«И во втором месяце; к двадцать
седьмому дню месяца, земля высохла».
Библия. «Бытие».
Уже много дней шипящие волны били в мощный, деревянный борт судна. Сделанный из олеандра лучшими корабелами страны, просмоленный и сшитый из массивных балок, ковчег выдержал не одну страшную бурю, посланную им Небом.
Корабль строился больше года. Над ним потешались, говорили, что строитель сошел с ума и нуждается в присмотре. Но он не обращал внимания на этот визгливый хор. Лишь голос Создателя звучал у него в душе.
«И сказал Бог: конец всякой плоти пришел пред лицо Мое, ибо земля наполнилась от них злодеяниями; и вот, Я истреблю их с земли.
Сделай себе ковчег из дерева гофер; отделения сделай в ковчеге, и осмоли его смолою внутри и снаружи.
И сделай его так: длина ковчега триста локтей; ширина его пятьдесят локтей, а высота его тридцать локтей.
И сделай отверстие в ковчеге, и в локоть сведи его вверху, и дверь в ковчег сделай сбоку его; устрой в нем нижнее, второе и третье жилье.
И вот, Я наведу на землю потоп водный, чтоб истребить всякую плоть, в которой есть дух жизни, под небесами; все, что есть на земле, лишится жизни.
Но с тобою Я поставлю завет Мой, и войдешь в ковчег ты, и сыновья твои, и жена твоя, и жены сыновей твоих с тобою.
Введи также в ковчег из всех животных, и от всякой плоти по паре; чтоб они остались с тобой в живых; мужеского пола и женского пусть они будут.
Из птиц по роду их, и из скотов по роду их, и из всех пресмыкающихся по земле по роду их, из всех по паре войдут к тебе, чтобы остались в живых.
Ты же возьми себе всякой пищи, какою питаются и собери к себе; и будет она для тебя и для них пищею.
И сделал Ной все; как повелел ему Бог, так он и сделал».
А в души тех, кто раньше смеялся, закрадывались сомнения и тревога при виде огромного, готового к отплытию корабля.
К берегу, на скрипучих телегах, уже подвозили вереницу клеток с тревожно мечущимися животными. И каждому из них было предписано его место и время погрузки. Последними в ковчег вошли люди.
Дождь шел уже не первый день. И когда воды начали подниматься, угрожая смести все на пути своем, в отчаянии заломили свои руки те, кто не верил.
Великая волна подхватила ковчег, и понесла его в неведомое. А за ним оставались те, кому не суждено было выжить.
Невыносимо тяжело и душно было живым существам в этом тесном, наглухо закупоренном деревянном сосуде. Тошнота от первых дней непрерывной качки сменилась тупым безразличием. Они потеряли счет времени, есть не хотелось, и хорошо, если, хотя бы раз в день кто-то через силу проглатывал кусок засохшей в камень лепешки.
Не один уже раз открывалось толстое деревянное окно, и за борт корабля отправлялся очередной похолодевший труп человека или животного.
Освобожденная из страшного плена душа улетала ввысь, а корабль продолжал свое неведомое странствие в безбрежном океане вод. С каждым днем убывали жизненные силы, отнимая у людей последнюю надежду, ступить когда-нибудь на вожделенную землю.
В смятении были души сыновей Ноя и жен их.
- Лучше бы мы утонули. – Сказала одна из них.
Ее поддержали и другие.
И только один человек был спокоен. Шесть веков прожитой жизни, и голос, услышанный свыше, давали ему безраздельную веру в силу Небес. Он знал, что придет день, когда вода расступится, и зыбкую палубу под ногами сменит цветущий ковер травы.
И этот день настал. Голубь, уже в третий раз, выпущенный им из рук, не вернулся.
- Возрадуйтесь! – Сказал он своим спутникам. – Земля ждет вас.
Молча склонились перед ним жена, трое его сыновей и жены их. Они знали: все, что говорит этот могучий, белый, как лунь старик, сбывается.
Еще несколько раз светлело небо на востоке, и багровым цветом угасал закат, прежде, чем вдали показались вершины неведомого острова.
Со скрипом отворились, в бортах, наглухо закрытые окна. Обессилевшие люди с трудом сбросили тяжелые, каменные якоря, и огромный корабль, тягуче заскрипев толстыми канатами, тихо заколыхался в спокойной прибрежной воде.
Ни одной травинки, или листика не было видно среди темных камней острова, но ветер приносил к ним пьянящие ароматы мокрой, возрождающейся к жизни земли…
Не сразу, и не в один день, покинули они корабль. В холодную воду прыгали самые сильные из мужчин, и плыли к берегу; переправляли на заранее сколоченных плотах женщин и детей. Расставляли шатры и укрепляли их камнями, чтобы ветер не снес их в открытое море.
Уже на третий день стало ясно, что вода спадает. С глухим звуком коснулся дна спасший им жизни деревянный гигант и, слегка накренившись, застыл навеки.
Пока на твердую землю переводили обессилевшую скотину, часть людей ушла вглубь острова, и вскоре вернулась, неся с собой охапки хвороста.
Запылал огонь, и сразу стало веселее. Детский смех прорезал воздух. Почуяв траву, заблеяли бараны, и на их голос встрепенулись, кружившие в толстых деревянных клетях, хищники. Часть из них отпустили на волю. Другие, привыкнув, остались с людьми.
Сложили жертвенник, и воздали должное Небесам.
Начиналась новая жизнь.
Четверо молодых людей в молчании застыли перед останками Великого корабля. Они поднимались сюда более пяти дней. Амаяк, следуя указаниям деда, сразу же нашел это место. Ли взял с собой Юаня, хотя мог захватить любого из офицеров посольства. Он и сам не мог объяснить свой поступок, но послушался внутреннего голоса.
Почерневшие от времени балки, давно провалившиеся палубы, пустые проемы сохранившихся окон. Повсюду были разбросаны смытые дождями и оползнями обломки дерева.
Фэй наклонился и поднял один из них.
- Окаменел. – Тихо сказал он и, не решившись бросить, осторожно положил его на землю.
Ли взял в руки еще один кусок окаменевшего дерева.
- Как странно! Это, несомненно, древесина, но годовых колец не видно.
- Покажи. – Амаяк взял в руки обломок. – Давай, подумаем…. Отчего бывают годовые кольца? От смены зимы и лета. А, если погода в то время была постоянна? Ни зимы, ни лета? Тогда нет и годовых колец!
- Интересная догадка! – Согласился Ли.
Стараясь ступать осторожно, они вошли внутрь одного из отсеков.
Древняя конструкция грозила обрушиться, но люди не могли не ступить на окаменевший настил судна, даровавшего человечеству вторую жизнь.
За пределами ковчега они нашли несколько массивных, в полтора человеческих роста, камней с круглыми отверстиями в сужающейся к верху части.
- Что это может быть? – Спросил Амаяк.
- Якоря. – Ответил Юань. – Мы видели такие же, но гораздо меньшего размера на финикийских и римских судах.
- А вот и письмена.
На плоском, наполовину вросшем в землю камне, действительно, были вырезаны какие-то знаки. Увы, они были стерты временем и дождями.
- По-видимому, все основное скрывает земля. – Предположил Юань.
- Посмотрите на эти продольные полосы. – Указал Амаяк. – Корабль сползал вниз вместе с ледником и пластами земли.
Друзья долго ходили меж глубоко вросшими в землю обломками ковчега. Время от времени они обменивались короткими замечаниями. Внизу, у пологого склона горы клубились рыхлые, серые тучи. Дали терялись в непроглядной пелене дождя.
Величие этого сурового, легендарного места заставило их говорить тише. Им казалось, что кто-то высокий и бесконечно сильный духом взирает на них из-за низко нависших, чередой бегущих туч, и вопрошает: кто ты, и что сделал на этой прекрасной земле? Кому помог? Кому был нужен? И где вершина лучшего в твоей жизни? Смог ли ты залить сиянием своего духа страшную бездну искуса, которая рано или поздно открывается перед каждым человеком? Или безвольно шагнул в нее, теряя последние искры божественного огня, данного тебе при рождении?
Ли, размышлявший обо всем этом у самого ковчега, поднял глаза и замер: в черном проеме корабельного отсека стоял высокий старик в белом одеянии, и длинными, слегка вьющимися волосами.
Ли видел его очень отчетливо, молодой блеск в совсем не старческих глазах, резкие складки у рта, седые волосы, летящие по ветру, и сильные, правильной формы, загорелые руки.
Старец смотрел прямо ему в глаза, и в седой бороде его таилась неуловимая улыбка.
Откуда-то сверху донесся звучный голос:
… Леса нехожены, звери непуганы, небо нелетано… земля огромна, дороги незнаемы, моря парусов не ведали. Колыбель наша… из нее вышли, назад не вернемся. Впереди путь широк – границы не знает. Оглянемся… не поздно еще! Станем на крутом склоне, послушаем…Ничего! Молчат горы, долины туманом закутаны… Ничего… или нет? Голоса странные, глухо слышны, излетом доносятся. Слова неясные, говор неведомый. Земля говорит! Травинками тянется…. Помни!
Ли тряхнул головой, и чудное видение исчезло.
«Открылись врата времени…». – Подумал он, вспоминая странные строки, начертанные на пластинах, найденных дедом Амаяка.
Ли поднял глаза на своих спутников. У каждого из них был вид человека, которому явилось что-то свое, давно утраченное и необыкновенно важное.
Он не решился расспрашивать их, и просто показал рукой, что пора уходить.
Шел дождь, и каждая его капля несла в себе память о тех бесконечно далеких днях, когда палуба ковчега еще источала аромат свежей древесины, и Великий капитан в первый раз поднимался на его борт.
Поймав взгляд Фэя, Ли понял, что его друг что-то хочет ему сказать. Но поговорить им удалось только в доме Амаяка, куда они вернулись по прошествии нескольких дней усталые, но довольные. Их встретили радостные лица соотечественников, улыбки Ли-цин, Ина и дружелюбный лай обрадованных их возвращением собак.
Старик Галуст собрал всех четверых во дворе, под старой чинарой, и долго расспрашивал путешественников о ковчеге. Его интересовала каждая мелочь.
- Святое место. – Сказал он под конец. – И вещее. Там, Амаяк, я впервые увидел лицо твоей бабушки. Воздух как будто заколебался, задрожал, и сквозь него проступили черты прекрасного девичьего лица. Через год я увидел эту девушку наяву, и она стала моей женой.
Внук внимательно посмотрел на него.
- Дед! – Сказал он. – Это, действительно, пророческое место. На мгновение мне показалось, что я уснул. Но в этот короткий миг уместился целый сон. Я видел мой народ, его врагов и друзей. Мы жили в труде и спокойствии, пока на нашу землю не пришел страшный и беспощадный враг. Я видел огромные холмы, сложенные из мертвых тел ариминов. Свирепые варвары не пощадили ни стариков, ни женщин, ни детей. Плач и стон стояли по всей нашей земле…. Меня объял невыразимый ужас. Я не мог плакать, ибо слезы камнем застыли в моей душе. Я думал, что умираю, но кто-то безгранично сильный и добрый положил мне на голову руку, и сказал:
«Тяжким испытаниям подвергнется народ ариминов. Немногие выживут в кровавой бойне…. Но твой народ не умрет. Он возродится сильным и работящим. Светлые, яркие души придут на вашу землю вместе с первым криком новорожденных. Люди будут гордиться ими. Вы заживете счастливо и свободно, но в память о перенесенных страданиях вечная тоска будет жить в ваших глазах. Так повелеваю я, и так будет!».
И яркий свет вспыхнул перед моими глазами, как знак надежды.
Видение исчезло. Я очнулся, и нашел себя стоящим у кормы давно погибшего корабля. Рядом со мной были мои друзья.
Амаяк замолчал, и каждый из сидевших рядом с ним, думал о своем, о судьбах людей, о неведомых дорогах, которыми им предстоит пройти.
- Ли! – Обратился к товарищу Фэй, когда они остались наедине. – Ты помнишь, перед своим трагическим уходом мудрец Лао вернул мне нефритового дракона с твоего пояса?
- Да. И он со мной.
- Это не все. Много лет тому назад, в ущелье Пяти Небожителей, он нашел тело погибшей женщины. Лао предал ее земле и совершил обряд поминовения. Она была знатного происхождения, и при ней находилась драгоценная жемчужная заколка. Мудрец передал эту заколку мне с просьбой, по возвращении в Чаньань, найти ее родственников.
Ли слушал Фэя с нарастающим волнением. Сердце его стучало, как молот.
- Ли! Это была твоя мать.
Офицер схватил друга за плечи и вгляделся в его лицо.
- Ты уверен в этом? Покажи мне заколку.
- Вот она.
Ли с трепетом взял в руки протянутую ему Фэем драгоценность.
Он совсем не помнил украшений, которые носила его мать, но обостренная до предела интуиция, знания, полученные им от Кул-аги и Амен-эм-хэ, подсказали ему: Фэй не ошибается.
Заколка была теплой и, казалось, излучает свет.
- Посмотри на свое кольцо, Ли… - Прошептал Фэй.
Кольцо Зороастра на пальце у Ли светилось, и переливалось так же, как и перед встречей с Ли-цин. Это был знак, поданный ему Небом.
Ли еще не мог охватить разумом произошедшее чудо, но уже понимал, что душа матери в эти святые мгновения была рядом с ним.
- Уже тогда у меня возникла мысль о том, что погибшая женщина могла быть твоей матерью. – Рассказывал Фэй. – Недаром у Лао оказались твой нефритовый дракон и эта заколка. Вещи ищут друг друга и встречаются так же, как и люди. Но, я не был уверен, и не хотел попусту тревожить тебя. По возвращении в Хань я собирался показать заколку твоему отцу. Но там, у места упокоения Великого Корабля, душа подсказала мне: я не ошибся. Эта вещь принадлежала твоей матери.
Кольцо Зороастра, как бы подтверждая слова Фэя, испустило ослепительный луч и погасло.
Ли долго сидел, погрузившись в свои мысли, и Фэй молчал рядом с ним.
- Вместе с матерью погиб и мой младший брат. – Поднял глаза Ли. - Учитель не сказал тебе: она была одна?
- Младенца при ней не было. Это точно. Иначе Лао сказал бы и об этом. По-видимому, поток унес тело твоего брата в другое место.
На следующий день Ли-цин сильно встревожилась, увидев опечаленное лицо своего возлюбленного. Поговорить с ним ей не удалось. Да, Ли, похоже, и не был настроен на разговоры. Впрочем, его грусть заметил и старик Галуст.
- Ну-ка, иди сюда, сын мой. – Призвал он его в свою комнату. – Мои глаза, хоть уже и не те, что были в молодости, но все же способны разглядеть печаль моего гостя. Что у тебя случилось? Я – старый человек, и мне можно рассказать все.
И Ли словно прорвало. Лишившийся материнской ласки в детстве, и давно не видевший отца, он увидел в сидящем перед ним старце душу, искренне озабоченную его душевным состоянием.
Он рассказал ему все. О гибели матери и брата, о своем отце, о первой встрече с Ли-цин. О ее исчезновении, своих душевных муках, долгом походе на Запад, об ответственности за все посольство, возложенной на него после болезни Главного Посла, о невероятной встрече в храме Исиды. О мудреце Лао и его собаке. И, наконец, о чуде, которое произошло вчера.
Галуст слушал его внимательно, не перебивая, и в глазах его стояла та неизбывная грусть, которая ныне и вовеки веков будет отличать ариминов и их далеких потомков.
Потом он положил свою сухую морщинистую руку на голову Ли, и прижал ее к своей груди.
- Ты – сильный человек, мой мальчик. – Сказал он. – Но, на твою долю выпало слишком много испытаний. Ты устал. А путь еще не пройден даже на одну десятую своей величины. Я бы хотел оставить тебя, и всех вас здесь, на две, или три луны для того, чтобы вы отдохнули и набрались сил. Но, я понимаю, что ты спешишь. Тебя ждут в Парфии и на родине. Тебя ждет отец и твой Император. Да! Такова жизнь. Мы вечно спешим куда-то, и вечно неудовлетворены собой.
Галуст поднялся, подошел к полке, снял с нее небольшой серебряный сосуд, две небольшие круглые чаши и поставил их на стол, за которым они сидели.
- Знаю, что ты почти не пьешь вина. И правильно делаешь. Я и сам редко заглядываю в этот сосуд. Но, сегодня ты выпьешь со стариком Галустом.
Старик наполнил чаши вином темно-янтарного цвета.
- Это – золотое вино. – Сказал он. – Виноградники, которые его породили, напоила вода, стекающая со склонов Великой горы. Оттуда, где ты побывал вместе со своими друзьями и с моим внуком. Оно успокоит твою душу и наполнит ее тихой радостью. Смотри, как чудно все сложилось: твой друг оказался рядом с Арманом, когда ему угрожала гибель.
Он же принес тебе последнее «прости» твоей матери и вещь, хранящую тепло ее рук. А наша земля подарила вам встречу с Великим Кораблем. И нам с тобой эту задушевную беседу, и это золотое вино… его не так уж и много в этом сосуде, но оно поможет нам за разговором. Наверное, не все просто в этом мире, если в нем происходят такие удивительные встречи и звучат голоса людей, которых давно уже нет с нами.
Они говорили долго, до позднего вечера. Ли почувствовал, что душа его успокаивается. Ночью он спал крепко и без сновидений. А еще через день отряд снова двинулся в путь.
- Жаль! Мы больше никогда не увидимся. – Сказал Амаяк, обнимая своих новых друзей.
- Ничего, внук. – Успокоил его Галуст. – Зато души наши отныне будут рядом. А там… кто знает, что будет дальше?