– Зачем мне ехать в Ройс-Холл? – сказала я по телефону.
– Вы не проверяете сообщения? Я звонила и посылала факс на уэствудский номер и на мобильный телефон. – Джен, как всегда, говорила очень быстро, а я тем временем ехала по Стоун-каньон. – Давайте встретимся около кассы. Вам потребуется всего несколько минут, чтобы добраться туда. Господь свидетель, я не стала бы просить вас об этом, если бы речь не шла о жизни и смерти. Не тратьте время зря.
Джен нашла меня по телефону Джо, потому что я дала ее номер Софи, когда та попросила оставить контактный телефон. Я обратилась к своим пассажирам:
– Парни! Наши планы немного меняются. Мы должны заскочить в Калифорнийский университет.
– Прекрасно! – обрадовался дядя Тео. – Аполлон получит удовольствие. Это, конечно, не Калифорнийский технологический, но у них есть свой небольшой симпатичный кампус. – Аполлон кивнул, Пи-Би продолжал читать комиксы.
Не знаю, сколько человек назвали бы Калифорнийский университет небольшим, но, к счастью, в Новый год у меня впервые в жизни не было проблем с парковкой. Я оставила мужчин в машине и побежала – ладно, потрусила – по пасторальной зеленой траве к Ройс-Холлу с картой кампуса в руке. Я не имела ни малейшего представления о том, зачем мне надо быть в Ройс-Холле, но помнила, как Глория, парикмахерша, сказала: «Чей хлеб ешь, тому и подпеваешь». Я свой хлеб, полученный от Джен, отрабатывала сполна.
– Наконец-то! – воскликнула Джен, завидев меня у кассы. Люди, забравшие билеты, проходили в зал, но некоторые, как и Джен, поджидали опаздывающих, прохаживаясь по вестибюлю и разговаривая по мобильникам. – Черт побери, вы не шутили, когда говорили, что ваша одежда не подходит к такому случаю. А для чего вы так оделись?
– Для расписывания стены.
– Ладно. Возьмите мой пиджак. Маленькие хрустальные пуговицы скрасят впечатление. Черт, он на вас не налезет. Хэкбург, снимай только голову. Так, чтобы не было видно комбинезона.
Я поздоровалась с Хэкбургом, который, как всегда, держал в руках камеру и сигарету, а выражение его лица словно свидетельствовало о том, что он восстал из мертвых ради работы.
– Что мы будем делать? – спросила я.
Джен крикнула:
– Руперт! – И несколько человек с неодобрением обернулись. – Мы должны снова заснять ваше свидание, потому что Хэкбург послал пленку, которую мы отсняли в воскресенье вечером, в специальную, дешевую и срочную, лабораторию и там ее зажевал автомат. Пошли!
Руперт выглядел совсем как Хэкбург, на его лице читалось: «Почему я здесь, а не сплю дома, избавляясь от похмелья?» Джен расставила нас на ступеньках – Руперт опять оказался выше меня – и указала Хэкбургу:
– Сделай так, чтобы на заднем плане были видны эти витражи. – Затем скомандовала: – Мотор! – И мы с Рупертом поцеловались. Это мне показалось уже рутиной: примерно как почистить зубы зубной нитью. Когда мы закончили, но Джен еще не успела крикнуть «Снято!», я услышала знакомый голос:
– Что, еще один кавалер?
– Дядя Тео!
– Уолли, да ты просто…
– Снято! Снято, снято, снято, снято! – восклицала Джен. – Кто это такой? Хэкбург, ты снял достаточно до того, как он появился в кадре?
– Да.
– Хорошо, давайте войдем. Уолли, Руперт, ваши места и шестом ряду, а мы сидим сразу за вами. Нужны ваши затылки, когда вы будете смотреть шоу. Красивые кадры. Хэкбург, спрячь пока камеру. Я видела знак, запрещающий съемку.
Я дала дяде Тео денег – на случай если мои спутники проголодаются, хотя для Аполлона это было хроническим состоянием, – и велела поискать автоматы с едой. Затем пообещала присоединиться к ним, как только смогу. Мы с Рупертом вошли в Ройс-Холл, наддверным проемом было высечено: «"Знания, которые требуются для творения искусства, следует приобретать заранее." Платон».
«А еще следует заранее узнавать, на какое «искусство» получаешь билеты», – подумала я. Но Платон, разумеется, никогда не работал корреспондентом «Мыла и грязи».
Тибетские монахи собирают толпу определенного сорта. Эти люди не похожи на игроков в покер в казино или посетителей «Дьюка»; это те, кто подписывается на журналы по йоге, или состоит в обществе обладателей высокого ай-кью, или получает скидки по возрасту. Руперт, Джен и Хэкбург выглядели соответствующе, но я – с рыжими космами и в комбинезоне с яркими разводами – привлекала всеобщее внимание. – Это просто ужасно, – шепнул мне Руперт. Свет в зале начал меркнуть. На сцене, перед кроваво-красным занавесом, собралось несколько дюжин тибетских монахов, остриженных наголо и одетых в малиновые и оранжевые балахоны, причем плечи их оставались голыми. Сначала раздался звон колокольчика, а затем какой-то гортанный гул, который, как я не сразу поняла, издавали в микрофоны сами монахи. Они что-то монотонно произносили нараспев. Я слушала их в изумлении, гадая, что последует вслед за этим, но ничего не дождалась. Это и было представлением.
Джен тем временем, сидя позади нас, устраивала собственное представление. Она громко прошептала свои указания и сдвинула наши головы. Вокруг раздалось: «Ш-ш!» Я смутилась.
– Света достаточно? – продолжала шептать Джен.
– Нет, – ответил ей Хэкбург, также шепотом. – Что я должен сделать?
Шиканье вокруг усилилось. Когда же Хэкбург включил камеру и та загудела, оно превратилось в устрашающий ропот: «Позор!», «Я скажу служителю!». Я схватила Руперта за руку, но, взглянув на него, увидела, что он крепко спит. И тогда сжала его руку сильнее.
– Что?! – крикнул он, проснувшись.
До сих пор я не знала, что шиканье способно выражать столь разные степени враждебности. Или что я могу быть до такой степени унижена. Служитель и в самом деле дошел по проходу до Джен и Хэкбурга, что-то сказал им, и минутой позже они покинули зрительный зал.
Монахи продолжали свой речитатив.
Я словно примерзла к креслу, подавленная до такой степени, что не могла так вот просто встать и уйти. Руперт снова заснул. И не он один. Я попыталась успокоиться и сидела не шевелясь, но это лишь усилило мой страх за Джо и любопытство к Чарлзу и. Агнес. Я гадала, получат ли они страховку и что на самом деле произошло – убийство или самоубийство. Достав из сумочки ручку, я написала на программке:
«Пистолет против 100 000 $»
Пистолет со съемок «Под конец дня» предполагал, что убийца – работник телевидения, но сто тысяч долларов указывали на наемника. Особенно если камеры видеонаблюдения в имении Дэвида были выключены намеренно. Хотя деньги могли пойти на плату кому-то еще. Шантаж? Кто-то знал о том, что Чарлз некогда был Шарлоттой? Стал ли бы Дэвид платить за молчание? И какие изменения он хотел внести в завещание? И нужно ли мне ломать над всем этим голову или лучше попытаться как можно скорее найти Джо?
Необходимо найти Джо! Но, возможно, надо заниматься и тем и другим.
– Руперт, – прошептала я, и в зале опять раздалось шиканье. Он открыл глаза, я наклонилась к нему: – С меня достаточно просветления. Я должна идти.
Выйдя на улицу, я достала из сумочки телефон Джо и включила. Руперт стоял рядом со мной.
– Я замечательно поспал, – сказал он.
– Руперт, как узнать, кто в последнее время звонил Джо?
– Ничем не могу помочь. Я умею обращаться только со своим телефоном. А почему телефон Джо у тебе?
– Она пропала: – Я рассказывала, при каких обстоятельствах это случилось, и тут увидела, что по газону к нам идет Пи-Бй. Он вышел из библиотеки «Пауэлл» и звал меня.
– Что случилось? – крикнула я, глядя, как дядя Тео и Аполлон догоняют его.
– Нечто ужасно важное, – сказал запыхавшийся брат. – Мы были на физическом факультете. Я разговаривал со студентами, которые работают над геномами. Догадайся, что я узнал?
– Что?
– Догадайся, кто живет в Санта-Барбаре?
– Кто?
– Джозеф Полчински!
– Кто такой Джозеф Полчински? – поинтересовался Руперт. – Кстати говоря, я Руперт Линг.
– Джозеф Полчински, – не замечая Руперта, продолжал Пи-Би, – продвинулся в М-теории гораздо дальше, чем другие исследователи. И он из Сайта-Барбары. Я должен жить там.
– Ты и так будешь там жить, – сказала я. – Какое удивительное совпадение!
– Дело в том, – волновался Пи-Би, – что это не совпадение. Это связь, которую ты не можешь углядеть. Что касается Полчински… – Пи-Би замолчал, увидев, что из Ройс-Холлана антракт выходит множество людей. Дядя Тео и Аполлон подошли к нам, в руках у них были леденцы. Их не меньше Пи-Би взволновало известие о Джозефе Полчински. Я знакомила их с Рупертом, когда какая-то женщина похлопала меня по плечу.
– Прошу прощения, – сказала она, – но я видела вас в «Новостях».
Я обернулась и оказалась лицом к лицу с монахиней. «Или же это папарацци, замаскировавшаяся под монахиню», – подумала я, но тут же обругала себя за цинизм. На ней было некое модифицированное одеяние – вуаль до плеч и юбка чуть ниже колен.
– Уолли Шелли, – представилась я и пожала ей руку. – А это Руперт, Тео, Пи-Би и Аполлон. Меня показали в «Новостях»?
– Может, ваша фотография была в газете? Я сестра Женевьева. У вас такой необычный цвет волос! По ним-то я вас и узнала. Вы были знакомы с Дэвидом Зетракисом?
– Да. Вы тоже?
– Нет. Но он, сделал прекрасное пожертвование нашему ордену. Одна из наших сестер заботилась о нем незадолго до его смерти. Она выступала в «Новостях», и потому мы следим за этим делом. Разве тибетские монахи не удивительны? Они такие вдохновляющие! Такие, можно сказать, мужественные.
– Да, очень, – кивнула я. – Сестра, мне бы хотелось встретиться с той монахиней. Это возможно?
– Почему нет? – ответила сестра Женевьева и достала мобильник.
– Я бы ни за что на свете не пропустил встречу с монахиней, которая ухаживала за Дэвидом, – сказал Руперт, когда мы шли вдоль Медицинского центра университета. Пи-Би следовал за нами, уткнувшись в книгу комиксов под названием «Прометей». Аполлон и дядя Тео пошли в Ройс-Холл, чтобы, сидя на наших местах, насладиться вторым отделением представления, даваемого тибетскими монахами.
– Это ужасно любопытно. Кроме того, мне нравится твое общество, – заверил меня Руперт.
Я, несколько удивившись, оторвала глаза от карты.
– Руперт, ты со мной флиртуешь?
– А что, ты придерживаешься каких-то определенных правил поведения? Никакого флирта до… Какое по счету у нас свидание? Пятое?
– Четвертое, – уточнила я. – Но разве можно считать свиданием разговор с монахиней?
– Это можно считать продолжением свидания, во время которого мы слушали монахов.
– Ну, я думаю, мы вполне можем флиртовать, раз уж ты со мной спал. Точнее, заснул рядом со мной. Это не одно и то же.
Руперт рассмеялся:
– Не совсем. Тут следует хорошенько поразмыслить. Наверное, надо спросить об этом мою подругу.
Я посмотрела на него:
– Ага. Я так и думала, что у тебя есть девушка. Где она сейчас?
– В Ванкувере. Снимает телевизионный сериал. Не думаю, что наши отношения продлятся долго. Я знаю, и ты не одна, но тебя не должно обижать то обстоятельство, что на твои оранжевые волосы покупаются и другие мужчины.
Это был интересный намек, но я не стала развивать тему, потому что мы вошли в раздвижные двери больницы Калифорнийского университета, где в вестибюле нас ждала сестра, с которой я хотела поговорить.
Сестра Перпетуя, хотя и работала с умирающими, выглядела не менее жизнерадостной, чем воспитательница детского сада. Частично этому способствовало то, сказала она, что ей несколько минут назад кто-то из членов ее «семьи» подарил коробку шоколадных конфет. Она усадила нас на диван, затем сняла целлофан с «Уитманс сэмплер» и протянула нам конфеты. Я отказалась. Руперт и Пи-Би взяли по одной.
– О, вы, ребята, цените горький шоколад! – одобрительно сказала сестра Перпетуя. – В нем содержатся антиоксиданты. – Сверившись с указаниями на обратной стороне крышки, она выбрала конфету из молочного шоколада с кокосовой начинкой и немного откусила от нее, совсем как мышка. – Итак, – она начала разговор, – вы приходитесь Дэвиду…
– Я его старинная подруга.
– А я его друг, партнер по покеру и, кроме того, коллега по работе, – объяснил Руперт.
Пи-Би молча жевал. Мне показалось, он выбрал конфету с карамельной начинкой.
– У меня к вам такой вот вопрос, – решительно сказала я. – Был ли в поведении Дэвида некий поворотный момент, благодаря которому вы могли убедиться в том, что он, в соответствии с э… новообретенными религиозными верованиями, не стал бы хлопотать о собственной смерти?
Сестра Перпетуя кивнула с самым счастливым видом:
– Да, я понимаю, о чем вы спрашиваете. Поворотный момент? Да. И я помогла ему увидеть альтернативу.
– Альтернативу чему? Вы можете рассказать мне об этом? Ведь такая информация не является тайной, верно?
– Разве я похожа на священника? – хихикнула сестра Перпетуя. Пи-Би посмотрел на меня. «Nun Humor», – прочитала я на его лице. – Видите ли, Дэвид действительно планировал своего рода самоубийство – а это грех, – с тем чтобы обеспечить кому-то неожиданный доход, – а это уже мошенничество. Такие мысли способствовали его угнетенному состоянию. И тут я взялась за него. Я помогаю людям скинуть с себя бремя. Бывает, что человеку легче поговорить со мной, чем с членами своей семьи. Я ухаживаю за больными, меняю им постельное белье, кормлю их, то есть выполняю работу матерей. И страждущие доверяют мне свои самые заветные тайны. – Монахиня коснулась плеча Пи-Би, что удивило его. Это удивило и меня.
– Значит, он поведал вам план самоубийства, – сказал Руперт. – И что было дальше?
– Я спросила его, почему он решился на такой радикальный шаг. Оказалось, он хотел помочь брату. Тот срочно нуждался в деньгах. Дэвид думал, что он может продать все свое имущество, но это оказалось нереально и страхование жизни виделось ему единственным возможным способом добыть деньги. Я спросила: «Почему ваш брат не может одолжить некоторую сумму в залог ожидаемого им наследства?» Дэвид не знал, что такое возможно. У него были менеджеры, которые заботились о его деньгах; любой из них мог сказать ему об этом, но он держал свои планы в большой тайне. Ото всех, кроме меня. – Сестра Перпетуя осторожно переложила верхний слой конфет на золотистый пластиковый поднос и снова села. – Рассмотрев ситуацию с займом, он сказал: «Сестра, вы спасли мне жизнь». И я ответила: «Дэвид, я чувствовала бы себя куда более счастливой, если бы мне удалось спасти вашу душу». – Она потянулась, вынула из коробки прокладку между конфетами и обнажила нижний слой. Выбрав еще одну конфету из молочного шоколада с кокосовой, начинкой, она протянула коробку нам.
– Когда это случилось? – спросила я и взяла трюфель. Сестра Перпетуя нахмурилась, пытаясь вспомнить.
– Где-то на третью неделю рождественского поста. – Она отдала конфеты Пи-Би. – А может, на вторую. В середине декабря.
– И он почувствовал себя счастливым?
– Да. Очень даже счастливым.
– Вы не слышали ни о каких ссорах между ним и кем-то еще? – поинтересовалась я. – О чем-нибудь таком, что могло заставить его изменить завещание?
– О! Меня уже спрашивали об этом, – сказала сестра Перпетуя, глядя, как Пи-Би передает коробку Руперту. – Да, что-то случилось прямо перед Рождеством, и это очень взволновало его, но он не стал ничего обсуждать со мной. Однажды я услышала, как Дэвид разговаривает по телефону. Он был очень недоволен кем-то. Вот, дорогой мой мальчик, возьми «Клинекс». Вишни в шоколаде очень пачкают руки. – Сестра Перпетуя вынула из кармана сложенную салфетку.
– И кто заставил его почувствовать недовольство? – вступил в разговор Руперт.
– Видите ли, он не называл имен. Но сказал: «Ну, тогда это будет твоим наследством» или «Это все, что ты получишь». – Сестра достала из кармана еще одну салфетку и вытерла губы. – Я очень любила Дэвида, но не могу сказать, что он был ангелом. Все мы люди. И смерть может оказаться очень тяжелой. Под конец жизни чувствуешь себя беспомощным. Для тех, кто в свое время имел власть над людьми, это особенно сложно. Вы понимаете, о чем я?
– Понимаю, – заявил Пи-Би, ошеломив нас всех. – Но у меня нет таких проблем.
– У меня тоже. – Сестра Перпетуя смотрела на «Уитманс сэмплер».
– Сестра! А в тот день, когда вы услышали разговор, Джо Рафферти находилась в доме Дэвида?
Монахиня улыбнулась:
– О нет. У него никого не было, кроме миссис Вэлэндейрс, которая вела его хозяйство. На самом деле я подумала, что он разговаривает именно с Джо.
– Почему? – удивилась я.
– О, он часто дразнил ее, грозил, что оставит без единого цента. Или обещал завещать ей все свои сценарии мыльных опер. Это смешило ее. Они постоянно подшучивали друг над другом. Но, должна сказать, в тот раз он говорил серьезно.
Мы с Рупертом обменялись быстрыми взглядами.
– Вы говорили об этом полицейским? – спросила я. – О том, что он, возможно, разговаривал с Джо?
Сестра Перпетуя кивнула:
– Конечно. Но я не знаю, обратили ли они внимание на мои слова.
– Сестра, – сказала я, – я на сто процентов уверена, что это так.