7.1. Наша национальная проблема (1956 год)
Некоторые люди боятся, что ничего не изменится. Но на этот раз все пойдет по-другому. Действия наших врагов против нас будут усиливаться по мере того, как мы станем активнее продвигать демократию. Это надо учитывать, когда мы обсуждаем ХХ съезд партии. Что должно быть сделано? Лучшая форма защиты – это нападение. Некоторые люди, однако, предпочитают делать вид, как будто бы не было третьего пленума и ХХ съезда партии. Настало время планировать идеологическую атаку.
****************************************************************
Наше революционное рабочее движение запятнано. Мы должны знать о трагедии, которая случилась с нашими товарищами; семьдесят процентов членов Центрального комитета партии 1934 года были уничтожены. Это была наша вина; мы должны признать свое участие в этом. Этот документ [доклад Хрущева] показывает, что наша партия сильна. Нам следует быть оптимистами. Мы должны обсуждать то, что произошло. Механизм зла должен быть изучен и объяснен. Это единственный способ предотвратить его повторение.
Мы знали об этих судебных процессах еще до войны. Но нам говорили, что обвиняемые (см. книгу Троцкого) были против быстрой индустриализации. Мы верили в эту ложь. Мы должны быть самокритичны. В 1948 году, будучи секретарем ячейки PPR (польская рабочая партия), я сомневался в правильности действий Гомулки. Товарищи по партии подвергли меня критике, но со мной ничего не случилось. Гомулка верно оценивал ситуацию в Югославии.
*****************************************************************
Страница дневника, написанная 24 марта 1956 года (во время открытого партийного собрания на философском факультете Варшавского университета). Перевод с польского на русский приведен ниже. Имя оратора не указано.
Экзамены закончились. Я не ожидал получить «хорошо» по марксизму; это, возможно, единственный предмет, в котором я был уверен. Экзамен по физике длился сорок минут, и я получил «отлично». К счастью, первый вопрос был о радиации, и я был неплохо подготовлен. Остальные четыре вопроса у меня получились не так хорошо. Я не заслужил «отлично». Но мне повезло; «отлично» по физике может стать решающим фактором при моем поступлении в аспирантуру. […]
Я много узнал из разговора с К, чьи аналитические способности я всегда ценил. Л и Р тоже присутствовали. Он рассказал, что доклад Хрущева читали на советских партийных собраниях, но обсуждения и вопросы были запрещены. Ситуация в нашей партии не намного лучше; от нас скрывают то, что обсуждается в верхах. Это не то, что нам сейчас нужно.
Он считает, что фраза Новака «мы должны отрегулировать нашу национальную проблему», отдает антисемитизмом. Говоря о Гомулке, К сказал, что он, возможно, пойдет по пути Пилсудского. Перед войной генерал Пилсудский выплыл на войне демократического энтузиазма, но позже уничтожил демократию. Гомулка тоже был известен своими диктаторскими наклонностями; но кто знает, может быть, тюрьма изменила его. […] К также рассказал нам о беспорядках на юге Советского Союза, которые похожи на те, что происходили у нас в Познани [ранние восстания польских рабочих][…]
7.2. Еще одно собрание, посвященное ХХ Съезду
Б [друг из детского дома]пригласил нас с мамой на свое венчание в церкви. Я первый раз видел подобную церемонию, и мне было очень интересно. Б сказал мне, что он не хотел религиозную свадьбу. Но почему бы не считать такие обряды просто частью традиции. Церкви, наверное, не понравилось бы такое отношение. Их цель – использовать любые церемонии для укрепления религии. Взаимное уважение между церковью и государством желательно, но вряд ли возможно. А жаль, потому что многие коммунистические идеи основываются на религиозных принципах равенства, справедливости и любви. Около восьмидесяти процентов песен на этой свадьбе были либо русскими, либо югославскими. […]
У нас было еще одно партийное собрание, посвященное ХХ съезду. Я опять слушал анализ К. Но на этот раз это были не просто отдельные наблюдения, как несколько дней назад; это была хорошо организованная речь. Он чувствует, что многие из нас деморализованы и что нам нужен новый заряд оптимизма. То, что будет происходить с нашей партией, теперь в наших руках, и мы должны сражаться за то, во что мы верим. Обсуждение тоже было очень интересным. […] В Советском Союзе сформировался слой новой аристократии. Сталин создал эту систему, чтобы править страной не в демократических традициях. Я не знал, что в дополнение к обычным зарплатам некоторые люди получали большие бонусы в заклеенных конвертах. […]
Я узнал, что Новак – один из нескольких членов партии, сформировавших отдельную группу после встречи с советским послом Пономаренко в Натолине. Товарищи Мигдал, Виткевич, Клозиевич, Завадский, а также маршал Рокоссовский тоже принадлежат к этой антисемитской фракции. Согласно их отчету, восемьдесят процентов директорского состава IBJ [институт ядерных исследований]занимают евреи. К узнал, что действительное соотношение – два к двадцати.
[Какое совпадение. Один блогер сегодня напомнил мне, что Гитлер обвинял немецких евреев (меньше одного процента населения) в поражении Германии в Первой мировой войне.] Согласно К, истинные коммунисты должны противостоять любым фракциям. Как можно объяснить антисемитизм коммунистов? Эти вожди были ответственны за многие ошибки, происходившие в Польше, и теперь они стараются отвлечь внимание от возможных обвинений. Они пытаются обвинить евреев во всех просчетах, допущенных в нашей стране. Вполне возможно, что им это удастся, учитывая историю польского антисемитизма. […]
7.3. Большинство людей – не идеалисты
Можно ли оправдать пытки? С думает, что иногда пытки необходимы. Но их нельзя оправдать, когда коммунисты издеваются над коммунистами. Спихальский получил серьезные повреждения, включая отбитую почку и два сломанных ребра. Прав ли был Сталин, что позволял это? Первый советский лагерь Соловки был создан для врагов революции. Но потом его стали использовать для так называемых врагов народа. Как примирить мораль – не убий – с реальностью войн и революций? Над этой проблемой задумывались многие философы. Но как же ее решить?[…]
Большинство людей – не идеалисты. Но это не значит, что они плохие люди. Возьмем, к примеру, Т. До 1939 года он жил в восточной Польше. Но он сбежал, когда ее заняла Красная Армия и началась депортация в Сибирь. Во время войны он работал на немецкой фабрике военного снаряжения. Можно ли его за это винить? Теперь он специалист; ему нравится то, что он делает, и он неплохо зарабатывает. У него есть жена и дочь. Такие люди регулярно ходят в церковь и более или менее осведомлены о моральных принципах. Они пытаются следовать им; они исповедуются в грехах, и они счастливы. Что в этом плохого? Они даже не понимают, что, зарабатывая деньги, они вносят вклад в социальный прогресс. […]
7.4. Почему я коммунист?
Почему я коммунист? Потому что я верю, что капитализм, основанный на эксплуатации, должен быть заменен на социализм, основанный на справедливости. Но что плохого в том, чтобы быть эгоистичным капиталистом? Любой, даже эгоист, вносит вклад в социальный прогресс, пока он не приносит вреда другому (никогда не делай другому того, чего ты не хотел бы, чтобы сделали тебе – убийства, кражи, пытки и т. д.).
Я опять перечитываю Коммунистический Манифест. Сложно спорить с Марксом, что в его время капитализм был плохой системой. А как насчет сегодняшнего капитализма? Разве это не правда, что современный капитализм более продуктивен, чем наше «бесклассовое общество»? Разве это не правда, что средний уровень жизни в странах развитого капитализма выше, чем у нас? Разве это не правда, что научный технологический прогресс в Западной Европе и США идет гораздо быстрее, чем в наших странах? […]
Во время службы в польской армии в Кожалине. Я сижу слева напротив нашего инструктора по стрельбе; у моего плеча рука другого солдата.
Два дня назад Р сказал, что польские и советские части, несколько дивизий, движутся по направлению к Варшаве. Незваная советская делегация прибыла в Варшаву для срочных переговоров. Переговоры не были дружескими. Гомулка потребовал немедленного отзыва частей советской армии. Сегодня это подтвердилось на нашем партийном собрании.
Я также узнал, что наши секретные службы перехватили список, в котором было указано несколько сотен имен наших партийных руководителей. Их должны были арестовать немедленно после Пленума. Ясно, что советская сторона [Хрущев] рассчитывала на победу натолинской фракции. Они были готовы захватить власть, используя грубую силу. К счастью, в последний момент этого удалось избежать. В Польше, даже среди членов партии, разгорелись антисоветские настроения. Наша пресса не опубликовала ни письмо Хрущева польским товарищам, ни декларацию китайской коммунистической партии [об этом событии]. Кто-то (Гомулка?), возможно, решил, что подобные публикации отрицательно повлияют на наше население. Ленин был прав, что один день революции больше влияет на социальное развитие, чем несколько десятилетий мирного существования. […]
7.5. Восстание в Будапеште (1956 год)
Сегодня я узнал, что «советская сторона» удалила «радиационные измерения» из списка тем диссертаций. Я сказал об этом профессору Павловскому. Он думает, что область, которую я выбрал, возможно, вычеркнули в Варшаве, вероятнее всего в Университете или в IBJ [институт ядерных исследований]. Они хотят иметь монополию в этой сфере; и не хотят, чтобы ассистент Павловского занимался этим предметом. Он объяснил, что это совпадает с тем, что случилось с несколькими его научными предложениями. Я сказал ему, что хочу поехать учиться во Францию. В следующий раз я попрошу у него рекомендательное письмо. Но вначале мне надо подождать, пока политическая ситуация немного успокоится. Я немедленно напишу Тунье [сестра моего отца в Париже]. […]
То, чего удалось избежать в Польше, [ввод советских войск] происходит сейчас в Венгрии. В прошлый вторник я ходил на большое собрание. Тех, кто обвинял Советский Союз, поддерживали аплодисментами. Тех же, кто обвинял Сталина, но защищал новых советских лидеров, освистывали. Нам угрожает гражданская война. Что я буду делать в случае такой войны? Мне придется примкнуть к той или другой стороне. Войнам не нужны пассивные наблюдатели; войнам нужны солдаты. Буду ли я защищать тех, кто использует танки, чтобы подавить революционное движение, как это происходит в Будапеште? Коммунисты сражаются с коммунистами. Маркс и Энгельс не могли предвидеть такого в своем Манифесте 1848 года. Они также не могли предвидеть московские судебные процессы 1930-х годов, когда коммунисты убивали коммунистов.
7.6. Кто кого предал?
Безумный мир, каждый человек хочет одного и того же – свободы и комфорта. Но жестокость и страдания управляют миром. Где мое место? Война – это не пустой звук. Каждый должен защищать свои убеждения. А какие же мои убеждения? Коммунист ли я? Да, я коммунист. Что это обозначает? Это обозначает, что я за бесклассовое общество, за равенство, справедливость и братство. Я не верю в жизнь после смерти, но я верю, что можно построить рай на земле. Это легко сказать. Сложнее решить, как достигнуть этой цели.
Может быть, были правы те, кто верил в ошибочность теории Сталина о невозможности революции в одной отдельно взятой стране. И, может быть, правы были те, кто был против ленинской идеи, что Россия в своем эволюционном развитии может проскочить стадию капитализма. Вероятно, большевикам следовало бы поддержать Керенского [первого демократически выбранного лидера]в феврале 1917 года, после отречения царя от престола. […] Людвик, не обманывай себя. Все, что ты пишешь, это только оправдание твоей политической капитуляции. Ты хочешь прекратить активную политическую деятельность. Ты предатель нашего дела. Нет, я не предатель. В случае переворота у меня не будет сомнений последовать с теми, кто думает так же, как я. […]
По нашему радио передали информацию о советском наступлении на Будапешт. Почему Венгрию оккупировали? Урон нашей репутации был бы значительно меньше, если бы мы просто отказались от одной страны. Ленин назвал бы это шагом назад, чтобы в будущем сделать два шага вперед. Да, я знаю, что Англия и Франция тоже атаковали Египет. Но почему мы должны следовать такому примеру? Почему бы нам не быть лучше, чем они? То, что сейчас делает Красная Армия, ослабляет интернациональный коммунизм. […] Вот еще одно важное наблюдение; вторжение в Венгрию ясно показало, что жестокость и насилие остались и после ХХ съезда. Кто предает кого в Будапеште?
7.7. Что бы сделало большинство?
Какие возможны пути поведения для отдельных людей, если бы Красная Армия нас оккупировала? (а) Быть на советской стороне; (б) Бороться против Красной Армии; (в) Не делать ничего. Найти надежный угол и спрятаться, ожидая результата; (г) Убежать от хаоса, например, через Гданьск или Щецин; (д) Подчиниться тем, у кого сила.
Только меньшинство последует первым двум возможностям. Большинство людей предпочтут три последних варианта. […]
В телефонном разговоре Тунья сказала, что мне следует отбросить все сомнения и приехать в Париж. Она старалась убедить меня, что их дом станет моим домом. Это приятно – иметь семью. […] Вчера мама рассказала мне о разговоре с новой наставницей детского дома. До войны она уехала из Польши учиться в Бельгию. Но в 1939 году она сбежала оттуда в Советский Союз. Однажды ее арестовали и пытали электрическим током. Потом ей сообщили, что она будет расстреляна, и вывели ее на казнь. И так повторялось три раза.
В Сибири, куда, в конечном счете, ее сослали, она познакомилась с другим ссыльным, и у них родился ребенок. Но эту девочку забрали у них два года спустя, когда отца отправили в другой лагерь. Женщина была недавно освобождена и восстановлена в партии. Но она стала чрезвычайно нервной и находится в постоянной депрессии. Был бы мой папа тоже эмоционально сломлен, если бы выжил после тяжелых испытаний? […]
Ректор [президент]Политехнического института согласился рекомендовать меня нашему министерству Высшего Образования и Науки. Они уже подали запрос на мой паспорт [во Францию], который я, вероятно, получу через два месяца. Павловский сейчас в командировке в СССР; я надеюсь, что после возвращения он напишет рекомендательное письмо. Но существует еще одна возможность. Может быть, он организовывает что-нибудь для меня в Советском Союзе. Это бы объяснило, почему он не дал мне рекомендацию до своего отъезда. Как бы я отреагировал на его предложение учиться в Москве или в Ленинграде? […]
Если все пройдет без помех, я буду во Франции в феврале или в марте. Трех месяцев будет достаточно, чтобы найти место и начать изучать язык. Если мне повезет, я смогу без промедления начать учиться там. Политехнический институт даст мне четырехмесячный отпуск без содержания. Таким образом, у меня будет куда вернуться, если мои планы не сбудутся. В этом случае я бы смог начать писать докторскую здесь, работая на нейтронном детекторе, чувствительность которого не зависит от энергии. Работа ассистентом в Политехническом не помешает мне продолжать мои исследования в IBJ [институт ядерных исследований в Варшаве] […]
По сведениям из Министерства мой паспорт будет готов в январе. Это хорошая новость. Я перестал учить английский и переключился на французский. Изучение двух языков одновременно создает путаницу в голове. Люди говорят, что наиболее эффективный путь изучения французского – жить во Франции. Почему? Почему прослушивание французской речи по несколько часов в день по радио менее эффективно? Потому что постоянная необходимость что-то сказать – важная часть овладения языком. Зная около 50 слов, можно начать постоянно их использовать. […] Ю сказала, что она получила паспорт раньше, чем ей обещали; она сможет уехать в декабре. Что, если то же самое произойдет со мной? Тогда я уеду во Францию, не дожидаясь возвращения Павловского. Возможно, рекомендацию он вышлет почтой. […]
7.8. Усиление антисемитизма в Польше
Суя [мамина сестра] сказала, что антисемитизм возрастает, и она задумывается об эмиграции в Израиль; у большинства ее друзей такие же планы. Она рассказала нам о том, что произошло в Университете. Профессор Инфельд [известный ученый] вошел в аудиторию, чтобы прочитать лекцию. Один студент поднял руку и громко сказал, что он не хочет учиться у еврея. Никто не выступил против; Инфельд ушел. Он уже уехал из страны. Я помню, с каким воодушевлением он вернулся в Польшу из Канады. Как вышло, что я не слышал об этом случае?
Суя также рассказала нам о том, что случилось на их партийном собрании. Один товарищ выступил с речью, в которой он обвинял евреев во всех грехах сталинизма. Один из членов партии возразил ему, подчеркнув, что антисемит не должен быть партийным руководителем. Но этот антисемит был избран в исполнительный комитет тайным голосованием. Один из друзей Суи получил оскорбительный анонимный телефонный звонок. Телефон, с которого звонили, не был зарегистрирован в городской телефонной сети; звонок исходил с телефонной сети комитета безопасности. [Суя выполняла бухгалтерские работы для этой организации.] […]
Как я могу уехать во Францию и оставить маму в Варшаве при усиливающемся антисемитизме? Не трудно вообразить, что здесь может случиться. Неужели единственное решение – это покинуть Польшу? Это и моя Польша тоже. Мама хочет воссоединиться с Гутерманами и Оконовскими [нашими родственниками в Израиле]. Вероятно, она и Суя должны поехать туда, когда я буду во Франции. Я хочу остаться поляком. Это не помешает нам навещать друг друга после моего возвращения из Франции. Они всегда с радостью будут приняты в моей будущей семье. […] Одно совершенно ясно: я ответственен за мою героическую маму в ее старости. […]
Наступил март. Я уже получил паспорт и визу во Францию. Но Павловский хочет, чтобы я продолжал работать до возвращения Пенско [другой ассистент]. Цель моей поездки – выяснить возможности для исследований в интересующей меня области. Следовательно, я должен подготовить для Павловского более детальное описание моего плана докторской диссертации. Как иначе он сможет написать соответствующее рекомендательное письмо? […]
Несколько дней назад я встретил М. Он также сильно разочарован нашей политической ситуацией. «Какими наивными мы были, – сказал он, – я не хочу больше быть членом партии». Я поражен; он был самым активнымчленом нашего исполнительного комитета. […]