Чарлз нашел для нас каменную скамейку в укромном уголке под густой листвой и пошел за кофе. У меня сильно болела голова.

Я чувствовала себя в другой стране – столько вокруг было зелени. Журчащая вода унесла все мысли о мирском, и я дивилась тому, что могут дать деньги: тропический лес посреди городской пустыни. В то же время я ощущала одиночество. Почему я более одинока теперь, а не когда Док бросил меня несколько месяцев назад или когда я выехала из пентхауса Саймона? Дело было не в Саймоне и не в его ужасной женщине, чем бы он с ней ни занимался. А в том, что Джо пропала.

Джо – моя подруга на все времена. Фредрик тоже. Но Фредрик прежде всего мать, она подвозила на машине знакомых, у нее была младшая лига, поездки в «Костко» и твердые представления о допустимом поведении. А Джо всегда оставалась самым близким для меня человеком, и это означало, что я могла рассказать ей абсолютно все.

Она всегда такая деятельная. Если бы с четыреста пятого шоссе сбежал кто-то другой, Джо уже успела бы его найти. Это не слишком обычная ситуация. В наши дни. Греки, разумеется, вечно бегали друг за другом. Менелай погнался за Еленой, когда она сбежала от него с Парисом, Ясон искал золотое руно, Деметра последовала за своей дочерью Персефоной в подземное царство. А Орфей отправился туда за Эвридикой, вооруженный только лирой и собственным голосом. И далеко не все эти предприятия имели счастливый конец.

Ко мне подошел Чарлз с чашкой кофе на блюдце.

– Сейчас принесут еще, – сказал он. – Это поможет вам почувствовать себя лучше.

Я выпила кофе и пару таблеток тайленола. Чарлз спросил:

– Когда вы в последний раз видели Джо?

Я рассказала ему все, не заботясь о том, чтобы как-то смягчить сложившуюся ситуацию. Затем добавила:

– Теперь ваша очередь. Знайте, о ваших тайнах никто не узнает. Как только мы найдем Джо и спасем от тюрьмы, я забуду о них. У меня очень плохая память.

Подошел официант.

– Надеюсь, этого будет достаточно. – Я не поняла, о чем говорит Чарлз: о круассанах и чайнике с кофе или же об обещанной информации. Официант предложил шампанского, чтобы отметить Новый год, и Чарлз спросил, какое шампанское у них есть. Пока они обсуждали этот вопрос, я изучала брата Дэвида, пытаясь разгадать секрет его привлекательности. А он был очень привлекателен. Возможно, потому, что он походил на своего брата, мне казалось, будто я хорошо его знаю, что между нами почти интимные отношения. Хотя я едва с ним знакома. А может, дело было в бороде.

– Прошу прощения, – сказал Чарлз, когда официант ушел. – Профессиональное любопытство. Я постоянно занимаюсь исследованиями, обращаю внимание на то, что продают. Знаете, у нас с женой есть виноградник.

– «Артемида». Да, мы говорили с Агнес вчера вечером.

Чарлз посмотрел на руки:

– Когда-то мы преуспевали. Но не в последние годы. Нам не везло. Землетрясение. Пожар. Когда мы поженились, я постарался как-то модернизировать наше дело. Семейство Агнес принадлежит к старой школе. Они считают, что если продукт хороший, то он говорит сам за себя. Но бухгалтерский отчёт свидетельствует об обратном.

– Но теперь у вас все в порядке, я права? Раз Дэвид оставил вам…

– Миллионы? – Чарлз улыбнулся. – Брат не мог предвидеть последствий: пристального внимания полиции и страховой компании. Существует мнение, что мы с Агнес заплатили кому-то за убийство Дэвида, но оно больше не кажется убедительным. Видимо, полицейские выяснили, как у нас шла торговля. На прошлой неделе мы не могли позволить себе даже водопроводчика, не говоря уж о наемном убийце.

– Добавьте то обстоятельство, что пистолет был взят со съемок «Под конец дня». Непрофессионально заимствовать оружие у тех, кто работает над мыльной оперой. Разве убийцы не с пользуются собственными пистолетами?

– Не знаю, никогда их не нанимал. – Чарлз дотронулся до корзиночки с круассанами. – Позвольте мне начать с конца. Когда мой брат заподозрил, что у него рак, то пошел не к докторам, а в страховое агентство и оформил страховку на двадцать миллионов долларов, что было совсем не просто, даже когда он успешно прошел медицинское обследование. Тогда я не знал всего этого. Мы не общались с Дэвидом девять лет.

– Откуда он знал, что у него рак, раз доктора не имели ни малейшего понятия о его болезни?

Чарлз посмотрел вверх. У него были глаза Дэвида – синие, в неожиданном сочетании с темными волосами.

– Рак поджелудочной железы трудно обнаружить. Но у Дэвида была интуиция. Так считает Джо. Она говорит, чтаак-терам свойственно понимать свое тело.

Я подумала о том, что Дэвид занимался йогой, что ему делали массаж, вспомнила о его вере в витамины, антиоксидан-ты и китайскую медицину. Впрочем, это не мешало ему регулярно посещать буйные вечеринки.

– Вы тоже так считаете? Чарлз пожал плечами:

– Думаю, у него была ипохондрия. У вас болит голова? Дэвид на вашем месте решил бы, что у него опухоль мозга. Нарушение пищеварения он счел бы за язву желудка. То, что в его случае рак оказался действительно раком… по сути, иронично.

Появился официант с шампанским. Чарлз изучил этикетку, затем отдал ее официанту, чтобы тот проделал все необходимое: шампанское нужно правильно открыть, правильно налить в бокалы. Официант держался уверенно, с достоинством, и я немного погадала, кем он был прежде, когда не обслуживал богатых и знаменитых. Он разлил шампанское, поклонился и ушел.

– В детстве и юности мы были очень близки с Дэвидом, – признался Чарлз, – но обладали разными темпераментами. Нашим родителям было непросто добиться того, чтобы мы общались. Дэвид хотел быть старшим братом. Он любил руководить. Если он оказывался неспособным на это или если я не следовал его советам, он приходил в ярость.

«Джо тоже бесила его, – подумала я. – И она не из тех, кто внемлет советам».

– Способность отдавать делала его счастливым, – продолжал Чарлз. – И он любил сюрпризы. Всего несколько недель назад я ничего не знал о страховке и имении. Джо уговорила его рассказать нам об этом.

Мое внимание привлек какой-то шум в кустах по другую сторону дорожки. Может, там пряталось какое-нибудь животное? Я представила, что вокруг «Бель-Эйр» вразвалочку ходит норка. Норки умеют так ходить?

– Вчера вечером, – сказала я, – вы намекнули… Послушайте, мне очень неудобно спрашивать об этом, но у вас с Джо был роман или нет?

Чарлз стал рассматривать бокал с шампанским. Я попыталась прочитать что-нибудь на его лице, но оно было наполовину скрыто бородой.

– Это не имеет никакого значения. Дэвид считал, что был.

– В то время, когда он встречался с Джо?

Чарлз кивнул:

– Они жили вместе. Однажды в пятницу Дэвид пригласил несколько человек поехать не в Вегас, как обычно, а на побережье. – Шум в кустах продолжался. Должно быть, там прятался кто-то большой. Койот? Чарлз тоже обратил на это внимание. – В конце концов мы отправились в Биг-Сур, – продолжил он. – И Дэвид решил устроить нам образовательный уикэнд. Семинар по тантрическому сексу. Вы знакомы с ним?

– С Биг-Суром – да, с тантрическим сексом – нет. Это круто?

– Понятия не имею. Учитель свалился с воспалением легких. Но мы…

– Ох, черт побери! – заговорило прячущееся в кустах существо.

Мы с Чарлзом встали.

Сквозь кусты продирался какой-то мужчина – он тряс головой и обеими руками что-то снимал с лица. На шее у него висела видеокамера на ремне.

– Пчелы-убийцы! – сказал он. – Они действительно способны убить?

Я не могу отличить пчел-убийц от шмелей и собиралась поведать ему об этом, но Чарлз опередил меня:

– Да. Если они покусали вас, то необходима медицинская помощь. Обратитесь к консьержке. – Он потащил меня прочь. – Репортеры. С понедельника я встречаю их повсюду. Они совершенно безжалостны. – Чарлз повел меня по дорожке мимо фонтана. Мы прошли рядом с тремя мужчинами в смокингах. Новогодняя свадьба.

– Итак, – напомнила я. – Тантрический секс.

– Да. – Чарлз замедлил шаги. – В субботу вечером Дэвид много пил и исчез куда-то с местной официанткой. Джо, само собой, почувствовала себя несчастной. Она хотела уехать оттуда автостопом, и я подвез ее. В тот вечер она буянила у меня. И на следующий день тоже. Так продолжалось неделю или около того. Я был новичком в Лос-Анджелесе, и Джо стала моим первым настоящим другом.

Мимо нас торопливо прошла женщина с двумя камерами и экспонометром, выслеживая, как я поняла, не нас, а невесту.

– Карлотта! – окликнула она кого-то.

«Карлотта», – подумала я. Шарлотта. И тут я вспомнила. Женщину с фотографии, присутствовавшую на сорокалетии Дэвида. Шарлотта. Именно так ее звали.

– Чарлз, кто такая Шарлотта? – спросила я.

Он повернулся ко мне, но ничего не сказал, предоставив мне догадываться самой.

– О! Так это были вы?

– Вы никогда не встречали транссексуала?

– Нет, – ответила я.

Мы дошли до озера с лебедями.

– Женщин из мужчин делают чаще, чем мужчин из женщин.

– О! – Я поняла, что разговариваю односложными предложениями. – Простите меня. – Я пыталась взглянуть на мужчину рядом со мной другими глазами, пыталась представить его женщиной. Но в нем не было ничего женского, разве только маленькие руки и ноги. Меньше, чем у меня. Но это было верно по отношению к трем четвертям населения земного шара. – Уверена, вам привычно говорить об этом, но я делаю это впервые.

– На самом деле я никогда не говорю на эту тему. С сообществом транссексуалов я общаюсь только по электронной почте. А так никто ничего не знает. После операции я уехал с восточного побережья и обосновался здесь. Джо недолго общалась со мной как с Шарлоттой.

– Вы всегда знали о себе такое? – спросила я. – Что вы…

– Это называется расстройством тендерной идентичности. Да, я знал об этом всегда. Ребенком мне жилось нелегко. Дэвид то защищал меня, то его раздражала моя социальная неприкаянность. Однажды я натолкнулся на название моего случая, стал посещать психотерапевта и примирять тело с душой. Дэвид заплатил за все, в том числе и за операцию. Он был нормальным и потому чувствовал себя виноватым. Как будто жизнь ребенка-звезды нормальна. Но я ему не завидовал, окажись я на его месте, не чувствовал бы себя счастливым. Я хотел быть только собой.

– Значит, он смирился с переменами?

Самый большой лебедь – предположительно Гомер – расправил крылья, словно намеревался взлететь. Казалось, его что-то раздражает.

– Поначалу нет, – сказал Чарлз. – Дэвиду не хотелось терять свою маленькую сестричку. Но он сумел поставить себя на мое место. Для мужчины мысль о жизни в женском теле…

Я всегда хотела быть только женщиной. И попыталась представить то, о чем говорил Чарлз. Но не смогла. Тогда я попыталась представить обратное – жизнь в теле мужчины. О Господи!

– Затем происходящее захватило его воображение, – продолжал Чарлз. – Брата очень интересовало, как все это работает.

– Признаюсь, мне тоже любопытно.

Чарлз встретился со мной взглядом, и я почувствовала, что краснею. Он заявил:

– Я занимаюсь сексом. Испытываю ли я те же ощущения, что и мужчина, который имеет все части тела от рождения? Нет. Я жалуюсь? Опять-таки нет. Моя жизнь по сравнению с тем, что было, – настоящее чудо. И это не преувеличение.

Я кивнула:

– Значит, уик-энд в Биг-Суре?..

– К тому времени я уже был Чарлзом. И когда Дэвид вернулся в Лос-Анджелес, то узнал о том, что Джо жила со мной. И сделал собственные умозаключения.

– Наверное, он расстроился.

– Он был в бешенстве, поскольку принял меня за соперника. Ему было невыносимо думать о том, что у нас с Джо есть нечто общее, не имеющее к нему никакого отношения. Он чувствовал себя – не хочу казаться мелодраматичным – нашим создателем. А мы его предали. – Чарлз посмотрел на пруд. – Он выгнал Джо из мыльной оперы и перестал давать мне деньги. Спустя годы я возместил ему все расходы. Он не обналичивал чеки, и я посылал ему наличные. И письма. Но он не отвечал на них.

Я представила сотни тысяч долларов, запиханные в мешки для грязного белья.

– И потому он считал, что должен вам двадцать миллионов долларов?

Чарлз кивнул:

– Дэвид сказал, что если бы много лет назад он помог мне, то с «Артемидой» все было бы в порядке. Он не должен был мне ни цента, но считал, будто разрушил наши жизни – потому что хотел их разрушить.

– А Джо? Как он мог разрушить ее жизнь?

– Если бы он не выгнал ее из сериала, ей не пришлось бы работать в Канаде в ту зиму, когда произошел известный вам инцидент. Он говорил, что ее шрам – на его совести.

Я помотала головой и поняла, что головная боль прошла. Я посмотрела на лебедей – их изогнутые шеи были похожи на букву S. Мне нравилась сказка «Гадкий утенок», пока я не узнала, что лебеди недружелюбны: Теперь, спасибо «Справочнику по пантеону греческих богов и богинь и их римских соответствий» доктора Паоло Померанца, я знала, что они еще и сексуальны. Зевс воплотился в одного из них, чтобы соблазнить Леду, давшую жизнь троянской Елене. Если посмотреть на вещи с такой точки зрения, то окажется, что лебедь был ответствен за Троянскую войну.

– Чарлз! – сказала я. – Как… О! Это Агнес.

Она шла по той же дорожке, что и мы, но не видела нас.

– Продолжайте. – Чарлз взял меня за руку и потянул к дальней стороне пруда.

– Хорошо, но почему нам надо…

– Агнес ничего не знает.

Я постаралась собраться с мыслями.

– Чего она не знает?

Он продолжал идти.

– Что когда-то я был женщиной.

– Как? Но это невозможно! – Я нагнала его.

– Она жила в приюте. Училась в монастырской школе. Я был ее первым бойфрендом. Когда мы познакомились, я понял, что она не справится с этим, и стал ждать. – Теперь мы почти бежали, словно, окажись мы лицом к лицу с Агнес, рассказали бы ей о тайне Чарлза. – Я ждал, что она заметит во мне какие-нибудь странности, начнет задавать вопросы. Но она никогда не делала этого. До нашей свадебной ночи Агнес была девственницей, и у нее не было возможности сравнить меня… Она не хотела детей, и потому наши отношения не были безумием.

– Она знает, – запыхавшись, сказала я. – Не может не знать.

– Мне приходили в голову такие соображения. Но если она ничего не спрашивает, то стоит ли наводить ее на подобные мысли? Даже если она смирится с этим, то ее семья не сделает этого. Тогда она либо сохранит мою тайну, либо бросит меня. И ради чего такие мучения? Ограждать человека от подобного выбора – не большой грех.

– Но разве можно назвать это браком? – Горячность в моем голосе озадачила меня саму. – Простите. Это не мое дело. Но между вами лежит такая огромная…

Он посмотрел на меня:

– Вы когда-нибудь были замужем, Уолли?

Эллиот тоже спрашивал меня об этом.

– Нет. – Была ли я ущербна в социальном отношении, раз не озаботилась обзавестись мужем? – А такое могут понять только те, кто состоит в браке?

– Это прозвучало обидно? Простите меня.

– Нет, продолжайте.

– Ты произносишь клятвы. – Чарлз повел меня мимо фонтана, поддерживая за локоть. – Обещаешь быть идеально честным, хранить верность, проявлять доброту, как ты ее понимаешь, но на сто процентов это не удается. Никому. А затем спрашиваешь себя: стану ли я жить с этим или же разорву отношения и поищу что-нибудь поближе к идеалу?

– Но вы живете во лжи. Хорошо, назовем это умолчанием. Довольно существенным умолчанием.

– Нет. Я лгал все те годы, пока был женщиной. А это не ложь. Это я. Я скрываю только то, как я стал тем, кем являюсь. Дэвид назвал бы это предысторией.

Ответ Чарлза поставил меня в тупик, но я не могла понять почему.

– А если говорить о вас? – спросил он. – Если перед вами встанет выбор между честностью и добротой, то вы предпочтете правду?

Я увидела впереди дядю Тео, Аполлона и Пи-Би. Они смотрели, как невеста фотографируется с семьей и с облаченными в красное подружками.

– Если бы у меня хорошо получалось лгать, то я, возможно, лгала бы больше. Но речь сейчас о Джо. Она рискует всем на свете ради сохранения вашей тайны.

– Полицейские действительно подозревают ее?

– Да. Если бы она выложила им все в самом начале, то они переключились бы на других подозреваемых. Но она охраняет вас и деньги, которые вы должны получить по страховке. И кроме того, не хочет рассказывать вашу историю. Джо не сделала ничего плохого, но она ведет себя очень скрытно и потому ее считают виновной в убийстве.

Наконец Чарлз замедлил шаг.

– Ладно. Я поговорю с детективом. Не знаю, будет ли от этого какая-то польза, но я не могу пожертвовать Джо ради страховки. У меня тоже есть инстинкт защитника.

– А как же Агнес? Как она поступит, если узнает обо всем?

Мы подошли к дереву и остановились. Чарлз посмотрел на меня:

– Возможно, Агнес сильно удивит меня. – Женщины часто это делают.