Сон Леонида плескался прозрачной водой, и лучи таёжного, дремотного солнца играли на камнях быстрой реки. У выворотня, могучего дерева с огромными корнями, поднявшими тяжеленные булыги камней, вода затихала в глубоком омуте, у дна которого ходили два больших ленка, ускуча, как называли их шорцы. Время от времени рыбы поднимались к поверхности воды, и свет причудливо играл на их радужной окраске.

Глупый мотылёк запорхал над омутом. Мощный всплеск, хищная рыба взлетела в воздух серебристо-жемчужной торпедой. Её прыжок-полёт был прекрасен, на мгновение она словно бы застыла в воздухе, почти без брызг обрушилась и воду.

И вновь жаркая полуденная тишина, наполненная лишь пеньем ветра в кронах редких деревьев, росших по гребню горы, да плеск воды на бурливых перекатах.

Прекрасен был огромный ланой-выворотень. Его громадные сплетённые корни с камнями образовывали единую причудливую плоскость. Они белели на солнце, отмытые дождями. Корни по-прежнему крепко держали валуны. Они подняли их выше человеческого роста. Ствол у самого комля в три обхвата.

Лано́й… Выворотень… Рухнувший…

Крона убитого дерева ещё зеленела буйно, в последний раз. Гигант рухнул в страшную весеннюю грозу, когда ветровальные ураганы беспощадно обрушились на тайгу. Великан одиноко стоял на крутояре, и река подмыла его корни. Когда он упал, застонала земля, а медведь, жалобно скуливший при вспышках молний, стал с перепугу рвать когтями и накидывать себе на башку клочья травы вместе с дёрном.

Ныне здесь тишина. Журчит река. Плывут облака невесомые, да поёт, поёт неумолчно ветер в кронах древних кедров, которые пощадил ураган…