РОКСОЛАНА КОВАЛЬ
ЧУЖОЙ ТРАУР
– …можно подумать, меня кто-то спрашивал! – возмущенно размахивала руками Иволга, в желтом костюме с черными рукавами, с копной рыжих кудрей и впрямь похожая на заморскую птицу. – Думаешь, я всю жизнь мечтала попасть на свадьбу твоей матери? Да кто она мне такая? Знать ее не знаю!
– Неужели не рада тому, что хоть ненадолго покинула Дом Науки? – стойко терпел ее негодование Ориджин, спускаясь по тропе и откидывая от себя низко нависшие ветки. – Сейчас же там, кроме наставников, никого нет.
– Не твое дело! В мои планы не входило уезжать оттуда! На три года забыли о моем существовании, а тут вдруг вспомнили! Премного благодарна!
– Я о тебе не забывал. Все эти годы писал письма, хоть ты и не отвечала.
Она отвечала, писала ответ на каждое письмо, но ни одно так и не отправила. Поскольку каждое было то пропитано сарказмом, то ядовитой обидой. Уж лучше гордо промолчать, чем признаться в своих слабостях. А из Дома Науки действительно хотелось вырваться. Когда все ученики разъезжались по домам, она опять ссылалась на необходимость заполнить очередной пробел в знаниях. А что оставалось? У других-то были родители, а у нее одной – нет. Ехать-то некуда.
– Кстати, я совсем забыл, – развернулся к ней Ориджин и задумчиво похлопал себя по карманам. Выудил маленькую коробочку и протянул на ладони. – Я купил это тебе в подарок, надеясь на более теплую встречу, но забыл отдать.
Иволга глянула исподлобья, нерешительно приняв подарок. Опасливо, словно ожидая найти внутри паука, сняла крышечку. В коробочке лежала свернутая восьмеркой лента, расшитая золочеными нитями.
– В столице все модницы такие носят.
– Здесь не столица, – проворчала Иволга, собрала лентой волосы в хвост и в очередной раз осмотрелась. – Кстати, где мы? Мы тут уже были! Я же тебе говорила, что мы ходим по кругу! Опять заблудились твоими стараниями!
– Вот смотрю я на тебя, черноокая, и поражаюсь нашему сходству!
– У нас нет ничего общего!
Обойдя стороной мрачный лесок, они спустились по тропе в низину, раскинувшуюся ржаво-желтым ковром у темной реки. Невысокие кустики, уныло ронявшие листву, цеплялись за одежду острыми ветвями. Пучки высохшей травы с хрустом ломались под ногами, вздымая сизые облачка пыли.
На другом берегу, как в огне, горели в лучах заката кроны деревьев. За ними виднелся купол маленькой башенки. Очень хотелось надеяться, что не заброшенной! Если повезет, то поблизости окажется и какое-нибудь поселение.
Спрыгнув на плоский камень, омытый спокойными водами, Ориджин прикидывал, как перебраться через реку, не замочив своего дорогого одеяния. Внимание привлек белый лоскут, зацепившийся за торчавшую со дна тростинку. Это был женский шарфик, по всей видимости, утерянный совсем недавно.
Из-за небольшого, заросшего островка показалась маленькая лодка. Едва Ориджин собрался направиться к ней, как догнавшая его Иволга подергала за рукав и указала в сторону.
– Наверное, это ее лодка.
Возле дерева сидела белокурая девушка в багряном платье, подвязанном желтым пояском, и неторопливо свивала из листьев венок.
– Свидетельствуем свое почтение! – крикнул Ориджин, повернувшись к незнакомке. – Не подскажешь, есть ли поблизости поселение? Как туда добраться, чтоб на ночлег к добрым людям напроситься?
– На том берегу есть селение, – махнув рукой в сторону купола, безразлично отозвалась девушка. – Но неурочный час вы выбрали, чужеземцы, чтоб туда наведаться. Траур черный там царит. Ныне дочь знатного господина все оплакивают. Не до гостей сейчас людям, чтоб незнакомцев привечать.
– Сердечно сочувствуем горю господина, но нам очень надо.
– Что ж, – пожала плечами девушка, медленно поднявшись и спустившись на тропу. – Я укажу вам дорогу.
– Благодарим.
Ориджин услужливо подал руку, помогая девушке ступить в лодку. Потом повернулся к своей спутнице и, подхватив ее, усадил на лавочку. Незнакомка, положив венок на колени, взяла весла и легко скользнула ими по воде.
Иволга стиснула коленями ладони, уставившись на алый цветок в желтом венке провожатой. От взгляда ее больших синих глаз, пронзавших насквозь, невольно поежилась и еще ниже опустила голову.
– Сколько длится траур в вашем селении? – обозрев округу, заговорил Ориджин, видимо, не найдя иной темы для разговора.
– Три дня и три ночи. На четвертый день в башню уносят и еще три дня и три ночи молитвами душу усопшего от дьявольских сыновей оберегают.
– Как величать несчастного отца покойной?
– Милостивым господином.
Поднырнув под склонившимися, растущими из воды деревьями, лодка медленно проплыла между ветками, незаметно приближаясь к берегу. На странном помосте висела выстиранная одежда. Только, казалось, что повесили ее сушить с полгода назад да так и не сняли.
– Вдоль леса ступайте. Направо свернете и к башне выйдите.
Лодка уткнулась острым носом в погруженные в воду ступени. Ориджин первым выбрался на берег, вытянув за собой и Иволгу. Невольно обернулся, посмотрев на уплывавшую вдаль незнакомку, державшую в руке яркий венок.
Наведываться в поселение, погруженное в траур, желания не было. Но не ночевать же у озера в непроглядной тьме, что вот-вот сгустится? Пришлось выбрать ближайшую тропинку вдоль леса и отправиться в указанную сторону.
– Не нравится мне здесь, – поравнявшись с парнем, выказала недовольство Иволга. – Та девушка…
– Приревновала? – лукаво улыбнулся Ориджин, блеснув в темноте зубами.
– Да сдался ты мне, чтоб тебя ревновать!
Ориджин глянул на готовую лопнуть от возмущения спутницу и рассмеялся, спугнув сидевших на ветвях воронов. Он бы и дальше потешался над ней, если бы она вдруг не остановилась, испуганно уставившись ему за плечо. Ориджин повернулся к невесть откуда взявшейся старухе в рубище. На фоне бледно-голубого неба она казалась пятном грязи, в котором мутными полосами светлели косы. Перед ней стояла корзина с мокрыми камнями. Иволга сама не заметила, как вцепилась парню в плечо, пытаясь спрятаться от вставшей у них на пути незнакомки. Ох и страшной она ей показалась!
– Крепкого здоровья, уважаемая! – поприветствовал Ориджин, разглядев в сумраке затаившуюся ухмылку старухи.
– И вам, добрые люди, – отозвалась та, чуть поклонившись. – Не поможете ли тяжелую корзинку до дома донести?
– Зачем тебе столько камней понадобилось?
– Раздать селянам, дабы камень на душе их лежал, тяжестью на сердце давил, пока дочку милостивого господина не оплачут. Траур у нас, добрые люди. Горе-то какое! Милостивая дева наша преставилась!
– Сочувствуем вашему горю. Но не изволь гневаться, уважаемая. Уж больно устали мы с дороги, чтоб на себе камни тащить. Путь не близкий выдался.
– Ну коли так, ступайте. Да не сбиться вам с дороги.
Старуха снова поклонилась, подняла корзину и побрела в темноту леса. Сидевшие на ветвях совы, крутившие головами в поисках добычи, не обратили на нее внимания. А вот вороны сорвались с крон, подняв тоскливый гвалт.
Ориджин повернулся к Иволге, высвобождаясь из плена ее пальцев.
– Эта старуха… – кивнула она на потерявшуюся в темноте фигуру.
– Приревновала?
У нее не осталось сил злиться. Она слишком устала. Да и бесполезно бороться с неиссякаемым жизнелюбием этого баловня судьбы. Приревновала! Всю жизнь только и делает, что ревнует ко всем своим подружкам! Когда он приезжал в Дом Науки, все девчонки как с ума сходили. Только и разговоров о его лучистых глазах, о несравненной улыбке, о кудрях цвета воронова крыла. Ни днем ни ночью не было покоя. Все только и вздыхали, мечтая о встрече!
Лесом завладела непроглядная тьма. Кое-где под васильковым небом рваной бахромой выделялись еще не облетевшие кроны. Тропинка свернула вправо и тянулась вдоль пугающих зарослей. Вдали чернел купол с толстым шпилем, которым оказался сломанный крест.
Вскоре очертились контуры маленькой башенки с заколоченными ставнями. За ней виднелись треугольные крыши низеньких домов. Не больше двух десятков. Это и было поселение. Занавешенные окна, прогнившие крылечки, покосившиеся перила. И все вокруг залито вязкой траурной тишиной.
Подойдя к ближайшему дому, Ориджин неуверенно постучал в ставни. В приемной скрипнули половицы: кто-то неспешно подошел к двери. Тусклый свет просунул в щели тонкие пальцы-лучики, но дверь так никто и не открыл.
– Надо же, не бросились тебя приветствовать!
– Да сам не понимаю, как такое возможно!
Миновав несколько темных домов, проситься на ночлег в которые совсем не хотелось, они добрались до сердцевины селения. Там возвышались огороженные низкими заборами деревянные особняки, стоявшие друг от друга на почтительном расстоянии. В этих ставни были не заперты, в островерхих окнах мерцал желтоватый свет, изредка проплывали тени. Откуда-то доносились плач и причитания, разбавившие тишину близлежащей округи.
Иволга поежилась, не желая приближаться к залитому слезами дому. Возле небольшой лестницы толпились люди со свечами в руках. Мерклый отсвет сочился и от открытых дверей особняка. Старухи в черных платках все охали и горестно вздыхали. Мужчины тихо переговаривались, а шаловливые дети стыдливо опускали головы, регулярно получая от старших подзатыльники.
На пришедших чужаков никто не обратил внимания. Ориджин не снес такого пренебрежения к своей столичной персоне и поднялся на крыльцо. Потеснив старух, вошел в просторную, хорошо освещенную комнату. На скамьях вдоль стен сидели люди в траурных балахонах. Посередине комнаты, на высокой лавке, стоял светлый гроб, покрытый прозрачной тканью. Под ней проступало синеватое лицо покойницы с пушистым венком на голове.
Стоявший у гроба статный пожилой господин повернулся к незваным гостям. Нахмурился, пытаясь их припомнить. Странно, учитывая, как они отличались от местных жителей. Одно облачение чего стоило – как из иного мира.
– Разделяю ваше горе, милостивый господин, – тихо заговорил Ориджин, крадучись подойдя ближе. – Прошу простить, что осмелились тревожить в час печали, но нам нужна помощь. Мы заблудились в ваших краях.
Хозяин вероятно подумывал указать им на дверь, но когда Ориджин обмолвился о девушке, что посоветовала обратиться к главе поселения, озадаченно осмотрел их и призадумался. Они вместе вышли на крыльцо, и господин подозвал слугу, велев ему проводить гостей.
– Ступайте к моему брату и обождите немного, – указал мужчина на стоявший неподалеку трехэтажный особняк. – О вас там позаботятся.
– Благодарим сердечно, милостивый господин.
Мужчина кивнул и отправился обратно, принимая от соседей утешение.
Где-то в лесах выли волки, каркали качавшиеся на ветвях вороны. Легкий ветерок не давал покоя листьям, тревожно метавшимся на пыльных тропинках.
– Некстати мы пожаловали, – передернула плечами Иволга, озираясь по сторонам. – Я не хочу здесь оставаться. Это место меня угнетает.
– А меня куда больше угнетает перспектива снова ночевать на улице.
Они подошли к ограде с высокой калиткой. Рядом, в деревянной арке, висел внушительных размеров колокольчик. Ориджин собрался позвонить в него, но обернулся на спутницу, оторопело глядевшую на белевший во тьме дом.
– Что не так на этот раз?
– Дом построен из дерева, из которого делают только гробы!
Ориджин хмыкнул и раскачал тяжелый маятник. Ударник впивался в нечищеные медные бока, но его удары не порождали ни малейшего звука. Пытаясь понять в чем дело, Ориджин заглянул в колокол. Уже собрался стучать в дверь, когда рядом с ним вдруг раздался резкий звон, заставив его отпрянуть.
В доме неслышно открылась дверь. На крыльцо вышла девушка в темном платье с кружевным передником. Откинув с плеча длинную светлую косу, она подняла над головой светильню, разглядывая провожатого и чужаков.
Спустившись по ступеням, она подошла к ограде, и только тогда гости услышали, как скрипнула дверь, послышались шаги и шорох подола. Девушка, похоже, была немой, потому что беззвучно пошевелила губами, поклонилась и открыла калитку, пропуская гостей к дому. Ориджин ступил на засыпанную листьями дорожку и обернулся, посмотрев на заскрипевшую дверцу, от которой девушка уже успела отойти. Вдруг сзади раздался женский голос, приветствующий их и приглашающий войти! Похоже, именно эту фразу сказала «немая прислужница», идущая сейчас впереди.
Глянув на опешившую Иволгу, Ориджин последовал за девицей. На крыльце она остановилась, снова пошевелила губами и вошла в дом. Спустя несколько мгновений у самого уха залепетал уже знакомый голос, велевший обождать в приемной. Да что здесь происходит?
Иволга осмотрелась и ей показалось, что она в огромном гробу. У Дома Науки было кладбище и ей частенько доводилось видеть похоронную процессию. Ей до боли знаком этот запах свежей древесины и цветочных составов, какими пропитывали траурные покрывала и одеяния покойников.
Невесть откуда возникший старик с седыми косами указал на лестницу, приглашая следовать за ним на второй этаж.
На стене вдоль лестницы висели картины. Портреты, натюрморты и дорогие сердцу здешних жителей пейзажи. Вот озеро на закате, окруженное лесом. Вот тропинка, уходящая в глухомань. Вот подернутая тиной бесхозная лодка, похороненная в зарослях осеннего кустарника. Странно, но на втором этаже некоторые картины были перевернуты и более прочих вызывали интерес.
Наверху оказалось всего две комнаты. Их-то и отдали во временное пользование незнакомцам, забредшим сюда в столь неурочный момент.
Иволга осматривала скромно обставленную спальню, когда пришла служанка и поставила у окна поднос с ужином. За ней уже закрылась дверь, а рядом только прошуршал подол ее робы, проскрипели рассохшиеся половицы. Иволга передернула плечами, умылась в принесенном тазике с водой и села за стол. Аппетита, как ни странно, не было, хоть она и не ела почти сутки. К некоторым вазочкам с угощением даже не притронулась.
Растущее беспокойство не давало заснуть. Она все прислушивалась к странным стукам и скрипам, жившим своей жизнью в этом особняке. Наконец, усталость победила. Иволга провалилась в сон уже под утро, а проснулась едва рассвело. День за окном обещал быть пасмурным, оттого в комнате висел полумрак, делая ее вдвойне неуютной.
Она задула оплавившиеся свечи и нерешительно вышла в коридор. Собиралась отправиться на поиски спутника, чтобы поскорее уйти отсюда. Завернув за угол, вздрогнула и остановилась. Под окном на диванчике сидел курчавый молодой человек, задремавший над книгой. Маленькие очки едва держались на остром кончике носа, расшитая нитями закладка лежала на полу. И вот маленький томик, выскользнув из пальцев, упал ему на ногу. Парень вскинулся, подхватил отправившиеся в полет очки и только тогда заметил стоявшую напротив гостью.
– Простите за беспокойство, – посчитала не лишним извиниться Иволга, чтобы сгладить неловкость. – Разделяю ваше горе.
– Благодарю за сочувствие.
Иволга кивнула и отправилась к лестнице. Задержавшись у перил, заглянула в пустую приемную. Похоже, все ушли помогать с похоронами, а утомленному чтецу пришлось остаться и присматривать за особняком. Конечно, ведь пустили на ночлег незнакомцев, что могли умыкнуть что-нибудь ценное. Если бы только нашли, поскольку обстановка оставляла желать лучшего. В Доме Науки комнаты учеников и то богаче обставлены, чем гостевые в этом доме.
Намереваясь вернуться в комнату, дабы хозяин ее ни в чем не заподозрил, она столкнулась с бородатым мужчиной в черном балахоне. Смотрел он на нее неприветливо, но при этом пробормотал себе под нос, что она точно ангел. Хотел благословляющим жестом коснуться ее макушки, но Иволга невольно отпрянула, наткнувшись на подошедшего сзади Ориджина.
– Простите великодушно, но отобедать с вами не смогу, – указав на накрытый стол в приемной, заговорил бородатый господин. – Родне в траурный день трапезничать не положено. А вы не местные, вас обычаи эти не касаются.
Иволга и Ориджин устроились за столом, стягивая с деревянной посуды кружевные салфетки. Когда все здесь не могли есть, уплетать хрустящие лепешки, запивая их медовым напитком, было крайне стыдно.
– Ты узнал, как нам отсюда выбраться? – прошептала Иволга, склонившись к парню, словно оставивший их бородач мог подслушивать.
– Милостивый господин обещал дать проводника, но только после похорон. Воистину милостивый! А пока мы можем пожить в предоставленных нам покоях.
– Еще несколько дней в этом трауре я не выдержу, – поежилась Иволга, глянув в бревенчатый потолок, иногда скрипевший сам по себе.
– Привереда. Нам еще крупно повезло. Могли бы и дальше бродить вслепую неизвестно сколько, а так наверняка выйдем на нужную тропу.
– Если бы не ты, мы бы сюда вообще не забрели…
Ориджин глянул на нее с обидой, швырнул на стол салфетку и вышел из трапезной. Похоже, происходящее нервировало его гораздо больше, чем он хотел показать. А что она такого сказала? Ведь это правда! Мало того, что явился, когда никто не ждал, так еще и силой увез из Дома Науки! Да ладно бы увез, а то в ближайшем трактире проиграл лошадей, вынудив три дня идти пешком! Естественно, решив сократить путь и поспеть к торжеству, свернул не на ту тропу, и они благополучно заплутали. Выбрались и снова заблудились! А из здешних лесов и вовсе никак не могли выйти: с неделю кружили на одном месте!
– Ваш спутник просил устроить вам мытье, – выдернула из раздумий Иволгу стоявшая за спиной прислужница. – Извольте спуститься на этаж слуг.
Надо же, после такого нытья он еще побеспокоился об ее удобствах. Может, при случае стоит его за это поблагодарить? Нет, они не в тех отношениях…
Она последовала за девушкой на этаж слуг. В одной из комнат стояло железное корыто, наполненное горячей водой. Прислужница оставила свечу на полке, положила на табурет полотно и вышла, не проронив ни слова.
После мытья Иволга тщательно вытерлась, оделась и вышла в коридор. В комнате напротив в обнимку стояли двое – парень в очках и прислужница с косой. Тайные встречи, взгляды украдкой, чувство вины. В таких домах – дело обычное. Незваных гостей это не касается, так что лучше не смущать.
Иволга скользнула вдоль стены и пошла к лестнице, снова наткнувшись на бородатого господина. Скрестив ладони на животе, он неподвижно стоял в углу. На его бледном лице ярко выделялись черные немигающие глаза. От его остановившегося, сурового взгляда холодок побежал по спине.
– Сущий ангел, потерявший крылья, – тихо проговорил он, когда Иволга с ним поравнялась, и горестно вздохнул. – Потерявший крылья ангел…
Она едва не выронила подсвечник, облив руку воском, и поспешила в отведенные ей покои. Только закрыв дверь, немного отдышалась. Помотала головой, не понимая причину своих необоснованных страхов. У человека горе! Ей бы посочувствовать, а она шарахается от него, как от какого-то злодея.
Надеясь скоротать время, она взяла с полки книгу, села возле окна и погрузилась в чтение, чтобы немного отвлечься. Зачиталась, не заметив, как начало смеркаться, а потом и вовсе стемнело. Вошедший без стука старик, приволакивавший ногу, заставил поспешно встать. Погрозив ей пальцем, он суетливо затушил свечи, так как их осталось мало, и велел ложиться спать.
Уснешь тут после этого. В кромешной тьме, в странном доме с чужими людьми, где творится что-то неладное со звуками.
Утро она встретила у окна, так и не добравшись до кровати. С восходом солнца, изменившим очертания комнаты, все пугающие тени расползлись. Забрались в щели, надежно затаились в ожидании наступления темноты.
Мимо дома изредка проходили старухи в черных платках, старики в пыльных балахонах, девушки в поношенных траурных нарядах. В этих местах, похоже, не бывает чужой беды. Если траур, то для всех. Или же все дело в том, что несчастье постигло местного владыку и каждый таким образом пытался угодничать?
Неслышно открылась дверь. Заметив это краем глаза, Иволга обернулась. Прислужница все в той же робе с кружевным передником вежливо поклонилась, не поднимая глаз, что-то сказала и вышла. Иволга дождалась стука и выслушала проплывшее по воздуху приглашение спуститься в трапезную.
В коридоре на диванчике, на прежнем месте, сидел молодой хозяин. Поправив очки, задумчиво пригладил кудрявый чуб и положил томик на стол. Встретившись с Иволгой взглядом, кивнул в ответ на приветствие. Неужели он всю ночь сидел здесь и сторожил имущество своего дома? Так и хотелось сказать: «Успокойтесь, воровать здесь нечего!» Вот уж воистину доставили неудобства!
Осторожно спускаясь по скрипучим, местами прогнившим ступеням, Иволга задержалась на лестнице. Хотела вернуться за спутником, не желая оставаться наедине с бородатым господином, но в последний момент передумала. А то еще решит, что она хочет перед ним извиниться! Не дождется. Это его вина и точка.
В трапезной никого не было. Иволга подошла к окну и распахнула ветхие ставни, не в силах терпеть запах древесины. Повеяло сырой пылью: начинал накрапывать дождь. Вдали шумел лес, поскрипывали старые вывески и калитки.
За забором стояла седовласая старуха. Кажется, та самая, что встретилась у реки и просила донести камни. Она смотрела на окна и странно улыбалась, а потом подняла руку и указала куда-то внутрь комнаты. Иволга обернулась на подошедшего господина с бородой, возможно, давно стоявшего у нее за спиной.
– Простите, можно спросить? – поприветствовав его, осмелилась заговорить Иволга, когда мужчина устроился в кресле. – Почему в ваших краях прощание с усопшими длится так долго? Целых шесть дней…
– Долго? – похоже, удивил вопрос бородатого господина. – Три дня и три ночи душа умершего не находит покоя. Мечется в агонии, борется с осознанием того, что бренное тело более не является ее частью. В первые сутки душа отмирает, отделяется от плоти и обозревает мир с другой ступени бытия. На второй день рвется обратно в свое естество, достигая наивысшей точки страдания. В третий день смиряется и прощается с былой жизнью. В последующие три дня и три ночи, под святым куполом башни, она ищет путь в заоблачное царство. А дабы она не заплутала, не угодила в кущи мрака, не досталась дьявольским сынам, душу эту дымом трав окутывают, заклинаниями дорогу ей освещают. Долог путь из мира живых в мир мертвых. Потому только на шестой день усопшего хоронят. Ежели схоронить раньше или обряд не соблюсти, то останется душа в теле своем погребенной и никогда покоя не найдет.
– Как умерла дочь милостивого господина?
– Как угодно было богам.
Иволга не стала переспрашивать, догадавшись, что господин не желает отвечать на вопрос. Наверное, ему очень тяжело говорить об этом.
Не успев проголодаться, она нехотя выпила горьковатый напиток и откланялась. Ее беспокоило, что на завтрак Ориджин так и не спустился. Неужели всерьез разобиделся и ждет ее извинений? Раньше он не был злопамятным.
На обратном пути она задержалась возле двери его спальни. Собралась постучать, но не отважилась. С какой стати ей перед ним извиняться?
Заметив, что диван под окном пустует, она подошла к стоявшему рядом столику и, созерцая неприглядный двор, бездумно потыкала в оставленный на нем томик. Глянув на потрепанную обложку со стертым названием, перевернула книгу вверх страницами и растерянно уставилась в пустые листы. Что же так увлеченно читал парень, если в ней нет ни строчки?
Положив томик на место, она вернулась в комнату и взяла с полки книгу, скрасившую вечером вынужденное ожидание. Не понимая в чем дело, полистала и здесь чистые листочки, начиная сомневаться в своем зрении. Да, книга была не особо интересной, но ведь что-то в ней было, что увлекло на несколько часов, пока в комнату не ворвался хромой истопник!
Отбросив от себя книгу, Иволга опустилась на стул и зажала ладонями голову. Никак не могла вспомнить ни слова из недочитанной истории.
За забором снова мелькнула темная фигура со светлыми космами. Когда она вошла во двор, Иволга не заметила, но старуха уже сидела у дома на скамье. Поставив перед собой корзину, вытаскивала из нее камни и зашивала их в лоскуты черной материи. И так у нее ловко получалось, точно она этим каждый день занималась. Неужели здесь люди так часто умирают?
Иволга распахнула ставни, села на подоконник и спросила:
– Зачем вы это делаете?
– Обычай старый требует, – обернувшись на нее, отозвалась старуха. – Помнишь, я говаривала, что камни эти надобно скорбящим людям раздать? Вот петельки мастерю, чтоб провожатые на шеи себе повесили.
– А после похорон эти камни выкидывают?
– Что ты, деточка?! Ни в коем случае! Камни такие в каждом доме хранятся. В особой железной корзине, что в восточном углу приемной залы ставится.
– А камни обязательно должны быть речными?
– Нет. Впервые у реки их взяла. До этого никто не утопал.
– Дочка милостивого господина утонула?
– Утопилась, поговаривают, – не отвлекаясь от своего занятия, равнодушно пожала мосластыми плечами старуха. – Впрочем, может, и нечаянно утопла.
Отвлекшись на очередной скрип потолка, Иволга снова повернулась к старухе, но ее уже не было на скамье. Куда она успела деться вместе с тяжеленной корзиной, оставалось только гадать. Иволга захлопнула ставни, поежившись от тревожных мурашек, пробежавших по спине. Походила по комнате и решила наведаться к спутнику. Надо убедиться, что с ним все нормально.
В коридоре она снова встретила парня в очках. Он стоял у окна, печально глядя вдаль. Над ржаво-желтым лесом клубились мрачные тучи, изредка мерцали молнии, освещая ветхие крыши домов. Пейзаж не из тех, каким любуются.
– О чем она, господин? – не удержалась Иволга, кивнув на трепетно зажатый в ладонях томик.
– Мне бы тоже хотелось это знать, – грустно улыбнулся парень, прижал книгу к груди и неторопливо пошел на третий ярус.
Иволга посмотрела ему вслед, спустилась в приемную залу и отыскала в восточном углу железную корзину, покрытую черным полотном. Убедившись, что поблизости никого нет, заглянула под бархатный отворот старого покрывала.
– Хм. Ни одного камня?
Вернувшись на второй этаж, она врезалась в беззвучно вывернувшую из-за угла прислужницу, едва не выбив у нее из рук поднос с посудой.
– Почему эти полотна перевернуты? – указав на ряд картин, спросила она, когда девушка собралась спешно удалиться.
– Портреты покойных родственников принято держать так в течение года, – с большим опозданием пояснила прислужница, равнодушно глянув на стену. – Пожалуйста, не трогайте их, госпожа. Не положено. Примета плохая.
Иволга не послушала ее. Перевернула портрет зеленоглазого парня с кудрявым чубом, с маленькими очками на остром носу и отшатнулась, перегородив дорогу прислужнице. Посмотрев на нее, указала дрожащей рукой на картину.
– Это полотно случайно перевернулось?
– Нет, госпожа, – горестно вздохнула девушка. – Это молодой хозяин. Он умер чуть меньше года назад. Простите, мне надо идти.
– Подожди! – встала на пути Иволга. – Я его только что видела и даже разговаривала с ним! Вы встречались вчера в подвале! Зачем ты врешь?
– Не понимаю, о чем вы, госпожа. Молодой хозяин был хорошим человеком. Грешно так шутить над его памятью. Боги ведь все видят и слышат.
Девушка засеменила к лестнице, оставив Иволгу в растерянности. Постояв немного посреди коридора, она шагнула к другой картине и осторожно перевернула ее. Это был семейный портрет из двадцати пяти человек. Десять сидели на выстроенных полукругом стульях, остальные стояли сзади.
Иволга всматривалась в чужие лица, пока не наткнулась на одно знакомое. В центре, окруженный родней, сидел пожилой видный человек. Его она узнала без труда, хоть и видела только раз! Это был милостивый господин! За ним стоял курчавый парень в очках – молодой хозяин этого дома. Рядом возвышался и его отец – облаченный в балахон черноглазый мужчина с бородой! На дальнем плане нашлась и скромно потупившаяся прислужница в кружевном переднике, с перекинутой на плечо светлой косой.
– Простите, уважаемый! – окликнула Иволга хромого истопника, спешившего по своим делам. – Знаете, кто изображен на той картине?
– А вам зачем? – проворчал старик, недобро глянув на нее. – Помершая дочка милостивого господина. Племянница нашего хозяина. Утопла, бедняжка. Да пребудет с ней покой.
Когда старик ушел, Иволга еще долго стояла в нерешительности, а потом глубоко вздохнула и перевернула интересовавший ее портрет.
– Не может быть!
Попятившись, она развернулась и побежала к объявившемуся спутнику, поднимавшемуся по лестнице в свои покои.
– Там на одном из перевернутых портретов, на которых изображены покойники, дочка милостивого господина, которую завтра понесут в церковь!
– Удивительно, – усмехнулся Ориджин.
– Нет, ты не понял! Это та самая девушка, что переправила нас на этот берег! Она сказала, что в городке траур, а сама была в красном платье! Одна из всех жителей! На перевернутом портрете и милостивый господин, и хозяева этого дома, и прислужники! Объясни мне, что здесь происходит?
– Что-то неладное, – с улыбкой развел руками Ориджин, не утратив своего оптимизма. – Мы не сможем выбраться из капкана этого городка. Когда мне об этом сказали, я поначалу не поверил, но теперь убедился в этом. В какую бы сторону ни шел, а выходил опять к башне.
– Но ведь нам обещали дать проводника.
– Нас выведут отсюда, но при одном условии. Те, кто должен был, отказались провожать покойницу в загробный мир. Так что, это придется сделать нам, если не хотим застрять здесь навсегда. Завтра на закате нас закроют в башне на трое суток, чтобы мы провели обряд прощания.
– Ни за что! – пораженно глядя на него, помотала головой Иволга. – Зачем ты согласился? А меня спросил? Я не останусь запертой на три дня с покойницей!
Ориджин взял ее за ворот и вытолкнул за дверь. Иволга зло притопнула и вернулась в свою комнату, захлопнув качавшиеся на ветру ставни.
В полночь начался дождь. Тяжелые капли барабанили по деревянной крыше, изломанные молнии расцветали в щелях потолка. Но это не остановило Иволгу: она не поверила Ориджину и захотела удостовериться в его словах. Правда, далеко не ушла, побоявшись заблудиться в темноте. Только зря вымокла и замаралась, продрогла до костей и вернулась ни с чем. А так хотелось избежать необходимости участвовать в успокоении незнакомой им девы!
– Хорошо прогулялась? Отличная погодка, не правда ли? Так бодрит!
– Ты хоть иногда бываешь серьезным? – столкнувшись с попутчиком в коридоре, пламенела от злости и стыда Иволга. – Твоими стараниями мы снова угодили в неприятности, а ты все радуешься жизни! Всей душой тебя ненавижу!
– А уж как я тебя люблю! – притянув ее к себе, обнял Ориджин.
– Эти тени, ползающие по стенам, скрип досок, запах гроба, – всхлипывая, ударила его по плечу Иволга и прижалась к груди. – Мне так страшно!
– Ты еще совсем ребенок!
– Ничего подобного! Из нас двоих ты ведешь себя как глупый юнец.
Они долго стояли в обнимку, покачиваясь из стороны в сторону. За окном незаметно разливался восход, багрянцем пропитывая суетливо бегущие облака. Дом тоже просыпался: хлопали двери, топала прислуга, звякал колокольчик.
– Мы выпутаемся, ведь нам не привыкать, правда? – прошептал ей в макушку Ориджин, сильнее сжав в объятьях. – Ты вернешься в Дом Науки и будешь ночи напролет болтать с подружками о наших приключениях.
– Не дождутся, иначе изойдут от зависти.
– Тебя уже занесли в список?
– Куда там! Наставник говорит, что мои нераскрытые способности напоминают нездоровое яйцо. Неизвестно когда и что из него вылупится.
– Тебе нужно поспать. Отдохни хорошенько. Нам понадобятся силы.
Она вернулась в отведенную ей комнату и завалилась на кровать. Стянула с волос еще сырую от дождя ленточку и бережно разгладила помятости. За десять лет, что она провела в Доме Науки, ей лишь трижды присылали подарки. Все три раза, как ни странно, были от Ориджина. Матери она не помнила, так как та умерла пятнадцать лет назад, а отец никогда ее особо не баловал. Видите ли, хотел сына, а тут такой неприятный рыжий сюрприз! Новую супругу сюрприз тоже не порадовал, потому от него поспешили избавиться. Отправили на чужбину, оплатили обучение вперед и благополучно забыли об этом недоразумении. Даже о смерти отца, когда его не стало пять лет назад, никто не удосужился сообщить. Совершенно случайно узнала от посторонних людей спустя пять месяцев!
Помотав головой, Иволга отбросила неуместные сейчас раздумья. Уткнувшись в подушку, не заметила, как покатилась в сон и проспала до вечера.
На закате пожаловала прислужница и сообщила, что их ждут в доме покойницы. От одной мысли, что им предстоит сделать, передергивало.
Минуя лужи, запорошенные рваной листвой, они пришли к жилищу господина. У дома толпилось человек двадцать, погруженных в свое отчаяние. Посторонившись и пропустив чужаков, они выстроились в два ряда, образовав подобие коридора. Иволга нерешительно поднялась на крыльцо и шагнула в приемную. Все картины в ней висели перевернутыми, словно живых людей здесь больше не осталось.
Милостивый господин, постояв над телом дочери, поцеловал ее в висок и удрученно кивнул шестерым провожающим. Те осторожно подняли гроб и понесли его к выходу. Едва ступили на крыльцо, как отовсюду посыпались причитания, женский плач и нечеловеческие завывания.
– Да зачем же ты нас покинула?! Да как же мы без тебя?!
– Горе какое, горе нам всем! Смилуйтесь над нами!
Безутешный отец указал на огарок, что стоял в изголовье гроба три дня. Теперь его нужно донести до церкви и зажечь им находившиеся там свечи.
Иволга спешно посторонилась, когда провожатые поравнялись с ней, и задержалась на высоком крыльце. Не могла отвести взгляда от покойницы, облаченной в багряное платье, подпоясанное желтой бечевкой. На фоне светлых прядей, уложенных на плечи, ярко выделялся венок из желтых листьев. Один листок в нем был алым и блестел на пепельном лбу мазком крови.
– Она сама себе сплела венец? – растерянно прошептала Иволга, убедившись, что в гробу лежит та самая дева, встретившая их на другом берегу.
А ведь она предупреждала, что не вовремя они пожаловали! Надо было с большим уважением отнестись к чужому горю и не лезть со своими просьбами!
Провожающие вышли на дорогу и двинулись по траурному коридору горюющих к освещенной закатными лучами башне. Вся округа утонула в жалостных причитаниях. Старухи плакали навзрыд, готовые рвать на себе волосы. Женщины тоже убивались, пытаясь дотянуться до рюшек траурного покрывала. Не прятали слез и мужчины, согбенные под тяжестью не то висевших на груди камней, не то истинного горя от потери всеобщей любимицы.
Иволга посмотрела на врученный ей огарок. Пришлось беречь его беспокойный огонек от ветра и взметавшихся рукавов провожающих. Это оказалось непросто, и она сосредоточила все внимание на нем. С каждым шагом башенка приближалась, надвигалась подобно грозовой тучи.
Яркие лучи, как наточенные иглы, пронзали кроны и до боли слепили, но Иволга заметила, что идущие впереди люди не отбрасывают тень. Казалось, гроб летел по воздуху, волоча по сырой тропе свой размытый абрис.
Она шла все медленнее. Зажатая со всех сторон людьми, порывалась выскочить вперед, но ничего не получалось. Ее пленил этот траурный коридор, неумолимо ведущий к рассохшемуся крыльцу. Чем ближе они подходили к заколоченным ставням и закрытой перекладиной дверью, тем страшнее становилось. Сидеть запертыми в башенке с покойницей, что прогуливалась по лесу, когда в городке уже был траур по ней… А если они не сумеют проводить ее? Или через три дня их не выпустят? Зачем только согласились?!
Со скрипом распахнулись двери. Первой в круглую, тесную зальцу впустили Иволгу, внесшую в непроглядную тьму догоравший огарок. С глубокого потолка свисали цепи, на которые и подвесили принесенный гроб. Под ним, на ковре священной пыли, был выложен круг из свечей. В каждом углу стояли подставки с истлевшими фолиантами, хранившими все нужные заговоры. На стенах, обвитые паутиной, проглядывали масленые росписи. Местами стертые, местами облупившиеся, они все равно навевали ужас. Чего только стоил лохматый старец, державший на подносе кровоточащую голову младенца.
Иволга застряла на пороге, не находя в себе смелости шагнуть внутрь. Возможно, она в последний раз видит небо и солнце! Уж лучше вечность пытаться найти выход из этого городка, чем добровольно ступить в эту жуткую башню!
Заметив, что она начинает пятиться, Ориджин поймал ее за руку. Сжав запястье, заставил войти и встать рядом.
– Благословлены вы на то, чтобы даровать упокоившейся освобождение от бренной плоти и направить дух ее в мир загробный, – в воцарившейся тишине сказал бородатый господин и нарисовал в воздухе охранительный жест.
Двери поспешно захлопнулись, забрав последний закатный лучик. Следом с глухим стуком опустилась на стальные петли перекладина, наглухо запершая благословленных чужаков в обители скорби. Иволга оттолкнула Ориджина и бросилась к выходу, ударив по стальным завитушкам кулаком. Бродивший поблизости страх настиг, перехватил дыхание, обрушил лавину всхлипов.
Пока она сидела на полу, Ориджин поджигал свечи. Запалил и пучки трав, пылившиеся в подвешенных на окнах чашах. Отовсюду потянулись серые ниточки дыма, опутав воздух ароматом можжевельника и полыни. Похоже, он решил отнестись к возложенной на них обязанности со всей серьезностью. Да, надо попытаться сделать все, чтобы освободить душу покойной от бренного тела! Тогда, возможно, сами они высвободятся из силков этого распроклятого места.
– Думаешь, они придут за нами? – вытирая слезы, спросила Иволга.
– Если мы сделаем все, как подобает.
Ориджин сдул с фолианта пыль и открыл его. Подавшись вперед, полистал ветхие страницы, выискивая в них обещанные заговоры. Иволга обнаружила в своей книге ту же пустоту и посмотрела на парня поверх гроба.
– Ни строчки! Как же нам читать заговоры, если мы ни одного не знаем? Что теперь делать? Три дня и три ночи молча переворачивать чистые листы?
Ориджин пожал плечами. Иволга в отчаянии всплеснула руками. Какое-то время они ходили по зале, надеясь найти выход из уготованной ловушки. Потом стояли у подставок, усердно листая фолианты в надежде, что писание в них волшебным образом появится и можно будет приступить к чтению. Ни скамьи, ни табуретов в зале не было. Сидеть здесь, видимо, было не положено. Однако, ближе к ночи Иволга уже не могла стоять, потому опустилась на пол. Несмотря на клубившееся внутри напряжение, начинало клонить в сон. Она поняла, что проваливается в дрему, не в состоянии бороться с усталостью.
– Как, уже выспалась? – невинно заморгал Ориджин, запустив в нее огарком.
Иволга, получив восковым комом по лбу, подобрала свечу и хотела ответить тем же, но вовремя опомнилась. Что они делают? Забыли, где находятся?
Она поднялась, надеясь, что стоя не заснет. Вернувшись к подставке, оперлась на нее и посмотрела в сторону гроба. На пепельно-сером лице покойницы поблескивали влажные полосы, словно она только что плакала. Шевельнулся алый листок на лбу. Неужто и сквозняк, прощаясь с девушкой, поцеловал ее в лоб? Как от горестного вздоха колыхнулись рюши отворота. Откликнувшись на хоровод огоньков, блеснули на пальцах перстеньки.
Иволга зажмурилась и помотала головой, но сбросить с себя тяжесть надвигающегося сна не сумела. Она уже не могла стоять, то и дело хватаясь за подставку, чтобы не упасть. Что толку, если все с самого начала пошло не так?
Опустившись на пол, она привалилась к стене и обняла колени. Спину ломило, шея нестерпимо болела, а виски сдавливало все сильнее. Хотелось плакать, но даже на это не осталось сил. Все кончено, они пропали. Без заговоров им не проводить усопшую, а значит, не получить и проводника. Да что там, их, наверное, отсюда и не выпустят. Надо найти другой способ выбраться.
– Ты ничего не слышал? – насторожилась Иволга, подняв голову с колен и посмотрев на Ориджина. – Какой-то странный шорох и тихий скрип…
– Листья по стенам скользят, летучие мыши под потолком чешутся.
Иволга поежилась, устроилась удобнее и ненадолго задремала.
Щеку овеяло теплом, словно к лицу поднесли светильню. Запах полыни, смешанный с сырой пылью стал просто нестерпим. В носу защекотало и Иволга собралась чихнуть, вынырнув из показавшегося спасительным забытья. Заметив, что Ориджин заснул в противоположном углу, оставив ее наедине с покойницей, собралась его разбудить, но не дошла до него. Присмотрелась к свечному кольцу. Внутри него, на толстом слое пыли, темнели легкие следы.
– Ориджин! – позвала в полголоса Иволга, скованная новой петлей страха. – Проснись! Ты ступал внутрь огненного круга? Подходил к ней?
– Приревновала? – сонно откликнулся Ориджин.
– Откуда взялись эти следы? Ты же тоже их видишь?
Ориджин нехотя поднялся и подошел ближе. Уперев кулаки в бока, долго стоял у свечного круга, а потом повернулся к Иволге и развел руками. Она не находила слов, поскольку никаких следов у гроба не было. Доказывать, что видела их мгновение назад не стала. Лучше признать, что просто померещилось и избежать ненужного спора. Так она и сделала, поспешно вернувшись к стене.
За окнами скулил ветер, осыпая стены колкими листьями. Доносился жалобный вой волков и надрывные крики неясыти. Поскрипывали сухие деревья, трещали отжившие свое ветки, хлопали калитки у нежилых домов.
Иволга зажала ладонями уши: все эти звуки усугубляли головную боль. Три дня и три ночи в этом склепе она не выдержит! Нужно выбираться отсюда. Но как, если окна заколочены, а дверь надежно заперта снаружи? Не взбираться же по цепям гроба под ветхий купол в попытке вылезти в один из проломов? Иволга сразу отмела эту мысль, но все же посмотрела в терявшийся во тьме потолок и отпрянула в угол.
В потолочную дыру влетел обезумевший ворон и взбаламутил с десяток летучих мышей. На миг все вокруг задернуло сизой пылью, кувыркавшимися в воздухе перьями и кляксами теней. Погасло несколько огарков.
– Кыш отсюда! – шепотом велела Иволга и махнула на пернатого, нагло усевшегося на бортик гроба. Ворон нахохлился, склонился вперед и протяжно каркнул, явно гневаясь на занявших его пристанище чужаков.
Иволга побоялась настаивать на своем. Попятившись, вооружилась книгой, на случай если ворону вздумается напасть, и подошла к парню.
– В зале четыре подставки и четыре фолианта, – потыкав пальцем в углы, заговорила она. – Выходит, читать заговоры положено вчетвером?
– Гадаешь, почему, в таком случае, это дело поручили двоим? – устало вздохнул Ориджин, скрестив руки на груди. – Я же говорил, что кроме нас, других желающих поучаствовать в ритуале не нашлось.
– А мы прямо горели желанием!
Иволга ухватила его за плечо, едва не сбив с ног. Тот собрался возмутиться, но повременил, проследив за ее пальцем. Она указала на тень, очертившуюся на противоположной стене. Это была тень покойницы! Сев в гробу, она погрозила им пальцем и снова плавно опустилась на подушку.
– Ты это видел?! Мне не почудилось!
– Не сходи с ума. Еще успеешь.
Время точно застыло на месте. Свечи обливались воском, но не становились огарками, не давая возможности даже предположить, сколько часов минуло с того момента, как их заперли в этой зале. Жажда и голод все чаще напоминали о себе, хотя еще недавно даже думать о еде не хотелось.
– Мне кажется, она не желает покидать этот мир, – после долгого молчания заговорила Иволга, глянув на севшего рядом Ориджина. – Хочет, чтобы черный траур по ней извел всех здешних обитателей. Зачем заставлять страдать близких? Вот почему никто не отважился на это дело. Все, кто пытался, потерпел неудачу. Она никому не позволила закончить ритуал. Ты там спишь, чтоб тебя? Я говорю, что здешние жители не поручили бы чужакам, не знающим их обычаи, проводить обряд прощания. Но они пошли на это, поскольку у них не было выбора. Никого не нашлось для этого дела, потому что все они здесь уже мертвы!
– Она могла бы утопить нас еще в реке, а не везти на свои похороны.
Иволга призадумалась, рисуя на пыльном полу крестики. Так за этим занятием и заснула, уткнувшись носом в колени. Легкий толчок в плечо заставил ее очнуться. Ориджин потыкал ее локтем и кивнул в стороне гроба. Иволга вжалась в стену, перестав дышать и боясь пошевелиться. В просторном свечном круге слепо бродила покойница. От ее резких, ломаных движений испуганно метались огоньки и пустившиеся в пляс бесформенные тени. В какой-то момент показалось, что девушка встретилась с Иволгой взглядом. Синие глаза раскрылись шире и блеснули под кленовыми листьями венка. Стиснув зубы, она поскребла ногтями воздух, пытаясь прорваться сквозь кольцо огня. Обожглась и попятилась, сделала пару кругов, ступая по своим следам, и неведомо как вернулась на смертное ложе, заняв прежнюю позу.
– Все дело в травах! – опережая надвигающуюся истерику, заверил Иволгу Ориджин. – Это они порождают видения! Только и всего. Успокойся.
– Боги, мне еще никогда в жизни не было так страшно!
Нет, по-настоящему страшно ей стало через несколько часов. Она проснулась от протяжного карканья поселившегося в зале ворона. Покойница стояла в гробу и, держась за цепи, усиленно его раскачивала. Рюшки покрывала скользили над полом, едва не задевая трепещущие огоньки свечей.
– Она пытается потушить огненный круг! Он не дает ей выйти из него!
Жуткий маятник раскачивался все сильнее. Несколько свечей опрокинулось, раскатилось по пыльному полу, оставляя быстро стынущие монетки воска. На сосредоточенном лице покойницы промелькнуло злорадное торжество. Выставив перед собой руку, она нащупала лазейку из погасших огарков. Сильнее раскачав гроб, попыталась дотянуться до Иволги. Промежуток в три погасшие свечи оказался слишком узок, и она отпрянула, обожженная теплом и светом. Сколько ни пыталась, а добиться желаемого не смогла. Но и сдаваться не собиралась. Подняв глаза к потолку, раскинула руки, как бы призывая в помощь невидимую силу.
– Нужно восстановить круг! – толкнув Ориджина, крикнула Иволга. – Скорее, пока она не разрушила его окончательно! Ты зажигай свечи там, а я – тут!
Иволга метнулась к раскатившимся огаркам и спешно расставила их в прежнем порядке. Руки тряслись и она никак не могла поджечь фитиль. Взяла другой огарок, но и с ним ничего не вышло. Погасшие свечи больше не горели!
– Бесполезно! – крикнул с другой стороны круга Ориджин.
Иволга бросила эту затею и отбежала подальше. Утратившая силы покойница уже мирно лежала в едва-едва покачивавшемся гробу. Неужто те, к кому она взывала, не откликнулись на зов, не пришли на помощь?
Ориджин шумно выдохнул и привалился к стене. Иволга последовала его примеру и сползла на пол, стиснув лихорадочно дрожавшие колени.
– Что будет, когда она погасит все огни? – устало прошептала Иволга, привалившись к плечу Ориджина. – Она выйдет из круга и отыщет нас.
– Я не дам ей тебя обидеть.
– В одолжениях не нуждаюсь. Я не привыкла полагаться на других.
– Ты с детства очень самостоятельная.
– Сиротам положено рано взрослеть.
– Ты говоришь мне это назло?
– У меня нет семьи. В мире нет ни одного близкого мне человека.
Начался дождь. Поначалу они не придали этому значения, пока бежавшие с дырявого купола струйки не начали гасить свечи. Вот оно! Откликнувшаяся помощь, которую призывала покойница! Бесполезно было спасать шипевшие огоньки, безропотно сдавшиеся беспощадному мраку. В круге образовалось несколько прорех, достаточно широких, чтобы пройти в них и не обжечься.
Иволга не нашла ничего лучше, как поставить в них раскрытые фолианты. Как ни странно, но они надежно залатали брешь. Когда в очередной раз покойница попыталась выйти и наткнулась на веер страниц, то ее аж передернуло. Растерянно попятившись, она задела ногой другой фолиант и отпрянула. Заметалась на месте и выглядела такой загнанной, напуганной и беспомощной.
Иволга уже подумала, что дева готова смириться с неудачей, когда та вдруг впилась пальцами в венок и завопила, пронзив криком всю башенку.
Ориджина подкинуло вверх, закружило и ударило о стену. Свалившись на пол, он едва не угодил в огонь. Не успел подняться, как снова оказался под потолком, окруженный стаей нетопырей, и врезался в подставку. Иволга подбежала к нему, разгоняя атаковавших его мышей, но помочь не успела. Увидела за мельтешащими крыльями исполосованное в кровь лицо, ободранные руки и превратившийся в лоскуты шарфик. Ориджин скользнул по полу, влепился в намертво скованные огарки и потерял сознание.
– Алильда! – закричала Иволга, заставив покойницу вздрогнуть. – Внемли моим речам! Прозрей для лика моего! Услышь мой голос!
Отбиваясь от хлеставших ее нетопырей, смахивая бегущую по щекам кровь, она не сводила глаз с покойницы, повернувшей голову в ее сторону.
– Я знаю, какая боль тебя терзает! – продолжала кричать Иволга. – Какой страх гложет изнутри! Но неужели ты не хочешь познать покоя?!
– Ты ничего не ведаешь! – ломким голосом, вторящим ее резким движениям, отозвалась девушка. – Ни о моей боли, ни о моем страхе! Никто не помешает мне остаться здесь! Где царит вечный траур по мне! Где будут всегда литься слезы! Никто не снимет камни с груди, не обрядится в светлые одежи!
Легкий взмах руки, и Иволгу, как бабочку ветром, отнесло в угол. Рухнув на приколоченную к полу подставку, она развалила ее в щепки. С трудом поднявшись, ухватилась за щербатый подоконник, чтобы не упасть. Перед глазами все плыло, но она не позволила себе потерять сознание. Только не сейчас!
– Ты хотела совсем иного, провожая нас на этот берег! Ты послала чужаков к своему отцу, зная, что он поручит им провести обряд! Надеялась, что нам удастся освободить твою душу и остановить это безумие! Принести успокоение и тебе, и всем обитателям этого городка. Ты стала рабой своей ненависти! Но была бы ненависть так велика, если бы не было любви?! Ранила бы боль, не будь раскаяния?!
Алильда смотрела на Иволгу как на лютого врага. Синие губы начали подрагивать, по впалым щекам побежали блестящие капли.
– Ты любила свою чародейскую силу, что давала тебе власть над людьми! Ты прибегла к чарам, соблазнив своего кузена, а он раскрыл твою тайну. Милостивый господин не снес такого позора. Спустился на берег, где ты собирала цветы, еще ни о чем не догадываясь, и молча утопил в реке!
Покойница отпрянула, словно последние слова были пощечиной. Не в силах совладать с дрожью, посмотрела на свои трепещущие руки и сжала кулаки.
– Плакал и топил, наконец, поверив, что любимая дочь – ведьма! – все громче говорила Иволга, едва держась на ногах. – Обезумев от горя, неся тебя на руках домой, встретился с братом, и тот обо всем догадался. А чтобы никто больше не узнал, твой отец в тот же день убил брата! Ведь не мог допустить, чтобы тебя похоронили без священного ритуала, чтобы обрекли на вечные муки.
Помотав лохматой головой, Алильда закрыла ладонями уши. Не желая ничего слушать, притопнула и опустилась на колени. Иволга оклемалась от очередного падения и продолжила, кое-как поднявшись с пола.
– Дабы никто не смог прочесть молитвы, ты вытравила их из писания. Вначале умирали Молящиеся, потом – простые смертные. Ты заставила их скорбеть о твоей гибели, раскаиваться в содеянном и целую вечность носить траур. Но правда в том, что ты просто не можешь расстаться с любимыми! Освободись от этого места, от этой башни, от этого гроба! Боль угаснет вместе с последними свечами! Отболит и затухнет! Развеется дымом!
В зале становилось все темнее. Огарки гасли один за другим. В сгустившемся мраке едва виднелась застывшая фигура покойницы. Будто вечность в тишине, и вот Алильда отмерла и поднялась с колен. Больше никаких преград, ничто не могло препятствовать ее намерению уничтожить врагов.
Ничто, кроме нее самой.
Она начала метаться и биться в невидимые стены. Разрывая сведенными судорогой пальцами венок, безумно завывала, в промежутках то смеясь, то отчаянно рыдая. Нетопыри остервенело кидались на стены, ворон в панике кружил под куполом. Где-то над крышей все громче кричали совы. Или это были такие же истерзанные, запертые во времени души?
Иволга не могла смотреть на эти муки, на борьбу темной и светлой половины, на ужасающую агонию не желавшей сдаваться ведьмы. Размазывая по щекам слезы, осторожно подползла к Ориджину, подергав его за ворот. Приложилась ухом к его груди, но так и не поняла, дышит он или нет.
– Пожалуйста, не забирайте его! – запрокинув голову, простонала она и снова уткнулась в окровавленный ворот парня. – Ориджин, не сдавайся! Слышишь, брат? У меня же, кроме тебя, больше никого нет. Ты – моя семья.
Незаметно все начало стихать – крики и смех, стоны и всхлипы. В зале остался лишь один огонек, державшийся на самом кончике фитиля. Алильда медленно опустилась на свое ложе, сложила руки на груди и закрыла глаза. В этот момент беспомощный огарок погас, и башню затопила слепящая темнота.
Иволга глухо плакала, не в силах подняться с пола. Похоже, она ненадолго потеряла сознание, поскольку не заметила, когда за ее спиной открылись двери. Жмурясь от утреннего света, ворвавшегося в проем, она не верила глазам.
– Ориджин! Слава богам! Я думала, ты уже не очнешься!
– Прости, что подвел тебя. Не смог защитить, как обещал.
– Ты всегда был трепачом, – отмахнулась Иволга, помогая ему сесть.
– Как ты это сделала? – вяло сжав ее пальцы, спросил Ориджин.
– Помнишь, я говорила, что мои нераскрытые способности как нездоровое яйцо и неизвестно когда и что из него вылупится? Из яйца вылупился медиум!
Она с трудом улыбнулась и прижала ладонь к щеке, исполосованной когтями летучих мышей. Ориджин, опираясь на ее руку, кое-как поднялся. Поддерживая друг друга, они доковыляли до выхода и задержались на пороге. Оглянулись на пустой гроб, от которого в луч солнца поднимался дух Алильды.
– Она, наконец, освободилась. Они все теперь свободны.
Жители городка и впрямь сбросили оковы, державшие их в этом месте. Не держали они больше и невольных пленников.
Когда Иволга и Ориджин брели по улицам, им никто не встретился. Только пустые дома смотрели в спины, только старые калитки провожали на все голоса, только вывески махали вслед уходящей паре. Черная угрюмая башня, приковавшая случайных прохожих, незаметно таяла в утреннем мороке.