редсказания полковника де Трема сбылись вполне, благодаря тайному вмешательству Валентины де Нанкрей.
Вспыльчивый маршал сначала разразился страшным гневом на майора Анри. Он грозил повесить его немедля без всякого суда. Когда же дю Трамбле сознался ему, что по просьбе Робера он не привёл в Оген своего пленника, весь гнев де Брезе обрушился на старшего де Трема.
— Вы защищаете вашего брата, полковник? — сказал маршал. — Таким образом вы сами становитесь его соучастником. Узы родства не должны иметь влияния на долг службы. По-настоящему, вы обязаны отвечать мне за его проступок. По вашей просьбе я назначил его старшим офицером в полку после вас.
— Помня это, я и явился к вашему превосходительству вместо виновного, — ответил граф. — Я принимаю ответственность за его вину, потому что по роковой случайности сам был в некоторой мере причиной его проступка. Но для вашей славы я желаю, чтобы судебное наказание не имело вид личной мести. Вот почему я решился оградить моего несчастного брата от первой вспышки вашего негодования. Приговор военного суда, а не позорная смерть на виселице — вот всё, что я прошу у вас. Это ваше право... но и наше также!
Тронутый этим благородным и смелым заступничеством, маршал собирался отпустить Робера с приказанием выпустить заключённого при выступлении полка без всякого суда, когда к нему подошёл его адъютант Беврон и подал записку Валентины, привезённую жандармским сержантом из Брена.
Маршал прочёл её и нахмурил брови.
— Полковник, — сказал он, — я соглашаюсь на ваше требование. Ваш брат подвергнется военному суду за десять часов до выступления в Маастрихт. Но поскольку вы позволили себе оспаривать мою власть, неограниченную власть главнокомандующего, я сажаю вас под арест. Вы останетесь под надзором дю Трамбле до тех пор, пока ваше присутствие не станет необходимостью для вашего полка, то есть до выступления в поход. Вы заменили виконта вашим младшим братом Урбеном, относительно депеши к штатгальтеру Голландии. Старший из ваших офицеров временно заступит на ваше место в Брене. Теперь прошу вас следовать за обер-аудитором.
Приверженец кардинала, как видно, в точности повиновался предписанию Валентины де Нанкрей, подкреплённому подписью Ришелье. В ночь прибытия молодой девушки в Брен маршал был предупреждён Морисом о присутствии в действующей армии агента первого министра. Лагравер сам выдал себя за него, представив неоспоримые доказательства неограниченной власти, данной ему втайне кардиналом. В следующую ночь Валентина, выдав себя за Лагравера, предупредила обер-аудитора об аресте майора Анри и, подобно своему кузену, представила доказательства на право приказывать без всяких пояснений. Вследствие чего маршал де Брезе и дю Трамбле слепо повиновались её распоряжениям. Они привыкли к тайным мерам, к которым часто прибегал правитель Франции.
Утром того дня, когда было назначено выступление навстречу голландцам, дю Трамбле объявил полковнику де Трему, что маршал де Брезе позволяет ему возвратиться в свой полк.
— А виконт Анри? — спросил Робер.
— Маршал настаивает на том, чтобы подвергнуть его военному суду, который соберётся к двум часам пополудни. Маршал совершенно отстранил вас от всякой ответственности. Я постараюсь, чтобы вашего майора не осудили слишком строго.
— Благодарю, — ответил полковник надрывающимся голосом, — благодарю и до свидания!
Когда Робер де Трем возвратился в Брен, первое знакомое лицо, которое он увидел, было лицо мэтра Дорна. Фактотум Валентины исполнил поручение, данное ему накануне ночью в сарае таверны «Большой бокал».
Уныние Робера возросло. Он был лишён последней отрады видеть ещё раз ту, кого пламенно любил, перед смертью, унося с собою её холодное презрение! Однако ложное известие об удачной поездке Мориса в Динан и в Маастрихт напомнило ему о том, что он считал долгом чести, окончательной целью своей жизни — об успехе орлеанского заговора.
Прежде всего ему следовало ознакомиться с образом мыслей своих офицеров, большая часть из них была враждебно расположена к кардиналу. Он обошёл лагерь, и безграничная радость солдат при его возвращении доказала ему их искреннюю преданность. Капитан Леви, исполнявший в его отсутствие должность командира полка, сообщил ему, что едва мог удержать солдат от бунта с целью освободить своего любимого командира наперекор главнокомандующему. Леви рассказал также, что батальон майора Анри поклялся спасти виконта во что бы то ни стало, если он будет осуждён. Вследствие этого солдаты решили между собой, что несколько из самых храбрых и опытных отправятся, переодетые, в главную квартиру, нападут на конвой, который поведёт осуждённого на казнь, и дадут майору возможность спастись бегством.
С этой стороны всё шло по желанию Робера. Полк последует за ним, куда он поведёт его, и тем охотнее, что, подобно ему, будет знать, что действует на благо отечества.
Среди приготовлений к выходу, которые делались под предлогом инспекторского смотра, его застал дю Трамбле, приехавший со своими жандармами за майором Анри, чтобы отвезти обвинённого в Оген и представить в присутствие военного суда. Но виконт исчез, несмотря на то что четыре жандарма, приставленные к нему, не отходили от двери темницы, а окошечко, освещавшее её, было в двадцати футах над землёй и до того мало, что пролезть в него не мог бы и ребёнок. За исключением дубовой двери, окованной железом, тюрьма эта не имела никакого другого выхода или отверстия в толстых каменных стенах.
Обер-аудитор тотчас приказал осмотреть все окрестности замка, но поиски остались без успеха. Шарль дю Трамбле не был из числа людей, способных хладнокровно перенести подобное событие. Он видел в нём насмешку над его властью!
Вспомнив углубление в стене, открытое Робером при аресте Анри, он велел своим людям отыскать его и, если понадобится, разломать всю стену. Старик Норбер сам указал это место. Однако от потайной лестницы видна была лишь верхняя площадка, окружённая гладкими стенами. Обер-аудитор принял это за шкаф и, видя его пустым, не счёл нужным осмотреть его внимательнее. На самом же деле четыре подвижные плиты скрывали лестницу, которая вела к подземному ходу.
Обер-аудитор, взбешённый своею неудачей, отправился сообщить о ней Роберу перед возвращением в Оген.
— Бегство виновного не помешает ему быть осуждённым, — заключил он со зловещей улыбкой, — и могу вас уверить, чёрт возьми, что я подам свой голос для самого позорного приговора.
Действительно, спустя несколько часов полковника известили официально, что его брат разжалован и приговорён к наказанию розгами. Каждому солдату, который случайно встретит беглеца, предписывалось схватить его и представить к обер-аудитору или убить его, если он не сдастся добровольно. После же того как он будет прогнан сквозь строй, разжалованный майор навсегда исключался из военной службы.
Граф де Трем с грустью думал об этом позорном приговоре, который набрасывал пятно на весь их род. Он негодовал на несчастного Анри, которого какой-то злой гений с некоторых пор побуждал ко всему, что только могло вести к его гибели; то он появлялся, чтобы ставить себя в самое ложное положение, то исчезал совсем, чтобы окончательно сгубить себя.
Стемнело, пока граф предавался этим горестным размышлениям. Он сидел один в темноте в маленькой зале домика, где принимал Валентину. Вдруг Робер приметил в полумраке, который ещё царствовал за окном, человеческую фигуру, медленно идущую к нему.
— Кто там? Что вам надо? — спросил он.
Таинственное существо не отвечало, но продолжало идти.
Робер бросился на незнакомца, молчание которого давало ему повод подозревать в нём дурной умысел и, схватив его за ворот, он сорвал плащ, закрывавший его лицо до самых глаз.
— Анри! — вскричал граф де Трем, отступив, как будто коснулся гадины. — Несчастный! — продолжал он, вынув из-за пояса пистолет. — Если ты рассчитывал на меня, не имея сам достаточно духа, чтобы омыть в своей крови позор, нанесённый тобой нашему имени, то ты не ошибся! Предай свою душу Богу!
Виконт отклонил дуло, уже приставленное ему ко лбу.
— Не берите на себя братоубийства, — сказал он с твёрдостью. — Я признаю в вас главу нашего семейства, а стало быть, и единственного судью во всём, что касается фамильной чести. Вы приговорили меня к смерти, я исполню ваш приговор. Но перед тем я хочу предостеречь вас против низкой измены.
— Измены... Объяснись!
— К несчастью, подробности мне неизвестны, но то, что я знаю, достаточно укажет вам на изменников. Вот цель моего побега из Бренского замка. Мне надо было открыть вам глаза, хотя бы ценою моей чести и позорной смерти... надо было предупредить вас до решительной минуты — отступления полка де Трема в пользу Гастона Орлеанского.
— Так говори скорей!
— Морис Лагравер и его сестра — агенты кардинала!
Вмиг железные пальцы впились в плечо виконта.
— На колени, клеветник! — закричал на него Робер, задыхаясь от гнева. — Несчастный! Ты поносишь это благородное создание, потому что избранник Урбен, а не ты. Безумец! Разве я не угадал твоей необузданной страсти, когда для неё ты пожертвовал честью дворянина и не сдержал данного мне слова?
— Нет, я не откажусь от того, что сказал! Я не стану унижаться перед нею! — возразил Анри де Трем,противясь сильной руке брата. — Я сознаюсь, что имел безумство влюбиться в эту сирену, за что теперь проклинаю себя... Но выслушайте меня прежде, чем заклеймите названием клеветника!.. Выслушайте, дабы не воспользовались вашим великодушным доверием, чтобы низвергнуть в бездну вас и тех, судьба которых связана с вашей!
Столько было убедительности в этих словах, сказанных с увлечением, совсем не свойственным беспечному характеру Анри, что граф де Трем был поражён и встревожен.
— Я слушаю, — ответил он.
— Ещё сегодня утром, — начал виконт, — я боролся против гнусной мысли, которая преследовала меня со времени моего заключения. Я подозревал Лагравера в сговоре с домом Грело, чтобы напоить меня допьяна в Нивелле...
— Ты говоришь о капеллане монсеньора в Нивелле? — перебил с удивлением Робер.
— Да, но в качестве шпиона, преданного Ришелье.
— Отчего Морис не приказал Дорну сообщить мне об этом?
— Потому что Морис — изменник, который выставил Валентину как приманку, чтобы завлечь меня в западню...
— Он исполнил своё двойное поручение, — перебил граф.
— Вы думаете? — возразил виконт с горькой иронией. — Но дайте мне досказать. Я сидел в моей темнице, когда внезапно во мраке передо мною возникло что-то белое, неопределённой формы, точно призрак. Привидение приближаюсь ко мне неслышными шагами и остановилось в полосе света, проникавшей через небольшое окошечко... Я узнал мертвенное лицо страшного старика, которого Лагравер и Валентина называют своим отцом. Глаза его сверкали лихорадочным блеском, движения его были порывисты.
— Следуйте за мной! — сказал он глухим голосом.
— Как вы попали сюда? Куда хотите вы вести меня, — спросил я, поражённый этим странным появлением.
— Я хочу возвратить тебе свободу, молодой человек, — ответил Норбер. — Ты приговорён к смерти! — продолжал он раздирающим голосом, — и я хочу спасти тебя, чтобы кровь твоя не пала на мою голову!
Я полагал, что он находится под влиянием болезненного бреда и сказал, желая избавиться от него:
— Уйди, старик; твой сын и твоя дочь нашли бы, что я обесчестил себя, поддавшись твоему совету.
— Слепой! — произнёс он, внезапно протянув свою руку скелета из-под белого плаща, в котором был завернут, как в саван. — Слепой! Ты боишься порицания самых смертельных своих врагов, а меня ты отталкиваешь, меня, которого Спаситель исполнил своей кротости, меня, поставленного Им между моими близкими и их местью, которая осудила бы их на вечные муки!
— Морис и Валентина — мои враги?! — вскричал я. — Чем же заслужил я их ненависть?
— Чем заслужили её твои два брата, которых она толкает в бездну? — ответил он. — Но не он, а она — мстительница! Неумолимая, ненасытная! Он, мой сын, он только исполняет данную ей клятву!
— Однако, — возразил я, — если мне и были расставлены сети, чтобы сгубить меня, то не Валентиной, а Морисом.
— Мой сын служит ей только щитом! — продолжал старик с жаром. — Она по желанию принимает вид Мориса. В мужском костюме она заманила вас в западню, в которой перехватила, уже будучи Валентиной.
Я стоял, как поражённый громом.
— Докажите, что это девушка — демон в двух видах, и я решусь бежать, — пробормотал я в волнении. Он увлёк меня в тёмный угол, из которого внезапно появился. Тогда я заметил, что огромный камень в стене был отодвинут. В отверстии видна была маленькая винтовая лестница. Я поднялся по ней вслед за стариком. Он привёл меня в комнату верхнего этажа, где в беспорядке разбросана была женская и мужская одежда. Чтобы вполне удостовериться в действительности, я коснулся руками зелёного колета, в котором это адское существо являлось к нам в первый раз.
— Где найти Цирцею, которая обманула меня? — вскричат я вне себя от бешенства. — Где найти её, чтобы навсегда положить конец её хитростям и её чарам?
Старик положил мне свою руку на грудь и продолжал надрывающимся голосом:
— И ты тоже, молодой человек, думаешь об одной только мести! Но клянусь тебе, как стал я между тобой и твоими врагами, так стану между тобой и Валентиной, между тобой и Морисом! Я спасаю тебя для того, чтобы иметь право вымаливать для них возмездие за добро, если бы злой дух побудил тебя отмстить им за зло. Впрочем, берегись, тебя может сломить их грозный защитник. Вспомни, что им покровительствует сам могущественный кардинал.
Я не колебался более. Вместо того чтобы войти в указанный мне Норбером подземный ход, который вывел бы меня на Нивелльскую дорогу, я пошёл по тому, который вёл по рвам Бренского замка. Теперь я всё сказал и жду вашего приговора, Робер.
Поражённый, граф выслушал брата, не сказав ни слова, не сделав ни одного движения. Но как скоро умолк Анри, вся душа его возмутилась против обвинения, которое свергало его идеал с его высокого пьедестала.
— Я не могу судить по разбросанным платьям! — сказал он, — не могу также полагаться на слова сумасшедшего!
— Сумасшествие и заставило его выдать всё, что он знал.
— Морис и Валентина — шпионы Ришелье. Я имею на то доказательства.
Граф и виконт вздрогнули. Это обвинение произнесено было голосом их брата Урбена.