Долгая зима окончилась. Ли-цин радовалась теплу и ясному весеннему солнцу. Позади осталось зимнее учение, долгие игры с сестрами, и темные вечера, когда очень не хотелось, но надо было ложиться спать. Заснуть долго не удавалось, и она думала о н е м, вспоминала и переживала от того, что может больше никогда его не увидеть.
Весна принесла с собой прогулки с родителями и няней, встречи с братьями, верховую езду и упражнения в столь любимых девочкой мальчишеских играх с мечом, луком и стрелами.
В этот знаменательный день утро для Ли-цин, как всегда, началось с няни, медного тазика и гребешка.
- Ну, нельзя же быть такой неряхой! – Потеряла терпение ее добрая няня, пытаясь причесать свою непослушную воспитанницу.
- Излишнее стремление прихорашиваться до добра не доводит! – Важно заявила Ли-цин. – Ты же знаешь историю императорской наложницы, которая пострадала от своего неумеренного самолюбования.
- Нет, деточка! Не знаю я про наложницу. Это ты у нас девочка образованная. Учишься и читаешь много. А меня никто ничему не учил.
- Ну, так слушай! Пришли как-то к Императору послы хунну заключать мир, и попросили у него в придачу красавицу в подарок. Император призвал лучшего живописца, и повелел ему написать портреты всех его наложниц. Видя такое дело, но не зная для чего их рисуют, наложницы принялись наперебой уговаривать рисовальщика сделать их на портрете лучше, чем они есть на самом деле. А некоторые даже подкупали его. Вот одна и перестаралась: одарила живописца сверх всякой меры. Тот и нарисовал ее такой красавицей, какой свет еще не видывал.
Все портреты показали послам, и предложили выбрать по ним одну из наложниц себе в подарок. Конечно же, они выбрали портрет той, которая больше всех заплатила живописцу. А уж как она убивалась, узнав, что ей придется жить с хунну, рожать от них детей, и одну баранину есть. Слез было много, да поделать нечего!
- Поучительная история, ничего не скажешь. – Вздохнула няня. – А причесываться все же надо. Нельзя совсем уж растрепанной цаплей ходить.
Вечером все юные члены семьи господина Бао-юй собрались во внутреннем дворике для того, чтобы пообщаться с двоюродными братьями, и заняться стихосложением. Было немного грустно без старшей сестры. Месяц назад она вышла замуж, и навсегда покинула родительский дом.
Средняя из сестер – Бао-чай, как самая способная в музыке, играла на двадцати струнной цинь, и горделиво поглядывала на всех остальных. Нежные и грустные звуки наполняли двор, и летели дальше, побуждая случайных прохожих остановиться и прислушаться.
Твоя игра навевает воспоминания о горе селения Хуцзэ… - сказал Бань-эр.
Да, правда. – Поддержала его Ли-цин. – Дедушка рассказывал нам об этом. – Он даже прочитал свое стихотворение, которое я запомнила:
О, сколь немилосерден был Хопэй
В волнах погибли тысячи людей.
Сожрав Санфу, наполнил он Хуай.
И не вернулся в свой родимый край.
Кто из нас сможет так написать? Никто!
Ну, уж ты нас совсем ни во что не ставишь! – Запротестовала Дай-юй, пятая из сестер. – Бань-эр недавно прочитал мне свое стихотворение, и оно представляется мне ничуть не слабее дедушкиного. Прошу тебя: прочитай, братец, сделай одолжение.
Изволь, сестрица. Если наши братья и сестры не возражают, я готов.
Да! Мы все хотим послушать. – Хором поддержали его остальные.
Бань-эр опустил голову, задумался, потом тихим голосом начал читать.
Ветер осенний воет,
Тоска человека изводит.
Приходим, томимы тоскою,
Уходим, томимы тоскою…
Что за люди собрались в шатре?
Кто из них не страдает душою?
Голова моя стала седою…
Ураганы и бури несутся над северным краем,
Как деревья смогли устоять-уцелеть под ветрами!
С каждым днем мы от дома все дальше уходим,
С каждым днем все свободней становится пояс.
Как душа изболелась – слов не хватит поведать!
Разрывает мне сердце скрип обозной телеги!.
Бань-эр закончил чтение, но никто ничего не говорил. У Ли-цин вдруг тревожно заныло сердце: когда-нибудь настанет день, и они все покинут родительский дом. Злая судьба разбросает их по свету, и, кто знает, что ждет их в будущем.
Очень неплохо, братец! Даже, если сравнить со старинными образцами. – Сказала, наконец, четвертая сестра, Чжуй-эр. – Есть чувство и правда. Вот так: ищем истину вдали, когда рядом живет дракон мудрости.
По-моему, в твоих словах есть доля насмешки, сестрица. – Заметила Дай-юй.
-Ничуть! Вечно ты наговоришь с целый короб. – Горячо запротестовала Чжуй-эр. - Я могу быть излишне восторженной, но во мне нет желчи.
-Это правда! – Вступилась за сестру Ли-цин. – Ты во всем видишь повод для обиды, Дай-юй.
Человеческая душа, сестрица, что цветок в жестокую бурю. И лелеять ее надо словно драгоценность, а не ранить бездумно словами.
Но мы же не можем молчать, будто камни на зеленом холме!
А камни и не молчат, Ли-цин. Они говорят, только очень тихо и нежно.
Просто наши грубые уши не в силах их слышать.
-Ты и, правда, в это веришь, сестрица? - Спросил Бань-эр.
Конечно! И я часто слушаю, как они разговаривают.
-Она хочет сказать, что ее слух гораздо тоньше нашего! – Закричала У-эр, шестая из сестер. – Мы можем это проверить. Давайте, сделаем так: Дай-юй отойдет вон к тому дереву, а Бао-чай тихо-тихо тронет струну. И пусть Дай-юй нам скажет, какой из струн коснулась сестрица.
-Но я же слушаю не ушами, а сердцем. – Возразила Дай-юй.
-А вот это уже не проверишь. – Сказал Сюэ-пань, до сей поры сидевший молча. – Но вы все говорите о вещах тонких, и уму трудно доступных. А кто из вас слышал о чудесном путешествии Чжян-цяня? Говорят, он рассказывает поразительные вещи.
Да, много лет назад Величайший отправил этого офицера для каких-то своих целей на Запад. Чжан-цянь побывал там, где звезды соприкасаются с землей, и открыл страны такие же великие, как Срединная империя. Там живут люди с белым цветом кожи, но попадаются и совершенно черные. Они выращивают какие-то необыкновенные фрукты, куют оружие, которое разрубает наше, как железо деревяшку. Говорят, что у них есть кони огромного роста и необыкновенной красоты. Одного такого коня Чжан-цянь подарил Величайшему. Те, кто его видел, рассказывают, что это – чудо из чудес. Да, и еще: они жить не могут без нашего шелка, но понятия не имеют, откуда он берется. Думают, что шелк растет на деревьях, как яблоки. Кроме того, Чжан-цянь привел с собой человека с белой кожей. Он и по сей день живет где-то в Поднебесной. Говорят, он владеет многими и необычными знаниями. Я недавно разговаривал с дядюшкой Лу, а он, как вы знаете, знаком с
некоторыми придворными офицерами, так вот, он рассказал мне много подробностей из путешествия этого удивительного человека. О нем и сейчас говорит вся Поднебесная.
Расскажи, Бань-эр! Пожалуйста! – Хором закричали все.
С удовольствием. Тем более, я хочу обсудить с вами кое-что из услышанного.
А правда, что путь до этих стран занимает несколько лет? – Спросила Ли-цин.
Правда! Но, самое интересное, в странах, которые он открыл, живут совершенно непохожие на нас люди.
Да, с белым цветом кожи. Это мы слышали.
Дело не в цвете кожи. Они другие по духу.
Что значит другие по духу?
Они поклоняются другим идолам, у них иначе устроено государство, семья, дом.
Интересно, красивы ли их женщины? – Спросил Сюэ-пань.
-У тебя одно на уме. – Заметила Чжуй-эр. – А не рассказывал ли господин Чжань-цянь, как выглядят их мужчины?
Все рассмеялись.
Не знаю, какой они внешности, но военное искусство стоит у них очень высоко. Самое грозное государство на Западе – Лигань, или Дацинь, уж не помню точно. Оно покорило множество стран и народов.
А не пойдут ли они на нас войной? – Высказала опасение Дай-юй.
Не думаю. И, кроме того, им никогда не справиться с нами.
-Не будь таким самоуверенным. – Сказала Чжуй-эр.
Плох тот воин, который не верит в свою победу.
- Разве люди обязательно должны воевать? Можно просто обмениваться товарами, произведениями искусства. Мне, например, совсем не хотелось бы убивать этих людей. – Заметил Сюэ-пань.
Ну, ты, вообще, купец по натуре! Кто постоянно выменивает у нас какие-то красивые вещицы, кисти для письма, застежки для платья?
Что ж тут плохого? Будет гораздо хуже, если я просто нападу на тебя, и силой отберу то, что мне понравилось. А так все происходит полюбовно, по взаимному согласию.
- Все люди разные. – Философски заметил Бань-эр. – Есть купцы, но есть и воины. Поэту необходим шелк и мягкая кисть, а воину – арбалет и острый меч.
И все же воинов по призванию гораздо меньше, чем, например, земледельцев. Я не верю в людскую кровожадность. Спроси каждого солдата из наших северных армий: большинство из них скажет, что предпочитает войне мирную жизнь селянина. – уверенно возразил Сюэ-пань.
Но, есть еще долг!
Да, долг, приказ, необходимость. Они должны быть и в семье и в армии.
Как ты думаешь, Бань-эр, наши враги, хунну тоже так устроены?
Возможно. Хотя, дикие народы всегда более свирепы и кровожадны.
Ли-цин! Пойди-ка сюда, солнышко. – Выглянула из-за занавески няня девочки. – Ты мне нужна.
Надолго ли, нянюшка? У нас с братьями интересная беседа.
Долго ли, коротко ли: это уж ты сама решишь, деточка.
Извините меня. – Обратилась Ли-цин ко всем присутствующим. – Я покину вас ненадолго.
- Ну, что нянюшка? Говори! – Зайдя за занавеску, нетерпеливо обратилась она к кормилице. – Вечно ты потревожишь не вовремя!
Здесь нельзя говорить, деточка. Пошли, найдем укромный уголок. Там и поговорим.
Что еще за секретность такая. – Недовольно проворчала Ли-цин, следуя за кормилицей. – Опять сплетни какие-нибудь!
Не отвечая, та тянула ее за собой.
Ну, вот здесь, пожалуй. – Остановилась кормилица в дальнем углу заднего двора, у крохотной беседки, увитой цветами. – Здесь и поговорим.
Они вошли внутрь, и сели на маленькую резную скамеечку. Ли-цин выжидательно уставилась на няню.
Уф! Дай дух перевести. – Полная телом кормилица отдышалась, и без долгих околичностей перешла к делу. - Есть добрые вести для тебя, девочка. И к ним небольшой гостинец.
Покинув через некоторое время беседку, Ли-цин не вернулась во внутренний дворик, к братьям и сестрам. Она, вообще, забыла о том, что ее ждут. Девочка вихрем пронеслась по дому, чуть не сбив с ног одну из служанок. Влетев в свою комнату, она тщательно заперла дверь, и достала из-за отворота жакета маленькую, ювелирной работы шкатулку. Поставила ее на столик, и, не чувствуя своего стремительно бьющегося сердца, открыла.
В шкатулке лежал аккуратно свернутый шелковый свиток, и небольшой камень из драгоценной яшмы на серебряной цепочке.
Ли-цин развернула шелк, и с замиранием сердца прочла начертанные на нем иероглифы.
«Сей чудесный камень был у меня во рту, когда я вышел из чрева моей матери. Потом я носил его на своей груди. В нем заключена моя жизнь. Отныне и навсегда он ваш».
Девочка инстинктивным движением прижала камень к груди, и сидела так неподвижно, словно боясь, что нежданно свалившееся на нее неслыханное чудо, окажется просто сном.
Она не знала, сколько времени провела так, пока не услышала стук в дверь и встревоженный голос одной из сестер:
Ли-цин, открой! Куда ты пропала?
Ли-цин быстро спрятала бесценный дар Ли в шкатулку, и сунула ее под крышку ларя. Потом, придав своему лицу томное и усталое выражение, открыла дверь. За ней стояла встревоженная Дай-юй.
Что случилось? Няня сказала, чтобы мы тебя не тревожили. Вот все и обеспокоились.
Что-то у меня голова разболелась, сестрица. Я и прилегла на немного.
Ну, я и вижу: ты не в себе. Сейчас я тебя вылечу.
Невзирая на протесты Ли-цин, Дай-юй сбегала к себе, принесла маленькие, вырезанные из красного шелка кружочки, и прилепила их к вискам сестры.
Сейчас тебе полегчает. Полежи так спокойно.
Поболтав немного с сестрой, Ли-цин сделала вид, что засыпает. Дай-юй тихонько встала, и неслышно прикрыв за собой дверь, вышла. Выждав какое-то время, девочка быстро вскочила на ноги, заперла дверь, и осталась наедине со своим удивительным счастьем.
Ночью она не спала, переживала события прошедшего дня, и пыталась представить свое будущее, их, вместе с Ли, совместное будущее. Сердце у нее тревожно стучало, а душа не могла успокоиться.
Она не знала, что в эту ночь Ли внезапно стало плохо. Юноша ощутил тошноту, судороги ног, и сильный приступ головной боли. Превозмогая необъяснимую слабость, он с трудом добрался до соседнего помещения, и разбудил спящего Юна.
Я не знаю, что со мной. Но так плохо мне еще никогда не было. – Успел сказать он слуге, теряя сознание.
Через несколько минут у постели сына уже стоял взволнованный Главный Советник. Нажатием нескольких активизирующих жизненную деятельность точек на теле юноши ему удалось привести Ли в сознание.
Послали за личным лекарем Советника. Попутно, подозревая истинную причину внезапной болезни сына, Советник велел срочно разбудить Фэя. Хвала богам, Фэй в последние дни жил во флигеле Ли. После страшных переживаний в гробнице Цинь-ши-хуанди юношам не хотелось надолго расставаться.
Как ты себя чувствуешь? – Спросил Советник заспанного и встревоженного Фэя.
Сказать по правде, в последние дни довольно паршиво, господин Главный Советник. У меня тошнота, сводит ноги и такое чувство, будто я напился сонной травы.
Как долго вы были наедине с живым серебром?
Наверное, с полчетверти дня, господин Советник.
Понятно.
Появившийся сразу же после этого разговора немногословный ученый-лекарь,
констатировал у обоих юношей красновато-медный цвет гортани и набухание лимфатических желез, как следствие ртутного отравления. Он тут же составил щадящую почки диету, и список всех необходимых для лечения травяных настоев. Часть из них уже была в домашней аптеке Ли, что весьма понравилось старому ученому.
Пить! - Сказал он обоим юношам. – Как можно больше пить. Яд необходимо вывести из организма.
И уже в дверях, прощаясь, добавил: - Вам повезло, молодые господа! Две-три недели недомогания, и – пожалуйте, к долгой и здоровой жизни. Мне доводилось видеть случаи куда более печальные.