— Ну, как отдохнули, бойцы? Готовы к труду и обороне? — голос киевского генерала был нарочито весел и непринужден. Для ветерана милиции Слона, это говорило о многом. Значит — дела все хуже и хуже!
Владимир Словник оглядел своих подчиненных и еще несколько десятков сотрудников крымского «Беркута», прибывших в Киев и грустно вздохнул. Обстановка в городе накалялась с каждым днем. Противостояние на Майдане ив его окрестностях все больше и больше походило на гражданскую войну — были уже первые жертвы от огнестрельного оружия. Только за последнюю неделю в столкновениях на Майдане погибло сотрудников милиции и солдат Внутренних войск, больше чем за все предыдущие месяцы майдановской мясорубки. Протестанты открыто носили не только охотничьи ружья, но и пистолеты.
Почти каждый день гибли люди. Конечно, в средства массовой информации попадали далеко не все факты гибели сотрудников МВД, очень многие случаи замалчивались и чудесным образом видоизменялись, как например, было с тем автобусом, который подожгли отморозки в промзоне. По милицейским сводкам эта трагедия проходила не как умышленное убийство сотрудников милиции, совершенное по предварительному сговору группой лиц, а как банальная авария, повлекшая за собой гибель пассажиров автобуса. Утешало только одно — виновники получили достойное наказание!
— Слон, как думаешь, нас куда пошлют на Майдан или апартаменты Янука в Конче охранять? — пританцовывая от холода, спросил рядом стоящий Гришка Ломкин, он же — Гвоздь. — С одной стороны на Майдане труднее, но лучше кормят, а в Конче спокойней, но опять придется сухпаем давиться, да и смены там длиннее.
Владимир пропустил вопрос мимо ушей, он как будто выпал из реальности, мысли его были далеко от Киева и этого опостылевшего пирона жэдэ вокзала. Мыслями он был дома с женой и дочкой. Больше всего Слону хотелось вернуться домой к семье. Надоел этот промозглый Киев, с его протестантами и митингующими, которые, кажется, уже сами не знали, чего они хотят и за что борются. Триумвират оппозиции, состоящий из лидеров политических партий: «Свобода», «Батькiвщина» и «Удар» уже не мог контролировать и управлять толпой. Еще пара дней и толпа выйдет из-под контроля и начнется кошмар. При этом нынешняя власть казалось ничего вокруг не замечает и никаких активных действий, чтобы хоть как-то контролировать обстановку не предпринимает.
— Слон, ну ты, что уснул? — незаметно для остальных, Гвоздь ткнул друга в бок. — Я спрашиваю: куда нас пошлют?
— На фуй!
— Чего?!
— Я говорю, что нас всех пошлют на фуй. Чего не понятно? Куда бы нас сегодня не засунули, считай, что мы смертники. Еще пара дней и толпа пойдет на штурм.
— Ну и хай идут, — легкомысленно отмахнулся рукой Гвоздь. — Я слышал, что во многих подразделениях уже выдали табельное оружие и боевые патроны.
— Пистолетами и автоматами толпу не остановить. Даже десяток пулеметов не справиться. Когда толпа прет, то она безумна. Они будут погибать, но идти вперед… погибать и идти… переступать через трупы своих товарищей и переть вперед.
— Да, ну тебя! Хрень какую-то городишь! Помнишь, как шесть лет назад нас залетные прижали, мы тогда на усиление были с гайцами. Нас четверо, а тех почти дюжина. Помнишь? Двоим сразу же ляшки прострелили, остальные сами на землю бухнулись и даже не пикнули. Так у них, считай, на всю кодлу, шесть пистолей было и две «Ксюхи». Главное не бздеть и действовать решительно!
— Ага, — скептически скривился Слон. — Решительно. Кто тут у нас решительный? Министр МВД? Президент? Кто? Были бы они решительные, разогнали бы весь этот балаган еще в декабре. Так нет же, позволили вновь все это движение замутить. Уроды!
— И не говори! Уроды и трусы! Да, послал же бог начальничков. Но ничего, вот выдадут нам оружие, и разгоним мы всю эту шоблу по домам.
— Нет, Гвоздь, не разгоним. Теперь все по-другому. Теперь толпа живая и она хочет крови.
Гвоздь ничего не ответил, лишь пробурчал что-то под нос и отвернулся в другую сторону. Владимир всерьез начал обдумывать способы вернуться домой. С одной стороны бросать своих товарищей очень не хотелось, а с другой стороны на душе было очень не спокойно — тяжелая боль тяжелыми тисками сдавливала грудь, мешая дышать. Слон физически ощущал приближение беды. Большой беды! Скоро, совсем скоро должно было произойти что-то очень и очень страшное.
Словник посмотрел на экран мобильного телефона: 17 февраля 2014 года. Завтра у его дочери день рожденья, ей исполняется три месяца! Надо бы позвонить и поздравить. Главное не забыть зарядить телефон.
После того как генерал закончил говорить беркутовцы подхватили свои сумки и погрузились в автобусы. Крымские милиционеры прибыв в Киев покинули поезд не доезжая до главного Ж/Д вокзала столицы, их выгрузили на каком-то промежуточном вокзальчике, где их поджидало высокое начальство и шесть неприметных пассажирских автобусов. Выглядело все это более чем странно, казалось, что они не доблестные стражи правопорядка, а диверсанты, прибывшие за линию фронта.
Разместили милиционеров в каком-то богом забытом пионерском лагере на окраине Киева. Совсем рядом проходила оживленная трасса, и располагался небольшой котеджный поселок, в котором часть домов была еще не достроена.
В пустых кирпичных корпусах пионерского лагеря царил холод и мрак. Отопления и электричества не была. Майор и подполковник, сопровождавшие группы из самого Крыма, увидев все это безобразие принялись кому-то звонить по мобильным телефонам. И если подполковник еще как-то пытался разговаривать спокойно, то майор орал в трубку, как потерпевший, причем из цензурных слов в его речи были, только предлоги и междометья, остальное сплошной мат, да такой лаконичный, что стоявшие рядом сотрудники, тайком пытались снимать его на телефоны.
Владимир с тоской оглянулся вокруг и заметил, как Павел Сипов, он же Панас тащит на себе большую железную бочку ярко-красного цвета, такие обычно стоят рядом с пожарным щитом и наполнены песком. Панас ничуть не стесняясь матерящегося майора, установил бочку рядом с дощатым домиком-сторожкой, а потом, задумчиво оглядев хлипкое строение, со всего размаху пнул ногой по скамейке прибитой к стене сторожки. Скамейка жалобно хрустнула и разлетелась в разные стороны гнилым деревянным крошевом. А уже через несколько секунд к Сипову присоединились несколько коллег, которые за считанные минуты разломали сторожку на дрова.
Когда киевское начальство, все-таки решило приехать в пионерских лагерь, чтобы своими глазами убедиться, что в нем отсутствует отопление и электричество они застали странную картину: на небольшой асфальтированной площадке рядом с облупившимся и покосившимся от времени флагштоком разместился мини-Майдан — те же бочки с горящими в них дровами и почти те же обозленные и замершие люди, которые грелись вокруг огня.
Поспать крымским милиционерам так не удалось — автобусы всю ночь возили их по Киеву, начальство пыталось разместить людей на постой, но это никак не удавалось — то казармы переполнены, то активисты автоМайдана мешают проехать. Вот и пришлось Словнику и его товарищам сразу же заступать на боевое дежурство в правительственном квартале, рядом с Мариинским парком.
В шесть утра привезли щиты и амуницию. К своему удивлению Словник увидел, что помимо уже привычных свето-шумовых гранат «Терен 7,7 м» и «Пламя», а также аэрозольных баллончиков заправленных слезоточивым газом «Терен 4 м», «Терен 6», «Резеда 10», выдали еще взрывпакеты, аэрозольные гранаты «Дрейф-2», светозвуковые гранаты «Факел-С», «Заря-2» и «Пламя-М», а также дымовые гранаты «Сирень-3». А вместо уже привычных защитных шлемов «Маска-2», выдали специальные титановые шлемы «Сфера» и СТШ -81. Эти шлема предназначены для защиты от пуль пистолетов ПМ, ТТ с расстояния 25 м (1 — й класс защиты), и от свинцовых пуль АКМ с расстояния 400 м. Площадь защиты 10 дм2, масса до 2,5 кг. Единственным недостатком этих шлемов был их вес и относительно небольшое время непрерывного ношения — до 4 часов
А вот с обмундированием было все плохо — ничего нового не выдали, в чем приехали из Крыма в том, и пришлось воевать в Киеве.
Пока получали средства защиты и амуницию пообщались с теми, кто стоял возле Мариинского уже третьи сутки — парнями из Харьковского «Беркута». Новости был плохими — у митингующих все больше и больше оружия, да и ведут они себя не наглее и наглее. А самое ужасное, что с каждым днем протестующие становиться все больше и больше организованнее. Это уже не та толпа, которая совсем недавно билась стенка на стенку с «Беркутом» возле стадиона «Динамо». Теперь все по-другому — многие митингующие упакованы в противопульные и защитные бронежилеты, почти у каждого есть точно такой же алюминиевый щит, как и у милиционеров, да и головы прикрыты армейскими стальными шлемами или строительными касками. Ну и организация… самое заметное изменение в поведение протестантов — это высокий уровень организации. Митингующие разбиты на боевые отряды и сотни. В каждом отряде есть иерархия командиров, чьи приказы выполняются беспрекословно. Позади атакующей волны майдановцев движутся их командиры, которые не стесняются выкрикивать команды в громкоговорители. Конечно, когда дело доходит до общей свалки тут уже никакие команды роли не играют, каждый бьется как может, но и даже те изменения, что произошли не могут не настораживать. Да, что там настораживать… пора было уже даже самому тупому из милицейских начальников догадаться, что время для разгона Майдана давно упущено, теперь эту свору разве, что только танками и можно подавить… и то, жертв среди своих будет очень много — танк в городской многоэтажной застройке — это братская могила для экипажа, потому что уж очень легкая цель для множества бутылок с зажигательной смесью.
— Парни, вы только, что приехали, поэтому специально для вас проведу дополнительный инструктаж, — просипел простуженным голосом высокий капитан богатырской наружности. — «Майдануты» совсем озверели — прут, как заговоренные, уже ничем их не испугать. Гранаты кидайте заранее, не стоит их беречь, только бросайте с «оттяжкой», а то противник повадился их возвращать обратно. А так глядишь, кому из особо шибких и ретивых пальцы то и по обрывает, когда они наши гранаты решат поймать и обратно в нас кинуть. Представителей СМИ больше не жалеем, а то враг очень часто надевает на себя жилеты с надписями «TV» и «Пресса», а потом подходит почти впритык и жжет нас бутылками с бензином. Можете даже камнями в них кидать — начальство на это глаза закрывает. Да, сейчас, вообще уже многое можно, не то, что раньше! Да и еще, если кого-то отправляете на «Скорой» обязательно выделяйте сопровождающего, а то запихнут раненного в обычную больницу и все, пиши пропало — там его и загасят «нацики».
— Как думаешь, сегодня что-то будет? — спросил Словник распихивая по карманам цилиндры гранат.
— По-любому! — уверено ответил капитан. — В «раде» сегодня должны заседать депутаты, по поводу возврата конституции 2004 года. Уж «майдануты» такого не пропустят! Так, что руку могу дать на отсечение, что сегодня будет жарко!
Слон лишь понятливо кивнул, соглашаясь с капитаном. Как говориться — с корабля на бал, не успели приехать и отдохнуть с дороги, как их сразу же бросили в бой. На самом деле это не очень хорошо, народ только вернулся из родного дома и мысленно еще не успел перестроиться на боевой лад. Вот дали бы хотя бы пару деньков — всяк больше было бы пользы, а так, не дай бог, начнется прямо сейчас… и даже представить страшно, что тогда будет.
Как будто в подтверждение мыслей Владимира на улице послышался нарастающий шум — со стороны Майдана к зданию Верховной Рады двигалась толпа.
— Строй! Стать в строй! Щиты! Сомкнуть щиты! — начальство забегало и засуетилось, как захваченные врасплох тараканы возле холодильника.
Словник сплюнул от досады на утрамбованный до бетонной твердости снег, и занял свое место в строю. По правую руку стоял Панас, а по левую Леший, сзади тихо матерился под нос Жбан, который никак не мог залепить крепление бронежилета, ему все время не везло с этими «липучками», с первого раза было очень трудно подобрать амуницию подходящего размера. Ну, что ж, все как и надо — рядом боевые братья, а впереди — враг, которого надо остановить и не пропустить. И не потому что за их спинами депутаты и министры….нет! Словник и остальные «беркутовцы» здесь стоят не ради защиты властьимущих держиморд, они здесь стоят ради обычных людей… они здесь защищают свою страну, как бы пафосно это и не звучало!
Дзинь! Дзинь! Дзинь! — что-то мелкое ударило в щит снаружи. Ударило где-то внизу на уровне колен. Хорошо, что щит в этот момент был опущен и прикрыл ноги.
— Чё за нах? — удивленно прошептал Слон. — Парни они дробью шмаляют! Епать! Давай сюда щиты!
Жбан тут же передал свой щит вперед, прикрывая голову Слону, который встал на одно колено, держа щит перед собой. Через несколько минут весь строй «Беркута» ощитинелся щитами, прикрывая первую линию бойцов с ног и до головы.
— Гранаты! — крикнул кто-то позади.
Слон видел лишь часть улицы. Мутное стекло забрала шлема и перфорация в щите не давали хорошего обзора, но и даже то, что смог разглядеть Владимир очень сильно напугало его — на хлипкие ряды спецназа накатывалась целая волна протестантов. Их было много… очень много. Намного больше чем бойцов «Беркута» и срочников ВВ. До толпы оставалось метров сто — сто пятьдесят, когда начали взрываться первые гранаты. Свето-шумовые, дымовые, наполненные слезоточивым газом. Гранаты хлопали одна за другой. Постепенно улицу заволокло дымом и белесой смесью слезоточивого газа.
Со стороны митингующий раздались хлопки петард и фейерверков. Косматые клубы огня, разноцветные искры и летящая в разные стороны шрапнель. Улица мирного Киева стала очень похожа на съемочную площадку какого-нибудь голливудского блокбастера. Крики, проклятья и грязные ругательства доносились с обеих сторон.
Бам! — что-то тяжелое, по всей видимости, кусок брусчатки ударил в щит Словника. Бам! — еще один удар! Владимир уперся посильнее ногой в асфальт, удерживая щит на своем месте. Позади громко матерился Жбан, метая гранату за гранатой в сторону атакующих.
Дзинь!
— Якорный, ты карась! — взревел бешеным носорогом Жбаницкий: — Граната под ногами!
Владимир подскочил как ужаленный, рывком подняв свой щит от земли.
— На-а! — сильный пинок Жбана выпнул гранату прочь от милиционеров.
Ба-бах! — свето-шумовая «Заря-2» взорвалась всего в каких-то паре метров от линии беркутовских щитов.
Щелк! Щелк! Щелк! — звонко застучало мелкое стальное крошево по поверхности щитов.
— Твою мать, Жбан! Какого буя?! — болезненно сморщившись от близкого взрыва закричал Слон. — Руки из жопы что ли растут? Гранату уже удержать не можешь?
— На, смотри! — бешено округленные глаза Жбаницкого были видны даже через забрало шлема. — Два пальца, как ножом срезало. Хер тут гранату удержишь!
Жбан ткнул растопыренной ладонью правой руки в прозрачное забрало шлема Владимира. Нитяная перчатка налилась кровавой чернотой, мизинец срезало целиком, а на безымянном не хватало одной фаланги.
— Так, какого лешего ты тут стоишь? Бегом к санитарам, пусть перевязку делают и в больничку везут.
— Фуй им, а не больничка! Я отсюда уйду или со всеми или вперед ногами!
— Глаз! — крикнул Словник. — Отведи этого придурка к санитарам, у него шок!
— На фуй, тех санитаров! — закричал Жбан, выдергивая из нагрудного кармана ИПП. — Я в плен не попаду, лучше от потери крови, здесь, среди вас сдохну, но в плен не дамся!
— Какой на фиг плен?! — скривившись от сильного удара в щит, прокричал Слон. — У тебя шок, вали к санитарам!
— Нет! — твердо закричал Жбан. — Ты слышал, что капитан сказал? Если отвезут в обычную больничку, то могут ночью прийти «правосеки» и замучить. Слышал? Так вот, я отсюда не уйду! Лучше помогите руку перевязать, а то левой неудобно.
Глаз помог перевязать товарищу руку, а сам занял его место. Жбан кутая руку в балаклаву, чтобы скрыть белые бинты перевязки, отошел в третью линию строя.
— Лучше бы тебе безымянный отрезало вместо мизинца, так бы ты точно никогда не женился, а так глядишь, какая краля и охомутает! — неожиданно веселым голосом выкрикнул Леший, стоявший рядом.
Гы-гы-гы! — разнесся веселый хохот над строем крымских беркутовцев. Громче всех ржал бледный как снег Жбан. Стоявшие в задних рядах солдаты срочники из Внутренних войск, только удивленно крутили головами, не понимая, почему бойцы «Беркута» ржут как кони. С неба летят камни и железки, периодически в щиты врезаются ракеты фейерверков, осыпая все вокруг огнем, а эти смеются?! Видимо и, правда, говорят, что в «Беркуте» служат одни отморозки, которым сам черт не сват!
Дальнейшие события слились для Словника в какой-то чудовищный калейдоскоп — картинки врезались в память хаотичными кусками, перемешиваясь и наслаиваясь друг на друга. Волна демонстрантов то накатывалась, врезаясь в щиты милиционеров мощным цунами, грозящим смести все на своем пути, то откатывалась назад и застывала там подобно монолитной скале.
Мелькали камни, куски брусчатки, обрезки арматуры, доски и еще очень много всякого разного хлама, которым можно метать в сторону живых людей, чья вина состоит только в том, что они стоят на службе у государства и выполняют приказ данный свыше. Пару раз камни, перелетев через щит, били Владимира в шлем. Бум! — и шлем всаживается в голову, гася инерцию удара. Особой боли это не доставляет, все-таки шлем рассчитан на большие нагрузки, но все равно приятного мало.
Петарды, взрыв. пакеты и даже свето-шумовые гранаты — все это тоже летело в сторону милиционеров. А еще были луки, арбалеты, какие-то непонятные самострелы, стреляющие стальными шариками. Один такой шарик, пролетев сквозь, неплотно прикрытый стык двух щитов с силой врезался в пластиковый щиток, прикрывавший голенище правой ноги Слона. Щиток треснул, но погасил силу удара, чем и спас ногу. Не будь щитка на месте, или если бы шарик пришелся сантиметров на десять выше, то можно утверждать с вероятностью в сто процентов — ногу бы перебило, как сухую ветку — хрясь!… и Владимир Словник — одноногий инвалид.
Ну и конечно, коктейли Молотова, проклятые зажигалки. Чаще всего бутылки не долетали до строя силовиков, падали на нейтральной земле, взрываясь снопом огня. Островки огня, нещадно чадили черным дымом, который ветер сдувал в сторону силовиков.
Пару раз бензиновая смесь собрала все-таки богатый урожай — бутылка влетела в небольшую «коробку», состоящую из восьми «беркутовцев». Вспышка и объятые пламенем люди катаются по земле, пытаясь сбить пламя. К ним на помощь бросились человек десять с огнетушителями и распахнутыми брезентовыми полотнищами. Секунды и еще несколько бутылок, взорвались в том же месте, превращая, катавшихся по земле людей в сплошные клубы огня и дыма. Толпу отогнали, парней потушили, но обгорели они страшно, врачи в «скорой» только растерянно разводили руками, говоря, что в ожоговой хирургии все забито и куда вести новых раненых никто не знает. И все это происходило под восторженный рев с другой стороны. По земле катаются, объятые пламенем живые люди, которые сгорают заживо, а такие же молодые парни и девушки, только радуются и хлопают в ладоши, восторженно крича и улюлюкая. Жесть!
Когда демонстранты получали в очередной раз отпор, они отходили назад метров на двести — триста и от их рядов доносились проклятья и угрозы:
— Ты умрешь! Сегодня ночью твой труп будут грузить в морг!
— Саня, сука, я тебя узнал, твоей семье хана! Понял? Их всех убьют, а жену пустят по кругу!
— Чтобы вы все сдохли, паскуды! Твари!
— Игорь — ты труп!
На эти крики милиционеры не обращали внимания, ну, еще бы каждый раз кричат одно и тоже, ну, может только имена меняют, а смысл особо не меняется. Грозят убить конкретно тебя или твою семью, только имена меняют, но всегда выбирают наиболее распространенные имена: Саша, Николай, Сергей или Игорь. Это только в первый раз страшно слышать свое имя из уст бойцов вражеской стороны, когда тебя обещают убить. Но потом привыкаешь, зная, что на самом деле, все эти фокусы с именами — всего лишь выдумка наемных инструкторов, которые обучают сторонников Майдана. Психологи, хреновы!
— Парни, не боись, водометы подъехали, щас, как окатим их водичкой, вмиг охолонут! — пробежавший позади шеренг боец, известил радостную весть.
Владимир только криво ухмыльнулся, понимая, что на одурманенную жаждой крови толпу вода особого эффекта не произведет, как лезли вперед, так и дальше лезть будут. Зомби, фуевы!
— Слон у тебя есть кетанов или анальгин? — Жбан протиснулся вперед, дергая Словника за рукав куртки. — Рука болит спасу нет, а колоться не хочу.
— Держи, — Владимир не глядя, протянул полупустой блистер с болеутоляющим Жбану. — Иди сдавайся медикам, а то еще от боли кони двинешь.
— Не пойду! — затянул свою пластинку Жбаницкий. — Я не хочу в плен попадать.
— Да, ты сходи, пусть тебе, хоть перевязку нормальную сделают и рану обработают!
— Хорошо, — не споря, согласился Жбан, видимо, все-таки рука, действительно сильно болела. — Только вы никуда не уходите, я перевязку сделаю и сразу же к вам!
— Ага, уйдешь тут, как же, — еле слышно прошептал, стоящий рядом, парень из Симферопольского отряда. — Сдохнем мы все здесь. Сдохнем!
— Не нагнетай тоску, — одернул его Слон и мрачно посмотрел на врага, сквозь отверстия в щите.
Враг, повинуясь командам из громкоговорителя, перегруппировывался. Одни отряды отходили в сторону, сменяя других. Мужчины, парни, и даже девушки, все как один со спрятанными под балаклавы, платки и маски лицами, сменяли друг друга в передних, атакующих рядах. В какой-то момент Словнику показалось, что он увидел в центре вражеского строя знакомую фигуру парня, очень сильно похожего на своего старинного друга Степки Левченко, но бойцы противника вновь перемешались и Слон потерял его из виду.
— Гля, Слон, перегруппировываются. Мля, прям, как на учениях! — стоявший рядом Панас, сплюнул под ноги. — Ща, попрут!
Неожиданно позади строя, в тылу у «Беркута» началась какая-то возня — послышался звук работающих моторов и раздались крики командиров. Вышестоящее начальство, следуя своей, совершенно не понятной, для обычных бойцов логике, решило отвести милиционеров на несколько десятков метров назад, а на улице оставить заслон из бетонных блоков и самосвалов. Идея была настолько идиотской, что у Словника возникло жуткое желание подойти к ближайшему киевского начальнику и начистить ему морду. Нельзя было отступать назад. Нельзя! Во-первых, позади дорога понижалась и шла под уклон — то есть «майдануты» заняв нынешние позиции милиционеров, сразу же оказались на возвышенности, а значит в более выигрышном положении. Ведь с возвышенности можно заняться столь любимым среди митингующих делом — скатывать в сторону щитов «Беркута» обьятые пламенем автомобильные покрышки. Во-вторых, заграждение из бетонных блоков, а тем боле из большегрузных автомобилей никак не удержит протестантов: бетонные блоки они элементарно перелезут, а машины подожгут. А если еще учесть, что дым по прежнему будет нестись в сторону милиционеров, то объятые пламенем машины настолько усложнят ситуацию, что просто швах! Ну и самое главное — это пресловутый психологический момент: отход «Беркута» и «внутряков» воспримутся врагом, как пусть маленькая, но ПОБЕДА! Это придаст им сил, это вдохновит их на новые подвиги.
Нет, отходить нельзя, никак нельзя! Неужели высокое, многозвездное начальство этого не понимает?! Ведь все получиться только хуже. Сволочи! Не хотят помогать, так хоть бы, не мешали!
Отход «Беркута» вызвал неслыханный ажиотаж с той стороны. Протестанты ринулись в бой, так и не закончив перегруппировку. Только это и спасло милиционеров от трагедии и больших жертв. «Майдануты» смешали строй и побежали вперед мешая друг другу. Многие падали, подскальзываясь на мокром от растаявшего снега асфальте. Сами же швыряли бутылки с горящим бензином, а теперь сами же и падают из-за этого. Толпа неслась вперед, не обращая внимания, что они на смерть затаптывают своих же. Многие из тех, кто бежал в первых рядах, на бегу метали камни и взрыв. пакеты, причем это касалось не только первых рядов, но и последующих. В итоге эти метательные снаряды накрывали своих же.
Медленно отступая назад Словник, неожиданно четко, как в замедленной съемке увидел бегущего на него немолодого дядьку в куртке — энцефалитке с большим капюшоном. Голова бегущего была прикрыта армейским стальным шлемом. Откуда то сзади, со стороны протестантов вылетела обмотанная изолентой самодельная граната. Описав широкую дугу, граната приземлилась точно в капюшон куртки — энцифалитки. Взрыв! — и оторванная голова упала под ноги набегающим протестантам. Мощный фонтан крови, ударивший из разорванной шеи, окатил горячим водопадом всех, кто был рядом в этот момент с бедолагой.
Нельзя было бездумно бежать. Нельзя просто убегать, оставляя тыл не прикрытым. Опытные милиционеры из числа давнослужащих ветеранов, сбивались в небольшие группы, прикрывая друг друга щитами и дубинками.
Рядом с Владимиром оказался Панас, Леший и еще несколько парней из Львовского отряда «Беркута». Так впятером, ощетинившись дубинками и щитами, пятились назад к своим.
Стоять на месте нельзя — толпа нагонит и затопчет, каким бы ты крутым рукопашником не был, толпе по фигу — наваляться и задавят массой, забьют ногами, битами и кусками арматуры, а потом еще труп на части разорвут.
Горячий пот заливал глаза, сквозь мутное стекло забрала шлема были видны перекошенные от злобы и боевого азарта лица врагов. Но, лица мелькали редко, чаще всего — балаклавы, платки, маски и натянутые до самых бровей шарфы. Крики, ор, ругательства и поверх всего это грохот самодельных барабанов.
Владимир вертелся как уж на сковородке, только и успевал, что уклоняться от ударов, прикрываться щитом, отражая брошенные камни….и бить, бить в ответ… яростно, вкладывая в удар всю свою силу, всю ярость, которая накопилась за это утро… бил жестоко, не думая о милосердии и пощаде. Бил, не разбирая, кто перед ним, молодой парень, пожилой мужчина или еще совсем зеленый юнец. Они сейчас все для него были врагами….врагами, которые хотели крови милиционеров. Почему он должен их жалеть, они сами пришли с оружием в руках, они первые напали.
Неожиданно Владимир увидел, что совсем рядом, всего в каких-то сорока метрах, толпа настигла двоих парней в сером камуфляже. Настигла и принялась затаптывать в уличную грязь. Вокруг бедняг моментально образовалось плотное кольцо, азартно бьющих палками людей.
— ЗА МНОЙ!!! — бешено заорал Словник, отталкивая ногой наступающего протестанта. — ВПЕРЕД!!!
Добивающий удар резиновой палкой и путь свободен. Слон прыгнул вперед и побежал навстречу толпе. Даже не оборачиваясь назад, Владимир знал, что Панас и Леший бегут вслед за ним. Так и должно быть, «Беркут» своих не бросает!
Пригнувшись набегу, Словник несколько раз телом сбивал необдуманно приблизившихся «майданутов». Удар! Еще удар! И вот уже место трагедии рядом… вот они, упакованные в разномастный камуфляж и «бронники» протестанты. Бьют валяющихся на земле милиционеров азартно, не обращая внимания на происходящее вокруг. Это они зря!
Подскочив в толпе, Словник перехватил щит и что есть мочи ударил им по ближайшим спинам.
Хлоп! — и двоих парней, как тараном снесло в сторону.
— УБЬЮ!!! — бешено выпучив глаза, заревел Слон. — УБЬЮ, СУКИ!!!
Хрясь! — еще один удар, и еще двое отлетают в сторону. Слон бил сильно, широко размахиваясь щитом… бил, как будто у него в руках был не алюминиевый щит, а по меньшей мере — оглобля. Владимира били в ответ, но он не замечал ударов. Кровавая пелена ярости накрыла его с головой, превратив берсеркера — воина, не чувствовавшего боли и не знавшего пощады. Вот уже и центр хоровода, где на земле лежат окровавленные тела избитых милиционеров, Словник перешагивает через них и идет вперед… вперед, расчищая себе путь щитом, дубинкой и руками.
В какой-то момент Владимир понял, что щита больше в руках нет, и он молотит здоровенного верзилу с гладко выбритой головой, обеими руками. Пальцы рук окровавлены, перчатки где-то слетели, шлема на голове нет, а глаза уже заливает не ярость и злоба, а самая настоящая кровь… своя кровь!
Оглянувшись вокруг, Слон с удивлением понял, что он каким-то образом оказался в глубоком тылу — слева, справа и впереди, везде маячили фигуры в черных шлемах, бронежилетах и сером камуфляже. Свои!
Усталость навалилась разом и тяжелым грузом придавила к земле. Чтобы не упасть Слон сел на валявшуюся рядом бетонную урну, каким-то чудным образом, оказавшуюся посреди проезжей улицы.
— Слон, ты как? Нормально? — раздался едва знакомый голос из-под шлема, пробегавшего мимо бойца, с санитарной сумкой на боку. — Перевязать?
— Не надо. Дай пакет, сам перевяжусь.
Медик бросил Словнику ИПП и побежал дальше. Владимир подобрал пакет и хотел было его разорвать, когда почувствовал на себе взгляд. Обернувшись, Слон встретился взглядом с тем самым здоровенным лысым парнем, которого совсем недавно нещадно избивал.
— Голову подними, сейчас перевяжу, — Владимир, приподнял голову лысого и, разорвав перевязочный пакет, принялся обматывать бинтом голову. — Да не дергайся, мешаешь бинтовать. Ты откуда, вообще?
— Из Горловки, — еле слышно прошептал парень. — А, ты?
— Из Крыма.
— Спасибо за бинт. Тебе тоже не мешало бы наложить повязку, а то вся голова в крови.
— Ничего страшного, потерплю, сейчас медик обратно побежит, перебинтует. Звать то тебя как?
— Вова.
— Тезки значит.
— Ага. Есть закурить?
— Нет. Не курю.
— Тогда достань у меня из кармана сигареты. Пожалуйста, если не трудно.
Словник охлопал нагрудные карманы куртки, и вытащил из правого кармана смятую пачку сигарет. Почти все сигареты были перемолоты в труху, Слон нашел одну, почти целую и вставил её парню в рот, а потом прикурил сигарету зажигалкой, найденной в той же пачке.
Парень благодарно кивнул и закрыл глаза. Владимир хотел было подсунуть ему чего-нибудь под голову, но, ни чего подходящего вокруг не было, лишь обломки камня, тротуарной плитки и куски изломанных палок, ну и битые бутылки, куда без них.
— Вовка, ты как?! — издалека закричал подбегающий парень. — Нормально?
— Не дождетесь, я вас всех переживу.
— Ну, вы и дали! — по голосу Словник узнал, что это был Семен Кожанов — боец Севастопольского «Беркута». — А это кто? — Семен кивнул на лежащего на земле здоровяка с сигаретой в зубах.
— Это — Вова из Головки.
— Понятно. Вначале отметелил, а потом сам же перевязал.
— Ну не бросать же. Человек, все-таки. А где мои парни: Панас, Леший. Не знаешь?
— Видел их возле карет «скорой помощи», вроде они кого-то из западенцев грузили, ну тех, что вы отбили. Мля, ну вы пацаны, молодцы, конечно — впятером на толпу бросились, наши как увидели, так сразу же за вами, и так получилось, что вместо отступления, перешли в контратаку. Вот это сшибка была. Ты, бы себя со стороны видел, щитом, как оглоблей махал, что не взмах, так кто-то в сторону летит. Аника-воин, мля!. Мы когда к вам прорвались, даже боялись близко подходить — вид у тебя был тот еще: глаза безумные и рожа зверская, как у волка, разве что клыков и слюны не хватает.
— Много наших пострадало.
— Много. Человек пятьдесят в «скорой» увезли. Из них не меньше десятка — «тяжелых». Из наших крымских — двое с переломами. Врачи говорят, что ничего страшного — гипс наложат, рентген сделают и если все без осложнений, то сразу же и отпустят.
— Ребят дотащите меня до «скорой», а то патроха болят, спасу нет, кабы там чего не оторвалось, — плаксивым голосом попросил Вова из Горловки.
— Я худею дорогая редакция! — возмутился Кожанов. — Он главное нас убить хотел, а как ему звезды вломили, так сразу — ребята дотащите до «скорой».
— Хватай его за шиворот, а я возьму за ноги и потащили, — встав с бетонной урны, приказал Владимир, — а то и правда, кони двинет, замаливай потом грехи в церкви.
— Твоя доброта, тебя погубит, — констатировал Семен, но все-таки схватил раненого за шиворот куртки.
Через двадцать минут Семен и Владимир притащили раненого к ближайшей машине «Скорой помощи». Если еще поначалу раненный стонал и дергался, мешая его нести, то под конец затих и успокоился, видимо уснул. Раненого положили перед мед. братом, который перевязывал руку молоденького паренька из внутренних войск.
— Ваш? — мельком взглянув на принесенного раненного спросил мед. брат.
— Нет, чужой — из этих. А вам, что есть разница кого лечить?
— Мне все равно кого лечить, просто странно: после стычек, вы — «Беркут» тащите чужих раненных, а та сторона никогда вашим не помогает, наоборот старается добить или на врачей «скорой» нападает, если видят, что мы милиционерам помогает.
Словник ничего не ответил, лишь смущенно пожал плечами и отошел в сторону, чтобы не мешать пожилой женщине — врачу, подошедшей к раненому. Она нагнулась над ним, пощупала пульс, закатила веко и посветила в глаз фонариком, потом поднесла зеркальце к носу и несколько секунд держала его над ним.
— Мертв, — тихо произнесла она. — Реанимировать поздно. Уже третий за сегодня.
— Твою мать, — прошептал Словник и отвернулся в сторону, чтобы не смотреть, как тело Вовы из Горловки накрывают, чьим-то серым бушлатом. — Допрыгался, евроинтегратор!
— Не вини себя, ты и так много для него сделал, — хлопнул по плечу, стоявший рядом Семен.
— И не говори, много сделал — убил парня, — еле слышно прошептал Словник.
— Нет, это не ты его убил. Его убили организаторы Майдана, — так же тихо ответил Семен, а потом подняв взгляд, уже совершенно другим голосом продолжил: — Вон, смотри наши возвращаются, так, что кажись опять начнется, давай тебе быстро перевязку сделаем и снова в бой. Ты как сможешь, или лучше в больничку отправить?
— На фуй, ту больницу, я лучше здесь сдохну, среди своих, — повторил Словник слова Жбана.
Владимиру обработали раны: неглубокую царапину на голове и несколько порезов на руках, а потом долго упрашивали отвезти его в больницу, но Словник стоял на своем и никуда не поехал, ну а дальше протестующую снова поперли на штурм и стало уже не до больниц.
Стычки с митингующими продолжались весь день, то затихая, то разгораясь с новой силой. «Беркут» и солдаты внутренних войск то оборонялись, отбиваясь от наседающих со всех сторон «майданутов», то переходили в контратаки, откидывая врага назад. Несколько раз контратаки заходили настолько далеко, что бойцы «Беркута» даже захватывали баррикады на дальних подступах к Майдану, но почему-то начальство не отдавало приказа удержать эти стратегически выгодные позиции и приходилось возвращаться назад к тому с чего начинали. Это было странно и не понятно. Хотя, нет, все и так было понятно — начальство боялось… боялось, что их обвинят в излишней жестокости и снимут с теплых должностей. Как всегда в нашей стране, своя рубаза была ближе к телу, чем десятки жизней людей!
За день и ночь постоянных стычек и боев Словник успел несколько раз попасть под огненный дождь из коктейлей Молотова и пару раз в него стреляли из огнестрельного оружия. От огня и дроби его спасли огнетушители в руках товарищей и бронежилет… ну и конечно удача, потому что за этот день и ночь погибло трое милиционеров.