По тем временам многие зэки считали Саниным другом одну незаметную (в силу его уединённой работы, из-за которой он целыми днями находился в одном и том же помещении), но довольно интересную личность – местное население добродушно окрестило его «Юликом» после выхода на экраны мультика с участием коня Юлика, бывшего библиотекарем у царя. На самом деле библиотекаря звали Юрой и горбатился он на нескольких «царей» сразу. Но для зэков этого было достаточно – созвучие имен и сходство специальностей, а заодно вроде и смешно. Хоть смешного в зоновской жизни мало! Так вот и прозвали они здешнего книжного червя «Юликом».

Библиотекарь этот был человеком неопределённого возраста – с одинаковой лёгкостью ему можно было дать и 30, и 40 лет. Спокойным, добродушным, покладистым. Что никак не вязалось с его сроком и статьёй – сидел он за убийство, а срок был на год меньше Саниного. Впрочем, по официальной версии Саня тоже был осуждён за убийство, да ещё с изнасилованием. А ведь на самом деле всё это было полнейшей чушью.

Санёк не оправдывал приятеля, но он хорошо знал – на что способны наши доблестные мусора.

Как точно прозвище определяет сущность! Хотя… «круг общения определяет манеру поведения»? – это совершенно неудивительно с учётом того, что они ежедневно, с утра до вечера, копаются в человеческих отбросах), когда дело касается ранее судимого.

Тут уж отвертеться можно только чудом. А поскольку находились они в колонии строгого режима – где сидели, в основном, обладатели второй, как минимум, судимости – можно было почти со 100 %-й уверенностью утверждать, что судимость эта у Юры была не первая. А значит и попасть сюда он мог по самым разным причинам. Как по своей вине, так и по чьей-то прихоти.

Тем не менее, Саня ценил в приятеле его спокойствие, способность без мата поговорить почти на любую тему. Хотя и знал, что на самом деле тот был не таким уж и хорошим. Чего стоило уже то, что такой вот практически безбедной жизнью он был обязан самопожертвованию своей матери. Она, будучи на пенсии, подрабатывала на двух работах. И при этом экономила каждую копейку, на которые она раз, а то и два в месяц, посылала сыну посылки. В данном случае слово «посылка» не отражает в полной мере понимания её объёма – каждая из них приходила не в скромном ящичке, вмещающем килограмм 10 от силы, а была зашита в большой мешок, в каких обычно помещают 70 кг муки, к примеру.

Таким вот образом мать помогала своему сыну, чтобы тот нормально питался и мог обеспечить себе в зоне другие блага. В частности, своей зоновской «специальностью» Юлик тоже был обязан именно такой вот обеспеченности, позволявшей ему материнскими продуктами подкармливать местных «властьимущих» – и зэков, и мусоров. Эти тоже не стеснялись сшибать продукты и сигареты у таких, как Юлик. Более того – частенько они прибегали первыми за подачкой. А что, ведь за забором всё это денег стоило! Здесь же они могли обеспечить себе вполне приличный стол, хорошие сигареты и ароматный кофе с шоколадными, к примеру, конфетами за один только благосклонный взгляд. Чем и пользовались с присущей им наглостью.

Саню посылками лишний раз не баловали, но он и сам был бы против такого вот чрезмерного усердия. А уж кормить кого-то тем, что оторвала от себя мать?!. Ему, к примеру, родня присылала что-то раз в год – ко дню рождения. И объём посылки далеко не всегда доходил до 10-килограммовой отметки. Но Саня сам себя обеспечивал по возможности, работая с утра до вечера. Жратвой, помимо баланды, он себя не баловал, но сигареты с чаем у него всегда свои были.

И каждый раз, берясь за ту или иную работу, он погружался в неё целиком. При этом «ассортимент был довольно широкий – в основном всё, что так или иначе связано с писаниной: открытки, бирки – «бейджики по-современному, конспекты, курсовые, контрольные, дипломные работы, иногда брался за переводы попроще с английского, португальского или латыни. Обычно перед началом работы он оценивал объём и назначал цену. Упрощало ситуацию то, что задания были примерно одинаковыми и на одни и те же темы – любой баран бы заучил!

Причём, в большинстве случаев «зарплату» он брал сразу, не особенно надеясь на порядочность заказчика, вне зависимости от того, кто был заказчиком – зэк или представитель администрации. Кидаловом с удовольствием занимались и те, и другие. Интересно заметить, что среди зэков кидалово процветало у блатных, а среди мусоров – у оперов. Наверное потому, что и те и другие чувствовали себя хозяевами положения в этом заведении. Были, конечно, и исключения в обеих категориях клиентов, но исключения, как говорится, «только подтверждают правило».

А Юлик целыми днями сидел в своей библиотеке (небольшом помещении – 25–30 «квадратов» – с низкими потолками), читал книжки и ждал очередной посылки от своей мамы. «Взрослый, вроде бы мужик, а сидит у матери на шее!» – возмущался Саша…

Хотя, чего греха таить, иногда и Саша перехватывал у приятеля то пачку сигарет, то чего-нибудь вкусненького. И его при этом не слишком беспокоило – на какие деньги куплены эти продукты или сигареты? Не голодает ли человек, высылающий эти разносолы? Одно время Саня придерживался того мнения, что наживаться на здоровье чьей-то матери нечестно. Но потом, видя беспримерную наглость окружающих, он стал относиться к этому несколько иначе. В самом деле, почему он должен упускать такую возможность, ведь всё равно значительная часть материнских усилий, посланных сыночку-библиотекарю, безвозвратно таяла в ненасытных утробах тех, кто неизменно появлялся рядом с Юликом, когда тот получал очередную посылку, и потом исчезал до следующей. А Саня по крайней мере практически каждый день общался с библиотекарем и оказывал посильную помощь в том или ином вопросе.

Особенно, когда эти вопросы касались Саниной зоновской специальности. Как уже говорилось – так повелось ещё с малолетки, что он, попадая в МЛС, занимал там часто пустующую нишу «писаря». Народ там в большинстве своём был довольно безграмотный – Саня сам был очевидцем того, как один его знакомый сделал 4 ошибки в слове из 3-х букв. Если бы сам не видел, то решил бы, что всё это выдумано кем-то «ради красного словца».

Поэтому люди, умеющие грамотно писать, ценились и милицией, и зэками. У первых канцелярской работы было – хоть отбавляй, а самим заниматься этим лень. Да и зачем, если рядом почти всегда были такие, как Саня?!. А вторым тоже постоянно что-то нужно было – то какую-то жалобу или заявление составить, то жалостливое письмо заочке написать, то красиво открытку с праздником маме подписать… а с грамотой проблемы. Так что без работы Саня не сидел и голодным, соответственно, не был. Платили, правда, за это не так уж много, но выручало обилие заказов…

Однако вернёмся к Юлику. С Саней они нашли общий язык опять-таки из-за писанины, которой периодически у библиотекаря хватало. Начальство минимум раз в год заставляло Юлика делать перепись содержимого библиотеки. А там находилось тогда порядка 20000 томов. Треть из которых были откровенной чушью – вроде собраний сочинений Маркса или Ленина, но и эту ерунду необходимо было переписать, внести в реестр. Ещё треть была всевозможными учебниками и пособиями. Но это не значит, что руководство лагеря пыталось таким образом повысить специальные знания подопечных. Всё было намного проще – завозили сюда что попало. Точнее – то, что никому не нужно в других местах. Оставшуюся треть делили между собой классики и современные писатели-однодневки, пичкающие народ дешёвым детективным чтивом.

А сам Юлик заниматься этим не хотел. Вот и нанимал он в такие моменты Саню, которому в зоне не было равных по скорости письма. Особенно, когда дело касалось больших объёмов писанины, и требовалась ещё и усидчивость. К тому же, писал он грамотно, чётким почерком и с требованиями по оплате не наглел.

Да и читателем Саня был заядлым, что льстило библиотекарю, и удобным. Ведь основную массу интересовали те самые дешёвые детективы в ярких обложках, поэтому за ними постоянно стояла очередь. А Саня предпочитал классиков – Куприна, Достоевского, Толстого, Пушкина, Бунина, и многих других. Поэтому конкурентов у него было очень мало. Кроме того, время от времени он ещё и баловал приятеля то сигаретами (сам он в последние годы не курил), то чаем, до которого большинство зэков большие охотники. Короче – было у них полное согласие и взаимопонимание.

А кроме всего прочего объединяло их то, что, закрывшись в библиотеке, могли они обсудить проделки нового начальника («хозяина», как почтительно величали его зэки) колонии Мудяка. Тот пришёл в зону относительно недавно, но уже успел прославиться среди осуждённых и персонала своей откровенной алчностью и жестокостью. Да, он в короткие сроки наладил запущенное производство колонии, но всю прибыль при этом направил исключительно в свой карман. Помимо всего прочего, этот Мудяк (одна фамилия чего стоит, но главное – соответствует действительности!) ввёл систему всевозможных штрафов и наказаний за те или иные прегрешения. Штрафы он чаще всего применял к сотрудникам, которые из-за этого частенько получали только часть зарплаты – и не факт, что большую! А наказания, в т. ч. физические, относились к тем, с кого взять было нечего – к зэкам.

Основной проблемой в общении с Мудяком было то, что личностью он был авторитарной и совершенно не интересовался чьим-то мнением. В этом отношении администрация и осужденные были для него на одном уровне. Право голоса имел только он, а все остальные должны были его слушать и безропотно выполнять указания «барина». Такое название имела должность начальника колонии среди некоторых зэков. Чаще всего – так называемой «старой закалки», т. е. к своему 50-летию благополучно отсидевших не один раз, что в общей сложности составляло от 30 до 35 лет.

…Саню знали все – и зэки и мусора, но при этом он был лицом как бы неофициальным. Поэтому его работа не затрагивала интересов начальника, который рад был всех впрячь в своё производство. И его не устраивали те, кто работал сам на себя. Но, как ни крути, а Саша выполнял ещё массу работы за (он работал именно «за», а не «на») мусоров, и те прикрывали его от строгого начальственного взгляда… А вот должность библиотекаря была вполне официальной.

Поэтому полковник Мудяк считал себя не то что вправе, а даже обязанным контролировать своего работника, если не сказать – «холопа», и иметь с него какую-то мзду. Ну и Юлик, боясь потерять тёплое место и загреметь на производство в холодные даже летом, пропитанные мазутом и маслом цеха, так или иначе платил – то товары какие-то канцелярские на нужды колонии, то краска или ещё какой-то стройматериал для проведения одного из целой череды нескончаемых ремонтов. Вот только фактически оплачивала всё это его мать. А он бессовестно этим пользовался: мол, я сейчас бедный-несчастный «сиделец», лишённый всяческих благ и помогать такому – святая обязанность родни. Только почему-то он не вспоминал, что из всей родни нагрузила себя помощью одна только бедная старушка-мать, готовая последнюю каплю крови отдать за своего сыночка.

Короче – Мудяк находил причины придраться время от времени к библиотекарю и принудить его к очередной мзде. Ну, а Юлик исправно платил, пользуясь материнской любовью…

Как ни крути и что бы там ни говорилось, но Саня был дружен с библиотекарем. Смысл в этом имелся – и библиотека была для него открыта в любое время, и возможность периодической подработки имелась. А отношения библиотекаря с Мудяком… в конце концов – это его личные проблемы. Нравится ему платить – да пожалуйста! Не стесняется он напрягать мать – это её проблемы. К тому же, Юлик был далеко не единственным зэком, беззастенчиво доящим свою мать. Всё равно помочь в этом смысле Саня не мог ни библиотекарю, ни его матери. А читать нравоучения… кто он такой?!. К тому же Саня на своей собственной шкуре испытал наглость Мудяка и прекрасно знал, что противостоять ей сможет не каждый. Тем более – бесправный зэк.

Санёк и сам дважды сталкивался с этим… предпринимателем в погонах. Первый раз начальник в качестве наказания за мелкую бытовую провинность (фактически – это был всего лишь повод придраться!) нагрузил его неоплачиваемой работой, на которую, по расчётам Мудяка, проштрафившийся зэк должен был потратить не менее 10 дней. Но Саня принёс заказ уже через три. И начальник даже опешил от такой скорости…

Хотя Саня и не собирался угождать начальству. Всё было намного проще и прагматичнее – надо было быстрее разделаться с неоплачиваемым заказом (от которого, к сожалению, нельзя отказаться!), чтобы взяться за работу, приносящую доход.

А второй раз они столкнулись у начальника в кабинете, где Саня, по замыслу начальника, должен был с опущенной головой раскаяться в несовершённых «грехах». Просто один местный сучонок внаглую подставил доверчивого лоха. Но вышло так, что в отчаявшегося осужденного тогда вселился какой-то бес и он, вместо раскаяния, с вежливой улыбкой подколол начальника.

Ну и тот, не ожидавший от зэка такой наглости (которая изначально считалась его – начальника – прерогативой), запер того в изолятор – холодную одиночную камеру в самой середине января. Правда, продержали там Саню недолго, поскольку настоящей вины за ним не было. Всего лишь день. И уже по отбою его выпустили. Только и того, что замёрз. Санёк даже не психовал, посмеиваясь над беспомощностью начальника.

И был неправ, как оказалось. Начальник не забыл его наглую улыбку и в скором времени создал Сане самые невыносимые условия – его стали цеплять, по поводу и без, и зэки и мусора, которые помельче рангом. Офицеры помалкивали – всё-таки Санёк не один экзамен за них сдал, не говоря уже о горе исписанных конспектов – но и работы больше ему не подкидывали. Даже Юлик притих в своей библиотеке.

Начальник ввёл для Сани «режим изоляции». А с учётом того, что «пятнашка» была уже на исходе – оставалось каких-то полтора года, нервы Санины были на пределе и новый стресс сделал своё дело – одним прекрасным утром его хватил инсульт…