Дневник вошел в режим автопилота.

Запись ведется… Запись ведется…

Вторница

19:43

Пока ведьма бежала к лесу, напуганная магом, маленький эльф колдовал, сидя в новой лаборатории, оборудованной на первом этаже, там маг целыми днями варил зелья для уплаты гномам за постройку. Он расчистил пол, насколько смог, поместил туда зелья, начертил кусочком мела символы в углах пентаграммы и осторожно вошел внутрь, сжимая в руках потрепанный листочек. Вокруг царил сумрак. Антимагическое покрытие на стенах отражало заклинания, не давая им разрушить лабораторию, — наученный горьким опытом, маг перестраховался, и теперь, что бы откуда бы ни вылезло, из лаборатории это не выйдет. В случае взрыва подорвется все, кроме стен, ибо магия опять же срикошетит внутрь, за это заклинание маг отдал чуть ли не все золото из сокровищницы. Может, конечно, малек и переплатил, но такая защита стояла теперь только в двух местах: в академии магии при императорском дворе и в скромном домике некроманта.

Эльф повернулся строго на север и начал медленно и вдумчиво читать слова заклинания. Голос его срывался, он очень боялся где-нибудь что-нибудь перепутать. Тонкие крылышки едва заметно подрагивали от страха. Если, как и при заклинании мага, из пола вылезет что-то страшное — он точно не справится. Просто точно не справится. А помощи ждать неоткуда. Маг его за это заклинание убьет, а Сиг расстроится, ведь он намеревался разорвать их кровную связь… Достав из кармана амулет, который дал маг, он крепко сжимал его одной рукой и старался не сбиваться.

После того как Сиггун перестанет быть кровно связана с ним — он сможет сделать ее своей эльфой.

Тихие слова наполнили воздух. Отражаясь от стен, они не угасали, а все множились и множились, превращаясь в целое море шепота, окружившего Кнопа. Он заговорил чуть громче, боясь, что его не услышат. Но его слышали. Все всё слышали и откликались на его зов, как море откликается на зов русалок.

— Эспериалитум Сэнторе Авантис!

Он перевел дух и замолк. Листочек вспыхнул ярким светом и сгорел прямо в его руке. Ойкнув, эльф потряс обожженными пальцами и сунул пару себе в рот. Огляделся. Ничего. Тихо, спокойно, никого нет. Никто не спешит его ругать, съедать или делать еще что-то столь же страшное и ужасное.

— А может, все… ну так и надо? — Эльф приободрился, услышав свой собственный голос. — И незачем было так волноваться.

А с этим что делать? Он задумчиво посмотрел на небольшой бутылек с раствором, ингредиенты для которого искал последние недели две — с тех самых пор, как маг воскрес, — уже тогда он знал, что свершит этот ритуал. Ну… ингредиенты он достал, обряд свершился. А это… выпить надо, наверное. Эльфенок принюхался и сморщился. Пахло не очень.

— Кто звал?

Мелкий аж подпрыгнул с перепугу. Голос словно сформировался из шепота, который уже шелестел и накатывал как лавина, не в силах выбраться из комнаты.

— Я.

— Кто — я? Не вижу. — Тихий, спокойный и гулкий, он слегка пришептывал и доносился, словно из глубокой-глубокой дыры. Хотя дыр тут никаких и не было.

— Эльф. Я эльф Кнопопупс! Кровный эльф ведьмы Сиггун! Требую разрыва связи!

— …Требует он. Забавно. Мелкий, а туда же. Требует.

— Нельзя? — расстроился эльф.

— Почему нельзя. Можно. А что взамен?

— У меня амулет есть. Красивый. С камушком.

— Покажи.

Эльф поднял амулет повыше.

— Ты забыл. Я тебя не вижу. Наверняка пентаграмма мешает. Вечно все скрываются.

Эльф взял кулон за цепочку и осторожно качнул им в воздухе — так, чтобы камень на секунду покинул пределы круга, сверкнул в воздухе, отразив свет понатыканных тут и там свечей, и снова скрылся в гранях пентаграммы.

— О какой ка-амень! — удовлетворенно прошипел дух. — Давно такой хотел. Да все возможность никак не представлялась… Ну чего ты там хочешь? Говори скорей, некогда мне тут. У меня дел много. Жизни высосать, болезни навести. Деток много, работаю много.

Эльф побледнел, чувствуя, как трясутся колени. Дело было не в том, что дух говорил, а в том, как он это делал. Словно эта была рутина, грязная и давно надоевшая рутина.

— А ты кто? Как зовут-то?

Бурчание смолкло, но шепот упорно усиливался, перерастая в грохот, еще немного — и Кноп опасался, что он оглохнет. А еще ему упорно казалось, что шепот ищет его — летает по помещению все быстрей и быстрей, пытаясь наткнуться на него.

— Так ты еще и не знаешь, кого вызвал?

— Знаю, но… вот имя… Должно же у тебя быть истинное имя, неведомое людям.

— А с чего ты взял, что тебе я его раскрою?

— У меня есть право. — Эльфенок крепче сжал обожженный кулак, в котором сгорело заклинание. — У меня есть право. Я читал.

Голос забурчал, зарокотал. В комнате поднялся легкий ветерок, который следовал вслед за шепотом, все усиливаясь и усиливаясь.

— Ты думаешь, я тебя не найду, малявка?

— Я не малявка. Я очень большой… тролль.

Тихий смех.

— Тролля я бы нашел, не шепот, так ветер бы помог. Где же ты?

— Имя назови!

— Где же… имя… где? Где?!

Эльф зажмурился и присел. Вокруг гулял уже целый ураган. Шипение с треском рассыпалось на звуки, ударяясь о стены. Было полное ощущение того, что еще немного — и мир рухнет, его достанут, найдут, съедят.

— МОЕ ИМЯ — СМЕРТЬ! Я ЕЕ СЫН. МЛАДШИЙ. ТРЕТИЙ. ТРЕТИЙ СЫН СМЕРТИ.

Эльф кивнул, зажав руками ушки, но все равно прекрасно слыша каждое слово:

— Теперь ты скажи свое!

— Кнопопупс.

— ЧТО?!

— Кнопопупс!

И ветер стих, шепот начал ослабевать, а вскоре в комнате и вовсе воцарилась гробовая тишина. Эльфенок встал, волосы его стояли дыбом, его трясло, и он не понимал, закончилось ли уже все или еще нет.

— Тебя нет в моем списке, — хмуро прошептали из угла. — Я проверил трижды. Ты сегодня не умрешь.

— Да? — радостно.

— Да, но можно очень сильно досадить и другими методами.

Эльф приуныл. Он уже не дрожал, весь страх словно высосало тем ураганом. И хоть ноги все еще тряслись, но он решил идти до конца.

— Мне нужно заклинание, мне очень нужно, чтобы ты разорвал связь между мной и ведьмой Сиггун.

— Не могу.

— Почему?

— А ты не того призвал. Я же смерть, а не жрец. Жрецы — они да, ходят с косами, все всем разъединяют. Но я другой. Я не умею. Убить могу, прочее — не для меня. Ты никого убить не хочешь?

— Нет… — растерянно.

— Жаль. Красивый больно у тебя амулет. В принципе он мне не нужен, но вот буквально вчера сынишка такой попросил.

— А что это? — разглядывая поблескивающий камень и вытирая пыль с лица. Ветер немало ее накидал.

— Это? Да так. Оптимизатор, кажется. Кто их поймет, с их новыми игрушками. Вот в мое время украсть косу жреца, стать видимым и пройти среди людей — было верхом храбрости и отваги… меня даже кто-то прямо так и нарисовал: скелет в черном, с косой, сеющий смерть. Мне очень понравилось… да.

— А что такое «оптимизатор»? Что он оптимизирует?

— Как что? Настроение. Оптимизм! Есть такое слово. Вот и придумали пессимизатор и оптимизатор. Тьфу ты, язык сломаешь. Весело ему будет, понимаешь? А сын маленький, и у него день рождения. Вот я и искал. Тебе точно никого убить не надо?

Эльф вспомнил некроманта и то, с какой готовностью он отдал этот кристалл…

— А почему у меня не вышло вызвать жреца? Я же его просил.

— Гм. Ты еще и глуповат. Да, жаль, но так даже лучше.

— Ты должен мне ответить! — Эльф почувствовал, что плачет. Слезы полились как-то сами по себе, его снова затрясло. Просто… он за последние две недели столько пережил, чтобы это зелье сварить. Один коготь мантикоры чего стоил. Она его чуть не убила, увидев, как эльф старается отрезать коготок у детеныша. Детеныш его при этом активно облизывал и радостно прижимал к себе пушистыми лапами, вот только его лапы и спасли, мать не смогла ударить по сыну. А он вовремя смылся. Ну почти. На крылышке все еще осталась зазубринка — рваная ранка с обтрепанными краями. Он с тех пор гораздо хуже летать стал. Больше ходит.

— А чего тут отвечать… Ты не то заклинание прочитал, и всего делов-то.

— Как это? Я точно то…

— То, да не то. Я заметил. По пеплу… не тот лист. Но чары на нем были. С амулета и перекинулись. Они немного исказили текст, и появился я, тебе еще повезло. Вообще никто не должен был появиться. Исказившееся заклинание обычно приносит либо разрушения, либо не срабатывает вообще. Вот у тебя сработало. Молодец.

Чары с амулета? Ну, маг.

— Есть! Есть для тебя работа!

— Да? И амулет отдашь? — с интересом.

— И амулет отдам. Только убей эту заразу… можно не до смерти, а то потом опять воскрешать замучаемся.

— ВОСКРЕШАТЬ?!!

Эльфа сдуло из пентаграммы, к нему тут же рванули черные игольчатые щупальца, как успел заползти обратно — сам не помнит, на ноге остался глубокий порез, а в глазах ужас, переходящий в панику.

— Это тот некромант, что сбежал из моих списков трижды?

Эльф тяжело дышал, не реагируя.

— Сначала он не умер, потом он воскрес. А сегодня снова едва не попал, но выкрутился. Никому не позволено сбегать из списка. Это мой список! И каждый, кто в него попал, — мой. Где он?

Эльф ткнул пальцем в дверь, все еще тяжело дыша.

В дверь грохнуло с такой силой, что в ней образовалась глубокая такая вмятина с очертаниями зверски перекошенного от ярости лица.

— Открой!

Эльф вздрогнул, удары в дверь продолжались, били сильно и мощно. Долго она не продержится, это факт. Со всей своей неприкосновенностью из антимагического состава.

— Открой!!!

— Сначала желание! Разорви связь!

— Гррр…

Эльфенок всхлипнул и сел на пол. Посмотрел на бутылек с варевом, открыл его и, вздохнув, выпил. Зачем? Чтобы хоть так… две недели! Едва не погиб, очень устал, бросил Сиггун. И все зря. Она ему никогда и ни за что этого не простит.

— Эй-эй, а ну стой.

Эльф остановился, посмотрев на пустую колбочку и вопросительно на дверь. Больше смотреть как-то было и не на что — его гость был невидимкой.

— Это чего у тебя?

Эльф рассказал, грустно шевеля ушами и сидя на полу.

— Там хоть капелька осталась?

Кноп пристально посмотрел на сосуд, поместил его напротив пламени свечи. Была капля… даже три. И все.

— Три капли.

— Три! Капли… кидай сюда.

— Зачем? Я же почти все выпил.

— Не спорь со смертью, кидай сюда, кому говорю. А то я списки-то подкорректирую.

Кноп пожал плечами и кинул колбу в дверь. Стекляшка сверкнула в свете огней и застыла, так и не упав на пол. Потом медленно поднялась выше и осторожно опрокинулась, теряя капли, которые исчезали, не долетая до пола.

— Мм… Отличный состав, такой только жрецы и пьют. А еще есть?

— Да целый котел. Я немного налил, но там у меня…

— Неси.

— Зачем?

— А затем. Принесешь котел, и я не только вашу связь разделю, о чем ты просишь, но и выполню любое твое желание.

— Ага. Я выйду, а на меня опять набросятся эти щупальца. Не пойду.

— Ну не будешь же ты сидеть тут вечно. Ну хочешь, два желания? Тебе вообще-то зачем связь разрывать? Ты же от одной только капли ее крови можешь столько силы получить, сколько потом и за всю жизнь не соберешь.

— Знаю, — тихо.

— Тогда зачем? Накопишь сил, превратишься в куколку.

— Нет! Я только с ней. Без куколок.

— Мелкий ты еще, а она небось дева романтичная. Вот и ты плоть от плоти ее — мечтаешь о большой любви и не доверяешь никому, кроме нее. — Голос постепенно затих, словно говоривший что-то вспоминал.

— Я не мелкий и не мечтатель. Я согласен! Принесу котел… Только дай слово, что не тронешь.

— Хм, да чего бояться. Говорю же, нет тебя в списках. Иди… иди.

И эльф пошел. Сначала постоял немного, зажмурившись, немного почитал защитные заклинания и пошел.

Ему не препятствовали. Рядом шипело, выло, дрожал воздух, и свечи казались чем-то извилистым и едва тлеющим. Хотя когда он был в круге, все светили нормально.

— Скорей.

Он кивнул, приоткрыл дверь и пулей вылетел наружу, стараясь даже не оборачиваться. Ни в коем случае. Потому что на миг показалось, что смерть проявилась и ухмыляется ему вслед беззубым ртом.

20:02

Котел, который оказался ковшиком с ручками, с натугой заволокли в комнату. Причем толкали впереди себя, чтобы даже на секундочку не коснуться пола лаборатории. Едва ковш пересек невидимую границу, как его тут же отобрали, подняли в воздух и с восторгом выпили. Отдельные капли падали на пол, но в основном жидкость исчезала в чьей-то утробе. И вряд ли это была утроба скелета.

— А-а… — прошептал невидимый гость довольно. — Вкуснее я еще не пробовал. Очень вкусссно. И даже глаза бабочки. Все на месте.

— Я старался, — буркнул эльф и отважно шагнул в комнату.

Дверь за его спиной с тяжелым скрипом закрылась, отрезая его от остального дома.

— Ну… что хочешь? Пока я добрый. Да брось ты эту пентаграмму. Я добрый. Мне хорошо.

— Связь!

— Далась же тебе эта связь. А если она не захочет быть эльфом? Что делать будешь?

— Я ее очарую, — мрачно сопя. — Она сама говорила, что я очень красивый.

— Ну да, девушки все так говорят, когда спрашиваешь, если у них есть совесть, конечно, если нет — говорят как есть. — Вздох.

— А как тогда? Только так и можно. Я ведь… я ведь маленький, и она на меня смотрит как на игрушку.

— А ты стань человеком.

— А?

— Ну. Большим и сильным. И ей не придется превращаться в мелкое беззащитное не пойми что. И тебе хорошо, ведь если ты ждешь, что она оставит ради тебя все, неужели сам не готов на большее?

— А так можно? — Ушки разошлись в сторону, встав параллельно земле. Вид у мелкого был презабавный, такой растерянный.

— Можно. Ты меня таким варевом угостил. Я теперь лет сто могу никого не убивать и все равно в семью много буду добычи приносить.

— Как это?

— Не твоего умишка дело. Так… значит, парнем.

— Эй-эй. Погоди. Я… я не давал разрешение!

— Ты вне круга. Мне разрешение больше не нужно. И вообще я тут по доброй воле. Стоит мне тебя убить — и все, я свободен. Кстати, давай сюда амулет. Тебе он не нужен, а мне пригодится.

Амулет нагло выдернули из кулачка, и он исчез где-то там под потолком.

— Эй!

— Тихо-тихо. Ну что, давай свое желание. Первое, кстати, я сейчас уже выполнил… — Послышался удар, вопль и громкий надсадный крик.

22:35

Мне очень больно, вот шла-шла, как вдруг так по руке резануло, словно ее напрочь отрубили. Сижу, скуля, под деревом, пытаясь не заорать во весь голос. Тут такие жути в лесу бродят, слопают и не подавятся. А лошади-скелета для отпугивания со мной нет. Колдовать не могу — пробовала, да и вообще заблудилась я.

Ой, что ж так больно?

Зажмуриваюсь и вою сквозь стиснутые зубы. Словно вырывают что-то изнутри, с мясом и нервами.

Все-таки не выдержала — заорала. Мне вторил чей-то вой, подхваченный многими голосами по всему лесу. Ну вот, еще чуть-чуть — и сюда сбегутся все. Надо… залезть на дерево…

23:45

Смогла взобраться на ветку, кое-как ползу на вторую. Рука уже не так болит, только пульсирует и слушаться отказывается. Что характерно, рука правая, а пульсирует рядом с сердцем. Я заболела? Фиг его знает, что тут можно было подцепить. А еще в ушах звон такой, словно далеко-далеко кто-то очень громко шепчет, но здесь в лесу почти не слышно.

О, волчара. Небось оборотень, вон как глаза сверкают. Ползу выше и два раза чуть не падаю, оскальзываясь копытами на мокрой после дождя коре. Не-эт… я тут лучше посижу. Тут две ветки рядом срослись, сидеть удобно, ноги вытянуть можно. Очень надеюсь, что волки по деревьям не лазают.

Средница

00:13

Сижу, пою, поглядывая вниз и изучая матерого черного волка, вокруг которого собралась вся стая. Волки рычали, прыгали, подбадривали его. «Генерал», как я его окрестила, рыл когтями землю и оценивающе смотрел на дерево. Я в курсе, что меня сегодня сожрут. Вот только… так помирать не хочется. Казалось бы, ну чего я так за эту жизнь цепляюсь? Сижу с копытами, с хвостом, а не доставлю магу за неделю эту чешую — всю жизнь такая ходить и буду. И ведь все равно жить хочется, как ни крути, а хочется. И видеть, как на моем боку смыкаются огромные острые клыки, прогрызающие на раз кожу, разрывающие плоть, — не хочется этого мне. Ой как не хочется. Я лучше с голоду вот тут помру.

— Спус-кай-ся.

Голос, больше похожий на лай, заставил перегнуться вниз и поискать источник звука.

— Кто это сказал?

На меня рыкнули, и я посмотрела в желтые глаза «генерала».

— Ты говорящий?

— Спус-кай-ся!

Показываю шиш и отворачиваюсь. Слышен рык, лай, и пара тел врезалась в дерево, пытаясь меня стряхнуть. Фигушки. Я тут неплохо устроилась, до завтрашнего вечера дотяну точно — со мной мой рюкзак с остатками колбасы и сосуд с водой. Так что не пропаду, ребята.

— Спус-кай-ся!

Он другие слова знает? Или верит в силу своего убеждения? Типа, чем больше раз повторю, тем быстрее поверит, что оно мне надо.

— Отстань. Дай поспать. И без тебя тошно…

Хорошо хоть, что шмотья я на себя после русалочьего озера нацепила столько, что на три жизни хватит… Тепло. Мне и вправду тепло, да и амулет все-таки вылечил, правда, теперь, как я его ни тыркаю, висит бесполезной игрушкой. Но хоть не кашляю, голова не болит и горло не раздирает от боли.

Снизу зарычали и бросились на дерево.

Недолет. Два метра недолет. Но прыгнул высоко, уважаю. Висела бы чуть ниже — точно бы перепугалась.

04:34

Меня разбудил дружный тяжелый вой. Сонно оглядываюсь, пытаясь понять, где я. Чуть не навернулась. Ой, а тело-то как боли-ит. Кошмар! Я, наверное, теперь на всю жизнь такой скрюченной и останусь, особенно шея.

Волки сидят внизу и воют на полную луну. Она, кстати, убывает, а полоска горизонта медленно бледнеет. Вот бы чары спадали по утрам, и вместо кучи зверей как по мановению лучика оказывалась куча голых мужиков… Хорошо бы красивых.

И благородных! Ну а что? Оборотни покусали, к примеру, отряд паладинов. Я слышала — они тут шибко честные и помешаны на добродетели. Во-от. Ну паладины не поняли, что произошло, а через месяц в полнолуние обратились в волков. Сейчас придут в себя и…

Волки удивленно изучают ведьму, весело хихикающую на ветке. Было полное ощущение, что она сошла с ума. Впрочем, если бы они знали, в скольких передрягах она уже побывала и как ее недавно турнул из замка некромант, они бы так не удивлялись. Тут нервы выдержат не у каждой.

05:54

Рассвет.

Солнце медленно окрасило мир в разные цвета, забрав серый — подарила зеленый, синий, красный, желтый…

Смотрю вниз, ожидая, когда начнут превращаться. Нет, я понимаю, что все, что нафантазировала я себе, слегка нереально. Но хоть что-то сбыться должно. Генерал, к примеру, оборотень точно. Говорил же. Пусть и всего одно словно. Так что…

Хм… Руку перестало дергать. Задумчиво шевелю ею, разглядывая на свет, пробивающийся сквозь чахлую крону.

Странно. Ощущение потери. Причем большой такой потери… Невосполнимой. Вроде одна была, одна и осталась. С магом что-то? Не. Вряд ли. Я так тонко чувствую этого изверга, что точно знаю — он живее всех живых, зараза. Тогда что?

Ладно, неважно. Вон вожак начал крутиться, его явно выламывает, шерсть клочьями осыпается.

Хе-хе, один голый мужичок у меня сегодня все-таки будет.

05:54

Эльф медленно приходил в себя, лежа на каменном полу. Тишина. Никого нет. Последнее, что помнит, — очень сильная боль, словно его разрывало на много маленьких кусочков, и так плохо было, так плохо.

— Да, недооценил я узы кровников. Ты ж не воздушный и не земляной. И даже не огненный. Ты кровник. Прости.

Эльф привстал и огляделся. Перед глазами все плыло в алом тумане. Очень хотелось пить.

— Ну чего, жив? Жив. В списке тебя не было, значит, жив. По-другому и быть не могло.

— Смерть?

— Не называй меня так часто. Не кличь беду на свою голову. А то буквы проявятся, и заберу тебя. Придется. Хоть и не хочу теперь работать… много.

— Что… что произошло?

— А ты не помнишь? Ты все кричал, чтобы я связь разрубил, а того не знаешь, что связь та кровная. Между душами… Все равно что влюбленный попросил бы заставить не любить. Больно это, трудно, но ты так просил, а я не хотел отказывать.

— Связь?..

— Цела.

Эльф поморщился и кое-как встал. Его шатало, вскоре он уже снова сидел на полу, тяжело переводя дух.

— Да не переживай ты. Ну подумаешь, останешься таким. Все равно она бы тебя не полюбила.

Алые глазки яростно сверкнули, эльф зашипел сквозь сжатые зубы.

— Да не злись, не злись. Я просто вижу, где может быть любовь, а где нет. Но вам, живым, это рассказывать бесполезно. — Третий сын смерти вздохнул и завозился в углу. — Ладно. Пора мне. Благодарствую за оптимизатор и зелье. Но вишь как… никак.

— Ты у меня в долгу, — тихо.

— А?

— Ты у меня в долгу. Я, может, и маленький, но договор читал. Он был мелким шрифтом набит. Ты в долгу! И долг отдашь тотчас, как я захочу.

Его горло сжали ледяные щупальца, а кожу проткнули острые иглы, высасывающие жизнь.

— Ты еще маленький. Многого не понимаешь. Много не знаешь. Не тебе, вышедшему из защитного круга, что-то от меня требовать.

— Это пентаграмма… — прохрипел Кноп, пытаясь расцепить захват.

Тихий смех был ему ответом:

— Даже это сделал неверно.

Потом его отпустили, он упал, закашлявшись и едва не теряя сознание от боли, его трясло и внутри словно ледышку положили.

— Так и быть, Кноп. Я верну тебе твое желание. Но смотри, не перегни палку.

Шепот отдавался в ушах, нарастая, взвиваясь воздушными вихрями и заставляя кричать, чтобы не лопнули барабанные перепонки.

А потом все прошло. Резко так. Все исчезло. Лаборатория больше не была зловещей. Вокруг не царил туман. Свечи давно погасли, а маленький эльф упал на пол, застонал, свернувшись в клубочек, и в который уже раз потерял сознание.

06:00

Сижу на дереве, смотрю вниз. Н-да-а… я его себе как-то по-другому представляла. Косматее, что ли. Взгляд такой волевой должен быть. А то что это… Волки вон тоже все в недоумении, ходят кругами вокруг свернувшегося в позе эмбриона тела, нюхают, рычат, пытаются сообразить, что с ним дальше делать.

06:12

Он проснулся! Как раз когда ближайший волк раззявил пасть, чтобы куснуть кусочек. Есть-то хочется, голод не тетка, а тут, нате вам, все готовенькое. Теплое, еще дышит и не сопротивляется. Ну почти. Глотку он ему пережал мощно. А когда я увидела бугры мышц, перекатывающиеся под кожей, мне и вовсе стало интересно.

Волк хрипит, стая рычит. А этот медленно сел, ощерился и та-ак рявкнул. Я сама чуть с ветки не упала. Зато эффект — мгновенный. Волки, поджав хвосты, отступили на шаг. Радостно машу ему ручкой, пытаясь привлечь к себе внимание, главное, чтоб копыта раньше времени не заметил, а то мало ли как местные оборотни на нечисть реагируют. Доказывай потом, что ты случайно некроманту под горячую руку попалась.

Хм. А он на меня и не смотрит. Ну зыркнул разок, и все на этом. Хмуро его разглядываю, понимая, что обиделась. Мечта о прекрасном спасителе улетучилась как дым. Эх, зато у него виски седые. Немного. И он страшно мускулист. От него за версту разит этим самым… животным магнетизмом, так что временно прощаю мужику все. Да и потом, он занят, вокруг него стая волков, которые вот-вот придут в себя и сообразят, что их больше.

06:34

Мужик эффектно всех раскидал. Подхватил ближайшее поленце и так всех… Ух! Только челюсти да ребра трещали. Сижу, ерзаю, болею за наших. Наши побеждают!

06:44

Все. Последний волк убег. Мужик бросил поленце, огляделся, пожал плечами и куда-то пошел.

— Эй, а я?

Вот так мы и познакомились. И встреча эта будет описана в веках…

06:45

Пронзительный взгляд, он повел плечом и пошел дальше.

— Оборотень, генерал! Постой! — Лезу вниз, ломая ветки. — Э, да погоди!

Догоняю, запыхавшись, иду рядом, с интересом его разглядывая. Он, кстати, ничего такой… симпатичный даже, черты лица правильные, глаза карие, седина на висках… я повторяюсь? Но это мой пунктик. Так что сорри.

— Я Сиггун. А тебя как звать?

Тишина.

— Слышь, ты, я Сиггун. А как тебя звать?

Тишина.

— Я ГОВОРЮ… — точнее, ору уже.

— Я охотник.

Отпрыгиваю. Не люблю, когда на меня орут… Он всегда так с девушками общается?

— Ага. А я Сиггун.

Злобный недовольный взгляд.

— Тебе не дует? Ну вот так, в чем мать родила, бегать.

Ноль эмоций.

— У меня двое штанов. Обе пары мужские. Хочешь, одну пожертвую?

Останавливается, смотрит. Я так поняла, это предложение снимать штаны. Ну не знаю, все так неожиданно. Взгляд стал угрожающим. Ладно-ладно. Не нервничай только.

06:56

Мои штаны ему сильно малы. На бедрах только ничего так… словно я их сняла с широкополого коротышки, честное слово. Ну и ладно, авось он теперь расслабится.

— И куда идем?

— Я — туда. Ты — в другую сторону.

О, я ж говорю — расслабился, стал болтливее, что ли.

— А туда — это куда?

— К озеру русалок. — Таким тоном, словно пугает. Предполагается, что после этого заявления я должна с ужасом убежать, вопя и рыдая? Ну-ну. У меня только глазки заблестели.

— Тайными тропами, — угрожающе добавил оборотень.

Мои глаза заполыхали надеждой.

— Вот ты-то мне и нужен! Какое счастье, что я тебя нашла!

Висну на нем, впиваясь как клещ. И хрен ты меня теперь скинешь. Охотник, не замедляя шаг, тяжело вздохнул и сплюнул на траву. Я так поняла, это значит согласен.

Надо будет еще с ним поболтать через часик. А пока пусть привыкает к мысли о том, как много счастья ему привалило зараз.

08:32

Идем, идем… Куда идем? Мне скучно. Активно на это намекаю, предлагая сделать привал.

Мужик молчит, рассекая по лесу в моих штанах. На всякий случай подергала его за рукав — ноль эмоций. Жаль…

09:34

Я есть хочу-у, я пи-ить хочу-у-у-у…

Блин.

12:45

Вы говорите с трупом. Труп готов к общению, внешне мил, идет, цепляясь за руку мощного мужчины с редким, я бы сказала, врожденным заболеванием «отсутствие мозга», и как ты его ни пинай, как ни тереби-и…

Н-да. Зато дождя нет. Собственно, это все плюсы.

15:45

На меня косятся, нервно дергают рукой, на которой я вишу шестой час подряд. Иногда поджимаю ноги, тогда можно не идти, но очень устают руки… Пробовала перекинуть через руку кусок веревки, но эта зараза стряхивает мои чудо-петли.

Как бы мне… О, придумала!

Лезу ему на спину, обхватывая ногами. Это его проняло. Остановился, обернулся и рявкнул: «Че те надо?»

— Лечь, — со слезами на глазах. — Поесть. Пить хочу-у. И это… мне бы до кустиков, уже часа три терплю, сил моих больше нет терпе-э-эть.

Удивление в глазах оборотня просто зашкаливает. Я судорожно всхлипываю, изображая из себя полную дуру. Большим тупым мужикам что-то там внутри не позволяет бросить таких, а вот если буду качать права или замолчу… трындец. В первом случае пошлет, во втором — забудет.

— Иди.

— Куда?

— В кусты.

— А ты не уйдешь без меня… я же заблужусь. — Изо всех сил распахиваю глаза, приближаясь к его волосатой груди и состроив ну до того несчастную рожу, что сама бы купилась. Угу. Есть реакция. Слышу скрип зубов.

— Не уйду! Иди.

— А ты чего делать будешь?

Мужчина покраснел. Я сообразила, что общаться с девушками ему приходилось редко, если вообще не первый раз в жизни, и свалила в кусты. Ну а что, он сказал — подождет.

16:02

Стою у дерева, радостно обозревая наш лагерь. Таскает дрова, нашел ручей, достал из моей сумки котелок… Какая прелесть. Сползаю на землю и вытягиваю гудящие ноги. Какая… прелесть.

Там и уснула.

16:34

Меня подняли, куда-то отнесли и положили на что-то колючее, но теплое, особенно по сравнению с землей, на которой я лежала. Довольно соплю, чувствуя, что сверху тоже бросили пару веток.

Сплю дальше.

19:43

Сонно смотрю на костер, весело потрескивающий поленьями, симпатичный такой получился — уютный. И оборотень рядом сидит. Весь мощный, бугристый, грудь в шрамах, глаза чуть сощурены. Красив… красив, но не так, как хотелось бы, я предпочитаю субтильных мужчин, накачавших не мышцы, а мозг. Н-да, только таких мужчин мало — чтоб и красив, и с мозгами, и все тридцать три удовольствия в одном. Э-эх.

— Проснулась?

Высовываю нос из-за громадной разлапистой ветки. Где он ее только оторвал? Вся в иголках и явно не на земле валялась.

— Да. Спасибо, что не ушел.

— Я обещал?

На меня смотрят так, что понимаю — надо срочно кивнуть. Осторожно киваю.

— Я обещал — я сделал. По-другому не умею.

Верю. Тут две извилины нужны.

— На. — Мне протягивают миску, в которой что-то плавает. Принюхиваюсь и понимаю, что мясо. Лезу за тарелкой, как кошка за валерьянкой. В глазах жуткий голод, желудок с рычанием набрасывается на ребра.

20:01

Сижу. Мне тепло, хорошо, я сыта. Чтоб маг со своими мозгами когда б такое устроил… вечно рядом с ним во что-то да влипала. Смотрю на охотника другими глазами — сытыми и счастливыми, а ведь в таких, как он, что-то есть. Шарм какой-то… Ладно, хватит стебаться. Надо решать, что дальше делать. А то шутки шутками, а к русалкам мне позарез надо. Да и обратно тоже.

— Расскажи о себе.

— Зачем?

— Ну… я хочу знать, с кем иду.

— Меня зовут Гран. Я охотник.

Круто. Все?

— Это все?

— Все.

— А возраст?

— Девяносто три…

— Что?!

— Девяносто три месяца как я здесь сижу.

— Где? В болоте?

— Тут лес. — Начиная закипать.

Интересно, а можно выдавать больше одной фразы за один раз?

— Тут лес. Там болото. Живу на болоте.

— С кикиморами?

— Нет.

Я его придушу или сделаю пульсар и подорву все на хрен! И ведь сидит с таким видом, словно и не издевается вовсе.

— Ты же сказал, что живешь на болоте.

— Я там жил.

Так. Спокойно, Сиггун. Он там жил. Говорят же тебе.

— А потом? — намекающе.

— Ушел.

Твою мать! Понятно, что не улетел. Так… так… как бы вопрос задать, чтоб не отвертелся?

— А куда ты ушел?

— К русалочьему озеру.

— А зачем?

Я думала, ответит: «жить» или «захотелось», — но он ответил иначе. Внезапно даже смутился и голос понизил, словно я его о чем-то неприличном спросила.

— Девушка у меня там. Красивая. Я ее увидел и ушел. Кикиморы… они некрасивые.

Я поражена. Такая длинная фраза — и почти без запинок. Видать, девчонка и впрямь зацепила. Только там же никто, кроме русалок, не жил. Ну домовой еще, но так это ж нереально.

Представляю себе Нафаню в кружевном переднике, в кокошнике, с косой до пола, бегающего в хозяйственных хлопотах по дому или с умилением наблюдающего, как оборотень поглощает суп в огромных объемах. Иногда по губам Нафани проскальзывает застенчивая улыбка, охотник, глядя на него, каждый раз краснеет…

Н-да… Надо что-то делать с фантазией. Не приведи духи, он узнает, о чем я тут подумала.

— Там же одни русалки.

— Да.

— И?

— Что?

— Так. Ты, блин, можешь говорить по-человечески?! Что ты из себя идиота строишь?! КТО ЭТА ДЕВУШКА?!!

Я думала — убьет. Ну или встанет и уйдет. Вместо этого он запустил пальцы в волосы, отбросил челку назад и неуверенно улыбнулся.

— Так после того, как оборотнем стал, трудно так сразу начать соображать, как человек. Мне даже говорить… сложно. Жрать хочу и выть. Русалка она и есть девушка. Русалка.

Перевожу дух, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Так. Есть! Это победа. Он не тупой, просто только что бегал на четырех лапах и выл на луну. Ну и съесть меня хотел. Отлично! Значит, все не так безнадежно.

Так, погодите. Русалка? Ланс же говорил, что они своих жертв съедают либо сразу, либо когда она доберется до воды. Не, это Сёма говорил, которого я, кстати, обронила где-то у замка мага, и он меня не догнал.

— Они же едят своих жертв. Ты что, совсем к воде не подходил?

— Подходил. — Вздох. Молчание.

Махнув рукой, снова забираюсь в еловую постель. Да ну его, слова не вытянешь. Хорошо хоть, нормальный парень оказался. Накормил, уложил, не тронул, не укусил. Так что, думаю, доведет.

— А тебе чего у русалок надо?

— Чешуйку. С хвоста.

— Чьего?

Ишь ты. Разговорился.

— Да так. Седьмая дочь водяного, кажется.

Молчание.

Закрываю глаза и с удовольствием погружаюсь в сон. Хорошо.

Четверник

05:34

Меня бесцеремонно разбудили и заставили встать. Я пихалась, сопротивлялась, что-то там бурчала, но в итоге была подхвачена на руки и дальше передвигалась, уткнувшись носом в плечо охотника. Он пах псиной. И потом…

В общем, не очень весело. Зато тепло.

07:45

Все еще куда-то идем. Так уютно покачивает. Так бы и лежала, но нельзя. Зеваю и открываю глаза, стараясь не потягиваться, а то в глаз заеду.

Надо же. Лес сильно изменился. Я узнаю эти деревья. Хотя узнаю — это, конечно, сильно сказано, но места знакомые. Стволы в пять человеческих обхватов, травы почти нет и сыро. Очень сыро тут внизу.

— Мы где? — Говорю на всякий случай шепотом, с любопытством оглядываясь. — Ты тащить меня не устал?

— Нет.

Какой мужчина. Вот с таким не пропадешь. Отовсюду унесет.

12:34

Слезла с его шеи. Иду сама, внимательно смотрю под ноги. Иногда тропинка словно исчезает. Порой все подергивается дымкой и будто пропадает, тогда он берет меня за руку и ведет за собой. Ноги вязнут в чем-то липком и холодном, но, присмотревшись, вижу все ту же траву, пусть и серую, бесцветную какую-то. Охотник сказал, что это тайные тропы, чем потряс меня до глубины души. Я все время забываю, что он оборотень.

14:43

Прошли дуб. Ничего себе скорость. На мой вопрос: когда мы доберемся до озера — сказал, что к вечеру.

Дальше я выражала собственные эмоции на повышенных тонах, повиснув у него на шее, потом ныла, чтобы он проводил меня обратно. На меня не реагировали, шли себе и шли, изредка беря меня за руку. Это успокаивало.

18:45

Болото!

Кикиморы бросились с криками и визгами, но не ко мне, а к охотнику, как выяснилось, оказывается, это действительно его домик тут стоит. Зашли, осмотрелись. Охотник сплюнул и вышел.

Я его понимаю. Эти лягушки всё, что могли, тиной заляпали, стекла выбили, стены измазали чем-то очень вонючим. Не дом, а иллюстрация к фильму ужасов.

21:45

Идем по лесу. Клюю носом, зевая и периодически перепрыгивая через ветки.

Когда споткнулась об очередную и едва не рухнула — меня снова взяли на руки и понесли. Я не возражала. От него жар идет, как от печки. И чего эта русалка выкаблучивается? Хороший мужик. Брала бы и радовалась.

23:04

Дошли до поляны, он ее пересек и снова пошел в лес. На мой вопрос: «А мы куда?» — ответил скупо: «Спи».

Хм.

23:34

Тут еще один домик есть, небольшой, но с камином и целым морем шкур. Они тут повсюду! Даже на потолке в четыре слоя. Меня положили на пушистую возвышенность и пошли разжигать огонь в печи. Закутываюсь в пахучие мягкие шубки и дрожу от холода… Вот щас согреюсь и… плевать на все. Засну и буду радоваться.

Когда охотник вернулся с двумя ведрами воды — я уже спала, уютно устроившись в коконе из меха. Он осторожно поставил ведра на пол и вышел наружу, прикрыв за собой дверь.

Пятерница

07:15

Знаете поговорку «Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит»? Ну так вот, смотрит. Только не в лес, а в воду.

Стою у дерева, вглядываясь в гладь пруда. Спокойно вроде все. Тихо. Я чего вышла-то. Мыши! В моем коконе оказались мыши. Не знаю, откуда они там взялись, но выметалась я быстро и глуша грызунов сапогом. Не задавила ни одну, но хоть душу отвела. Кошмар. Я понимаю еще — тараканы, но мыши!!! Он еще бы слона завел.

О. Что-то происходит. Из воды показалась девушка. Русалка которая. Блондиночка. С тонкими чертами лица, с мощной нижней челюстью, что ей почему-то шло, и с удивительно бирюзовыми глазами — без белков, без зрачков. Такого чистого цвета я не видела еще никогда. В них еще и искорки зажигаются, то лукавые, то веселые. Вздыхаю и смотрю на охотника. Н-да. Мужика, конечно, жаль.

Смотрит так, словно готов нырнуть следом хоть сейчас. Жадно, ласково и с такой болью, что хочется подойти, прижать их друг к другу и попросить жить счастливо.

— Мне пора. — Серебряный голосок хрустальными волнами прошелся по нервам, по-другому и не описать.

Парень аж завибрировал, как струна, от этих слов. На его лице отразилась такая мука, он дернулся, отстранился и криво усмехнулся.

— Когда еще свидимся? — хрипло, стараясь побороть желание и не схватить ее за волосы да не выволочь на берег, чтобы уже никогда и никуда не уплывала.

— Завтра. Ночью. Придешь?

— Куда ж я денусь.

Кашляю и выхожу из-за дерева. Оба одновременно поворачиваются ко мне, причем с одинаковыми лицами. Словно застукала их за преступлением века, и вот-вот небо рухнет на наши головы.

— Здрасте. Вы русалка?

Глаза златовласки расширились. Меня точно узнали.

— Ты?!

Мягкие губы разошлись, обнажая частокол острых, как шипы, зубов. Задумчиво на нее смотрю, понимая, что чешуйку добыть мне будет очень и очень непросто.

— Привет. А тебя тоже тогда… зацепило.

Как она прыгнула — я так и не поняла, но отпрянула назад, споткнулась и рухнула на землю. А бешеная фурия, рассекая воздух гибким, хищным хвостом, била им по земле, лежа в каких-то сантиметрах от меня и не в силах дотянуться. Отползаю, перевожу дух и пытаюсь собраться с мыслями.

— Что она сделала?

Хриплю, почувствовав, как на горле сошлись мощные пальцы. Когда он успел? Блин, зря я так неосторожно вылезла. Зря вообще сюда вышла вместе с ним. Я-то думала: повезло. Ну да, мне всегда везет, а потом этим же везением по мозгам и шарахает.

— Она подожгла воду молнией! Отец чуть не погиб! Икринки все погибли!!!

Хватаю ртом воздух, дрыгая ногами над землей. Блин, ну вы меня еще из-за икры прибейте.

— Убей ее!

Охотник задумчиво на меня посмотрел.

— Это… была… само-обо-рона, — хриплю на пределе возможностей, отчаянно цепляясь за его руку.

Внезапно меня отпустили и позволили свалиться на землю. Судорожно глотаю воздух огромными глотками, отползая от охотника на подгибающихся руках.

— Зачем ты ее отпустил?! — Русалка ощерилась и выпустила когти. От недавнего ангела ничего не осталось, зато была фурия — неземной, правда, красоты.

— Не могу, — хмуро. — У оборотней так… Если убью человека всего через сутки после полнолуния — не выдержу и стану волком навсегда.

Какое счастье.

— И что?

Удивленный взгляд и крепко сжатые кулаки.

— Но как же? Я тогда тебя видеть не смогу.

— Сможешь. Я — рыба. Ты — волк. Почему ты не сможешь меня видеть?

Поворачиваюсь и изучаю эту заразу. Она уже сидит, погрузив коготки в грязь, выпрямившись, как царица, и изгибая изящный сверкающий хвост.

— А ты вообще кто такая?

На меня смотрят как на грязь, не стоящую даже упоминания. Жаль только, что «грязь» разумная. Сплевываю, начиная закипать. Терпеть не могу таких — высокомерных и красивых, как ангел.

— Я младшая дочь водяного.

— Э-э… а какая дочь по счету?

— Седьмая, — ответил охотник и нахмурился.

Дальше случилось то, что я и по сей день объяснить не могу. Я рванула вперед, запустила в охотника жалкое подобие наспех сооруженного пульсара, угодила в когтисто-зубастые объятия, отодрала ногтями ряд чешуек с правого плавника и откатилась назад, выдираясь из рук визжащей русалки и зажимая рваную рану на плече. Она хотела укусить меня за горло, но не сориентировалась и вцепилась куда смогла.

Есть! Чешуя есть! Надо бежать.

Но тут меня снова схватил охотник и мощно врезал в челюсть, после чего я вырубилась, успев, правда, сунуть драгоценные чешуйки в карман штанов и застегнуть их на молнию. Хорошо, что штаны так и не сняла и что на них молнии есть.

19:43

Меня несут. Покачивая из стороны в сторону и подкидывая, если я сползаю со спины. В голове гудит так, что хочется выть. От каждого движения будто сверхновая бомба разрывается перед глазами. И тошнит… Меня сейчас стошнит.

Булькаю.

Сгрузили вниз, держат за шкирку над кустом. Меня трясет, хочется вырваться, убежать, но ноги не держат.

Несут дальше. Псиной-то как воняет.

21:34

— Охотник. Охотник. Охот…

— Что?

— Куда ты меня несешь?

— Домой. К магу. Ты взяла, что хотела?

— Да. А почему?

Молчание. Он не в настроении разговаривать, но, когда мне плохо, становится как-то плевать на внутреннее состояние других людей.

— Я думала, ты меня ей отдашь и она меня скушает.

Тихо хихикаю и тут же затыкаюсь, пытаясь сдержать долгий протяжный стон. Моя голова… Это вообще пройдет или теперь это навсегда?

— Она отпустила.

— Да?

— Если бы она попросила, я бы тебя убил.

Тихо, ровно, без эмоций. И как-то сразу верится. Вот верится, и всё тут.

— А чего не убил? Не попросила? Вроде я ее сильно достала.

— Она тебя узнала.

— Ну да, я же вчера заходила. Нет. Не вчера. Дня четыре назад. Все так смутно помнится. Болото, монстр, русалки, маг…

Молчит. Идет и молчит, сцепил руки в замок за спиной. На этом замке и сижу.

— Охотник. Меня снова тошнит.

Он кивнул и повернул к кусту, после чего опустил меня на землю. Благодарно киваю, булькая и пытаясь думать о чем-то хорошем.

22:45

— Мне легче.

Тишина.

— А хочешь, я вам любовное зелье сделаю? Ну ты ее опоишь — и она твоя.

— Нет.

— Ты не думай, я халтуру не подсуну. Я ученица некроманта Ланселота. Слыхал о таком? Так что все будет на высшем уровне.

— Нет.

— Почему?

— Она и так меня любит. Мне не нужно зелье.

— Хм. И как вам быть вместе?

— Мы вместе. Пока могу — я рядом с ней. Больше мне не надо.

— Врешь. — Задумываюсь, уткнувшись в спину охотника. На нем безрукавка из шкур, теплая, кстати, мне б такую, а то я мерзну постоянно.

— Если б она могла, стала бы человеком, — так тихо, что я еле услышала.

— А она может?

— Папа не пускает.

— Дура, да? — Я в шоке от того, что он мне рассказал.

— Она русалка. У нее хвост, просто так взять и стать человеком… — такое только в сказках малым детям рассказывают, чтоб спали крепче.

Оборотень угрюмо насупился.

Судя по тому, как подо мной перекатываются его мышцы, я задела охотника за живое. И крепко так задела. Душевно, я бы сказала.

— А маг может. Я уверена. Маг все сможет. Пошли со мной в замок, а?

Он молчал так долго, что я снова уснула. Ну как уснула — так, погрузилась в полусон-полуявь, покачиваясь на плече и пытаясь не сползти вниз.

Мимо мелькали ветви деревьев, некоторые скользили по голове, если он не уворачивался, некоторые отгибались его мощным телом и вибрировали, распрямившись после.

Влажно, сыро, тепло, уютно. Хороший я транспорт нашла. Душевный.

— Думаешь, он поможет?

— Уверена. Он мне должен.

— Некромант? Тебе? — скептически.

— Да. Я его недавно воскресила. И он мне должен, — твердо.

— …Хорошо. Я пойду с тобой.

Парень остановился, развернулся на сто двадцать градусов и пошел совсем в другую сторону.

— Э… Не поняла. Ты что-то забыл в избушке?

— Нет.

— Хочешь посоветоваться с русалкой?

— Нет.

— А какого лешего мы возвращаемся?

— Я несу тебя домой.

Долго, мучительно соображаю.

— А до этого ты меня куда нес?

— В лес. Ордетта попросила тебя убить. Ты уничтожила всю икру, которую берегли русалки в озере. Ты даже не представляешь, как сильна ненависть к тебе водяного и всех его дочерей.

Гм… А когда уходила, вроде ничего так было… Или они тогда еще не поняли, что произошло?

— И что мне теперь делать?

— Не знаю. Меня твои дела не волнуют, ведьма, у меня свои есть.

— Н-да? А если я не отдам тебе зелье, когда придем в замок? Как тогда запоешь?

— Тогда я не отдам тебе чешую.

А? Что? Какого?..

Судорожно лезу в карман, пытаясь нащупать то, что с таким трудом добыла. Плечо отозвалось мучительной болью, мстя сразу и за все. Блин, ничего нет! А, нет, одна чешуйка осталась. У меня в кармане дырка, она в нее и провалилась. Так. Надо спрятать поглубже. И изобразить ярость, а то еще штаны снимет и обыщет, зараза.

— Либо ты сейчас вернешь мне чешую, либо я тебя убью. Сильно и кроваво, — шиплю сквозь зубы, старясь звучать громко и мысленно улыбаясь.

Охотник остановился, снял меня со спины, обернулся и… врезал в челюсть — сильно, и вырубив с первого же раза.

И на мир опустилась тьма.

Время — не знаю. Место — не знаю, темно тут, спокойно и не дует. Может, я умерла? Кто знает. Тогда загробная жизнь темная, мрачная и скучная. Так как здесь ничего нет. Здесь даже меня нет.

И меня неудержимо тянет куда-то в сторону. Так что, наверное, я все же лечу. В этой темноте. Без тела — один сплошной разум без оболочки. Забавно.

А вообще грустно как-то обрывать историю прямо так. На середине. Или в начале? У меня же все только-только начало налаживаться. Я почти освоилась, вырисовывались перспективы в виде избавления от копыт и обучения в академии магии и волшебства. Я о таком только в книжках читала. Страшно интересно, на что бы это было похоже.

И маг оказался довольно забавным персонажем. Помню, когда увидела его, в первый момент было полное ощущение того, что я попала в дурку и поселилась в ней надолго. Настолько реалистично и настолько по-кэрролловски. Его Алиса тоже пошла за кроликом, я же пошла за крысой. И был у меня и безумный шляпник, и веселый башмачник, и даже чеширский кот в виде эльфа. Все было… Умирать не хочется. Вот так всегда. Раньше переживала, что хочу назад. Давила в себе эти мысли, страдала. Чувствовала, что живу, словно задержав дыхание. Словно в омут с головой, набрав полные легкие кислорода, и задержка. Все. Точка. Сколько протянешь? Я протянула досюда, не сорвалась, не истерила и даже адекватно реагировала на все. Думаю, это все из-за событий. Постоянно куда-то бежать, что-то делать. А вот если передышка — пипец. Я бы долго не протянула. На меня бы навалилось сразу все. Я бы глотала слезы, ушла в черную депрессию, закатила бы истерику магу и ходила бы по замку… в виде небольшого такого привидения — белого, копытистого и хвостатого. Потом, наверное, сошла бы с ума. Однажды бы проснулась зареванная и просто не поверила во все это — слишком нереально. Слишком страшно поверить, что живые мертвецы, говорящие крысы, русалки и эльфы — реальность. Моя реальность. Я бы сошла с ума.

Гм.

Но проблема решена. Темно тут… пусто. Тихо. Хоть сто раз сходи с ума, вешайся, истери — всем все равно. Скорей всего, так и будет — чокнусь. Буду петь песни, зависать в темноте. Увижу яркий свет и нафантазирую себе еще одну реальность…

Хочу… хочу жить.

Не хочу висеть в этой темноте. Тут страшно. Плохо и одиноко.

Мама, вот ты мне говорила, что я непутевая. Ты не знала — насколько. Ты даже не представляла — насколько, мама. Жаль, что потом ты не могла меня остановить, накричать, дать подзатыльник и направить в нужное русло. И была бы я умной-благоразумной, с друзьями, мужем и детьми… И все было бы хорошо.

Пусть это все закончится. Надоело висеть в темноте. Накатывают волны холода и одиночества. Мне так страшно, что хочется кричать, но я даже голоса своего не слышу. Я обратно хочу. Выпустите меня, пожалуйста. Я на все согласна. Не буду ругаться с некромантом, попрошу прощения у русалок, пойду в школу — только верните меня домой. Но не в первый дом — одинокий и пустой, лучше во второй, к некроманту. Он единственный, кому я хоть немножко нужна. А иначе давно бы от меня избавился. Я в это верю.

Страх сковал и не дает думать. Мне так холодно и жутко. Ведь я не одна. Я точно не одна. Здесь кто-то есть. И этот кто-то мне очень не нравится. Что сделать, чтобы очнуться? Я на все согласна. Мне там нравилось! Некромант, горшок, эльф… Ну пожалуйста, ну хоть кто-нибудь! Я не буду больше ныть, только хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой…

Субботница

20:43

— А с чего ты взял, что она мне нужна?

Тяжело дышу, схватив край одеяла и до хруста сжав кулак. Лежу на кровати. Все еще боюсь открыть глаза. Вынырнула рывком, мгновенно и резко. Пот скатывается со лба, щекочет кожу, а нос улавливает тысячи запахов. Я жива, да? Я жива! Блин… это здорово, это просто чудесно. Я жива!!!

— Она дорога тебе. Я вижу это по твоим глазам. Не отпирайся.

— Ты вошел в мой дом, принес мою ведьму, угрожаешь мне не отдать мою чешуйку и что-то требуешь?

— Мне терять нечего, либо так — либо никак.

— Значит, никак, — сухо. — Ты хоть понял, с кем связался, щенок?

Тихое утробное рычание, от которого волосы встали дыбом.

— Пасть закрой, — тихо.

Рычание оборвалось. Так резко, словно оборотень что-то увидел.

— Еще раз повторяю. Ты принес мне МОЮ ведьму и предлагаешь купить МОЮ чешуйку. Я все правильно понял?

— Да, — глухо.

— И это притом, что еще сутки назад русалки приказали ее убить, а ты вызвался добровольцем. — Сухой смешок.

— Откуда…

— И снова ошибка. Ты так и не понял, кто стоит перед тобой.

Удар, грохот, визг.

Вскакиваю и бегу к двери, но тут по ногам проходит волна дрожи, каменный пол словно встает на дыбы, сбивая с ног и отбрасывая меня в угол.

— Не надо! — В голосе оборотня ужас.

Да что там происходит? Я такого ужасающего голоса, леденящего душу и заставляющего стынуть кровь в жилах, никогда у некроманта не слышала. Чего это он взбеленился? Чешуя есть. Зелье будет. Даже оборотня привела. Ну и сама жива, если это ему интересно. Подумаешь, поторговались с ним, эка цаца…

— Тогда отвечай прямо, потому что мое терпение на исходе. — Лед и спокойствие в голосе.

Поднимаюсь и на карачках ползу к двери, морщась от боли. Пол застыл горбиками, став будто в складочку. Ну и хрен с ним, я уже привыкла ничему тут не удивляться.

Дверь немного приоткрыта. Смотрю во все глаза на мага, пока в голове мечется всякий бред. Высокий, худой, спокойный — он молча стоит перед оборотнем. Только вот даже улыбаться не тянет. В глазах такой холод и ужас, словно смотришь в глубины ада. Я не шучу. Я никогда не умела красиво выражаться, еще реже пыталась. Но тут… Я как-то была в психушке — решила попробовать хоть там устроиться на работу, и это оказалось единственное место, откуда сбежала я сама. Был там один парень буйный. А по виду и не скажешь. Брюнет с черными глазами и с обгрызенными в кровь, скрученными за спиной руками. Он сначала мне улыбался, принимал еду, пытался говорить, боялся обидеть… Я даже удивилась, зачем его там держат. Убегать не хотел, говорил: «Тут спокойно». А потом как-то у меня заболела бабушка, и я не пришла. Сильно она тогда захворала, недолго ей оставалась. На следующий день я увидела его сидящим в другой камере, на цепи, словно собака, в смирительной рубашке и точно с такими же глазами, нечеловеческими — с дикой, непреодолимой ненавистью внутри. Он смотрел так на всех. Санитары говорили, что одного из них едва не убил стулом — пытался размозжить голову. Хорошо, на успокоительных лекарствах сидел — скрутили. Не без жертв, правда, кому-то руку сломал, кому-то ухо откусил. Его, понятно, тоже уделали так, что мама не горюй. Сидел, кашлял кровью и смотрел… в один угол. Изредка по его телу проходила дрожь, словно что-то снова ломалось внутри.

— Как ты ушла — таким стал. — Охранник подошел так тихо, что я подпрыгнула от неожиданности. — Зря мы тебя взяли. И впрямь невезучая. Да только не сама, а окружающие.

— Чего это? — Я тогда мелкая была, толком выражаться не умела, и мне вечно влетало за все подряд. Потому сначала зубки скалила, а потом уже слушала.

— А сама погляди.

Дверь отперли, резко распахнули и рывком закинули меня внутрь.

Я ничего такого не ожидала, ввалилась с вытаращенными глазами, едва не влетев ему в живот. Благо стены мягкие, пол и потолок.

— Одному санитару он ухо откусил да все тебя требовал. Вот посидите да поворкуйте с полчасика. Потом выпущу.

И, несмотря на мой вопль, этот жирный гад ушел, даже не обернувшись.

Никогда не забуду глаз того парня. Зрачки то расширялись, то стягивались в точку. Дышал напряженно, с хрипами. Не шевелился. Я знала, что длина цепи позволит ему приблизиться ко мне, куда бы я ни забралась. Но окончательно добило меня то, что случилось потом.

Разбитыми в кровь губами, с выбитыми зубами… улыбнулся и кивнул мне.

— Привет. Куда же ты… кх-кх… пропала? Я вчера ждал.

— Бабушка… заболела, — сползая по стене на пол и стараясь не реветь.

— Заболела… это плохо. Бабушки не должны болеть.

Киваю, не зная, что сказать и сделать, чтоб не тронул.

— А я звал-звал… Они привели какую-то старуху. Противная ужасно. И еду принесла гадкую, — откидываясь назад. По лицу блуждала полубезумная улыбка. — Ты теперь останешься?

— Нет.

Он поднял голову и очень внимательно на меня посмотрел. И не было в этих глазах ни боли, ни отголосков той наркоты, которой его накачали. Там был разум, понимание и покой. Словно он уже все решил, но прежде хочет пообщаться.

— Молодец. Честно отвечаешь. Этим ты мне и нравишься. — Усмешка и плевок на пол. Алый, как и его губы, по которым стекает кровь. — Мне ребра переломали… больно очень, долго не протяну. А лечить не будут.

— Я могу…

— Нет. Ты не можешь, — почти ласково, не поднимая головы.

И так больно было сидеть и смотреть на эту изломанную, измученную фигуру маньяка, который почему-то привязался ко мне.

— Я попрошу их отвезти тебя в больницу! Они не посмеют не отвезти.

— В морг… Мне теперь туда. А можно… Ты расскажешь еще одну сказку?

Всхлипываю. Нервы ни к черту. Всю ночь сидела у постели бабушки, теперь еще это. Мне страшно, плохо, и я на пределе. Какая, на хрен, сказка?

Но он смотрит. Черные глаза смотрят. Внимательно и очень спокойно, и это спокойствие каким-то невероятным образом передается мне.

— Можно. — Урчу, вытягивая ноги и разглядывая драную подошву сапога. Подумав, я их стянула, оставшись в одних носках. Он усмехнулся, как всегда, по-волчьи, и попытался сесть так, чтоб не травмировать поломанные ребра.

— Жила-была девочка… И сшила ей однажды мама алую шапочку…

Сказка была его любимой. Он всегда засыпал под нее. Вот и сейчас уже минут через пять начал клевать носом. Еще бы — в крови его было столько снотворного, плюс он не спал со вчерашнего дня. Я удивляюсь, как он вообще еще держался.

Вытираю рукавом сопли и слезы, продолжаю рассказывать сказку дальше, сама себя представляя бредущей по сказочному лесу, несущей далекой бабушке много-много вкусных пирогов.

Когда зашли охранники — он спал, положив голову мне на ноги. Дыхание его вырывалось с хрипом, булькало и клокотало в груди, он был бледный до синевы и постоянно кашлял, сплевывая алую кровь на пол, не приходя в себя.

Охрана вытащила меня силком, я не хотела уходить. Потом его забрали и увезли на «скорой», больше я его не видела. Даже попрощаться не успела.

Сижу, тяжело дыша, постепенно выныривая из воспоминаний.

И сейчас у мага глаза того самого парня. И он так же спокоен. Руки в карманах штанов, на лице волчья усмешка. И ничего от прежнего — придурковатого — некроманта словно и не осталось. Прямо как тот… он тоже рядом со мной сильно менялся. Неужели некромант…

— Я все сделаю, — прохрипел волк, извиваясь и корчась на полу непонятно от чего. — Вот чешу-я-а-а-а…

Хрип оборвался, перешел в бульканье.

— Маг!

Он дернулся и обернулся. На миг меня обожгло таким холодом и ненавистью, что захотелось заползти в самый дальний угол и зажмуриться.

Потом взгляд его остановился, маг замер, вспоминая, кто я есть, и уже через секунду смотрел совсем по-другому, по-прежнему, с усмешкой и легкой издевкой, что ли.

— А, спящая красавица проснулась, — хрипло усмехнулся маг.

— Да! Ты чего с оборотнем творишь. Отпусти! Он же меня сюда принес!

— А до этого чуть не убил, — пожал плечами.

— Ну и что? Можно подумать, ты по мне рыдать бы стал.

— Может, и стал бы, — таким тоном, что непонятно — то ли шутит, то ли издевается, но он продолжил очень серьезно и без тени сарказма: — А вот только те, кто поднимают лапу на то, что принадлежит мне, долго не живут, поверь.

— Э… мм… я принадлежу тебе? — ошарашенно.

— Да, — самодовольно. — С потрохами. Ты рада? — С интересом наблюдая смену эмоций на моем лице.

— Да щас!!!

— Другого я и не ожидал, и этот… гад!

Рычу и пытаюсь открыть дверь. Вот если я выйду отсюда…

— Давай чешую.

Волк, все еще не веря, что его отпустили, судорожно выгреб из кармана небольшой кулек из листьев и передал его магу. Маг открыл, посмотрел, пересчитал.

— У меня еще одна есть, — брякнула я. Ну да, мы же честные и молчать не любим.

Оборотень ошарашенно на меня уставился, не понимая, а чего он тогда тут погибал.

— А нечего обворовывать! — Показываю язык.

— Давай сюда, — нахмурился маг и подошел к двери.

Фыркаю и роюсь в кармане, нащупывая заветную дырочку. А, вот она.

— На.

Чешуйку внимательно осмотрели и утвердительно кивнули.

— Так. Ладно. Ты, — в меня ткнули пальцем, — сиди тут, а ты, — оборотень шарахнулся, словно его этим пальцем вообще испепелить пытались, — пойдешь со мной.

— Я без нее никуда не пойду.

— Да! — поддерживаю я, прекрасно понимая, с чего волк так решил. Мало ли — только я скроюсь из глаз, и маг снова превратится в маньяка-извращенца. У меня был свой мотив — ежели не выйду сейчас, то вряд ли меня выпустят вообще.

Маг зарычал, что-то прошипел, пол просел, снова становясь гладким, а я ойкнула, получив дверью по лбу и рухнув на спину.

— Идете? — поворачиваясь спиной и уже удаляясь по коридору.

— Козел, — сообщила я, вставая.

— Я все слышу! — просветили меня.

— Дегенерат! Урод! Некромант недоделанный! Придурок! — добавила я для красочности, радуясь, что ни одно слово не пропадет.

Проходя мимо волка, я заметила ошарашенно выпученные глаза и трясущиеся губы.

— Ну чего?

— Ты с ума сошла — так с НИМ разговаривать?

— Хм?

— Почему не сказала, что этот некромант рыжий?!

В голосе оборотня было столько боли, что я поняла: была и впрямь неправа. Сказала бы — волк бы по-тихому прибил меня и не мучился. А так страдай тут от истерик заново воскресшего мага и его несчастной ученицы.

— А что бы это изменило?

Волк нервно усмехнулся и кое-как встал, оттолкнув мою протянутую руку.

— Ты даже не знаешь, кто такой этот рыжий некромант. А то, что его боится даже королева фэйри, его имя боятся произнести люди, и даже вампиры никогда не суются в его логово, — тебе это ни о чем не говорит?

— Нет, — отрезала я. Надоело. Чего он заладил: рыжий, рыжий… Ну и что? — Гномы, к примеру, не боятся.

— На гномов магия не действует. Только в виде зелий. — Волк сплюнул выбитый зуб и пошел вперед. — Сочувствую тебе, девочка. Ты даже не представляешь, во что ты вляпалась.

— Сама разберусь, — буркнула я, мысленно сетуя, как же мне везет на придурков.

21:07

Маг повел себя странно. Он не только больше не угрожал оборотню, но и с энтузиазмом рассказал о том, что давно хотел опробовать на русалках зелье человеческих рук. Результат стопроцентный он гарантирует. Волк помялся, но пузырек взял, еще и «спасибо» буркнул.

Потом маг протащил ошарашенного оборотня по этажам, показывал балки, перекрытия, каменные своды и наметки балкона. Я везде таскалась следом, ибо на меня бросали до того несчастные взгляды, что оставлять его не хотелось совершенно.

— А это главный зал! Первый этаж, фонтан, тут будут «писающие мальчики».

— Ммм… писающие? — Ошарашенно.

— Это модерн, — подсказала я.

— А? — Волк явно не рубил в моде.

— «Писающие мальчики» — это последний писк сезона! — вызверился маг, обнимая волка за плечи и таская на буксире вокруг фонтана. — Вот ты представь. Ты идешь… а они журчат. А ты идешь, а они…

— Я понял концепцию, — криво улыбнулся волк.

— О! Хорошее слово. Где научился?

— Да с вашей ведьмой побродишь, еще и не то заучишь, — растерянно.

— Ага. Ну что ж, ладно. Как тебе мой… дворец?

— Отлично. Мрачновато, но вам идет.

— Я тоже так подумал.

— Мне не нравится, — высказалась я.

На меня почему-то не обратили ни малейшего внимания.

— Ладно, беги к своей ненаглядной. Но помни: в это надо добавить каплю ее крови и вылить в озеро до того, как пройдет полнолуние.

— Я запомнил. Честно.

— Отлично, тогда не задерживай нас. Вперед.

И волк ушел. Растерянно оглядываясь и явно не решаясь о чем-то спросить.

— Думаешь, клюнул? — Маг стоял рядом со мной, сложив руки на груди, и внимательно смотрел вслед парню.

— Ну похоже на то. А что конкретно ты ему дал?

— Как и просил — ногорост. Теперь у русалочки будут ноги и всё, что полагается женщине.

— Гм. Тогда почему у тебя такой вид.

— Какой?

— Словно ты только что свершил вселенскую гадость и едва сдерживаешь довольный хищный оскал.

— Гм… это ты хорошо сказала. Оскал. Н-да. Ну в чем-то ты права. — Ланс развернулся и пошел к лестнице.

Гномов не было, все ушли в лагерь после заката. Мертвецы вповалку валялись в подвале, умаявшись за день. Надо было починить кости, вправить суставы, перевязать мышцы. Гномы впахивали на них, как в последний раз.

— Эй! Так что ты сделал? Ланс!

Бегу следом, цокая копытами и скрипя зубами от любопытства. Вот ведь не расскажет. Стопудово не расскажет, зараза такая. Знаю я его.

— Хм… а если скажу — поцелуешь?

Ошарашенно смотрю в прищур золотистых глаз.

— Тебе зачем? — подозрительно. — Съел что-то не то, теперь не знаешь, как избавиться от рези в желудке?

— Думай, что хочешь, но иначе не скажу.

И такое самодовольное лицо, и столько издевательства в глазах. Угу. Поняла. Он просто нашел еще один способ меня помучить.

— Ладно, чмокну. Не думай, что я трусиха!

Ланс фыркнул и снова начал подниматься по ступеням.

— Полнолуние.

— А?

— Он смешает это с кровью дочери водяного в полнолуние, выльет в озеро, и с этих пор проклятие ляжет на него и весь его род. Да и русалки тоже внакладе не останутся. Кстати, ты знала, что именно этот водяной — родоначальник всех русалок?

— А?!

— Н-да… какое трагическое совпадение.

— Но погоди, а что за проклятие? Что ты ему всунул?

— Хм. Да все довольно просто. Она станет человеком. И любая другая русалка может стать человеком, если захочет… Всего на три часа в полнолуние.

— О…

— Н-да. Но только если влюбится в оборотня.

— А? — В шоке разглядываю самодовольную спину. Вы спрашиваете, может ли быть спина самодовольной? Эта была.

— Да-да. Ну? Как тебе? Уверен, когда водяной узнает, от кого теперь его дочки будут метать икру, — взбесится.

Послышался тихий довольный смех. После чего маг скрылся в спальне и захлопнул за собой дверь. Останавливаюсь снаружи и в шоке разглядываю ручку двери.

Это ж надо. Столько коварства, замыслов, волшебства. И все только для того, чтобы отомстить русалке, которая решила тронуть его игрушку. Он точно ненормальный.

Дверь снова отворилась резко и без предупреждения, едва не сбив меня с ног.

— Да, кстати. — Маг опирался локтем о косяк и стоял в такой позе, что, будь он чуть более здоровым, решила б, что он меня совращает. Хотя такой скелет с впалыми щеками и кругами под глазами мог соблазнить разве что слепую старуху, которой уже не на что надеяться. А тут какой-никакой вариант.

— Ты ведь обещала меня поцеловать. Нехорошо не выполнять обещанное.

Он сделал шаг вперед и резко откинул рыжие волосы со лба.

— Э… мм… Ну ладно, только закрой глаза.

Маг закрыл, не спорил, не прикалывался. Просто закрыл и вытянул губы трубочкой. Кашляю в кулак, чувствуя, что еще немного — и сорвусь. Так. Ладно. Спокойствие, только спокойствие.

Подхожу, осторожно останавливаюсь напротив, приподнимаюсь на цыпочках. Так, что его дыхание касается моих щек, быстро, пока не передумала, целую его в щечку и отпрыгиваю назад, ожидая чего-то страшного.

— Это все? — уточнил маг, не открывая глаз. — Клюнула и ушла? Ты уверена, что не невинна? Симптомы больно похожи.

— Прости, что не подгадала. Но… я обещала — я сделала. С минимальным удовольствием для тебя.

— Ах вот оно что! Что ж, в следующий раз загадаю «французский…».

И пока я соображала, откуда Ланс знает об этом типе поцелуев, некромант снова скрылся в комнате и тяжело хлопнул за собой дверью.

Седмица

03:23

Единственное, что не изменилось в доме, — это чердак. Все такой же уютный, немного ветхий, с малочисленной мебелью и занавесками на окнах — он навевал покой и умиротворение.

Устало плюхаюсь на кровать и зеваю, скидывая с ног давно прохудившиеся сапоги.

Что ж, утро вечера мудренее, авось что и надумаю. А пока спать.

И да, вот что странно. Оборотня и русалок мне почему-то вообще ни капельки не было жалко. Напротив. Вечно холодные русалки-людоеды и горячие оборотни… чем-то неуловимо притягивались друг к другу. Словно недостатки одного продолжались в достоинствах другого.

Так я думала ровно до тех пор, пока не вспомнила, что оборотни в полнолуние, по крайней мере первый час, ходят только в шкуре волка. И тут мне реально стало дурно. Только вот… сделать уже ничего было нельзя. Не побегу же я ночью за оборотнем, а мага мне не переубедить.

Так. Ладно, если оборотень не совсем дурак — этот напиток он своей русалке не даст ни за что.

Только вот… где вы видели влюбленных гениев? Эх…

В окно светил серп убывающей луны, где-то в лесу раздавался вой вечно голодных волков. А одна мелкая усталая ведьма тихо посапывала, лежа на кровати поверх одеяла и улыбаясь во сне.

05:13

— Ты был прав. Она здесь. — Вымазанный в грязи эльф с трудом забрался на подоконник и устало на него сел.

Горшок вошел через порог, постукивая при прыжках. Сильно помятый и уже далеко не новый, он радостно изучал лежащую на кровати ведьму, едва не пускаясь в пляс от восторга.

— А я что говорил! Я видел, как она входила в замок. А ты все: пошли да пошли в лес.

— Так. Ладно, надо умыться и выспаться. А то уже светает.

— Еще нет. Но скоро да, — забираясь под кровать и там устраиваясь.

Кноп подумал, плюнул на помывку и перелетел на подушку, уютно на ней устраиваясь и тут же пачкая ее грязью. Он все еще не очень хорошо летал.

— Спокойной ночи, — прогудели из-под кровати, довольно ворочаясь.

— Ага. И тебе того же, — устало закрывая глаза.

— …слушай, Кноп, а Кноп…

— Что? — сонно.

— А это правда, что ты чуть не разорвал вашу связь сам?

Белые зубки скрипнули. Сёма понятливо замолк.

— Не говори чепухи. Этого никогда не произойдет. Мы с ней связаны навечно.

— А-а… тогда ладно.

Под кроватью снова завозились.

— Слушай, чего ты там все крутишься? Спать же мешаешь.

— Прости. Тут просто… колется что-то.

— Забудь.

— Я пытаюсь.

— Вот и забудь!

Горшок помолчал и неохотно протянул:

— Ла-адно.

После чего комната окончательно погрузилась в тишину и покой.

Первинник

10:51

Утро… Открываю глаза и смотрю на солнечный лучик, скользящий по стене. Наконец-то никуда не надо бежать, хватать, кричать, спасать и спасаться, можно просто лежать в чистой кровати, на чистых простынях, в одних трусах и футболке, и… радоваться, что вчера сумела переодеться хотя бы в это.

Уткнулась носом в уютно свернутое одеяло. Рядом похрапывает эльф, устроившийся в центре подушки. Я сплю, понятно, с краешка, ибо он всю ночь пихался и кололся, чтобы я подвинулась. Под кроватью посапывает горшок. С улицы, сквозь закрытые ставни, пробиваются звуки стройки. Гномы с шести утра на ногах, такой уж народ — все с утра да с утра. Рано ложатся, но и рано встают. У них это уже в геноме сидит. В некоторых шахтах так темно, что только солнце и способно ненадолго осветить стены, разломы и прочую жуть, которая совершенно случайно может попасться под ноги. А факел… может погаснуть, зрение не сработать… И еще куча неожиданностей ждет тех, кто пренебрег пользой солнечного света.

— Сиггун. — В дверь стучат, предположительно носком сапога. И я прекрасно знаю, кто это.

Расстроенно смотрю на стену, понимая, что вставать придется. А так не хочется! Почесываю ногу копытом и упрямо закрываю глаза. Не хочу. Спать буду, и все тут.

— Ты спишь?

— Да!

— Гм. Тогда я войду. Раз все равно не спишь.

Дверь открыли, разломив нехилую такую щеколдочку. Очень расстроенно на нее смотрю. А я ее полчаса прибивала. Пока молоток найдешь, пока то, пока сё.

На пороге стоял маг. В заляпанном краской плаще и с любопытством в медовых глазах. Рыжая шевелюра встрепана, кожа уже не синяя с желтизной, а немного смуглая, как и велено от рождения, а сам он больше не был похож на умирающего лебедя.

— Привет. — Некромант вошел, прикрыл дверь и долго и упорно вытирал ноги о коврик у двери.

Удивленно за ним наблюдаю. Чего это он? Раньше Ланс такими мелочами не озадачивался. А тут внезапно культурным стал, у меня плохое предчувствие.

— Так, вроде все. — Заметив мой напряженный взгляд, он объяснил: — Да понимаешь, зелье одно пролил, осталось на подошвах, страшно ядовитое, прожигает кожу насквозь и сжигает человека за считаные часы. Вот… не хочу разнести заразу — долго искал, где бы ноги вытереть.

— Ага. И нашел МОЙ коврик!

— Так, ща сапоги стяну. Угу. Коврик, кстати, советую выкинуть.

Изучаю скукоживающийся прямо на глазах дымящийся кусок ткани, который еще вчера вечером был любовно брошен мною у двери. Кажется, я стащила его из кухни.

— Ну. Ты как? Нормально? — На постель нагло сели. Пытаюсь спихнуть его ногами, но он тяжелый.

— Нет! Я болею.

Окапываюсь в одеяле. Пискнувший эльф улетел, получив хвостом по ноге.

— Чем? — заинтересованно.

— Всем! — вдохновенно. — Грипп, ангина, скарлатина, булимия, болезнь Франкенштейна и судороги Мнемяуса котамиуса.

— Я судорог не вижу, — хмуро.

— Они периодически возникают. Если, к примеру, проголодаюсь или встану рано утром.

— Десять часов уже.

— Мне плевать. Это рано.

— Хм… Ну ладно, тогда лежи, тем более что я все равно шел тебе кое-что сказать. А так даже надежнее — не сбежишь.

Киваю, натягивая одеяло до подбородка и жмурясь от ощущения тепла и уюта.

— Помнишь, я говорил насчет академии магии?

— Да, ты еще Сёму хочешь туда отдать, чтобы чары сняли.

— Ну да. Ну так вот, совсем забыл сказать, что перед этим придется поучиться в местной школе магии и волшебства.

— …А?

— В академию, даже с моими рекомендациями, — куда уж круче, рекомендации ожившего трупа — это вообще нереально и сногсшибательно, — тебя не возьмут. Так как туда надо сдавать вступительный экзамен, а ты вообще не умеешь колдовать.

— Умею. Пульсар умею… иногда.

— Решила расстрелять комиссию? Уверяю, она и не такое видела — отобьется.

— Да нет, просто… гм. А в школе учатся дети, да?

— Да.

— Маленькие?

— Да.

— И как ты себе представляешь: я, такая большая, среди сопливых детей.

— Пойдешь лаборанткой. Я уже договорился с директором.

У меня возникло мощное ощущение дежавю. Где-то я это уже слышала.

— Лаборанткой?!

— Да не ори ты. Сядь. Чего с кровати-то встала? Болеет она. Как же!

Мрачно заползаю обратно в кровать. Одеяло больше не греет.

— Лаборанткой, но только на время, на годик. Ежели проявишь хоть какие-то способности — возьмут как ученицу.

— Класс! Мне охренеть как повезло.

— Между прочим, да, только за счет своих связей я смог выбить тебе это место. В школу магии просто так никого не берут. Туда записываются еще до того, как ребенок вообще зачат. Пары подбираются столь тщательно, что даже если будущая мать будет замужем — родит она только от того, на кого ей укажет директор.

А я думала, у нас в школе был перебор в управлении. Представляю, как лысеющий Сан Саныч тычет пальчиком в русичку и гневно орет: «А я сказал, переспишь с физруком! Ибо одаренные дети получатся!» И физрук рядом — мрачный, торжественный, так сказать, готов помочь на благо родины.

— И что, все соглашаются?

— Да кто как… Но в основном, конечно, да. Иметь в семье ребенка-мага — это очень и очень престижно. Семья автоматически перестает нуждаться в лечении, ибо оно становится бесплатным. Снимаются все налоги, ну и прочее, и прочее. Надбавки там какие-то… Кстати, у нас с тобой вышел бы страшно одаренный сын, — задумчиво.

Как засветила пяткой в челюсть — не помню. На автомате, наверное.

Ругался он долго. О-о-чень долго.

11:19

— Ну так чего? Насчет школы.

Сижу на кухне рядом с магом, прикладывающим лед к носу и покачивающимся из стороны в сторону от боли. Мне его причитания давно надоели, и я его заткнула всего одной фразой: «Ноют только девчонки». Почему-то проняло. Замолк. Но все еще страшно обижен. А не хрен такое молотить!

— Ланс. Да ладно тебе — сам виноват.

— Я некромант. Меня боятся даже короли и вампиры… меня слушаются мертвые и почитают живые. А ты пяткой, — тоскливо. — И чего я тебя терплю?.. Превратил бы в козу, хоть молока бы давала.

На мою грудь сурово посмотрели. Нервно запахиваюсь в куртку, пытаясь не реагировать бурно. А то он совсем взбеленится.

— Ладно, пойдешь в школу. Чем-то ты мне нравишься. Наверное, копытами.

— Кстати насчет копыт. А ты когда мне… ну облик вернешь?

— А зачем тебе? И так все отлично, — с таким удивлением, что удержать себя в руках оказалось крайне тяжело.

— Да понимаешь… — Я пару раз чуть не умерла ради него, жертвовала, можно сказать, жизнью и все такое, а он дурака валяет?! — Не мог бы ты, если, конечно, жить хочешь, — тихо и зловеще, — вернуть мне ступни и убрать эти копыта?

Маг нервно заерзал и уставился в окно.

— Могу. Ладно. Все равно зелье силы и мне нужно. Завтра едем в город на сбор этих идиотов.

— А? — теряя мысль и все еще радуясь слову «ладно».

— Ты совсем глухая? Завтра. Будет съезд лучших магов страны. В столице. Во дворце. Повтори.

— Завтра будет пьянка старичков. И чего?

Ланс захихикал, одобрительно кивнул. Довольно улыбаюсь в ответ — я теперь лапа. Пока он зелье не сварит, так точно.

— Там я с директором окончательно и договорюсь насчет тебя. Ну и силы понадобятся, чтобы они меня не поубивали скопом. У нас, у магов, судьба тяжелая. Чуть нашелся кто слабый неподалеку — срочно надо добить, пока не убили тебя. Так, глядишь, один и останешься, тогда можно не переживать.

— Ага. Помнится, в науке все то же самое — все всех топят, пробиваясь за счет странных статей о работе синхрофазотронного реактора. Кто это и что это — никто не знает, никто не видел, но оно работает, и все бурно становятся кандидатами и докторами.

— Вот-вот, так что… поедешь со мной. Должен же я показать — кого пихаю в школу. А то мало ли — забудет на следующее утро свои обещания, и шиш ты лаборанткой станешь.

Некромант тяжело вздохнул, увидел, как мимо окна вальяжно прошел гном, несший кастрюлю с чем-то вкусно пахнущим, вскочил и рванул наружу — разбираться.

Я так поняла, что до обеденного перерыва еще далеко, а эти уже халтурят. Ну-ну, у некроманта не похалтуришь… даже посмертно. Это факт!

Зеваю и оглядываюсь по сторонам. Кухня стала гораздо лучше, но все еще страшная. Грязно тут и пыльно. А так всюду облицовка из белого камня, смятые тряпки вместо ковров на полу, плита новая, шкафы… все, как положено.

— Нафаня… Нафань! Ты тут?

Мимо меня кто-то пробежал так быстро, что только ветерок и успела ощутить, и исчез в углу.

Чешу голову и зову громче. Мне есть очень хочется, готовить лень. Сильно. Авось домовой чем-нибудь угостить сподобится.

11:35

Нафаня откликнулся только после третьего зова. Я уже и просила, и кланялась, и даже крошки стряхнула со стола на пол — авось голодный. Потом просто заорала: «На-фа-а-ня», и он тут же передо мной и появился. Воинственно уперев руки в бока и внимательно на меня глядя.

— Да?!

— Это… мне бы поесть, — садясь и молитвенно складывая руки перед собой.

— Наследила, нагрязнила, войдя в дом, мне «здравствуй» не сказала, еще и есть просишь?! — В глазах домового зажегся очень нехороший огонек.

— Я ж потеряшка, — улыбнувшись и пожав плечами. — Я не знаю, как надо. Ну здравствуй.

— Еще и издевается! — фыркнул старичок и исчез.

11:48

Лезу на полку, изучая ассортимент. Н-да. Сковородка… одна. Домовой мне явно готовить не будет, он в стрессе от нового места и полного одиночества. Я вот тоже пришла — не поздоровалась. Короче, одни обиды и сплошное непонимание, так что готовить буду сама.

12:10

Раскаленная сковорода дымится на магическом огне. Гномы установили новые магокамни, которые зажигаются от волшебного слова, накорябанного на плите. Пока поняла, что его надо произнести, чтобы огонь зажегся, — чуть не поседела. Это ж надо… а нельзя было стрелочку пририсовать и картинку с человечком, открывающим рот?

12:32

Вылила на сковородку масло. Кажется.

Оно резко вскипело и теперь высоко взлетает раскаленными каплями над сковородой. Едва успела отскочить, а то бы и меня нехило так задело. Блин, какая это мука — готовить! Кстати, за мной явно подсматривают из-за двери. Я просто уверена, видела клок белой бороды.

Ну-ну, задрав нос, делаю вид, как будто все так и должно быть. По периметру кухни иду к кладовке, в которой теперь хранятся мясо и прочие вкусности.

12:45

Вытащила шмат мяса побольше, прицеливаюсь, сидя на столе. Если попасть точно в плиту — меня не зальет маслом. Подойти все еще не получается.

Бросок! Есть! Сковорода и мясо летят на пол, опрокидываясь и заливая пол.

Гм. Первый блин комом, попробуем еще раз.

Тем более что застонавшая от жадности дверь все еще не явила мне будущего шеф-повара этого замка.

13:32

Я теперь умнее. Я умею убавлять огонь. Масло не взлетает, а тихо себе шипит, булькая. Долго мыла мясо под струей из крана, очищая от грязи.

Так… теперь в сковородку.

!!!

Забыла, что кипящее масло и вода — смесь взрывоопасная. Дернувшись от ожога, навернула сковородку, и мясо повторно прокатилось по кухне, собирая с пола всю грязь на ходу.

Хмуро подхожу и пытаюсь его пнуть, но копыто подскальзывается на толстом слое масла, и я лечу на пол, растянувшись во весь свой рост.

У-у-уй… блин. Больно.

14:23

Напевая, бегаю по кухне, а точнее, улетно скольжу по маслу, хорошо, что на коньках кататься умею. Другой бы растерялся, а я ничего так. Копыта еще и поустойчивее коньков будут. Так. Мясо… Гм. Мне нужен новый кусок. Этот уже ни на что не годится. Кладу на окно, прекрасно зная, что оно исчезнет уже через секунду, — ни зомбики, ни гномы не имели привычки проходить мимо съедобных и нужных вещей.

Иду в кладовку, пока сковорода в третий раз разогревается на огне. Масло пока не добавляла — рано.

Так… мясо. Большой такой шмат, ибо я зверски голодна. Сковородка. Масло. Приступим…

— Погоди!

На столе материализовалось встрепанное нечто с выпученными глазами.

— Ты чего делаешь-то? Ты ж… всю кухню! Это ж разве хозяйка?

Оборачиваюсь к домовому, скользнув по маслу и довольно улыбаясь.

— Ты ж готовить отказался — терпи. Не захотел сам быть хозяином кухни.

— Я… хозяин кухни? — ошарашенно.

Так. Я опять чего-то пропустила? И, судя по всему, что-то важное, ибо до сих пор стою голодная и с квакающими звуками в животе.

— Ну… а тебе особое предложение нужно?

— Хозяйка дома, внесшая в него ларец с домовым, — должна сама лично, в торжественной обстановке, налив в плошку молока и разломив свежую булку хлеба, сказать домовому, где он может жить и что он может делать.

Удивленно смотрю на торжественного домового, застывшего посереди стола. Это чего ж получается: он на кухне не прибирал и не готовил, так как думал, что он тут временно и не имеет права ничего касаться?

— Хм, так. Погоди. Ща.

Внимательно оглядываюсь по сторонам. Беру сковороду, ухожу в кладовку.

Булькающие звуки. Звук удара, ругани и навернувшейся полки.

Выхожу из кладовки. Нафаня, нервничая, переминается с ноги на ногу.

Я торжественно поставила на стол сковородку с плескавшимся в ней мутным молоком… с масляными пятнами, плавающими по поверхности. Потом взяла большую старую корку хлеба и в тишине преломила ее о колено, крякнув от натуги. Колено, к счастью, не сломала.

Домовой ошарашенно за мной наблюдал.

— Сим нарекаю тебя домовым Нафаном! Сокращенно — Нафаня. И отдаю в твои вечные владения вот эту кухню, с условием, что живущих в этом замке и одобренных мною людей… и нелюдей ты будешь привечать, кормить и на глаза не показываться никому, акромя меня. Уф. Все. Ну как?

На всякий случай вручила притихшему домовому половник. Вот странно. Тарелок тут нет, а половник нашелся.

— Спасибо, — тихо. — Я… — Сжав половник. — Ну… да.

И он исчез.

Растерянно оглядываюсь по сторонам, почесывая затылок масляными пальцами.

А дальше начались чудеса. По полу сама собой начала ходить тряпка, из кухни утопали два ведра. Потом вернулись с колодезной водой, и одно тут же встало на плиту, а во второе начала макаться тряпка, продолжая ответственное дело по мытью полов.

Плита зажглась сама собой (слово вроде никто не произнес, точно помню). Оставшиеся тряпки разлетелись с пола и, поочередно окунаясь в ведро, начали мыть окна и стены… ну ставни там и прочее. Вниз посыпалась паутина, всякие жучки, паучки и прочая гадость, а из кладовки торжественно выплыло мясо, прямо в воздухе порезалось на тончайшие кусочки и, окунаясь в масло, начало быстро выкладываться на сковороду, шипя и исходя восхитительным ароматом.

Следом приплыли четыре яйца, почистился картофель или что-то сильно на него похожее. Короче… сижу на столе, болтаю ногами и с удовольствием оглядываюсь по сторонам.

Вот всегда об этом мечтала: сидеть в центре комнаты и чтобы все убиралось, мылось и готовилось за меня. Красота.

15:29

Завтрак. Ну… и тадакимас, как говорят японцы! То есть приятного мне аппетита.

Сижу, сжимая в одной руке горячую кружку чая, во второй — вилку, и поедаю яйца с беконом, вкусно — не то слово. Даже маг забежал, потребовав свою порцию. Взмыленный, уставший, он успевал командовать стройкой, готовить зелье силы и искать меня, ибо все грязное и кто-то же все это убирать должен.

Соврала, что убрала кухню. Маг оценил, поскользнувшись на масле и пролетев ее насквозь, как раз в кладовке и затормозил.

— А ты ему про меня не расскажешь? — напряженно засопели под столом.

— А надо?

— Надо. Он же тоже хозяин дома, да?

— Ну… да, немножко, — поедая бекон и щурясь от удовольствия.

— Как это?

Но тут некромант вылез из кладовки, и закончить я не успела.

— Кто масло разлил?!

— Какая-то сволочь, — решительно и резко, кивнув для убедительности.

У мага не нашлось контраргументов, а потому он тоже сел за стол и подгреб к себе сковородку с остатками завтрака. Жую, задумчиво за ним наблюдая.

— Вкусно?

Маг как раз подозрительно обнюхивал содержимое, рискнув макнуть палец в яйцо и осторожно коснуться им языка.

Кашляю, запивая смех чаем и понимая, что просто должна досмотреть представление до конца.

— Хм… пахнет неплохо. Как ни странно. Н-да. — Палец довольно облизали и отобрали у меня вилку.

Мне в принципе все равно — я уже наелась.

— Хм… это и вправду ты приготовила?! — быстро орудуя вилкой и ножом.

— Да, — чувствуя обиженный тычок в колено. — Почти!

— Хм, а кто еще? — зарываясь в сковородку и довольно мыча.

— Да так… у тебя тут теперь… домовой живет. Нафаня. Ну собственно, вот он.

Маг замер и покосился вниз. С пола ему робко махал половником домовой. Маг ошарашенно на него уставился.

— Здрасте, — отважился первым пойти на контакт Нафаня. — Очень, значица, приятно. Это я готовил. Мне… кухню выдали… Остаться можно? — И такой напряг в глазах.

— Можно, — кивнул некромант и продолжил есть.

Под столом сопят от счастья.

Ну и… хорошо, а то я тоже уже переживать начала, что его опять что-то не устроит. Кто их знает, некромантов этих. Может ведь домовых и на дух не переносить. С другой стороны, возможность хорошо питаться дорогого стоит.

18:34

Стою с тряпкой на балконе, только-только установленном на втором этаже, мою полы. Мне жарко и плохо, гномы внизу свистят, следя за движениями попы. Уф. Ну некромант. Это я-то должна отработать свое проживание здесь? Это ты мне по гроб жизни обязан!

Оглядываюсь по сторонам и вспоминаю слова этого маньяка.

«Все вымыть, убрать, накрыть полы коврами, стены — гобеленами. И не отлынивать! А то так и будешь с копытами ходить или еще с чем похуже. Фантазия у меня богатая».

Гад.

Вот выучусь в академии, приеду вся такая крутая… И хрен тебе, а не копыта, сам станешь мелким, безруким, безногим, круглым и пушистым… с выпученными глазами. Да, передвигаться будешь прыжками… и ничего сделать не сможешь.

Злобно хихикаю, выворачивая тряпку над ведром до треска.

21:34

Зашла к некроманту — выяснить, когда будет готов отвар и чего в столицу не едем.

Маг сказал, что все перепутал и поездка через неделю, так что я могу расслабиться. Мой вопрос насчет копыт остался без ответа: у него как раз там что-то закипело и ему стало некогда.

Гррр… вот не уйду отсюда.

21:55

Все равно не уйду, несмотря на личный кризис мага: потерял сопли барсука или еще какую муть. Ищет среди склянок, умоляя меня не приближаться и вообще не дышать, раз уж уйти не желаю.

А вот и не желаю! Шиш тебе, а не спокойное колдовство у плиты. Либо я останусь сегодня без копыт, либо этот замок рухнет во второй раз. Это я гарантирую.

22:32

Есть! Он равномерно зеленого цвета. Маг сказал, что это хороший знак. Не возражаю, переминаясь с копыта на копыто рядом и нервно теребя хвост.

— Можешь выпить первой, — расщедрился маг, зачерпывая варево трясущейся рукой.

— Ну… спасибо, конечно, но давай лучше ты, а?

— Что так? Это вкусно, поверь. Я же готовил. — Мне широко улыбаются, покачивая ложкой у самого носа. — Через пять минут это будет несъедобно, так что или пей сейчас, или так и ходи.

— А ты?

— Я залпом.

— Кипяток? — ужаснувшись.

— Да, я крепкий… и вообще мужчина. Пей, зараза!

Ложку буквально сунули в рот, едва не выбив зубы, мычу, сглатываю, воплю от боли в обожженном горле. У-у… садист.

Садист напряженно за мной наблюдает, сжимая ложку в руке.

— Неужели правильно сварил? Хм… странно. А я думал… с пропорциями напутал.

— А? — выпучив глаза и сглатывая слезы.

Ноги гнулись и менялись, пятая точка болела немилосердно, ибо отвалился хвост, и вообще мне было как-то не по себе.

А этот гад все изучал симптомы.

— Так… нос не позеленел. Зрачки… — В глаз чем-то посветили. — Зрачки расширены до предела. Так… пульс. — Руку сжали холодными пальцами. — Есть. Ну что ж, поздравляю, сейчас ты примешь свой истинный облик, который и должен у тебя быть от рождения.

Я, кажется, села куда-то, вытянув дергающиеся ступни и стискивая зубы, маг, булькая, спешил выпить раствор, пока тот не потерял свои свойства. Флаг ему в руки.

22:45

— Ну как?

Ноги. У меня есть ноги! Сползаю на пол с табуретки, опираясь на него всеми четырьмя конечностями и едва не плача от облегчения.

— Ну. Я же говорил. А ты не верила.

— Спасибо, — хрипло. — А ты сам-то как?

По темной лаборатории просвистел пульсар и вдребезги разнес стену.

— Отлично, — отряхиваясь от каменной крошки и кашляя. — Не задел?

— Кх-кх. Нет. Поздравляю.

— Спасибо, — довольно.

Меня обняли.

Замираю, ошарашенно на эту руку глядя.

— Э-э… Ланс?

— А?

— Ты чего обниматься лезешь? Забыл, что утром было, или все еще мечтаешь о совместном ребенке — будущей грозе магической академии и причине инфаркта короля?

— Да нет. Просто… замерз. Эта магия страшно много тепла отнимает.

Только сейчас чувствую, какой он холодный… ледяной просто.

Рычу, распахиваю куртку и позволяю обнять себя.

Так. Теперь дрожу уже я.

— Спасибо, — тихо.

— Не за что, — под нос.

Вот так мы и сидели, обнявшись и как дети радуясь, что колдовство удалось.