Бежать было тяжело и неудобно. Тяжелый рюкзак становился все тяжелее и тяжелее, левая рука беспомощно и бесполезно болталась самым неестественным образом, а правой рукой Липкович держался за лямку рюкзака и старался выровнять дыхание. Казалось, сердцу что-то мешало работать на полную мощность, и оно отстукивало с какими-то перебоями. "Ничего, уже не долго. Уже осталось чуть-чуть". Липкович взглянул на часы, болтающиеся на левой руке, хотя для этого ему пришлось вывернуть ее правой рукой в нужное положение. "Ну, хоть на что-то рука пригодилась", – грустно пошутил он. "Вот уже и городок виден. Огоньки мелькают в славном городе Арафате. Кто-то уже не спит таким ранним утром. И не знает, что скоро их всех уже не будет на этой нашей машыахховской земле!" – снова возвышенные б-гоизбранные мысли мутным потоком начали проникать в его сознание, отвлекая от выполняемой работы. Усилием воли Липкович заставил себя переключиться на нечто более реальное. "Вот, сейчас обогну вот этот бархан, подберусь к стене и запрячу там взрывное устройство…"

"Осторожно! Впереди противник!" – резкий, противный, оглушающий голос прямо в середине головы прозвучал для Липковича, как голос Машыахха. Ничего не поняв, но привыкнув подчиняться командам, Липкович с разбега плюхнулся на песок. И одновременно с хрустом еще более неестественно выгнувшейся левой руки послышался противный свист пули над головой и донесся одиночный автоматный выстрел. "Живой?.." – промелькнул вопрос. "Пока – да!.." – промелькнул ответ. "О, Машыахх! Какой просчет! Я ведь не установил таймер на бомбе! А вдруг меня сейчас убьют? Я обязан был сделать это с самого начала, на всякий случай!"

Липкович аккуратно развернулся, стараясь рассмотреть место, откуда был произведен выстрел. Похоже, стреляли с этого самого песчаного холма. "Хорошая позиция. Если это просто секретный пост, то, возможно, они не захотят меня преследовать, если я отползу немного назад и попытаюсь обойти этот пост". Липкович вытащил пистолет и подготовил его к стрельбе. "Слабоватое у меня вооружение. Зато подготовка хорошая. Итак – оптимальный план действий. Снимаю рюкзак, устанавливаю таймер бомбы на…" – Липкович взглянул на часы, – " два… нет, на один час…" – один час – это было уже почти впритык ко времени обратной переброски, а ведь жить ой как хотелось – "оставляю рюкзак, сближаюсь с противником, уничтожаю его как смогу. Дальше – по обстоятельствам".

Он отполз несколько назад, в небольшое углубление и осторожно стал пытаться снять рюкзак, лежа на песке. Снять не удавалось. Казалось, что рюкзак склеился с телом, и отодрать его не было никакой возможности. Новая пуля противника ударила прямо в грудь, несколько отбросив его назад, но бронежилет выдержал. "Пристрелялся, сволочь! Да что же это такое! Прилип он, что ли?" – задавал себе эти вопросы Липкович уже начиная понимать весь ужас произошедшего, но стараясь еще не признаваться в этом самому себе. Пытаясь единственной здоровой правой рукой ощупать края рюкзака и отодрать его от спины он уже чувствовал, что случилось непоправимое. Краев этих просто не было. Его спина гладко перерастала в рюкзак. Без просветов и щелей. Спина и рюкзак были единым целым. Сросшимся в единый организм. "Да как же так! Да что же это!" – запаниковал Липкович. – "И это – все? Назад пути – нет?" – он сильно дернул за лямку рюкзака, и все тело ответило ему резкой, живой, человеческой болью. "Спокойно. Итак, вернуться не удастся. С бомбой возвращаться нельзя, нужно выполнить задание. Так что – с жизнью я уже могу проститься. План меняется. Поскольку я не могу снять рюкзак и попытаться уничтожить противника налегке, остается один-единственный вариант. Взорвать бомбу. Итак. Рюкзак я снять не могу. До таймера я дотянуться не могу. До главной кнопки, которая вызывает мгновенный взрыв – я дотянуться не могу. Остается только взорвать бомбу электронным устройством, выдающим кодированный сигнал. Если оно работает, конечно. Вот оно… Но! У меня еще есть время и мне еще нужно успеть подползти как можно ближе к городу! Чем ближе, тем разрушений будет больше! Вперед! За Машыахха!" – и Липкович пополз по направлению к городу, стараясь обогнуть песчаный холм и неизвестного противника. Про свою жизнь он уже не думал. Несколько пуль, взвизгнув, вонзились в песок около него. Противник не хотел оставлять его в покое. А он ничего сделать сейчас не мог. Стрелять с пистолета на таком расстоянии и в таком положении – бессмысленно. Он продолжал ползти, неестественно налегая на правый бок, метр за метром приближаясь к городу. Выстрелы противника послышались чаще и несколько пуль уже попали по ногам, вызвав болевой шок и возвращение его к реальности. Все его важные жизненные органы были укрыты не только бронежилетом, но еще и крепким снаружи взрывным устройством. "Так что, для того, чтобы меня уничтожить окончательно, им придется подойти вплотную. А тут мы еще посмотрим, кто кого…"

Липкович вытащил нож и, загоняя его глубоко в песок и подтягиваясь, продолжал метр за метром приближаться к ненавистному городу. Время от времени он посматривал в сторону противника, не приближается ли он для того, чтобы сделать контрольный смертельный выстрел. Но тот был слишком осторожным, не желая рисковать понапрасну, что было вполне на руку Липковичу. Но заканчивались силы. Заканчивалось время его здешнего пребывания. "Пора! Рисковать нельзя! Жаль, что я так и не успел пристрелить этого слишком осторожного парня, который изрешетил все мои ноги… Ну да после взрыва нам обоим будет весело и радостно!" – Липкович взял в руки электронное устройство и с мысленным криком – "За Машыахха!" – привел его в действие. Но ничего не произошло. На зубах продолжал скрипеть песок, над головой продолжали свистеть пули, а взрыва не было. Или взрывное устройство вышло из строя. Или пульт. Или и то и другое вместе. "Итак – задание провалено. Хоть я тут и ни при чем. В принципе, я могу еще выжить, если меня через… эээ… двадцать минут вернут обратно. Но – зачем? Всю жизнь жить с чувством стыда за невыполненное сверхважное задание? Всю жизнь таскать это взрывное устройство на своей спине? Всю жизнь прожить калекой, не принося счастья своему народу, Синедриону и Машыахху? Всю жизнь мечтать о черных глазах Сарры, не имея возможности их больше увидеть?" – это не была истерика. Это был скорбный анализ своего возможного будущего и явное неприятие такового.

А тем временем на горизонте показалась темная фигура противника. Он шел медленно, осторожно, готовый в любую минуту пристрелить противника, если тот хотя бы дернется. Хотел посмотреть на неподвижное тело поверженного врага и, скорее всего, добить в случае необходимости. Но Липкович и не думал дергаться. Он продолжал сражаться. "Ну-ну…" – как-то даже обрадовался Липкович, получая возможность перед смертью еще немного поразвлечься. "Не знаешь, ты, парень, на кого идешь. Я тебе не кусок мяса и не деревенщина местная", – злорадно цедил он сквозь зубы. – "Я суперагент… супер… супер… супер…" – это Липкович, стиснув зубы, собирал всю свою оставшуюся жизненную энергию для последнего энергетического удара. Такими приемами на Земле владеют очень немногие. Для этого не просто нужно учиться, для этого еще нужно иметь определенный дар. От Бога. Или, как говорил Липкович, в данном случае – от Машыахха. Энергетический сгусток, выброшенный в сторону противника, приводит его к оцепенению. К параличу основных органов. Действие такого удара продолжается не более нескольких секунд. В лучшем случае – нескольких десятков секунд. Но этих секунд всегда достаточно, чтобы успеть нанести противнику решающий или даже смертельный удар.

Липкович краем глаза увидел, что противник подошел на расстояние нескольких метров, с интересом поглядывая на поверженного противника. Липкович медленно повернул голову, стараясь не делать иных посторонних телодвижений, которые могли бы напугать противника и привести к огневому поражению. Он взглянул в глаза своему противнику – и выбросил всю энергию, которую успел накопить. Чужак застыл на месте и выронил автомат. Липкович, злорадно ухмыльнувшись, вытащил пистолет и взял на прицел голову противника. Немного помедлил. Потом рука несколько дрогнула, замерла, а потом плавно продолжила свой ход, совершила полукруг и остановилась возле собственного виска. "Эх, жизнь! Да пускай живет! А вот мне, похоже, уже незачем…" – и вспоминая черные, смеющиеся глаза юной Сарры, он медленно нажал на спуск. Свободен – наконец.