Этническая карта Италии в древности отличалась особой пестротой. Основны­ми являлись четыре этноса: италики, этруски, греки и галлы. Очевидно, все они — пришлые элементы на Апеннинском полуострове. Италики переселились на Апен­нины с северо-востока двумя волнами во II тыс. Вслед за ними в Центральную Италию (вероятно, с востока) прибыли этруски, где создали могущественное госу­дарство с высокой культурой.

Нач. II тыс. — первая волна италиков — культура «террамар» (бронзовый век).

Конец II тыс. — вторая волна италиков — культура «Виллановы» (железный век).

VIII в. — появление в Италии этрусков.

VII—VI вв. — расцвет этрусской цивилизации.

 

Италийские племена

Население Италии в раннеримские времена было чрезвычайно пест­рым. В долине По и несколько южнее жили племена кельтов (галлов): инсубры, ценоманы, бойи, сеноны.

К югу от верхнего По, в Приморских Альпах и на генуэзском (лигу­рийском) побережье находились отсталые племена лигуров. К северу от нижнего течения По и далее к востоку обитали венеты. В Этрурии жили этруски (туски), которых греки называли тирренами.

К востоку и югу от них, занимая всю Среднюю Италию и часть Южной, находились многочисленные племена италиков: к востоку от Тибра — умбры; еще дальше на восток до самого моря — пицены (возможно, впро­чем, что последние не принадлежали к италикам). По нижнему течению Тибра, к северо-западу от него, жило маленькое племя фалисков, а к югу от него, занимая северную часть Лация, — родственные им латины. Сосе­дями последних являлись эквы, герники и вольски.

К югу от умбров и пиценов, в восточной части Средней Италии, нахо­дилась большая группа родственных им италийских племен, которая в ученой латинской литературе называлась сабеллами. К ней принадлежали мелкие племена сабинов, марсов, френтанов, занимавшее центральное положение большое племя самнитов и жившие в Кампании оски.

Южная ветвь этой группы (луканы и бруттии) занимала западную часть Южной Италии — Луканию и Бруттий. В Апулии и Калабрии жили мел­кие племена давнов, япигов, мессапиев и др., по-видимому, не принадле­жавшие к италикам. От них дошло некоторое количество надписей, содер­жащих главным образом собственные имена. Такие местные диалектоло­гические надписи имеют большое значение для решения проблемы о пле­менном составе древнейшей Италии.

Берега Южной Италии вплоть до Кампании были заняты греческими колониями. Здесь находились города Кумы, Неаполь, Посидония, Элея, Регий, Кротон, Тарент и др.

Плодородная Сицилия служила ареной ожесточенной борьбы между греками, колонизовавшими восточную половину острова (города Сираку­зы, Леонтины, Катана, Тавромений, Мессана), и карфагенянами, занявши­ми западную половину (Дрепан, Лилибей, Агригент и др.). Внутри остро­ва жили туземные племена сикулов и сиканов. Сардиния и Корсика с их местным населением сардов и корсов также были объектом карфагенской и греческой колонизации.

Чем объясняется такая сложность этнического состава Апеннинского полуострова? Вопрос об этногенезе Италии — один из самых трудных в науке. При решении его мы начнем с фактов наименее спорных. Одним из таких фактов является, например, то, что греки и карфагеняне были в Ита­лии элементом пришлым. Их появление там, пути распространения и даль­нейшую историю можно проследить довольно хорошо. Точно так же мож­но считать общепринятым, что лигуры и сикулы — остатки древнейшего туземного населения, когда-то широко распространенного в Италии и Сицилии.

 

Миграционная теория

Но на этом кончается область бесспорного: дальше — все спорно. По отношению к основному массиву населения Италии (галлам, италикам и этрускам) большинство современных ученых стоит на миграционной точ­ке зрения, восходящей своими корнями еще к грекам и римлянам. Соглас­но господствующим взглядам, галлы, италики и этруски пришли на полу­остров извне. Они истребили или оттеснили в горные части страны корен­ное «доисторическое» население и заняли его место. С галлами это произошло уже на глазах истории. Они появились из-за Альп в V в., рас­пространились по долине По, вытеснив оттуда этрусков, а в начале IV в. продвинулись еще дальше на юг.

 

Италики

Появление италиков господствующая точка зрения объясняет следую­щим образом. Они мигрировали в Италию с северо-востока двумя волна­ми. Первая волна появилась в долине По в начале II тысячелетия. Это были строители свайных поселений (палафитов) на реках и озерах Севе­ро-Восточной Италии. Около середины II тысячелетия жители свайных построек переходят на сушу в областях к югу от По. Остатки их поселе­ний называются террамарами (terra marna — «земля для удобрения»). В их плане археологи находят черты позднейшей римской строительной тех­ники: ров и вал, перпендикулярное расположение улиц по странам света. Жители террамар уже владеют бронзовой техникой, знают земледелие, скотоводство, ремесла и сжигают своих покойников. Их считают отдален­ными предками фалисков и латинов.

Вторая волна италиков появляется на полуострове позднее — около конца II тысячелетия. Их главное отличие от первой группы видят в том, что они не сжигали, а погребали своих покойников. Их считают предками умбро-осков.

Около 1000 г. в Италии возникает железная техника. Это — «культура Виллановы», названная так по имени местечка около г. Болоньи, где впер­вые развивается техника железа. Отсюда культура Виллановы распрост­раняется по Этрурии, Лацию, Кампании и Северной Апулии. Носителями ее были те же италики, продвигавшиеся все дальше к югу.

Наконец, в конце VIII или в начале VII в. в рамках культуры Виллано­вы в Этрурии археологически можно установить появление новой своеоб­разной культуры, которую называют этрусской.

 

Этруски

Этрусская проблема очень стара. Она появляется еще у греков и рим­лян. В античной традиции сохранились три точки зрения на происхожде­ние этого загадочного народа. Первая представлена Геродотом, который рассказывает (I, 94), что часть лидян из-за голода отправилась морем на запад под начальством царского сына Тиррена. Они прибыли в Италию, в страну умбров, основали города и живут там до настоящего времени.

Мнение Геродота стало почти каноническим в античной литературе. Римские писатели, например, называют Тибр Лидийской рекой (Lydius amnis). Сами этруски стояли на той же точке зрения, признавая свое род­ство с лидянами. На это ссылалась, например, депутация г. Сард в римс­ком сенате при императоре Тиберии.

Вторую точку зрения защищал Гелланик Лесбосский (по-видимому, несколько раньше Геродота). Он утверждал, что пеласги, древнейшее на­селение Греции, будучи прогнаны эллинами, приплыли в Адриатическое море к устью По, оттуда двинулись в глубь страны и населили область, называемую теперь Тирренией.

Наконец, третью гипотезу мы находим у Дионисия Галикарнасского (I, 29—30). Он доказывает, что пеласги и этруски — совершенно различ­ные народы и что они не имеют также ничего общего и с лидянами: язык, боги, законы и обычаи у них различные.

«Ближе к истине, — говорит он, — те, которые считают, что этруски ниоткуда не приходили, но что они народ туземный в Италии, так как это народ очень древний и не похож ни на какой другой ни по языку, ни по обычаям».

Свидетельство Дионисия стоит совершенно особняком в античной тра­диции.

Дальнейшая история этрусков после прибытия в Италию рисуется ан­тичной историографией следующим образом. Они подчинили умбров, ста­рый и могущественный народ, занимавший Этрурию, и распространились по долине р. По, основывая свои города. Затем этруски движутся на юг, в Лаций и Кампанию. В конце VII в. в Риме появляется этрусская династия Тарквиниев. В начале VI в. этруски основывают г. Капую в Кампании. Во второй половине VI в. в морской битве около о. Корсики они в союзе с карфагенянами разбили греков.

Это была высшая точка этрусского могущества. Затем начинается по­степенный упадок. В 524 г. этруски были разбиты под Кумами греческим полководцем Аристодемом. 510 годом традиция датирует изгнание Тарквиниев из Рима. И хотя этрусский царь Порсенна победил римлян и навя­зал им тяжелый договор, вскоре войска Порсенны испытали поражение под г. Арицией от латинов и того же Аристодема. В начале V в. произошла большая морская битва под Кумами, в которой сиракузский тиран Гиерон нанес тяжелое поражение этрускам. Наконец, во второй половине V в. (между 445 и 425 гг.) происходит изгнание этрусков из Капуи самнитами. К началу III в. этруски были окончательно побеждены римлянами, и эт­русские города потеряли независимость.

Такова историографическая традиция об этрусках. Посмотрим, что дают нам первоисточники. Этрусских надписей известно около 10 тыс. Больше всего их находится в собственно Этрурии. Отдельные надписи встречают­ся в Лации (в Пренесте и Тускуле), в Кампании, кое-где в Умбрии, около Равенны. Большая группа их находится около Болоньи, Пьяченцы и в рай­оне оз. Комо. Есть они даже в Альпах около прохода Бреннер. Правда, хотя последние являются этрусскими по алфавиту, в них много индоевро­пейских форм. Таким образом, широкое распространение этрусских над­писей как будто подтверждает античную традицию об этрусской «экспан­сии» в VII—VI вв.

Алфавит этрусских надписей очень близок к греческому алфавиту Кам­пании (Кум) и, вероятно, заимствован оттуда.

Этрусский язык до сих пор еще остается загадкой. Выше мы указыва­ли, что читаются только отдельные слова (в частности, имена собствен­ные), и в редких случаях можно уловить общий смысл. Во всяком случае, можно считать установленным, что этрусский язык — не индоевропей­ский, не флективный, а скорее приближается к типу агглютинирующих. Еще в 1899 г. Вильгельм Томсен высказал предположение о близости язы­ка этрусков к группе кавказских языков. Эта гипотеза была подкреплена и развита Н. Я. Марром, отнесшим этрусский язык к яфетической системе.

Очень интересна связь этрусского языка с италийскими наречиями, в частности с сабинским и латинским. Есть много латинских и сабинских слов явно этрусского характера. Этрусского происхождения римские муж­ские имена на a: Sulla, Cinna, Catilina, Perperna (этрусское имя Porsenna). Можно установить связь между этрусскими личными именами и некото­рыми названиями и терминами раннего Рима. Названия трех старых рим­ских триб — Рамны, Тиции и Люцеры (Ramnes, Tities, Luceres) соответ­ствуют этрусским родовым именам rumulna, titie, luchre. Имена «Рим» (Roma) и «Ромул» (Romulus) находят близкую аналогию в этрусских rumate, этрусско-латинских Ramennius, Ramnius и т. п.

Однако связи этрусского языка не ограничиваются только Италией, а идут на Восток, как бы подтверждая гипотезу Геродота. В 1885 г. на о. Лемносе была открыта эпитафия (надгробная надпись) на языке, кото­рый очень близок этрусскому. Существуют точки соприкосновения меж­ду языком этрусков и языками Малой Азии.

Обращаясь к археологическому материалу, мы видим, что первые эт­русские изображения появляются в могилах раннего железного века (куль­тура Виллановы) — в конце VIII или начале VII в. В этих могилах можно проследить постепенную эволюцию погребений как в типе могил (от так называемых шахтовых могил до роскошных могил со склепом), так и в способе захоронений. В развитии утвари, оружия и украшений также нет никаких скачков, что доказывает внутренний характер эволюции без ка­ких-нибудь вторжений извне.

Среди этих погребений раннего времени появляется одна могила в Ветулонии (Этрурия), на стеле которой впервые встречается этрусская эпи­тафия и изображен воин в металлическом шлеме с огромным гребнем и с двойным топором в руках (изображения двойного топора обычны в Малой Азии и в областях крито-микенской культуры). Могилу в Ветулонии счи­тают первым ясно выраженным этрусским погребением. В дальнейшем этрусский стиль достигает полного развития в могилах со склепами VII в.

О происхождении этрусков (тирсенов=тирренов) Геродот (I, 94) рас­сказывает так: «При царе Атисе, сыне Манеса, во всей Лидии насту­пил сильный голод [от недорода хлеба]. Сначала лидийцы терпеливо переносили нужду, а затем, когда голод начал все более и более уси­ливаться, они стали искать избавления, придумывая разные средства... Так лидийцы жили 18 лет. Между тем бедствие не стихало, еще даже усиливалось. Поэтому царь разделил весь народ на две части и пове­лел бросить жребий: кому оставаться, а кому покинуть родину. Сам царь присоединился к оставшимся на родине, а во главе переселен­цев поставил своего сына по имени Тирсен. Те же, кому выпал жре­бий уехать из своей страны, отправились к морю в Смирну. Там они построили корабли, погрузили на них всю необходимую утварь и отплыли на поиски пропитания и [новой] родины. Миновав много стран, переселенцы прибыли в землю омбриков и построили там город, где и живут до сей поры. Они переименовались, назвав себя по имени сына своего царя [Тирсена], который вывел их за море, тирсенами» (пер. Г. А. Стратановского).

Дионисий Галикарнасский жил спустя несколько столетий после Гелланика и Геродота. Ему были хорошо известны все сведения предше­ственников об этрусках. Поэтому в своем сочинении «Римские древ­ности» Дионисий в какой-то мере обобщил все существовавшие в древ­ности теории происхождения этрусков и предложил собственную ги­потезу: «Одни считают тирренцев исконными жителями Италии, дру­гие считают их пришельцами. Про их название те, кто считает их ту­земным народом, говорят, что оно им дано от того вида укреплений, которые они первые из живущих в той стране стали у себя воздвигать:

у тирренцев, как и у эллинов, окруженные стенами и хорошо прикры­тые строения-башни называются тирсами, или тиррами. Одни полага­ют, что их название дано им из-за того, что у них имеются такие по­стройки... Другие, которые считают их переселенцами, говорят, что вождем переселенцев был Тиррен и что от него получили свое назва­ние тирренцы. А сам он был по происхождению лидиец из земли, ра­нее называвшейся Меонией... У Атиса родились два сына: Лид и Тиррен. Из них Лид, оставшийся на родине, унаследовал власть отца, и по его имени и земля стала называться Лидией, Тиррен же, встав во гла­ве уехавших для поселения, основал большую колонию в Италии и всем участникам предприятия присвоил название, происходящее от его имени. Гелланик Лесбосский говорит, что тирренцев раньше на­зывали пеласгами, когда же они поселились в Италии, то приняли на­звание, которое имели в его время. Пеласги были изгнаны эллинами, они оставили свои корабли у реки Спинеты в Ионическом заливе, зах­ватили город Кротон на перешейке и, двинувшись оттуда, основали город, называемый теперь Тирсенией...

Мне же кажется, что ошибаются все, считающие тирренцев и пелас­гов за один народ. Что они могли заимствовать друг у друга название, не вызывает удивления, так как нечто подобное происходило и у дру­гих народов, как эллинских, так и варварских, как, например, у троян­цев и фригийцев, живших поблизости друг от друга... Не меньше, чем в других местах, где происходило смешение названий у народов, та­кое же явление наблюдалось и среди народов Италии. Было же такое время, когда эллины называли латинов, умбров и авзонов и многие другие народы тирренцами. Ведь продолжительное соседство наро­дов делает затруднительным для отдаленных жителей их точное раз­личение. Многие историки предполагали, что и город Рим — тиррен­ский город. Я соглашаюсь с тем, что у народов происходит перемена названий, а потом перемена в образе жизни, но я не признаю, чтобы два народа могли обменяться своим происхождением. Я опираюсь в данном случае на то, что они при этом отличаются друг от друга во многих отношениях, особенно же речью, причем ни одна не сохраня­ет в себе никакого сходства с другой. "Ведь кротонцы, — как говорит Геродот, — не говорят на одном языке ни с кем из живущих по сосед­ству с ними... Ясно, что они принесли с собой особенности языка, пе­реселяясь в эту страну, и оберегают свой язык". Разве покажется кому-нибудь удивительным, что кротонцы говорят на том же диалекте, что и плакийцы, живущие в Геллеспонте, раз те и другие первоначально были пеласгами, и что язык кротонцев не похож на язык тирренцев, живущих с ними в близком соседстве...

Опираясь на такое доказательство, я и думаю, что тирренцы и пелас­ги разные народы. Не думаю я также, что тирренцы — выходцы из Лидии, ведь они говорят не на одинаковом языке, и даже про них нельзя сказать, что если они говорят и не на одинаковом языке, то все же сохраняют некоторые обороты речи родной земли. Они и сами полагают, что и боги у лидийцев не такие же, как у них, и законы, и образ жизни совсем неодинаковые, но во всем этом они больше от­личаются от лидийцев, чем даже от пеласгов. Ближе к истине нахо­дятся те, кто утверждает, что это ни откуда не прибывший, но тузем­ного происхождения народ, поскольку к тому же обнаруживается, что это очень древний народ, не имеющий ни общего языка, ни обра­за жизни с каким-либо другим племенем. Эллинам же ничто не ме­шает обозначить его таким названием как бы из-за постройки башен для жилья или как бы по имени их родоначальника. Римляне же обо­значают их другими названиями, а именно: по имени Этрурии, зем­ли, в которой те проживают, они и самих людей называют этруска­ми. А за их опыт в исполнении священнослужений в храмах, кото­рым они отличаются от всех других народов, римляне называют их теперь менее понятным названием тусков, раньше же называли, уточ­няя это название по греческому его значению, тиосками... Сами же они себя называют точно так же... по имени одного из своих вож­дей — расеннами...» (пер. С. П. Кондратьева).

 

Этрусское общество

Прежде чем подойти к решению этрусской загадки, остановимся крат­ко на вопросе о том, что представляло собой этрусское общество. Правда, здесь не всегда легко определить, что в общественных отношениях этрус­ков является более ранним, а что появилось позднее.

Раннее этрусское общество было основано на земледелии и скотовод­стве. Известны этрусские изображения плуга, запряженного быками. Эт­руски были знакомы с лошадью. Овечья шерсть из Этрурии пользовалась большой славой. Этруски широко применяли дренажные работы. Разделе­ние труда достигло довольно высокой степени. Этрусские лампы, канде­лябры, вазы, золотые изделия наполняют европейские музеи. По свиде­тельству римского писателя Плиния, корабельный водорез был изобретен этрусками. На ремесленных изделиях и на изображениях видно греческое влияние. Высокого мастерства достигли этруски в своих надгробных па­мятниках и в строительной технике.

Этруски уже довольно рано выступают перед нами как торговый народ. До конца VI в. деньгами у них служили куски меди. Древнейшие монеты были иностранного происхождения (из Фокеи и других городов Малой Азии). Золотые монеты собственного чекана появляются около 500 г., серебря­ные — около 450 г. В доэтрусских и этрусских могилах в большом количе­стве встречаются импортные вещи. Наиболее ранние — финикийские (карфа­генские) — еще в шахтовых могилах. С VII в. начинается торговля с грече­скими Кумами, с конца VII в. — с Сиракузами. В VI в. устанавливается прямой торговый обмен с Афинами, своего апогея достигающий в V в. О размере греческого импорта в Этрурию свидетельствует тот факт, что в одном толь­ко городе Вульчи найдено более 20 тыс. греческих сосудов. В этрусских могилах найдены вазы геометрического, протокоринфского, коринфского и аттического стилей. Главным видом экспорта из Этрурии были медь и желе­зо. Возможен был также вывоз хлеба. Этрусская торговля, если верить ли­тературным источникам, долго сохраняла пиратский характер.

Уже довольно рано в этрусском обществе выступают черты социаль­ного расслоения. Наша традиция подчеркивает богатство и роскошный образ жизни этрусской аристократии. Об этом же говорят археологиче­ские памятники. На саркофагах и на надгробных рисунках выступают туч­ные и холеные представители этрусской знати. Там же фигурирует при­слуга, обслуживающая своих господ. Большое количество художествен­ных изделий и высокое ремесленное мастерство надгробных памятников свидетельствуют о тонком вкусе правящей верхушки.

Однако наряду с этим мы должны признать у этрусков много примитивных общественных отношений. В частности, у них были сильны элементы материн­ского права. Мы имеем много эпитафий, где рядом с отцом покойного упоми­нается и его мать. Часто фигурирует одна только мать. На изображениях жена появляется за столом рядом со своим мужем, что говорит о ее важном положе­нии в семье. Об этом же, по-видимому, свидетельствует пресловутая «распу­щенность» этрусских женщин, о которой не раз упоминают наши источники. Как известно, при матриархате женщина пользуется довольно большой свобо­дой в половых отношениях, что для греков и римлян, воспитанных уже в духе патриархальной семьи, могло показаться распущенностью.

Политической организацией этрусков были союзы автономных городов. В III в. таких самостоятельных городов в Этрурии было 12. Возможно, что в раннюю эпоху существовало несколько этрусских конфедераций. Ежегодно на весеннем празднике в храме Вольтумны, верховного этрусского божества, представители союзных городов решали некоторые общие вопросы и выбирали главу союза. Он, по-видимому, являлся одновременно и верхов­ным жрецом, и носителем светской власти. Он окружен 12 слугами (ликто­рами) и имеет рядом с собой какого-то низшего магистрата.

Самостоятельность этрусских полисов, входивших в союзы, была очень велика. Из римских источников мы знаем, что в V и IV вв. отдельные горо­да отказывались помогать друг другу и часто воевали на свой риск и страх. Как религиозное объединение союз городов собственно Этрурии дожил до времен Поздней Римской империи.

Каждая община, входившая в союз, имела своего главного магистрата. В V—IV вв. эти магистраты, по-видимому, выбирались в большинстве го­родов на определенный срок. Но в более ранние времена власть правите­лей городов, подобно власти греческих и римских «царей», была пожиз­ненной, хотя и не наследственной. Кроме высшего магистрата, в этрус­ских городах было два низших должностных лица.

Все эти данные позволяют думать, что этрусское общество VII—VI вв., подобно римскому, переживало стадию разложения родового строя («цар­ский» период), но с сохранением сильных элементов материнского права. В V же веке большинство этрусских общин перешло к строю аристократи­ческой республики с весьма сильным жреческим элементом.

При всем том, что по-прежнему нельзя считать решенной проблему происхождения этрусков, восточная теория имеет наибольшее ко­личество доказательств. Одним из самых эффектных до сих пор ос­тается Лемносская стела, найденная еще в 1885 г. Я. Буриан и Б. Моухова об этой находке рассказывают следующим образом: «Два французских археолога, Кузен и Дюррбах, нашли близ деревни Каминия надгробную стелу, на которой штрихами был изображен воин с копьем и круглым щитом. Рядом с рисунком на стеле была выбита греческими буквами надпись, но не на греческом языке, хотя основ­ное население острова составляли греки. При сравнении текста с этрусскими письменными памятниками было доказано, что язык, на котором он написан, имеет общие черты с этрусским, а может быть и тождествен с ним. Лемносская стела, как и сами этрусские надпи­си, до сих пор не поддается расшифровке, но сам собой напрашива­ется вывод, что стела имеет отношение к этрускам. Отсюда есте­ственно сделать умозаключение, что этруски некоторое время жили на острове. Из этого вытекает, что этруски пришли в Италию из-за моря, а Лемнос был временным пунктом, где они останавливались на пути с востока на запад, или даже исходной точкой, откуда начала свое продвижение одна из групп этрусских мореплавателей» (Буриан Я., Моухова Б. Загадочные этруски. М., 1970. С. 74.). В жизни этрусского общества немалое значение имели обществен­ные игры. Такой вывод можно сделать на основании росписей в эт­русских гробницах. Одним из самых ярких примеров являются фрески «Могилы авгуров» в Тарквиниях. Вот как их описывают Я. Буриан и Б. Моухова: «Фрески "Могилы авгуров" открывают жестокие обы­чаи этрусков, которые соблюдались в первую очередь при похоро­нах знати. В честь умершего обычно проводились бои, чаще всего между пленными. Это была кровавая борьба не на жизнь, а на смерть, с применением различных садистских приемов. Фрески знакомят нас с двумя такими боями. На одной изображены двое обнаженных мужчин за секунду до того, как один бросится на другого. Художнику удалось отразить решимость каждого соперни­ка выйти из борьбы победителем. Мускулистые тела свидетельству­ют о могучей силе, суровое выражение лиц предвещает безжалост­ную борьбу.

На второй фреске показана более жестокая сцена: полукомичный, полудемонический человек по имени Ферсу в фантастическом наря­де, с уродливой маской на лице следит за кровопролитной схваткой собаки с человеком. Борющийся обнажен, но голова его закутана тканью или кожей, так что он должен вслепую биться с разъярен­ным, голодным псом. Правда, он вооружен палкой, но пользоваться ей может лишь ограниченно, так как она обмотана веревкой, кото­рая захлестнута петлей вокруг его левой ноги. Один конец веревки привязан к запястью его правой руки, которой он сжимает палку, другой держит в руке Ферсу. Смысл изображения ясен. Пленный в этом последнем бою пользует­ся палкой только в пределах, лимитируемых длиной веревки, Ферсу же по своему усмотрению ее укорачивает. Сражающийся может сам себя повалить на землю, если слишком сильно дернет за веревку, обмотанную вокруг ноги. В другой руке Ферсу держит еще одну ве­ревку, привязанную к шее собаки, где наверняка имеется какое-то приспособление, раздражающее пса, если тот неожиданно ослабеет или успокоится. Ферсу, таким образом, выступает в роли кровавого дирижера, который, с одной стороны, защищает собаку от слишком решительной обороны человека, с другой — обеспечивает зрителям по возможности более длительное, острое и кровопролитное зрели­ще» (Буриан Я., Моухова Б. Ук. соч. С. 157—158).

 

Сходство этрусской культуры с культурой италиков

Необходимо отметить, что у этрусков и их соседей (латинов, сабинов и др.) было много общих элементов в политической жизни, в быту и рели­гии. Так, например, римский обычай окружать высших магистратов лик­торами с пучками розог и топорами (fasces), по-видимому, этрусского про­исхождения. Из Этрурии же были заимствованы кресло из слоновой кости римских высших магистратов (sella curulis), одежда, окаймленная пурпу­ровой полосой (toga praetexta), обычай триумфа. Многие имена этрусских божеств близко напоминают римские и греческие. Так, этрусская троица богов tinia, uni и menrva соответствует «капитолийской» троице: Юпитер, Юнона и Минерва. Этрусский maris очень напоминает римского бога вой­ны Марса, vesuna — богиню очага Весту, nethuns — бога морей Нептуна и т. д. Некоторые этрусские божества, вероятно, заимствованы у греков: charu (Харон), aita (Аид), hercle (Геракл) и др.

Много сходного было в религиозном ритуале этрусков и римлян: гада­ния по внутренностям жертвенных животных, по небесным знамениям (по молнии, полету птиц и проч.), обряды при основании городов и т. п. Воз­можно, что человеческие жертвоприношения у этрусков, не раз засвиде­тельствованные античными писателями и этрусским искусством, оказали влияние на римский обычай убивать пленных после триумфа.

Во всяком случае, как бы мы ни решили вопрос о происхождении эт­русков, несомненны теснейшие связи их культуры с италийской средой, в частности с римлянами.

Ликторы — должностные лица при важнейших магистратах и одно­временно исполнители судебных приговоров. Число ликторов опре­делялось рангом занимаемой магистратуры: диктатор имел 24 лик­тора, начальник конницы — 6, консул — 12, претор — 6; кроме того, по одному ликтору было у фламина Юпитера и весталок. В знак ка­рательной власти того лица, которого они сопровождали, ликторы имели фасции (fasces) — связки березовых или вязовых прутьев с воткнутым в них топором (securis) и розгой (virga).

Однако в Риме практически с первых лет Республики топоры были изъяты из ликторских фасциев. Закон о запрещении носить в городе фасции с топорами традиция приписывает одному из первых консу­лов Публию Валерию Публиколе (Попликоле). Плутарх рассказы­вает об этом событии следующим образом: «Желая и самое власть сделать кроткой, менее грозной и даже любезной народу, Валерий приказал вынуть топоры из ликторских связок, а связки опускать и склонять перед народом, всякий раз как консул входит в собрание» (пер. С. П. Маркиша). Ф. Ф. Велишский подчеркивает: «В Риме лик­торы были скорее почетной свитой сановника, сопровождавшей его всюду и расчищавшей перед ним дорогу на улице. При встрече двух сановников ликторы менее важного опускали связки с левого плеча к земле и оставляли их в таком положении, пока тот проходил» (Велишский Ф. Ф. Быт греков и римлян. Прага, 1878. С. 601). Вместе с тем вне столицы и в провинциях, где магистраты имели власть над жизнью и смертью солдат и неграждан, ликторы носили фасции с топорами. Обыкновенной одеждой ликтора была тога; во время же триумфа они одевали пурпуровые туники и плащи. Курульное кресло (Sella curulis) — стул без спинки, с ножками, пе­реложенными наподобие раскрытых клещей и внизу загнутыми. В древние времена он делался из слоновой кости, позже из меди. На него имели право садиться (кроме царей до Республики и императо­ров после нее) только высшие сановники: консулы, преторы, куруль­ные эдилы, цензоры, префект города, а также экстраординарные ма­гистраты: диктатор, начальник конницы, децемвиры. Из жрецов — только великий понтифик и августалы (Велишский Ф. Ф. Быт греков и римлян. Прага, 1878. С. 169).

Триумф — высшая награда государства полководцу, торжество в честь полководца-победителя. Предоставлялся полководцу решени­ем сената и только в случае достойной победы, каковой признава­лась победа в сражении, в котором было уничтожено не менее 6 ты­сяч врагов.

Ф. Ф. Велишский по многочисленным сведениям о триумфе воссоз­дал красочную картину этого своеобразного военного парада в Риме: «Торжественное шествие устраивалось на Марсовом поле перед три­умфальными воротами, около Помпеева театра. Здесь полководца встречали высшие магистраты государства и весь сенат. Потом ше­ствие направлялось в город. Во главе находились магистраты (перед ними шли ликторы для наблюдения за порядком), сенаторы и важ­нейшие граждане с масличными венками на голове и в торжествен­ных одеждах; за ними шли трубачи, а там уж тянулся необозримый ряд повозок с военной добычей» (Велишский Ф. Ф. Ук. соч. С. 598). Тит Ливий (XXXIV, 52) так описывает триумф Тита Квинция Фламинина над Филиппом V Македонским в 194 г. до н. э.: «Триумф праздновался три дня. В первый день несли оружие, дроты, бронзо­вые и мраморные изваяния... ; во второй день несли золото и сереб­ро, обработанное, сырое и в монетах. Было там 43 тысячи фунтов серебра в слитках и 270 тысяч фунтов обработанного; множество сосудов всяких, больше всего чеканных, некоторые весьма тонкой работы, а также несчетно предметов из бронзы, с великим искусст­вом сделанных, и десять серебряных щитов. Серебряных монет было 84 тысячи аттических, что зовутся там тетрадрахмами, каждая ве­сом почти в три денария. Золота было весом до 3714 фунтов, я уж не говорю о щите целиком литого золота, да еще 4514 Филипповых зо­лотых монет; на третий день пронесли полученные в дар от грече­ских городов золотые венки числом 114» (пер. Г. С. Кнабе). Не менее торжественно выглядел триумф Эмилия Павла над сы­ном Филиппа Персеем в 167 г. до н. э.: «Шествие было разделено на три дня, и первый из них едва вместил назначенное зрелище: с утра до темна на 250 колесницах везли захваченные у врага статуи, картины и гигантские изваяния. На следующий день по городу про­ехало множество повозок с самыми красивыми и драгоценными об­разцами македонского вооружения... За повозками с оружием шли три тысячи человек и несли серебряную монету в 750 сосудах; каж­дый сосуд вмещал три таланта и требовал четырех носильщиков. За ними шли люди и искусно выставляли напоказ серебряные чаши, кубки, рога и ковши, отличавшиеся большим весом и массивнос­тью чеканки.

На третий день, едва рассвело, по улицам двинулись трубачи, играя не священный и не торжественный напев, но боевой, которым рим­ляне подбадривают себя на поле битвы... Вслед за ними несли золо­тую монету, рассыпанную, подобно серебряной, по сосудам вмести­мостью в три таланта каждый. Число их было 77. Далее шли люди, высоко над головою поднимавшие священный ковш, отлитый по при­казу Эмилия из чистого золота, весивший 10 талантов и украшен­ный драгоценными камнями, а также антигониды, селевкиды, чаши работы Терикла и золотую утварь со стола Персея. Далее следовала колесница Персея с его оружием, а поверх оружия лежала диадема» (Плутарх. Эмилий Павел. 32—33, пер. С. П. Маркиша). «Вместе с добычей, — продолжает описание Ф. Ф. Велишский, — на поднятых древках несли списки завоеванных городов, убитых не­приятелей и добычи; тут же были изображены на досках или выреза­ны на слоновой кости завоеванные страны, выигранные сражения, а также символические фигуры рек и гор завоеванных стран. Далее гнали, иногда в числе нескольких сотен, жертвенных белых быков; рога их были позолочены, на спине дорогие покровы, головы в вен­ках и лентах. При них шли жрец и резник со своими помощниками. За ними, а иногда и перед ними, тянулась мрачная вереница челове­ческих жертв. То были связанные пленники, во главе которых иног­да находились их цари и князья.

Затем открывалась самая торжественная часть процессии — двига­лась колесница самого триумфатора. Колесница была из слоновой кости с дорогой резьбой и позолотой; имела круглую форму и была вся закрыта, и никогда, как ристалищные колесницы, не была откры­та сзади. Внутри было место только для одного (но есть и исключе­ния — Тацит. Летопись. II, 41). Триумфатор стоял в ней, закрытый ею по грудь. Около нее шли толпы ликторов в пурпуровых туниках и плащах со связками прутьев в лаврах и пурпуровых лентах, труба­чи и музыканты, в особенности кифаристы, в старинных костюмах этрусского покроя, с золотыми лентами на головах, исполнявшие победные песни в честь победителя. За ними шли служители с ка­дильницами, распространявшими благоухание кругом триумфатора. Он стоял на колеснице, запряженной четырьмя белыми конями (а иногда и слонами), одетый в пальмовую тунику и вышитую золотом пурпуровую тогу; эта одежда перед тем снималась со статуи Юпите­ра Капитолийского, чтобы таким образом триумфатор делался по­добным великому божеству. В правой руке он держал жезл из сло­новой кости, украшенный сверху золотым орлом, в левой — паль­мовую ветвь; на голове был лавровый венок; кроме того, государ­ственный раб держал над ним другой большой и тяжелый золотой венок (corona triumphalis). На памятниках художники обыкновен­но изображали в этой роли окрыленную богиню победы, а богиню Рима — ведущей триумфальных коней.

По старому обычаю триумфатора сопровождали сыновья и родствен­ники-мужчины на конях, возле колесницы, а иногда верхом на ко­нях, везущих колесницу (Светоний. Тиберий. 6). Дети иногда ехали и на колеснице вместе с отцом (Тацит. Летопись. II, 41). Кроме того, при колеснице шли легаты, трибуны и вообще высшие офицеры по­бедоносного войска, а за ними рядами солдаты пешие и конные в парадных одеждах, в венках, со всеми военными украшениями и от­личиями. Народ, наполнявший украшенные хвойными ветвями и вен­ками улицы, портики и специально устроенные подмостки, встречал триумф рукоплесканиями и осыпал путь его дождем цветов, а вой­ско восторженно кричало «Io-io triumphe!» и пело военные песни, иногда не совсем лестные, в насмешку сложенные про кого-нибудь из высших офицеров и даже про самого императора. Процессия двигалась с Марсового поля около цирка Фламиния че­рез древние ворота Ромулова Рима (porta Carmentalis) к Большому цирку (Circus maximus); а отсюда, обойдя восточную сторону Палатина, — священной дорогой на Форум, откуда пленников отводили в темницу. Затем процессия поднималась на Капитолий. Здесь триум­фатор, войдя в храм, слагал венок перед статуей Юпитера и прино­сил верховному богу благодарственную гекатомбу. После того на Капитолийской площади устраивалось большое пиршество» (Велиш­ский Ф. Ф. Ук. соч. С. 599—603).

Празднование триумфа завершалось раздачей денежных наград сол­датам и офицерам. Вслед за этим устраивались так любимые наро­дом игры и зрелища.

 

Теории происхождения этрусков

Господствующие в современной науке теории о появлении этрусков в Италии в основном примыкают к Геродоту, т. е. выводят их из Малой Азии. Другие предположения, как, например, мнение Нибура об альпийском происхождении этрусков или теории об их появлении через Адриатиче­ское море, опирающиеся на Гелланика, теперь почти оставлены.

Геродотовская версия защищается, например, английским ученым Конвеем. Он полагает, что в конце II и начале I тысячелетия, в эпоху больших миграций в районе Эгейского моря, банды лидийских пиратов начали вы­саживаться на западном берегу Италии, к северу от Тибра. Здесь они за­стали народ, который назывался ombroi (умбры), покорили его и затем распространились к северу, северо-востоку и югу.

Близка к этому точка зрения итальянца Дукати. Он считает тирренцев обитателями малоазиатского побережья и некоторых островов Эгейского моря (Лемнос). В VIII в. они появляются на Западе. Но Адриатическое море негостеприимно, а Южная Италия и Сицилия были заняты греками и финикиянами. Оставалась Тоскана: плодородная, богатая металлами, гус­то населенная омбрами. В конце VIII в. приток этрусков усилился, а в на­чале VII в. появилась их италийская метрополия — г. Тарквиний. Тиррен­ские колонисты не составляли настоящего народа — это скорее воинствен­ные группы («пираты» Конвея). Они постепенно слились с местным населением, хотя и принесли много своего: оружие, религию, греческий алфавит, язык. Последний был у них средиземноморский (эгейский), от­личный от индоевропейского. Эти протоэтруски переработали культуру Виллановы в восточном духе. К концу VII в. Этрурия между Арно, Тиб­ром и морем полностью сложилась.

В пользу господствующей теории можно привести ряд аргументов: сви­детельство античной традиции, лемносскую надпись, малоазиатские корни в этрусском языке, сходство этрусских гробниц с высеченными в скалах гроб­ницами Малой Азии, систему этрусских гаданий, очень напоминающих ва­вилонские (в частности, гадание по печени жертвенных животных), стиль изображений, сходных с крито-микенским и раннегреческим, упоминания египетских источников о племенах турша и шардена (этрусков и сардов) в числе «народов моря», напавших на Египет в XIV—XII вв., и т. п.

Однако наряду с аргументами «за» можно привести не меньше аргу­ментов «против». Если протоэтруски (тирренцы) были пиратами, то ка­ким образом они смогли завоевать чуть ли не всю Италию и создать высо­кую и своеобразную культуру? Если же это был целый народ, то сильные сомнения вызывает его массовое прибытие в Италию морским путем. И почему этруски высадились именно к северу от Тибра, миновав гораздо более удобные и плодородные области Сицилии и Кампании? Ссылка на то, что все удобные места были уже заняты греками и финикиянами, не­убедительна, так как все три колонизационных потока шли по меньшей мере одновременно. Восточные элементы этрусской культуры с таким же успехом можно объяснить заимствованием, как и восточным происхожде­нием этрусков. Народ купцов и пиратов, находившийся в разнообразных сношениях со всеми областями Средиземноморья, легко усваивал чужие обычаи, верования и проч.

Эти соображения вызвали появление теорий, примыкающих не к гос­подствовавшей античной традиции Геродота, а к версии Дионисия Галикарнасского об автохтонном происхождении этрусков (Тромбетти, Девото, Белох, Шухардт и др.). Наиболее законченную форму теория об авто­хтонном происхождении этрусков приняла в работах Н. Я. Марра. Согласно его взглядам, этруски и италики являются двумя последовательными эта­пами развития древнейшего населения Италии, в котором пришлые эле­менты играли второстепенную роль. Но и эти теории оставляют неясным целый ряд существенных моментов. Поэтому приходится признать, что на данном уровне науки этрусская проблема, равно как и более широкий вопрос о генезисе племен, населявших древнюю Италию, остаются нере­шенными.