На аэродроме относительно спокойно, хотя до переднего края рукой подать. Полк, сражавшийся под Одессой, был вооружен истребителями «И-16» и «И-153», машинами, к тому времени морально устаревшими. Они уступали «мессершмиттам» по ряду тактико-технических данных, скорости полета и вертикальному маневру.
Дымный, опаленный пожарами город. Оборону ведут артиллеристы, моряки, пехотинцы, а в воздухе — летчики. Каждый делает по три-пять боевых вылетов. Бьют воздушного и наземного противника, хотя и трудно, ох, как трудно всем. Преимущество врага в воздухе. Явное преимущество. Не все летчики наших авиационных полков возвращаются на аэродромы.
Эфир заполнен командами. Они чаще всего ведутся открытым текстом. Лишь изредка доносится дискант телеграфных аппаратов, и в этой сумятице шумов, эфирной разноголосицы слышится русская речь, перекрывающая медь оркестров, обрывки германских гимнов: «Дейчланд! Дейчланд убер алес» и «Хорст ин Вессель».
И вдруг:
— Вася! Прикрой от «худого».
— Сейчас… — И голос неизвестного Васи оборвался. Подбитая машина срывается в штопор. Нигде не видно парашюта. И нет среди живых еще одного нашего летчика.
Лавицкий с болью в сердце наблюдал такие картины.
— Товарищ командир! Разрешите! Мою «Чайку» ремонтируют, а я на этом «И-16» докажу, что такое советские летчики.
— Действуйте! — кивнул Лавицкому капитан Привезенцев.
Николай легко вскочил на плоскость тупоносого «И-16», и истребитель взмыл вверх.
— Вот у кого упорства хватит на всю войну, — похвалил Лавицкого военком 270-го истребительного авиаполка батальонный комиссар Шахмин, наблюдавший за всей этой картиной.
Нет, не сбил Николай ни одного вражеского самолета в этом бою. Но он защитил товарищей, облегчил им выполнение боевой задачи. Полеты наших летчиков были пока далеко не триумфальными.
Лавицкий в те дни был ведомым у командира авиаэскадрильи старшего лейтенанта Попова. Вот он заметил, как комэск переложил свою машину с крыла на крыло и стал набирать высоту. Запас высоты — это скорость, это залог победы. И Николай тоже направил свой самолет ввысь. Затем сбавил газ, отжал ручку от себя. Истребитель пошел в крутое пике. По шоссе двигалась колонна вражеских автомашин. Лавицкому удалось рассеять ее. Стали делать очередной заход, но впереди показались вражеские истребители, которые были быстроходнее наших.
Между ярусами истребителей шла «рама» — «фокке-вульф» — малоуязвимый самолет-корректировщик. Вооружение у нее — турельные пулеметы, одна-две мелкие бомбы. Экипаж — два человека. Под защитой истребителей она спокойно делала свое дело.
Командир полка капитан Привезенцев успел сразу же оценить обстановку. Приказ его был ясным:
— Семнадцатый! Семнадцатый! Я — второй! Справа «мессер». Прикрывайте!
— Понял! Прикрываю!
И Николай повел истребитель в атаку, прикрывая боевого командира и товарища. В прицеле показался тонкий, быстро приближающийся фюзеляж «МЕ-109». Открыл огонь, но длинная, трассирующая очередь прошла мимо. Снова повторил атаку. Снова промахнулся.
— Не нервничай, семнадцатый! — Голос командира звучал бодро. — Возьми большее упреждение.
Бой был трудным. Сказывалось явное преимущество врага. У нас на самолетах пулеметы, у противника — пулеметы и пушки. Скорость «МЕ-109» превышала скорость нашего «И-16».
Обо всем этом потом говорили на разборе воздушных боев. При таких разборах вскрывались сильные и слабые стороны авиации противника. А слабые были у нее, конечно же, были. По шаблону действовали фашисты. Немецкие истребители старались крупные группы наших самолетов расчленить и атаковать по частям. У нас в связи с этим вырабатывалась своя тактика. Советские истребители строили такой боевой порядок, когда образовывалась ударная и прикрывающая группы. На первую возлагалось уничтожение вражеских бомбардировщиков, на вторую — прикрытие ударной группы.
Чтобы снизить интенсивность атак вражеской авиации, наши истребители стали прикрывать войска в светлое время суток непрерывным патрулированием. В связи с этим воздушные бои проводились все чаще. Типичным теперь был, например, бой такого рода:
— Семнадцатый! Вижу «бомберов».
— Понял!
— Иди на сближение. Заходи в хвост!
— Понял!
Кругом метались огненные трассы пулеметных и пушечных очередей. Лишь на секунду истребитель противника оказался в сетке прицела. Николай нажал на спуск. Вражеская машина задымила, ушла в сторону. Самолеты противника построились в форме круга, удалялись, огрызаясь огнем пулеметов.
Наши истребители на этот раз приземлились на своем аэродроме без потерь.
— Ну, докладывай! — капитан Привезенцев подозвал Лавицкого. — Докладывай, как сбил «юнкерса».
— Я сбил?
— Да, да! Видел, и как он рухнул, и как взорвался.
— Пока еще точно не пойму, что произошло. Я уходил от двух «МЕ-109», рванулся вверх, почти вплотную столкнулся с «Ю-88». Вроде бы стрелял в него, но и сам чуть не угодил под очередь «мессера». Вот не заметил, как «юнкерс» рухнул.
И все-таки Николай был уверен, что все произошло случайно. Никакой тебе тактики, никакой придумки. Попал самолет в прицел, нажал, сразил. Это не принесло радости. Сам Привезенцев умеет все, как в шахматах, рассчитать на много шагов вперед и добиться своего.
— Вот так бы воевать!
Но искусство воздушного бойца, воздушного боя поначалу не давалось Николаю. Учился быть расчетливым, действовать молниеносно, предпринимать смелые и дерзкие атаки, вести прицельный огонь.
Его удивляло, как оперативно противник совершенствовал свою технику. Взять хотя бы тот же «мессершмитт». С начала войны прошло не так много времени, а он уже значительно усовершенствован. Больше он теперь берет горючего, форсирован двигатель. А все это в конечном счете, дополнительная скорость, скороподъемность, улучшение горизонтального и вертикального маневров.
Видя, с каким интересом Лавицкий вникает во все стороны боя, с какой тщательностью изучает противника, Привезенцев все больше обращает на него внимания. Капитан как-то разговорился с комиссаром Шахминым.
— Если я не ошибаюсь, — сказал он, — Лавицкий с 9 декабря 1941 года провел 35 боевых вылетов, участвовал в десяти воздушных боях. Он смелый и опытный летчик. Как член партийного бюро я уже беседовал с ним.
Командир полка раскрыл планшет, протянул комиссару вчетверо сложенный листок.
— Возьмите. Тут о нем все данные. Это донесения.
В одном сообщается следующее: «При патрулировании над объектом военного значения Н. Лавицкий провел 6 воздушных боев с бомбардировщиками противника. Своим упорством и находчивостью не дал возможности сбросить груз на цель.
При штурмовке переднего края обороны противника машины Лавицкого и его ведомого были атакованы пятью „МЕ-109“. Несмотря на это, поставленная задача ими была выполнена блестяще, фашистские асы обратились в бегство. Подпись: военком второй авиаэскадрильи политрук Дьяченко».
Комиссар Шахмин бегло просмотрел следующее донесение, обратил внимание на несколько характерных черт в поведении летчика в бою, подумал: «В составе звена при штурмовке коммуникаций противника Н. Лавицкий обнаружил более полка вражеской пехоты с автомашинами и обозами. Огнем пулемета пехота рассеяна. При этом уничтожено до роты солдат и 10 подвод и прочего».
В боевой характеристике Николая Лавицкого говорилось:
«Лавицкий смелый и отважный летчик: Летает в любых метеорологических условиях. Горит желанием громить немецких оккупантов до полного их уничтожения. Боевые задания выполняет на отлично».
Подошел начальник штаба 270-го истребительного полка капитан Буйлов:
— По вашему приказанию капитан Буйлов прибыл!
Командир полка кивнул в сторону комиссара Шахмина и сказал:
— Надо подготовить наградные листы на Лавицкого Николая и других летчиков, отличившихся в последних боях. Характеризуя Лавицкого, не забудьте отметить и другой эпизод.
Об этом эпизоде знали все в полку. По дорогам шли колонны наших автомашин, танков и пехоты. Немецкие бомбардировщики непрестанно бомбили их. А над ними, прикрывая «бомберов», барражировали «мессеры». Положение наземных войск было тяжелым. Наши истребители то и дело вступали в бой с вражескими самолетами. Крыло в крыло вместе с друзьями бился с фашистами Лавицкий. И с наблюдательного пункта было видно, что Николай не зарывался. Он был достаточно сдержан и расчетлив. Часто помогал молодому ведомому, буквально наводил на его пулемет вражескую машину. Вот за эти качества Николая уважали.
В ту минуту, когда командир полка и комиссар вели о нем разговор, Николай смотрел, как на аэродроме опускался самолет «У-2».
Летчик выбросил мешки с почтой, осторожно поставил на землю какие-то ящики, рулоны бумаги, подозвал к себе механика и протянул ему зеленую книжицу:
— Возьми! Пригодится. Только что появилась. Пока до вас дойдет, многое может устареть. Это справочник опознавательных знаков и силуэтов вражеских самолетов, выпущенный для наземных войск. Вам тоже неплохо знать.
— Ну что ж, спасибо! А тебе на память зажигалка!
Летчик взял в руки зажигалку в форме бомбы. Улыбнулся: мудреная штука.
Справочник оказался очень кстати. В этом сразу же убедился и Лавицкий, как только взял его в руки. Уже через несколько дней справочник был им основательно проштудирован. Многое узнал он теперь о немецком «МЕ-109». Оказывается, эти быстроходные, очень маневренные одномоторные машины производят в Бремене, Винернейштадте, Лейпциге, Касселе…
Внимательно вчитывался Николай в справочник, сопоставлял «мессершмитт» с нашими истребителями. Ревниво давал оценку тех или иных качеств.
— Выбираешь, какой самолет будет на твоем счету следующим? — Мысли Лавицкого прервал капитан Привезенцев.
— Выбираю! Товарищ капитан, что-то вроде угадайки получается или кроссворда. Чем лучше узнаешь тактико-технические данные авиации врага, тем больше убеждаешься: силен вражина, ох, как силен!
— И мы не лыком шиты, — проговорил Привезенцев. — В соседний полк прибыли новенькие «ЯКи» — классные истребители. Хорошая аэродинамика, замечательная скорость и маневренность.
Вскоре летчики полка ознакомились с этим истребителем. Оценили по достоинству. Но тут же высказали пожелания, чтобы он был еще более усовершенствован.
— Думаю, что выступающие из обводов самолета водяной и масляный радиаторы несколько увеличивают сопротивление воздуха, — высказал свои соображения Лавицкий. — Хотелось увидеть облагороженным фонарь кабины, да и костыльное колесо убрать куда-нибудь в фюзеляж. Тогда бы, пожалуй, «ЯК» стал весить килограммов на триста меньше. И главное, скорость могла бы увеличиться на 60–70 километров.
Все уже знали, что наш «ЯК-1» легче «мессершмитта», имеет мощный двигатель, хорошее вооружение. По своей аэродинамике, мощности мотора и весовым показателям это был вполне современный истребитель, и теперь появилась возможность потягаться с «мессершмиттами».
Заинтересовало Николая и описание в справочнике «юнкерса». «Ю-88» — пикирующий бомбардировщик. «Изготовляют его заводы Бремена, Вессера, Лемевердера, Со сборочных заводов в Лейпциге, Бранденбурге, Десау, Зибеле, Халле, Нойендорфе сходят с конвейера бомбардировщики дальнего действия», — читал он.
Сгущались сумерки. Небо покрылось россыпью серебристых звезд. На западе вспыхивали розовато-желтые всполохи взрывов, и вскоре оттуда донеслись глухие раскаты бомбовых ударов.
Николай отложил в сторону справочник. В комнату входили летчики, возбужденные и усталые после боя. Почему это так получается: когда идет бой, летчик остается бодрым, хотя испытывает колоссальную нагрузку. Сколько энергии тратит он за несколько минут воздушного боя! И эта энергия возмещается лишь многими часами отдыха. Да и уравновешиваются ли чаши весов?
Лавицкий всматривается в своих товарищей. У одного запеклась кровь на щеке. У другого багровым пятном расползся кровоподтек под глазом. Этот, наверное, сажал самолет на фюзеляж. А вот этот вроде бы на вид все такой же. Но сегодня особенно подавлен. Отказался от ужина и, наскоро помывшись, лег, отвернулся к стене и курил папиросы одну за другой.
Лавицкий взглядом показал на него: мол, в чем дело?
Ему пояснили: сегодня он потерял друга и мучается. Эх, не все сделал, чтобы как-то предотвратить его гибель, вовремя не прикрыл. И нет теперь боевого товарища. Стынет его ужин. И долго еще вещи однокашника будут остро напоминать об утрате.
Такое чувство именно собственной вины, а не чьей-либо, за потерю друга нередко испытывал и Лавицкий, хотя и понимал: воздушный бой — это очень сложная штука. Нужна нечеловеческая предусмотрительность во всем, и как важно не допустить гибели товарища, принять только одно-единственное, оптимальное в данных условиях решение и выполнить его в исключительно короткое время.
В бою летчик-истребитель один. Он управляет сложной машиной. Он и штурман, и стрелок, и радист. События разворачиваются почти мгновенно. Все время меняется обстановка. Тут же приходится принимать новое решение. Для каждого отдельного боя нужен свой маневр, и выбирать надо такое положение, из которого можно с наибольшей эффективностью поразить противника. Такова азбука боя. Обобщение, опыт, анализ действия летчиков на разборах, конференциях — все это требовало не меньшего упорства, чем сам бой.
— Ну что, безлошадный? Сыграем в шахматы, что ли? — Над Николаем склонился один из фронтовых друзей.
— Сыграем! Хотя я предпочитаю шашки!
— Нет, не говори. Шахматы больше развивают мышление. Это игра полководцев.
Играли молча. Много курили. Не спорили, если ход был неудачным и приходилось его брать назад. Не напоминали о шахматном кодексе, не озлоблялись.
Николаю уже хотелось спать, а его партнер все просил:
— А ну, еще одну. Последнюю. Понимаешь, надо. Забыться надо. Разрядиться.
А потом вдруг, не окончив партии, предложил:
— Давай выйдем на воздух. Поглядим на ночное небо. Подумаем!
— Да ты что, не видел этого неба?
— Такого? Не видел!
— Так пошли.
Они вышли наружу. Товарищ и там продолжал философствовать:
— Ты только посмотри! Сколько звезд. Они меняют свое расположение с различной скоростью. Это наши с тобой звезды. Говорят, родится человек — загорится новая звезда, гибнет — она гаснет. А сколько звезд наших недосчитано! Жалко погибших.
Где-то в небе послышался гул самолетов. На запад шли бомбардировщики. Они внесут свой вклад в будущую победу над фашизмом.
И снова тяжесть легла на душу Николая — ведь он «безлошадный»! Так зовут летчиков, которые потеряли в бою свой самолет. Над ними подтрунивают, их разыгрывают. А «безлошадных» в полку сейчас десятки. Из 64 нужных самолетов насчитывалась едва ли половина. Ежедневные потери еще более усугубляли положение. И сегодня в разведку уходило два звена, а вернулось одно. Правда, тылы готовили все новые и новые боевые машины. Но и их пока еще было очень мало.
Первый сбитый самолет и эти размышления после боевого крещения надолго запомнились Николаю.