Автобус опять барахлил. Словник дернулся, ударился головой о заледеневшее от мороза стекло и проснулся. В автобусе стоял жутких холод — печка не работала, сквозь щели в окнах и дверях внутрь проникал студеный ветер.

— Ну, что, похоже, мы приехали, — мрачно пробормотал Леший. — Как же задолбала эта столица! Ни хрена у них не работает. Ни автобусы, ни начальство… н и ч е г о! — вынес свой вердикт Алексей и плотнее укутался в клетчатый плед.

Таких пледов и одеял в автобусе хватало с избытком, вот только помогали они плохо, когда столбик термометра опустился ниже минус двадцати.

— Не бзди, пехота, сейчас наружу вылезем, и автобус будем толкать до самой части. Вот тогда и согреемся, — пытаясь разглядеть, сквозь заледеневшее окно, где они остановились, пробормотал Владимир.

— А вот фигушки! Не бывать такому, чтобы лейтенанты автобусы толкали! — Леший возмущенно фыркнул из-под одеяла.

— Мужики, надо бы подтолкнуть! — смущаясь, громко произнес водитель, глядя в салон автобуса. — Обещаю, это в последний раз. Больше, точно не заглохнем!

— Шумахер, вы это обещали в прошлый раз….и в позапрошлый! — на миг оторвавший от экрана планшетника, крикнул с заднего сидения Глаз. — А в итоге: элита украинской милиции толкает автобус, как ездовые собаки в упряжке!

— Разговорчики! — строго прикрикнул Словник. — Все на выход! Кто останется в салоне, завтра днем будет стоять в первом ряду!

— Да, вы батенька фашист! — протискиваясь мимо Слона, пробасил Жбан. — Как по мне лучше с «майданутыми» биться, чем слушать женский плач.

Словник мысленно согласился с товарищем и вышел из автобуса вслед за ним. Противостояние между правоохранительными органами и сторонниками ЕвроМайдана перешло в пассивную стадию — крупных столкновений и драк не было уже неделю, то ли сильный мороз был всему виной, то ли «лидеры» тех и других смогли договориться о «перемирии», но пока на фронте царило затишье… которое, как известно, выматывает и забирает сил больше, чем открытая война. Противник сменил тактику: теперь со стороны баррикад не сыпались угрозы и проклятья, вперемешку с националистическими речевками и бранью, теперь, каждый день к цепи милиционеров приходили десятки женщин и девушек, которые стоя на коленях умоляли беркутовцев и ВоВанов не бить их сынов и мужей, а еще лучше бросить щиты и разойтись по домам. Глупость несусветная, ведь как может служивый человек бросить своих и уйти?! Прогнать баб рука не поднималась, а логических доводов они слушать не хотели. Вот и приходилось — стоять солеными столбами и, отводя взгляд в сторону, выслушивать женский плач. Видимо, все-таки на той стороне работали настоящие профессионалы, нечета киевскому милицейскому начальству, потому что такая тактика работала. Нет, никто не собирался бросать оружие и расходиться по домам, просто, когда тебя оскорбляют и угрожают убить, то это озлобляет и придает сил в драке, а когда перед тобой стоит на коленях пожилая женщина и ревет как белуга, то это изматывает и забирает сил больше, чем многокилометровый марш-бросок в полной боевой выкладке.

— Ну, что?! На счет три! И раз, и два….и три! — громко выкрикнув команду, Словник уперся плечом в борт автобуса, и сильно оттолкнувшись ногами, навалился, пытаясь сдвинуть «Богдан» с места. — Давай… поднажми! И еще раз!

Автобус дернулся и медленно поехал вперед, постепенно набирая скорость. Несколько раз фыркнув двигателем он завелся и дальше уже поехал сам. Это вызвало волну восторга и криков радости.

Мимо проехал темно-синий автобус близнец «Богдана», который был закреплен за крымским спецназом. Вот только судя по внешнему виду этот автобус, был намного новее, а самое главное на его содержании не экономили. Проезжая мимо стоявших плотной толпой беркутовцев, клаксон автобуса выдал пронзительный рев, а из окон торчали счастливые лица коллег, которые махали руками и корчили рожи. Судя по номерам, автобус был приписан к одной из восточных областей Украины.

— И не остановились, суки! Видят же, что свои. Трудно, что ли было остановиться и узнать, не нужна ли нам помощь? — мрачно глядя в сторону скрывшегося за поворотом автобуса, произнес Леший. — С западенцами и то легче общаться, чем с этими зазнайками.

Леший был прав, парадоксально, но парни из крымского «Беркута» сошлись и нашли общий язык с коллегами из западных областей. Так получалось, что их отряды стояли рядом и бойцы замечательно общались между собой: делились посылками из дома и помогали друг другу. Даже тот факт, что парни из Крыма говорили на русском, а их коллеги на украинском языке никого не напрягал — все замечательно понимали друг друга.

Через десять минут автобус, вновь громко тарахтя, отправился в путь. Словник укутавшись в одеяло уснул прислонившись головой к стеклу. Проснулся он от того, что в автобусе раздалось несколько встревоженных криков и возгласов. Завертев спросонья головой в разные стороны, Владимир не сразу понял, что происходи вокруг, вначале показалось, что сейчас неожиданно наступил рассвет — сквозь окна автобуса внутрь салоны бил розовый свет, как бывает ранним утром, когда встает солнце. И только приглядевшись, Слон понял, что это горит — впереди, по ходу движения их «Богдана» стоял остов автобуса, который пылал как пионерский костер — высокие языки огня понимались вверх, стараясь достать до звезд.

— Тормози! — что есть мочи заорал Словник. — Кто-нибудь вызовите пожарных и скорую! Все наружу!

Водитель открыл дверцу раньше, чем успел остановить автобус. Владимир вырвал из креплений небольшой огнетушитель, который был закреплен в скобах рядом с дверью автобуса, и на ходу выпрыгнул из дверного проема. Приземлился удачно — устоял на ногах и даже продолжил бег, не останавливаясь ни на секунду. До огромного костра было всего каких-то двадцать метров. Автобус полыхал, как ярким пламенем сверкая и плюясь в разные стороны брызгами, наподобие бенгальского огня. Вокруг автобуса лежало несколько обгорелых тел. Словник подбежал к ближайшему, слабошевелящемуся телу и, нажав на рычаг огнетушителя, обдал его струей порошка… огнетушитель издал протяжный свист, пукнул, выпустил из раструба небольшое облачко… и перестал работать.

— Да, ёп твою в бога, в душу, в мать! — в сердцах выкрикнул Слон, и, откинув ненужный баллон в сторону, подхватил тело подмышки, перевернув его. — Аптечку!!! — дурным голосом заорал Словник: — Противошоковое!

Молодой парень: форменный бушлат выгорел полностью, куртка под ним тоже зияла огромными прожженными пятнами, вокруг разносился сильный запах горелой плоти, как будто кто-то сжег большую перьевую подушку. Знакомый запах! Так пахнет горелая человечина! Уж чего-чего, а этого за последние недели Словник нанюхался вдоволь — «коктейли Молотова» собирали свой урожай, во время каждого столкновения с митингующими.

Бум! — совсем рядом, неожиданно упала трехлитровая банка, которая неизвестно откуда вылетела. Инстинктивно Словник прикрыл своим телом раненного от разлетевшихся в разные стороны осколков стекла. Тягучая мутноватая жидкость, отдающая химическим запахом, брызнула в разные стороны… и вспыхнула стеной огня. Несколько крупных капель попали на правый рукав куртки Владимира, и когда вокруг разверзся огненный ад, одежда занялась ярким, светящимся пламенем.

Дальше Словник действовал как во сне — подхватив раненного, он поднял его высоко над головой, как будто тот был невесомой пушинкой, и, не обращая внимания на горящую одежду, шагнул прочь из огненного круга.

Шаг… еще один… огонь обжигает кожу под разорванной штаниной… еще шаг… правая рука, налилась болью — едкое пламя прожгло многослойную ткань неожиданно быстро и добралось до плоти… шаг… еще один!

Все!

Вышел!

В лицо бьет струя ледяной пыли — Леший не жалея, поливает из огнетушителя, Жбан подхватывает тело раненного, которое вдруг стало настолько тяжелым, что Владимир не смог его удержать на руках.

— Из-за того забора прилетела банка! — громко закричал Глаз, указывая рукой в сторону бетонной ограды, которая тянулась вдоль дороги.

— Жбан, Леший, Гвоздь! За мной! Остальные тушите пожар! — скидывая обгоревший бушлат, крикнул Словник, — Надо найти этих сук!

Не обращая внимания на предостерегающий крики друзей, Слон побежал к забору. Следом за ним увязались все, кого он назвал. Перепрыгнув несколько раз через невысокие очаги пламени, Владимир через мгновение оказался возле забора. Ухватившись руками за верхний край, милиционер подтянулся и перекинул свое тело через препятствие. Приземлившись он понял, что сжимает в правой руке балаклаву того парня, которого вытащил из огня, не зная куда её деть он засунул её в карман куртки.

Есть! Впереди, метрах в двадцати прочь от забора, бежал, одетый в черный комбинезон парень, фигурой напоминающей тяжелоатлета.

— Ату, его! Взять тварь! — крикнул Словник, указывая рукой на убегавшего. — Гвоздь, Жбан за ним! Леший — за мной!

Сорвавшись с места, как заправский спринтер, Словник побежал в левую сторону, Леший, не отрываясь бежал за ним, держась в паре метров чуть поодаль. Владимир понимал, что поджигатель вряд ли пришел сюда на своих двоих, скорее всего, где-то должна быть машина, на которой он приехал. А на многих предприятиях внутрицеховые дороги располагались как раз вдоль заборов.

Бежал Владимир недолго — не больше пяти минут, он как раз успел пересечь большой, захламленный строительным мусором пустырь, когда впереди показалась тонкая «нитка» бетонки. Попав на дорогу, Слон свернул направо и побежал еще быстрее. Видно было, что по дороге совсем недавно проехала легковая машина, с высоким клиренсом — на снегу стались следы, с глубокой колеей. Неожиданно где-то впереди прогремели несколько хлопков, очень сильно напоминающих выстрелы из гладкоствольного оружия. Нехорошие предчувствия заставили Владимира бежать еще быстрее.

— Командир, стой! Впереди машина! — торопливо прокричал сзади Леший. — Похоже, это наши клиенты!

— На обочину! — приказал Словник, прыгая в большой сугроб, переметом застывший на обочине.

Позади сугроба застыли «огрызки» кирпичного забора. То тут, то там были видны обломки кирпича, штукатурки и даже целых фрагментов.

— Помогай! — тяжело прохрипел Словник, пытаясь расшатать и вырвать из ледяного плена фрагмент кирпичной колонны.

Леший навалился с другой стороны и вместе, они смогли вытащить из снега «спайку» кирпичей весом килограмм сорок.

— Найди себе что-нибудь, — Владимир указал другу на ржавые «зубья» арматуры, торчащие из снега, — как только машина остановиться, будь готов «гасить» их всех!

— Сделаем! — Леший низко пригнулся и скрылся в темноте.

Словник поднатужился, взвалил кирпичную глыбу на руки и присел позади сугроба, так, чтобы его было, как можно труднее разглядеть из окна подъезжающей машины.

Бах! Бах! — из заднего окна большого внедорожника высунулась короткая морда помпового ружья и выстрелила несколько раз куда-то в темноту. Внедорожник затравленно петляя из стороны в сторону несся по бетонке постоянно хватая колесами обочину и взметая к небу фонтаны снега. Если еще минуту назад Владимир еще сомневался в правильности своих действий, то сейчас он отбросил прочь все сомнения — не будут благонадежные граждане стрелять из окон машины почем зря.

— Хек! — с натугой выпрямившись и используя инерцию своего тела для увеличения силы броска, Словник, как настоящий толкатель ядра, отправил сорока килограммовый «сюрприз» навстречу быстро приближающейся машине.

Хрясь! — «спайка» кирпичей со всего размаху впечаталась точно в середину радиаторной решетки «Ниссана патруль». От удара машина «клюнула» мордой вниз, капот зарылся в снегу, и внедорожник перекувырнулся через себя, застыв на дороге лежа на крыше.

— Ни хуха себе! — восторженно прошептал Леший, выглядывая из-за своего укрытия, при этом в его руках было бетонное весло.

— Откуда такой девайс? — кивнув на весло в руках друга, спросил Словник.

— Не знаю, наверное от памятника отвалилось, тут в снегу баба бетонная валяется… сисястая такая, скорее всего её весло, — выходя на дорогу, вслед за Владимиром, ответил Леший. — Похоже этих гавриков подушками заблокировало.

Действительно сквозь лобовое и боковые стекла «Ниссана» было видно, что в салоне машины сработали подушки безопасности — их белые «пузыри» были хорошо различимы.

— Осторожней у них был помповик, — предупредил друга Словник.

— Вон он на снегу валяется, — указав веслом на дорогу, произнес Леший. — Подобрать?

— Нет.

— Чем это вы их так? — тяжело дыша, спросил подбежавший Жбан, и, увидев, что держит в руках Леший, спросил: — Веслом?!

— Ага, — не вдаваясь в подробности, ответил за друга Словник. — Где Гвоздь?

— Сзади где-то должен быть, он в темноте налетел на что-то, чуть ноги себе не переломал. Вон идет, хромает.

По дороге, быстрым шагом шел Гвоздь, при этом он хромал на правую ногу.

— Командир, это точно наши клиенты, — крикнул Леший, разглядывая сквозь разбитое стекло, содержимое багажника. — У них тут несколько ящиков «зажигалок» и трехлитровиков с какой-то бурдой. Надо бы их вытащить, да спеленать до приезда местных «товарищей».

— Жбан, Леший помогите Гвоздю. Хватайте его подмышки и волоките к нашим, — ледяным голосом приказал Словник.

— А эти? С ними как? — непонимающе, спросил Леший.

— Эти подонки, которые сожгли несколько десятков человек, умерли во время аварии: сгорели в собственном авто, от своих же «коктейлей», — Владимир достал из кармана куртки одноразовую китайскую зажигалку. — Понятно?

— Но… — хотел было что-то сказать Леший, но Жбан дернул его за рукав и потащил в сторону Гвоздя.

Словник обошел машину и заглянул сквозь треснувшее лобовое стекло. Внутри салона кто-то шевелился, пытаясь отпихнуть опавшие «пузыри» подушек безопасности.

— Зачем вы сожгли автобус? — неожиданно сам для себя, спросил Владимир.

— Ты кто такой? — вопросом на вопрос, ответили из темноты салона внедорожника.

— Сотрудник милиции, — представился Словник. — Я еще раз повторяю свой вопрос: зачем вы сожгли автобус с людьми?

— Иди на фуй! Требую адвоката! — раздался новый выкрик.

— Вы хоть понимаете, что только что убили несколько десятков людей? — начиная «закипать», задал свой последний вопрос Владимир.

— Иди на фуй! Вытаскивай нас мусор гребанный!

Владимир ничего не ответил, а лишь вытащил из кармана обгоревшую балаклаву, и смочил её в луже дурнопахнущей жидкости, которая натекла из раскуроченного багажника. Отойдя метров на пять от «Ниссана» Словник поджег шерстяную шапочку и бросил её в лужу возле внедорожника, как раз в этот момент, кто-то из пассажиров машины попытался вылезти из салона.

— А-ааа!!! Не надо!!! П о м о г и т е!!! — истошно заорал из перевернутой машины тот самый голос, которые еще мгновение назад требовал адвоката.

За несколько секунд машины была целиком объята пламенем, у тех, кто был внутри, не было не единого шанса. Все-таки смесь, приготовленная ими, была очень хорошей — она легко воспламенялась, долго горела, образуя при этом очень высокую температуру горения, не оставляя никаких шансов на спасения тем кто попадал в зону её применения… ни милиционерам в автобусе, ни их убийцам в перевернутом дорогом внедорожнике. Костлявой старухе все равно кого забирать!

Гвоздь, Леший и Жбан далеко не ушли, они стояли метрах в ста от горящей машины и молча наблюдали за действиями своего командира. В их глазах не было ни капли сочувствия, лишь у Лешего губы беззвучно шевелились, в этот момент он читал молитву.

— Остальным ни слова. Понятно? Если что, то нас здесь не было. Скажем, что когда перелезли через забор, то Гвоздь сразу же себе ногу подвернул, и мы дальше не пошли.

— Само собой, — за всех ответил Жбан. — Не боись командир, не выдадим. Ты все правильно сделал — за пацанов надо было отомстить. А то сам же знаешь как бывает: возьмешь «гаврика» на горячем, а потом выясняется, что у него родичи крутые шишки и того сразу же отпускают. А так, все чин чинарем — они наших пацанов сожги, а мы — их. Туда сволочам и дорога!

До сгоревшего автобуса шли молча, каждый думал о своем. Все чаще, Словник ловил себя на мысли, что Жбан все чаще оказывается прав. Раньше, со Жбаницким Слон особой дружбы не водил. Жбан всегда был немного грубоват, нагл и не слыл излишне жестоким. Но, вот в последние недели, Словник видя, что происходит вокруг понимал, что надо вести себя так, как ведет себя Жбан — грубо и прямолинейно. По-другому никак! Можно легко сойти с ума, от того, что происходит вокруг. И дело не в митингующих евроМайдановцах, дело было в первую очередь в собственном начальстве и милицейском руководстве. Оказалось, что те люди, которые в первую очередь были заинтересованы в скорейшем подавление народных волнений, больше всего и ставят палок в колеса!

Вначале отдают команду: «Взять баррикады на Грушевского!», а после того как ценой нескольких десятков раненых и искалеченных милицейских жизней баррикады были все-таки взяты, последовала новая команда: «Во избежание эскалации конфликта, оставить баррикады!» Это как?! Зачем?! Кто отдает такие противоречивые команды, он чем, простите, думает, головой или на тем местом на котором сидит? И ладно бы, это было обычное славянское развиздяйство. Вот к чему, а к тому, что чем выше начальство, тем оно тупее Слон за долгие годы службы привык. Оно и понятно — чем дальше от земли, тем меньше мозгов. Но почему-то с каждым днем Словник все чаще приходил к мысли, что все происходящее вокруг, это не обычная тупость и нерешительность властьимущих мужей, нет, это целенаправленная и загодя спланированная операция, целью которой есть… а вот, что есть главной целью всего этого Словник боялся даже думать. Если уж быть до конца правдивым перед собой, то Владимир гнал прочь от себя подобные мысли, потому что он понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Государство, которое прощает убийство своих стражей порядка — обреченно! Ему осталось считанные месяцы, а может и недели. Любая страна, любой государственный строй — это стена, которая сложена из множества кирпичиков, одни камни побольше и тяжелее, другие меньше и легче. Цементной основой, которая держит все эти камни вместе, служит — страх! Страх перед наказанием. Бояться все! Каждый, чего-то своего. Одни бояться потерять работу, другие бояться попасть в тюрьму за взятки, третьи бояться, что их утром поймают за рулем с перегаром… страх есть у всех. И именно на этом страхе и держится общество и государство. А вот как только маленькая песчинка, под названием гражданин перестает бояться, и таких песчинок становиться много, то они превращаются в большой ком, который, покатившись, может вызвать камнепад, под названием гражданский протест. Такой камнепад легко сметет любую, даже самую надежную «стену». Так происходило во времена революций, потрясений и переворотов. Первым всегда пропадает СТРАХ!

Но, как известно, на любую силу всегда найдется свой хрен с винтом. Любое восстание и революцию можно подавить и растоптать! Тут главное, чтобы хватило железа в яйцах, чтобы царь, президент или верховный вождь не боялся пустить кровушку своих подданных. И в этот момент именно реакция власти на первые жертвы и определяет: будет ли жить эта власть или нет!

ЕвроМайдан, а особенно противостояние перед стадионом «Динамо», показали, что нынешней власти в Киеве не жить! Она, конечно, еще держится, дует щеки и важно выпячивает пузо… но ей остались считанные дни. Власть, имея все силы и возможности подавить железной рукой народные волнения, ничего для этого не делала… наоборот, власть предпринимала все новые и новые шаги, которые все больше раскачивали обстановку и озлобляли людей, причем как с той, так и с другой стороны. Если еще в ноябре 2013 года ЕвроМайдан вызывал ухмылки и раздражения у большей части населения Украины, то после января 2014 года к протестам примкнуло столько людей, что это перекинулось на всю страну и теперь не касалось только одной площади в центре украинской столицы. Никто не сделал для разжигания Майдана больше, чем самый главный его противник — президент Украины, казалось, что если бы власть абсолютно ничего не делала, то евроМайдан заглох и сдулся бы сам, а так, нынешняя власть с каждым днем подкидывала все больше и больше топлива в топку Майдана!

Первым «звоночком» того, что, что-то не так в датском королевстве стало полное отсутствие реакции у власти на «уколы» протестантов. Покалечили несколько десятков «ВоВанов» на улице Банковой — ничего страшного, сожгли пару-тройку автобусов и грузовиков — ноль реакции, взяли штурмом райотдел и завладели его арсеналом в одной из западных областей — так и надо! Вторым «звоночком» стало то, что власть делает вид, что ничего страшного не происходит, ну стекаются в Киев со всей страны протестанты, ну и ладно… Киев он же большой, резиновый, он всех вместит. Появляются у евромайдановцев бронежилеты, защитные шлема, топоры, биты и прочий ударно-дробящий инструмент — ну и хрен с ним, может у них, просто хобби такое, ходить в «броннике», ЗШ и с молотом на длинной рукояти! Ну и третьим, самым опасным «звоночком» стало то, что с каждым днем среди митингующих становилось все больше и больше «нациков». Националисты различного толка слетались в Киев, как пчелы на мед… ну или мухи на…, тут уж кому, что больше нравиться. Их было столько, что даже порой, Словник задавал себе один и тот же вопрос: «А где они прятались раньше?» Ну не бывает же так, чтобы в один миг тысячи обычных украинцев почувствовали себя ярыми националистами!

Хуже всего, по мнению Слона, было то, что не производиться никаких оперативно — розыскных мероприятий. Ведь ничего особо сложного не надо делать, всего лишь «по-гражданке» пройтись среди палаток Майдана и за пару дней вывить всех главарей и координаторов, а потом одним махом взять их! Ведь эти самые главари и координаторы не прячутся, по ночам в палатках не ночуют. Их можно всех задержать на их съемных и собственных квартирах. Там делов то на пару десятков групп оперативников. Но, нет, этого никто не делает. Зачем? Вместо этого после каждого столкновения с «майданутыми» через пару часов после стычек выпускают на улицу всех задержанных. Вот, как так?! Взяли, к примеру, мужичка лет сорока, который активно махал остро заточенной железякой и норовил пырнуть ей сотрудника милиции или солдатика из ВВ. И что? Упекли его? Ага, щас! Выпустили! Дескать, он мелкая шушера, он нам не нужен, нам главарей подавай и зачинщиков! А допросить этого мужичка, что никак! Выяснить у него, кто есть эти самые зачинщики, что нельзя? Ну, ладно, хрен с ним с этими допросами и расспросами. Не хотите искать главарей, не надо, но почему нельзя «закрыть» этого самого мужичка на пару месяцев, он ведь со своей заточенной железякой «намахал» на пару лет «общего» а может даже и «строго» режима. Зачем их всех отпускать?! Не понятно! Кому все это надо? Нынешней власти? Очень даже похоже, иначе и не объяснишь всего, что сейчас в Киеве происходит! Но если это все правда, тогда Украина — обречена! Ей недолго осталось!

— Словник, ну что? Поймал гадов? Ушли? — посыпались вопросы, когда четверка беркутовцев вернулась к своим.

— У них машина стояла с работающим двигателем, да еще, вон Гвоздь, себе ногу подвернул, так, что не получилось сволочей достать, — ответил за всех Жбан. — Да и судя по тачке, на которой они уехали, поджигатели заряжены баблом по самые брови, так, что еще не известно, хорошо, что мы их не задержали или нет.

Возле обгорелых раненных копошились двое медиков из крымского отряда, пытались оказать первую помощь. Но сделать это при таких ожогах, было практически не реально. Через пару минут подъехала первая карета скорой помощи и ярко-красный КамАЗ пожарных, а еще через несколько минут подтянулось и разномастное начальство — начиная от майора и заканчивая генералом.

Всего во время пожога пострадало двадцать три сотрудника милиции. Восемнадцать сгорело заживо, так и не сумев выбраться из объятого пламенем автобуса, еще трое умерли до приезда скорой помощи. Потом уже Словник узнает, что и те двое, которых довезли живыми до больницы, так и не смогли пережить операции и тоже умерли. Не равный обмен получился: с одной стороны двадцать три человека, а с другой стороны четыре.

Поспать крымским милиционерам так и не дали — весь остаток ночи и часть утра писали отчеты и отвечали на вопросы коллег. Только к восьми утра отпустили. По вопросам и интонациям начальства Слон понял, что произошедшую трагедию спишут на несчастный случай — дескать, автобус самовозгорелся из-за неполадки.

Владимир упал на свою кровать не раздеваясь, только скинул пропахший дымом бушлат и снял ботинки. Сил и желания раздеться не было. Но поспать ему так и не дали — начальство вызвало на ковер.

— Беркулов, Ломкин и Жбаницкий — это они с тобой были, — тоном, не требующим объяснения спросил полковник Обесов у Слона. — Верно?

— Да.

— Соберешь у них обувь, в которой они были и сделаешь так, чтобы её никогда не нашли. Твои ботинки тоже должны исчезнуть. Понял?

— Так точно!

— Ничего не хочешь мне рассказать?

— Товарищ полковник, а вы точно хотите это услышать? Соучастником не боитесь стать?

— Я и так уже увяз по самые уши покрывая вас. Ты мен лучше скажи: это случайно получилось или преднамеренно.

— Преднамеренно, — не стал скрытничать Словник. — Как они с нами, так и мы с ними. Око за око!

— Дурак, ты! У тебя ребенок совсем маленьких, а ты в мстители подался. Вот посадят тебя на пожизненное, кто тогда о твоей семье и ребенке позаботиться? Об этом ты не подумал, а парням, которые сгорели в автобусе, легче от твоей мести не стало, их она не вернет.

— Мне легче стало.

— Получишь наряд, дам вам отпуск на недельку, а то, вы похоже совсем тут умом тронетесь. Вернешься домой, отдохнешь. Забирай всех своих и возвращайся домой. Договорились?

— Конечно, договорились товарищ полковник. Большое спасибо! Пойду обрадую парней.

— Иди. И смотри мне держите языки за зубами, чтобы никому! Понял?