Ли-цин спешила. Надо сказать, что ей везло. Если ее и преследовали, то не догнали. В пути тоже никто не задерживал одинокого всадника. Следующим большим городом на ее пути была Апамея – один из самых больших городов Парфии.
В трех днях пути от Апамеи у Ли-цин закончились еда и деньги. Ей уже приходилось подрабатывать себе на жизнь, и девушка решила использовать приобретенный опыт.
Все это время она передвигалась по хорошо наезженной дороге, с частыми селениями и караван-сараями.
В селении, в которое она въехала ближе к вечеру, судя по всему, занимались коневодством. Ли-цин огляделась, и направилась к группе мужчин, толковавших о чем-то возле длинного, саманного строения.
Подъехав, спешилась, и уже хорошо зная местные обычаи, вежливо приветствовала собеседников.
Ей ответили, так же вежливо и сдержанно.
- Не найдется ли у вас для меня работы, уважаемые? – Спросила Ли-цин.
- Найдется, Ли-цин! – Ответил ей очень знакомый голос.
Ли-цин вгляделась и ахнула:
- Рагиб!
Да! Это, действительно, был тот самый молодой человек, которому, вместе с его невестой, они с Юанем помогли скрыться от погони.
- А, где Ваджия?
- А, где Юань?
Эти два вопроса прозвучали одновременно.
Окинув взглядом мужской костюм девушки, Рагиб быстро сообразил, что у Ли-цин, видимо, есть причины скрывать свой пол.
- Давайте-ка, за работу! – Обратился он к своим собеседникам. – А ты пойдешь со мной.
Проводив работников взглядом, Рагиб повернулся к девушке.
- Как ты здесь оказалась, сестра? Где твой брат?
На глазах Ли-цин показались слезы.
Рагиб выслушал ее рассказ и помрачнел.
- В рабство это – очень серьезно…. У нас это навечно. Но, может быть, боги помогут ему. А, Ваджия – здесь, со мной. Сейчас я тебя отведу к ней.
По дороге к небольшому домику, Рагиб рассказал, как ему удалось найти купца-парфянина, и тот не забыл оказанной ему когда-то услуги. Дал возможность жить и работать, поручил присматривать за небольшим конным заводом.
- Мы оба счастливы. – Заключил он свой рассказ. – И во многом, благодаря тебе и твоему брату. Золото, подаренное вами, спасло нам жизнь. И еще, скажу тебе по секрету: Ваджия готовится стать матерью.
Через несколько минут Ваджия, изумленная неожиданной встречей, уже обнимала Ли-цин.
- Я все время вспоминала тебя, сестра! – Сказала она, придя в себя после первого потрясения.
- А, я – тебя! И все гадала: удалось вам скрыться от погони, или нет?
- Как видишь, удалось! И мы с Рагибом никогда не забудем вашей доброты!
- Но, что же ты стоишь, жена! – Прервал их Рагиб. – Принимай гостью. Видишь, она с дороги и, наверное, голодна.
- Очень голодна! – Созналась Ли-цин.
Ваджия тут же побежала в дом, и захлопотала.
Разговоры не прекращались и после дружеского ужина.
- Я вижу, вас не остановить! – Нарочито ворчливым голосом сказал Рагиб и, прихватив с собой кошму, ушел ночевать в сарай.
Девушки проговорили почти до самого утра. В эту ночь Ли-цин рассказала Ваджие историю своей любви и похода на Запад.
- А, я хотела оставить тебя у нас…. - Задумчиво протянула Ваджия. - Нашли бы тебе хорошего жениха. И нам, С Рагибом, ты была бы доброй сестрой. Но, раз так, тебе, конечно, надо догонять посольский караван. Отдохнешь у нас немного?
- День-два, если вы разрешите….
- В этом доме ты – самая дорогая гостья! – Заверила ее Ваджия.
В доме гостеприимных молодоженов Ли-цин провела два счастливых дня. Каждое ее желание предугадывалось и исполнялось.
«Что бы я делала, если бы здесь, на краю земли не встретила эти два золотых сердца?». – Думала она, укладываясь спать.
На третий день, рано утром, Рагиб и Ваджия проводили Ли-цин в дорогу. Ее дорожная сума была полна еды, заботливо приготовленной руками Ваджии. Там же лежал и небольшой мешочек с монетами, который ее заставили взять, почти силой.
Ли-цин обняла обоих, и бережно погладила рукой округлый живот Ваджии.
- Роди богатыря! – Тихо шепнула она ей на ухо.
- А, ты найди Ли!
- Прощайте, мои дорогие! – Низко, до земли поклонилась Ли-цин.
- Прощай, сестра! И будь счастлива! – Ответили оба.
И они расстались навсегда.
Ли-цин опять ждала дорога. Она вела в Апамею, где быть может, ей хоть что-нибудь удастся узнать о судьбе каравана Ли.
Город получил свое имя в честь Апамы - жены правителя Сирии Селевка I, жившей в начале III в. до н.э.
Большой, почти с 400-тысячным населением, город был центром культурной и религиозной жизни Парфянского царства. Здесь жило немало поэтов, ученых и философов. Уже в наше время, в Апамее, археологами найден большой мозаичный портрет Сократа.
Согласно летописям, этот город посещали Каракалла, Септимий Север, Антоний и Клеопатра, царица Пальмиры Зенобия.
- Не проходило ли через ваш город иноземное посольство из страны Хань? – Спрашивала Ли-цин, въехав в Апамею, чуть ли не у каждого встречного человека.
- Мы не знаем, господин. – Отвечали ей.
Этот ответ звучал до тех пор, пока кто-то из встречных не посоветовал:
- Здесь толчется множество людей, занятых своими мелкими заботами. Им нет дела до посольств и иноземцев. Поезжайте в центр. Найдете кого-нибудь из чиновников; они и расскажут все, что вас интересует. Но, коня оставьте где-нибудь на постоялом дворе. Конное движение в центре города запрещено – только для колесниц важных господ.
Поблагодарив, Ли-цин направилась на поиски постоялого двора. Когда таковой нашелся, она уплатила за постой несколько мелких монет, оставила коня и направилась в центр города.
Девушка только и успевала вертеть головой, разглядывая богатые дома, и колоннады дворцов и храмов. Она шла по широкой, мощеной улице, по которой сновали озабоченные служащие, и гремели колесницы знатных горожан. Здесь было много праздношатающейся публики.
Дважды Ли-цин была повергнута в изумление. В первый раз это был слон, которого вели по улице. О существовании подобных животных она не подозревала, и долго смотрела вслед неторопливо и мягко шагающему гиганту. Вторым сильным впечатлением стал негр, управлявший колесницей с каким-то очень важным господином.
Слухи о людях с черной кожей долетали и до Хань, но в них мало кто верил.
- О, Небо, сколь чудесны твои дела и создания! - Пробормотала Ли-цин и, повернув голову, увидела идущего ей навстречу Юаня.
- Брат! – Вскрикнула она, вне себя от счастья.
Мгновение спустя они обнялись и стояли, держа друг друга за руки.
- Брат! – Повторила Ли-цин. – Брат, ты нашелся!
Прохожие оглядывались на них и улыбались. Один из них, догадавшись, что в жизни этих двоих произошло что-то очень важное, сказал:
- Здесь неподалеку - Храм Судьбы. Зайдите и поблагодарите богов за то, что они оказали вам большую милость.
- Мы обязательно сделаем это! – Ответил Юань.
Справившись с внезапно свалившимся на нее счастьем, Ли-цин первым делом спросила:
- Что ты знаешь о посольском караване? Он проходил здесь?
- Он был в Апамее больше месяца назад. Затем ушел в Ктесифон. – Ответил Юань.
- Значит, мы опять будем его догонять! Если, конечно, нас не задержат. Ты, ведь, бежал из рабства, верно? И нам следует быть очень осторожными…
- Вот за это, сестра, можешь не беспокоиться. Я и сам не очень понимаю, как это произошло, но вчера, когда я расспрашивал служащих городского совета о нашем караване, меня отвели к очень важному чиновнику. Он спросил меня: не тот ли я человек, который отстал от посольского каравана Хань. И, когда услышал утвердительный ответ, сказал, что ему велено всячески помогать мне. Более того, он знает, что караван догоняет еще один человек! То есть – ты.
- Невероятно! – Воскликнула Ли-цин. – Но, послы не могут знать, что мы идем вслед за ними.
- Верно! – Подтвердил Юань. – Я думаю, дело в другом. Мы сами много раз говорили людям о том, что отстали от каравана. Кроме того, без тебя произошло много всяких событий. Мною даже хотели накормить двух голодных тигров.
Юань был близок к истине. Если высшие силы хотят помочь человеку, они сделают возможным самое невероятное совпадение.
Весть о разгроме разбойничьей шайки, напавшей на караван армянского купца, дошла и до гирканского сатрапа. Рассказывали о рабе чужеземного облика, чуть ли не в одиночку одолевшего разбойников. Сопоставив этот рассказ с тем, что он своими глазами видел на арене цирка, сатрап понял, что речь идет об одном и том же человеке. Кроме того, его подчиненный уже совершил большую ошибку, приняв за разбойников посольский караван. Чуть позднее, из столицы пришли вести о посольстве Хань, обласканном Митридатом II.
Сатрап решил упредить возможные неприятности, и разослал гонцов с предписанием оказывать всяческую помощь отставшему от каравана ханьцу.
- Так что мы с тобой, сейчас очень важные люди. – Завершил свой рассказ Юань. – И нас не только примут с почестями в каждом селении, но и дадут двадцать человек сопровождения.
Лиц-ин только головой покрутила. Одинокие и гонимые путники к такому уважению не привыкли.
- Сегодня вечером я приглашен в круг учеников Сократа. Они будут говорить о своем учителе, и просят меня рассказать о мудрецах Хань.
- Кто такой Сократ? – Спросила Ли-цин.
- Кажется, эллинский мудрец. Он был сыном каменотеса и повивальной бабки, и жил за триста лет до нашего времени. Чиновник, с которым я разговаривал, его большой поклонник и вхож в общество людей, которые называют себя его учениками. Ты пойдешь со мной?
- Конечно! Теперь я от тебя ни на шаг не отойду.
До встречи с учениками Сократа Юань с Ли-цин поделились друг с другом всем, что произошло с ними за время разлуки.
- Да! – Сказал Юань. – Тебя, действительно, нельзя оставлять одну. Далеко не все согласны считать тебя мужчиной.
Ученики Сократа собирались в доме богатого землевладельца, склонного к упражнениям души и разума.
Их было человек двадцать, разного возраста мужчин, одетых в белые тоги. Их лица ханьцам понравились: умные, доброжелательные. В глазах собравшихся присутствовал свет, который отличает людей одухотворенных от тех, кто живет грубой материей.
Собрание проходило в небольшом, круглом зале, с мраморными стенами и мозаичным полом. По стенам горели бронзовые светильники, неброско отражаясь в полированном мраморе.
Среди присутствующих были греки, парфяне и бактрийцы.
Ли-цин и Юаню также предложили переодеться в тоги, что вызвало у девушки определенное замешательство. Впрочем, для переодевания предоставили соседнюю комнату, и тайна Ли-цин была сохранена.
Перед началом диспута общество, рассаживаясь по деревянным скамьям вдоль стен зала, тихо переговаривалось, но вот седобородый старец, по-видимому, наставник, встал, поднял руку, и все умолкли.
- Сегодня свет истины разделят с нами братья из далекой страны Хань. – Начал он свою речь. - К сожалению, мир устроен так, что границы государств неизмеримо чаще пересекают воины, нежели поэты или философы.
- Что такое философ? – Шепотом спросила Ли-цин у Юаня.
- Не знаю. – Ответил он. – Но, тихо! Слушай!
- Наши гости посланы для государственных переговоров, но к всеобщей радости, после их беседы с одним из наших друзей, выяснилось, что они – высокоученые люди, несущие знания, большая часть которых нам неизвестна. Я рад приветствовать вас здесь, в кругу людей, посвятивших себя поискам истины! – Обратился к гостям седобородый старик.
Все присутствующие дружно зааплодировали, что вызвало у ханьцев, незнакомых с этой формой приветствия, легкое смущение.
- Сегодня я изменю традициям, и буду говорить не на греческом языке, а использовать наречие, понятное нашим гостям. Я также разделяю нетерпение присутствующих, и их желание обратиться к гостям с вопросами. Но, давайте поймем и наших новых друзей, дадим им возможность войти в круг наших интересов. Учитель завещал нам искусство беседы, или диалога, в которых суждения присутствующих способствуют выявлению сути вещей. В свое время, Учитель отринул измышления современников о причинах и природе мироздания, и призвал нас заниматься человеком, его нравственными качествами и сущностью знания. Этика – вот чем должна заниматься философия!
Слушая оратора, Юань и Ли-цин мучительно старались проникнуть в смысл его слов. До сих пор, на местном языке, им приходилось разговаривать лишь на бытовые или военные темы, и терминология высокой философии была для них незнакома.
- Учитель говорил: - продолжал седобородый. - Нравственным человеком может быть только тот, кто знает, что такое добродетель. Предпосылка нравственного это - знание. Истинная нравственность - это познание блага.
Учитель говорил: "Того, кто познал хорошее и плохое, ничто уже не заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силен, чтобы помочь человеку. Только в этом случае люди становятся в высшей степени нравственными, способными к власти и искусными в диалектике".
Пробираясь через лес незнакомых слов, Юань с Ли-цин с трудом улавливали суть беседы. Но, когда седобородый неожиданно обратился к ним, Юань уже немного понимал, о чем идет речь.
- Не будете ли вы столь любезны, рассказать нам, что думают учителя вашей страны об интересующем нас предмете?
Юань встал и обвел взглядом присутствующих. Надо сказать, что и ныне, и в те далекие времена, прямо поставленный перед китайцем вопрос может вызвать у него некоторое замешательство. Такова этика общения этого народа. Первый европеец, близко познакомившийся с Китаем – иезуит Маттео Риччи говорил, что превыше всего китайцы ценят вежливость, и в приверженности к церемониалу намного превосходят европейцев.
Тем не менее, на путях поиска взаимопонимания людям приходится принимать манеру и традиции общения незнакомой страны.
- Первым делом, хочу принести извинения всем присутствующим за недостаточное знание вашего языка. – Начал Юань, с трудом подыскивая слова. – Что же касается заданного вами вопроса, то мы прошли большой путь, видели много обычаев и слышали немало наречий. Люди, которых мы встречали, верили в разных богов, по-разному одевались, жили в домах, построенных в традициях своего народа, пели свои песни, и по-своему провожали навсегда ушедших людей. Но, за этими различиями мы видели то общее, что объединяет нас всех: поклонение родителям, любовь к детям, уважение к соседу и гостю, сострадание и желание оказать помощь тому, кто попал в беду. Я не говорю о плохих людях, которых можно встретить везде. Я говорю о том, что составляет суть человеческой души. А она, как мы знаем, едина.
Не могут не быть едиными, и учения о добре и зле. Великий Учитель нашего народа Кун-цзы, чье имя записано на бамбуке и шелке, говорил: Если править с помощью закона, улаживать, наказывая, то народ остережется, но не будет знать стыда. Если править на основе добродетели, улаживать по ритуалу, народ не только устыдится, но и выразит покорность.
Образцы добродетели Учитель находил в минувших веках, в примерах мудрости древних правителей, благодаря которой народ жил в благоденствии. Учитель опирался на древность, умел слушать ее, вчитываться в ее сокровенные тайны.
Ли-цин с удивлением слушала своего командира. С этой стороны она его еще не знала.
- Не излишне ли вы идеализируете древность? – Спросил один из учеников Сократа.
- Простите, мне незнакомо слово «идеализировать» - Ответил Юань.
- Принимать желаемое за действительное. – Подсказал кто-то.
- Не совсем так! – Возразил седобородый. – Идеальное это - пример, или образец совершенства.
- Или - вершина человеческой мудрости! – Последовала еще одна подсказка.
- Да! Можно говорить и так. - Подтвердил вопрошавший Юаня оратор. – Своим вопросом я утверждал, что минувшее заполнено ошибками так же, как и время сегодняшнего дня, и не очень разумно опираться на него, как на заведомо безгрешное понятие.
Юань внимательно оглядел присутствующих
- Кажется, я понимаю вас. Вы ищете практического применения вещи. Отсюда и ваше расчленение ее на то, чем она может быть полезна, и все остальное, что, может быть красиво, но не составляет ее сути. Так же вы поступаете и с минувшим. Но, это не так! Древность, и ее младшая сестра - Минувшее, совершенны сами по себе. Именно в их сокровенных глубинах черпаем мы вдохновение настоящего. Ее аромат способен подарить нам прикосновение к истине. «Радость встречи с древними способна смягчить ожесточившийся дух и укрепить размягчившееся сердце». – Говорили древние мудрецы. Именно в минувшем бьет вечный источник непостижимой тайны бытия, к которой мы можем только прикасаться….
- Да, он – поэт, а не философ! – Воскликнул кто-то.
- А, разве поэзия не есть вершина философии? – Возразили ему.
- Почему вы отдаете предпочтение древности, и пренебрегаете настоящим? – Спросил седобородый.
- Я не пренебрегаю настоящим. – Ответил Юань. – Я уважаю и трепетно воспринимаю как бесконечно прекрасную гармонию Земли и Неба, так и малую каплю росы, в которой отражены все их чудеса. Но, что есть настоящее? Когда ваши уста заканчивали произносить обращенный ко мне вопрос, его начало уже стало достоянием минувшего. И разве то, что вы называете Настоящим, не есть неустранимая принадлежность Прошлого?
Несколько мгновений после слов Юаня царило молчание. Затем зал взорвался шквалом эмоций.
«Сейчас они все передерутся!». – Испуганно подумала Ли-цин, наблюдая бурную вспышку греко-парфянских страстей.
Юань, в традиционном представлении которого «жемчуг исканий» был неразрывно связан с проникновенно-умиротворенным состоянием души, с изумлением созерцал яростные, сверкающие глаза своих оппонентов.
- Вы поймите! То, что говорит наш уважаемый гость, это и есть самая настоящая διαλέγεσθαι! – Кричал толстый, астматического вида, человек.
- Где вы видите диалектику, Тисандр? – С негодованием отвечал его сосед. – То, что я слышал, есть ни что иное, как пошлая подмена высокой логики созерцательно- поэтической пустотой!
- Что же здесь плохого! – Вмешался в разговор третий. – А, если эти люди так видят мир?
- Откуда вы, Пакор, знаете, как они видят мир? Этот человек успел произнести всего лишь несколько фраз!
- ANIMUS QUOD PERDIDIT OPTAT, ATQUE IN PRAETERITA SE TOTUS IMAGINE VERSAT! - Звучало уже на совершенно незнакомом ханьцам языке. – Отсюда и вся его философия!
- Уважаемые! – Попытался остановить воспламенившихся коллег седобородый. – Не забывайте о наших гостях. Подумайте, что вынесут они для себя из нашей неумеренной горячности?
Неистовый по накалу диспут прекратился так же стремительно, как и начался.
- Простите ваших неразумных хозяев за несдержанность! –
Обратился к гостям седобородый. – Но, их можно понять: такие огненные вопросы невозможно обсуждать иначе, как со всей страстью души.
– Без ветра и трава не колышется. – Вежливо, поговоркой, ответил Юань.
Между тем, интерес присутствующих к гостям возобновился, и философы снова забросали их вопросами. Вопрошающих интересовало все: от государственного и военного устройства Хань, до мелких деталей быта ее жителей.
Беседа перемежалась новыми вспышками бурных философских страстей. Ученики Сократа были людьми весьма образованными, и щедро украшали свои суждения цитатами и поэтическими отрывками.
Когда речь зашла об Искандаре Великом, один из присутствующих, молодой парфянин, с пламенеющим взором, прочитал отрывок из хвалебной оды великому завоевателю:
Поверг врагов, завистников своих,
Забрал богатства их и земли их!
Удвоил и утроил он предел,
Земель ему доставшихся в удел!
- Ну, чем вы восхищаетесь? – Не выдержала, молчавшая до сей поры Ли-цин. – А, кто измерит моря слез, пролитые матерями убитых? Кто вернет детям их отцов? Загляните в глаза такому ребенку, и спросите его, что он скажет о величии человека, убившего его отца? Об этом ваш Искандар думал?
- Вот суждение, достойное умудренного опытом старца, или... женщины с чутким и страдающим сердцем, не в обиду вам будь сказано! - Заметил седобородый наставник.
- Да! – Поддержал его один из учеников. - Справедливости ради, следует сказать, что брахманы Инда говорили Великому то же самое:
Сказал брахман: «О, властелин-мудрец!
Всем одарил тебя благой творец.
Ты, словно солнце, разумом сияешь.
Что не избегнуть смерти нам, ты знаешь.
Что ж ты возжаждал мир завоевать,
Войн ядовитым воздухом дышать?!
Умрешь – твоя десница все утратит
И враг плоды трудов твоих захватит.
Зачем ты страшной тяготой такой
Обременился? Где он – разум твой?
- Как вы полагаете, - спросил Юань наставника – изменится ли положение вещей в будущем? Или мы обречены, вечно плестись дорогой, залитой кровью невинных людей?
- Отвечу и я вам музыкальным слогом…. – И, подняв голову, седобородый старец звучным голосом произнес:
Добро, когда народам мир даря
В союз вступают славных два царя.
И, не пуская на порог раздор,
Решают полюбовно каждый спор.
Когда цари согласие найдут,
Народы их довольством расцветут.
Два нищих, крепких дружбою своей,
Не выше ль двух враждующих царей?
И, закончив, с доброй улыбкой посмотрел на своих гостей:
- И кто знает, друзья, может быть, ваш полет на Запад, положит начало новым отношениям между народами?
- Или новой большой крови…. – С сомнением проворчал кто-то.
- А вот это уже будет зависеть от всех нас! - Ответил наставник.
Беседа продолжилась далеко за полночь.
- Вот уж не думала, что поиски утонченной истины могут иметь вид базарной потасовки! - Сказала Ли-цин, когда они остались вдвоем с Юанем.
Юань засмеялся:
- Да! Выглядит это забавно! Хотя, вспомни, что сказал их наставник: «такие огненные вопросы нельзя обсуждать иначе, как со всей страстью души». Может быть, в этих словах и скрывается объяснение столь бурного проявления чувств.
- Какие же мы с ними разные…. – Вздохнула Ли-цин.
- И такие похожие. – Ответил Юань.
Еще через день они покинули Апамею, и в сопровождении эскорта из двадцати всадников направились в Ктесифон.