Автобус шел в сторону аэродрома, где тренировались учлеты, очень медленно. Так по крайней мере казалось пассажирам, которым нетерпелось добраться туда. Наконец он остановился. Николай выскочил первым. Подбежал к проходной, на бегу показал пропуск вахтеру.

— Я сегодня именинник, старина. Понимаешь, приняли учлетом.

— Чего уж не понимать. Все вы одинаковые. В году у вас триста дней именины, — отмахнулся вахтер.

Учлетов определили по классам. С любопытством рассматривал Николай самолеты самых различных конструкций. Были тут и «фарманы», и «вуазены», и «моран-парассоли», и даже какой-то диковинный «лебедь». Смешно смотреть на «фармана». Два больших крыла скреплены стойками и расчалками. Николай было попытался подсчитать их, но сбился. В центре самолета крепилась гондола для летчиков. Опиралась она на, два колеса. За кабиной помещался мотор с толкающим винтом.

«Неужели все это могло летать?» — подумал он и услышал голос:

— Интересуешься историей воздухоплавания?

Сзади стоял один из учлетов.

— Интересуюсь! А что?

— Птеродактили все это!

Николай усмехнулся. Самолеты, действительно, напоминали древних, почти фантастических птиц. Но каков человек! Уж слишком велика его тяга к полету, если он садится в такого «птеродактиля», летит и наслаждается сверхскоростью.

— А ты обрати внимание вон на тот самолет, — продолжал учлет. — «У-2» называется. На нем будем летать.

Через день Николай уже знал все данные характеристики самолета «У-2». По тому времени это была хорошая, надежная машина. Стали ее выпускать в 1928 году, и она получила сразу же всеобщее признание. Николаю и его товарищам надо было ее освоить. Но прежде чем летать, предстояло научиться обращаться с самолетом на земле: правильно подходить к нему, садиться, добиться четкости движений.

Пошли дни напряженной учебы, и время для Николая показалось уж больно быстролетным.

У ангара стоял «У-2» с семеркой на хвосте. На нем вместе с инструктором молодые курсанты должны были совершить свой первый вылет. Николай просиживал над учебниками по теории авиации и авиатехнике, подолгу всматривался в макеты и схемы. Все, о чем говорили преподаватели, инструкторы, запоминал хорошо.

Начались практические занятия, потом — полеты. Инструктор демонстрировал основы нелегкого труда летчика. Управляемая им машина была маневренной.

Не все сразу давалось Николаю.

— Попробуйте еще! — требовал инструктор. — Садитесь. Привяжитесь ремнями, осмотрите кабину, проверьте сектора, приборы, убедитесь в исправности рулей управления. Помните, на учебном самолете двойное управление, и я могу помочь в любой момент. Очень важно в полете видеть все вокруг. Ничего не упускать. Действовать быстро, четко, последовательно. И нет здесь мелочей. Все — значимо! Понятно?

— Понятно!

— Летать будем вместе. Управлять буду я. Ваша задача — знакомиться с поведением самолета в воздухе. Начнем с изучения района полетов. Больше наблюдайте. За управление держитесь мягко, не прилагайте большой силы.

Вот стартер махнул флажком. Взлет разрешен. Николай почувствовал: руку тянет вперед. Значит, инструктор отжал сектор газа. Обороты винта возрастали. Кабина задрожала. «У-2» начал разбег. Ручка пошла от Николая, и он увидел, что нос самолета опускается. Приятно было ощущение возрастания скорости разбега и отрыва от земли.

Лавицкий невольно завидовал инструктору: «И как это у него все легко получается?» Летчик и машина как бы слились в одно целое. Инструктор улыбался. Видно, ему очень нравился простор. Николая охватило чувство радости, и это чувство еще более усиливалось от одной мысли, что настанет время, и он полетит самостоятельно. Все будет получаться вот так же легко.

В зеркале инструктор увидел, что Николай засмотрелся на поселки и перелески.

— Не отвлекайтесь, — раздался его голос. — Идем на посадку.

Быстро набежала земля. Скорость стала гаснуть. Николай почувствовал, как ручка пошла на себя. Самолет мягко коснулся колесами и костылем земли. Инструктор посадил его, как и требовалось строгими правилами, на три точки. Самолет медленно пробежал по зеленому полю аэродрома, стал как вкопанный у старта.

После ознакомительных полетов начались вывозные. Сначала Николай учился выполнять прямолинейный полет, потом овладел разворотами, сам пытался строить маршрут, выполнял взлет и посадку. Конечно же, было много ошибок, но инструктор подсказывал, что надо делать, и помогал управлением, а после полета говорил:

— Энергии, вижу, много. А умение придет!

Много раз взмахивал стартер флажком, прежде чем учлеты получили право на самостоятельные полеты.

Великолепная погода. Слабая облачность. Четко прослеживается линия горизонта. В воздухе непрерывно летают три-четыре «У-2». Друг за другом. Описывают коробочку — движутся по замкнутому кругу. Следует знакомая команда и Лавицкому.

Он докладывает:

— Товарищ инструктор, учлет Лавицкий к полету готов. Разрешите выруливать?

— Выруливайте. Действуйте, как я вас учил. Своего не выдумывайте.

Инструктор легко вскочил на крыло. Проверил, как, привязан учлет. Взглянул в глаза, на приборы и снова в глаза: «Волнуется парень!»

— Своего не выдумывайте! — повторил инструктор и спрыгнул на землю.

Николай подрулил к линии исполнительного старта, попросил разрешения взлететь. Стартер взмахнул белым флажком. Лавицкий увеличил обороты винта. «Уточка» начала разбег и вот уже поднялась в воздух. Следит учлет за указателем скорости и высотомером. Ведет самолет так, чтобы можно было точно зайти на посадочную полосу; устраняет отклонения от заданного маршрута.

Вот он зашел на посадку. Снижается. Когда перед глазами замелькала трава, прекратил снижение. Но не заметил, что самолет он выровнял высоко. Гаснет скорость. Самолет проваливается. Приземлился на три точки, но с плюхом, по-вороньи.

Николай вылез из кабины. Поправил комбинезон и, красный от смущения, ждал «разноса» инструктора, который не прощал ни малейшей оплошности. Но тот, к удивлению, был на этот раз немногословен. Сказал сдержанно:

— Полет повторите еще раз. Поняли?

И снова те же команды. Тот же маршрут. Посадка. Николай тянет ручку. Самолет мягко касается земли одновременно колесами и костылем. «Три точки и в притирочку!» — проносится в сознании у Николая.

— Посадка отличная! — подтвердил инструктор. — Вот так и летайте!

— Есть так летать!

Все последующие тридцать полетов по кругу Лавицкий выполнил без замечаний.

Настало время осваивать фигурный пилотаж.

— В пилотажную зону полетим вместе, — сказал инструктор. — Мелкие и глубокие виражи, боевые развороты, петли, перевороты, штопор, спираль и скольжение на крыло. Если фигуры будут получаться нормально, в следующий раз полетите в зону самостоятельно.

Тогда не знал Николай, что вот этот самый «У-2», прозванный летчиками «кукурузником», может быть, за то, что использовался он в сельском хозяйстве, а может, по какой другой причине, не ахти какой на вид, имеющий перкалевые плоскости, без всякой броневой защиты, станет в войну хорошим самолетом связи, будет вывозить раненых, садиться на узких пятачках, освещенных огнями партизанских костров, и его с уважением назовут ночным бомбардировщиком, и что из этих машин сформируется женский гвардейский краснознаменный Таманский полк ночных бомбардировщиков. Но это все придет потом. А пока над Родиной — мирное небо, такое синее-синее, а в ушах слышится все время тот же голос:

— Не упускайте ни одной мелочи.

Опять полеты и полеты, затем — прыжки с парашютом.

— Приготовиться к прыжку!

Николай вылез на крыло и, нащупав кольцо, сжал его. Посмотрел вниз и по команде инструктора прыгнул. Мысль работала ясно. Уверенно дернул за кольцо. Почувствовал резкий толчок. И тихо стало кругом. Взглянул вверх и увидел небо, натянувшиеся стропы и купол парашюта. Повернулся так, чтобы ветер дул в спину, полусогнул ноги. Вспомнил советы старших товарищей: «Ступни держи горизонтально, вместе. Следи за снижением. На последних десятках метров земля будет набегать быстрее. Пусть это не пугает».

Приземлился удачно, погасил купол парашюта и вдруг вспомнил, как готовились к этим прыжкам. Прыгали с вышки, тренировались на батуте. Тогда ему было непонятно, для чего летчику все эти каскады сальто, кульбитов, упражнения по сохранению равновесия на сетке. И как бы увидел уж очень придирчивого врача, выслушивавшего учлетов перед полетами. Врач говорил Николаю:

— Частит, частит пульс. Так, батенька, нельзя, отдохните. Прыгать я вам пока не разрешаю.

После прыжков с парашютом состоялся разбор занятий.

Инструктор, обращаясь к Лавицкому, прямо в упор спросил:

— Пульс частил?

— Частил! — сознался Николай.

— Ничего! Это у всех бывает. При следующих прыжках сердце будет спокойнее.

Большую ответственность несет инструктор за каждого, и его интересует все: как ведет себя человек, сильно ли переживает, когда делает промашки. Он, в конечном счете, определяет судьбу учлета. И Лавицкому было лестно услышать о себе:

— Вас, это уж точно, я рекомендовал бы в военное училище, и непременно в истребительную авиацию. Но надо иметь в виду, что отбор кандидатов и прием экзаменов в училище проводят очень опытные летчики. У многих из них за плечами годы войны в Испании, некоторые проявили себя в боях на Востоке. Поступить в училище будет нелегко. К тому же конкурсы в училище, как правило, бывают большими. Отсевы — явление обычное. Но вам не следует опасаться. Я так думаю.

У Николая Лавицкого к тому времени созрело твердое намерение поступить в авиационное училище. Осенью 1938 года он закончил аэроклуб и подал заявление о зачислении курсантом.

Медицинская комиссия.

Рядом с Николаем стояли рослые, широкоплечие парни. Лавицкий смотрел на ребят и думал: «Ну где мне тягаться с ними? Вон они какие! Богатыри!»

Комиссия была придирчивой. Одного отсеяли. И он стоял в кругу таких же неудачников:

— Объем легких, говорят, малый. И к тому же искривление стопы. А плоскостопых, как видите, не берут.

— Передо мной один не прошел по зрению. Дальтоник!

Николай ждал, когда назовут его фамилию.

— Лавицкий! — услышал он голос дежурного.

Все обошлось благополучно. Медицинская комиссия признала его годным для службы в авиации. Не было возражений и у мандатной комиссии.

«Поздравь меня, батя! Зачислен курсантом в Борисоглебское училище имени В. П. Чкалова, — писал он отцу в январе 1938 года. — Принял присягу. Уже знакомлюсь с уставами и наставлениями. Мне еще предстоит многому учиться: строевой подготовке, например, проштудировать материальную часть оружия и прочее. Все здесь для меня ново и необычно. Вечером иногда хочется поговорить с соседом по отделению. Но отбой есть отбой. А когда утром не прочь еще поспать, над ухом раздается звучный голос старшины: „Подъем!“ Выбегаем на физзарядку. Получил первую благодарность от командира звена капитана Степанищева „за образцовый порядок в тумбочке и отличную заправку койки“».

Теория авиации, материальная часть истребителя «И-16», штурманское дело — все это стало предметом его постоянного изучения.

К отделению, в котором начал службу Лавицкий, был прикреплен инструктор, младший лейтенант Томилин. Этот офицер умел очень увлекательно рассказывать о летном деле.

— У нас, — сказал он, — с этого дня будет проводиться так называемый методический час. После наземной подготовки приступим к полетам. А сейчас я хочу узнать о каждом из вас поподробней, чем написано в анкетах.

Младший лейтенант говорил с каким-то едва уловимым акцентом, очень знакомым Николаю. Он долго думал: ну где же еще так могут говорить? И вдруг догадался: конечно, на Смоленщине!

Томилин подробно расспросил каждого: какова семья? Женат ли? Есть ли дети? Чем увлекается? С кем ведет переписку?

Простой задушевный разговор как-то сразу расположил к нему курсантов. Долгими часами они могли разговаривать с ним на самые разнообразные темы. И какой бы вопрос ни возникал, Томилин всегда давал на него обстоятельный ответ.

Как-то Лавицкий попросил его рассказать об офицерских воинских званиях в Красной Армии. Томилин прочитал целую лекцию. Интересно было каждому узнать, что звание младший лейтенант было введено в нашей армии в 1937 году. Двумя годами раньше появились звания лейтенант и старший лейтенант. Слово лейтенант впервые было произнесено в 1444 году во французском флоте. Означает оно — заменяющий своего начальника. Званию лейтенант в русской армии соответствовало звание подпоручик.

Говорил Томилин с хрипотцой, не торопясь, все более углубляя начатую мысль. Возникали новые вопросы. Курсанты попросили рассказать и о звании капитан. И он сообщил, что впервые это звание появилось во Франции в средние века. Получившие его пользовались исключительными правами и уважением и обычно командовали военными округами. Вот у нас говорят: «Плох тот солдат, который не хочет стать генералом!» В средние века эту поговорку произносили иначе: «Плох тот солдат, который не хочет стать капитаном!» В последующие годы звание капитан стало присваиваться командирам рот. Еще при Борисе Годунове капитанами называли командиров иноземных наемных отрядов. В России это звание стало вводиться с 1647 года, а в Красной Армии введено в 1935 году.

Казалось бы, вот такие пространные разговоры о званиях должны были уводить в сторону. Но удивительное дело: они по-своему воспитывали летчиков, приучали их относиться к делу вдумчиво, дисциплинировали мышление и речь.

Лавицкий, как и его товарищи, многое перенимал у Томилина, своего земляка, учился видеть явления глубже. Мало того, беседы с младшим лейтенантом обогащали его самыми разнообразными знаниями, воспитывали замечательное качество, которое называется чутьем, а оно — первое условие точности.

— Вы будете, — говорил Томилин, летать на истребителях с очень высокой скоростью, и потребуется точность, точность и еще раз точность. Едва пережал педаль, и самолет сбит с курса. А уж если неосторожно возьмешь ручку на себя, машина резко задерет нос. Не избежать беды, если ваши движения будут неверными при ведении самолета на посадку.

Все это давало результаты.

Николай прошел программу тренировочных полетов на «У-2», потом на «УТИ-4». Теперь он ждал, когда начнутся наземные занятия на «И-16». И снова — проникновение в тайны. И опять, может быть, на первый взгляд скучные назидания. Младший лейтенант Томилин любил повторять:

— Летчик — не портной. У портного, если не так поглажено, можно снова перегладить. А здесь ошибка — и нет человека, нет самолета. Мы воздух утюжим для того, чтобы уверенности было больше, а движения стали бы предельно четкими.

Лавицкий с интересом отмечал, что младший лейтенант вносил в методику обучения курсантов свое, необычное; он мог по каким-то только ему известным причинам определить готовность курсантов к самостоятельному полету.

Лавицкому он сказал:

— Вы очень жадны к знаниям. Это, конечно, хорошо. Но надо работать над своим характером.

— А как это понять, товарищ младший лейтенант?

— Хорошо! Поясню на примере. Вот секретарь комсомольской организации о вас говорит: «Скромен!» Слов нет, скромность — вообще-то неплохая штука, неплохая черта. Но из-за этой самой скромности не хватает у вас того самого огонька, дерзинки, которая определяет летчика.

В чем-то Томилин, может быть, и не совсем был прав. Но над его словами Лавицкий нередко задумывался, сравнивая себя с другими, и, честно говоря, завидовал некоторым своим товарищам. Ведь есть же такие: идет в самостоятельный полет и нисколько не волнуется, А вот Лавицкому в день первого полета было не по себе, хотя все шло хорошо.

Он великолепно вырулил самолет на линию исполнительного старта, получил разрешение на вылет и вскоре был в воздухе. Выполнил полет по кругу, другие упражнения, удачно посадил истребитель.

Взлет, подъем, развороты, маршрут, горизонтальный полет, расчет, планирование и посадка — «хорошо!» Но и эта оценка окрылила, придала бодрости.

Внутренне контролируя свои действия, он знал, что есть упущения, возможно, внешне и не так заметные, но есть.

Следующие полеты были тоже удачными. Он выполнил фигуры высшего пилотажа. Потом были проведены боевые стрельбы из пулемета по наземным мишеням. Стрелял Николай неважно, пули шли за «молоком». Злился. Воздушные стрельбы по конусу тоже не принесли радости.

Как-то после таких неудачных стрельб шел он в расположение отделения. Курсантская семья — семья своеобразная. Здесь обязательно подденут, если опростоволосишься. Досталось и Николаю. Идущие рядом то и дело спрашивали:

— Ну как там сверху, земля круглая или имеет форму чемодана? Не видать ли оттуда твою деревню, куда за молоком ты пули посылал?

— Да отстаньте вы. И без ваших шуток тошно!

Но друзья не унимались:

— Не разглядел ли свою деревню? Сейчас там, наверное, девчата коров пошли доить. Запах парного молока аж сюда доносится.

Николай перешел на серьезный тон:

— Километров триста отсюда. Слыхали — деревня Слобода есть такая на Смоленщине, Духовщинского района. А что?

— Да так, полагается с тебя!

— В чем дело?

— Командование тебе отпуск за отличную учебу предоставляет.

— Братцы, побойтесь бога. Ведь сегодня же не первое апреля!

На этот раз его никто не разыгрывал. И все же не верилось:

— Стрелял неважно, а мне отпуск. Ну, это случайность!

— Просто еще не знают о твоих сегодняшних результатах…

Отпуск Николай, действительно, получил. Поехал в деревню. Наслаждался покоем, ходил по знакомому лесу, встречался с редкими своими сверстниками. Многие уехали в город. Не оказалось и той, что была мила его сердцу. Судьба повела ее по каким-то другим тропинкам жизни. Им — повзрослевшим, щегольски молодцеватым — гордились отец, мать, братья и сестры.

Старый учитель похвалил своего питомца: «Добился своего, теперь иди прямо по курсу», а в глазах промелькнула грусть. Конечно же, он вспомнил о своих сыновьях, погибших в Испании.

Недолго был Николай в деревне. Заскучал по товарищам. Он уже свыкся с атмосферой училища. Жил ею и не мог себе представить ничего другого.

Уехал раньше, не дождавшись окончания отпуска.

Четко стучали на стыках колеса поезда. В вагоне он много читал, а то и просто лежал на полке, вглядываясь в мелькавшие за окном русские березки, голубую гладь воды, избы и вороха еще не заскирдованной соломы.

«А как все это будет выглядеть оттуда, сверху, на скорости, во время глубокого виража?» — думал он.

От станции Лавицкий ехал на машине начальника училища полковника Ухова. Начальник штаба майор Роев остался в городе для решения каких-то вопросов.

Всю дорогу ехали молча. Чувствовалась скованность.

— Вроде бы как-то напряженно стало, — сказал Николай знакомому шоферу, когда машина остановилась на заправку. — Изменения какие за это время произошли?

— Все больше говорят о выпуске курсантов, о назначениях на должности!

В училище Лавицкому сразу сказали:

— Молодец, что вернулся раньше срока. Все равно бы отозвали. Готовься к экзаменам. Много повторять придется, особенно по материальной части моторов, да и по уставам тоже. Уже известен состав комиссий, которые будут принимать экзамены. Групповую слетанность на самолетах «И-16» принимает младший лейтенант Комаров. Председателем комиссии назначен полковник Ухов. В составе комиссии увидишь командира второй эскадрильи майора Горбатко.

Сообщили также массу всяких подробностей, например, что пилотаж будет проводиться на самолете «УТИ-4».

День этот не пришлось ждать долго. Курсанты увидели на старте начальника отдела учебно-летной подготовки майора Серова. Во всем чувствовалась та особая торжественность, которая характерна для экзаменов в военных училищах.

Младший лейтенант Томилин собрал своих и пояснил задачу:

— Полет по прямоугольному маршруту. Взлет. Подъем. Развороты. Построение маршрута. Горизонтальный полет. Расчет. Планирование. Посадка. Осмотрительность на земле и в воздухе. Оценивается каждое действие летчика. Самолет «И-16». Ясно?

— Ясно!

И неожиданное для Николая:

— Курсант Лавицкий, выйти из строя!

— Есть выйти из строя.

— Полетите первым!

— Есть первым!

На экзаменах Лавицкий почти не чувствовал скованности, что возникла, когда он впервые прибыл на аэродром. Он делал все, чтобы точно выполнить задание.

Каждый из членов комиссии в блокноте у себя выводил оценку либо ставил какой-то условный знак.

— Виражи с креном 45 градусов. Ваши оценки? — спросил полковник Ухов.

— Левый?

— Отлично!

— Правый?

— Отлично!

— Вираж в 60 градусов? Левый?

— Отлично!

— Правый?

— Отлично!

Боевые развороты, перевороты через крыло, двойной переворот, или «бочка», иммельманы и прочее получили такую же оценку. Когда все задания были Лавицким выполнены, согласованы оценки у членов комиссии, полковник Ухов просмотрел исписанный листок и в графе «общая оценка» написал: «отлично». Николай получил воинское звание младший лейтенант.

Молодых летчиков, только что окончивших училище и получивших некоторый опыт боевого применения самолета, в учебно-тренировочном резервном полку встречали с особой теплотой. Было сделано все, чтобы с первых дней они почувствовали себя полноправными членами армейского коллектива, уже не курсантами, а офицерами-воспитателями.

— Наш полк имеет наименование: воинская часть 52 656. После построения вы познакомитесь с командирами звеньев, эскадрилий, воентехниками. Коммунистам стать на партийный учет, комсомольцам — на комсомольский. В ленинской комнате вы узнаете боевую историю части.

Капитан Савкин говорил мало. Рассказал о задачах, которые предстоит решать в ближайшее время.

— Будем заниматься не меньше, нем в училище. Вы изучите материальную часть самолета «И-153», мотор М-52. Еще раз покопаетесь в моторах М-25 и М-62.

Стоя в строю, Николай увидел в группе летчиков младшего лейтенанта Томилина. Он разговаривал с коренастым, плотным, смуглолицым лейтенантом из этой же части. Рядом с ним стояли еще двое офицеров. Раздалась команда:

— Вольно!

И раскатисто прозвучала вторая:

— Р-р-разойдись!

Николай подошел к командирам:

— Младший лейтенант Лавицкий!

— Лейтенант Джола, — представился смуглолицый. По акценту Николай догадался: грузин.

— Помощник командира авиационной эскадрильи старший лейтенант Романцов!

— Воентехник Бабин!

— Ответсекретарь партбюро, воентехник первого ранга Тафт.

Джола присовокупил:

— У нас, грузин, говорят: «Дерево сильно корнями, человек друзьями». Вот видите, сколько нас собралось.

При этом он подмигнул Лавицкому:

— Что, не правда, генацвале! — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Доброго соседа прежде солнца следует замечать. Приметил я тебя, младший лейтенант, и ты мне сразу понравился.

— Тревога! — вдруг крикнул дежурный. — Всем занять места…

— Третья за неделю! — крикнул Джола. — Давай, жми на КП. Вам тоже будет работа. Начальство проверяет, сколько времени мы тратим, чтобы собраться по тревоге.

В части, куда прибыл Лавицкий, большое внимание уделялось изучению опыта боев с воздушным противником в Монголии и при прорыве «Линии Маннергейма» на Карельском перешейке.

Прошло немного времени, и Лавицкий приобрел много новых друзей.