Дед с внуком шли улицами города и с улыбкой принимали весенние солнечные лучи. Настроение у обоих было замечательное, охота была верить в самые радужные перспективы…

– Сеньор Маньячелли! – Степаныч почувствовал хлопок по плечу и обернулся. Напротив стоял крупный мужик под 40, в приличном костюме и улыбался. Былого Китайца в нём можно было признать с трудом – очень уж респектабельной стала внешность. Да и тёмные очки скрывали часть лица.

– Китаец!

– Не Китаец, а Владимир Викторович!

– Да, ты прав, пожалуй. Только тогда и я – Александр Степанович, а не тот итальянец, которого ты упомянул.

– Ладно тебе умничать! Как жизнь? – не унимался Китаец.

– Да как тебе сказать? Вроде бы налаживается потихоньку с Божьей помощью. Живём уже в своём доме, а не по квартирам мыкаемся. Машину мне жена не доверяет – сама водит. Хоть и страшновато с ней ездить, но приходится. Самого за руль после инсульта не тянет, не хочу приключений на свою тощую задницу.

– А что это за шпингалет с тобой?

– Не «шпингалет», а Алексей Палыч! Это мой внук, Вован. А даст Бог здоровья и, глядишь, уже прадедом стану в скором времени.

– Я смотрю, ты уже без палочки ходишь?

– Отпустило, Вован, по воле Божьей. Причём – буквально! Можешь не верить, но отпустило вскоре после того, как я прошёл обряд крещения. Дело в том, что я не был уверен на 100 % в своём крещении при рождении – родня расходилась в своих «показаниях». Одни, в т. ч. мать, утверждали, что меня крестили. А вот её мать, т. е. моя бабушка, говорила обратное. Ну а меня уже припёрло всевозможными неприятностями (это очень мягкое название), сыпавшимися на меня, как из рога изобилия. Вот и решил я… Вернее, не столько я, сколько моя жена – огромное ей за это спасибо! Сам бы я до конца своих дней, наверное, ходил с палкой и опустив голову. А она помогла мне одолеть болезнь. Да и не только её – Таня сумела качественно меня изменить, буквально подняла на ноги и дала толчок в нужном направлении.

– И чем ты сейчас занимаешься?

– Пишу, Вован. Ты же помнишь – чем я занимался в «санатории»?

– Писал с утра до вечера в стихах и прозе на самые разные темы. Объединяло твои работы только одно – ты никогда ничего не делал бесплатно. Бывало, придёшь к какому-то начальнику за расчётом, а он и говорит: «Извини, опоздал – у меня уже Маньяк все запасы забрал. Приходи на следующих сутках», – с улыбкой прокомментировал Вован.

– Правильно. Но такая уж наша жизнь. Вот и сейчас я пишу. Только теперь уже не письма заочкам и не конспекты или курсовые мусорам – после освобождения жена надоумила меня написать обо всём, что со мной случилось, книгу. И она была права, мне ведь и придумывать ничего не пришлось – просто описал всё то, что со мной произошло. Правда, долго собирался. Всё не верилось, что моя писанина может вызвать у кого-то интерес. Да и печатная продукция сейчас не на пике популярности. Но книжка вышла…

Одно время Степаныч даже искренне верил, что финансировать первое издание ему помогут те, кто не одну пару башмаков стёр по зоновскому асфальту. Но на деле вышло несколько иначе, и никто из прежних знакомых не захотел вкладываться в проект. Хотя, казалось бы, чего уж проще – каждый из десятка (а если из сотни, то и того проще!), скажем, положит по несколько сотен гривен…

А потом случилось чудо – Степаныч тогда «на волне момента» выхватил у жизни несколько тысяч и просто издал 50 экземпляров своей книги, половину из которых разнёс по издательствам. Что-то вроде рекламы своей продукции. Некоторым понравилось и книга вышла уже большим тиражом.

А я после того вошёл во вкус и выпустил ещё одну. И следующая книга уже находится в стадии написания. Мне есть, что рассказать людям. Да и не только мне – к примеру, тот сборник рассказов, который я сейчас пишу, основан на воспоминаниях одного знакомого адвоката. У него впечатлений от жизни поболее моего, но не хватает времени для изложения минувших событий.

Мне остаётся только внимательно слушать и передавать читателям в удобоваримой форме. В общем – так или иначе, я нахожу идею и всего лишь раскрываю, чтобы можно было увидеть невооружённым глазом. Ведь буквально у нас под ногами так много интересного лежит, но люди не смотрят вниз – всё ищут своего журавля в небе. А иные и чужим не брезгуют интересоваться… Короче – пишу потихоньку, – сказал Степаныч.

– Так ты на сегодняшний день писатель у нас? Хотя… подожди – я ведь читал тогда твою первую книгу. И знаешь, местами создавалось впечатление, что я читаю автобиографию какого-то ангела… – улыбнулся Вован.

– Я просто описываю события, ничего не придумывая. Так интереснее. И я не ангел, а самый заурядный лох – столько лет верил во всякую чушь! Не удивительно, что до некоторых пор у меня практически не было друзей – кому в 21-м веке нужен друг-идеалист?! От него одни проблемы… – Степаныч задумался. – Ну а «писатель» – громко сказано. Тем не менее, ручку (а теперь ещё проще – компьютерную клавиатуру) в руках держать умею. Впрочем, кому я рассказываю…

– Да уж, ручка прокормила тебя все пятнадцать лет.

– Ну, не все пятнадцать – поначалу я долго колебался в способах пропитания. А потом просто вспомнил, что основная масса окружающих, в том числе – и большая часть мусоров, двух слов вместе на бумаге связать не могут. – Степаныч грустно улыбнулся. – Ведь если в непосредственном общении у них для связки слов существует матерщина, то в официальных бумагах этим не воспользуешься. Так вот и начал я там свой «бизнес». Одно время пытался и здесь делать в том же духе. Зарегистрировался даже на текстовой бирже. Может слышал – eTXT?

– Нет, я такой ерундой не занимался. – скривил губы Китаец.

– А я вот попробовал. Но очень скоро разочаровался – платят копейки, но и ради этих копеек приходится серьёзно попотеть за компьютером. И ладно б ещё, если бы работа нормальная была, но основная масса текстов – тупая реклама.

– А что ты хотел от копирайтинга? – удивился Вован – ведь это и есть реклама.

– Да, но именно тупая, потому что повестись на такой бред может только тупоголовый современный пожиратель гамбургеров… В общем, написал я потом статью, где прокомментировал работу этой конторы и выложил на их сайте. Только для них это, как комариный писк – прошло незамеченным. Ребята нашли свой участок и вытягивают из него всё, что только можно. Благо, что лохов ещё хватает на белом свете. Да и нормальную работу тогда так просто было не найти.

– Ну, а я тоже потихоньку продолжаю разрабатывать свой «участок» – собираю компьютеры. Только теперь поставил это дело на более широкую ногу и занимаюсь, в основном, руководством. А работают пусть эти безголовые малолетки, которых у меня теперь больше двух десятков.

– Но ведь ты и сам хорошо соображаешь в компьютерных потрохах?

– Я не только в них соображаю, – самодовольно выдавил из себя Вован. – Короче, на жизнь хватает.

– Не женился?

– А зачем мне это надо? – сядет на шею какая-нибудь длинноногая лохудра и корми её потом до «последнего звонка». Если, конечно, не повезёт и она развода не попросит.

– Кто ж тебя заставляет жениться на «лохудре»?

– У неё на лбу не написано – кто она по этой жизни. Секса мне и без женитьбы хватает и с голоду пока не помер. Да и с грязными носками сам справляюсь.

– Ладно. В конце концов – это твоё личное дело. А я вот не жалуюсь – и с женой повезло, и с дочкой. Был, правда, момент, когда я чуть было не опустил руки, но потом отпустило. И помогла в этом новая семья – жена и её дочка, как-то незаметно ставшая роднее собственной. Без них я так бы и остался прежним инвалидом, ковыляющим на палке и перебивающимся на своё пособие.

– А твои родные дети? Родители живы?

– Так уж вышло, что родственники оказались таковыми только на бумаге. Вскоре после освобождения родная сестрёнка подала на меня в суд с тем, чтобы выписать с занимаемой жилплощади. Хотя фактически «занимал» я её только на бумаге! А на самом деле мы давно ютились с женой по съёмным квартирам. А дети… они больше привыкли к тому «дяде», который был рядом всё это время… ну, а я не обижаюсь – понятно, что не много радости иметь родственником экс-зэка, которого многие (если не большинство!) считают насильником и убийцей. К тому же мой отец сделал всё, чтобы утвердить их в этом мнении. Ну и нулевой материальный статус, безусловно, не последнюю роль играет. И признала меня только Тоня…

– Дед, пошли домой! – впервые подал голос внук, до сих пор терпеливо и равнодушно слушавший разговор старших..

– Сейчас, Алексей Палыч…

– Что это ты внука своего по имени-отчеству кличешь? – спросил Вован.

– Да как-то повелось с самого рождения. Не помню уже – кто первый начал его так называть, но потом все привыкли и теперь разве что дочка его Лёшенькой зовет. А за глаза и она его по-батюшке зовёт.

– Всё с вами ясно.

– Ничего тебе, Вова, не ясно. Ты сможешь это понять только тогда, когда сам дедом станешь. А может ты умнее меня и прочувствуешь всё, ещё будучи молодым папой. Но вот ко мне понимание этого вопроса пришло только после того, когда взял на руки маленького внука. Знаешь, правду говорят, что первый ребёнок это последняя игрушка. А вот первый внук – это уже настоящий ребёнок. Так оно и есть…

…И, возвращаясь к сказанному, если до сих пор я как-то не слишком обращал внимание на то, что родители и сестра от меня отказались в духе времени – ради материальных благ, то теперь я иначе смотрю на это. Утешает, Вова, то, что у меня почему-то отличная от всего семейства группа крови. Не удивлюсь, если выяснится, что я вовсе не их ребёнок. Хоть этим утешусь…

– А что в этом утешительного?

– Да просто не очень приятно быть родственником – сыном, братом – которого выпихнули за борт семейной жизни ради того, чтобы та, которую я на руках нянчил, смогла прибрать к рукам жилплощадь. Ведь пока жил с ними, у меня даже собственного ключа от квартиры не было, жил на правах домашней собаки – кормился, когда хозяева дадут, и на прогулку выходил по их желанию. После стало и того хуже – делалось всё, чтобы выжить меня из квартиры.

Вот и пришлось побороться – потаскаться по судам, да по другим инстанциям, собирая бумажки. А пока собирал всю эту макулатуру, раскрутились с женой на свой дом, перетащили в него детей и её родителей. А они в это время, вместо хоть какой-то поддержки… – Степаныч помолчал, а потом махнул рукой и продолжил:

– Первого судью они наверняка подмазали – очень уж звонко он им подпевал (а сам в прошлом уже был под следствием за взяточничество, но выкрутился) и пришлось призвать на помощь прокуратуру. А когда и эти «забуксовали», ничего не оставалось, как только нанять хорошего, как нам казалось, адвоката и продолжать дело в апелляционном суде. Заодно подняли на ноги организацию по защите прав инвалидов.

Правда, апелляционный суд тогда продолжался считанные минуты – зашли три тётки под шестьдесят (впоследствии, когда мы получили на руки решение суда, там не было ни одной их фамилии, ни одной реальной подписи, стояла только пропись «подпись» – и всё!), быстренько перечитали фабулу минувшего процесса и вынесли своё решение: «Апелляционную жалобу отклонить и решение Орджоникидзевского суда оставить без изменений». Одним из оснований своего решения они прописали чёрным по белому, что я, оказывается, до сих пор живу с женой в Крыму. А «хороший» адвокат вообще молчал, хотя мужик больно уж разговорчивый. Но деньги за участие в апелляционном процессе он взять не постеснялся.

Тут «Китаец» прервал Санин монолог:

– А что ты хотел от адвоката? Каждый ведь зарабатывает деньги по-своему.

– Да уж. Как потом оказалось, этот… не знаю даже, как его назвать без мата, одновременно поддерживал связь и с моей сестрёнкой, т. е. доил сразу двух коров. Мне, кстати, пришлось увидеть ещё несколько его клиентов – так вот все они из бывших зэков. Здесь, на свободе, их теснят на каждом шагу вне зависимости от зоновской «классовой принадлежности». Достаётся и «мужикам», и «козлам», и «блатным», и «петухам». Они же наивно пытаются добиться правды. Ну а такие, как «Труффальдино», пользуются этим – наобещают горы справедливости за небольшую в общем-то сумму. Вот бывшие «спецконтингентом» и клюют на эту удочку.

Слава Богу, общение с этими «служителями Фемиды» уже позади. А то ведь потаскался тогда – из зала суда мы с ним направились в канцелярию, написать заявление. Но дверь у нас перед носом закрыли и сказали что-то вроде того, что все сейчас покидают здание. Пошли и мы. А на выходе из суда куча мусоров в обычной форме и в камуфляже. Я тогда ещё подумал, что они проводят какие-то учения. В общем – было весело!

А потом приехал домой, рассказал жене. Она расстроилась, конечно. И чтобы сгладить бушевавший внутри шторм, стала ковыряться в интернете. И вдруг зовёт меня: «Смотри, почему так быстро суд состоялся!». Глянул я на монитор, а там написано, что такого-то числа такого-то года в 9.45 неизвестный позвонил и сообщил о заминировании здания апелляционного суда.

– А у тебя суд в котором часу был назначен? – спросил Китаец.

– В том-то и дело, что моё заседание было назначено на 10.00 и началось почти минута в минуту, т. е. судьи уже были в курсе происходящего. Тем не менее, процесс начали… и быстренько закончили, не став углубляться в тонкости дела. В частности, все приведенные мной доказательства вновь остались без внимания. Пришлось писать кассацию. Дело затянулось… Потом на кассационную жалобу тоже пришёл отрицательный ответ. – Степаныч вздохнул и задумался, мысленно окунувшись в прошлое.

– Но зачем ты судился, если решил вопрос с жильём?

– Во-первых, судился не я – в суд подала моя сестра, а мне оставалось только обороняться. И дом мы приобрели уже многим позже. А во-вторых… понимаешь, Вова, не смог я забыть и простить – каюсь – то, что они сделали со мной в детстве. Я и так не идеал, а после случившегося…

То воспитание, которое в первые годы жизни с настоящей любовью вложили в меня дед с бабой, отец постарался изувечить и преуспел в своих начинаниях. Чего стоили его придирки и избиения по любому поводу! Да и … как бы это тебе объяснить? – когда мы с тобой были в «санатории», никто особенно не задумывался над тем – что мы в действительности сделали. Об этом все знали, конечно, но реальное значение имело только наше сегодняшнее «лицо», т. е. то, что мы умели делать лучше других.

А при выходе за забор мы сразу попадаем в другие рамки, и на нас смотрят с настороженностью уже только потому, что мы были судимы. Впрочем, не зря, надо признаться – очень уж многие из бывших зэков ведут себя неподобающим образом. Хотя… в 21-м веке и несудимые такое вытворяют! – не каждый зэк на такое способен.

Ну, а статья «убийство» и вовсе производит неизгладимое впечатление. И ведь не докажешь ничего! Основная масса – по крайней мере те, кто никогда с этой системой не сталкивался, ведь как считает? – если у тебя имеется судимость, то она доказана. Ведь следствие и суд доказали её в ходе разбирательства, т. к. они исключительно порядочные и отрабатывают зарплату. И, Вован, не маленькую. Особенно в сравнении с моим пособием по инвалидности, получаемым от государства. И попробуй кому-то докажи, что ты ни при чём! Кто поверит, что из трёх имеющихся у меня судимостей только первая была за дело, а остальные две мне дали, как ранее судимому? Кто сейчас поверит, что своё детство – с 9 до 16 лет – я провёл в постоянных побегах из дому, в которых наивно пытался скрыться от побоев…

– Так тебя, мой друг, воспитывали из-под палки? Тогда понятно, почему ты такой злой… – в голосе приятеля послышалась лёгкая ирония.

– Не закусывайся!.. Первые годы моей жизни всё было довольно неплохо. Особенно, когда я жил у деда с бабой. Но когда мне исполнилось 5 лет, меня забрали в город родители. Поначалу и там складывалось нормально, но потом, когда мне было чуть более 8 лет, родилась сестрёнка и нормальная жизнь прекратилась – я был нужен родителям только в качестве вспомогательной помощи: я ходил в магазины, гулял с маленькой сестрёнкой. Что-то вроде Золушки на современный лад. Любая моя инициатива тут же пресекалась папенькой – мол, я ещё слишком мал и ничего не понимаю в этой жизни. Те ростки добра, которые всходили из засеянного дедушкой и бабушкой, безжалостно топтались жутко идейным родителем. Он тогда двумя руками голосовал за Ленина и коммунистическую партию. Которых с такой же лёгкостью впоследствии стал поливать грязью. Отсюда пошло моё неуважение к политике вообще и политиканам в частности.

Но всего заложенного он сломать не смог и что-то человеческое во мне осталось. И всё-таки отец многого добился – вся моя злость, весь негатив, который порой так и брызжет из меня – это результаты родительского «перевоспитания».

Знаешь, говорят, что с годами даже собака становится похожей на своего хозяина. Но я очень надеюсь, что у меня никогда рука не поднимется написать заявление в суд на собственного сына…

– Да, Степаныч, крепко тебя жизнь помяла!

– Извини, Вован, увлёкся я своими переживаниями. Очень уж неприятно, противно было всё это. Хоть я и «выпустил пар» – написал книгу, в которой подробно всё описал, но до сих пор при воспоминании о тех днях в душе всё переворачивается. Впрочем, уже нет ни отца, ни матери – так и ушли, не попрощавшись…

– В смысле?

– А какой тебе ещё нужен смысл? – они ведь настойчиво старались выставить меня идиотом, эдаким маньяком-убивцей. И с того дня, когда сестрёнка набралась наглости и подала в суд с требованием меня выписать, мы больше ни разу не разговаривали. Отца я последний раз слышал в суде, а мать… её даже на суде не было – она полностью доверяла своему мужу. Если он сказал, что сын негодяй – значит, так оно и есть. А собственное мнение… может и было у неё, но она никогда его не показывала. Хотя, нет, вру! Однажды мы всё-таки встретились с ней – у тех самых родственников в Мерефе. Но весь наш разговор тогда состоял из двух фраз: её «Здрасьте», обращённого ко всем и риторического вопроса «Ну как вы там?» ко мне, после чего я ушёл. Ну, а потом… Потом отец постарался основательно облить меня грязью перед моими детьми, на практике применив свои способности идеологического работника.

– То есть?

– Как-то летом мой сын – его внук – приехал на пару дней погостить к деду с бабой на дачу, где они проводили время с ранней весны до поздней осени. Ну и дедуля, «раздавив» с внуком бутылку самогона, стал рассказывать сыну об отце разные гадости. Например, что все мои слова заведомая ложь, что я действительно изнасиловал и убил того несчастного ребёнка, что при второй судимости я исключительно благодаря собственной хитрости избежал совершенно заслуженного наказания, обманув следствие и суд.

– У него с головой всё в порядке? – удивлённо спросил Китаец.

– Не знаю. Но это ещё не всё! Порядком захмелев и осмелев соответственно, он стал развивать любимую им почему-то тему – сказал внуку, что отец его… нетрадиционной сексуальной ориентации.

– Это ты что ли?!

– Да, Вован! Представляешь?! – у него хватило ума и наглости обвинить меня – отца двоих детей – в голубизне! – Степаныч криво улыбнулся. Не до смеха!

– А ты ему не говорил народную мудрость о том, что «яблочко от яблони недалеко катится»? – попытался улыбнуться Китаец.

– Знаешь, пока всю эту блажь он говорил только мне, я старался не обращать на это внимания. Но он решил подальше оттолкнуть от меня детей. Хотя они и без того не спешили общаться с отцом-уголовником. Слава Богу, что у сына моего больше здравомыслия и он просто промолчал, вроде как приняв сказанное дедом к сведению. А после возвращения в город встретился со мной.

– И ты ничего не сказал своему пахану? – возмутился собеседник.

– Говорить ему что-то – только напрасно тратить время и нервы. Он ведь в рамках семьи, а к годами и в более широком кругу, неизменно считал себя единственно и непреложно правильным. А всё, что не укладывалось в его понимание, он попросту не принимал в расчёт. Таким он был в молодости, таким же и к старости остался….

Вдруг у Китайца зазвонил телефон.

– Ты извини, Санёк, я на минуту, – и он отошёл в сторону для разговора. А Степаныч воспользовался этими минутами для общения с внуком, который совсем уже загрустил от дедовских разговоров.