Пункт постоянной дислокации

Поселок Осинторф (бывшая деревня Остров) расположен в 35 км севернее Орши и в 6 км от станции Осиновка на железнодорожной ветке Орша – Смоленск. С 27 сентября 1938 г. этот населенный пункт административно входил в Оршанский (сегодня – Дубровенский) район Витебской области Белорусской ССР.

Перед войной Осинторф представлял собой крупное предприятие по разработке торфа, где в середине 1930-х гг. началось активное освоение ресурсов. Трудовая сила, в том числе сезонные рабочие, прибывала сюда практически со всей территории республики. В Осинторфе было построено 11 поселков барачного типа, рассчитанных на 10 тысяч человек. Насколько известно, в дальнейшем предприятие планировалось развернуть в еще более мощный центр по добыче торфа.

С началом войны, согласно директиве Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «Партийным и советским организациям прифронтовых областей» от 29 июня 1941 г., осинторфское советское начальство предприняло меры по уничтожению имущества, которое было невозможно вывезти в тыл. Были взорваны торфонасосные краны, уничтожена гидросистема, разрушены подъездные пути, сброшены под откос локомотивы и вагонетки. Чуть позже, перед самым приходом оккупантов, были подожжены торфяники. Одновременно советские и партийные работники под руководством директора Осинторфа Г. Г. Амельченко создали в лесу базу и ушли в партизанский отряд. Первые немецкие подразделения, проехавшие через поселок на восток, ограничились банальным грабежом продовольствия. Руководитель местного комсомольского подполья, Станислав Петрович Шмуглевский вспоминал о первой встрече с оккупантами: «Они никого не убивали, не вешали, не насиловали… Они никого не арестовали, никого не избили, но это не успокаивало».

Памятная доска, посвященная руководителю оситорфского подполья С. Шмуглевскому

В августе 1941 г. в Осинторфе появились военная комендатура (она разместилась в здании управления предприятия), армейский гарнизон, органы гражданской администрации и многочисленное подразделение вспомогательной полиции. Новые власти приняли решение восстановить работу торфозавода и электростанции и отремонтировать сеть узкоколейных железнодорожных путей и складов готового топлива. Бургомистром поселка был назначен бывший начальник электроцеха Иван Трублин, а начальником полиции – бывший председатель профсоюзного комитета торфозавода Скварчевский.

К началу 1942 г. жители Осинторфа в поисках более сытной жизни начали уходить в близлежащие деревни. Женщинам и детям власти не препятствовали покидать свои бараки. Мужчины же и подростки были взяты на учет в комендатуре и без специального пропуска населенный пункт покидать не имели права. Все трудоспособное население, начиная с четырнадцатилетнего возраста, записалось в бригады соответственно своим специальностям и навыкам.

Уже осенью 1941 г. из Германии были доставлены новые торфонасосные краны и электромоторы. Однако местным подпольщикам удалось успешно провести диверсию и уничтожить оборудование. Через несколько дней немцы приказали местным жителям возвести вокруг 4-го и 5-го поселков ограду из колючей проволоки и построить наблюдательные вышки. Здесь разместился лагерь для советских военнопленных.

Русские коллаборационисты прибыли в Осинторф из Смоленска в начале марта 1942 г. Но прежде чем сюда приехала основная часть группы С. Н. Иванова, в поселок несколькими днями ранее вступила колонна штабных машин в сопровождении подразделения мотоциклистов (вероятно, это было подразделение обер-лейтенанта В. Бурхардта-Мюллера). Среди германских военнослужащих были замечены двое русских, свободно говоривших по-немецки. На них была форма офицеров РККА, только вместо петлиц были погоны, а вместо пятиконечных звезд на головных уборах – бело-сине-красные кокарды. Оккупантами была проведена акция по принудительному переселению жителей 7-го поселка. В течение дня все помещения (в основном бараки, и немногочисленные дома) были освобождены от гражданских лиц.

Одно из типовых зданий в центральном поселке Осинторфа. В годы войны – казармы РННА. Фото И. Сирикова

К. Г. Кромиади описывает появление эмигрантов в Осинторфе так: «К моменту нашего прибытия… занят был только один центральный поселок… Познакомившись на месте с квартирными ресурсами, мы решили здание управления отвести под штаб и склады, больницу – под лазарет, а поселки – под казармы».

Известно, что в центральном поселке (находился в 300 м от 7-го поселка) располагались военные и гражданские оккупационные структуры. Здесь немцы и выделили помещения под штаб и склады для русской группы. В 7-м поселке после выселения местных жителей стал дислоцироваться гарнизон, получивший наименование «Москва».

 

Вербовка советских военнопленных

Перед штабом РННА сразу возник вопрос о привлечении в свои ряды как можно большего количества бывших солдат и офицеров РККА. Кромиади почему-то объясняет дальнейший рост русской группы (развертывание взвода в роту, а роты – в батальон) тем, что потребовались люди, чтобы провести ремонт в ужасно запущенных бараках и домах, выделенных под казармы. Проблема размещения личного состава, конечно, имела место быть, но преувеличивать ее значение не следует, поскольку в 7-й поселок завербованных пленных доставляли далеко не только для ремонта жилых строений.

Психологические мотивы, толкавшие солдат и командиров Красной армии на вступление в РННА, по большей части представляются объяснимыми. Зима 1941–1942 гг. была крайне тяжелой. К февралю 1942 г., по подсчетам К. Штрайта, в немецком плену умерли от болезней и голода или просто были убиты – 2 млн красноармейцев. В зоне ответственности группы армий «Центр» до второй половины весны 1942 г. смертность пленных оставалась самой высокой.

Советские военнопленные

Командование группы армий «Центр» предоставило офицерам РННА возможность посещать несколько лагерей для военнопленных, откуда они имели право набирать личный состав. Из разных источников, в частности, из документов советских органов госбезопасности, можно узнать, в каких лагерях производился набор.

Так, в докладной записке особого отдела НКВД Северо-Западного фронта от 6 января 1943 г. сообщалось об отборе немецкой разведкой военнопленных в Оршанском и Витебском лагерях. Несколько ниже отмечалось, что военнопленные, пройдя подготовку, переправлялись в район Вязьмы для уничтожения «действующих отрядов Белова» (генерал-лейтенанта Павла Алексеевича Белова, чье кавалерийское объединение зимой – летом 1942 г. действовало в оккупированных районах Смоленской области).

В докладной записке начальника особого отдела НКВД Калининского фронта Н. Г. Ханникова о борьбе с агентурой противника в 1942 г. (от 20 января 1943 г.) говорилось о бывших красноармейцах, направленных абвером за линию фронта. Пленных отбирали в Вязьме, Смоленске, Рославле, Борисове, Орше, Витебске. Для осуществления диверсий привлекались кадры РНА (под этой аббревиатурой, обозначавшей «Русскую национальную армию», в документах НКВД в 1942–1943 гг. подразумевались именно участники осинторфского эксперимента).

Рассказывает о наборе «изменников» и С. П. Шмуглевский. Кадры для бригады, вспоминает он, подбирались «в Оршанском, Могилевском, Витебском и Смоленском лагерях военнопленных. Пленных доводили до полного изнурения голодом и каторжными работами, а потом, как возможность спасения от смерти, предлагали вступить в “РОА” (так в тексте; на самом деле, в указанный период РННА не имела к Русской освободительной армии генерал-лейтенанта А. А. Власова никакого отношения. – Примеч. авт.)».

Один из командиров РННА, майор Иван Матвеевич Грачев после войны вспоминал: «Я попал в немецкий плен… и был доставлен в лагерь для военнопленных в Орше. К тому времени под руководством старых эмигрантов – Кромиади, Сахарова и Иванова – начала формироваться Осинторфская бригада. Под началом Сахарова оказался один бывший слушатель советской военной академии. Именно он и убедил меня присоединиться к бригаде» (заметим, что, по неполным данным в Оршанском лагере погибли около 10 тыс. советских военнопленных).

Офицер РННА И. Грачев. Впервые опубликовано: Александров К. М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А. А. Власова. М., 2009. С. 359

В документах часто фигурирует Смоленский лагерь. В данном случае имеется в виду уже упоминавшийся пересыльный лагерь № 126, созданный на окраине города, рядом с Краснинским шоссе (размещался на территории бывшего военного склада № 105). Сотрудники абверкоманды-203, в том числе офицеры РННА, периодически посещали его, вербовали в нем агентуру. Аналогичные мероприятия проводились в Могилеве (дулаг № 185), Орше (дулаг № 230), Витебске (шталаг № 313), Вязьме (дулаг № 231), Рославле (дулаги № 127, № 130, № 155) и в других местах концентрации военнопленных.

Кромиади так описывает процедуру приема: «Прием людей из лагерей для РННА производился на добровольных началах. Формальная сторона этого приема была простой: приемщик, кто бы он ни был, обращался к коменданту лагеря военнопленных с упомянутым выше удостоверением, выданным Иванову в штабе фельдмаршала фон Клюге. Комендант выстраивал пленных, и приемщик обращался к ним с соответствующей речью. На изъявлявших желание поступить в РННА составлялся список, и людей тут же выводили из лагеря».

Речь вербовщика, отмечает Кромиади, производила впечатление: желающих вступить в русское формирование было много, но брали не всех. Автор упоминает об особом «подходе» приемщиков, связанном с «моральными требованиями». Проявлением этих требований стал, например, прием людей, получивших обморожения рук и ног и взятых в Осинторф в немалом количестве. Данное сообщение Кромиади нуждается в дополнительном подтверждении, ведь пленные с тяжелыми заболеваниями непригодны к несению строевой службы. Скорее всего, прием в ряды РННА «полуинвалидов» носил исключительный характер.

Бывший офицер РННА Петр Васильевич Каштанов после войны вспоминал, что лично он при вербовке задавал пленным вопрос: «За что вы собираетесь бороться? За концентрационные лагеря и колхозы?» Каштанов указывает, что «обычно этого было достаточно».

Свидетельство о вербовке пленных оставил и Ламсдорф. По его словам, из лагерей офицеры РННА «забирали кого угодно… Приказ был командира участка фронта, был приказ его отдавать нам пленных, которых мы выбирали. Но шли все, потому что или голодной смертью умереть в лагере, или идти к нам. Шли к нам, конечно, потому, что оставаться в лагере никому не хотелось. А были и такие, которые оставались в лагере».

О вербовке в РННА говорят и участники партизанского движения, к примеру, партийные работники Витебской области Я. А. Жилянин, И. Б. Позняков и В. И. Лузгин: «По лагерям рыскали вербовщики – отъявленные предатели, присланные Берлином недобитые белогвардейцы, – которые призывали пленных, оказавшихся в тяжелом положении, добровольно вступать в “Русскую национальную народную армию”.

– Если вы не пойдете добровольцами в “РННА”, то умрете с голоду и от непосильной работы в лагерях, – с откровенным цинизмом говорили вербовщики».

В воспоминаниях начальника Белорусского штаба партизанского движения (БШПД) Петра Захаровича Калинина указывается: «Вербовка проводилась таким образом. В лагерь приезжала группа гестаповцев (речь идет о сотрудниках абвера, тайной полевой полиции и СД. – Примеч. авт.) в сопровождении организаторов “РНА” и нескольких агентов, подготовленных в гестаповской школе под Берлином. Военнопленных выстраивали и отбирали из них тех, кто по здоровью был еще пригоден к службе. Затем им объявляли: создается “русская национальная армия”, и каждый имеет возможность “добровольно” вступить в нее, чтобы сражаться за “свободную Россию”».

В качестве причин, побудивших советских военнослужащих пойти в РННА, партизаны и подпольщики чаще всего называют четыре. Во-первых, многие хотели выйти из лагеря и при первом же удобном случае перейти к партизанам, во-вторых – не умереть с голоду («Все равно, мол, подохнем, а там хоть пожрем вволю»), в-третьих – отсидеться («Пока суд да дело, а там, глядишь, и война кончится»), и, в-четвертых – исходя из идеологических побуждений.

Начальник Белорусского штаба партизанского движения П. Калинин

Касаясь ситуации, связанной с вербовкой в РННА, Калинин заостряет внимание на том, что представители абвера спустя некоторое время отказались от приема в ряды коллаборационистов летчиков и танкистов. Возможно, это объясняется тем, что белоэмигранты воспринимали бойцов и командиров, служивших в танковых войсках и военно-воздушных силах СССР, как заведомо нелояльных кандидатов. Историк С. Г. Чуев в этой связи отмечает: «После записи шел отбор пригодных, который, в основном, сводился к беседе и последующему отсеву негодных кандидатов – ими считались летчики и танкисты. Эмигранты считали, что эти рода войск комплектуются исключительно надежными комсомольцами и коммунистами». По прибытию в Осинторф, бывшие танкисты и авиаторы могли оказывать на остальной контингент разлагающее влияние. В целях недопущения подобных тенденций штаб РННА ужесточил правила приема, отдав приказ об отсеивании данной категории военнопленных еще на первом этапе вербовки. Впрочем, в дальнейшем произошел некоторый отход от указанной практики.

Приезжая в пересыльные лагеря и сборно-пересыльные пункты тылового района группы армий «Центр», вербовщики из числа немецких и русских сотрудников германской разведки в первую очередь искали убежденных противников советской власти, обращая особое внимание на жертв и непосредственных очевидцев сталинских репрессий. Историк А. Окороков отмечает: «Первостепенное внимание уделялось… привлечению добровольцев, прежде всего тех, кто так или иначе пострадал от действий советских властей в период коллективизации и сталинских чисток, кто был озлоблен репрессиями по отношению к себе и к своим близким и искал случая, чтобы отомстить… Из их числа готовили младших командиров для формировавшихся частей, а признанных особо надежными направляли в распоряжение спецслужб… для подготовки к разведывательно-диверсионным акциям в советском тылу».

Помимо этого, использовались специальные приемы (пленных могли истязать, не кормить, шантажировать, дезинформировать и т. д.), с помощью которых пленных ставили перед выбором: либо – смерть, либо – служба Германии. Это сыграло свою роль, но несколько ослабило качество личного состава, позволив проникнуть в ряды РННА военнопленным, сумевшим скрыть свое членство в компартии (а в некоторых случаях – даже службу в НКВД!). Впрочем, как показала практика, многие бывшие большевики без особых мук совести поменяли свои политические убеждения и со временем стали убежденными противниками советской власти.

Осинторф. Подразделение РННА перед казармой. На переднем плане (слева направо): И. Сахаров, В. Геттинг-Зеебург, С. Иванов

Отправление команд в Осинторф проводила группа немецких солдат, прикомандированных к штабу РННА. Отобранные кандидаты размещались в вагонах, после чего эшелон трогался в путь, следуя до станции Осиновка. Здесь из бывших военнопленных формировали колонну, которая пешим порядком следовала до поселка (дорога до Осинторфа составляла около 6 км).

В мемуарах Кромиади мы находим весьма туманные рассуждения: «К людям, вышедшим из лагеря, нужно было отнестись, как к больным; сплошь и рядом происходили поступки, за которые виновный не в состоянии был отвечать». За этими словами, вероятней всего, скрываются эпизоды убийств, краж и тому подобных преступлений, процветавших в среде доведенных до изнеможения и отчаяния советских военнопленных. Л. А. Самутин, который сам прошел через лагерь, свидетельствует, что осенью 1941 г. в местах концентрации пленных «образовались шайки лагерных бандитов, пытавшихся выжить ценой жизни своих товарищей. В нормальных условиях существования эти люди никогда не стали бы бандитами, но в том нечеловеческом состоянии, в которое их привел немецкий плен, они ими стали».

Отобранные кандидаты далеко не всегда успешно достигали Осинторфа. С развитием подпольно-партизанского движения на захваченной территории Витебской области пешие команды вновь набранных коллаборационистов все чаще подвергались нападениям «народных мстителей», которые, как правило, их уничтожали. Так, в докладной записке комиссаров партизанских отрядов бригады «Дядя Кости» И. С. Шурмана и Л. И. Селицкого (от 30 июля 1942 г.) отмечается: «10 июля 1941 г. уничтожена Кудеевская волостная управа, убит бургомистр и 8 полицейских, убит обер-лейтенант полевой комендатуры и еще 1 офицер, производившие в окрестных деревнях Орши мобилизацию молодежи в полицию и в “национальную русскую армию”».

Прибывавшие в Осинторф команды обычно проходили несколько стандартных, но необходимых процедур. Военнопленных кормили, стригли наголо, пропускали через дезинфекционную камеру и баню. Затем каждому выдавалось новое обмундирование и определялось место для отдыха. В течение первой недели вчерашних заключенных старались не беспокоить, откармливали и следили за их здоровьем. На седьмой день с ними проводили подробное собеседование, которое повторялось еще через две недели интенсивного восстановления.

И. М. Грачев после войны вспоминал: «В бригаде в Осинторфе служили бывшие советские военнопленные. Мы могли посещать немецкие лагеря и вербовать там солдат. Добровольцев было значительно больше, чем требовалось. Когда новое пополнение прибывало, мы предоставляли этим солдатам 3–4 недели отдыха, так как они были не в состоянии начинать нести службу немедленно. В течение этого времени они хорошо питались и обмундировывались».

Сегодня сложно установить, какие вопросы задавали бывшим военнопленным во время собеседований и какие решения принимал штаб РННА, ознакомившись с результатами опросов. Правда, Кромиади пишет о том, что «в любое время любой офицер или солдат мог заявить о своем желании вернуться в лагерь». Но, разумеется, случаев добровольного возвращения за колючую проволоку он припомнить не смог.

Данные периодических опросов коллаборационистов в дальнейшем анализировались представителями германских спецслужб, на основании чего составлялись характеристики и прогнозы в отношении возможного дальнейшего поведения конкретных военнослужащих. Насколько известно, большая часть рядового и офицерского состава осинторфской бригады в течение определенного времени не вызывала у немцев беспокойства и считалась надежной.

Занимаясь формированием подразделений, руководство РННА изучало персональные данные тех, кому оно собиралось доверить командование личным составом. На штабные и командные должности, в основном, назначались бывшие советские кадровые командиры (реже – командиры запаса). Многие из них в прошлом воевали в составе 33-й армии, 4-го воздушно-десантного и 1-го гвардейского кавалерийского корпусов.

К. Кромиади и В. Баерский в бронеавтомобиле ФАИ

Личный состав РННА, неоднократно пропущенный через сито всевозможных проверок, в целом оказался устойчивым, за исключением некоторых групп военнослужащих, в основном, состоявших из младших офицеров. В конце августа 1942 г., когда Кромиади покидал Осинторф, он не без гордости смотрел на офицеров соединения. «Начальником штаба, – отмечает он, – был майор Генерального штаба Риль; начальником артиллерии – полковник Горский, батальонные командиры – полковник Кобзев, майор Грачев, майор Иванов, майор Генерального штаба Николаев, полковник Х. (его судьба неизвестна), начальник разведки – майор Бочаров… Молодой врач Виноградов набрал превосходный кадр врачей и не только хорошо обслуживал все подразделения, но и создал прекрасный лазарет и в центральном поселке амбулаторию для гражданского населения». Грачев также свидетельствует, что «по сравнению с другими аналогичными формированиями личный состав бригады отличался в лучшую сторону».

Военнослужащие РННА принимают присягу. Осинторф. Лето 1942 г

Следует подробнее рассказать о некоторых офицерах РННА из числа бывших советских военнослужащих.

Безусловно, самым известным из них был Георгий Николаевич Жиленков, впоследствии занявший одно из ключевых мест во власовском движении. Казалось бы, он не имел никаких внешних оснований для того, чтобы оказаться в стане коллаборационистов. До войны Георгий Николаевич прошел вполне образцовый путь большевистского руководителя: вышел из рабочего сословия (родился в 1910 г. в семье железнодорожного мастера), окончил фабрично-заводское училище, посещал партийные курсы, стал слесарем-передовиком, был выдвинут на освобожденную комсомольскую работу, вступил в ВКП(б). Окончив Московский индустриально-технический техникум, продолжил карьеру по партийной линии и к началу войны вошел в столичную номенклатуру ВКП(б), став секретарем Ростокинского районного комитета партии.

С началом войны Жиленков, не будучи военным, был назначен членом Военного совета 32-й армии, а в августе ему было присвоено звание бригадного комиссара. Жиленков попал в плен в октябре 1942 г., скрыл свое звание и фамилию, избежав таким образом расстрела (как известно, распоряжение ОКВ от 6 июня 1941 г., известное как «Приказ о комиссарах», и дополнение к нему от 8 июня, требовали от войск «немедленного уничтожения политических комиссаров всех рангов, в случае если они будут захвачены в бою или окажут сопротивление»). Шесть месяцев Жиленков скрывался под фамилией «Максимов», работая «хиви» при 252-й пехотный дивизии. В конце мая 1942 г. он был опознан лесником П. Черниковым и арестован сотрудниками отдела I с штаба 252-й дивизии. В ходе допроса Георгий Николаевич дал согласие сотрудничать с абвером. В июне 1942 г. он был повторно допрошен в Смоленске начальником оперативного отдела штаба группы армий «Центр» полковником Хеннингом фон Тресковым и начальником отдела I с штаба группы армий «Центр» майором Рудольфом-Кристофом Фрайхером фон Герсдорфом. Затем Жиленкова перевели в Летцен, в особый лагерь 1-го военного округа (Кёнигсберг), где его допрашивал заместитель начальника отдела «Иностранные армии Востока» подполковник А. Ренне. До своего прибытия в Белоруссию Жиленков участвовал в акциях военной пропаганды, используя при этом звание генерал-лейтенанта (хотя оно и не соответствовало званию бригадного комиссара РККА; очевидно, это было сделано из прагматических соображений). В это же время он, возможно, был завербован сотрудниками полиции безопасности и СД. 17 августа 1942 г. Жиленков прибыл в Осинторф и был назначен начальником организационно-пропагандистского отдела штаба РННА.

И. Сахаров и Г. Жиленков. Осинторф. Лето 1942 г

И. М. Грачев охарактеризовал Жиленкова не с самой лучшей стороны: «Жиленков был… чем-то вроде политкомиссара, писал отчеты и т. д. Мы считали, что именно благодаря им Власов в конечном итоге и достиг своего положения при немцах. Власов и Жиленков в первый раз встретились в Смоленске (именно из-за Осинторфской бригады). К этому моменту Жиленков уже в полной мере показал себя. Многим не нравились его личные качества: он был пьяницей и грубияном. В 1942 г. десять военнослужащих получили возможность съездить на “экскурсию” в Германию. Среди них оказался и Жиленков. Во время поездки он все время приставал к сопровождавшему их зондерфюреру отпустить его в публичный дом. Это было и в Берлине, и в Гамбурге, а позже он добился своего, будучи во Франции. Жиленков был гораздо более сдержан в изъявлении антинемецких чувств, чем Баерский».

В отличие от Жиленкова упомянутый в воспоминаниях Грачева Владимир Гелярович Баерский (более известен под псевдонимом «Владимир Ильич Боярский», который был присвоен ему в июле 1942 г.) был профессиональным военным. В РККА он прошел путь от рядового красноармейца, участника Гражданской войны (в Красную армию он добровольно вступил в августе 1920 г.) до полковника, командира 41-й стрелковой дивизии. Части его соединения в мае 1942 г. сражались на Юго-Западном фронте и к концу месяца были разгромлены немецкими войсками. 25 мая Баерский был взят в плен. До своего появления в Осинторфе Владимир Гелярович содержался в особом лагере ОКХ под Винницей, который курировал отдел «Иностранные армии Востока». Баерский пошел на сотрудничество с немецкой разведкой, подписал совместно с Власовым обращение к германскому командованию о необходимости формирования РОА и русского правительства. В августе 1942 г. Баерский принял предложение возглавить РННА. И. М. Грачев вспоминал, что «Баерский был хорошо образованным молодым офицером и порядочным человеком; его антинемецкие убеждения были настолько сильны, что он не мог скрывать их. В узком кругу мы постоянно напоминали ему, чтобы он вел себя более осторожно, так как необдуманное поведение может привести вред нашему делу».

К слову, сам Грачев также был кадровым командиром Красной армии, капитаном РККА. Он попал в немецкий плен в сентябре 1941 г. Лишь чудом ему удалось пережить суровую зиму в пересыльных лагерях. Летом 1942 г. он дал согласие сотрудничать с немецкой разведкой и был направлен в РННА. Пройдя аттестацию, Грачев получил назначение на должность командира II батальона соединения «Граукопф» (дислоцировался в Шклове). После изменения структуры соединения он продолжил службу в составе 700-го полкового штаба. В 1943 г. Грачев служил в полиции Могилева, сотрудничал с СД, а позже в качестве агента эсэсовской разведки взаимодействовал с различными органами абвера (некоторое время он исполнял обязанности начальника разведшколы в Вано-Нурси, в генеральном комиссариате «Эстония»). В 1944 г. Грачев, работавший к тому времени под псевдонимом «Владимир Тарасов», присоединился к армии генерал-лейтенанта А. А. Власова, в которой возглавил разведывательный отдел.

Бывший майор РККА Алексей Матвеевич Бочаров (псевдоним – Бугров) воевал в составе 33-й армии генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова и, оказавшись в окружении под Вязьмой (первая половина весны 1942 г.), пытался вырваться из «котла», но попал в плен. Не желая разделить печальную участь многих военнопленных, Бочаров согласился пойти на службу в РННА. В конце мая 1942 г. он принимал участие в диверсионной операции абвера, направленной на уничтожение штаба 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта П. А. Белова (о чем будет рассказано ниже). Бочаров не раз отмечался командованием РННА. С июня 1942 г. он возглавил разведывательный отдел штаба, а с осени – контрразведку экспериментального соединения «Граукопф». В конце войны Алексей Матвеевич вступил в Вооруженные силы Комитета освобождения народов России (ВС КОНР).

Заслуживает внимания и личность бывшего майора Красной армии Рудольфа Фридриховича Риля (псевдоним – Владимир Федорович Кабанов). Попав в плен осенью 1941 г., Риль на допросе заявил, что, являясь немцем по национальности, он готов помогать вермахту в борьбе с большевизмом. В конце 1941 г. – в начале 1942 г. Риль служил в одном из подразделений немецкой военной разведки в Витебске. После того, как в Осинторфе началась операция «Граукопф», его откомандировали в РННА. Весной 1942 г. он получил назначение на должность начальника штаба соединения, а с 1 января 1943 г. формально командовал русскими батальонами, входившими в состав 700-го полкового штаба. В конце лета 1943 г. Риль, будучи уже сотрудником СД, был направлен из Рейха в Псковскую область, где в рамках проекта «Цеппелин» формировалась 1-я Гвардейская бригада РОА, предназначенная для ведения диверсионной и разведывательной деятельности в тылу советских войск. В 1943 г. он вступил в армию Власова.

В числе бывших кадровых командиров Красной армии, оказавшихся на службе в РННА, можно назвать также капитана РККА Михаила Ивановича Головинкина. Будучи командиром батальона, он в составе 20-й армии участвовал в июльском сражении под Смоленском, после чего был взят в плен (между 16 и 20 июля 1941 г.). Головинкину удалось пережить суровую зиму, и в июне 1942 г. он был завербован в РННА. Сам Михаил Иванович вспоминал: «Речи пропагандистов в лагере на меня не произвели впечатления. Понял для себя главное – можно уйти из лагеря, а там будь, что будет! А вот когда первый раз наш командир, царский полковник Кромиади разъяснил цели и задачи создаваемой бригады, тогда я впервые осознал возможность нового пути развития России». Из Осинторфа Головинкина направили в Шклов, и до 2 сентября 1942 г. он командовал батальоном «Волга». После этого он командовал II, затем – учебным батальонами РННА, сформировал штурмовую роту, неоднократно участвовал в боях с партизанами, был ранен. В конечном итоге, Головинкин, как и большинство его коллег, оказался на службе в ВС КОНР.

Поистине поразительна судьба уже упоминавшегося выше Петра Васильевича Каштанова. Согласно его собственному свидетельству, он рос в семье высокопоставленного советского чиновника, члена Рабоче-крестьянской инспекции. В 1939 г. он поступил в морское пограничное училище НКВД в Севастополе, затем был переведен в Ленинградское военно-политическое училище войск НКВД, но в этот момент началась война, и вместо учебы Каштанов был направлен сержантом в погранвойска НКВД; он стал политработником полкового звена, а затем секретарем ВКП(б) части. В феврале 1942 г. он попал в плен. Кромиади пишет, что Каштанов согласился служить в РННА «только для того, чтобы подкормиться, дождаться теплых дней и уйти в лес». Однако к партизанам Петр Васильевич не ушел. Причиной тому послужил серьезный разговор, произошедший между ним и Кромиади. В последующем капитан Каштанов «стал одним из активных антибольшевистских борцов», командовал ротой, участвовал в антипартизанских акциях, получил тяжелое ранение в живот, но выжил после операции, проведенной хирургом Виноградовым. Затем служил в 700-м полковом штабе. Осенью 1943 г. вместе с батальоном Каштанов был переброшен во Францию, в 1944 г. вступил в ВС КОНР и был назначен начальником личной охраны генерала Власова.

Бывшие советские партизаны Жилянин, Позняков и Лузгин называют бойцов и командиров «Граукопфа» «антисоветчиками, шкурниками и трусами». Шмуглевский разделяет солдат и офицеров РННА на две группы – «откровенных предателей» и «людей, надломившихся», перешедших на сторону немцев в силу трагически сложившихся для них обстоятельств, но готовых при удобном случае уйти к партизанам. Именно в расчете на вторую группу бойцов осинторфской бригады «народные мстители» стремились разложить соединение «Граукопф». Коллаборационистов убеждали в том, что проявленное малодушие и согласие на сотрудничество с врагом вполне можно искупить, если вовремя повернуть оружие против оккупантов.

 

Формирование и обеспечение батальонов. Переподчинение РННА командующему корпусом охранных войск

Операция «Граукопф» предполагала создание специального соединения, которое абвер на Восточном фронте мог бы использовать в своих целях – по группам, поротно или побатальонно, в зависимости от поставленных задач. Очевидно, ставка делалась на большое количество диверсантов, поэтому штабу РННА давалось задание увеличить число личного состава для разведывательных и диверсионных мероприятий.

Грачев вспоминал: «Изначальные задачи этого формирования были довольно скромны: оно создавалось для выполнения разведывательных и диверсионных задач: до того момента, когда я вступил в бригаду, несколько разведывательно-диверсионных групп уже, по всей видимости, были переброшены через советские линии».

В конце апреля – начале мая 1942 г. обозначилась тенденция к дальнейшему укрупнению формирования. Вероятно, в планах немецкой военной разведки РННА должна была превратиться в разветвленный центр по подготовке разведчиков-диверсантов. Осинторф, расположенный в стратегически важном треугольнике Смоленск – Витебск – Орша, предполагалось превратить в особую базу, чьи лагеря-поселки были весьма удобны для того, чтобы наладить работу по обучению агентов.

Из воспоминаний Кромиади следует, что руководство РННА, согласовав соответствующие вопросы, взялось за формирование батальонов, но с тем расчетом, чтобы впоследствии развернуть на их базе полки. Но не следует забывать, что первоначально речь шла не о полевых, а о разведывательных подразделениях. В связи с этим заявления Кромиади о предполагаемом развертывании батальонов в полевые полки, тем более по немецкому штатному расписанию, представляются нам сомнительными.

А вот для разведывательного соединения, каковым РННА первоначально и являлась, батальонная система подходила как нельзя лучше. Во-первых, не нарушался приказ Гитлера о том, чтобы восточные формирования не превышали численности батальонов и, во-вторых, эти части легко можно было использовать – как вместе, так и порознь, что для абвера было удобно.

В июне 1942 г. наступил новый этап в жизни РННА. В проект «Граукопф» включился командующий корпусом охранных войск и начальник тылового района группы армий «Центр», генерал Максимилиан фон Шенкендорф. Озабоченный ростом партизанского движения на подведомственной территории, он вышел на генерал-фельдмаршала фон Клюге с предложением об использовании особого соединения «Седая голова» в антипартизанских операциях и для выполнения охранных функций. Началась смена приоритетов.

Здесь уместно привести характеристику, данную Шенкендорфу немецким историком и публицистом Юргеном Торвальдом: «Генерал фон Шенкендорф, как и многие другие генералы, вступил на территорию СССР, не имея никаких знаний о нем и не ознакомившись с русскими проблемами; однако благодаря природному уму и врожденной гуманности он сразу же многое заметил и многое понял не только в вопросах военной стратегии, но и психологические моменты и, руководствуясь собственными соображениями, вел свою политику в областях среднего участка Восточного фронта… Сделав свои выводы, он пошел против правительственного течения… “Самотеком” возникли первые военные и охранные формирования из бывших солдат Красной армии, добровольцев и мирного гражданского населения, которые боролись против Красной армии на стороне немцев, думая, что… они несут своей Родине освобождение от ненавистного коммунистического режима… Все эти добровольные образования внезапно рождались в тылах немецкой армии, и полевые штабы генерала фон Шенкендорфа обеспечивали тыл своих частей от нападений отрядов НКВД и партизан, большей частью, только благодаря самоотверженности добровольцев».

Итак, к разведывательно-диверсионному направлению деятельности РННА добавились теперь и задачи по борьбе с «бандами». Эти изменения коснулись не только русской стороны проекта «Граукопф», но и немецкой. В июле 1942 г. начальником абверкоманды-203 (и куратором РННА по линии разведки и контрразведки) был назначен подполковник Вильгельм Хотцель, а подполковник Вернер фон Геттинг-Зеебург был переведен в Финляндию. Именно Хотцель сориентировал штаб соединения на подготовку части личного состава для ведения боев с партизанами.

Еще в июне 1942 г. соединение поступило в оперативное подчинение генерала фон Шенкендорфа, который, внешне сохраняя деловые отношения с военной разведкой, пошел по пути снижения ее влияния на проект «Граукопф», используя для этого свои связи в ОКХ и в командовании группы армий «Центр» (он дружил с начальником оперативного отдела штаба группы армий «Центр», полковником Х. фон Тресковым). Видимо, этим можно отчасти объяснить скандал, произошедший между Геттинг-Зеебургом и офицером, сопровождавшим начальника штаба группы армий «Центр», генерала Отто Велера, во время визита последнего в Осинторф.

Кромиади в этой связи пишет: «Один из офицеров, сопровождавших генерала, сцепился с нашим Зеебургом, и между ними разыгрался скандал, в результате чего Зеебурга куда-то перевели. Его уход от нас был для РННА незаменимой потерей… Что представляет собой заменивший его подполковник Хотцель, мы не знали, но с первого же раза он произвел на нас нехорошее впечатление. Видно было также, что он собирался командовать и мало интересовался нашим отношением к нему… Он оказался самым неподходящим человеком. Хитрый и неискренний, с холодным сердцем и неприятным взглядом, Хотцель решил использовать нас исключительно в борьбе против партизан. Он и думать не хотел, что мы формировались для другой цели и что наши задачи совсем другие… Насколько наши солдаты и офицеры полюбили Зеебурга, настолько же возненавидели Хотцеля».

Шенкендорф не мог сразу свести до минимума влияние абвера в соединении. Хотя подполковник Хотцель и приступил к выполнению приказа о выделении русских подразделений для антипартизанских операций, он был все-таки представителем военной разведки и, действуя в ее интересах, оставил определенные «рычаги» в руках начальников армейских спецслужб, которыми они продолжали пользоваться, несмотря на утрату полной власти над РННА.

Говоря об изменении приоритетов в служебно-боевой деятельности РННА, следует провести параллель с рядом других формирований русских коллаборационистов, связанных с немецкой разведкой. С весны 1942 г. на территории Генерал-губернаторства (а затем – на территории Белоруссии) действовали «дружины» Боевого союза русских националистов (позднее сведенные в 1-ю русскую национальную бригаду СС «Дружина»). Это формирования под командованием бывших советских командиров Владимира Владимировича Гиля (Родионова) и Андрея Эдуардовича Блажевича были созданы эсэсовской разведкой в рамках плана «Цеппелин» и изначально предназначались для сбора разведывательной информации, осуществления диверсионных и террористических актов в советском тылу, ведения пропаганды, разлагающей население и армию противника. Однако на практике «дружинники» были задействованы, в основном, в карательных и антипартизанских операциях.

Начальник VI управления РСХА Вальтер Шелленберг после войны объяснял это так: «Для переброски агентов в Россию в наше распоряжение была предоставлена боевая эскадрилья, причем весьма ограниченное число самолетов и еще более ограниченные запасы горючего подлежали распределению между военными и политическими секторами секретной службы… Вследствие этого, отправка наших агентов на задания часто задерживалась. А, как известно, ничто так не нервирует агента и не подрывает его моральное состояние, как слишком продолжительное ожидание». В итоге подготовленные диверсанты фактически стали использоваться не по назначению – то есть в антипартизанских операциях.

Такую же ситуацию мы наблюдаем и в случае с добровольческим особым полком СС «Варяг», сформированным в 1943 г. из русских эмигрантов и советских военнопленных в Югославии. Руководитель «Цеппелина» Вальтер Куррек первоначально ориентировал командира «Варяга», гауптштурмфюрера СС Михаила Александровича Семенова, на подготовку диверсантов, которых планировалось забрасывать в советский тыл. Фактически личный состав полка был задействован в операциях против партизан И. Б. Тито на территории Словении.

Итак, осинторфское соединение продолжало подчиняться абверу лишь формально, а фактически стало частью охранных войск тыла группы армий «Центр». Со временем это нашло отражение и в немецких оперативных документах, в которых фигурировала РННА. Если с июня по ноябрь 1942 г. РННА официально именовалась Экспериментальным соединением «Седая голова» (Versuchsverband «Graukopf»), то с 1 по 14 ноября 1942 г. – уже Экспериментальным соединением «Центр» (Versuchsverband «Mitte»).

Несмотря на противоречия, сопровождавшие служебно-боевую деятельность русских коллаборационистов в течение полугода, фактический выход из орбиты абвера и включение РННА в состав охранных войск позволили ей развиваться и набирать силу.

Формирование батальонов в соединении «Граукопф» началось в начале июня 1942 г. Подразделения бригады дислоцировались в Шклове, Березине и в Осинторфе, где находилось три гарнизона – «Москва», «Урал» и «Киев» (согласно Кромиади). В сообщении советских органов госбезопасности, проявлявших огромный интерес к немецкому эксперименту, указывалось на функционирование в Осинторфе трех лагерей – «Москва», «Урал» и «Волга». По информации оперативно-чекистской группы НКВД по БССР, I батальон располагался в 7-м поселке Осинторфа и условно назывался «Волга». II батальон находился в Шклове (Шкловский район Могилевской области) и получил название «Москва». III батальон, расквартированный в Центральном поселке, назывался «Урал».

В дальнейшем в связи с выводом батальона «Волга» из состава РННА в бригаде приступили к формированию нового подразделения в организованном для этого лагере «Киев». В итоге, к концу августа 1942 г. в соединении были созданы штаб бригады, три батальона (по 200 человек в каждом), курсы для усовершенствования командного состава (КУКС), разведывательная, пулеметная и хозяйственная роты, автомобильный, саперный, и комендантский взводы, взвод связи, а также подготовлена база для создания еще нескольких подразделений. Некоторые специалисты склоняются также к версии, что в конце лета – начале осени 1942 г. в РННА был создан пехотный полк.

Шклов. Ратуша и торговые ряды. Современный снимок

Наряду с этим вызывает интерес утверждение начальника БШПД П. З. Калинина и руководителя осинторфского комсомольского подполья С. П. Шмуглевского о существовании в Осинторфе еще одного гарнизона – «Байкал». Возможно, так назывался один из батальонов, чье формирование относится к сентябрю – октябрю 1942 г.

Сложнее обстоит дело с подразделением в Березино. Никакой конкретной информации о нем нет, кроме упоминания населенного пункта, где оно дислоцировалось. В то же время известно, что в конце февраля 1943 г. отдельные подразделения РННА туда были выведены. Березино, следует сказать, находилось на значительном удалении от Осинторфа, основной базы бригады, и добираться до него (в отличие от Шклова) было труднее и опаснее. В опросе Грачева встречается такая информация: «Наши первые части дислоцировались около Орши, в Осинторфе, а затем мы были переброшены в район Березино, между Могилевом и Минском; это были места, которые немцы никогда не контролировали. Когда нас перебросили в Березино, Баерский был заменен немецким офицером».

Батальон «Волга», как уже отмечалось, дислоцировался в Шклове и создавался как отдельное подразделение для ведения борьбы с партизанами. Формирование батальона завершилось в июле 1942 г. После этого на основании договоренности между начальником отдела I с группы армий «Центр» майором фон Герсдорфом и начальником тылового района группы армий «Центр» генералом фон Шенкендорфом батальон «Волга» подчинили командованию охранных войск, а в бригаду «Граукопф» направили приказ фельдмаршала фон Клюге (от 31 июля 1942 г.) об увеличении численности соединения до 5000 человек.

Батальон «Волга» включили в состав Восточного запасного полка «Центр» (куда также входили батальоны «Днепр», «Березина», «Двина» и «Припять»), а с 27 сентября 1942 г. передали в подчинение 286-й охранной дивизии. На этом, однако, отток личного состава из РННА не прекратился. Кадры бригады «Граукопф» пошли на формирование батальонов «Днепр», «Березина», «Припять» и 56-го охранного артиллерийского дивизиона. Правда, выделение этих сил произошло позже, в конце февраля – начале марта 1943 г., когда часть русских подразделений перевели в Березино.

Говоря о батальоне «Волга», нельзя пройти мимо темы так называемой Шкловской республики. В работе немецкого разведчика Антона Доллерта (С. Штеенберга), посвященной генералу Власову, встречается эпизод о передислокации батальона «Волга» в Шклов и передаче ему под охрану целого района. При этом, сообщает Доллерт, германское командование передало власть русским на торжественной церемонии, вызвавшей настоящий духовный подъем у населения. Подразделения местной самообороны считались частью РННА, и люди всеми путями стремились в них попасть. Во главе батальона «Волга» и русского самоуправления стояли лейтенант граф Г. П. Ламсдорф, капитан граф С. С. Пален (русский комендант Шклова) и майор И. М. Грачев (позднее его сменил капитан М. И. Головинкин, затем батальоном командовал майор А. П. Демский).

На самом деле батальон «Волга» никуда не перебрасывали, а формировали в самом Шклове, для чего из Осинторфа направили определенное количество солдат и офицеров, образовавших костяк подразделения, а значительная часть рядового состава набиралась в пересыльном лагере № 185 в Могилеве.

Появление в Шклове Г. П. Ламздорфа и С. С. Палена относится к началу июля 1942 г. Их перевод в РННА санкционировал генерал М. фон Шенкендорф во время своей инспекционной поездки в Осинторф. До этого момента Пален находился при штабе Шенкендорфа, а Ламсдорф некоторое время служил переводчиком в 6-й танковой дивизии, после чего был также откомандирован в распоряжение командующего охранными войсками группы армий «Центр». Вместе с Шенкендорфом Ламсдорф и Пален посетили Осинторф и, по словам Кромиади, «упросили генерала оставить их в РННА».

До появления в Шклове Ламсдорф и Пален были откомандированы во Францию. Ламсдорф вспоминал: «Мы с Паленом поехали в Париж закупать материал для военной формы. А сами были в такой странной форме, да еще с какими-то немецкими фамилиями – Пален, Ламздорф, – что все решили, что мы немецкие шпионы. Когда мы вошли в церковь на улице Дарю, батюшка, отец Александр Спасский, во время богослужения подошел к нам и спросил, что это за форма на нас такая и почему мы при оружии в церкви, это, дескать, не полагается. Смотрел на нас крайне неодобрительно. Я ему объяснил, что это форма РНА. Все оборачивались в нашу сторону. Потом мы рассказывали присутствовавшим на службе о целях нашей армии. В церкви вокруг нас собралась толпа. Многие приглашали в гости, чтобы узнать побольше».

Создание батальона «Волга», проходившее при участии зондерштаба «Кнот» (Sonderstab «Knot»), завершилось к середине июля 1942 г. Поскольку подразделение только сформировали и привлекать его к боям с партизанами было преждевременно, Шенкендорф приказал, чтобы батальон для начала нес охранную службу в районе своей дислокации. Такая практика была распространенной. Ни о какой самостоятельности речь не велась, подразделения батальона часто снимали со своего места и использовали в составе 286-й охранной дивизии генерал-майора Иоганна Рихерта.

Согласно воспоминаниям Кромиади, самостоятельная жизнь русской администрации длилась всего десять дней, пока ее вновь (по указанию фон Шенкендорфа, который поначалу одобрил ее автономный статус) не подчинили местным немецким властям. Исходя из этого, говорить о какой-то «Шкловской республике», как об очередном аналоге Локотского административного округа, просто абсурдно.

Свидетельство о недолгом существовании этой «автономной единицы» оставил и сам Ламсдорф. В своем интервью на «Радио Свобода» он вспоминал, что С. С. Пален «был… комендантом в Шклове и кончил плохо. Как его немцы не расстреляли, я до сих пор не понимаю. Я бы его расстрелял, честно говоря, потому что он безобразно себя вел. Он боялся, что его примут за немца, и поэтому свою русскость перебарщивал. Он, например, про портрет Гитлера сказал: “Убрать эту мерзость”. В госпитале он говорит: “Что это за ерунда написана по-немецки на кроватях? Перевести на русский язык”. И на него донесли, сами русские на него донесли… Кончилось тем, что его выгнали, но не расстреляли. Я, честно говоря, расстрелял бы за такие истории».

Вероятно, Пален сумел избежать серьезных проблем из-за добрых отношений с Шенкендорфом (последний, как уже говорилось, полагал, что они – родственники). Зато не поздоровилось доносчику. Ламсдорф утверждает: «Расстреляли одного, Бочарова, по-моему. Он донес немцам, а немцы по-русски читать не умели, передали этот самый донос нам в штаб. А в штабе возмутились, его судили. Ему назначили защитника, а защитник встал и говорит: “Я совершенно согласен с обвинением”. И расстреляли его. Вот я должен сказать, что это – советское воспитание».

В другом своем интервью (корреспонденту газеты «Совершенно секретно» Д. Вронской) Ламсдорф говорит: «Палена назначили губернатором Шкловского района Могилевской области. Первое условие, которое поставил немцам Пален, – чтобы в его районе их духу не было. Хорошее условие, не правда ли? Он им сказал, что сам будет всем распоряжаться. Как он распоряжался, я вам сейчас расскажу. Приходит в госпиталь, где лежали вместе немецкие и русские солдаты и офицеры. Видит – на каждой кровати история болезни. Написано по-немецки. Он приказывает это выбросить и все перевести на русский. На стене висит портрет фюрера. Пален говорит: “Убрать эту мерзость!” На него, конечно, тут же донесли. Там ведь лежали и засланные – чекисты и гестаповцы. К счастью, немецкий полковник, перед носом которого положили написанный по-русски донос, ни слова по-русски не знал, и его вернули Палену на перевод. Так мы и дознались, кто Сережу продал. Мы этого типа судили и даже дали ему адвоката, все по закону. Но защита объявила, что полностью согласна с обвинением. Мы этого то ли Полякова, то ли Полянова расстреляли по приговору суда. Но донос все же возымел действие. Нас с Паленом вернули в Берлин. Мы там переводили какие-то бумаги, бегали по инстанциям и высматривали, кого бы обработать, чтобы вернуться в Россию».

В сентябре 1942 г. в РННА началось формирование IV и V батальонов. Численность их была неодинаковой, однако имелись возможности для дальнейшего увеличения личного состава. В октябре 1942 г., замечает немецкий историк Э. Хессе, «в оперативный резерв начальника тылового района (генерал фон Шенкендорф) входили кавалерийский полк, танковый батальон и русские вспомогательные войска бригады “Граукопф”, состоявшей из 4 батальонов бывших офицеров и рядовых Советской армии, и 600-й казачий батальон в составе трех эскадронов (около 600 человек на охранную дивизию) полковника Кононова».

Влияние абвера на РННА все более уменьшалось. Наконец Шенкендорфу удалось полностью подчинить себе соединение: он добился поддержки командующего группы армий «Центр», и 1 ноября 1942 г. вышел приказ о полном подчинении бригады «Граукопф» охранным войскам.

Перед Шенкендорфом возник непростой вопрос: что делать дальше – оставлять бригаду в прежнем виде или изменить ее структуру? Из дневника генерала видно, что в соединении следовало создать пять батальонов (не считая подразделений обеспечения), отвечавших требованиям командующего корпусом охранных войск. Рассматривалось два варианта структурного построения русских батальонов. Согласно первому из них, в каждом подразделении должно было быть по четыре стрелковых роты, у которых 4-й взвод включал бы в себя отделение станковых пулеметов, отделение легких и отделение тяжелых минометов. Вместе с тем штатное расписание для восточных формирований, определенное приказом начальника Генерального штаба ОКХ № 8000/42 от августа 1942 г. «В отношении вспомогательных сил на восточных территориях», предусматривало иную структуру построения батальона – три стрелковых и одну пулеметную роты.

Шенкендорф склонялся к первому варианту. Батальоны Экспериментального соединения «Центр» должны были состоять из четырех стрелковых рот. Данный вариант представлялся наиболее подходящим не только потому, что по такому же принципу формировались многие восточные охранные части в тыловом районе группы армий «Центр», но и потому, как писал сам Шенкендорф, что «на здешней местности… боевое использование полной пулеметной роты вообще невозможно. В большинстве отдельные роты разбросаны далеко одна от другой».

В ОКХ тем не менее приняли другое решение – переформировать батальоны РННА в соответствии со штатами батальонов вермахта: в каждом – три стрелковые роты, в состав 4-й роты включались взвод связи, разведывательный, саперный и противотанковый взводы (три орудия калибра 45 мм и полубатарея – два орудия калибра 76 мм).

С изменением структуры батальонов, разумеется, возникла необходимость и в том, чтобы переформировать соединение. На основе бывшей бригады «Седая голова», чья база позволяла это сделать, планировалось сформировать особое войсковое соединение, предназначенное для ведения борьбы с партизанами в тылу группы армий «Центр».

Из ОКХ пришел приказ сформировать полковой штаб, который одновременно являлся бы и учебным штабом по боевой подготовке. Командир штаба становился в то же время и командующим восточными войсками, наделенным инспекционными правами для всех восточных частей группы армий «Центр». Русский командир соединения поступал в подчинение командующему восточными войсками и назначался на должность проверяющего, а фактически, как показывает дневник Шенкендорфа, становился заместителем своего непосредственного начальника, хотя формально он оставался командиром русских батальонов.

Преобразование бригадной структуры РННА позволило Шенкендорфу почти полностью включить бывшее соединение «Граукопф» в сферу деятельности охранных войск, оставляя за абвером лишь ряд функций (при русском штабе находился еще взвод связи капитана Услара в составе двух офицеров и 20 унтер-офицеров и рядовых), которые со временем должны были утратить свое значение. Во многом это удалось ему сделать, хотя известное влияние военной разведки еще сохранялось в первой половине 1943 г.

На основании секретного распоряжения ОКХ № 5381/42, подписанного 8 ноября 1942 г., Шенкендорф 15 ноября 1942 г. отдал секретный приказ № 3779/4 о создании 700-го полкового штаба особого назначения восточных войск (Regimentstab z.b.V. 700), которому были переданы все пять батальонов РННА, получивших номера с 633-го до 637-го. Более того, была введена новая должность – командующего восточными войсками особого назначения (Kommandeur der Osttruppen z.b.V.). На эту должность назначили вначале полковника Грау, бывшего командира 2-го самокатного гренадерского полка, затем – полковника Юлиуса Коретти. РННА теперь окончательно превращалась в охранный полк, нацеленный на борьбу с «народными мстителями».

В ноябре – декабре 1942 г. полковой штаб именовался 700-м восточным батальоном особого назначения, что, вероятно, было сделано в целях маскировки (как, например, и в случае с 600-м казачьим батальоном, который по своей численности был полком). В последующем часть обозначалась как 700-й полк особого назначения и 700-й пехотный полк (такие названия встречаются в партизанских разведывательных сводках). Штабное подразделение бывшего соединения «Граукопф» («Центр») в декабре 1942 г. именовалось батальоном «Осинторф».

Таким образом, на разных этапах своего существования «Русская народная национальная армия» имела различную структуру. В декабре 1942 г. она выглядела так:

– три первых пехотных батальона (633-й, 634-й и 635-й), укомплектованные приблизительно на 75 %;

– 636-й и 637-й батальоны, укомплектованные на 15–20 %;

– технический (бывшая ремонтно-восстановительная рота) и штабной (разведывательная, пулеметная и хозяйственная роты) батальоны, укомплектованные на 60 %, артиллерийский дивизион и учебно-тренировочное авиазвено (без машин).

Переходя к вопросу о вооружении военнослужащих РННА, надо сказать, что оно выдавалось бывшим военнопленным примерно через три недели, после того как их привозили в Осинторф. Оружие, в основном, было советское, хорошо знакомое солдатам и офицерам, поэтому никаких проблем в обращении с ним не возникало.

Известно, что в РННА находились на вооружении 180 ручных и 45 станковых пулеметов, 24 миномета, артиллерийские орудия, две бронемашины, винтовки Мосина и СВТ, автоматы советского образца, но в небольшом количестве. Жилянин, Позняков и Лузгин подтверждают, что в соединении были «винтовки, автоматы, пулеметы, минометы и пушки».

Военнослужащим бригады «Граукопф» выдавалась советская униформа, которой хватало с избытком. Кромиади вспоминал: «…трофейные склады ломились от всего, что нам было нужно, а наш добрейший ф. Зеебург ни в чем нам не отказывал».

В сообщениях советских органов госбезопасности отмечается: «Солдаты РННА обмундированы в красноармейскую форму: брюки летние и диагоналевые, кители, пилотки. Командный состав носит погоны, на них знаки различия Красной армии, то есть квадраты, прямоугольники. Кокарды из формы бывшей царской армии, центр кокарды эллипсообразный, красного цвета».

Таким образом, знаки различия советского образца – «треугольники», «кубики» и «шпалы» – были перенесены на погоны, которые в РККА в то время еще не ввели. На головных уборах солдаты и офицеры бригады носили овальную бело-сине-красную кокарду (а знаменем соединения был российский триколор).

В опросе И. М. Грачева отмечается: «Поначалу наши части были обмундированы в советскую форму, не желая носить немецкие мундиры… Мы также не использовали немецкие знаки различия, возродив систему царских времен, только вместо звездочек использовались ромбы. Не носили мы и немецких кокард. Разуется, позднее, на Западном фронте, личный состав наших формирований был полностью переобмундирован в немецкую форму».

Использование советской униформы в соединении «Граукопф» указывает на то, что русские подразделения первоначально готовили для диверсионных операций. Вероятно, вопрос с формой обговаривался заранее с представителями абвера в Берлине, когда группа Иванова собиралась выехать на оккупированную территорию СССР.

Практика использования советской формы российскими эмигрантами – сотрудниками европейских разведок, применялась и ранее. Например, разведывательными органами польского Генштаба был разработан план вторжения в СССР. По этому плану 100 эмигрантов, переодетые в красноармейскую форму, должны были инсценировать на одном из участков советско-польской границы бой с пограничной польской стражей и одновременно ввести вооруженные формирования в количестве 4500 человек в пограничные районы УССР. Отряд Овчарука летом и осенью 1925 г. неоднократно совершал рейды на советскую территорию, при этом его подчиненные были обмундированы в форму пограничников и милиционеров. Они нападали на заставы и приграничные населенные пункты. Известны и другие примеры.

Процесс переобмундирования военнослужащих РННА в немецкую униформу растянулся на несколько месяцев, начавшись с момента переформирования соединения «Центр» в 700-й полковой штаб особого назначения. Еще в первой половине января 1943 г. солдаты и офицеры носили советскую форму. Так, в приказе от 4 января 1943 г. о проведении операции «Франц» (Franz) бригадефюрер СС и генерал-майор полиции Ф. Кучера, перечисляя оперативные силы, выделенные в его распоряжение, упоминает 633-й и 634-й восточные батальоны, которые носят «русскую униформу с русскими касками».

Несколько слов надо сказать о численности РННА. В период с марта по май 1942 г. личный состав формирования вырос с 20 до 400 человек. Начальник БШПД П. З. Калинин полагал, что в Осинторф сразу прибыло 200 диверсантов из берлинской разведшколы. Советский публицист Г. Анзимиров также пишет, что вместе с Ивановым и Сахаровым «в Осинторф направились около двухсот отъявленных уголовников, прошедших специальные курсы вербовщиков». Однако данная информация не соответствует действительности.

К концу мая 1942 г. в РННА, по документам НКВД, состояло около 600 солдат и офицеров. Но эти сведения не полные. После участия диверсионной группы Иванова в операции «Ганновер» (Hannover) соединение «Седая голова» сократилось на 170–200 человек. Вместе с тем на сторону немцев перешло несколько сот красноармейцев, и некоторая их часть влилась в РННА. По нашему мнению, в начале июня 1942 г. в «Граукопфе» было не менее 500 военнослужащих. В июле, по словам А. Доллерта, численность бригады составляла 3 тыс. человек. В это время, по сведениям НКВД, только в двух батальонах РННА – «Урал» и «Волга» – несли службу 850 человек. Тем не менее батальон «Волга» вскоре вывели из соединения, и началось формирование новых подразделений, согласно приказу командования группы армий «Центр» от 31 июля 1942 г. По подсчетам К. Александрова, к августу численность РННА достигала 2–2,5 тыс. человек. Те же самые цифры называют Жилянин, Позняков и Лузгин.

Белорусские партизаны

В августе 1942 г. соединение «Граукопф» участвовало в борьбе с партизанами. В этом же месяце в результате разложения ряды соединения покинуло не менее 200 человек. Поэтому к началу сентября в РННА могло находиться около 1500 человек.

Осенью 1942 г. численность бригады увеличилась. В ноябре в первых трех батальонах соединения было приблизительно по 1028 человек. По немецким данным, на 2 декабря 1942 г. при 700-м полковом штабе находилось 3325 военнослужащих.

Оценки общей численности РННА разнятся. К. Кромиади и С. Фрелих, например, пишут, что в соединении служило 8 тыс. человек. Такое же количество военнослужащих указано в работе В. Захарова и С. Колунтаева. П. Полян пишет о 10 тыс. человек. Исследователи А. Окороков, С. Дробязко и К. Александров определяют численность РННА в 4 тыс. солдат и офицеров. Д. Литтлджон вслед за А. Доллертом (Штеенбергом) полагает, что в июле 1942 г. в РННА было около 3 тыс. человек, а к декабрю численность соединения достигла 7 тыс. бойцов.

Чтобы подготовить разведывательные и диверсионные кадры, штаб РННА утвердил распорядок дня и учебный план. Агентам НКВД удалось выяснить, в каком режиме протекала жизнь коллаборационистов: «Подъем в 6 часов утра, физзарядка, завтрак, занятия по строевой и специальной подготовке, обед, мертвый час, затем личное время, ужин и отбой».

При чтении этого документа несколько смущает то, что вторая половина дня практически полностью отдавалась военнослужащим в качестве личного времени, тогда как в разведывательных школах и специальных формированиях ее занимали либо новые занятия, либо самостоятельная подготовка.

Интенсивные учебные занятия, как отмечает Кромиади, начинались в подразделениях с того момента, как личный состав получал оружие. На занятия отправляли всех без исключения солдат и офицеров. «Это нужно было делать из тех соображений, – объясняет Кромиади, – что соблюдение уставных требований внутренне казарменной жизни военных укрепляет дисциплину и субординацию так же, как строевые и тактические занятия укрепляют воинов физически».

В Осинторфе занимались не только боевой, но и разведывательной выучкой личного состава. Известно, что разведподготовка является составной частью боевой и тактической подготовки. Цели разведподготовки сводятся к изучению противника, выработке у личного состава навыков в ведении разведки противника и местности в различных видах боя и условиях обстановки, слаживанию подразделений и т. д. В ходе разведподготовки читаются специальные лекции, проводятся семинары, групповые упражнения, летучки, штабные тренировки, организуется самостоятельная работа.

Личный состав подразделений «Граукопф» проходил и диверсионные курсы. Партизанская агентура не случайно обратила внимание своего руководства на занятия по «специальной подготовке». Отряд ОМСБОН НКВД СССР «Грозный», которым командовал лейтенант госбезопасности Ф. Ф. Озмитель, подтвердил эту информацию, а также установил, что в Осинторфе «готовили шпионов, террористов, диверсантов, лжепартизан и лжеподпольщиков». О подготовке в составе РННА специальных групп и отрядов для засылки в тыл Красной армии с диверсионными и разведывательными заданиями также пишет в своих мемуарах Калинин.

Командир отряда ОМСБОН НКВД СССР «Грозный» лейтенант госбезопасности Ф. Озмитель

В дальнейшем, когда начался перевод соединения «Граукопф» под начало охранных войск группы армий «Центр», учебные часы, отведенные на диверсионную подготовку, скорее всего, сократили до минимума. Тем не менее некоторое время РННА продолжала формально подчиняться абверу. Поэтому продолжали решаться разведывательные вопросы и связанные с ними подготовительные мероприятия. К примеру, в соединении было создано учебно-тренировочное авиазвено (идея принадлежала капитану Ф. И. Рипушинскому), которое предполагалось использовать для доставки разведчиков и диверсантов в советский тыл.

По сообщению НКВД, все занятия с личным составом проводились бывшими командирами РККА, опиравшимися на устав Красной армии. Однако в данном случае речь идет о стандартных военных дисциплинах, в то время как лекции по разведывательному и диверсионному делу могли читать лишь отобранные для этой цели офицеры, уже прошедшие подготовку.

Кроме диверсионных курсов с личным составом проводись политзанятия и политинформация. Этими вопросами занимались эмигранты, в частности Н. Н. Иванов. На лекциях, вспоминал Кромиади, «лучшими примерами из дореволюционной народной жизни мы старались разбудить в сознании этой обманутой и обобранной большевиками молодежи любовь и преданность к прошлому своего народа, к его истории, без чего человек остается с пустой душой».

В ходе учебного процесса преподавателям, по всей видимости, приходилось сталкиваться с проблемами. Не стоит забывать, что с началом войны советские пропагандисты, исходя из тактических соображений, обратились к истории России и в целях мобилизации народа на борьбу с немцами активно эксплуатировали образы русских военачальников и полководцев, которые в период становления советской власти всячески попирались и очернялись. Манипулируя этими образами, Сталин и его подручные сумели переломить ситуацию в лучшую для себя сторону и получили возможность для тотальной мобилизации населения страны для ведения войны.

Поэтому большое внимание на политзанятиях в РННА уделялось разоблачению псевдопатриотической риторики «вождя народов», идеологических установок, соединявших в единое целое советское и русское, коммунизм и патриотизм. Учитывая, что во главе соединения «Граукопф» стояли люди с традиционно консервативными, ультраправыми и фашистскими взглядами, вполне очевидно, от какой идейной платформы они отталкивались, когда проводили свои лекции.

Пытаясь переубедить бывших военнопленных, эмигранты делали все возможное, чтобы люди им поверили. По словам Кромиади, штаб РННА пошел даже на то, что его представители при личных беседах с солдатами и офицерами никогда не спрашивали, состояли ли те в коммунистической партии или комсомоле. Более того, когда некоторые военнослужащие доставали свои партийные билеты и демонстративно клали их на стол, документы якобы всегда возвращали их владельцам, так как главным был не билет, а сам человек, «его сердце, его преданность».

Подобные утверждения, честно говоря, вызывают большие сомнения, так как еще при пленении красноармейцев обыскивали, отбирали документы и награды. Кроме того, в пересыльных лагерях, где осуществлялся прием в РННА, проводилась «фильтрация» военнослужащих. К тому же известно, как в дулагах работали сотрудники лагерной администрации и представители полиции безопасности и СД, занимавшиеся не только поиском подходящих кандидатов, способных пойти на сотрудничество, но также евреев, политкомиссаров и коммунистов, которых во многих случаях расстреливали.

Партизанские разведчики зафиксировали некоторые высказывания руководителей РННА. Так, С. Н. Иванов, выступая перед военнослужащими соединения, заявлял: «Москву будут брать не немцы и не японцы, а мы, русские, своими руками будем брать ее и восстанавливать свои порядки. Поэтому после окончательного сформирования наша армия должна занять один из участков фронта для борьбы против советских войск». К. Г. Кромиади также выступал перед рядовым и офицерским составом бригады: «Нам необходимо создать двухмиллионную армию и полностью вооружить ее. Немцы после этой войны ослабеют, тогда мы и ударим по ним. Возьмем власть в свои руки и восстановим в России монархию».

Информационно-пропагандистскому обеспечению в бригаде уделялось значительное внимание, однако поставить эту работу на серьезную основу удалось не сразу. Приблизительно с весны до начала лета 1942 г. в соединении выпускалась стенная газета «Родина». Но с увеличением личного состава назрела необходимость в полноценном печатном органе. До осени 1942 г. вопрос с изданием продолжал оставаться вторичным, пока за дело не взялся бывший бригадный комиссар РККА Г. Н. Жиленков, ставший в сентябре начальником организационно-пропагандистского отдела. Благодаря его инициативе и организаторским способностям штат газеты (редактор – Родин) удалось довести до 40 человек.

Стоит заметить, что первоначально Жиленков был встречен личным составом с недоверием; А. Доллерт (Штеенберг) замечает, что тот «был как-никак партийным функционером и комиссаром, но что еще хуже – первая речь, с которой он обратился к личному составу, изобиловала пропагандистской риторикой и льстивыми реверансами в адрес немцев. Недоверие достигло такой степени, что некоторые офицеры обратились к Кромиади за разрешением ликвидировать Жиленкова – он казался им плохо замаскированным агентом-провокатором».

По словам историка А. Окорокова, в РННА выпускалась и газета «За свободу». На самом деле это издание выпускалось сотрудниками одного из немецких пропагандистских подразделений и к соединению «Седая голова» никакого отношения не имело. Газета «За Свободу» (главный редактор – П. Н. Кожушко) издавалась с пометкой «орган Русской народной армии» (в реальности никогда не существовавшей) и выходила в Смоленске. Газета стала регулярно выпускаться с конца 1942 г. К слову, в отчетах и сводках чекистов и партизан также часто встречаются аббревиатурные неточности: РННА нередко именуется в этих документах «РНА» или «РОА»…

За практическое ведение и состояние антисоветской пропаганды, равно как и контрпропаганды, в подразделениях РННА осенью 1942 г. отвечал майор А. М. Бочаров. Несмотря на усилия, прилагаемые им, нужного информационного эффекта достичь не удалось – переходы личного состава на сторону партизан продолжались, и потребовались крутые меры, чтобы остановить разложение.

Партизанские агенты сообщали, что по-настоящему системной массово-политической работы среди солдат РННА не проводилось, а майор Бочаров относился к своим обязанностям спустя рукава. Вся его деятельность сводилась к разъяснению добровольцам международного положения или чтению официальных сводок Верховного командования вермахта.

Нелестно отзывались «народные мстители» о питании военнослужащих в Осинторфе. Калинин писал, что «надежды тех, которые пошли в “РНА” с целью “как следует пожрать”, не оправдались. Кормили “добровольцев” плохо: выдавали в день всего по триста – пятьсот граммов хлеба, один раз горячую пищу, а на завтрак и ужин – жидкий кофе или чай». Заметим здесь, что советские партизаны в указанный период едва ли питались лучше…

Из воспоминаний Кромиади, напротив, следует, что бывших военнопленных кормили хорошо; по указанию Геттинг-Зеебурга, было налажено снабжение продуктами, а их выдача производилась в Орше, где располагались армейские склады. Задержки с поступлением продуктов происходили из-за партизанских налетов на колонны тылового обеспечения или подрывов железнодорожных составов с провизией. Проводились и реквизиции скота, овощей и зерна у деревенского населения, но иногда мирные жители отдавали все сами по распоряжению бургомистров.

Для офицеров, признает Калинин, устанавливали улучшенное питание, однако, чем оно отличалось от солдатского, не сообщает. В целом же снабжение соединения «Граукопф» продовольствием находилось на вполне приемлемом уровне, позволявшем выполнять служебно-боевые задачи.

Денежное довольствие рядового и офицерского состава, по словам П. В. Каштанова, не превышало 300 рублей. Выплаты производились три раза в месяц по 100 рублей. Продуктовых и промтоварных магазинов в Осинторфе не было. С определенной периодичностью в гарнизоны поселка завозились табак и сигареты, и солдаты покупали их на свои деньги.

В партизанских документах рассказывается и о практике дисциплинарных взысканий в РННА. «Народные мстители» передавали в БШПД, что за проступки военнослужащих подвергали «избиению розгами перед строем». Калинин пишет, что бойцов РННА «вдоволь угощали кулаками. Недовольных избивали до потери сознания, пороли перед строем. Нередки были случаи расстрелов».

Кромиади, наоборот, высказывается о вполне нормальном состоянии дисциплины в подразделениях. Ни о каких телесных наказаниях он речи не ведет. Зато в его мемуарах встречается информация о существовании на территории одного из поселков гарнизонной гауптвахты. Причем, подчеркивает Кромиади, «обзавестись ею» пришлось «после одной провокации со стороны большевистской агентуры».

Думается, вопросы дисциплинарной практики не всегда разрешались в Осинторфе нравоучительными беседами. Случаи рукоприкладства со стороны командного состава никак нельзя исключать. В то же время нельзя отрицать и того, что поведение военнослужащих могло носить вызывающий характер, и самым негативным образом отражаться на морально-психологическом климате всего соединения, почему в целях принуждения смутьянов к повиновению – в качестве исключения – применялись архаичные методы физического воздействия. Вместе с тем эти методы свидетельствуют о попытках штаба РННА внедрить в соединении систему традиционных правил взаимоотношений между офицерами и солдатами, которые, находясь на разных ступенях воинской иерархии, строго соблюдают субординацию и пребывают на своих, четко обозначенных для них местах.

Но подобное умонастроение в командной среде существовало только до тех пор, пока в РННА находилась группа эмигрантов. После смены руководства «Граукопфа» неизбежно должны были произойти перемены в отношениях между командирами и подчиненными.

Заключение солдат на гауптвахту, расстрелы военнослужащих, уличенных в нелояльности, относятся к периоду, который охватывает собой семь месяцев – с августа 1942 г. до конца февраля 1943 г. Именно в это время происходили наиболее крупные переходы к партизанам. Нельзя исключать и того, что определенное количество солдат и офицеров, считавшихся ненадежными с точки зрения осведомителей, могли быть возвращены в лагеря, в частности – в осинторфский дулаг, созданный весной 1942 г.

Словом, система дисциплинарных взысканий в РННА была обычной для военного времени и включала в себя весь арсенал средств для поддержания порядка в подразделениях. Некое своеобразие в нее привнесли эмигранты, чьи действия, мало отличавшиеся гибкостью, накладывали на практику наказаний свои особенные черты, что послужило одной из причин того, что солдаты стали уходить к партизанам.

Здесь уместно также кратко коснуться вопроса об отношении РННА с местным населением и партизанами. Следует отметить, что тыловое командование группы армий «Центр» предпринимало попытки расположить население к оккупантам. В приказе М. фон Шенкендорфа от 3 августа 1942 г., в частности, указывалось на позитивный эффект от «дружественных акций», когда гражданских лиц не истребляли, а проверяли. «Мы не ведем войну против населения, – подчеркивал в приказе генерал, – тем более, если оно в своем большинстве охотно проявляет готовность к сотрудничеству. Мы не боремся против русского, который хочет честно работать с нами, только из-за того, что он был членом коммунистической партии. Обязанностью каждого должна быть готовность привлечь к сотрудничеству с нами русское население, ибо в этом заключается первейшая предпосылка к осуществлению нашей задачи…»

Стараясь поддерживать ровные отношения с местным населением, штаб соединения высылал из Осинторфа роты «народников» в те деревни, где появлялись партизаны. Иногда приказы поступали от командования охранных войск из Смоленска. Кромиади, к примеру, рассказывает о задачах, связанных с защитой урожая. Правда, эти меры он почему-то называет помощью населению со стороны русских добровольцев, хотя ясно, что мероприятия такого рода проводились по указанию немцев.

Неправдоподобно звучат и рассуждения Кромиади о «бережном отношении» партизан к «народникам». В качестве примера он приводит случай, произошедший с хозяйственной ротой штабного батальона. В один из летних дней личный состав подразделения косил сено. Неожиданно появились партизаны, отобравшие у «народников» автоматы, новые сапоги и табак, но при этом никто из военнослужащих не пострадал. Все якобы остались живы и благополучно вернулись в Осинторф.

Автор упоминает еще об одном случае. Бойцы РННА взяли в плен «народного мстителя», прошедшего ускоренные курсы диверсионной подготовки в городе Козельске. Кромиади с ним побеседовал и предложил две недели «погостить» в одном из батальонов РННА, чтобы человек сам убедился, как живут «народники». Партизан согласился. Две недели ему читали политические лекции, а затем отпустили. Кромиади преподносит эту историю как пропагандистский ход, необходимый, чтобы переманить на свою сторону «народных мстителей». Но этот эпизод свидетельствует о подготовке в Осинторфе агентуры, предназначенной для проникновения в партизанские отряды.

Кромиади пишет о нападениях партизан на местных жителей, сотрудничавших с РННА, о насильственной мобилизации граждан призывного возраста в «лесные банды». На страницах его воспоминаний встречается эпизод, как один из жителей деревни Веретея, у которого были на содержании пять маленьких братьев и сестер, был вынужден уйти в лес. В рядах партизан он пробыл недолго, дезертировал и был захвачен командой «народников», которая вместе с немцами проводила зачистку. Местный житель легко отделался – с него якобы взяли честное слово, что он больше не пойдет в лес.

Рассказывая о поддержке местного населения, Кромиади упоминает об одной «гуманитарной» акции РННА. Жены руководителей соединения «Граукопф» (в частности, Анна Митрофановна Сахарова и Евгения Константиновна Кромиади) провели в Берлине сбор женской одежды, белья, обуви, ниток, иголок и пуговиц. Собрали шесть больших ящиков и направили их через ОКВ в Осинторф. Все эти вещи были переданы архимандриту Гермогену Кивачуку, раздававшему их жителям поселка и других деревень, расположенных рядом с местом дисклокации соединения.

Своеобразной формой пропаганды идей РННА являлись проповеди, которые отец Гермоген произносил по воскресеньям в одном из бараков гарнизона «Урал». Проповеди произносились после совершения литургии и различных треб, в первую очередь – таинств крещения и миропомазания. Священник также проводил беседы на национально-патриотические, исторические и религиозно-нравственные темы, неизменно делая акцент на возвращении в Россию монархии.

Несомненно, миссионерская деятельность о. Гермогена оказывала известное влияние на население и личный состав РННА. По крайней мере один военнослужащий «Граукопфа» под воздействием проповедей и бесед с Кивачуком впоследствии стал священником. Речь идет о Борисе Петровиче Власенко (Плющове), после войны – протоиерее РПЦЗ (в 1963 г. окончил Свято-Владимирскую семинарию, рукоположен в иереи в юрисдикции Православной церкви в Америке, в 1968–1976 гг. настоятель Успенской церкви в городе Бингхемптом, штат Нью-Йорк). Власенко служил в IV батальоне РННА полковника А. Н. Высоцкого (Кобзева), а затем – переводчиком и офицером связи в Восточном запасном полку «Центр». Осенью 1943 г., находясь в Восточной Пруссии, он познакомился с бывшим полковником советских военно-воздушных сил В. И. Мальцевым и стал его адъютантом. В феврале 1945 г. Власенко стал поручиком ВВС КОНР.

Грачев вспоминал: «У нас сложились хорошие отношения с гражданским населением. Местные жители нормально относились к нашему существованию, так как мы охраняли их и от немецких оккупантов, и от набегов партизан». Однако нам представляется, что реальная картина отнюдь не всегда выглядела столь идиллически. Несмотря на определенную помощь со стороны командования соединения гражданским лицам, настроить простых граждан против партизан не удалось. Население не особо верило РННА, хотя прилагались усилия, чтобы добиться согласия. Основная причина, почему люди отказывались активно сотрудничать с «народниками», заключалась в том, что местные жители видели в них немецких «прислужников», выполнявших приказы оккупантов (партизаны передали Кромиади записку: «Товарищ полковник, мы все пришли бы к вам, но мы не доверяем немцам; потом они расстреляют и нас, и вас»).

 

Взаимоотношения командиров РННА с немцами

Как уже говорилось, первое время за операцию «Граукопф» с русской стороны отвечал С. Н. Иванов. Фактически он был связующим звеном между различными германскими инстанциями, вовлеченными в это предприятие, и в первую очередь – с немецкой военной разведкой, заинтересованной в том, чтобы иметь под рукой еще один разведывательно-диверсионный орган. Работая по линии абвера, Иванов поддерживал тесные контакты с руководителями германской разведки, неоднократно добивался аудиенции у командующего группы армий «Центр» и за короткое время сумел заложить основы РННА.

Деятельность Иванова следует оценивать как эффективную. Обладая прекрасными организаторскими способностями, интуицией делового человека и личной харизмой, он использовал все возможности, чтобы сформировать русскую антибольшевистскую армию. Понимая всю сложность этого дела, Иванов, если ему не удавалось решить какие-либо задачи, работал на перспективу, считая связь с разведывательными структурами Рейха явлением временным, но полезным для первых шагов к намеченной цели. Проект «Граукопф» представлялся ему отправной точкой, поэтому объяснима и та активность, с которой он трудился в течение трех месяцев, пока возглавлял операцию.

Во время антипартизанской операции. Слева сидит С. Иванов

В середине мая 1942 г. Иванов и его заместитель Сахаров получили задание прощупать на предмет сотрудничества с немцами бывшего командующего 19-й армии Западного фронта генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина. Руководители РННА действовали по поручению отдела «Иностранные армии Востока».

К слову, немецкая разведка уже пыталась втянуть Лукина в предприятие по созданию антисталинского коллаборационистского правительства. Известен протокол допроса генерала, проведенного 14 декабря 1941 г. сотрудниками отдела I с группы армий «Центр», которые интересовались политическими взглядами советского военачальника. Лукин отказался от предложения сформировать «русское альтернативное правительство», почему-то назвав это мероприятие «ошибочным». Русский народ, заявил он, не примет такого правительства, и будет видеть в нем «инструмент иноземного господства».

Отвергнув сотрудничество с абвером, Лукин все же оказал определенную услугу военной разведке. По мнению историка К. М. Александрова, он сообщил сведения, представлявшие военную тайну – о формировании на Востоке СССР с сентября 1941 г. 150 стрелковых дивизий. Эта информация, несомненно, представляла интерес, почему генерала и перевели в особый лагерь, подконтрольный отделу «Иностранные армии Востока» (офлаг III-А в Луккенвальде, III военный округ, Берлин).

Несмотря на бескомпромиссную позицию Лукина, сотрудники абвера не считали игру с ним завершенной. Война была в самом разгаре, на чьей стороне окажется победа, еще не было ясно, к тому же в первой половине 1942 г. Красная армия потерпела ряд серьезных поражений. Поэтому командиров РННА и привлекли к еще одной попытке завербовать Лукина.

Руководители РННА, вспоминает Кромиади, предложили генералу возглавить соединение «Граукопф», развернуть на его базе армию и включиться в освободительную борьбу. Появление на германо-советском фронте русских частей под командованием Лукина могло бы вызвать массовый переход красноармейцев на немецкую сторону.

Однако генерал наотрез отказался от подобной затеи, что вызвало у Иванова и его товарищей большое разочарование. Впрочем, Кромиади постарался представить эту неудачу как «отрезвление», а Лукина назвал «не подходящим для освободительной борьбы человеком», преданным коммунистической партии и сталинскому режиму.

Неблагополучный исход беседы с Лукиным отчасти предопределил для РННА и участие в диверсионной фазе операции «Ганновер» (Hannover), имевшей целью пленение командира 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта П. А. Белова и его штаба. Именно Иванову немцы доверили командовать диверсантами, выделенными для захвата неуловимого генерала. Если бы Белова взяли в плен, как пишет Кромиади, то ему тоже предложили бы возглавить «освободительную борьбу», но этого не случилось. Еще один проект германской разведки провалился.

Командир 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенант П. Белов

В начале июня 1942 г. последовал уход Иванова с должности «особого руководителя». Причина оказалась простой – во время операции «Ганновер» Сергей Николаевич заразился брюшным тифом, и его пришлось эвакуировать в Берлин. Некоторое время соединением командовал заместитель Иванова, Сахаров. В дневнике генерала Шенкендорфа есть запись, датированная 3 июля 1942 г.: «…В оперативном отделе совещание с командирами русского опытного соединения “Граукопф” Сахаровым и Бочаровым».

Здесь следует напомнить читателю, что в момент смены командира соединения произошла и замена немецкого куратора – вместо подполковника Геттинг-Зеебурга работать с русскими коллаборационистами поручили подполковнику Хотцелю. Кромиади, как мы помним, дал Хотцелю негативную характеристику. По сравнению с Зеебургом, который был противником проводившейся «восточной политики» и которого уважали многие военнослужащие РННА (и даже дали ему прозвище «дедушка»), новый куратор оказался человеком скользким, неприятным и вызывавшим отторжение.

Хотцель решил использовать подразделения «Граукопф» в борьбе с партизанами, что, собственно, не было его прихотью, а было инициировано вышестоящими инстанциями. Тем более началось включение русских формирований в состав охранных войск тыла группы армий «Центр». Собственно говоря, участие диверсионной группы РННА в операции «Ганновер» уже можно отнести к антипартизанским действиям.

Назначение Сахарова на должность «особого руководителя», на наш взгляд, не было случайным. Можно допустить, что некоторым опытом борьбы с подпольщиками и партизанами он обладал. По крайней мере, в мемуарах генерал-майора А. Н. Сабурова (на которые мы уже ссылались выше) рассказывается об успешной работе Сахарова против партизанской агентуры, действовавшей в южных районах Орловской (сегодня – Брянской) области. Сабуров вспоминает февраль 1942 г. и деятельность разведчицы Марии Гутаревой: «Я невольно вспомнил нашу отважную разведчицу Марию Гутареву, много сделавшую для соединения в Брянских лесах. Гутарева сумела добиться у немецкого полковника Сахарова, которого специально прислали для борьбы с партизанами. Это был опытный, жестокий и очень коварный враг. Мы не раз предупреждали Мусю об опасности. Но девушка пренебрегла осторожностью. Страшные муки вынесла партизанская разведчица в гестаповских застенках. Женщина, которая сидела с ней в одной камере и была свидетельницей нечеловеческих пыток, сошла с ума. Нашу Мусю казнили».

В период руководства Сахарова РННА подключилась к антипартизанской борьбе, в численном отношении соединение увеличилось. Продолжалась подготовка разведчиков и диверсантов по заданию абвера.

В июле 1942 г. командование принял Кромиади. Именно он получил приказ о доведении численности соединения до 5 тыс. человек.

С обязанностями руководителя Кромиади справлялся неплохо, но его натянутые отношения с Хотцелем отрицательно сказывались на взаимодействии с разведкой (автор мемуаров «За землю, за волю» пишет: «Мы не терпели друг друга, но на людях, конечно, старались этого не показывать»).

Хотцель пытался подыскать замену для Кромиади и предлагал возглавить соединение майору Грачеву, профессиональному разведчику. Но Грачев не пожелал «подсиживать» командира.

Хотцель, возможно, хотел поспособствовать и тому, чтобы соединение «Граукопф», несмотря на антипартизанские задачи, продолжало пополнять свои ряды диверсантами и разведчиками. Более того, приказа об удалении сотрудников разведки из РННА ему никто не отдавал, в противном случае Шенкендорф не стал бы 5 ноября 1942 г. рассматривать на совещании вопрос, поддерживать или нет подключение абвера к проекту. Хотцель следовал линии, избранной еще Геттинг-Зеебургом. Только ситуация теперь изменилась – структуры военной разведки обязаны были взаимодействовать по вопросам применения русских коллаборационистов с командованием охранных войск, чего раньше не было.

Кромиади поставил себя в положение, одновременно направленное против двух немецких инстанций, игравших в деятельности РННА существенную роль. С одной стороны, он выказывал недовольство тем, что соединение подчинили охранным войскам, от которых последовал приказ о подключении к борьбе с партизанами, а с другой – не мог наладить отношения с абвером, благодаря которому операция «Граукопф» и стала возможной. Причем Хотцель в этой игре представлял немаловажную фигуру: именно через него поступали указания как от разведки, так и охранных войск.

18 августа 1942 г. вышла директива ОКВ № 46 «Руководящие указания по усилению борьбы с бандитизмом на Востоке». Согласно этому документу, впредь запрещалось участие эмигрантов в формированиях из местного населения. К концу лета большинство эмигрантов были отозваны с Восточного фронта. Родину были вынуждены покинуть и эмигранты – командиры РННА. Вообще, август 1942 г. оказался для них роковым месяцем. Во-первых, партизаны и осинторфские подпольщики разложили несколько подразделений «народников». Во-вторых, в момент вывода батальона «Волга» из состава соединения и включения его в Восточный запасной полк «Центр» произошел вышеописанный инцидент с русским комендантом Шклова С. С. Паленом; дело удалось замять с большим трудом, но сам Пален был вынужден вернуться в Париж (там он поступил в распоряжение руководителя Управления делами русских эмигрантов во Франции, Ю. С. Жеребкова). И, в-третьих, отношения с куратором от абвера, подполковником Хотцелем к этому времени были безнадежно испорчены.

Состояние дел в соединении неоднократно обсуждалось между командованием группы армий «Центр» и представителями абвера. В конечном итоге, начался поиск новых кандидатов на руководящие должности; на этот раз таковыми могли быть назначены только бывшие советские военнопленные. Решением данной проблемы занималось несколько структур – отдел ОКХ «Иностранные армии Востока» полковника Р. Гелена, 2-й сектор организационного отдела ОКХ майора К. фон Штауффенберга, оперативный отдел штаба группы армий «Центр» полковника Х. фон Трескова и отдел I с штаба группы армий «Центр» майора Р.-К. фон Герсдорфа.

Среди перечисленных инстанций заметную роль играл штаб группы армий «Центр», а конкретнее – Тресков и Герсдорф. В воспоминаниях сотрудника отдела I с группы армий «Центр» капитана В. К. Штрик-Штрикфельда встречается сентенция о том, что летом 1942 г. Тресков и Герсдорф «решили создать так называемое пробное соединение – русскую бригаду», и полковник Тресков передал командование бригадой Жиленкову и Боярскому.

Начальник отдела I с штаба группы армий «Центр» майор Р.-К. фон Герсдорф

Тресков и Герсдорф (так же, как Гелен и Штауффенберг) принадлежали к числу офицеров вермахта, не согласных с политикой Гитлера на Востоке, и входили в круг заговорщиков, подготовивших 20 июля 1944 г. покушение на фюрера. Еще до этого Тресков имел отношение к безуспешной попытке взорвать самолет Гитлера (15 марта 1943 г.), посетившего штаб группы армий «Центр» в Смоленске. Резко негативно относился к германской политике в оккупированных областях СССР и Герсдорф. Мрачные мысли вызывали у него, к примеру, расстрелы евреев и комиссаров. Посетив с инспекционной поездкой тыловой район 4-й армии в начале декабря 1941 г., он отмечал: «Во время длинных бесед с офицерами я не обходился без того, чтобы не узнать о расстрелах евреев. Я получил впечатление, что офицерский корпус отказывается от расстрелов пленных евреев почти полностью, а также прежде всего расстрелов комиссаров, потому что вследствие этого сопротивление противника усиливается. Расстрелы рассматриваются как нарушение чести немецкой армии, являются аномалией для немецкого офицерского корпуса. В зависимости от темперамента и расположенности указанных лиц поднимался вопрос об ответственности за это».

Разумеется, занимаясь вопросами формирования РННА, Трескоф и Герсдорф, а также их единомышленники в ОКХ делали это не только из-за симпатий к русским антибольшевикам, но и исходя из прагматических соображений. Русский проект в условиях войны против Советского Союза был оправданным и разумным шагом, если учитывать, какие потери нес на полях сражений вермахт, не имевший в отличие от Красной армии огромных мобилизационных ресурсов для решения своих оперативно-стратегических задач.

План заговорщиков сводился к тому, чтобы создать на германо-советском фронте русские антибольшевистские силы, а также альтернативное правительство, которое бы стало мощным инструментом в руках оппозиционеров. При устранении Гитлера от власти участники заговора предполагали объявить альтернативное правительство союзным новой Германии и продолжили бы войну против СССР, оказывая русским вооруженную поддержку. В конечном итоге, считали заговорщики, победу одержат русские силы, и с новой освобожденной Россией будет заключен союз, формулу которого предложил фон Штауффенберг: «Независимость, свобода, сотрудничество».

До реализации этих планов было далеко, однако начало было положено – в тылу группы армий «Центр» с сентября 1941 г. явочным порядком формировались русские подразделения и части, предназначенные для охраны тыловых коммуникаций и борьбы с партизанским движением. Проект «Граукопф», несомненно, являлся прообразом будущих русских вооруженных сил. Пока же рожденная в недрах военной разведки операция не предполагала широкой самостоятельности русских. Независимая позиция Кромиади могла помешать общему делу заговорщиков (и мешала, создавая проблемы с командованием группы армий «Центр» и абвером).

Поэтому «Санина» сняли с должности не только на основании приказа Гитлера, запретившего формировать из русских крупные воинские части, о чем пишет Штрик-Штрикфельд, и не только из-за августовской директивы ОКВ. Он создавал дополнительные препятствия для осуществления замыслов группы офицеров вермахта (Генштаб и абвер), принадлежавших к оппозиции, и пытавшихся под эгидой проекта «Седая голова» решить часть поставленных перед ними задач.

В штабе группы армий «Центр» возникли трения по поводу того, под чьим началом должен находиться проект «Граукопф». Шенкендорф видел в соединении новое охранное формирование, а военная разведка – диверсионную бригаду. Впрочем, трения между командованием охранных войск и абвером касались практической стороны вопроса. Военной разведке, конечно, не хотелось терять свое «детище», но ее влияние неумолимо сокращалось.

Тресков неоднократно приезжал в Осинторф и способствовал тому, чтобы соединение постепенно отходило от диверсионной деятельности. При этом он старался действовать гибко, учитывая интересы абвера. Не случайно на совещании у Шенкендорфа с командирами РННА, проведенном 3 июля 1942 г., поднимался вопрос о формировании зондеркоманды особого назначения, и Тресков в середине июля ездил в Осинторф, чтобы проверить исполнение этого приказа. Подобный шаг был явно направлен на то, чтобы не ущемлять военную разведку и избежать возможных недоразумений.

6 августа 1942 г. Тресков побывал в Шклове и внимательно ознакомился с состоянием батальона «Волга». Инспекционная поездка выявила недостатки – батальон оказался «плохо обмундирован, снаряжен и вооружен» и был признан небоеспособным, хотя его подразделения в июле 1942 г. уже активно занимались охраной и вели борьбу с партизанами. Тресков выступил с предложением обмундировать личный состав батальона в немецкую униформу и вывести его из соединения. Его предложение встретило в штабе группы армий «Центр» одобрение.

Итак, в конце лета 1942 г. командование РННА было заменено. 1 сентября 1942 г. на должность командира бригады «Граукопф» был назначен бывший командир 41-й стрелковой дивизии, полковник РККА Владимир Гелярович Баерский (он же – Владимир Ильич Боярский). Вместе с ним в Осинторф приехал бывший бригадный комиссар РККА Г. И. Жиленков, назначенный начальником организационно-пропагандистского отдела. Встреча нового руководства РННА, по словам Кромиади, проходила в радостной атмосфере, хотя, думается, здесь автор лукавит. Если с Баерским он быстро нашел общий язык, то с Жиленковым отношения наладились не сразу. Начальник организационно-пропагандистского отдела критиковал деятельность штаба РННА, называя все действия командования авантюрными. Выступление Жиленкова перед личным составом батальонов, носившее пронацистский характер, и вовсе вызвало настороженность, а отдельные военнослужащие из подразделения автоматчиков (вероятно, штабная разведывательная рота) предложили ликвидировать агитатора. Но после доверительной беседы с Баерским, который рассказал «особому руководителю» о настоящих взглядах Жиленкова, назревавшие в батальонах волнения удалось якобы погасить, а с пылким пропагандистом установились ровные отношения.

Начальник оперативного отдела штаба группы армий «Центр» Х. фон Тресков

Дальнейшие рассуждения Кромиади о бойцах, якобы упрашивавших его остаться на нелегальном положении в РННА, а если потребуется, то и готовых уйти с ним в лес, чтобы бороться против нацистов и коммунистов, выглядят сомнительными, хотя, разумеется, вполне можно допустить, что многие солдаты симпатизировали ему.

26 августа 1942 г. Кромиади подготовил так называемый прощальный приказ:

«Мои верные и преданные боевые товарищи, офицеры и солдаты Русской Национальной Народной Армии!

Волею судеб мне приходится прощаться с вами. С болью в сердце покидаю вас и наш родной очаг, где впервые зародилась идея национального возрождения и где мы, забыв все и вся, как братья, как сыны одной матери, объединились вокруг идеи возрождения нашей Родины. Помните, что, куда бы меня судьба ни забросила, душа моя и мысли всегда будут с вами и будут сопровождать вас везде и всюду в вашей боевой жизни.

Пусть каждый из вас запомнит, что борьба за Родину есть святое дело и достижение наших целей есть высшее блаженство.

Будьте и дальше верными и преданными сынами нашей многострадальной Родины и оставайтесь на своем посту до конца.

Не забывайте того, что мы русские, не забывайте того, что измученная Россия зовет вас на помощь.

Да благословит вас Господь на вашем тяжелом и тернистом пути и да поможет вам честно и до конца выполнить свой долг перед Родиной.

Полковник Санин».

В сентябре 1942 г. Баерский и Жиленков взялись за увеличение численности бригады. К концу октября в «Граукопфе» находились около 3,5 тыс. человек. В бригаде, кроме того, велась пропаганда (в том числе антисемитская), выпускалась газета «Родина», солдаты воспитывались в антибольшевистском духе. Наконец, соединение продолжали привлекать к диверсионным и антипартизанским мероприятиям.

Германские кураторы РННА были довольны, ведь буквально за два месяца бригада увеличилась более чем вдвое, а новое командование зарекомендовало себя с положительной стороны, поддерживало контакты со штабом группы армий «Центр» и четко выполняло поступавшие приказы.

27 октября 1942 г. Баерский и Жиленков подали меморандум о необходимости решительного изменения германской политики на Востоке. Сам по себе этот документ не был новостью для тех, кто опекал соединение, однако этот шаг свидетельствовал, что русские всерьез настроены на то, чтобы РННА стала ядром русских освободительных сил.

Тресков и Герсдорф были не против этих шагов, поскольку сами разделяли подобные идеи. Они ходатайствовали перед фельдмаршалом фон Клюге об использовании РННА на фронте в целях пропаганды русского освободительного движения и надеялись повлиять на разложение частей РККА. Фон Клюге посетил Осинторф с инспекционной проверкой 16 декабря 1942 г. и, как сообщает Доллерт, остался доволен тем, как подготовлены батальоны. Однако он отказался от использования 700-го полкового штаба на фронте, издал приказ о прикреплении русских подразделений к охранным войскам для борьбы с «народными мстителями».

Тресков пытался убедить командующего, что его приказ может нанести непоправимый психологический ущерб делу, но фон Клюге, зная точку зрения Гитлера, остался при своем мнении. В итоге майору Герсдорфу пришлось ехать в Осинторф и убеждать Баерского и Жиленкова повременить с планами развертывания русской армии и смириться с ситуацией.

Однако так события представлены в мемуарах Доллерта. На самом деле все происходило несколько иначе. Во-первых, с ноября 1942 г. в РННА началась подготовка к очередной реорганизации. Командование охранных войск, заинтересованное в том, чтобы соединение наконец включили в состав сил безопасности, пошло по пути согласования формальностей с ОКХ и штабом группы армий «Центр», о чем фон Клюге, безусловно, знал. 7 ноября 1942 г. Тресков провел совещание со штабом РННА и заявил, что соединение переформируют в полк. 15 ноября Шенкендорф подписал приказ о создании 700-го полкового штаба, а 20 ноября – о назначении на должность командующего восточными войсками особого назначения полковника Ю. Коретти.

Во-вторых, обсуждался вопрос об использовании русских формирований – двух батальонов – на фронте. Исходя из утверждений Доллерта, фон Клюге отклонил это предложение. Тем не менее, как следует из дневника Шенкендорфа, командующий группой армий «Центр» принял компромиссное и прагматичное решение – согласился на то, чтобы из солдат штабного батальона (в немецких документах «Осинторф») подготовили разведывательно-диверсионную группу (около 200 человек) под командованием подполковника А. М. Бочарова. При этом вторую часть батальона все же планировалось отправить на фронт. Что касается остальных подразделений, то, как было решено еще в ноябре 1942 г., их следовало использовать для ведения борьбы с партизанами.

В-третьих, Баерский и Жиленков командовали РННА лишь формально, а реальное руководство осуществлял временно исполняющий обязанности командующего восточными войсками особого назначения полковник Грау. Полковник Коретти, направленный из ОКВ, принял должность 2 декабря 1942 г. Баерского формально назначили командиром 700-го восточного батальона (под этим названием зашифровали полк), а Жиленкова – начальником отдела пропаганды при командире батальона.

Разумеется, ни о каком независимом русском командовании разговор не шел. Знало ли об этом руководство РННА? Да, знало. 30 ноября 1942 г. Жиленков приехал к Трескову на совещание именно как начальник отдела пропаганды при командире 700-го восточного батальона, о чем есть соответствующая запись в дневнике Шенкендорфа. Поэтому все последующие претензии Боярского, что полк используется не целиком, а по частям, представляются несерьезными.

Клюге и Шенкендорф симпатизировали оппозиционерам, но они прислушивались не ко всем их предложениям, учитывая собственные интересы и практическую сторону стоявших перед ними задач. Тресков и Герсдорф поддерживали идею о создании РОА, но не всегда встречали понимание в своем кругу. Вопросы, связанные с «восточной политикой» (о чем говорилось в меморандуме Баерского и Жиленкова), не находились в компетенции оппозиционно настроенных офицеров, так как эти вопросы решал Гитлер. В качестве компенсации Тресков и Герсдорф могли посодействовать русскому руководству только в том, чтобы подключить Баерского и Жиленкова по линии разведки к пропагандистской акции по созданию Русского комитета генерал-лейтенанта А. А. Власова (что и было сделано).

29 декабря 1942 г. руководители РННА устроили скандал в кабинете у Шенкендорфа. Часто приводится версия, что в основе их действий лежал обман фон Клюге, якобы давшего согласие на то, чтобы РННА использовалась на фронте как союзные вермахту военные силы. Однако подобное заявление, которое встречается в мемуарах Казанцева, не соответствует действительности. Фон Клюге, как говорилось выше, дал согласие на то, чтобы подразделения штабного батальона отправили на фронт. Возмущение, как думается, вызвало другое – использование русских батальонов по частям, а не в составе полка.

В разговоре с Шенкендорфом Баерский и Жиленков приводили два аргумента. Они, во-первых, предлагали довести численность русских войск до 50 тысяч человек и, во-вторых, ссылались на недостаточную подготовленность личного состава, которому требуется обучение. Тем самым они хотели выиграть время и исключить саму возможность дробления РННА.

Тем не менее, согласно немецким документам, вопрос о доведении численности РННА до 50 тыс. человек в это время не обсуждался.

Шенкендорф рассказывает в своем дневнике о визите Баерского и Жиленкова:

«… Прибыли генерал Жиленков и полковник Боярский из батальона “Осинторф”, которые высказались против использования восточного батальона как в качестве диверсантов в тылу противника, так и на фронте. Сложилось впечатление, что оба офицера проводят политику пассивного сопротивления. Командованию армейской группировки было доложено об этом впечатлении и позиции обоих офицеров. Командующий восточными войсками, полковник Коррети, вызван радиограммой на совещание сюда (в Смоленск. – Примеч. авт.)».

На следующий день, 30 декабря 1942 г., полковник Коретти прибыл в Смоленск и доложил о неготовности подразделений полка к боевым действиям на фронте. Таким образом, он попытался сгладить острые углы и отчасти «прикрыть» Баерского и Жиленкова, которые своим поведением разгневали командование группы армий «Центр».

Шенкендорф решил воздать должное «бунтовщикам» – о конфликте с русским командирами он сообщил фон Клюге. В то же время он согласился с тем, что личный состав РННА не готов для непосредственного применения на фронте, и поставил об этом в известность командующего группы армий «Центр». Возникает вопрос: почему он так сделал?

Шенкендорф был против того, чтобы подразделения 700-го штаба выводили из его подчинения, поскольку в декабре 1942 г. охранные войска уже выделили свои самые сильные части. Так, 17 декабря на базе первых полков 201-й и 286-й охранных дивизий началось формирование дивизии «Рихерт». Командиром соединения был назначен генерал-лейтенант И. Рихерт, а в его отсутствие должность командира 286-й охранной дивизии временно исполнял генерал-майор Хартман, в распоряжении которого находились силы безопасности и порядка (Sicherungs– und Ordnungskräfte) – не самые боеспособные подразделения. Дивизии «Рихерт» были приданы 8-й артиллерийский полк «Смоленск», 3 танка II батальона 66-го танкового полка и 1-й взвод 10-й танковой роты 2-го самокатного гренадерского полка. Соединение предназначалось для использования на фронте. Бои с партизанами в январе 1943 г. вынудили командование группы армий «Центр» приостановить отправку дивизии на фронт и привлечь ее к борьбе с «бандами». Практически в полном составе соединение было задействовано в операции «Лесная зима» (Waldwinter), которая проводилась в Городокском, Витебском и Полоцком районах Витебской области.

Командующему корпусом охранных войск необходимы были силы, чтобы сдерживать партизанское движение, и он старался сохранить в своем распоряжении как можно больше подразделений и частей, в том числе состоявших из коллаборационистов. Тем не менее, будучи приверженцем прусской военной школы и строгой субординации, Шенкендорф не мог нарушить приказ непосредственного начальника, который требовал от него выделить один русский батальон для боевой и разведывательно-диверсионной деятельности на фронте. В сложившейся ситуации это было самым лучшим выходом для старого генерала, поэтому он, не задумываясь, принес в жертву Баерского и Жиленкова, когда те отказались выполнить его приказ.

Своими действиями Баерский и Жиленков «подставили» Трескова и Герсдорфа (хотя последний приезжал к ним и просил успокоиться), вызвали гнев у фельдмаршала фон Клюге, который 31 декабря 1942 г. приказал решительно вмешаться в дела восточного батальона «Осинторф» и немедленно снять смутьянов со своих должностей.

На волне пропагандистской шумихи, окружавшей проект по созданию Русского комитета, а затем и «Смоленское воззвание» Власова, руководители РННА поверили, что немцы в одночасье сделают все, чтобы сформировать РОА, и выполнят обязательства, данные ранее в конфиденциальных беседах. Однако, исходя из обстановки, для этого не было оснований. Шенкендорфа мало интересовало, какие игры затеял абвер с русскими. Ему нужны были охранные части, чтобы бороться с «бандами». Еще меньше эти проблемы волновали фон Клюге.

Конечно же, своя правда в действиях Жиленкова и Баерского была. Стремясь изменить отношение немцев к русским антибольшевикам, они указывали на реальную возможность создания коллаборационистской армии, которая поможет Германии одержать победу в войне, если военно-политическое руководство Рейха пересмотрит свою «восточную политику». Однако постановка этого первостепенного вопроса в тот момент не встретила мощной поддержки даже со стороны тех оппозиционно настроенных офицеров вермахта, которые соглашались с мнением своих русских подчиненных. Все ограничилось пропагандистской акцией, не выходившей за рамки известных директив. Попытка доказать ущербность, недальновидность и бесперспективность германской позиции вылилась в акт неповиновения, затронувший практическую сферу немецко-русского сотрудничества. И как только это случилось, последовала вполне ожидаемая реакция, расставившая все на прежние места.

Фон Клюге приказал арестовать и судить мятежников, однако Тресков и Герсдорф, рискуя своим положением, немедленно отправили Баерского и Жиленкова под защиту Гелена и Рене – в особый лагерь Летцен (Кёнигсберг), где они находились несколько недель, пока их оттуда не забрал капитан Штрик-Штрикфельд.

В партизанских воспоминаниях встречается информация, что в конце февраля 1943 г. Жиленков вновь появился в Осинторфе, но подтвердить эти данные на основании источников не удалось.

1 января 1943 г. на должность командира РННА назначили Ф. Р. Риля (начальник штаба – майор А. Л. Безродный). Так же, как и Баерский, он подчинялся полковнику Коретти. На должности руководителя Риль был менее двух месяцев. За это время подразделения полка неоднократно участвовали в антипартизанских операциях. 17 февраля 1943 г. Риль находился в Берлине и встречался с Власовым, после чего вновь вернулся в Осинторф. 23 февраля, когда произошел еще один крупный переход «народников» к партизанам, он был арестован органами ГФП и отправлен в концлагерь, где пробыл до августа 1943 г..

Давая общую оценку деятельности командования РННА, надо сказать следующее. Практически с самого начала и до того момента, когда русские подразделения вошли в состав охранных войск группы армий «Центр», руководство «Русской национальной народной армией» находилось в полной зависимости от различных немецких инстанций. В течение года (с марта 1942 г. по март 1943 г.), пока шел эксперимент, в соединении неоднократно менялся начальствующий состав. Условно можно выделить три периода, отражающие собой изменения на высшем командном уровне. Это, во-первых, «эмигрантский» период, самый продолжительный по времени (шесть месяцев). Во-вторых, период командования Баерского и Жиленкова (четыре месяца) и, в-третьих, период Риля (почти два месяца).

Каждый из указанных периодов имел свои особенности и свои черты. Во время командования эмигрантов закладывались основы РННА, послужившие фундаментом для развития соединения. При Баерском и Жиленкове это развитие достигло наивысшей точки, была сформирована бригада, которая в дальнейшем могла бы стать ядром русским освободительных сил. Почти двухмесячное руководство Риля оказалось самым неудачным и малоэффективным.

На всех этапах существования РННА отмечались конфликты, возникавшие между русскими командирами и немецкими органами управления, после чего обычно происходила смена командования, которая неблагоприятно отражалась на личном составе и являлась признаком нестабильности соединения, чем пользовались подпольщики и партизаны. Во многом эта нестабильность была порождена столкновением интересов различных германских учреждений, имевших отношение к эксперименту. Вместе с тем в игре, развернувшейся вокруг проекта «Граукопф», русская сторона не была пассивным наблюдателем, и пыталась, насколько позволяли условия и возможности, отстаивать свои интересы. Но в отсутствие реальной самостоятельности борьба коллаборационистов была обречена на печальный финал.

В основе германского влияния преобладала практическая составляющая, которая определяла цели и характер сотрудничества. Какими бы ни были разумными предложения руководства РННА, степень доверия к ним напрямую увязывалась с реальной обстановкой и возможностью их реализации. Надежды трансформировать проект «Граукопф» в более серьезное предприятие не оправдались.