскоре там уже лежала груда шуб, манто и соболиных воротников. Опустившись на колени, она зарылась лицом в драгоценные меха. Испытывая небывалое возбуждение от прикосновения обнаженной груди к соболиным мехам, она исполнила самый обольщающий элемент стриптиза – «кошечка». В свое время она была профессиональной стриптизершей (в стрип-баре Лукин с ней и познакомился) и по опыту знала, что «кошечка» заводит мужчин больше всего. Муж не заставил себя долго ждать. Изнывавшая от желания Карина отдалась ему с такими криками и стонами, что Константин Викторович почувствовал себя, как в лучшие годы, когда он был секс-агентом КГБ. Такого бурного секса у него с Кариной еще не было, и для закрепления эффекта он решил раскошелиться еще на один ценный подарок. После баснословно дорогой коллекции соболиных мехов Константин Викторович решил поразить ее воображение алмазами, в которых он знал толк.
На следующий день он повез жену в ювелирный магазин подобрать ей бриллиантовое колье. В этот октябрьский день было довольно прохладно и Карина надела отороченную соболем горжетку.
– Носить дорогой мех нужно беззаботно, с хладнокровным безразличием. Соболь все скажет за тебя, – наставлял он Карину, когда они сели в «бентли».
В офис и на деловые встречи Константин Викторович обычно ездил на представительском «мерседесе» с личным водителем, а «бентли» предназначался для выезда на презентации и вечерние приемы, которые так любила его покойная супруга, и за руль этого роскошного авто он всегда садился сам.
После смерти первой жены прошло уже больше трех лет, и Константин Викторович подумывал сделать светской львицей и Карину. В бриллиантовом колье она будет выглядеть настоящей королевой, а вести себя в высшем обществе Карина, видно, научилась, когда еще подрабатывала девушкой-эскорта. Именно в этом качестве Константин Викторович ее и снял после просмотра эротического шоу, в котором Карина была примой стрип-дансинга. С ролью девушки-эскорта сексапильная стриптизерша справилась блестяще, и тогда он предложил ей стать его личным пресс-секретарем, пообещав зарплату вдвое больше, чем она зарабатывала в стрип-баре. Карина прекрасно понимала, что век стриптизерши недолог, и особо над предложением Лукина не раздумывала. Согласившись стать его секретаршей (Лукин сразу оговорил, что секс с шефом, то бишь с ним, входит в ее служебные обязанности), она не прогадала, и теперь ее будущее было устроено.
По пути в ювелирный магазин Константин Викторович прочитал Карине небольшую лекцию об алмазах:
– У ограненного природного алмаза должно быть не менее семнадцати отполированных граней, чтобы он стал бриллиантом. А вообще «бриллиант» – это только один из видов огранки, который впервые был применен именно для алмазов. Алмазы иной огранки, как «роза», «бриолет», «юбилейная», «маркиза», бриллиантами не называют. Наиболее ценится алмаз высокой прозрачности, как говорят – «чистой воды», и без дефектов. Дефект может быть почти незаметен – пузырек или ямка – микроуглубление, обычно выглядит как белая точка. Более заметны трещины, их называют «перья», «уголь» – темные минеральные включения в камне, «облако» – большое число мелких включений в виде облачка. Цена алмаза также зависит от его цвета. Чаще всего встречаются алмазы с голубоватым, сероватым или желтоватым оттенком. Цветные алмазы из-за своей редкости дороже обычных того же размера и качества минимум на двадцать пять процентов. Цветные алмазы могут быть лимонными, ярко-желтыми, густо-желтыми, ярко-коричневыми, зелеными, чуть оливкового цвета, голубыми, розовыми, розовато-чайными, красными, синими, фиолетовыми и черными. Самыми редкими считаются красные, синие и фиолетовые алмазы. Черные бриллианты как бы и не входят в разряд цветных, и цена на них может быть ниже цен на белые камни.
– Черный бриллиант подошел бы под цвет моих волос, – мечтательно произнесла Карина. – А какие алмазы добывают на твоих рудниках? – поинтересовалась она.
– В основном технического качества – серые, бурые, с крупными темными включениями внутри. Но попадаются, конечно, и пригодные к ювелирной обработке камни.
– И кто занимается их сбытом?
– Мой гвинейский партнер. Все мои алмазные шахты зарегистрированы как совместное предприятие, – пояснил он. Посвящать Карину в тонкости своего алмазного бизнеса, к которому та вдруг проявила интерес, Константин Викторович не собирался. Он завещал алмазные рудники дочери, и жене не должно быть до них никакого дела. Впрочем, Карина больше о них не расспрашивала.
– А как отличить настоящие алмазы от подделок? Поместить алмаз в стакан с водой, и он исчезнет? В смысле станет невидимым.
– Скажем так, становится менее видимым, чем на воздухе, и настоящий бриллиант действительно трудно различить невооруженным глазом в чистой воде. Отсюда и появился ювелирный термин «камень чистой воды». Можно также провести бриллиантом по стеклу или полированной поверхности другого камня – настоящий алмаз самое твердое из всех природных веществ и обязательно оставит царапину. Впрочем, стекло могут поцарапать и другие камни – корунд, например. Вообще, отличить природный алмаз от синтетического или камня-заменителя на глаз практически невозможно. Очень часто в качестве имитаторов бриллианта выступают циркон, фианит, топаз и бесцветный сапфир, так называемый лейкосапфир. Все эти камни внешне поразительно похожи на ограненный алмаз, и только эксперт может отличить настоящий камень от подделки.
– Понятно, – сказала Карина. – Надеюсь, бриллианты в моем колье будут настоящими.
– Гарантирую, – заверил ее Константин Викторович.
В ювелирном магазине он выбрал самое дорогое золотое колье с бриллиантами, за которое заплатил сумму в гривнах, эквивалентную пятидесяти тысячам долларов. Для колье Карина предусмотрительно надела платье с глубоким декольте, и великолепие бриллиантового сияния, рассыпанное по ее плечам и груди, было достойным украшением ее красоты.
Обмыть драгоценную покупку они отправились в шикарный ресторан с французской кухней. Ознакомившись с меню, Карина сделала королевский заказ: форель с креветками, профитроли с шоколадным кремом и тутти-фрутти с мороженым. Константин Викторович заказал себе блюдо под названием «искрящееся французское фондю» из мякоти телятины, оленины и баранины, жюльен из рыбы и грибов и салат «Провансаль» традиционный. Пить в этот вечер они решили только шампанское. Чтобы шикануть по-настоящему, Константин Викторович выбрал «Кристалл», одна бутылка которого стоила тысячу долларов. Гулять так гулять! Чертовски дорого, конечно, выкладывать такие деньги за шампанское, которое по вкусу он не отличил бы от обычного «Игристого», но зато какое ощущение собственной значимости: пить шампанское, которое было создано специально для российского императора Александра II, а теперь и Лукин мог себе позволить побаловать свою красавицу жену этим царским вином.
Французская кухня и дорогущее шампанское Константину Викторовичу впрок не пошли. После мясного блюда он почувствовал ноющую боль в желудке, но старался не подавать виду, что ему плохо. Настроение у Карины было превосходное, и, чтобы не испортить ей праздник, он стоически терпел нарастающую боль, пока жена сама не заметила смертельную бледность на его лице.
– Тебе плохо? – отставив в сторону недоеденное мороженое, спросила она.
Лукин, скривившись от пронзившей его резкой боли, кивнул головой.
– Тогда чего же ты молчал? Поехали домой. Спасибо за прекрасный ужин, милый, все было потрясающе вкусно, – поблагодарила она и подозвала официанта.
Константин Викторович расплатился за ужин кредитной карточкой.
Когда он под руку с поддерживающей его Кариной подошел к «бентли», его скрутило так, что машину он вести не смог бы.
– Может, тебя в больницу отвезти? – сев за руль, предложила она.
– Не надо в больницу, дома приму лекарства и попустит, – отозвался он с заднего сиденья, корчась от боли. – В первый раз, что ли?
– В том-то и дело, что не в первый. Тебе нужно обратиться к врачу, а не заниматься самолечением, – укоризненно заметила она.
– Да обращался я к врачу, – заверил он. – Просто сегодня забыл выпить таблетки, что мне прописали.
– Как знаешь, – пожала плечами она, поворачивая ключ зажигания.
Карина была достаточно опытным водителем и за рулем «бентли» чувствовала себя вполне уверенно, хотя и была подшофе. Управлять такой машиной было одним удовольствием, если бы не стонущий на заднем сиденье муж.
Приехав домой, Константин Викторович принял таблетки от язвы, и боль постепенно утихла, но чувствовал он себя все равно паршиво, и ему было не до секса, хотя Карина исполнила бы теперь любое его желание. Она умела быть благодарной, особенно после таких баснословно дорогих подарков, как соболиные шубы и бриллиантовое колье.
Ночью Константину Викторовичу приснился кошмарный сон, будто в спальне под ним разверзлась страшная воронка, из которой вырывались языки пламени, и перед ним возник козлобородый черт с вилами в лапах.
– Полковник КГБ Лукин? – деловито осведомился черт.
Константин Викторович раскрыл было рот сказать, что он в отставке, да и КГБ давно нет, но посланник ада не стал его слушать.
– Бывших чекистов не бывает, – изрек черт и вонзил ему вилы прямо в живот.
Лукин взвыл от пронзившей его боли. Черт же легко поднял его на вилы и швырнул в пылающую жаром преисподнюю. Константин Викторович не верил ни в Бога, ни в черта, но сон был настолько реалистичным, будто он и впрямь побывал в аду. Провалившись в воронкообразную штольню, Лукин долго падал, но не разбился. Когда он почти достиг дна пропасти, его на лету подхватили ведьмы-старухи в черных плащах, подобных крыльям летучих мышей. Освещая себе факелами путь, ведьмы понеслись с ним по подземелью и вскоре доставили его к вратам ада. Охраняли те врата два здоровенных черта с огромными рогами и квадратными бандитскими мордами. Лукина, на котором из одежды были только семейные трусы, а от нанесенных вилами страшных ран на животе не осталось и следа, рогатые братки пропустили в ад без лишних вопросов.
Заправлял тем адом Сатана в облике Иосифа Сталина – с усами, в кителе с погонами Маршала Советского Союза и в брюках навыпуск с красными лампасами, только без ботинок, потому как вместо ступней у Сталина-Сатаны были копыта. То, что и в аду генералиссимус Сталин всеми верховодил, Константина Викторовича не удивило. Собственно, Иосиф Виссарионович Сталин-Джугашвили, которого в свое время миллионы советских людей почитали, как «земного бога», и при жизни был дьяволом в человеческом обличье, желчные тигриные глаза которого излучали сатанинскую силу.
Когда ведьмы привели Лукина к властелину преисподней, он очень сконфузился, что предстал перед Сталиным-Сатаной в одних трусах, однако генералиссимус ада не стал выговаривать ему за внешний вид.
– Доброй ночи, Иосиф Виссарионович! – вытянувшись в струнку, поприветствовал Лукин адского Сталина.
– Ну докладывай, палковник, как там, нэ забыли еще таварища Сталина? – с грузинским акцентом спросил тот.
– Конечно не забыли, Иосиф Виссарионович.
– Нэбось, ругают меня, да?
– Есть такие, что и ругают. Но лично я вас, Иосиф Виссарионович, очень даже уважаю, – поспешил заверить Лукин.
Сталин посмотрел на него тяжелым взглядом.
– Садысь, в ногах правды нэт, – сказал он, а сам, сжимая трубку в кулаке, подошел к радиоле.
Покрутив ручку настройки, он поймал волну какой-то радиостанции, передававшей последние новости ада. Диктор загробным голосом поведал о последних трудовых достижениях чертей, как-то досрочное выполнение пятилетнего плана по газификации котлов для грешников и производству сковородок с тефлоновым покрытием, создающих, по словам диктора, дополнительный комфорт поджариваемым, чтобы те не пригорали. Завершился выпуск адских новостей похоронным маршем, под музыку которого диктор скорбным голосом зачитал:
Нет слов таких, чтоб ими передать
Всю нестерпимость боли и печали,
Нет слов таких, чтоб ими рассказать,
Как мы скорбим по вас, товарищ Сталин!
Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?
Ты должен слышать нас, мы это знаем.
– Слишю, слишю, – набивая трубку, кивнул Сталин. – Знаешь, кто эти стихи обо мнэ напысал? – обратился он к Лукину.
– Знаю – Константин Симонов, – уверенно ответил тот.
Эти стихи попались ему на глаза неделю назад, когда он просматривал в Интернете публикации о Сталине. Интерес к Иосифу Сталину объяснялся тем, что Константин Викторович подумывал написать мемуары и в первой главе хотел описать похороны «вождя всех народов», на которых его чуть не затоптали насмерть.
Когда умер Сталин, Косте Лукину было всего шесть лет. Похороны императора шестой части планеты он запомнил навсегда – день 9 марта 1953 года чуть не стал последним днем в его жизни. Тогда в Москве на Трубной площади возникла чудовищная давка, во время которой погибло немало людей: усопший пахан добирал послушных овечек в свое, теперь уже неземное, царство…
Низкорослый грузин с узким лбом и оспинами на лице (на портретах их, естественно, не рисовали) был «отцом всех народов», и когда он умер, плакали и старые, и молодые, и дети. Девицы те просто надрывались от слез, и казалось, что с утратой Сталина весь мир осиротел и человечество не переживет такую потерю. Костя, в семье которого портрет Сталина висел вместо иконы, рыдал вместе со всеми: такое было потрясение, что «земной бог» оказался простым смертным. Трое суток нескончаемым потоком вливалась в Колонный зал всенародная река любви и скорби. Скопление народа было столь велико, что на улицах Москвы то и дело возникали давки, но люди шли и шли, как заколдованные, и маленького Костика, на глазах которого толпа скинула милиционера с лошади и, возможно, растоптала, не раздавили в том роковом потоке лишь потому, что ему удалось залезть под военный грузовик, которым был заблокирован узкий проход с Трубной площади на Неглинку.
– Вот ты знаешь, палковник, что я дьявол, – задумчиво разглядывая огромный глобус, сказал Сталин. – Под моим чутким руководством были сгублены миллионы людских душ, и далеко нэ все были врагами народа. Органы, в которых ты служил, кого угодно магли пасадить, лишь бы выполнить мой сатанинский план, иначе им самим нэ сносить головы. Я гепеу разрешил даже детей расстреливать за измэну родине и шпионаж, правда, только тех, кто старше двенадцати лет. Ну сам панимаешь, какие там шпионы могут быть в двенадцать лет – шпана еще, но наши славные органы выявляли таких несовершеннолетних «шпионов» тысячами. А какую «чистку» я провел в Красной Армии – расстрэлял пэрэд войной почти весь комсостав от маршала до лейтенанта. И при всех моих, так сказать, перегибах савецкий народ любил мэня неистовее, чем «вечно живого» Ленина, да что там Ленина, меня любили больше, чем Бога! Как думаешь, пачему?
– Потому, что был культ, но была и личность, как сказал о вас писатель Шолохов, – ответил Лукин.
– Культ личности – это следствие всенародной любви к таварищу Сталину, а нэ пэрвопричина, – заметил Сталин.
Раскурив трубку, он прошелся перед столом на своих копытах и начал неторопливо говорить как бы сам с собой:
– Пэрвопричина кроется в самой сущности человека, в котором гэнэтически заложена вера в Бога. Эта патребность в подчиненности висщему авторитету для многих савершенно нэобходимая вэщь. Таким абсолютным авторитетом для савецкого народа был таварищ Сталин. И культ личности вазник патаму, что я был магущественнее Всевышнего. Отправлял на смэрть, кого хател, карал целые народы, а мэня прадалжали безудэржно славить – называли корифеем всех наук, мудрейшим из мудрых, величайшим из великих, и савецкие попы в своих малитвах правазглашали мэня богоизбранным вождем. Такого триумфа Сатаны нэ было со дня сотворения мира, – самодовольно усмехнулся Сталин-Сатана.
Трубка у него погасла, он зажег ее снова, затянулся один раз и продолжил:
– О чем говорит диалектический материализм? – задался он вопросом, и сам себе на него ответил: – О единстве и борьбе противоположностей, как двигателе исторического процесса. Дьявол есть противоположностью Бога, но дьявол с ним и един. Я, как Сатана, миллионами изводил людей, а мой антипод Бог вабще устроил Всэмырный потоп – истрэблю, сказал, с лица земли чэловеков, и скотов, и гадов, и птиц нэбэсных – всэх истреблю! У него только никчемный Ной был праведен и нэпорочэн. Что же Бог за Творэц такой бэстолковый, что даже птички у него парочными палучились? Вот я, напримэр, прынял Расию с сохой, а сдал ее с атомной дубиной и с таким оружием мог бы устроить на зэмле пахлэще Всэмырного потопа. Травинки, микроба бы после Мировой атомной войны нэ осталось. Всю планэту прэвратыл бы в одын сплашной ад. Патому во всей Вселенной нэ было равного мне, а Бог за все время моего дьявольского правления ни разу в зэмные дела нэ вмешался, предоставив мне абсолютную власть распоряжаться чужими жизнями. Только когда тэбя окружают безропотные исполнители, когда никто нэ смеет тэбе возразить и все вокруг только поддакивают да восхваляют – наступает прэсыщение такой властью. То ли дело у нас в аду, с чэртями никогда нэ соскучишься, – усмехнулся Сталин и пристально посмотрел на Лукина.
От проницательного взгляда генералиссимуса преисподней Константину Викторовичу стало не по себе. Возникло неприятное ощущение, будто Сатана читает его мысли, а Лукин как раз думал о том, что Сталин вовсе не такой великий, как тот сам себя представлял. Оратором Иосиф Сталин был никудышным, а речи его малосодержательны. Никаких научных трудов он в сущности не написал, а все его так называемые сочинения – это его выступления, сделанные по какому-либо поводу. Целью его жизни стала одна всепоглощающая страсть – жажда власти. Только этой страстью азиатского сатрапа он был все время занят. Властолюбивый и грубый, вероломный и скрытный, завистливый и лицемерный, хвастливый и упрямый, чрезвычайно хитрый и подлый, мстительный параноик, боявшийся собственной тени, с детства тщедушный, капризный, сухорукий, болезненно самолюбивый и чувствительный ко всему, что ставило под сомнение его физическую силу – отсюда его маниакальная подозрительность, Сталин был настоящим воплощением зла. Выходец из семьи кустаря-сапожника, Иосиф Джугашвили, не имевший наклонности ни к наукам, ни к искусству, не владевший каким-либо ремеслом, проявить себя мог лишь в политических интригах. После смерти Председателя Совнаркома Ленина, который из-за тяжелой болезни и припадков безумия последние годы жизни лишь формально был главой государства, Сталин на своей номенклатурной должности генерального секретаря сумел сосредоточить в своих руках безграничную власть. Удалось это ему только потому, что более интеллектуальные однопартийцы поначалу не воспринимали его всерьез и за глаза называли косноязычного Кобу «самой гениальною посредственностью нашей партии», за что потом жестоко поплатились, ведь злопамятный Сталин никому никогда ничего не прощал.
«Величайшим из великих» Иосиф Виссарионович Джугашвили смог стать в глазах только еще более заурядных людей, чем был он сам, – такой у Лукина вертелся на языке ответ на вопрос Сатаны: почему Сталина так неистово любили? Прямо сказать это ему в глаза Константин Викторович не решился бы.
– Вот, значит, какого ты обо мнэ мнэния. Па-твоему, я гэниальная пасредственность, да? Ну-ну, – смерив Лукина грозным взглядом, зловеще протянул Сталин.
Понимая, что оправдываться бесполезно, Константин Викторович сконфуженно молчал.
Сталин прошел мимо стола, дошел до конца, вернулся и, вынув трубку изо рта, сказал медленно, не повышая голоса:
– Скоро ты узнаешь, что такое настоящий ад. Аудиенция закончэна. Иды пока.
На выходе из приемной Сатаны Лукина ожидали два здоровенных черта в форме сотрудников НКВД.
– Полковник Лукин, вы арестованы, – преградил ему дорогу один из чертей.
Требовать от чертей, чтобы те предъявили ему санкцию на арест, было глупо, и Константин Викторович безропотно проследовал под конвоем чертей в казематы преисподней, застенки которой напомнили ему до боли родную Лубянку.
Черти водворили его в одиночную камеру, в которой царил полумрак, подсвечиваемый лишь тусклой лампочкой из зарешеченного окошка над железной дверью. Долго скучать в одиночестве Константину Викторовичу не пришлось. Только он вздремнул на сколоченном из досок прямоугольном, от стены до стены, пороге, как его разбудил лязг отпираемого засова и в камеру в сопровождении двух чертей в забрызганных кровью фартуках мясников вошла нагая и чертовски красивая дама с изящными рожками на голове. В этой сексапильной чертовке с длинным, как у пантеры, черным хвостом Лукин, к своему изумлению, узнал Карину. В руках у нее была знакомая ему плетка из секс-шопа, которую та в свое время приобрела для их сексуальных игр, а на ногах – блестящие черные ботфорты.
– Карина, это ты?! – воскликнул он, пораженный не столько появлением жены в аду, сколько ее мощным хвостом, которым та напряженно била по полу.
В ответ Карина оскалилась страшными клыками и наотмашь стеганула его плеткой по лицу. От удара плетью Лукин подскочил как ошпаренный, но черти-мясники тут же уложили его спиной на пол. Навалившись на него, черти развели ему ноги, а хвостатая Карина носком своего лакированного ботфорта так прищемила ему пах, что он завизжал, как недорезанный, и… проснулся.
С трудом соображая, где находится, Константин Викторович в темноте машинально нащупал кнопку бра и включил свет. Карина лежала обнаженной под алой шелковой простыней, отвернувшись к нему спиной. Он посмотрел на ее черные, как вороново крыло, волосы, на соблазнительный изгиб ее бедер. Спящая жена выглядела мягкой и беззащитной, но перед глазами все еще стояла приснившаяся ему чертовка с клыками и хвостом.
– Чертовщина какая-то, – пробормотал он, рукой отгоняя наваждение.
Потушив свет, Константин Викторович тщетно пытался снова уснуть. Навеянные кошмарным сном дурные мысли не дали ему сомкнуть глаз до утра. Ведь что такое сновидения? Это подсознательное отражение работы мозга, который во время нашего сна бесстрастно обрабатывает не только загруженную за день информацию, но и чувства, мысли, переживания, и если подсознание вывело ему образы всякой нечисти, среди которой оказалась и Карина, значит, возникли эти страшные образы во сне не случайно. В вещие сны Лукин не верил, но не мог забыть пережитый во сне ужас и невольно анализировал, что бы этот сон означал, пытаясь понять: почему подсознание сгенерировало ему падение в преисподнюю, встречу со Сталиным-Сатаной и с садисткой чертовкой, принявшей образ Карины? Подсознание – это по сути та же интуиция. Оно может предостерегать нас от совершения ненужных поступков, предупреждать о возможных рисках. От того, правильно ли мы поймем подсказку подсознания, зависит, правильно ли мы потом поступим.
Приснившаяся ему преисподняя – это не подсказка, а просто констатация того, что все мы, увы, смертны и, как говорится, все там будем. Явление во сне Сталина в образе Сатаны натолкнуло Лукина на мысль написать о «вожде всех народов» если не книгу, то хотя бы очерк. И вообще, пора ему серьезно засесть за мемуары. Константин Викторович считал, что с его бурной биографией ему есть о чем рассказать – о том же КГБ, например. Где-то он прочитал, что неопубликованная память исчезает вместе с ее носителем. И как бы он ни молодился, старость, а за нею и смерть уже не за горами. Наши внутренние биологические часы никогда не останавливаются. Они неумолимо отсчитывают годы, и замедлить их ход невозможно. И вот ему уже за шестьдесят. Душа еще спорит с возрастом, он еще испытывает сексуальные желания почти как в лучшие годы, но организм вынужден подчиняться прожитым годам, и с этим нужно смириться. Единственный способ благополучно пережить старение – это поддерживать активную деятельность, считал Лукин, потому и женился на молодой и сексапильной Карине. И если бы не «наезд» какого-то «Бухгалтера», у Константина Викторовича вообще не было бы никаких проблем – алмазные рудники и страховая компания давали стабильный доход, так что безбедную старость он себе обеспечил по высшему разряду.
Пятьдесят миллионов евро, которые затребовал у него вымогатель, Лукина не разорили бы, но после того, как удалось вырвать молодоженов из пиратского плена, платить шантажистам он принципиально не собирался, хотя недвусмысленные угрозы «Бухгалтера» в адрес Елены его серьезно напугали. Поэтому для защиты дочери Константин Викторович предпринял все меры, фактически заключив ее под домашний арест (Лена после жуткого свадебного путешествия и сама пока не хотела никого видеть), а его дом надежно охранялся. На обеспечение собственной безопасности Константин Викторович денег не жалел и установил в своих владениях самую дорогостоящую сигнализацию, дающую практически стопроцентную гарантию, что злоумышленник не сможет проникнуть на охраняемую территорию незамеченным.
Стоило непрошеному гостю перелезть через двухметровый забор и пересечь контролируемый инфракрасными лучевыми датчиками периметр, как тут же раздавался звуковой сигнал тревоги, оповещавший круглосуточно дежуривших охранников. Вооруженные помповыми ружьями секьюрити были из частной охранной фирмы, и если бы злоумышленникам удалось как-то нейтрализовать их, они все равно не смогли бы несанкционированно проникнуть в дом через бронированные двери или пуленепробиваемые стеклопакеты, на которых были установлены специальные датчики, сигнал с которых посылался на милицейский пульт и в течение трех-пяти минут к дому должна была прибыть группа быстрого реагирования отдела государственной службы охраны. Также в любой момент группу быстрого реагирования могли вызвать хозяева дома. Для экстренного вызова милиции на каждом этаже, в каждой комнате имелись потайные тревожные кнопки, как у кассиров в банке. В общем, свой дом Константин Викторович превратил в настоящую крепость, и его домочадцы могли спать спокойно.
От компромата крепостные стены, правда, не защитят, но какой бы убойной информацией «Бухгалтер» против него ни располагал, уголовного дела по опубликованным в прессе разоблачающим материалам у нас никто возбуждать не станет. К тому же всегда можно подать в суд, чтобы в судебном порядке признали любую компрометирующую его публикацию клеветой. И решение суда в его пользу будет стоить ему намного дешевле, чем платить шантажистам. Лукин понимал, что если раскроются его тайные операции по нелегальной торговле оружием, его могут убрать без всякого суда и следствия, как устранили почти всех причастных к продаже крылатых ракет. Но международный скандал из-за тех ракет уже утих, а у спецслужб и без него сегодня хватает забот – «крышевать» контрабанду, например, чем занимается тот же генерал СБУ Грицко, которого Константин Викторович включил в круг подозреваемых одним из первых. И если удастся вычислить «Бухгалтера», свой приговор неизвестному шантажисту, кем бы тот ни был, хоть нардепом, хоть начальником ГУР, Лукин уже вынес…
– Отрицательный результат – тоже результат, – сказал Сергей Сокольский, заслушав отчет Инны о ее командировке в Киев. Инна опросила под видом интервью Бутова, Емельянова, Рогульского, Грицко и Гвоздарева, но только зря потратила время – никто из них в Австрии не был, а значит, нет оснований подозревать их в шантаже Лукина. Сергей с Инной были уверены в том, что «Бухгалтер» никому свои секретные счета не доверил бы и открывал их в австрийских банках лично.
– Нашего клиента такой результат вряд ли обрадует, – заметила Инна. – Единственное, что мы можем сейчас Лукину доложить, – это то, что по его делу у нас нет ни одного подозреваемого. Слушай, а может, этот «Бухгалтер» специально пустил нас по ложному следу и никакого компромата по контрабанде оружия у него нет?
– Это мы скоро узнаем, – ответил он. – Срок ультиматума истекает через три дня, Лукин не поддался на шантаж, и «Бухгалтер» наверняка постарается его додавить.
– Если он действительно располагает какими-то реальными материалами, не в его интересах спешить разоблачать Лукина – он же тогда денег с него не получит.
– Необязательно сливать весь компромат. «Бухгалтер» может для начала опубликовать какие-то незначительные эпизоды, чтобы убедить Лукина, что он не блефует. Ну а нам остается только ждать, когда шантажист предпримет какие-то действия, тогда у нас появится шанс его вычислить.
– Раз твой метод сужающего круга ничего не дал, значит, Лукин этого «Бухгалтера» не знает, потому и не включил его в свой список. И нам до сих пор неизвестен даже пол шантажиста, ведь преступник под псевдонимом «Бухгалтер» может быть и мужчиной, и женщиной.
– Скорее всего, преступник мужчина. И похоже, он знает о сыскной работе не понаслышке. Начитавшийся детективов дилетант давно бы уже на чем-нибудь прокололся, а этот прямо гроссмейстер какой-то…
– Подозреваешь, что «Бухгалтер» кто-то из твоих милицейских коллег? – спросила Инна.
– Очень может быть, – задумчиво произнес Сергей. – «Оборотней» нынче хватает, и за своих бывших коллег я не стал бы сегодня ручаться.
– А за Давыдова поручился бы?
– Алексею я доверяю, как себе. Я знаю его еще со школы. Мы учились в параллельных классах, а с десятого класса начали играть с ним в одном ВИА – я на соло, Леха на ритм-гитаре.
– Надо же. Я и не знала, что мой муж умеет играть на гитаре. Вообще вы с Алексеем не перестаете меня приятно удивлять. До знакомства с вами я была гораздо худшего мнения о нашей милиции, – призналась она.
– Когда двадцать лет назад я написал заявление: «Прошу принять меня на службу в правоохранительные органы», я верил, что в милиции работают исключительно честные и порядочные люди. Взятки, конечно, брали во все времена, но служебные интересы старались не предавать. Во всяком случае, так открыто, как сейчас. И вообще, работая в милиции, сложно не запачкаться в той грязи, с которой по долгу службы сталкиваешься почти каждый день.
– Когда ты был начальником уголовного розыска, а я – журналисткой, меня так и подмывало задать тебе вопрос о пытках в милиции, но так и не задала, понимая, что для тебя, как представителя правоохранительных органов, эта тема – табу. А сейчас, уже как коллега коллеге, ответишь мне на этот вопрос?
– Тебя эта тема интересует как частного детектива или как журналистку?
– Как частного детектива меня интересует, какими методами наши коллеги – сыщики уголовного розыска – раскрывают преступления: дедуктивным методом или пытками, как инквизиция какая-то. Кстати, слово «инквизиция» произошло от латинского «inquīsītiō», что в юридическом смысле означало «розыск», «расследование», – заметила Инна. – И ты же не будешь отрицать, что в милиции избивают задержанных, чтобы выбить нужные следствию показания?
– Отрицать не стану, – пожал плечами Сергей. – Пытки, к которым иногда приходится прибегать розыскникам, чтобы расколоть преступника, – это и есть та грязь в милицейской работе, о которой я сказал.
– А без насилия никак нельзя? Чтобы преступники сознавались не под пытками, а под тяжестью предъявленных им улик.
– При ушлом адвокате от любых улик можно отвертеться. Наркотики в кармане нашли? Так это менты сами и подбросили! Незарегистрированный ствол у клиента изъяли? И что с того? Нашел он этот пистолет и нес в милицию сдавать, а не донес, потому что менты ему помешали. А что розыскникам делать, если нужно расколоть бандита, да так, чтобы он и сам признался, и подельников своих сдал, а кроме оперативной информации ничего нет? Спросить: «Не ты ли месяц назад по такому-то адресу квартиру такого-то гражданина обворовал?» Ну ответит он: «Нет, не я», и все взятки с него гладки. Украденные деньги и ценности давно пропиты – ищите, господа менты, ветра в поле! Вот и приходится ломать воров и бандитов через колено, потому что добровольно сознаваться они почему-то не горят желанием. Применять насилие, если без него не получается обойтись, – это грязная работа, но кто-то должен ее делать. А если подозреваемый сразу чистосердечно во всем признается, никто его с пристрастием допрашивать не будет. У нас же милиция, а не средневековая инквизиция.
– То есть если насилие направлено на раскрытие преступления, ты его оправдываешь?
– Если для раскрытия тяжкого преступления – вооруженный разбой или убийство, то оправдываю. На войне, как на войне. А войну с криминальным миром угрозыск ведет постоянно. Урки никогда свою вину сами не признают, потому как знают, что чистосердечное признание облегчает вину, но увеличивает срок, поэтому отпираются до последнего.
– Но ведь за помощь следствию преступники могут рассчитывать на снисхождение суда.
– Могут. И потому многие, особенно по первой ходке, сами предлагают свою помощь следствию, и тогда розыск их пальцем не тронет. Я же говорю о закоренелых преступниках – блатных. Полвека назад воры называли себя «люди», «жиганы». Эти двуногие особи только внешне похожи на людей, и человеческий язык они не понимают. У них свой «параллельный» мир, где «ботают по фене», разукрашивают себя, как папуасы, изощренными татуировками. По наколкам блатные делят мир на «своих» и «чужих», на воров и фраеров. Такое вот у них воровское общество закрытого типа со своими волчьими законами зоны. В зоне уркам и место. Как говорил легендарный Глеб Жеглов: «Вор должен сидеть в тюрьме, а каким способом я его туда загоню, людям безразлично!»
– А как же права человека, презумпция невиновности? Ведь любой гражданин считается невиновным до тех пор, пока его вину не докажет суд.
– Инна, что ты хочешь от меня узнать: как есть, то бишь реалии, или как в идеале все должно быть?
– Реалии.
– Реалии таковы, что у попавшего в поле зрения угрозыска подозреваемого практически нет никаких прав, зато появляется обязанность говорить правду и только правду.
– А право на один звонок, на адвоката?
– Это в кино. В угрозыске же мало кто из преступников решается качать свои права. Атмосфера не та. И даже самые крутые бандиты в кабинетах угро редко проявляют желание геройствовать и поют аки соловьи. По мотивам именно их песен и раскрывается основная масса преступлений. Если же розыск сталкивается с теми, кто не хочет говорить правду и только правду, тогда их начинают допрашивать с «пристрастием», стараясь при этом не перегнуть палку: по трусости бандит может признаться в чем угодно, но такие показания никому не нужны.
– Но это же жестоко и незаконно – допрашивать с «пристрастием». Что это за правосудие такое, которое действует неправовыми методами? – возмущенно спросила Инна.
– Скажем так, жестокая необходимость при условии, что эта жестокость не должна превышать тяжести раскрываемых розыском преступлений, – ответил Сергей. – А насчет неправовых методов… Знаешь, я с первых дней работы в райотделе понял, насколько далеки были мои романтические представления о работе уголовного розыска от повседневной действительности. Но возмущаться действиями коллег и строить из себя Шарапова было глупо. Опытные опера, безусловно, лучше меня, новичка-дилетанта, умели раскрывать преступления, и спорить с ними о весьма сомнительных с точки зрения закона, но довольно эффективных на практике методах было бесполезно. Очевидно, по-другому в розыске никогда и не работали. Со временем я уже спокойнее относился к крикам и воплям взятых в раскол бандитов. И выезжая на задержания, сам работал очень жестко, но когда сопротивление сломлено, старался обходиться без лишнего мордобоя. Как правило, еще не пришедший в себя задержанный в доверительной беседе даст намного больше ценной информации, чем под угрозой побоев, и искусство опера состоит в том, чтобы вызвать преступника на откровенность. А что касается вынужденной жестокости, то настоящие преступники не невинные овечки, а матерые волки, имеющие за спиной не одну ходку. Будешь с ними сюсюкать – в жизни ничего не раскроешь, еще и в лицо плюнут такому оперу. Да и некогда церемонии разводить: на каждом оперативнике по нескольку десятков нераскрытых преступлений висит, и что ни день, как из рога изобилия сыплются кражи, грабежи, разбои, подрезы, убийства. Как сдерживать этот вал? Уговорами, призывами? Многого добился Иисус своими проповедями? Люди как воровали, так и воруют, как убивали друг друга, так и продолжают убивать. Противостоять преступности одними пустыми разговорами об «эре милосердия», к сожалению, пока не получается. В общем, добро должно быть с кулаками.
– Но можно же взять на вооружение дедуктивный метод и раскрывать преступления благодаря интеллектуальному превосходству над преступниками, а не кулаками.
– Дедуктивным методом раскрывают преступления только в детективных романах гениальные сыщики вроде Холмса, который с умным видом покурил трубку, выпил коньячку, ввел себе раствор кокаина, после чего на него снизошло озарение, и путем своих абстрактных умозаключений он вычислил преступника. В реальной жизни такого сыщика, как Шерлок Холмс, выгнали бы из розыска взашей, чтобы не путался со своими умничаньями у оперов под ногами. Для настоящей розыскной работы Холмс слишком самонадеян и самоуверен, всегда торопится с выводами и преподносит основанные на его догадках версии как истину в последней инстанции. В угрозыске так не работают.
– А как работают в угрозыске?
– Для уголовного розыска раскрытие преступления начинается с момента получения сообщения о его совершении. На место происшествия выезжает следственно-оперативная группа райотдела, и пока дежурный следователь с экспертом-криминалистом заняты осмотром, оперативники с участковыми инспекторами милиции устанавливают свидетелей – опрашивают всех соседей, а при необходимости и всех жителей соседних домов. Это занимает, конечно, немало времени, но дает результат – выясняется круг общения потерпевшего, его последние контакты, и если человека недавно видели с потерпевшим, а на допросе он это почему-то отрицает, естественно, к нему возникают определенные вопросы. В общем, при раскрытии любого преступления обязательно нужно беседовать с людьми. Еще уголовному розыску помогает раскрывать преступления агентура, роль которой трудно переоценить. Ну и, само собой, проверяется весь известный милиции криминогенный элемент – в первую очередь ранее судимые за аналогичные преступления. Когда становится известно, кого искать, в местах возможного появления предполагаемых преступников устраиваются засады. Вот далеко не полный перечень основных оперативно-розыскных мероприятий. Но главный фактор в раскрытии любого преступления – информация о преступнике. Особенно ценно своевременно получить информацию о готовящемся преступлении. Для этого у уголовного розыска и существует целая армия штатных и «карманных» агентов. Такая вот вкратце специфика розыскной работы. А дедуктивный метод – это для любителей детективного чтива.
– В таких вопросах, как способы и методы раскрытия преступлений, мне, конечно, сложно спорить с профессионалами. Но при первой возможности постараюсь доказать, что зря ты недооцениваешь дедуктивный метод, – сказала Инна.
– Я согласен с тем, что чтение детективных романов развивает логическое мышление, которое безусловно необходимо в нашей работе. Дедукция – выведение одной мысли из другой на основании логических законов. Только детектив – это авторский вымысел, и гениальные сыщики вроде того же Шерлока Холмса лихо распутывают замысловатые преступления с помощью автора, который выдумал это преступление и заранее знает, кто его совершил. И без активной поддержки автора выдуманные им гениальные сыщики никогда бы не добрались до истины. При расследовании же реальных уголовных дел рассчитывать на чью-то помощь и подсказки нельзя. Да и преступники зачастую действуют вопреки законам логики, поэтому так называемый дедуктивный метод может увести следствие по ложному пути и привести к непоправимым ошибкам. Как пример я приводил начинающим операм того же Холмса, когда он по размеру попавшей ему в руки шляпы неизвестного делает «совершенно очевидный» для него вывод, что ее владелец – человек большого ума. С какого бодуна Холмс взял, что величина черепной коробки прямо пропорционально свидетельствует об уме? Более того, этот приверженец дедуктивного метода безапелляционно заключает, что владелец шляпы был некогда богат, а теперь для него настали черные дни. Он опустился, ведет сидячий образ жизни, редко выходит из дому, абсолютно не занимается спортом, стал пьяницей, и жена его из-за этого разлюбила. При этом проницательному Холмсу даже в голову не приходит, что потерявший дорогую, но изрядно заношенную шляпу мог и не быть ее первоначальным владельцем. Шляпу могли украсть или выбросить, и ее подобрал на помойке какой-нибудь забулдыга. Если бы Холмс доложил прокурору свои умозаключения о некогда богатом, но спившемся человеке большого ума, которого разлюбила жена, на основании осмотра шляпы, его немедленно бы уволили из-за полного служебного несоответствия.
Зазвонивший на столе у Сокольского телефон прервал профессиональный разбор литературных методов раскрытия преступлений. Звонил Лукин. Взволнованным голосом он сообщил, что вчера в своей квартире была убита (задушена) бухгалтер его страховой компании Рита Смойлик.
– Рите было всего тридцать два года, – с горечью произнес он.
– Она была замужем? – спросил Сокольский.
– Да. Ее муж на бензоколонке, кажется, работает, и в то время, когда убивали его жену, он с ребенком гостил у своей матери. Поэтому защитить Риту, когда она вернулась домой, было некому. Вчера ей пришлось немного задержаться на работе, было корпоративное застолье – отмечали день рождения главного бухгалтера. У нас коллектив дружный, и мы всегда празднуем дни рождения наших сотрудников. Рита же, сославшись на то, что у нее маленький ребенок, ушла вчера раньше всех – где-то в полседьмого вечера. По версии милиции, ее убили с целью ограбления – у нее из квартиры пропали какие-то вещи. Начальник райотдела заверил меня, что принимаются все меры к розыску убийцы, и я поверил бы в версию ограбления, но сегодня мне в почтовый ящик подбросили очередное письмо от «Бухгалтера». На конверте нет ни марки, ни штемпеля почтового отделения, как было в предыдущие разы. Я просмотрел видеозаписи с камер наружного наблюдения – они зафиксировали, как днем, а точнее – в пятнадцать часов двадцать пять минут к моему дому подъезжал на мопеде-скутере без номерного знака какой-то парень в закрытом мотошлеме, вбросил письмо в почтовый ящик и сразу же уехал. В конверт была вложена фотография Риты, перечеркнутая крест-накрест черным маркером, и послание «Бухгалтера», распечатанное, похоже, на том же принтере, что и его предыдущие письма. Оно короткое, сейчас я тебе его зачитаю: «Ну что, убедился, что шутки шутить с тобой никто не собирается? Если через три дня не перечислишь на указанные тебе счета пятьдесят миллионов евро, снаряды начнут ложиться все ближе и ближе. Стоят ли жизни твоих родных и близких таких денег – решать тебе». Вот такие дела… – тяжело вздохнул Лукин. – Что скажешь?
– Скажу, что все зашло слишком далеко и о «наезде» шантажиста нужно сообщить в милицию, ведь произошло убийство, а это действительно уже не шутки.
– Нужно. Но я не настолько доверяю нашей доблестной милиции, чтобы посвящать ее в свои дела.
– Видеозапись залетного почтальона на скутере может помочь в раскрытии убийства, не говоря уже о том, что это важный вещдок, – заметил Сокольский.
– Вот вы и займитесь его поисками. Найти неизвестного почтальона в компетенции вашего международного детективного агентства? – язвительно осведомился Лукин.
– В компетенции.
– Тогда пришлю вам сейчас эту видеозапись по электронной почте. И поскольку «Бухгалтер» – шантажист-беспредельщик, возможно, он сам и убил Риту Смойлик. И я теперь уверен, что никакого серьезного компромата у него против меня нет, раз он, не дождавшись, когда истечет им же установленный срок, пошел на убийство ни в чем не повинной молодой женщины. Это уже не шантаж, а полный беспредел!
– Беспредел, – согласился Сокольский. – Поэтому настоятельно рекомендую вашей дочери и супруге даже с охраной из дома пока не выезжать. Черт его знает, что у «Бухгалтера» на уме. От него сейчас можно ожидать любых сюрпризов.
– О безопасности своих близких я позабочусь. А вы найдите мне убийцу, – сказал Лукин.
– Уголовный розыск этим уже занимается, и поверьте мне, как бывшему начальнику угро, свою работу опера знают.
– С вашим-то оперативным опытом вам сам Бог велел помочь своим бывшим подчиненным побыстрее найти убийцу.
– Кто ведет дело об убийстве Смойлик? – поинтересовался Сокольский.
– Старший следователь прокуратуры Краснооктябрьского района некая Василевская Зоя Юрьевна. Весьма амбициозная, доложу я вам, особа. Сразу заявила мне, мол, все, что касается убийства бухгалтера страховой компании «Энтерпрайз», – это тайна следствия. А когда заметил ей, что интересуюсь ходом расследования убийства своей сотрудницы не из праздного любопытства, а как директор «Энтерпрайза», она ответила, что когда я понадоблюсь ей как свидетель, она вызовет меня повесткой.
– Зою Василевскую я знаю давно. Она хороший следователь и не амбициозная, а принципиальная.
– Ты можешь узнать у этой принципиальной, что она там нарыла по убийству? – спросил Лукин.
– Вопрос поставлен некорректно. Выведывать у Василевской тайны следствия я не собираюсь, – отрезал Сокольский.
– Мне нужен убийца, а не тайны следствия.
– Тогда не будем терять время. А с Василевской я сегодня же постараюсь связаться. Я должен показать ей видеозапись вашего «почтальона».
– Но это конфиденциальная информация, – возразил Лукин.
– Конфиденциальная информация – это то, что касается лично вас, – жестко ответил ему Сокольский. – К такой информации может относиться содержание адресованного лично вам письма, но не видеозапись, по которой можно установить приметы подозреваемого в убийстве: его рост, телосложение, модель скутера. Почему нельзя скрывать такую информацию от следствия, думаю, вам разъяснять не нужно.
– Ладно, я все понял, – пошел на попятную Лукин. – Показывай эту видеозапись Василевской. Возможно, у нее проходит по делу кто-то похожий на нашего «почтальона». Если задержите убийцу – звони мне в любое время суток, – попросил он.
– Хорошо, – ответил Сокольский. Положив трубку, он посмотрел на Инну, которая чертила в своем блокноте какую-то сложную схему из стрелочек и кружочков.
– Что-то я нашего шантажиста совсем не понимаю. Это убийство совершенно не вписывается в схему шантажа, и дедуктивный метод тут, похоже, бессилен, – признала она, внимательно прослушав весь разговор (Сергей для Инны включил на телефоне громкую связь).
– Просто мы с тобой переоценили его интеллектуальный уровень. Мы считали «Бухгалтера» умным, предусмотрительным преступником, умеющим строить многоходовые комбинации, а он, не дождавшись результата им же затеянного шантажа, повел себя как отмороженный на всю голову гопник.
– А ведь он попал в цель с этой контрабандой оружия, иначе Лукин бы так не всполошился.
– А поскольку одного компромата недостаточно, чтобы заставить Лукина расстаться с такой огромной суммой, «Бухгалтер» от шантажа перешел к акциям устрашения, и не остановится, пока ему не заплатят.
– Или его не остановят. Позвони этой, как ее, Василевской. Может, убийство уже раскрыто? – предположила Инна.
– Вряд ли. Подобные преступления или раскрываются по горячим следам, или зависают в «глухари», как становятся «висяками» почти все заказные убийства. В нашем случае шантажист заказал убийство с единственной целью – запугать Лукина. И жертвой «Бухгалтера» мог стать любой близкий или просто знакомый Лукину человек. При раскрытии «заказух» первым делом проверяются конкуренты потерпевшего, отрабатывается круг его знакомых, под подозрение могут попасть ближайшие родственники, претендующие на наследство, например. А что даст отработка связей Риты Смойлик, если киллера и заказчика с ней ранее ничего не связывало? Вот такое получается уравнение с двумя неизвестными, и никакой Шерлок Холмс наемного убийцу не найдет, потому как искать непосредственных исполнителей дело, как правило, изначально безнадежное. Профессионалы работают чисто и следов после себя не оставляют, а главное – у киллера нет личных мотивов для совершения убийства.
– Зато нам известен мотив заказчика, плюс видеозапись Лукина.
– Давай, кстати, ее посмотрим, – сказал Сергей, открывая ноутбук.
Проверив электронную почту, он запустил присланный Лукиным видеофайл. Качество черно-белой записи, зафиксировавшей, как неизвестный в мотошлеме с опущенным забралом подъехал на скутере к воротам, достал из-за пазухи белый конверт и вбросил его в почтовый ящик, после чего сразу дал по газам и уехал, было неважным.
– Этот «почтальон» еще и в перчатках, – отметила Инна. – И как его идентифицировать по такой видеозаписи?
– Ну, теперь нам хотя бы известно, что это мужчина спортивного телосложения, рост у него выше среднего. По тому, как он одет, и по модели его скутера Шерлок Холмс пришел бы к умозаключению, что это молодой парень с весьма скромным достатком, поскольку ездит на мопеде, а не на «харлее». Я же от скоропалительных выводов воздержусь. Сначала нужно ознакомиться с протоколом осмотра места происшествия, показаниями свидетелей, подозреваемых, если таковые имеются, а потом уже будем строить версии. В общем, надо ехать в прокуратуру. Инна, если у тебя есть чистый диск, запиши наше видео для Василевской на DVD, – попросил Сергей.
– Нет проблем, шеф, – ответила она. Когда Инна вышла из кабинета за диском, Сергей набрал номер мобильного телефона Зои Василевской. Несмотря на поздний час (было уже начало десятого вечера), Зоя была на работе, и Сергей договорился, что в течение сорока минут он к ней подъедет.
Сергей Сокольский был для Зои больше, чем другом, и она всегда рада была его видеть. Когда-то у них был служебный роман, о котором у нее остались самые теплые воспоминания, хотя с той поры немало воды утекло. Зоя успела за это время выйти замуж за прокурора района (который и помог ей перевестись из ОКМДН в прокуратуру) и развестись с ним, и в свои тридцать девять лет уже не могла похвастать стройностью фигуры, какая была у нее еще три года назад, когда она в последний раз виделась с Сокольским.
Следователь – это кабинетный работник, допрашивающий пострадавших, свидетелей, подозреваемых и обвиняемых, назначающий экспертизы, дающий поручения оперативникам; его основное «табельное оружие» – дырокол для подшивки бумаг в уголовное дело. При такой преимущественно сидячей работе бороться с прилипшими на боках килограммами было сложно, тем более что изнурять себя строгими диетами Зоя не любила. Чтобы быть в отличной форме, нужно регулярно посещать тренажерный зал, бассейн, но для этого надо иметь свободное время, которого у старшего следователя прокуратуры Василевской не было. Она сама избрала себе профессию следователя, требующую от нее полной отдачи, и, что называется, горела на работе. Особого продвижения по службе ей не светило, просто должность старшего следователя прокуратуры давала ей ощущение собственной значимости.
Благодаря должностному положению, Зоя имела возможность «решать вопросы». Богатого мужа у Зои не было, бедного, впрочем, тоже, и заботиться она должна была не только о себе, но и о своей дочери Анне, поступившей в юридический институт на платное отделение по специальности «Правоведение». Учиться Аня не очень-то жаждала, тем более что грызть гранит юридической науки никто от нее особо не требовал. Почти все студенты юрфака платили преподам за зачеты и экзамены, то бишь давали взятки, а она что, хуже других? Старший следователь прокуратуры Зоя Василевская с пониманием относилась к студенческим проблемам дочери и не могла отказать, когда та просила деньги на взятку преподавателям. Нехорошо, конечно, что будущие правоведы с этого начинают, и еще возмутительнее, что преподаватели юридического института брали эти взятки, но Зоя и сама была не без греха.
Как-то она прищучила районного опера за то, что тот за взятку отпустил наркоторговца, на что он резонно ей ответил: «Я что, загонщик для прокурора? Если я не возьму, возьмет прокурор или судья. Так какой мне смысл на дядю работать?»
Зоя была шокирована столь откровенным ответом не потому, что розыскник посмел так с ней разговаривать, а потому, что возразить ему было нечего. Она сама была когда-то оперативником и так же возмущалась, когда прокуратура отпускала задержанных ею несовершеннолетних бандитов. Обидно, ведь ей тоже предлагали «решить вопрос», а она, как честный мент, на взятку не повелась, так вместо нее взяла прокуратура. Теперь она сама работала в прокуратуре, и когда попадались «коммерческие дела», Зоя не отказывалась от возможности поправить свое материальное положение, потому что если не возьмет она, то возьмет судья и преступник все равно окажется на свободе.
Уголовное дело об убийстве Риты Смойлик не было из разряда «хлебных». По заключению судмедэкспертизы, убитая была еще и изнасилована (вероятно, уже мертвой), и расследовать такое особо тяжкое преступление было для Зои делом профессиональной чести, потому работала она по нему, не считаясь с личным временем. Помощь же такого опытного сыщика, как Сергей Сокольский, слывшего живой легендой слобожанского угрозыска, старший следователь прокуратуры Василевская могла только приветствовать.
…Поблагодарив Инну за диск, Сергей на своем джипе «Тойота-Прадо» подвез ее домой и по дороге в прокуратуру купил Зое цветы и коробку конфет. Получить от Сокольского букет алых роз Зое было очень приятно, и когда он поцеловал ее в губы, она восприняла это как должное. Только вот дело, по которому Сергей приехал к ней, не располагало к романтическому продолжению их встречи.
Когда Алексей Давыдов вернулся со службы, Инна принимала душ. Они не виделись полторы недели, и первое, что Алексей услышал от супруги, была давно ожидаемая им новость, что у них будет ребенок. Находясь в командировке, Инна нашла время обследоваться и получила медицинскую консультацию в одной из лучших столичных клиник. Срок был небольшой – пять недель, и врачи заверили, что со здоровьем у нее все в порядке.
Расцеловав Инну, Алексей сказал, что будет носить ее на руках.
– Ни в какие командировки я тебя больше не отпущу, – добавил он. – И вообще, заканчивать тебе надо с этим частным сыском – профессия детектива не для беременных.
– Ну по мне же еще не видно, что я в интересном положении, – ответила она. – Кстати, сексом мы можем заниматься пока без ограничений. Наоборот, это только пойдет мне на пользу. Как сказал врач, оргазм для будущей мамы полезен, и прежде всего ее ребенку, так как улучшается циркуляция крови, которая снабжает его питательными веществами и кислородом.
– Так давай прямо сейчас этим и займемся, – предложил он.
Инна не возражала, и Алексей на руках отнес ее в супружескую постель…
Просмотрев привезенную Сокольским видеозапись, Зоя Василевская, естественно, поинтересовалась, почему он решил, что человек в мотошлеме имеет какое-то отношение к убийству Риты Смойлик.
– Эта информация получена из надежного источника, – уклончиво ответил Сергей. Гарантировав Лукину конфиденциальность, он не мог рассказать Зое о «Бухгалтере». Для раскрытия убийства Риты Смойлик достаточно было того, что он знал сам.
Допытываться у Сергея, что это за источник, Зоя не стала. Об оперативной работе она знала не понаслышке – если информация получена от агентуры, раскрывать своего информатора никто не будет.
– Смотри, что у нас получается, – сказала она, открыв папку с уголовным делом. – Розыскники отрабатывают сейчас основную версию, что потерпевшая была убита (задушена, предположительно нейлоновым шнуром) вчера около семи вечера в собственной квартире с целью ограбления – у нее был похищен мобильный телефон, а из квартиры пропали некоторые вещи и драгоценности. Ориентировки на них уже даны в ломбарды, скупки и на вещевые рынки, ну и свою агентуру розыск соответственно озадачил. Но два часа назад я получила заключение судмедэкспертизы – вскрытие показало, что Рита Смойлик была еще и изнасилована. А это уже совсем другая версия. Мне сексуального маньяка только не хватало…
– Маньяк? Вряд ли. Но в том, что убийца полный отморозок, у меня сомнений нет. А почему факт изнасилования был установлен только после вскрытия, а не при осмотре тела на месте происшествия?
– Потому что на теле потерпевшей отсутствовали характерные для изнасилования следы, когда жертва насилия пытается сопротивляться: ну там синяки на внутренней части бедер, кровоподтеки, ссадины, если она царапалась, под ногтями должна была остаться кровь или частицы кожи насильника. Ничего этого нет. И еще нюанс: на потерпевшей были аккуратно надеты трусики, поэтому при наружном осмотре судмедэксперт и не определил, что было изнасилование. Вот посмотри фото с места происшествия, – Зоя протянула Сергею пачку фотографий, на которых в разных ракурсах был сфотографирован труп молодой женщины. Прическа ее была растрепана, на шее отчетливо видна странгуляционная борозда. Убитая лежала в коридоре на полу, поджав ноги к животу, подол ее платья был задран.
– Насильник, видимо, напал на нее сзади – набросил ей на шею удавку и повалил на пол, поэтому кусаться и царапаться в таком положении она физически не могла.
– Судмедэксперт считает, что насиловали потерпевшую скорее всего уже мертвой – преступник сначала задушил жертву, затем снял с нее трусы, изнасиловал и надел их на труп снова, очевидно, чтобы скрыть акт некрофилии. Я уже поручила операм проверить ранее судимых за подобные преступления, но что-то не припоминаю, чтобы в нашем городе были зарегистрированы преступления, совершенные некрофилом.
– За двадцать лет работы в розыске мне некрофилы тоже не попадались. А как убийца-некрофил проник в ее квартиру, установили? – спросил Сергей.
– Могу точно сказать, что не через окно, – сказала Зоя. – Квартира однокомнатная, расположена на пятом этаже девятиэтажного дома, все окна выходят на проспект, и преступник не смог бы спуститься по веревке с крыши незамеченным. На входной же двери в квартиру следов взлома нет, и эксперт-криминалист дал заключение, что дверной замок, а замок там установлен сложный, типа сейфового, открыли ключом, а не отмычкой. Тогда возникает вопрос: где преступник взял ключ? Муж же убитой – Виктор Смойлик заверяет, что ни он, ни его жена ключи не теряли.
– Как вариант: убийца мог подстерегать свою жертву на лестничной площадке или шел за ней следом, и когда Рита открыла дверь своим ключом, он заскочил в ее квартиру, как говорится, на плечах, – предположил он.
– Возможно, это был человек, которого потерпевшая знала и сама впустила в квартиру. Или убийца поджидал Риту в ее квартире. В общем, надо отрабатывать все ее связи, чем розыскники сейчас и занимаются.
– Проверить круг ее знакомых, безусловно, нужно, но вряд ли Риту убил кто-то из ее знакомых. А где был в это время ее муж?
– Он с трехлетним сыном гостил вчера у своей матери Галины Николаевны Смойлик. Я проверила его алиби – вчера у него случился гипертонический криз, и мать вызывала ему «скорую». На станции «скорой помощи» это подтвердили – у них этот вызов зафиксирован в восемнадцать тридцать пять. «Скорая» приехала к Виктору в начале восьмого. От госпитализации он отказался и остался ночевать у своей матери из-за плохого самочувствия. Да и когда я его допрашивала, он очень нездорово выглядел. Задерживать убитого горем вдовца я не стала, хотя розыскники хотели закрыть его на трое суток до выяснения обстоятельств. Ну ты знаешь, что первым подозревают в таких случаях мужа – убийство из ревности, например, как Отелло задушил Дездемону. А Рита ведь тоже была задушена, – сказала Зоя.
– Алиби у мужа убитой, конечно, железное. Настораживает только, что «скорая» к нему приехала как раз тогда, когда убивали его жену. Будто он специально позаботился о том, чтобы у него было непробиваемое алиби.
– Мне это тоже показалось подозрительным. Но бригада «скорой», которая снимала гипертонический криз, записала, что давление у него было двести двадцать на сто двадцать – такое не симулируешь.
– А кто обнаружил труп? – поинтересовался Сергей.
– Утром соседка по лестничной площадке обнаружила. Она же и вызвала милицию. Преступник оставил дверь в квартиру открытой, труп лежал в прихожей, и его можно было увидеть, не заходя в квартиру. Вообще странно, что убийца, постаравшийся скрыть следы изнасилования, оставил труп на всеобщее обозрение. Фух, у меня уже голова кругом идет от этого дела, – устало вздохнула Зоя. – И я буду очень признательна тебе, если поможешь мне его распутать.
– Можно мне ознакомиться с протоколом осмотра места происшествия? – спросил он.
– Конечно, ознакомься. И почитай объяснения Виктора и его матери, которые они дали оперативникам. Под протокол я еще никого не допрашивала, так что фактически это пока весь материал, ну еще в деле есть опись похищенных из квартиры вещей и ювелирных изделий, – сказала Зоя, передав Сокольскому тонкую папку с уголовным делом. – Ты чай будешь или кофе заварить? – достав из шкафа кофеварку, спросила она.
– Кофе, – ответил он.
– Тогда и я себе кофе сделаю, – сказала она. Пока закипала вода, Сергей, знакомясь с первичным материалом, обратил внимание на некоторые нестыковки. Так, в своем рапорте эксперт-криминалист указал, что обстановка в квартире не нарушена, в комнате и на кухне везде идеальный порядок: в шкафах вещи на своем месте, детские игрушки аккуратно сложены. Муж же убитой заявил о пропаже ювелирных изделий, как-то: золотые сережки, кольца с аметистом и жемчужиной, золотая цепочка с кулоном, которые хранились в шкатулке. Также, по его словам, из квартиры были похищены DVD-проигрыватель, дубленка жены и пропали лежавшие в баре деньги в сумме около трехсот гривень. Если основная версия, что убийство было совершено с целью ограбления, операм ли не знать, какой разгром должен быть после разбойного налета? Квартирные воры всегда переворачивают все вверх дном: из шкафов вываливают на пол всю одежду, перетряхивают вещи, поднимают ковры, проверяют ящики столов, книжные полки, сервизы. Комнаты после квартирной кражи выглядят, как после погрома. Если деньги и драгоценности лежат на самом видном месте, нагрянувшие воры все равно обязательно все перероют, поскольку большие суммы хозяева, как правило, прячут в каких-нибудь «тайниках»: под ковриком, в карманах одежды, в износившейся обуви, за сливным бачком. Сергею припомнился эпизод, когда воры нашли спрятанные в морозилке холодильника две тысячи долларов и не заметили висевшую на окне золотую цепочку.
– Зоя, как думаешь, почему убивший Риту грабитель-некрофил прихватил с собой только то, что не нужно было особо искать: не очень дорогие украшения, шубу и видеоплеер? Если вор решил обчистить квартиру, он обязательно проверит все возможные «нычки», а наш отморозок удовлетворился тремястами гривнями.
– Ты полагаешь, что кража сымитирована, чтобы скрыть истинный мотив убийства?
– Похоже на то.
– А ведь действительно. Если убийство было с целью ограбления, одной шубой и видеоплеером грабитель или грабители, а нам пока неизвестно, сколько преступников побывало в квартире убитой, не ограничились бы и выгребли бы из квартиры все, что смогли бы унести. А так выходит, что Риту убили только для того, чтобы изнасиловать ее труп. Если это единственный мотив, то мы имеем дело с самым настоящим маньяком, – заключила Зоя.
– Нельзя исключать версию, что это убийство заказное и киллер работал под маньяка, – заметил Сергей.
– Да какой там киллер, – махнула рукой она. – Была бы Рита финдиректором или главным бухгалтером, я бы допустила, что ее мог заказать, например, тот, кто метил на ее место. Но Рита была простым бухгалтером и к денежным средствам страховой компании имела отношение только как рядовой исполнитель, поэтому версия убийства из-за ее профессиональной деятельности отпадает.
– И все-таки я бы не отбрасывал версию заказного убийства, – сказал он.
– Ну, все возможно в этом подлунном мире, – пожала плечами она. – У меня была непроходная версия, что Риту могла заказать ее свекровь. Сообщение об убийстве невестки Галина Николаевна восприняла с нескрываемым злорадством – типа, она же говорила Вите, что его вертихвостка плохо закончит. Но главное, это подозрительная история с ключами, – сказала Зоя, выложив на стол связку ключей. Невооруженным глазом было видно, что один ключ, имевший особую форму, вроде сейфового, изготовлен совсем недавно.
– Этот новый ключ был в связке мужа убитой. – Зоя сняла его с брелка и передала Сергею. – Так вот, когда опера поинтересовались у вдовца, не терял ли он ключи, тот ответил, что не терял. Объяснить же, почему тогда у него дубликат ключа и где его старый ключ, Виктор вразумительно не смог. Мол, он не замечал, что у него в связке появился новый ключ. Получается, что кто-то незаметно подменил ему ключ на дубликат. Сделать это имела возможность его мать, которая явно недолюбливала невестку, только версия, что Галина Николаевна на свою скромную пенсию могла заказать киллера, не выдерживает никакой критики. Многие свекрови не любят своих невесток, но для убийства должны быть более серьезные мотивы. По словам же матери Виктора, ее сын собирался разводиться, поскольку Рита была ему не пара, но скандалов в их семье не было, потому что ее Витя очень спокойный и добрый человек и очень любит своего сына. Если ее сын и так собирался разводиться, какой смысл свекрови избавляться от невестки с помощью киллера?
– Мотива у свекрови нет, – согласился Сергей. – А вот ее сын еще та темная лошадка.
– Думаешь, он мог нанять киллера, чтобы избавиться от жены?
– Факт, что с ключом от квартиры наш вдовец явно мутит. А маленькая ложь рождает большие подозрения. В общем, этот ключ – пока наша единственная зацепка, и мои детективы могут оперативно проверить мастерские, где изготавливают дубликаты ключей. Выясним заказчика ключа, выйдем и на убийцу.
– Я надеюсь, – сказала Зоя. – Сергей, если не секрет, почему ты так заинтересовался этим делом?
– Для тебя не секрет. Президент страховой компании «Энтерпрайз», с которым ты сегодня разговаривала по телефону, обратился в наше детективное агентство с просьбой выяснить, кто убил его сотрудницу Риту Смойлик. Узнать это можно, только раскрыв убийство, что без взаимодействия с милицией и прокуратурой нереально, потому я к тебе и приехал.
– Ясно. Твоя помощь мне сейчас как нельзя кстати. На смену операм старой закалки пришли такие молодые дарования, что их уже не заставишь работать на голом энтузиазме. Порой такие придурки попадаются, что их самих надо сажать. Только вместо них придут такие же, если не хуже.
– Когда будущие офицеры милиции поступают в милицейские вузы в основном за взятки, что ни для кого не является секретом, каких «доблестных» правоохранителей мы получим на выходе, вопрос риторический. Нашу милицейскую академию окончил даже преступный авторитет по кличке Бык и его брат, который теперь работает помощником прокурора района. Получив высшее юридическое образование, такие «молодые дарования» приходят на работу и вновь платят взятки. Сама знаешь, что во всех райотделах и Управлениях систематически собираются приличные суммы денег со всего отделения для вышестоящих инстанций. Зарплата у ментов небольшая, и, чтобы иметь лишние деньги на взятки начальникам, они сами вынуждены брать взятки. Такой вот замкнутый круг получается.
– И как разорвать этот порочный круг?
– При этой системе никак. Я тут недавно в журнале «Детектив плюс» статью опубликовал «Как реформировать милицию», в которой предложил, например, на базе милицейских вузов создать полицейскую академию и срок обучения будущих полицейских сократить до одного года. При жестком отборе и интенсивном обучении одного года, ну максимум полтора, для подготовки патрульного милиционера вполне достаточно. И только тех патрульных, кто зарекомендует себя на службе с лучшей стороны и на деле докажет, что достоин носить офицерские погоны, можно будет направлять для получения высшего юридического образования.
– Все правильно, – согласилась Зоя. – А работу милиции нужно оценивать не по дутым процентам раскрываемости, а по оперативной обстановке – чем меньше совершено преступлений, тем лучше. И отчитываться милиция должна перед прессой и общественностью, а не перед своим начальством. С этими начальниками просто беда: толку от них, как правило, никакого, только лишняя суета и нервотрепка. На любое резонансное преступление выезжает такой табун больших начальников, что эксперту-криминалисту к месту происшествия из-за них не подступиться. Иногда часами приходится ожидать, пока эти умники уедут, затоптав все, что только можно было затоптать. Причем наибольшую активность проявляют почему-то те, кто к непосредственному раскрытию преступления вообще не имеет отношения.
– У нас без начальства не могут, – язвительно заметил Сергей. – Одних генералов МВД на генеральский батальон наберется, только реальной пользы в борьбе с преступностью от них практически никакой. Преступлений генералы не раскрывают – розыском и задержанием преступников опера занимаются, обеспечивать общественный порядок на улицах – это задача патрульно-постовой службы, уголовные дела расследуют следователи. Если сократить всю генеральскую свору, окопавшуюся в министерских кабинетах, на ту зарплату, что они получают, можно содержать дивизион патрульных экипажей, которые будут оперативно реагировать на сообщения о преступлениях и правонарушениях, а значит, вероятность раскрытия преступлений по горячим следам увеличится. Вот от такой реформы милиции польза будет сразу заметна.
– Вообще, милиция, в том виде, в каком она сегодня есть, это анахронизм. Мне кажется, что для органов внутренних дел, основная задача которых – защита прав и свобод граждан, больше подходит название полиция, а не милиция, которая воспринимается людьми больше как карательный, militie – войско, а не правоохранительный орган. Заметь, ни в одной стране мира, где за правопорядком следит полиция, нет такого угрожающего количества генералов, как в нашей милиции, потому как для эффективной работы полиции никакой надобности в толстопузых генералах нет. И поэтому вся генеральская рать будет стоять насмерть за свои кресла и кардинальных реформ в МВД не допустит. Так что твоя статья о реформах в милиции – глас вопиющего в пустыне, – констатировала Зоя.
– Знаю. Просто, как говорится, за державу обидно, – сказал он.
– Зато в своем детективном агентстве ты можешь организовать работу так, как считаешь нужным.
– Это да. И по оперативно-техническим возможностям мое детективное агентство не уступает угрозыску и «семерке». Да и опыта моим сыщикам не занимать – практически все детективы из бывших розыскников или «топтунов».
– А ты можешь дать задание своим детективам проследить за Виктором Смойликом? Я звонила ему сегодня, он сказал мне, что взял больничный и будет бюллетенить у своей мамы, поэтому милицейскую «наружку» заказывать не стала.
– Не вопрос, проследим.
– Тут дело вот в чем. Если свекровь Риты сказала правду и Виктор действительно собирался разводиться, возможно, у него есть любовница, к которой он хотел уйти от жены. Любовница, кстати, и могла подменить ключ. Или Виктор сам отдал ей ключ, а себе заказал новый. В общем, «шерше ля фам» – ищите женщину, как говорил один чиновник французской полиции, считавший, что большинство преступлений совершаются из-за женщины.
– Если у Виктора есть любовница – найти ее не проблема.
– Надо бы установить «прослушку» на его домашние телефоны. Только он ведь может разговаривать и по мобильному.
– У нас есть лазерные микрофоны, позволяющие снимать речевую информацию с окон с двойными стеклами на расстоянии до километра. Наводится лазерный луч на оконное стекло с помощью телескопического визира, и засечь такую «прослушку» практически невозможно.
– С твоими возможностями нам просто грех не раскрыть это преступление, – сказала Зоя.
– Раскроем, – заверил ее Сергей.
Пообещав Василевской, что детективы оперативно проверят мастерские по изготовлению дубликатов ключей, Сокольский мог задействовать для такой проверки только одного детектива, поскольку ключ, по которому мастер мог бы вспомнить свою работу, был в единственном экземпляре. За день детектив, начавший проверку с района, где проживала убитая, успел объехать семнадцать мастерских, но никто из опрошенных им мастеров не признал, что изготавливал этот ключ.
Зато Инна, которой Сокольский поручил опросить сотрудников страховой компании Лукина, была уверена в том, что ей удалось вычислить убийцу Риты Смойлик.
По словам сослуживцев погибшей, Инна по минутам восстановила ее последний день и выяснила, что на дне рождения главного бухгалтера за Ритой ухаживал страховой агент Борис Мирошниченко. За праздничным столом он сидел рядом с Ритой, подливал ей в бокал шампанское, что-то шептал на ушко. А когда Рита, сославшись на то, что у нее маленький ребенок, в начале седьмого вечера засобиралась домой, Борис вызвался ее проводить. Рита не возражала и, перед тем как покинуть застолье, позвонила по мобильному телефону своему мужу и сказала, что уже выезжает домой, после чего вместе с Борисом вышла из офиса.
Ничего подозрительного в том, что страховой агент решил проводить свою коллегу, не было, только вот на следующий день Борис на работу не вышел, и где он сейчас, сотрудники «Энтерпрайза» не знали, поскольку ни домашний, ни его мобильный телефон не отвечал.
Такое исчезновение показалось Инне очень подозрительным. Она позвонила Алексею на работу и попросила его проверить по милицейской базе этого обходительного страхового агента. Полученный через полчаса ответ укрепил ее подозрения в том, что Борис Мирошниченко убил и изнасиловал Риту Смойлик.
Как сообщил ей Алексей, Борис Мирошниченко – это ранее судимый за групповое изнасилование Борис Дронкин. По приговору суда Дронкин отсидел восемь лет, а когда освободился, женился на некой Алисе Мирошниченко и взял себе ее фамилию. Через год он развелся, но фамилию жены оставил. Под фамилией Мирошниченко Борис два месяца назад устроился страховым агентом в «Энтерпрайз».
Увязав в одну цепочку все факты, Инна пришла к выводу, что Борис и есть тот самый загадочный «Бухгалтер» или его сообщник. Ведь шантажировать Лукина начали как раз тогда, когда Дронкин-Мирошниченко устроился на работу в «Энтерпрайз».
Довольная, что ей на практике удалось доказать эффективность дедуктивного метода, она изложила свои соображения Сокольскому. К разочарованию Инны, Сергей не разделял ее уверенности в том, что она нашла убийцу.
– Не горячись, – охладил ее пыл Сергей. – Твои доводы основаны лишь на том, что Дронкин ушел с банкета вместе с Ритой Смойлик, а раз он когда-то был осужден за изнасилование, то и сейчас убил и изнасиловал. Возможно, так и было, и проверить его нужно обязательно, но если бы Дронкин что-то замышлял против Риты, зачем ему было перед всеми светиться?
– Может, он и не собирался ее убивать. Он проводил Риту, ее мужа дома нет, вот Дронкин и воспользовался моментом. Ну там напросился на чай и все такое. Когда же Рита отказала ему в близости, в нем проснулся насильник. А чтобы она не кричала, Дронкин ее и придушил. И то, что он не вышел на следующий день на работу и никто из его сослуживцев не знает, где он, подтверждает мою версию: Дронкин – это «Бухгалтер» или его сообщник, в приступе животной страсти убивает и насилует Риту, а потом использует это спонтанное убийство с целью шантажа Лукина.
– Что ж, эта версия выглядит убедительнее. Значит, картинка у нас складывается такая: Рита ушла в разгар банкета под предлогом, что дома у нее маленький ребенок. Согласившись, чтобы Дронкин ее проводил, она при всех позвонила своему мужу и предупредила, что выезжает домой. Если она знала, что муж с ребенком гостит у свекрови, зачем тогда ей было торопиться домой, где ее никто не ждал? Выходит, что она сделала этот звонок для отвода глаз. То есть на самом деле она никому не звонила, а просто сымитировала разговор.
– Если у нее с мужем дело шло к разводу, ничего предосудительного в том не было, что она принимала ухаживания Дронкина, но Рита не хотела, чтобы о них лишний раз судачили на работе. В общем, Дронкин ее убил, больше некому, – заключила Инна.
– И все же не стоит торопиться с однозначными выводами, пусть даже они и кажутся на первый взгляд абсолютно логичными, – сказал Сергей. – В этом деле не один Дронкин фигурирует. Меня, например, настораживает история с алиби мужа убитой, слишком уж все гладко у него с этим алиби вышло. А вот откуда у него взялся новый ключ от квартиры, Виктор Смойлик объяснить почему-то не смог и уверяет, что ключи он не терял и дубликат не заказывал. Но кто-то же заказал этот дубликат и подменил им старый ключ, а по версии следствия, убийца поджидал Риту в ее квартире, открыв дверь ключом. И версия, что убийство было спланировано заранее, мне кажется более вероятной, чем африканские страсти Дронкина. Тем более мы с тобой знаем мотив этого убийства – запугать Лукина, чтобы он убедился, что просто так шантажисты от него не отстанут.
– Но если убийца поджидал Риту в ее квартире, он заранее должен был знать, что ее мужа в тот вечер дома не будет. От кого он мог это узнать?
– Только от самого мужа, поэтому по просьбе Василевской мы им сейчас плотно занимаемся. Кстати, я переговорил сегодня с обслуживающим персоналом на АЗС, где Виктор Смойлик работает, и заправщик по секрету (за десять баксов) мне шепнул, что наш якобы примерный семьянин неровно дышит к местной королеве бензоколонки – кассирше по имени Светлана, и на АЗС все знают, что они любовники. С самой Светланой, правда, побеседовать не удалось – у нее сегодня и завтра выходной. Надо будет к ней наведаться, причем не просто так, а с обыском. Любовница подозреваемого автоматически попадает под подозрение, и претензии по поводу обыска в ее квартире Светлана пусть предъявляет своему завравшемуся горе-любовнику.
– А с Дронкиным что? Мы будем отрабатывать мою версию?
– Собранную тобой информацию по Дронкину я передам Василевской, а она уже определится, что с ним делать.
– Ну вот, – огорченно протянула Инна, – а я думала, мы сами раскроем это убийство.
– Каждый должен заниматься своим делом. Расследование убийства Риты Смойлик возглавляет старший следователь прокуратуры Василевская, а мы лишь помогаем следствию на добровольных, так сказать, началах, в отличие от оперативников, которые обязаны выполнять все поручения следователя. Вообще, любое раскрытое преступление – это коллективный результат работы многих людей – экспертов-криминалистов, розыскников, агентуры. Следователь возбуждает уголовное дело, а уголовный розыск параллельно заводит на разыскиваемого преступника оперативно-розыскное дело – ОРД, допуска к которому следователь не имеет, поскольку в ОРД входят задания секретным осведомителям, а все, что касается агентуры, идет под грифом «совершенно секретно». Следователю же знать об агентуре уголовного розыска не положено.
– Секретные осведомители – это сексоты?
– Сексот – это сокращенно секретный сотрудник. В милиции их называют «доверенные лица», под категорию которых попадают и агенты и негласные сотрудники уголовного розыска.
– А чем отличается агент от негласного сотрудника? – поинтересовалась Инна.
– Агент – это низшая каста помощников уголовного розыска. В агенты обычно вербуют мелкий криминалитет, и прав у агента никаких – одни обязанности, за невыполнение которых опер может отправить своего агента на нары, например, за его старые прегрешения, на которые угрозыск при вербовке закрыл глаза.
– Ну вот, а я думала, что секретные агенты – это такие себе «рыцари плаща и кинжала».
– Это в ФБР. А у нас агентом угрозыска может быть и бомж, и наркоман, и вокзальная проститутка, или какой-нибудь «левый» агент, не подозревающий о том, что опера для галочки завели на него агентурное дело и в секретной картотеке районного угрозыска он записан под оперативным псевдонимом типа «Смелый» или «Отважный». «Левый» агент или вообще не существующие в природе личности, которых опера рисуют для выполнения агентурно-оперативного плана, периодически получают от «завербовавших» их оперов секретные задания, для отчетности с ними проводятся обязательные «встречи» на конспиративных квартирах. Негласный же сотрудник уголовного розыска по своему статусу выше агента на порядок. По его желанию с ним может быть оформлено трудовое соглашение, которое засчитывается негласному сотруднику в общий трудовой стаж, и на него распространяется та же социальная и правовая защита, как и на штатных работников оперативных подразделений. У каждого розыскника есть своя агентурная сеть, и благодаря этой тайной армии у нас раскрывается большинство преступлений. Вычисляют преступника на кончике пера гениальные сыщики только в детективах. В реальности так редко бывает, – сказал Сергей.
Как бывает в реальности, Инна вскоре увидела своими глазами – уже на следующий день Дронкин-Мирошниченко был задержан угрозыском Краснооктябрьского райотдела и дал розыскникам признательные показания. Сергей Сокольский отнесся к этой новости с профессиональным недоверием.
– Пока задержанный не подтвердит следователю свои признания на допросе, говорить о раскрытии убийства рано, – сказал он Инне.
– Но ведь опера его уже допросили.
– Оперативники не допрашивают, а опрашивают задержанных и свидетелей – принимают от них письменные объяснения. Юридической силы такие объяснения не имеют – следователь принимает их к сведению, и после допроса он должен проверить все показания на месте. Вот когда на «выводке» Дронкин в деталях воспроизведет обстановку и обстоятельства совершенного преступления, продемонстрирует на специальной кукле, как именно он убивал и насиловал, тогда его вину можно считать доказанной. В общем, задача уголовного розыска раскрыть преступление – опера определяют круг подозреваемых, проводят задержания, ищут свидетелей и вещдоки, а следователь должен закрепить все на бумаге. И только следователь уполномочен предъявлять обвинение и проводить допрос.
– Я хотела бы поприсутствовать на допросе. Ведь не без моей помощи задержали Дронкина, – напомнила Инна.
– Хорошо, – сказал Сергей. Он созвонился с Василевской. Зоя не возражала, чтобы он с Инной приехал на допрос.
– После допроса я еще «выводку» планирую, вы согласны побыть на ней в качестве понятых? – спросила она.
– Не вопрос.
– Тогда жду вас. Через полчаса опера доставят задержанного ко мне в кабинет, подъезжайте.
– Через тридцать минут мы будем у тебя, – сказал Сергей.
Сергей с Инной приехали к Василевской ровно через тридцать минут, но розыскники не были столь пунктуальными и опоздали минут на двадцать. За это время Сергей Сокольский поделился с Зоей своими сомнениями насчет виновности Дронкина, и они обговорили план будущего допроса. Инну он представил Василевской как свою коллегу и супругу командира «Сокола» Давыдова. С Алексеем Давыдовым Зоя Василевская была знакома давно и даже стала прототипом одной из героинь его детективного романа «Без права на амнистию», который Алексей написал семь лет назад – Зоя тогда только перешла работать в прокуратуру.
Когда два оперативника, которых из-за их специфичного внешнего вида – коротко стриженные ежиком волосы, бычьи шеи – Инна поначалу приняла за бандитов, завели в кабинет закованного в наручники Бориса Дронкина, затравленно озиравшегося на своих конвоиров, она испытала противоречивые чувства. Перед ней был насильник и убийца, но он имел столь жалкий вид, что она невольно прониклась к нему сочувствием. То, что Дронкина пытали, было очевидно – он был в таком состоянии, что операм приходилось поддерживать его под руки, чтобы он не упал, а когда его посадили на стул, он схватился за бок и непритворно застонал.
Для старшего следователя прокуратуры Зои Василевской собственноручно подписанное Борисом Мирошниченко признание в убийстве Риты Смойлик было достаточным основанием для вынесения постановления о привлечении его в качестве обвиняемого. Но Зоя Юрьевна не понаслышке знала, как опера умеют выбивать «чистосердечные» признания – под пытками подозреваемый может взять на себя любую вину, а на суде потом заявит, что его избивали и принудили оговорить себя. В подобных ситуациях суду ничего не остается делать, как более пристально изучить собранные следствием улики и вещдоки, подтверждающие вину подсудимого. Доказательства, полученные под воздействием физического насилия или психологического давления, являются недопустимыми и юридической силы не имеют. Признание же обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств. И если выяснится, например, что обвиняемый при воспроизведении инкриминируемого ему преступления дал свои показания без конкретных подробностей, позволяющих однозначно утверждать, что такие детали мог знать только совершивший это преступление, его придется отпустить прямо из зала суда за недоказанностью вины, а дело отправят на дорасследование. Понятно, что за такую топорную работу следователя по головке не погладят. Дорасследование – это брак в работе следователя, а привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности с обвинением его в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет. Зоя в своей работе брака старалась не допускать. И чтобы оперативники, притащившие на допрос еле стоящего на ногах Дронкина, не оказывали на него психологического давления, она безапелляционно выставила их за дверь.
– Снимите с задержанного наручники и ожидайте в коридоре, – потребовала она.
Оперуполномоченные уголовного розыска Краснооктябрьского райотдела недовольно переглянулись, но настаивать на своем присутствии при допросе не стали – в райотделе они предупредили Дронкина, чтобы он никому не рассказывал, что с ним делали в угрозыске и что с ним еще сделают, если он вдруг вздумает жаловаться. Оперативники, получившие еще во время учебы в милицейской академии прозвища Лелик и Болик, работали в уголовном розыске без году неделя, но уже мнили себя крутыми розыскниками. Крутость их, правда, пока проявилась только в умении работать кулаками. Лелик и Болик были парнями спортивными, регулярно качались в тренажерном зале, оборудованном в подвале райотдела, и пользовались любым удобным случаем проявить свою силу молодецкую. Начальник районного угро майор Гуськов был не в восторге от таких костоломов, но «качки» Лелик и Болик кололи преступников не хуже бывалых оперов, и подозреваемого в убийстве Риты Смойлик раскололи за час.
Лелик и Болик сломали ребра Дронкину еще при задержании. Долговязый страховой агент не оказывал сопротивления, просто не в меру ретивые опера сорвали на нем злость за то, что им пришлось спалить полбака бензина, пока они разыскали ранее судимого за изнасилование Дронкина, который скрывался на загородной даче родителей его бывшей жены. Уже сам факт, что подозреваемый прятался от милиции, был для них прямым доказательством его вины. А когда по результатам дактилоскопической экспертизы выяснилось, что отпечатки пальцев Бориса Дронкина обнаружены на сумочке убитой, у оперативников отпали последние сомнения в том, что это он убил и изнасиловал Риту Смойлик. Поэтому когда задержанный насильник пошел в отказ и даже имел наглость заявить, что ни от кого он не скрывался, а приехал на дачу типа отдохнуть от городской суеты, Лелик и Болик разозлились не на шутку. Пытать Дронкина «молодые дарования» начали из чисто спортивного интереса сломать его глупое упрямство, ведь они были на сто процентов уверены в его виновности, а он еще упирается, душегуб…
Ничего нового в технологии пыток менты не придумали. Методы «допроса с пристрастием» стары, как мир, и проверены многими поколениями оперов. В милицейской академии Лелика и Болика учили строго соблюдать законность, защищать жизнь, здоровье, права и свободы граждан и все такое. В райотделе же им сразу дали понять, если они хотят работать операми, такие слова, как презумпция невиновности, нужно забыть. Подозреваемые, как правило, не горят особым желанием добровольно сознаваться в совершенных преступлениях, и если их не пытать, они ничего не скажут. Такова уж специфика розыскной работы – когда законными методами изобличить преступников не получается, розыскникам приходится пытать подозреваемых, о чем и судьям, и надзирающей за милицией прокуратуре прекрасно известно, но они стараются закрывать на это глаза, ведь опера раскрывают преступления в интересах правосудия.
«На земле» старшие товарищи по ремеслу, популярно объяснив Лелику и Болику, что чистоплюям в угрозыске делать нечего, передали им основные навыки пыточного дела, и новоиспеченные опера взяли их на вооружение в борьбе с преступностью.
Для разминки Лелик и Болик начали принуждать Дронкина к чистосердечному признанию по собственной методике – надели на него ватную телогрейку (чтобы не оставлять на теле синяков) и по очереди отработали на нем приемы боевого самбо – броски, подсечки, удушающие захваты, различные болевые приемы. Диалог между самбистами и Дронкиным был при этом очень «содержательным»:
Лелик – Дронкину: «Рассказывай!»
Дронкин: «Что рассказывать?»
Болик: «Все рассказывай!»
Дронкин: «Так спрашивайте».
Лелик: «Мы ничего спрашивать не будем. Сам рассказывай…»
Разговор в таком духе длился, пока Лелик с Боликом не упарились ронять Дронкина, который, несмотря на тщедушный вид, оказался весьма крепким орешком зоновской закалки.
– Не хочешь по-хорошему нам все рассказать, перейдем к следующей классической процедуре – называется «слоник», – сказал Болик, продемонстрировав Дронкину противогаз с гофрированным шлангом без фильтрационной коробки.
Лелик же достал из аптечки пузырек с нашатырем.
– Совершенно зря ты упираешься, Дронкин, – сказал он. – Признаться ж тебе все равно во всем придется, а здоровье в тюрьме тебе еще пригодится.
– Я же вам уже сказал, что никого не убивал. Что вам еще от меня надо? – ответил тот.
– Чтобы ты сам нам все рассказал. Раскаешься, самому ж легче станет, а за явку с повинной тебе срок могут скостить, – подбодрил его Лелик.
– За свое я уже отсидел от звонка до звонка, а чужого мне не надо, – отрезал Дронкин. – Хоть убейте меня здесь, а чужую «мокруху» на себя не возьму!
– Ладно, Дронкин, если ты сам не хочешь позаботиться о своем здоровье, так кто тебе доктор? – зловеще произнес Болик. – Продолжим…
Он ловко натянул Дронкину на голову противогаз, а Лелик потуже затянул на запястьях задержанного наручники в положении руки за спиной, после чего пережал шланг. Дронкин начал извиваться и мычать под резиной, и когда у него глаза на лоб полезли от удушья, Лелик отпустил шланг и поднес к отверстию нашатырь. Дронкин судорожно втянул воздух, но от попавших в легкие паров нашатыря ощущение было такое, словно по ним резанули ножом.
Опера дали ему немного отдышаться и начали по новой.
«Ничего, – внушал себе Дронкин, – по первой ходке я выдерживал и не такие пытки, значит, должен выдержать и сейчас». Его упорство чуть не стоило ему жизни. Лелик, удивленный его стойкостью, пережимал шланг до тех пор, пока Дронкин не отключился. Испугавшись, что задержанный испустил дух, Болик сдернул с бедолаги противогаз, но все обошлось – нашатырь привел Дронкина в чувство.
Экспериментировать со «слоником» опера больше не стали – сложно контролировать самочувствие допрашиваемого, да и как его допрашивать, если он в противогазе ничего ответить не может?
– Ну что, вспомнил? Или еще надо тебе мозги прочистить? – пошлепав Дронкина по щекам, спросил Лелик.
– Что вспомнил? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Ты что, издеваешься над нами?! – начал заводиться Лелик.
– Это вы, ребята, надо мной издеваетесь, – резонно заметил Дронкин. – Объясните толком, что вы от меня хотите?
– Подробного рассказа, как ты задушил и изнасиловал Риту Смойлик. Как ты квартиру ее ограбил. Куда вещи краденые сбыл. Мы же тебя все равно расколем, Дроня, так что лучше сам колись, пока с тобой нормально разговаривают, – посоветовал Болик.
– Я задушил и изнасиловал?! – неподдельно изумился Дронкин. – Да я только до подъезда ее проводил. Ее дома муж ждал, так что я не при делах.
– Не было ее мужа в тот вечер дома. Он у своей мамаши гостил и ночевать у нее остался. Вот ты и решил трахнуть чужую жену, пока ее мужа нет. Она тебе, петуху лагерному, не дала, ты не сдержался, ну и… Дальше сам давай рассказывай, как все было.
– Нечего мне вам рассказывать. Говорю же, я только до подъезда ее проводил. Каюсь, хотел с ней перепихнуться – Ритка баба классная была. Кстати, она мне говорила, что разводиться собиралась. Так, может, ее это, муженек и грохнул?
– У него алиби. А вот ты в котором часу расстался с его женой?
– Ну, я на часы не смотрел – было где-то около семи вечера.
– Где-то кто-то у нас порой просто честно жить не хочет. Риту убили около семи вечера, и ты сейчас сам подтвердил, что последним видел ее в это время в живых, значит, что?
– Что?
– Значит, что ты и убил, – заключил Болик.
– Не убивал я ее – Христом Богом клянусь! – взмолился Дронкин.
– Чего же тогда в бега подался?
– Испугался, что на меня могут подумать, все ведь видели, что со дня рождения я вместе с ней ушел, вот от греха подальше и уехал на дачу, типа отсидеться, пока вы убийцу найдете.
– Очень оригинальное объяснение. Сейчас придумал?
– Чего мне выдумывать? Так все и было.
– А откуда ты узнал, что вашу бухгалтершу убили, если ты на следующий день на работу не вышел?
– Да я просто проспал. Позвонил на работу, чтобы предупредить, что задерживаюсь типа по страховым делам, секретарша мне и сказала, что вчера Риту убили в собственной квартире и менты сейчас в нашем офисе всех по этому делу трясут. Ну я и решил, что нету мне резона вам под горячую руку попадаться. Вы ж докопаетесь, что я ранее судимый, ну начнете всех собак на меня вешать, что вы сейчас и делаете.
– Складно поешь, – усмехнулся Болик. – Но может, хватит нам мозги парить? Напиши явку с повинной – и никто тебя прессовать не будет.
– Нет, – твердо ответил тот. – Вы не на того напали, ребята, – я никого не убивал и виниться мне не в чем.
– Ну ты и упертый, гад. Ладно, раз не захотел сам признаться, пеняй теперь на себя, – с угрозой произнес Болик. – Лелик, давай его на лом подвесим, – предложил он.
– Давай, – с готовностью отозвался тот. – Сейчас, урка, ты у нас быстро все вспомнишь, – схватив Дронкина за шиворот, прошипел ему в ухо Лелик.
Опера перестегнули наручники задержанному в положение руки спереди, посадили его на пол и подтянули его согнутые ноги к животу, после чего застегнутые в наручниках руки натянули ему на колени, как кольцом. Болик взял стоявший за шкафом стальной лом и просунул его между руками и коленными сгибами Дронкина. Затем Лелик и Болик рывком подняли лом и положили его между двумя столами. Подвешенный на ломе Дронкин испустил дикий вой. Тело его в конвульсиях начало дергаться и раскачиваться на ломе. Наручники разрезали кожу на кистях рук, и по ним потекла тонкими струйками кровь. Любое движение причиняло ему невыносимую боль, и он быстро затих, повиснув на ломе в неестественной позе.
– Что вы от меня хотите? – корчась от боли, прохрипел он.
– Чтобы ты чистосердечно во всем сознался, – напомнил ему Болик.
– Да пошли вы…
– Ответ неправильный, – покачал головой Лелик. – Болик, достань наш «детектор лжи», – попросил он.
Болик понимающе кивнул и достал из тумбочки письменного стола увитый проводами допотопный военно-полевой телефон с ручкой «динамо». Деловито размотав провода, он прицепил один провод с клеммой на мочку уха Дронкина, другой – на вторую мочку.
– Отвечать только «да» или «нет», – предупредил он. – А вопрос у нас только один: ты убил Риту Смойлик? – спросил Болик и крутанул ручку электрического телефона.
Разряд был такой, что у Дронкина посыпались искры из глаз, но он все же нашел в себе силы сказать «нет».
– Опять ответ неправильный, – констатировал Лелик. – Болик, наверное, мы неправильно подсоединили контакты. Для насильника их нужно крепить на то место, которым он насиловал. И крутани «динамо» так, чтобы этот гад больше никогда никого не смог изнасиловать.
– Что же вы творите, суки? – простонал Дронкин, когда Болик сорвал с него штаны.
– Сейчас узнаешь, – зловеще пообещал ему Болик, переставляя клеммы. – Готово! – сказал он Лелику.
– Дронкин, повторяю вопрос: ты убил Риту Смойлик? – спросил Лелик.
Не услышав положительного ответа, он кивнул Болику. Тот энергично крутанул ручку полевого телефона. Дронкин испустил жуткий вопль. Такое вытерпеть нельзя…
Заполучив от Дронкина явку с повинной, опера доложили об успешном раскрытии убийства старшему следователю районной прокуратуры Василевской, и та сказала, чтобы они немедленно доставили подозреваемого к ней на допрос. По дороге в прокуратуру Лелик и Болик проинструктировали Дронкина, как тот должен отвечать на вопросы Василевской, и предупредили, если он вдруг откажется от своей явки с повинной или начнет темнить, чтобы запутать следствие, ему придется пройти все круги ада заново. Дронкин, понимая, что повторных адских мук ему не выдержать, в кабинете Василевской подтвердил все, что написал в явке с повинной.
Зою Василевскую не могло не насторожить, что обвиняемый путается в своих показаниях. На вопросы, уточняющие какие-то конкретные детали, Дронкин давал расплывчатые ответы, мол, «был выпивший, не помню». Зато он очень оживился, когда Василевская сказала, что направляет его на экспертизу ДНК спермы.
– И эта экспертиза может точно установить, кто изнасиловал Риту? – осведомился он.
– Точнее не бывает, – заверила Зоя.
– Ну слава тебе Господи, – перекрестился Дронкин. Василевская недоуменно посмотрела на него.
– Гражданин Дронкин, вы что, не уверены в том, что убили и изнасиловали Риту Смойлик?
– Экспертиза покажет, – уклончиво ответил тот.
Зоя пристально посмотрела Дронкину в глаза и молча выписала ему направление к судмедэксперту, после чего вызвала оперативников.
– Допрос закончен. Вот направление – отвезете сейчас Дронкина в судмедэкспертизу, – сказала она операм.
– А «выводку» будем проводить? – осведомился Лелик.
– Сегодня нет, – ответила она.
– Ну, вам виднее, – пожал плечами он, надевая Дронкину наручники.
– Мне кажется, это глухой номер, – сказал Сергей Сокольский Зое, когда опера вывели Дронкина из кабинета.
– Мне тоже, – призналась она. Обсуждать при Инне, мог ли Дронкин, написавший явку с повинной, оговорить себя, Зоя Василевская не стала. Экспертиза покажет, как верно заметил обвиняемый, в виновности которого она теперь очень сомневалась.
Проверка металлоремонтных мастерских – это рутинная работа, но зачастую именно такая рутина и дает результат. Детектив «Интерпоиска» потратил три дня на то, чтобы найти мастера, который изготовил дубликат ключа от квартиры Смойлик. По словам мастера, этот дубликат ему заказал мужчина лет тридцати – тридцати пяти. Детектив показал ему фото Виктора Смойлика – мастер уверенно подтвердил, что этот человек заказывал у него неделю назад новый ключ.
На следующий день Зоя Василевская получила результаты судмедэкспертизы, которой было установлено, что сперма, обнаруженная в теле Риты Смойлик, не принадлежит Борису Мирошниченко (Дронкину). Если бы Дронкин обвинялся только в изнасиловании, его нужно было немедленно освобождать, но обвинение в убийстве снимать пока было нельзя. Возможно, у Дронкина был сообщник. Версии вырисовывались такие: Дронкин набросил удавку на шею Риты, чтобы та не сопротивлялась, а его дружок в это время ее насиловал. Вполне вероятным был и такой вариант: Дронкин, находясь, по его собственному признанию, в состоянии алкогольного опьянения, задушил Риту Смойлик и, осознав, что он натворил, сбежал с места происшествия, бросив квартиру открытой. Незапертая дверь могла привлечь внимание какого-нибудь отморозка – наркомана, например, и тот в наркотическом дурмане изнасиловал лежавшее на полу еще не остывшее тело и ограбил квартиру.
Сергей Сокольский скептически отнесся к этим версиям и настаивал на допросе Виктора Смойлика.
– А лучше давай сначала навестим его любовницу – Светлану Пискунову. С ордером на обыск, – предложил он по телефону Василевской. – Если мы найдем у нее старый ключ от квартиры Смойлик, тогда подозрения с Виктора можно будет снять. Ну отдал он ключ любовнице, а себе изготовил новый, потому и скрыл от следствия этот факт, – состава преступления в этом нет. А вот если в квартире его любовницы мы обнаружим, к примеру, шубу Риты Смойлик, то к этим голубкам возникнут вопросы.
– Согласна, – сказала Зоя. – На производство обыска нужно, правда, судебное решение, но в исключительных случаях, когда осмотр жилища не терпит отлагательства, обыск можно произвести на основании моего постановления.
– У нас случай исключительный: у любовницы Виктора был мотив убить или заказать убийство его жены.
– Но зачем любовнице заказывать убийство Риты Смойлик, если ее муж и так собирался разводиться?
– Радикально решить, например, квартирный вопрос, – предположил Сергей. – Я навел справки – однокомнатная квартира Смойлик была собственностью Риты, а значит, после развода Виктор остался бы без квартиры.
– Любовница заказала убийство из-за квартиры? Версия принимается, – сказала Зоя.
Сыщицкая интуиция Сокольского не подвела – при проведении обыска в квартире Светланы Пискуновой были обнаружены вещи, о пропаже которых заявил Виктор Смойлик. А на шее Светланы красовалась золотая цепочка с кулоном, похожая по описанию на украденную цепочку из квартиры Риты Смойлик. Светлана, узнав от Василевской, что Рита Смойлик убита, была потрясена таким известием и уверяла, что ничего об этом не знала. По поводу же цепочки с кулоном она заявила, что это подарок Виктора, который он сделал ей три дня назад, а золотые изделия и вещи – DVD-проигрыватель и дубленку Риты он привез тогда же. Мол, все это добро было куплено на его деньги и после развода он не хотел оставлять их жене.
После проведения обыска Светлану Пискунову вместе с изъятыми у нее вещдоками милиционеры доставили в прокуратуру. Зоя Василевская допросила Пискунову пока что только в качестве свидетеля. Предъявлять ей обвинение было не в чем. Виктор подарил ей цепочку и завез к ней в квартиру вещи утром, а Рита была убита в тот день вечером.
По указанию Василевской оперативники приводом доставили на допрос Виктора Смойлика. Зоя провела между любовниками перекрестный допрос, на котором выяснилось, что Светлана об убийстве Риты ничего не знала. Она несколько раз звонила Виктору, но так и не смогла ему дозвониться, за что на него сильно обиделась. Виктор ее показания на очной ставке подтвердил, пояснив, что он временно заблокировал на своем мобильном телефоне номер Светланы, чтобы не травмировать ее сообщением, что Риту убили, пока милиция это убийство не раскроет. Зоя проверила его телефон – номер Светланы действительно был занесен в фильтр звонков.
Сам Виктор хватался за сердце и клятвенно заверял, что к убийству Риты не имеет никакого отношения – у него же есть алиби. На вопрос: зачем тогда он дал заведомо ложные показания, что его квартиру ограбили, Виктор внятно ответить не смог. Мол, он был в шоковом состоянии из-за гибели жены и почти ничего не соображал, а когда сотрудники милиции его спросили, что пропало из квартиры, он на автопилоте перечислил ювелирные украшения и вещи, которые сам забрал. Ответил бы он так Лелику и Болику, те за такой ответ его бы просто четвертовали. На счастье Виктора, его допрашивали не опера, а Зоя Василевская. У нее была своя, отработанная годами тактика ведения допроса. Новым вопросом она поставила Виктора в тупик.
– Следствием установлено, что дубликат ключа от вашей квартиры вы лично заказали в мастерской за день до того, как убили вашу жену. Вы же этот факт категорически отрицали. Вопрос: почему вы сочли нужным скрыть этот малозначительный факт и кому вы отдали свой старый ключ? – спросила она.
Виктор, понимая, что влип с этим ключом, лихорадочно соображал, что ответить. С ключом у него вышел явный прокол – нужно было оставить себе старый ключ, а дубликат передать Грине, которому он за десять тысяч долларов заказал убийство своей жены. Но признаться в этом было выше его сил, к тому же его еще ни в чем таком не уличили.
– Да что вы прицепились ко мне с этим ключом? Ну заказал я себе запасной ключ, а старый где-то потерял. Вы бы убийцу с таким усердием искали, как этот ключ, – недовольно проворчал он.
– Гражданин Смойлик, мой вам совет: если не знаете, как правдоподобно солгать, лучше говорите правду. Учтите – это в ваших же интересах, – мягким тоном произнесла Зоя. – Предупреждаю вас, в вашем положении добровольное сотрудничество со следствием – это единственная возможность избежать «вышки».
– К-какой еще вышки? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Максимальный срок наказания, предусмотренного статьей за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, – пояснила она. – А к отягчающим обстоятельствам относится убийство из корыстных побуждений или по найму, и наказывается такое особо тяжкое преступление лишением свободы на срок от семи до пятнадцати лет или пожизненным лишением свободы. Согласитесь, есть разница: получить семь лет или схлопотать пожизненное. Будете продолжать мне лгать, а вы уже так заврались, что дальше некуда, «вышку» я вам гарантирую.
– Вот найдите убийцу и приговорите его к высшей мере, а мне нечего тут лекции читать, – огрызнулся он.
– Вы меня, наверное, плохо поняли, – заметила Василевская. – Я вам не лекции читаю, а ставлю в известность, что вас ждет, если вы будете продолжать морочить голову следствию. К вашему сведению, убийца, после того как задушил вашу жену, ее потом еще и изнасиловал.
– Как изнасиловал?! – опешил Виктор.
– Молча, уже мертвую, – жестко сказала она.
– Кошмар… – схватившись за сердце, ужаснулся он. – Какая же сволочь это сделала?
– Вам лучше знать, – пожала плечами Зоя.
– Вызовите мне «скорую», вы же видите, что мне плохо, – потребовал он.
– Вызову, – пообещала она. – Только не советую вам симулировать сердечный приступ, как вы это уже раз проделали, чтобы заполучить свое алиби.
– Ничего я не симулировал.
– Выпейте валерьяночки, успокойтесь и выслушайте меня до конца. Как я уже сказала, это в ваших же интересах. Два раза предлагать вам написать явку с повинной я не буду. – Зоя встала из-за стола, накапала в стакан с водой валерьянки.
– Благодарю, – буркнул Виктор, принимая из ее рук стакан.
– Успокоились? – спросила она, когда он выпил валерьянку.
– Немного.
– Так вот. У следствия есть все основания полагать, что убийцу-некрофила наняли вы, гражданин Смойлик. Поэтому предлагаю вам написать явку с повинной. Если же мы раскроем убийство вашей супруги без вашего содействия, на снисхождение суда можете не рассчитывать. А вот за явку с повинной, активное способствование раскрытию преступления и изобличение других соучастников преступления, что является смягчающими обстоятельствами, срок наказания не может превышать трех четвертей максимального срока наиболее строгого вида наказания. За умышленное убийство, как я вам уже говорила, предусмотрен максимальный срок пятнадцать лет. При отягчающих обстоятельствах – пожизненное. Ваши заведомо ложные показания о якобы квартирной краже с целью введения следствия в заблуждение – это отягчающие обстоятельства. Но я согласна закрыть на это глаза, если вы сейчас здесь, при мне, напишете явку с повинной и назовете имя убийцы, которого вы наняли, чтобы избавиться от своей супруги. Будете продолжать юлить, тогда вам никакой адвокат не поможет, а я уж постараюсь, чтобы вы получили по максимуму. Я вам понятно все разъяснила?
– Понятно, – поникнув, ответил Виктор.
– Тогда выбирайте: минимальный срок или пожизненное. Время пошло, – сказала Зоя, перевернув стоящие на ее столе песочные часы.
Виктор обреченно уставился на заструившийся песок.
– Дайте мне ручку и бумагу, – попросил он, когда в верхнем сосуде оставалось несколько песчинок…
Наемного убийцу Риты Смойлик, которого за десять тысяч долларов нанял ее муж, оперативники задержали в тот же день. Им оказался бывший одноклассник Виктора Смойлика некий Григорий Мельник, державший пивной ларек, в котором Виктор частенько покупал пиво. Убить жену своего приятеля Мельник согласился за аванс в три тысячи долларов, остальную сумму Виктор пообещал ему отдать после того, как продаст квартиру. Лелик и Болик раскололи этого горе-киллера с одного удара. После того как заказчик сдал его с потрохами, отрицать свою вину было бессмысленно, и Григорий накатал на три страницы чистосердечное признание с такими подробностями, что ни у оперов, ни у следователя Василевской не было никаких сомнений в том, что он наемный убийца. Экспертизой ДНК спермы однозначно было установлено, что Григорий Мельник изнасиловал Риту Смойлик, так что с доказательствами у следствия теперь был полный порядок и оговоривший себя горемыка Дронкин был немедленно освобожден из-под стражи.
Покидая стены райотдела, в которых он провел самые страшные часы в своей жизни, Дронкин под присмотром Лелика и Болика в книге доставленных собственноручно написал, что меры физического воздействия к нему не применялись и претензий к действиям сотрудников милиции он не имеет. Выйдя на свободу, он мог, конечно, написать жалобу на оперов в прокуратуру, но зная, что ментам ничего не стоит подбросить ему наркотики или патроны, еще раз попасться в лапы таким, как Лелик и Болик, у него не было ни малейшего желания. Дронкин был рад тому, что вообще остался жив. Ведь выдержать то, что пришлось вынести ему, не каждому дано, не говоря уже о том, что его могли посадить за преступление, которого он не совершал. Но все обошлось и слава Богу, решил он, и жаловаться на милицейский беспредел не стал, трезво рассудив, что связываться с ментами себе дороже…
На допросе Григорий Мельник рассказал старшему следователю прокуратуры Василевской, что за день до убийства Виктор Смойлик дал ему свой ключ от квартиры, а в день убийства заранее предупредил его, когда Рита вернется с работы. Мельник открыл ключом Виктора квартиру Смойлик и, притаившись в комнате, поджидал Риту. Когда та пришла домой, то сразу позвонила мужу на мобильный, узнать, почему его нет дома. Пока Рита разговаривала с супругом, Мельник подкрался сзади и набросил ей на шею удавку – заранее приготовленный кусок провода. Задушить молодую и физически развитую женщину – Рита в молодости занималась легкой атлетикой – оказалось не так-то просто. Пытаясь освободиться от перехватившей ей горло удавки, она отчаянно трепыхалась, как выброшенная на лед рыба, и из-за ее конвульсивных телодвижений Григорий так распалился, что не смог обуздать охватившую его похоть и изнасиловал Риту, когда та еще билась в предсмертной агонии. Чтобы заказчик не узнал о том, что он надругался над его женой, Мельник постарался скрыть следы изнасилования. Снял с еще теплого тела порванные им трусики и надел на труп Риты новые, которые нашел в ее комоде. «Работал» он в тонких хлопчатобумажных перчатках и ничего в квартире не трогал – все было украдено до него, – Виктор сказал ему, что сам сымитирует квартирную кражу, чтобы менты решили, будто Риту убили неизвестные грабители. По уговору с Виктором Мельник оставил квартиру открытой, чтобы не Виктор, а соседи обнаружили труп и вызвали милицию, что и произошло.
Виктор Смойлик признался на допросе, что мысль избавиться от жены пришла ему где-то полгода назад. Нанять для этого дела своего давнего приятеля Григория Мельника он решился не сразу. Просто при разговоре он как-то спросил Мельника, а смог бы тот убить человека, тот ответил, что, наверное, да, смог бы. Потом Виктор долго вел с ним переговоры, торговался за каждый доллар, вместе они и разработали безупречный, как им казалось, план убийства. Виктор обеспечил себе надежное алиби, имитация квартирной кражи по его задумке должна была сбить сыщиков с толку, вот только с ключом он прокололся. «Нужно было оставить старый ключ себе, а Гришке отдать дубликат», – сокрушался он, кляня про себя ушлых ментов, оказавшихся не такими уж тупыми, как о них рассказывают в анекдотах.
Мотивы, толкнувшие Виктора на страшное преступление, в общем-то сходны с мотивами Клайда Гриффитса из романа Драйзера «Американская трагедия», убившего беременную от него девушку только из-за того, что она стала ему помехой на пути к успеху, который его ожидал бы в случае удачной женитьбы на дочери богатого фабриканта. Виктор же предпочел жене любовницу, и еще он очень хотел иметь собственный автомобиль, на который сам заработать не мог, поэтому положил глаз на квартиру, принадлежавшую его жене. На вырученные от продажи квартиры деньги он планировал купить себе машину и на «белом коне» переехать к любовнице. При живой жене продать ее квартиру было невозможно, и Виктор решил устранить Риту, чтобы не мешала ему воплотить в жизнь мечту о личном автотранспорте.
Будучи человеком слабохарактерным, безвольным и трусливым, сам бы Виктор не решился пойти на убийство, поэтому прибегнул к помощи своего дружка-отморозка, не испытывая при этом особых моральных терзаний из-за того, что он заказал убийство матери своего малолетнего сына, которого он очень любил. Наоборот, привязанность к сыну стала для него решающим аргументом, мол, после развода он хотел остаться со своим ребенком, а Рита ему сына не отдала бы. Поэтому убийство супруги виделось ему единственным способом разрешить эту проблему.
В тот вечер, когда убивали его жену, Виктор, конечно, переживал… за своего дружка-киллера (не обманет ли, получив аванс за убийство?), и на нервной почве у него даже случился сердечный приступ. Только вот его переживания были переживаниями «твари дрожащей», страшащейся наказания за свое преступление. Мучительных угрызений совести, которая человеку лучший судья, чистосердечного раскаяния за содеянное от такого «Раскольникова» нашего времени ожидать не приходится…
Низменность мотивов Виктора Смойлика, заказавшего убийство своей жены из мелких, несоизмеримых с ценностью человеческой жизни, корыстных побуждений, потрясла Инну, которая и так терзалась из-за того, что ее «дедуктивный метод» причинил невиновному человеку столько моральных и физических страданий. Когда она спросила у Сокольского, это как же надо было пытать Дронкина, чтобы он оговорил себя в таком жутком преступлении, Сергей ответил, что лучше ей этого не знать.
– Ты мне уже говорил, что розыскникам иногда приходится прибегать к пыткам, чтобы расколоть преступника. И сказал, что оправдываешь такое насилие, если оно направлено на раскрытие тяжкого преступления, мол, на войне, как на войне. У Лабрюйера есть такой афоризм: «Наказанный преступник – это пример для всех негодяев; невинно осужденный – это вопрос совести всех честных людей». Сергей, скажи, только честно: на твоей совести есть невинно осужденные? – спросила Инна.
– Признаю, мне не раз приходилось добиваться от преступников признаний не совсем законными методами, но невинно осужденных на моей совести нет. Я понимаю, обыватели убеждены в том, что милиция ради галочки готова схватить первого попавшегося ей на глаза невиновного и зверскими пытками вынудить его сознаться в нераскрытом преступлении. Если бы это было так, то моя теща давно бы уже получила пожизненный срок за все нераскрытые в городе преступления. На самом деле липовые раскрытия никому не нужны и за фальсификацию дела ментов самих могут посадить. А ошибки, как в случае с Дронкиным, не исключены. Но как ты сама убедилась, и следователь, и я сделали все возможное, чтобы такой ошибки не допустить, – заметил он.
– Не сыпь мне соль на раны с этим Дронкиным, – вздохнула она. – В этом деле вы с Василевской показали высший класс. Куда мне, абсолютной дилетантке, тягаться с профессионалами? После этой истории я вообще не имею права считать себя детективом и мне нужно подать заявление об увольнении по собственному желанию.
– Опыт это дело наживное, а не ошибается тот, кто ничего не делает. Дронкина ты совершенно обоснованно заподозрила в убийстве. Чтобы раскрыть преступление, необходимо отработать все возможные версии. А твоя версия выглядела очень убедительно. Опера потому и проявили излишнее рвение, что были уверены в том, что Дронкин насильник и убийца. Так что нечего себя корить, ты все сделала правильно, – успокоил ее Сергей.
– Как думаешь, какое отношение имеет к этому делу «Бухгалтер», из-за которого, собственно, мы и подключились к расследованию убийства Риты Смойлик?
– К убийству – никакого. Узнав, что убита бухгалтер страховой компании «Энтерпрайз», «Бухгалтер» просто воспользовался представившимся случаем для шантажа Лукина. В своем последнем письме он так и написал: «Если через три дня не перечислишь на указанные тебе счета пятьдесят миллионов евро, снаряды начнут ложиться все ближе и ближе. Стоят ли жизни твоих родных и близких таких денег – решать тебе», – зачитал Сергей письмо шантажиста. – Угрозы родным и близким, подтвержденные реальным убийством, это намного серьезнее, чем любой компромат, и «Бухгалтер» использовал совершенное неизвестным ему на тот момент преступником убийство Риты Смойлик как свой последний, надеюсь, козырь, – сказал он.
– Тогда возникает логичный вопрос: откуда наш «Бухгалтер» узнал об этом убийстве, да еще раздобыл фото Риты? Причем он должен был быть уверенным в том, что в ближайшие три дня раскрыть ее убийство не удастся, иначе его шантаж не стоил бы и выеденного яйца.
– Самой постановкой вопроса ты на него фактически уже и ответила. Помимо сотрудников милиции и прокуратуры, об убийстве Риты знали многие – соседи, родственники, сослуживцы убитой. А вот фотографию убитой мог взять во время осмотра квартиры кто-то из следственно-оперативной группы. Или тот, кто имел доступ к первичным материалам дела, – оперативный дежурный райотдела, который регистрировал этот материал, опера угрозыска и, само собой, начальство райотдела.
– Выходит, не зря ты подозревал, что шантажистом может оказаться кто-то из твоих милицейских коллег. Ты уже вычислил этого «оборотня»? – спросила Инна.
– Думаю, что да, – ответил Сергей.
– Дедуктивным методом?
– Можно и так сказать. В сводке по убийству Риты Смойлик в списке должностных лиц, выезжавших на место происшествия, фигурирует заместитель начальника ОГСБЭП подполковник Андрей Колганов – он в тот день был ответственный от руководства райотдела. Прямой связи между ним и фотографией Риты, которую прислал Лукину «Бухгалтер», нет. Дело в самом Колганове. В девяносто седьмом этот подполковник, тогда он был заместителем начальника следственного управления города, был арестован как главарь банды киллеров, в которую входили действующие и бывшие сотрудники милиции. Мы задержали преступную группу, в состав которой входили два киллера – бывшие милиционеры «Беркута», они и сдали подполковника Колганова, дав показания, что он поручал им заказные убийства и платил за исполнение. Получив эту информацию, я, как начальник городского УУР, доложил своему непосредственному руководству – начальнику городского Управления, и вместе с ним мы задержали Колганова в его служебном кабинете. В сейфе этого «оборотня» было обнаружено оружие киллеров – два короткоствольных автомата Калашникова и в разобранном виде снайперская винтовка с оптическим прицелом. Помимо оружия он хранил в своем сейфе стеклянную трехлитровую банку, доверху набитую золотыми ювелирными изделиями, и тридцать тысяч долларов. Когда изымали эти доллары, Колганов с усмешкой мне заявил, что это не деньги, мол, он за вечер по три штуки баксов в ресторанах просаживал. И еще при задержании он сказал, что мы ничего не докажем, и вообще вел себя вызывающе, рассчитывая, очевидно, на своих высоких покровителей.
– Ну и что, доказали?
– Для ареста Колганова достаточно было изъятого у него оружия, которое он незаконно хранил в своем служебном сейфе. Он отсидел в СИЗО три года и восемь месяцев, но следствию так и не удалось доказать, что он руководил бандой киллеров. Более того, освободившись из СИЗО, Колганов восстановился на службу в милицию в прежнем звании, поскольку его вина не была установлена судом.
– Как такое может быть? – удивилась Инна.
– У нас может быть все. Колганов опытнейший юрист, до следственного управления работал начальником уголовного розыска Пролетарского райотдела, и надо отдать ему должное, он был толковым розыскником. Но оправдательный приговор, я думаю, он заслужил тем, что не выдал тех, кто заказывал ему убийства, а по оперативной информации его заказчиками действительно были очень высокопоставленные чиновники.
– Если он такой ушлый, что сумел отвертеться от суда, когда его взяли с киллерским оружием, как ты сейчас собираешься доказать его вину?
– А мне не нужно ничего доказывать. Как только я лично удостоверюсь в том, что подполковник Колганов и есть тот таинственный «Бухгалтер», я сообщу о нем Лукину и все. Клиент поручил нам найти шантажиста – мы свою работу выполнили.
– А как насчет наказанного преступника, который должен быть примером для всех негодяев?
– Заявления о шантаже нет, и судя по тому, как настроен Лукин, не будет, а нет заявления – нет преступления.
– И это говорит мне подполковник Сокольский, очистивший в свое время наш город от криминальных авторитетов, – разочарованно протянула Инна.
– Тогда я был старшим группы по борьбе с организованной преступностью, и мы создали совместную оперативно-следственную группу из работников прокуратуры и моего отделения. Усилиями этой группы в течение двух-трех недель мы задержали около полусотни бандитов из группировок Ница, Испанца, Батона, и все авторитеты преступного мира Слобожанска в одночасье оказались на скамье подсудимых. Как начальник угрозыска, я ни своим «законникам» спуску не давал, ни заезжих воров в законе в город не пускал. Сейчас же я частный детектив, и вести досудебное следствие, без которого невозможно отправить Колганова за решетку, детективные агентства не уполномочены.
– Сергей, я понимаю, что у тебя уже нет той власти, которая была, когда ты возглавлял угрозыск города. Но нельзя же оставлять этого Колганова безнаказанным, если, конечно, подтвердится, что он шантажист. Сам же говорил, что нет ничего хуже незавершенных дел.
– Ну, мы сделали все, что было в нашей компетенции, – пожал плечами он.
– Значит, нужно опять моего Алексея к этому делу подключать, – предложила Инна. – Он же в УБОПе работает, вот пусть УБОП и займется Колгановым. Должна же милиция очищать свои ряды от «оборотней в погонах».
– Безусловно должна, и я уже говорил с Алексеем на эту тему. Он сказал, что проверит мою версию, и если подтвердится, что похищение молодоженов и шантаж Лукина организовал скрывающийся под псевдонимом «Бухгалтер» подполковник Колганов, им займется не только УБОП.
– Вот это другой разговор. А то: «нет заявления – нет преступления», – передразнила она шефа.
– Кстати, «Бухгалтер» Колганову вполне подходит, – заметил Сергей. – Как замнач ОГСБЭП, он сейчас занимается борьбой с экономическими преступлениями, а это проверка смет, накладных и прочей бухгалтерии.
– Значит, и в банковских делах он должен хорошо разбираться. А наш «Бухгалтер» требовал перевести ему деньги на секретные банковские счета, хотя, сколько я смотрела фильмов и читала о шантажистах, они предпочитают в основном наличные деньги. Похоже, с Колгановым ты не ошибся, – заключила Инна.
Насчет «оборотня» Колганова сомнений у Алексея Давыдова не было. В отделе кадров он выяснил, что подполковник Колганов в своем рапорте на очередной отпуск указал, что будет его проводить с выездом за рубеж, а конкретно в странах Евросоюза. Вернулся же он из отпуска двадцать дней назад, полностью отгуляв положенные ему по выслуге лет сорок суток. То есть, когда пираты захватили на Мальдивах яхту с молодоженами, Колганов имел возможность побывать в Австрии и открыть там секретные банковские счета. И только находясь в Австрии, шантажист мог проверить, поступили ли на его счет десять тысяч евро, которые он потребовал за один звонок Елены по спутниковому телефону своему отцу. Благодаря тому единственному звонку и удалось узнать точные координаты яхты.
Главным доказательством того, что Колганов шантажировал Лукина, стало письмо «Бухгалтера» с угрозами, в котором тот в ультимативной форме требовал перечислить ему пятьдесят миллионов евро на указанные ранее банковские счета. Эксперт-криминалист установил, что это письмо было распечатано на том же принтере, что и аналитическая справка, подписанная зам. начальника ОГСБЭП Краснооктябрьского райотдела подполковником Колгановым. Эту справку Колганов подготовил две недели назад по запросу отдела УБОП по борьбе с легализацией доходов организованных групп и преступных сообществ.
Но одного заключения эксперта, без заявления Лукина о шантаже, было недостаточно для возбуждения уголовного дела в отношении Колганова по статье за вымогательство. Располагая такой информацией, Алексей по идее должен был бы доложить о подполковнике милиции Колганове в Управление внутренней безопасности, но Давыдов, как и все менты, откровенно недолюбливал «вэбэшников» (сотрудников этой самой внутренней безопасности) и сдавать разоблаченного им коллегу в УВБ было последним делом.
В самом УВБ давно точили зубы на восстановившегося в милиции Алексея Давыдова. Репутацию личного врага «вэбэшников» он заслужил, когда командовал ОМОНом. В УВБ не забыли, как тогда еще капитан Давыдов со своими бойцами освобождал Пролетарский райотдел от условного захвата, устроенного сотрудниками внутренней безопасности для проверки боеготовности этого райотдела. Главной целью той проверки было проучить строптивого начальника райотдела подполковника Лошакова, который своим негласным распоряжением запретил дежурке пропускать в райотдел сотрудников внутренней безопасности без его личного на то разрешения. «Вэбэшникам» же их статус (УВБ напрямую подчинялось министру МВД) позволял беспрепятственно заходить в любое подразделение милиции, и они могли открывать ногой двери в любые кабинеты, будь-то кабинет хоть самого начальника УВД.
Когда в кабинет начальника райотдела вломились непрошеные гости в лице сотрудников УВБ, которые с порога дали подполковнику Лошакову вводную: «Райотдел захвачен террористами, ваши действия, подполковник?», тот особо не мудрствуя вызвал для освобождения райотдела от вторгшихся «вэбэшников» ОМОН, «забыв» предупредить командира милицейского спецназа Алексея Давыдова, что «террористы» условные.
Руководил прибывшей через десять минут группой захвата лично капитан Давыдов, и действовал он так, как должен был действовать в реальной боевой обстановке. Ворвавшись в райотдел, его группа захвата размазала по стенкам оккупировавших дежурку «вэбэшников».
После непродолжительного, но очень болезненного контакта с бойцами ОМОНа сотрудники внутренней безопасности прямиком отправились из райотдела на больничную койку с травмами различной степени тяжести. И это они еще легко отделались. Омоновцы ведь могли и перестрелять незадачливых «террористов», как это они не раз отрабатывали на макетах, во время тренировок по освобождению заложников.
«Разбор полетов» этого инцидента закончился не в пользу пострадавших «вэбэшников» – не имея на руках предписания на проверку боеготовности райотдела, они проявили ненужную самодеятельность, за что и поплатились.
После той показательной порки каждый «вэбэшник» считал своим долгом отомстить Давыдову, но подловить его было решительно не на чем – в УВБ знали, что мзду он не берет. Такой, видите ли, принципиальный. Книжки он пишет, гонорары получает, литературные премии ему даже присуждали, так что мог, гад, позволить себе не размениваться на взятки. Сотрудникам милиции запрещено заниматься какими бы то ни было видами предпринимательской деятельности. Подрабатывать они имеют право только творческой, научной и преподавательской деятельностью. Творческой деятельностью Давыдов и подрабатывал, к досаде жаждущих прищучить его «вэбэшников», совершенно законно.
Устроенное им в райотделе побоище ему бы со временем простили, но то, как он отозвался об УВБ в своей книге, сотрудники внутренней безопасности восприняли как личное оскорбление. О «вэбэшниках» он написал всего страницу:
«УВБ должно заниматься вопросами личной безопасности сотрудников милиции и членов их семей, но «вэбэшникам» куда как интересней было обеспечивать «крышу» различным бизнесменам от «наездов» тех самых ментов, которых они изначально призваны были защищать.
Так из защитников ментов «вэбэшники», имевшие те же полномочия, что и их коллеги из инспекции по личному составу, превратились в их заклятых врагов, что, впрочем, и неудивительно, ведь УВБ стало выполнять в системе МВД роль «гестапо». Стоило появиться в райотделе представителям этого нехорошего ведомства, как сразу же негласно объявлялась всеобщая тревога. Схема оповещения при вторжении чужаков действовала мгновенно: следователи спешно прятали все, что, с их точки зрения, необходимо было спрятать; оперсостав срочно опечатывал свои кабинеты и, прихватив с собой скрытые от учета материалы, покидал стены райотдела, как при пожаре; кто не успевал эвакуироваться, закрывались на все замки у себя в кабинетах.
Доблестные бойцы внутренней безопасности, горя праведным желанием кого-нибудь прищучить, усердно рылись в мусорных корзинах, не брезгуя и общественными туалетами, но максимум, что им удавалось найти, – это горы пустых бутылок из-под водки. Само наличие их в госучреждении, да еще в таком, как районный отдел внутренних дел, факт, конечно, возмутительный, но личный состав, проявляя чудеса сообразительности и смекалки, от этих улик отпирался напрочь. Но водка – это ерунда, самое сладкое в нелегкой работе «вэбэшника» – поймать кого-нибудь на взятке. Только здесь нахрапом не возьмешь: менты тоже не лыком шиты, шифроваться умеют не хуже Штирлица. Но если кого и получалось задержать с поличным, то в основном все заканчивалось довольно мирно: сняли с провинившегося денег (в десять раз больше, чем тот взял сам) и поехали шерстить другие подразделения. Вот такими методами УВБ обеспечивало личную безопасность сотрудников милиции».
Так Давыдов сорвал с «вэбэшников» маски «неподкупных» борцов за чистоту милицейских рядов и сам старался не иметь с УВБ никаких дел, потому не стал делиться с Управлением внутренней безопасности информацией о выявленном им «оборотне в погонах». Чтобы определиться, как быть с Колгановым, Алексей решил переговорить с ним лично. Набрав номер служебного телефона заместителя начальника ОГСБЭП Краснооктябрьского райотдела, он предложил подполковнику Колганову подъехать в УБОП для серьезного разговора.
– А по какому вопросу? – спросил тот.
– По вопросу, жизненно важному для тебя, – ответил Давыдов.
– Хорошо, сейчас подъеду, – сказал Колганов, теряясь в догадках, зачем его вызывают в УБОП.
Командир «Сокола» Давыдов начал разговор с прибывшим к нему заместителем начальника ОГСБЭП Колгановым с того, что выложил перед ним фотографию Риты Смойлик, зачеркнутую черным маркером, последнее письмо «Бухгалтера», аналитическую справку с подписью Колганова и заключение криминалистической экспертизы, что эти бумаги распечатаны на одном принтере.
Андрей Колганов молча прочитал заключение эксперта. Отпираться было бессмысленно. Он слишком увлекся в затеянной им игре, потому и допустил роковую ошибку, прислав Лукину фото убитой бухгалтерши.
– Ты раскрыт, «Бухгалтер», – сказал ему Давыдов. – Человеку, которого ты шантажировал, это уже известно. Подать заявление о вымогательстве он пока отказывается, и у меня есть основания полагать, что с тобой хотят разобраться без суда и следствия.
– Мне это расценивать как угрозу?
– Как предупреждение, что из охотника за чужими миллионами ты превратился в мишень.
– Наш разговор пишется? – осведомился Колганов.
– Нет. Я пригласил тебя для беседы без протокола, и все сказанное в этом кабинете останется между нами. Скажи откровенно, как бы ты поступил на моем месте, узнав, что твой коллега «оборотень в погонах»? – спросил Давыдов.
– Я больше удивился, если бы узнал, что кто-то из наших коллег еще не стал «оборотнем». Патрульные милиционеры, выворачивающие карманы у пьяниц, «оборотни»? «Оборотни». Участковый, снимающий дань с киосков, «оборотень»? «Оборотень». Да что там менты! Назови мне хоть одного кристально честного судью или прокурора. Таких праведников сегодня в природе не существует. Продажные судьи с прокурорами такие же «оборотни», как и коррумпированные менты. Короче, а судьи кто?
– Ну, твоя мысль мне понятна. Насчет того, что сейчас у нас время оборотней, я с тобой согласен. Но ты так и не ответил на мой вопрос.
– Что касается твоего вопроса, отвечу тебе цитатой из Библии: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить».
– Да ты у нас философ.
– В СИЗО у меня было время для размышлений.
– Если Лукин таки надумает подать заявление, у тебя будет еще больше времени для размышлений – лет так пятнадцать. За вымогательство, совершенное организованной группой в целях получения имущества в крупном размере да еще с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего, а твои отморозки избили и изнасиловали его дочь, тебе меньше не дадут, тем более что раньше у тебя уже были проблемы с законом.
– Это не мои отморозки, – возразил Колганов. – И когда Лукин узнает всю правду, вряд ли он будет заявлять на меня в милицию. А давай прямо сейчас подъедем к нему, и я в твоем присутствии расставлю все точки над «і».
– Неожиданный ход, – удивился Давыдов. – Не боишься, что бывший полковник КГБ пристрелит тебя на месте?
– Это я должен был пристрелить Лукина. За Карину. Ты ее видел? Реально девка миллиард стоит. А этот козел ее задаром получил. Так что пятьдесят миллионов, которые с него запросили, он должен был заплатить нам как моральную компенсацию.
– Кому это нам?
– Мне и Карине. До того, как выйти замуж за Лукина, она жила со мной в гражданском браке. Так что мы не чужие друг другу люди.
– Интересно девки пляшут. Впрочем, я с самого начала подозревал, что Карина замешана в этом деле.
– Правильно подозревал. Карина хотела стать единственной наследницей капиталов Лукина, и если бы я не вмешался, его дочь с зятем пропали бы без вести на Мальдивах и все – никто никогда бы не узнал, что с ними случилось во время их свадебного путешествия. Такой был у Карины первоначальный план, который я расстроил. В общем, поехали к Лукину, и я при ней все расскажу. Проведем, так сказать, очную ставку.
– Как настоящий «джентльмен», ты пропускаешь даму вперед, чтобы все свалить на Карину?
– Вот только не надо читать мне моралей, – отмахнулся Колганов. – С волками жить – по-волчьи выть. Или, как говорили мне сокамерники в СИЗО, – умри ты сегодня, а я завтра. И еще есть такой закон «чечеве» – человек человеку волк. Вот и вся философия. Кстати, недавно прочитал твою книгу. Не так все было, как ты обо мне написал.
– Конкретно о подполковнике Колганове я не писал.
– В твоем романе упоминается моя должность. У меня с собой эта книга. Когда ехал к тебе, хотел автограф попросить, – сказал Колганов. Полистав роман Давыдова, он нашел нужную страницу. – Вот ты пишешь: «Выявленная в Слобожанске группа киллеров состояла из бывших и действующих ментов. Руководил ими заместитель начальника городского управления по следствию в чине подполковника».
– Ну и что я не так написал? – спросил Давыдов.
– А то, что уголовное дело против меня был закрыто. Шесть пункт два . За отсутствием состава преступления. Так что неправду ты про меня написал в своей книге.
– Когда была издана эта книга, ты сидел в СИЗО как организатор банды киллеров. И не надо мне рассказывать сказки о своей невиновности. За год до твоего ареста одного из твоих киллеров – бывшего милиционера «Беркута» Гусельникова по прямому указанию начальника Управления чуть было не назначили ко мне в батальон. Сорвалось тогда это назначение благодаря случаю. Еще не зная, кто такой Гусельников, я задержал его в нетрезвом виде за нарушение общественного порядка. При задержании он вел себя вызывающе нагло, угрожал мне своими связями в Управлении, мол, за него с меня снимут погоны, и своей «крышей» назвал подполковника Колганова. Каково же было мое изумление, когда на следующий день я узнал, что задержанный мной дебошир восстанавливается в органах внутренних дел по ходатайству руководства Управления, причем назначается ко мне в батальон. Чтобы зарубить это назначение, я официально зарегистрировал в канцелярии отдела кадров рапорт, в котором изложил свое мнение о восстанавливающемся на службу в ОВД Гусельникове, и приложил к этому рапорту материалы его административного задержания. Получив мой рапорт с материалами на Гусельникова, начальник отдела кадров метал в мой адрес громы и молнии, но давить на меня бесполезно, и Гусельникову восстановиться в органах не удалось. А через год его задержала на железнодорожном вокзале транспортная милиция, и при досмотре в его спортивной сумке был обнаружен короткоствольный автомат Калашникова. При задержании Гусельников опять стал козырять своей «крышей» и просил позвонить подполковнику Колганову, надеясь, что ты его отмажешь. Ну а что было дальше, ты знаешь…
– Сволочь этот Гусельников, – сквозь зубы процедил Колганов.
– А что ему оставалось делать? Сдав тебя, он за добровольную помощь следствию получил по минимуму. Вот такая история была, Колганов. И в своей книге я все правильно написал. А то, что ты, отсидев почти четыре года в СИЗО, избежал суда и даже восстановился потом в органах, так сам же сказал – судьи с прокурорами у нас продажные. И твои «шесть пункт два» тому лишнее подтверждение. Но мы отвлеклись. Ты еще не передумал ехать к Лукину?
– Не передумал.
– Тогда звоню ему, – сказал Давыдов.
Сеанс разоблачений, устроенный Колгановым в доме Лукина, довел почтенного главу семейства до инфаркта. Константин Викторович вспомнил «Бухгалтера» – это был тот самый мент, что пару лет назад «наехал» на его страховую компанию. Чтобы побыстрее отделаться от проверки ГСБЭП, в результате которой были арестованы активы «Энтерпрайза», Константин Викторович задействовал Карину как оружие неотразимой силы, устоять перед которым еще не смог ни один мужчина. Несговорчивого подполковника ГСБЭП Карина сразила с одного взгляда своих дьявольски красивых глаз. Став очередной жертвой ее чар, Колганов по просьбе Карины разблокировал счета «Энтерпрайза», и на том проверка страховой компании фактически закончилась. Вот только Константин Викторович не знал, что после выполнения секс-миссии Карина стала жить с тем ментом. Когда в интересах бизнеса Лукин подкладывал свою сексапильную секретаршу под нужных ему людей, он не очень-то интересовался ее личной жизнью.
То, что до брака с ним Карина сожительствовала с подполковником Колгановым, Лукин еще мог как-то пережить. Мало ли кто был у Карины до него. Понятно, что Карина вышла за него замуж по расчету. По сути, Константин Викторович тоже женился по расчету, а их брачный контракт – это обычная сделка: Карина сдала ему в аренду свое молодое тело, а он в качестве платы за имитацию супружеской любви обеспечивал ей достойное содержание, дарил дорогие подарки. Но Карине этого оказалось недостаточно. Она хотела все и сразу.
По словам Колганова, он случайно узнал о намерениях обделенной наследством Карины избавиться от дочери Лукина. Когда Карина обратилась к нему с просьбой помочь ей втайне от мужа оформить кредит в банке на сумму тридцать тысяч долларов, такая просьба жены мультимиллионера насторожила Колганова. Уж ему-то хорошо было известно, как Карина относилась к своему мужу, и он заподозрил, что такая сумма ей понадобилась, чтобы поскорее стать вдовой. После недолгих отпирательств Карина призналась ему, что тридцать тысяч долларов ей нужно заплатить киллеру за то, чтобы Елена из свадебного путешествия никогда не вернулась.
– Он правду говорит? – буравя жену «чекистским» взглядом, спросил Лукин.
Карина, поджав губы, молчала. Ну что она могла сказать в свое оправдание? Объявление: «Срочно требуются надежные исполнители. Оплата одноразовая, очень высокая» она разместила в Интернете? Она. Под ником «Бухгалтер» она затеяла переписку с киллером по кличке Ганс? Она. Такой псевдоним Карина себе выбрала потому, что в детстве хотела стать бухгалтером, как ее мама.
Исповедовавшись тогда перед Колгановым, Карина поблагодарила его за то, что он не дал ей взять грех на душу. Андрей же предложил ей более сложный, но зато более гуманный план экспроприации капиталов Лукина. Карина его предложение поддержала, и дальше под псевдонимом «Бухгалтер» все переговоры с нанятым ею киллером вел Колганов. По вновь утвержденному плану Гансу убивать никого уже было не нужно. Наоборот, «Бухгалтер» предупредил, что с дочери Лукина ни один волос не должен упасть. Учитывая сложность предстоящей операции, «Бухгалтер» поручил Гансу найти себе напарника и по выполнении задания пообещал заплатить по миллиону евро каждому.
Для проверки готовности Лукина платить Колганов как по нотам разыграл оперативную комбинацию по изъятию у него тридцати тысяч долларов. Представившись сотрудником спецслужб, Колганов позвонил ее мужу с незарегистрированного мобильного телефона и сообщил, что располагает достоверной информацией о том, что Лукина заказали и заказ идет «с самого верха». Карина в свою очередь так застращала мужа, что, мол, такими вещами не шутят, ведь речь идет о его жизни, что Лукин поверил анонимному звонку сотрудника спецслужб, по понятным причинам пожелавшего остаться неизвестным. Времени на раздумья ему не дали, и Константин Викторович выполнил все указания неизвестного доброжелателя: приехал, куда ему сказали, и выбросил из окна своей машины конверт с тридцатью тысячами долларов. По наводке Колганова, который на своем автомобиле следил за Лукиным, эти деньги тут же подобрал подъехавший на джипе Ганс со своим напарником Змеем.
Таким оригинальным способом Колганов передал бандитам аванс, а заодно проследил за их машиной. Узнав, что под кличкой Ганс скрывается Виктор Гундяев – один из лучших киллеров его бывшей группы, подполковник Колганов раскрываться не стал и общался с Гансом исключительно как «Бухгалтер» и отныне выходил с ним на связь только через Интернет. Благодаря такой конспирации задержанный на Мальдивах Гундяев не мог бы выдать Колганова, даже если бы очень захотел.
– Кстати, Константин Викторович, аванс бандитам вы самолично передали, – заметил Лукину Колганов. – Если бы вы не повелись тогда на сообщение якобы сотрудника спецслужб о якобы готовящемся на вас покушении, на этом бы все и закончилось. За свои деньги мы с Кариной авантюру на Мальдивах затевать бы не стали. А раз вы сами за все заплатили…
– До сих пор не могу себе простить, что поддался на такую примитивную разводку. Ну а ты что молчишь, сука, как в рот воды набрала? – напустился Лукин на Карину.
– Да ты сам во всем виноват. Ненавижу тебя, старый похотливый козел! – выпалила ему в лицо Карина.
– Вооон!!! Вон из моего дома!!! – побагровев, заорал тот.
Внезапно острая боль пронзила его грудную клетку, в глазах потемнело, пол стал уходить из-под ног.
– Сгинь, ведьма, – задыхаясь, прохрипел он.
Стальной обруч, сдавивший сердце, не отпускал, лицо покрылось холодным потом. Увидев, что отцу стало плохо, Елена уложила его на диван.
Присутствовавший в качестве стороннего наблюдателя на этой, в общем-то, семейной разборке Алексей Давыдов вызвал Лукину «скорую». Пока ожидали карету «скорой помощи», которая приехала минут через тридцать, Карина, прихватив подаренные мужем меха и драгоценности, покинула дом вместе с подполковником Колгановым, который помог ей загрузить в машину неподъемные сумки.
Как Колганов и обещал Давыдову, все точки над «і» были расставлены, и у Алексея было такое чувство, что все это уже случалось много раз. Ложь, вероломство, алчность, зависть, коррупция, воровство, насилие, убийства… – так было всегда. Библейские заповеди: не убий, не прелюбодействуй, не воруй, не лжесвидетельствуй, не желай имущества ближнего своего – так и не стали для населяющих земной шар людей нравственным законом жизни. История человечества написана слезами и кровью. Символично, что первое описанное в Библии преступление – убийство Каином своего брата Авеля. Брат убил брата лишь за то, что «призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел». Испокон веков люди совершали преступления из-за зависти, ревности, ненависти, позарившись на чужие деньги, имущество, земли, и этому не было конца…
г. Харьков. Ноябрь 2008 – апрель 2010
