Вот уже как полтора месяца Степан работал: экспедитором, водителем, грузчиком и охранником. Ёж не подвел, все получилось так, как он и говорил. Каждое утро Левченко просыпался в шесть утра и, забрав, с ближайшей автостоянки фургон «Ситроен Джампер», отправлялся на оптовую базу за продуктами питания. В день Степан ездил по одному и тому же маршруту четыре раза. Он успевал намотать чуть больше двухсот километров и перетаскать, загружая и разгружая машину несколько тонн. В целом работа, хоть и была тяжелая и монотонная, но не особо трудная. К физическим нагрузкам Степан привык с детства, а уж когда в юношестве, начались трудовые будни коммерсанта, то тут и говорить не надо, сколько всего было перетаскано и перегружено. На оптовых базах его загружали грузчики, а на Майдане помогали выгружать активисты, а Степану лишь оставалось, организовывать этот процесс, да следить, что бы все было уложено как надо.

Схема, придуманная Ёжом, была проста и банальна: на оптовой базе Степан получал колбасу, сыр, сливочное масло, сахар, крупы и макароны, которые по расходным накладным шли как весовой товар, а по дороге Левченко заезжал домой к жене Ёжа, которая выдавала ему другие накладные, где этот же товар был указан, как штучный. То есть получалось, что на базе было получено 100 кг. копченной колбасы, а когда машина приезжала на Майдан, то приемщик принимал товар, из расчета — триста палок колбасы, каждая весом в четыреста грамм, как ни трудно догадаться, «налево» списывалось — двадцать процентов. То же самое касалось и всего остального. То же самое касалось и всего остального. Произведя простой арифметический расчет, Степан сделал вывод, что Ёж на этой «схеме» зарабатывает в день, примерно — тысячу долларов, а в месяц, соответственно получается — тридцать тысяч американских рублей. Значит, Борька про «десятку зелени» в месяц врал… хотя, может он с кем то делиться из вышестоящих командиров, и ему действительно остается только треть…

Все это время Степан жил в той же самой палатке, в которую его поселили в первый день пребывания на Майдане. Ребята по жилью оказались веселые и дружные, почти все были из восточной и южной Украины, здесь, на Майдане, формирование сотен самообороны, очень часто происходило по национальному и территориальному признаку, ну, и по профессиональному. Приписан Степан был к сорок пятой сотне самообороны. В сотне было семьдесят три человека, а её номер был выбран произвольно — какой командиру понравился на момент создания отряда, такой и записали. Всего на Майдане было от двадцати до тридцати сотен, а по численности они колебались от тридцати до трехсот человек. Вооружение у всех было примерно одинаковое — палки, дубины, биты, трубы и арматура… ну и брусчатка и кирпича, куда уж без этого орудия пролетариата.

В целом, пока все Степану нравилось — Ёж деньги платил исправно, каждые два дня по тысяче гривен, едой и жильем Левченко обеспечили, развлечений тоже хватало: ежедневные концерты на главной сцене Майдана, спиртное… и девчонки. Как говориться: «Телки, пиво, рок-н-ролл!» Хотя, спиртное было под строгим запретом на Майдане, причем руководство палаточного городка, смогло даже уговорить хозяев близлежащих магазинов о запрете продажи алкоголя. Но, русский человек, он, же такой — он всегда найдет: где и чем разжиться, чтобы забухать! Один из жителей палатки — толстый парень с густой, пышной шевелюрой, который отзывался на прозвище — Круглый, числился активистом-волонтером по приему благотворительных взносов. Каждый вечер Круглый приносил в палатку, что-нибудь из «пожертвований»: то ящик сигарет, то упаковку рыбных консервов или консервированной ветчины. Большую часть этих пожертвований, Степан утром отвозил на оптовую базу, где менял грузчикам на спиртное — водку и пиво. А вечером, спиртное продавали соседям, понятное дело, что часть оставляли себе, ну, а выручку делили на всех.

Но, как говориться: в каждую бочку меда, кто-нибудь, да добавит черпак дегтя. Неприятных моментов было два. Первый — это командир сорок пятой сотни, а вернее сказать, жалкое подобие на командира. Молодой парень, лет двадцати, совершенно не понятно, за какие заслуги и качества был назначен командиром сотни. «Сорокапятка» организовалась в двадцатых числах декабря, когда отгремели бои на Майдане, длившиеся с первых чисел декабря и до его середины. Сотню организовали наспех, пытаясь пристроить одиночек, приехавших с юга и востока Украины. Боевых тренировок с сотней не проводили и ничему фактически не обучали. А, молодой сотник — Виталий Загрубин, большую часть времени где-то пропадал, отключая свой мобильный телефон, из-за чего его постоянно искали. Поначалу людей в сотне это устраивало. Ну, а что? Действовал главный солдатский принцип: подальше от начальства и поближе к кухне. Бойцы сотни занимались в основном хозяйственными делами: рубили дрова, ставили палатки, разгружали и загружали машины, таскали строительный мусор к строящимся баррикадам. Ну, а когда, вокруг стало уж слишком много вооруженных и сплоченных в отряды людей, то стала четко видно расслоение активистов Майдана на «князей» и «холопов». Бойцы наиболее активных и воинственно настроенных отрядов постепенно выходили в более привилегированное положение, ну, а те, кто не брал в руки оружие и занимался в основном хозяйственными работами, понемногу скатывались вниз по иерархической лестнице Майдана. Часто, особенно по ночам, патрули боевых сотен, могли позволить себе излишнее рвение — то одного побьют, то другого, поэтому с приходом темноты, и окончанием концертов, «холопы» старались забиться поглубже в свои платки и не высовывать нос наружу, а если рядом раздавались подозрительные звуки, то моментально прикидывались крепко спящими. Хоть Степан и понимал, что он, из-за своего знакомства с Ёжом находится в несколько ином, более привилегированном положении, но становилось обидно за соседей по палатке. Лёлик, Круглый и Болик, каждый день обсуждали эту проблему. Изменить ситуацию могло только одно — смена командира сотни, на более боевого товарища. Ну, а вторая порция дегтя, это изменение, так сказать, «качественного» состава среди митингующих, а вернее, ежедневное увеличение среди протестантов выходцев из западных областей Украины, которые придерживались ультраправых позиций, а если проще, то на Майдан с каждым днем прибывало все больше и больше «нациков». Малочисленные отряды и организации правых: «Тризуб имени Бандеры», «Патриот Украины», «Белый молот», «Карпатская сечь» и еще несколько никому не известных объединились в одну силу — «Правый сектор». Откуда-то у них появились однообразные повязки, флаги и платки, когда успели все это сшить и привести не понятно, но ультраправых, как-то вдруг стало очень много… и самое неприятное, что они отказывались подчиняться объединенному штабу оппозиции. И сразу же заговорили о фашистах… как-то до этого, никто и не думал, называть этих парней — фашистами, но после их объединения под единым красно-черным знаменем и открытым ношением желтых повязок с изображением wolfzangel («волчий крюк»), очень многие заговорили о них с опаской. Но, даже после объединения численность «фашиков» не превышала критический рубеж, бойцов обычных сотен самообороны было, все равно намного больше. Да, к тому же «Правый сектор» открыто враждовал с бойцами боевых отрядов «Свободы».

Левченко понимал, что зыбкий мир и его размеренное существование могут в любой миг нарушиться, причем этот момент, судя по всему, наступит очень скоро… и тут главное — выжить, потому что всем, кто был на Майдане давно было понятно, что мирно, как в 2004 — 2005-ом, все это не закончиться… будет кровь… много крови.

Как ни странно, но Степан проникся «философией» Майдана. Он вполне искренне, хотел того же, что и все остальные люди, окружавшие его — свержения существующей власти. Да-да! Всего две недели назад, Левченко рассмеялся бы в лицо любому, кто назвал бы его «майданутым»… а вот, видишь, как получилось и он «заразился» вирусом протеста. И, ведь у него, тоже были личные мотивы ненавидеть существующий порядок вещей в Украине. Он последние годы, только и делал, что горбатился каждый день, честно платя все налоги, тем самым выполняя свой долг перед государством… а государство, в свою очередь, наоборот, всячески старалось усугубить и без того тяжелое положение своих подопечных. Размер налогов, с каждым годом становился все больше, при этом, налоговое законодательство становилось все сложнее и запутаннее, за любую просрочку и не правильно поставленную запятую в отчетности вводились штраф и пени. Раньше Левченко, как-то особо об этом не задумывался, такой порядок вещей был для него привычным и понятным: если ты предприниматель, то ты должен платить. Раньше платили дань бандитам, потом, когда государственная машина убрала всех конкурентов, то дань стали платить ей… ничего, кроме размера дани не поменялось. Как платили, так и платят… только больше стали платить и все! И это было для Степана нормальным… ну, а как по-другому? Все-таки в Украине живем, здесь всегда так было. Но, вот оказавшись выдернутым из привычной обстановки и пообщавшись с новыми людьми, Степан с удивлением, для самого себя понял, что такой порядок вещей — не нормальный, и что все должно быть совершенно по-другому. Государство должно холить и лелеять тех за чей счет оно живет. Чиновники и слуги народа должны жить, как и все остальные люди в стране, ведь они не элита общества….они — СЛУГИ народа, их выбрали на короткий срок. А получалось, что слуги живут лучше, чем хозяева, да не просто лучше, а писец, как лучше… и ведут себя слуги народа не как подчиненные, а как божие помазанники, которые вдруг обрели бесконтрольную власть над серыми массами внизу. Может это окружающая обстановка так повлияла, а может еще что-то, но Степан четко для себя понял, что он хочет изменить мир вокруг. В какой-то миг он решил, что его не устраивает больше роль курьера, который помогает своему другу воровать деньги, ведь тогда, получается, что Ёж ничем не отличается от тех же казнокрадов — чиновников, против которых сам же и выступает! Сегодняшний день, а точнее вечер, Левченко назначил для себя — как момент, когда он серьезно поговорит с Ёжом, о том, что хочет перевестись в другую сотню, а самое главное, что больше не будет работать курьером на доставке продуктов. Ну и что, что он не заработает денег для погашения кредитов… хрен с ними с этими кредитами, теперь у него в жизни другие интересы и прерогативы!

Рабочий день подходил к концу, Степан сделал последнюю ходку на базу и сейчас разгрузившись на Майдане, ждал Круглого и Павла Иванова, вместе с ними он планировал съездить в один из районов Киева, где, по словам Круглого, они должны были забрать какие-то очень щедрые пожертвования, в виде тонны продуктов питания и нескольких сотен одеял. Это был дар, от одной из киевских коммерческих организаций, купили они это, на деньги, собранные с сотрудников фирмы, и даже хотели привести все сами, но в последний момент их «Газель» приказала долго жить. Вообще, для подобных целей есть специальный транспорт, но поскольку представители фирмы-благодетеля обратились в палатку Круглого, то он решил, что стоит провернуть все самим, тем более, что можно будет часть продуктов и одеял оставить для собственных нужд. Иванова взяли в качестве штурмана, он как коренной киевлянин знал город лучше всех.

— На кой ляд, вы шлемы взяли и дубье? — спросил Степан, когда Круглый, наконец, уместил свои телеса на переднем сидении. — Не дай бог, гайцы остановят, все нервы вытреплют!

— А куда мне каску девать? — ворчливо спросил Круглый, снимая с головы армейский стальной шлем, который был разрисован фосфорицирующимися люминесцентными красками. — Сам же знаешь, что армейские каски на вес золота. Оставишь без присмотра, вмиг уведут.

— Это не каска, это СШ-68, то есть стальной шлем, образца 1968 года. Понял? — нравоучительно произнес Степан. — Каска, вон у Иванова.

Действительно, на голове у Паши Иванова была надета заурядная пластиковая строительная каска оранжевого цвета.

— Да, мне пох как ты её называешь, если все говорят — каска, значит это каска! — легкомысленно отмахнулся Круглый. — А, ты, что в армии служил?

— Конечно! А как иначе?

— Как? Откосил и все!

— Там где я вырос, это было не принято, — спокойно ответил Степан. — Пацан должен был отслужить… либо отсидеть!

— Да-а, интересная перспектива, — глубокомысленно заявил Круглый.

Разговор затих как-то сам собой. Иванов изредка указывал, куда надо свернуть и где лучше проехать, чтобы объехать место, возможных автомобильных пробок — вечернее время, как раз час-пик.

— А, это точно, то место, куда мы должны были приехать? — спросил Круглый, с опаской выглядывая из окна. — Что-то не сильно это похоже на представительство крупной фирмы.

Действительно пейзаж за окном больше всего походил на декорации к фильмам об апокалипсисе: заброшенная промышленная зона, полуразрушенные бараки и кучи строительного мусора. Фонарей в помине не было, хорошо, что ночь стояла безоблачная, да луна светила, как обезумевший прожектор.

— Куда сказал, туда и приехали, — недовольно скривившись, огрызнулся Иванов. — Позвони, переспроси адрес, может чего-то напутали?

Круглый достал из кармана куртки сотовый телефон и только собрался набрать номер, как неожиданно из ближайших развалин раздались частые выстрелы.

Щелк! Щелк! Щелк! — что-то мелкокалиберное било в короткий капот фургона.

— Ёп! Пригнитесь! — зло прошипел Степан, переключая фары на дальний свет.

Резко взвизгнув передними покрышками машина сорвалась с места и заложив крутой вираж, развернулась на засыпанном снегом пяточке.

Бум! Бум! — раздались глухие удар в борт фургона.

— Стреляют?! — громко закричал Иванов.

— Не бзди! Всего лишь кирпичи кидают! — успокоил товарищей Левченко. — Суки! Всю краску на машине побьют!

— Приехали! — испуганно прошептал Круглый.

Степан резко затормозил — впереди дорогу перекрывал ЗИЛ-«бычок», вокруг него стояли несколько парней, держащих в руках длинные пруты арматуры. Посмотрев в зеркало заднего вида, Степан увидел, что путь назад тоже был отрезан — на дорогу выехал большой внедорожник «Паджеро».

— Твою мать! Зачем мы им? — истерично, закричал Иванов

— Выйди и спроси, — неожиданно спокойно, произнес Степан. — Пристегнитесь!

Сам Левченко был уже пристегнут, Круглый и Иванов, судорожно начали искать ремни безопасности.

— Здесь нет ремней! — хватаясь обеими руками за ручку над головой вскрикнул Круглый.

— Ну, значит вам не повезло, — таким же спокойным голосом ответил Левченко. — Держитесь, сейчас будет удар!

Фургон снова взвизгнув резиной покрышек, помчался назад! Парни, стоявшие перед ЗИЛом, растеряно замахали руками, а потом побежали за машиной — беглецом.

— Куда?! — заорал Иванов. — Там же иномарка! Не расплатимся!

— БЕЙ! — азартно выкрикнул Степан.

Задний бампер «Ситроена» был переделан в массивную железную ступеньку, выпирающую назад треугольником и заканчивающуюся крюком для прицепов. Эдакий, мегафаркоп!

Тресь! — сильный удар заставил «Джампер» вздрогнуть всем корпусом, а сидящие в кабине Степан, Круглый и Иванов, со всего маху ударились о спинки кресел.

— Мля! У меня кровь! — схватившись за затылок, прошептал Круглый.

— Держитесь, это только начало, — Левченко, била крупная дрожь нервного возбуждения, при этом голос, по прежнему оставался спокойным. — Как только я прикажу, бегом из машины и бейте всех кого увидите!

Перегазовав фургон, взревел мощным, трехлитровым движком… колеса истошно вращались, издавая противный вой, но машина не двинулась с места, лишь задницу бросало из стороны в сторону. Хрясь! — противный скрежет и «Ситроен» прыгну вперед, как бык на торреодора. Резко нажав на тормоз, Степан сдал назад и резко нажал на газ.

Тресь! — еще один удар, не такой сильный как первый, но все равно довольно ощутимый. Зубы Иванова звонко клацнули над самым ухом у Степана. Посмотрев в зеркало заднего вида, Левченко злорадно ухмыльнулся и, выжав сцепление, снова бросил машину вперед, на этот раз фургон ничего не держало и он сразу же, помчался вперед.

Неожиданно в свете фар, появилось трое парней бегущих навстречу. У одного из бегущих в руках был пистолет, Левченко бросил машину в сторону, одновременно с этим гася свет фар и уже через мгновение, включив фары на дальний свет. Яркий сноп света ударил по глазам парней, как выстрел. Бегущие, растерянно заметались в стороны, но было поздно, тупорылый капот «Ситроена» ударил одного из них по касательной в бок и тот как кегля отлетел в сторону. Резкий визг тормозов, машина на несколько секунд замирает как вкопанная и тут же срывается назад. Удар, машина подпрыгивает как лодка на волне и снова визг тормозов.

— Наружу! — громко крикнул Степан и первым выскочил из машины.

Выпрыгивая из машины, он резким взмахом «разложил» телескопическую дубинку, замаскированную под фонарик.

Хрясь! — короткий замах и сильный удар дубинки, бьет по плечу последнего из троих парней. Еще взмах и снова удар, но уже на добивание.

— Вперед! БЕЙ! — что есть мочи заорал Степан, когда метрах в ста, показались пятеро парней одетых не по погоде легко.

Степан бросился им навстречу, зажимая дубинку подмышкой, чтобы удобней было надеть кастет на левую руку. Позади, бежали Иванов и Круглый, воинственно размахивая короткими деревянными дубинками над головами.

— Бей! — снова заорал Степан. И это рев подхватили его товарищи. — БЕЙ!

Все пятеро были вооружены длинными арматурными прутами. Одеты были легко в короткие дутые куртки, спортивные штаны и кроссовки. Судя по фигурам и движениям, противник был не робкого десятка и хорошо подготовлен.

— Смерть титушкам! — неожиданно закричал Круглый.

Расстояние между противниками стремительно сокращалось и когда до столкновения остались считанные метры, Степан перекинул дубинку торцом вперед и нажал на небольшую кнопку. В навершие дубинки торчал раструб фонаря, и можно было подумать, что это всего лишь имитация, призванная скрыть телескопическую начинку внутри корпуса. ан нет. Фонарь был настоящим… почти настоящим. Это был не обычный фонарик, призванный освещать людям путь в темноте это был шоковый фонарь, который вспыхивал один раз, практически сразу же разрежая заряд аккумулятора. Яркая концентрированная вспышка била по глазам, отправляя человека на несколько секунд в беспамятство. Единственным недостатком такого оружия было его узкая направленность, уверенно поразить можно было лишь одного, максимум двоих людей, и то, для этого они должны были стоять рядом. Яркая вспышка света полыхнула подобно блику фотовспышки и один из парней, схватившись за глаза, повалился в снег, остальные хоть и не пострадали, но одновременно остановились, как будто со всего маху налетели на бетонную стену. Не останавливаясь, Степан метнул дубинку вперед, она со смачным стуком ударила в подбородок, одного и врагов… хрясь!..и тот уже падает на землю зажимая руками кровоточащую рану.

— БЕЙ! — вновь заорал Степан, вламываясь в бегущих на него парней.

Удар, еще удар — пальцы, зажатые в кольцах кастета, с непривычки онемели. Отскок в сторону, блок, отвлекающий удар правой и тут же сильный боковой удар левой, в челюсть, противник — высокий парень, с мощными сильными руками, уходит от удара и тут же контратакует ударом ноги в пах. Степан отскакивает с прогибом вперед, тем самым подставляя голову, враг тут же бьет в прореху защиты, но Левченко только на это и рассчитывал он подставляет руку под удар, ту самую на которую одет кастет. Хрясь! Кулак противника налетает на металл кастета и слышен отчетливый хруст костей!

— А-аа! — заорал высокий парень, отскакивая назад и тряся от боли рукой со сломанными пальцами.

Левченко тут же, чтобы закрепить победу, бьет тяжелым ботинком по коленной чашечке, прыгающего противника. Высокий парень падает на землю и начинает по-волчьи выть от боли. Степан широко размахнулся и сильно, с оттяжечкой, как футболист пробивающий одиннадцатиметровый ударил по голове поверженного врага. Бум! — глухой удар, голова лежащего на земле парня дергается и снег окрашиваться кровью из разбитого носа. Все! Этот готов!

Левченко развернулся, чтобы оглядеть поле боя: Иванов «танцует» с невысоким крепышом в куртке с капюшоном, а Круглый затравленно отмахивается от двух парней, наседающих на него с разных сторон. У одного из этих парней лицо залито кровью, похоже, это тот самый, в кого попала дубинка. Немного в стороне, сидел совсем молодой паренек и отчаянно тер снегом глаза — ага, это тот, которого ослепила вспышка!

Подняв лежащий на земле железный прут, Левченко примерился и широко размахнувшись метнул его. Кидал, как в детстве, когда они с пацанами играли в «пекаря». Тогда надо было сбить железную банку, ну а теперь всего лишь попасть по ногам, одного из тех гадов, которые навалились на Круглого. Прут, вращаясь как винт вертолета, со всего размаху ударил по ногам. Парень громко, по-бабски вскрикнул и лицом вперед упал на землю. Его напарник на секунду отвлекся от Круглого, чтобы посмотреть откуда ему грозит новая опасность… и этого мгновения хватило, чтобы он пропустил удар дубинки в голову, а потом еще один и еще один. Круглый бил с яростью не обращая внимания на крики о помощи.

Противник Иванова заметил, что остался в меньшинстве и бросился наутек. Подобрав с земли обломок белого силикатного кирпича, Степан бросил его вдогонку убегающему. Не попал, камень пролетел мимо. Степан подобрал еще один кусок кирпича и бросил его вновь, снова не попал, а потом было уже поздно — парень скрылся в темноте.

Оглядевшись вокруг, Степан подбежал с трущему глаза снегом молодчику. Парень стоял на коленях и тихо матерился. Казалось, что он не замечает ничего вокруг, ему бы сейчас убегать от греха подальше, а он глаза тут натирает.

— А, ты чего не убежал, бедолага? — спросил Степан, подходя к ослепшему парню.

— Ты, кто? — парень повернулся на звук. — Помоги встать!

— А ты не перегибаешь?! — рассмеявшись, поинтересовался Левченко. — Вообще-то, ты — пленник, так что веди себя соответствующе!

— Ты, хоть знаешь, кто мой папа? — угрожающе зашипел парень. — Вы все трупы, если мне не поможете!

Хрясь! — Левченко ударил ногой в лицо наглецу, а когда тот упал навзничь, добавил еще несколько раз, но теперь уже по почкам.

— Не бейте, не бейте меня! — громко заорал парень. — Мой папа даст вам денег! Много денег!

— Обыщите этих, — приказал Степан подбежавшим, Иванову и Круглому. — Забирайте документы и флешки из мобильников.

— Валить надо, один то сбежал, — скороговоркой произнес Круглый.

— Правильно, валить надо, — согласился Степан. — Только не впопыхах. Вначале узнаем, за каким лешим, они на нас засаду устроили.

— Я здесь не причем! — плаксивым голосом прокричал парень. — Меня заставили.

— Слышь, ты, убогий. Еще раз вякнешь не по делу, получишь в печень, — наклонившись над самым ухом, тихо проговорил Левченко. — Быстро колись: кто вы такие и почему именно на нас решили устроить засаду.

— Я не знаююю, — парня забила крупная дрожь, из его глаз потекли слезы, которые он тут же принялся размазывать по окровавленному лицу. — Я — водитель, простой водитель!

— Хорош, втирать! — грубо одернул его Степан. — Ты, только, что угрожал мне своим папой. Короче я еще раз спрошу: кто вас нанял? И если не получу вразумительный ответ, то сломаю тебе руку! Ну?!

— Я не знаю, — дрогнувшим голосом ответил парень.

Степан, резким движением вытянул руку парня и до упора вывернул кисть, раздался еле слышный щелчок, рвущихся хрящей.

— А-ааа, ы-ыы! — бедолага забился в истерике, пытаясь вывернуться.

Левченко схватил его за затылок и со всей силы вдавил лицом, в перемешанный с землей снег.

— Я повторяю свой вопрос: кто и зачем вас нанял?

— Батя! Батя попросил помочь, ему надо было, чтобы кто-нибудь из майданутых, признался на камеру, что им платят деньги! — выгибаясь дугой от боли, закричал парень.

— Кто твой отец?

— Депутат. Депутат от «регионов» в КиевРаде! Отпусти!

— Почему именно мы?

— Не почему, просто подошли к первому попавшемуся пункту приема гуманитарки… и все! Отпусти!

— Ага! Щас! — резкий рывок на себя и многострадальная рука парня, ломается в локтевом сгибе.

Хрясь!

Сын депутата выгибается всем телом и громко вскрикнув, теряет сознание. Не теряя времени, Степан обыскал карманы парня, и рассовал найденное по своим карманам: дорогой «Айфон» брать не стал, лишь вытащил карту памяти, а телефон откинул в сторону. Пухлый, от денежных банкнот и карт пластиковых бумажник лег в карман куртки, в другой карман опустился нож, а вот ключ с брелком в форме знака «Митсубиши» улетел в снег. Под курткой у парня оказался наплечная кобура скрытого ношения, с пистолетом Макарова внутри.

— Ничего, себе! — присвистнул, подошедший Иванов. — Повезло! Пистоль — это вещь!

— Нельзя его брать, — с сожалением сказал Степан. — Вдруг менты остановят, считай, явку с повинной подписал!

— Выбросишь?

— Ага, только вначале немного постреляю, — Левченко, передернул затвор, загоняя патрон в патронник. — Отойди.

Иванов поспешно отскочил в сторону, а Степан вскинул пистолет и открыл из него стрельбу.

Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Бах!

Пистолет выстрелил семь раз и тут же тишину нарушили громкие крики боли и страха. Левченко стрелял по избитым и травмированным врагам, лежавшим на снегу. Стрелял, стараясь попасть в ноги и руки, с непривычки, только три из семи выпущенных пуль, достигли цели. Трое только что избитых парней, громко крича, и пытаясь остановить кровь, катались по земле, орашая снег алой кровью!

— Лежать тихо! Кто вякнет, получит пули в голову, — громко крикнул Степан. — Запомнили суки, как с Майданом связываться?!

Передернув еще раз затвор, Степан выщелкнул последний патрон, и когда он упал на снег, отпихнул его подальше в сторону, а пистолет бросил себе под ноги.

Как раз в этот момент, подъехал фургон, за рулем которого сидел Круглый. Когда Степан и Иванов, расселись по местам, Круглый, сорвал машину с места, и она скрылась в темноте. На площадь Независимости возвращались другой дорогой, вначале выехали из города, а потом, сделав круг, вернулись обратно. Путали следы. На выезде из города, Степан зашел, в найденный у дороги банкомат и попытался снять наличность с карт депутатского сынка. Понятное дело, что у него ничего не вышло, ПИН-кода, то он не знал, но Степан и не планировал обогащаться, таким образом, главное, чтобы у следствия был четкий след — преступники попытались снять наличность, на выезде из города, а значит, они покинули его. Банкомат заблокировал одну из карточек, а остальные Степан выбросил в ближайшую урну.

НА Майдан вернулись уже за полночь, поставив машину на стоянку, зашли в ближайшее кафе, которое из-за близости с Майданом работало круглосуточно.

— Поджарку, пюре, салат, корзинку хлеба, мясную нарезку, пакет сока и все это в трех экземплярах, — подозвав официанта, сказал Степан.

— И литровый заварник чая! — дополнил заказ Круглый.

— Извините, но у нас украинский чай закончился, остался только дорогой армянский, — оглядевшись по сторонам, тихим голосом произнес официант.

— Отлично, так даже лучше. Сразу же давай счет! — ухмыльнулся Круглый.

— Зачем нам чай? — спросил Левченко. — Я же сок всем заказал.

— Ну, так, затем и чай! — рассмеявшись, ответил Круглый.

— Здесь в чайных заварниках подают коньяк, — объяснил Иванов, и, повернувшись к Круглому, упрекнул его: — Зря ты заказал армянский чай. Они и за наш в три шкуры дерут, а литр армянского, выйдет, чуть ли не в полтыщи!

— Ничего, — пренебрежительно взмахнул рукой Круглый. — Я за всех плачу, деньги есть. Добычу знатную взял!

— Все приметное выкинь, оставьте только деньги, — жестко произнес Степан. — Не дай бог спалимся.

— Ты, чего? — удивленно спросил Круглый. — Чего нам бояться этих титушек? Мы же на Майдане, здесь нам ничего не грозит!

— Слушай, давно хотел спросить, а почему их называют титушки? — спросил Степан, когда ушла официантка, расставившая на столе салаты, сок… и чай. — А, то все: титушки, да титушки. А, почему их так называют, я не знаю.

— А сам как думаешь?

— Ну, наверное, от соединения двух слов: тi и тушки, — предположил Степан, глядя как Иванов разливает чай по кружкам.

— Ничего подобного. Уфф! Зараза, водкой они его, что ли бодяжат? — опрокинув в себя полную кружку чай, закашлялся Круглый.

Действительно коньяк оказался крепкий, отдающий спиртовым настоем. Скорее всего, это был не коньяк, а разведенный и подкрашенный спирт.

— Титушки. Это титушки! — глубокомысленно заявил Круглый, закусывая чай колбасой. — Титушки — это собирательный термин, возникший в мае 2013 года. Придумали его для именования молодых людей, негласно используемых в политических целях в качестве наёмников для организации силовых провокаций, потасовок, иных акций с применением физической силы. Ну, а в последнее время, наши, в смысле, оппозиционные СМИ, этот термин стали использовать для именования совокупности всех выступающих в поддержку Януковича и его прихвостней. Понял?

— Нет, не понял, — засмеявшись, ответил Степан. — Зачем и как их используют, я и так знаю, но почему их называют титушки?

— А, ну да, — опрокинув в себя второй стакан, захмелев, произнес Круглый. — Сейчас, подожди дай вспомню. Ага, вспомнил: термин «титушки» происходит от фамилии спортсмена из Белой Церкви Вадима Сергеевича Титу́шко, который 18 мая 2013 года в Киеве участвовал в потасовках против оппозиции и напал на журналистов Ольгу Сницарчук и Владислава Соделя. Нападение было заснято фотокорреспондентами, что и послужило основным доказательством его вины в суде. Вадик Титушко был осуждён и получил тюремный срок 3 года, но наказание было заменено на 2 года условно. Адвокаты Вадима Титушко хотели запретить слово «титушки», но у них ничего не вышло. И слово закрепилось в языковом обороте с негативным смыслом. Провокаторы (в том числе спортсмены) используются для показательных силовых акций различными политическими силами, при этом и представители провластных кругов, и инициаторы массовых уличных протестов применяют термин «титушки» по отношению к своим оппонентам. Понял? Мы их называем титушками, и они нас называют титушками. Надо было Вадику Титушко, не щелкать клювом и свою фамилию запатентовать, а потом купоны стричь, за использование авторских прав.

— Я так понимаю, что титушки — это синоним слову враги? — подвел итог разговора Степан.

— Ф точку! — Круглый совсем «поплыл». — Парни, я как вырублюсь, вы уж меня не бросайте и доне…

Договорить Круглый не успел, бурда под названием армянский чай взяла верх над молодым организмом, и он упал лицом в тарелку с салатом.

— Бобик, сдох! — разливая остатки чая по кружкам, философски заметил Иванов. — Ну и что будем делать? Ты, же понимаешь, что после того, что мы натворили, нас будут искать.

— Прекрасно понимаю. Надо переходить в какую-нибудь сотню, по-активнее. Чтобы поближе к баррикадам, там нас точно искать не будут, да и балаклавы там не принято снимать, так, что как-нибудь спрячемся.

— Да, но там можно нарваться на дубинки «Беркута». Отобьют все почки на фиг и что, потом делать? Ссать кровью?

— А, ты, что предлагаешь?

— Не знаю, может быть действительно перейти в другой отряд, но так чтобы поспокойней, а? Поговори с Борисом Иванежем, может он нас к себе возьмет?

— Можно и поговорить, — согласился Степан, тем более, что он сам и собирался так и сделать. — Вот только сомневаюсь, что для нас троих, что-нибудь найдется.

— Это, да, — кивнул головой, в знак согласия Иванов, — с нашим сотником, нас за трусов последних держат: ни разу еще не бились против мусоров. Революция закончиться, а мы так и останемся на задних рядах. Вот засветиться бы перед старшими командирами или другими сотниками, или найти спонсора и создать собственную сотню! А?

— Собственную сотню?! — удивленно, переспросил Левченко. — А, что так можно? Просто, взять и создать собственный отряд?

— Ну, не совсем так. Надо, чтобы на тебя обратили внимание, поставили на довольствие, чтобы люди к тебе захотели идти или чтобы приемные пункты, направляли добровольцев в твой отряд. А, что, может и правда замутим собственную сотню? Ты — парень боевой и башковитый, вон как лихо махешься! — Иванов, аж привстал от нетерпения. — Нам бы только проявить себя!

— Так, давай расскажем всем, как мы титушек отмудохали! Считай нас было трое, а их семеро или шестеро. Ну, в общем, больше чем нас!

— Ты, что?! — резко перешел на шепот Иванов. — Не смей никому об этом говорить.

— Почему? — Степан очень сильно удивился такой резкой реакции товарища. — Титушки, они же, это… враги!

— А, ты уверен, что титушки были настоящие?

— Не понял, — Левченко даже замотал головой в разные стороны, чтобы в ней хоть чуть-чуть прояснилось. — Как это: титушки не настоящие? А кто они тогда такие?

— Огонь революции надо постоянно поддерживать! — глубокомысленно изрек Иванов, чем совсем запутал Степана. — Иначе он погаснет или станет таким тихим, что перестанет обжигать человеческие судьбы и души.

— ЧЕГО?! Какие нах души? Упился, что ли совсем в конец?

— Такие души! Ты, что думаешь, стояло бы здесь столько людей, если бы их постоянно не разогревали разговорами о разных негодяях, которые только спят и видят, как бы их всех извести, — заплетающийся язык и отчаянная жестикуляция, говорили о том, что Иванов перебрал свою меру. — А, ты уверен, что те титушки, которые на нас напали пару часов назад не с Майдана? А никогда ты не задавался себе вопросом: почему каждый раз, когда народ «остывает», ему подкидывают новую кость — то журналистку изобьют, то активиста, какого-нибудь автоМайдана, то выступает перебежчик с той стороны, который каяться в своих грехах. Они нами мани….манипу….манипулируют!

— Кто, они?

— Ик! — все, что успел изречь Иванов, перед тем как упасть лицом на стол.

Степан задумчиво оглядел натюрморт на столе, виде двух товарищей, лежащих лицами в тарелках с салатом. Оставлять парней здесь не хотелось, а как дотащить до палатки одновременно двоих, он не знал. В голове стоял туман и гул — разведенный спирт, не самый лучший напиток для здоровья.

Неожиданно в кафе повисла тишина, еще несколько минут назад царил монотонный и привычный шум заведения общепита и вдруг звенящая, пугающая тишина. Левченко поднял глаза и увидел, что в кафе вошли несколько парней из «самообороны Майдана».

Патруль.

Ищут пьяных и дебоширов. Степан особо не боялся, ну прицепятся, почитают морали… и все! Может еще, даже помогут донести этих двух слабаков до палатки! Левченко продолжил ковыряться в мясной нарезке, выискивая наиболее вкусные кусочки.

— Гей, хлопче! Чого сидымо, кого чикаемо? Хутко встав, та пийшов за намы, — нависнув неприступной глыбой, произнес усатый дядька преклонных лет, с густыми казацкими усами.

— Дядьку, ты чего ко мне цепляешься? — отмахнулся Степан. — Видишь, я ужинаю.

— Бисова падлюка, я кому кажу: встав, та пишов! Ща, як нагайкой поперек пыкы вдарю, враз поперед нас хутко побежишь! — зарычал усатый.

— Полегче, батя! Фильтруй базар, перед тобой не простое «мясо», которое только и умеет орать на Майдане. Мы, вообще-то из «сорокапятки», если что! Так, что давай отваливай и иди других пугай своей нагайкой.

— Знаем мы вы откуда! И, что делали еще пару часов назад, тоже знаем, — перед Степаном появился невысокий мужичок, с хитрым, крысиным лицом, чем-то похожий на Яценюка. — Так, что не создавайте лишних проблем… ни себе, ни окружающим вас людям.

Дальше Степан действовал согласно заложенной в него программой, выработанной долгими годами «работы на себя» и плаванием в суровых водах дикого капитализма. Резко вскочив со стула, Степан ударом обеих рук отправил пластиковый стол в полет — тарелки, стаканы, нарезка колбасы и боевые, пьяные товарищи полетели в разные стороны! Левченко отпрыгнул назад, разрывая дистанцию между собой и патрулем, и тут же метнулся в сторону, надеясь скрыться в подсобных помещениях кафе… не успел… сильный удар в спину опрокинул его на пол, а дальше на него упало небо — несколько человек, яростно, с остервенением, принялись пинать его ногами.