1

— Что будем заказывать? — спросил Сергей.

— Утку по-пекински, — сказал я.

В этом что-то было — съесть утку по-пекински в ресторане в центре Пекина.

Мы с Сергеем оказались здесь в командировке. Сегодня у меня был день рождения, и я предложил отметить это дело в ресторане.

— Конечно, — согласился Сергей, — но китайскую водку пить не будем.

Мне китайская водка тоже не нравилась, впрочем, как и китайская кухня в целом. Она была слишком сладкой. Нечто, зажаренное в кляре и залитое сладким соусом. Пусть это нечто едят сами китайцы и запивают его своей водкой.

Мы зашли в магазин и купили французский бренди. Китайские продавщицы глазели на нас и улыбались. Потихоньку я к этому привыкал. Пусть себе смотрят, лишь бы не трогали руками. А это страстное желание — дотронуться до тебя хотя бы пальцем — было написано на физиономиях почти всех китайцев, с которыми я встречался.

— Девчушки здесь хорошие, — сказал я.

— Мне китайцы вообще нравятся, — кивнул Сергей. — Хороший народ, если ему не делать зла.

— Ты что, бывал здесь?

— Раз пять или шесть.

Я в Китае был впервые, и моё мнение о китайцах ещё не сформировалось.

— Слишком уж их много, — сказал я. — А мы для них хуже обезьян.

— В смысле? — посмотрел на меня Сергей.

— Белый человек здесь встречается реже, чем обезьяны, — пояснил я.

— А чёрный?

Этого я не знал. Негры на улицах Пекина, не говоря уж о других городах Китая, мне пока не попадались.

— Зато знаю теперь, — огляделся я по сторонам, — каково быть марсианином. Ни черта не понимаю!

— Это дело привычки, — философски сказал Сергей. — Бери пример с американцев.

По пешеходной улице, на которой мы находились, навстречу нам шла белая девушка. Судя по толстым рукам и ляжкам, а также небрежной одежде, это была американка. Она неспешно двигалась сквозь толпу, как авианосец, рассекающий лодочную флотилию, и если одна из джонок исчезала под его килем, этого не замечал никто.

Американка остановилась у лавки, в которой шла распродажа футболок. Наперебой кричали девушки-зазывалы. Парни запрыгивали друг на друга, стараясь выхватить понравившуюся футболку. Девушка меланхолично раздвинула колышущуюся толпу и взяла одну из футболок. В её руках она превратилась в распашонку для младенцев. Девушка вздохнула, бросила футболку в ящик и, по-прежнему не прилагая для этого никаких усилий, выбралась из толпы.

— Симпатичная слониха, — с лёгкой завистью сказал я.

Девушка скользнула по нам взглядом, и на её лице ничего не отразилось.

— А ресторан-то закрыт, — сказал Сергей.

Действительно, в охваченном броуновским движением городе единственным полупустым местом был вход в ресторан.

— Который час? — спросил я.

— Восемь.

К нам подскочил молодой китаец и заговорил, как мне показалось, на английском языке. Сергей слушал его, склонив набок голову.

— Говорит, закрыто, — сказал он. — Но это мы и так видим. Еда нам нужна. Гуд фут.

Китаец замахал руками ещё сильнее.

— Предлагает отвести в хороший ресторан, — посмотрел на меня Сергей. — Пойдём?

— А он кто?

— Ай менеджер! — постучал себя в грудь китаец.

— Пойдём, — вздохнул я. — В этом Китае я ничего не понимаю. Почему в восемь вечера закрыт ресторан?

Сергей улыбнулся.

Мы свернули в один переулок, во второй, прошли метров сто — и оказались в другом Китае. Здесь было темно и безлюдно, под ногами рытвины. Я споткнулся несколько раз подряд. К счастью, впереди засветились огни ресторана.

Мы вошли в пустой зал, отгороженный от улицы бамбуковыми занавесками, и сели за столик в углу. Улыбающаяся девушка — официантка тут же принесла меню.

— Ну и что здесь написано? — уставился я на иероглифы.

— Не обращай внимания, — поманил к себе официантку Сергей.

Очень быстро выяснилось, что ни девушка, ни её подруги по-английски не говорят. Однако юноша, маячивший за стойкой бара, уже слетал куда-то внутрь помещения и вернулся с хозяйкой ресторана, понимающей по-английски. Во всяком случае, она знала, что такое «дак».

— Водка есть? — спросил Сергей.

О водке здесь никто ничего не слышал.

— А вино? — продолжал допытываться Сергей.

— Вино есть! — просияла хозяйка.

— В таком случае, мы будем пить это, — поставил на стол бутылку бренди Сергей.

Хозяйка, три официантки и юноша-бармен с изумлением, граничащим с ужасом, воззрились на бутылку «Наполеона».

— Они здесь совсем не пьют? — спросил я.

— Пьют, но мало, — сказал Сергей. — Что будем заказывать?

И мы заказали утку по-пекински в уютном ресторанчике почти в центре Пекина. Это было совсем неплохо для так неудачно складывающегося дня.

2

А начался мой день с серьёзного нарушения протокола одного важного мероприятия. В качестве журналиста я сопровождал официальную российскую делегацию, знакомящуюся с ходом олимпийского строительства в Китае. Сегодня эту делегацию принимали руководители Китая разного уровня, и на последней, самой важной встрече, чёрт меня дёрнул отбиться от журналистского стада и сесть рядом со своим знакомым из секретариата Думы. Журналистов на подобных мероприятиях на пять минут запускали в зал, они производили фото- и киносъёмку, затем их выпроваживали за дверь, и начиналось то, что и отделяет простых смертных от избранных — политические переговоры.

Разговаривая с приятелем, я прозевал момент, когда зал очистили от посторонних. Началось представление участников делегаций. Выйти из зала я уже не мог. Если бы я встал и направился к огромным дверям, все бы увидели, что на мне не только нет галстука, но, что гораздо хуже, вместо брюк надеты джинсы. Да и рубашка, мягко говоря, не белая. Я затаился за столом, как мышь под веником. Авось пронесёт, думал я, сидит себе бледнолицый, а они для китайцев все на одно лицо.

Но так я думал напрасно. Минут через пятнадцать моего друга подозвал к себе один из ответственных товарищей.

— Протокол! — прошипела дама, сидевшая через два кресла от меня.

Я сделал вид, что ничего не слышу.

Мой друг вернулся на место, наклонился к моему уху и сказал:

— Китайцы спрашивают: «Кто такой?»

— И что? — упавшим голосом спросил я.

— Наши сказали: «Наш!»

— А протокол? — встряла дама.

— Всё нормально, — сказал, не глядя на неё, друг.

Переговоры продолжились, а я стал меланхолично размышлять о том, что больше меня в официальную делегацию никто не включит. «И поделом, — казнился я, — что тебе до этих роскошных гобеленов на стенах и хорошеньких девушек, разливающих по чашкам зелёный чай? Сиди на своей даче и выращивай тыкву. Хотя девушки, конечно…»

Мне о моём прегрешении никто ничего не сказал, но я знал, что оно серьёзное.

…Юноша-бармен принёс и поставил на стол две крохотные фарфоровые рюмки.

— Ну и сколько в них входит? — спросил Сергей.

— Граммов десять, — сказал я.

Сам Сергей, кстати, на официальной встрече отсутствовал. Побывав в Китае не один раз, он знал, что здесь к чему.

— Выпить хочешь? — спросил Сергей юношу.

Спросил он его по-русски, но тот, тем не менее, вытаращил глаза, побледнел и застыл, как соляной столп. К нему гурьбой подскочили хихикающие официантки. Хозяйка незаметно скрылась где-то в глубине своего заведения.

Сергей капнул в одну из рюмок.

— Пей, — придвинул он её бармену.

Юноша ожил, дрожащей рукой взял рюмку и храбро опрокинул её в рот. Девушки зааплодировали.

— Теперь вы, — снова капнул в рюмку Сергей.

Официантки с визгом рассыпались по залу.

— Принеси фужеры для воды, — приказал бармену Сергей. — Нет, мне в Китае нравится. У них только водка плохая.

— И маленькие рюмки, — согласился я.

Мы выпили из фужеров за меня, за Китай, для которого события французской революции, не говоря уж об октябрьском перевороте, представляются событиями новейшей истории, а посему не подлежат оценке живущих сейчас людей. Лет этак через пятьсот…

Официантки, прыская в ладонь, наблюдали за нами из разных углов зала. Белые люди, пьющие из фужеров, были для них настоящими монстрами. Или полубогами, что, впрочем, одно и то же.

Самая храбрая из официанток принесла нам по утке. Блюдо состояло из аккуратно нарезанных кусков утиного мяса, стопочки рисовых блинов, блюдца с тонко наструганными огурцами и соевого соуса. Это было очень вкусно.

— А жить смог бы здесь? — спросил я Сергея.

— Жить надо дома, — улыбнулся он. — Я побывал больше чем в ста странах, но лучше всего чувствую себя в Москве.

Я не бывал в ста странах, но тоже хорошо чувствовал себя в Москве.

— Вероятно, это зависит от женщины, с которой ты живёшь, — сказал я.

— От женщины тоже, — согласился Сергей. — Тебе которая из официанток больше нравится?

Я пригляделся к снующим по залу девушкам. Они, что-то почуяв, застыли на местах.

— Вон та лопоухая, — показал я. — У неё глаза большие.

— Вероятно, из-за них она здесь считается страшненькой, — сказал Сергей.

Мы засмеялись.

Девушки, щебеча, снова запрыгали между столов.

Менеджер, приведший нас сюда, доставил в ресторан сначала молодую пару рослых американцев, затем большое семейство то ли испанцев, то ли итальянцев.

— Где он их берёт? — удивился я.

— На улице, где же ещё, — хмыкнул Сергей. — Наверное, хорошо зарабатывает. Знание английского в Китае — большое дело.

— Жалко, слониху не привёл, — сказал я.

— Кого?

— Американку с пешеходной улицы. Интересно, что бы она здесь пила?

— Вино, — пожал плечами Сергей. — Водку пьют только русские. А бренди был неплохой.

— Когда-то «Наполеон» считался у нас самым дорогим напитком, — посмотрел я на почти пустую бутылку. — Я только пару раз пил его, и то за чужой счёт.

— Почему?

— Бедный был.

— Сейчас богатый?

— Сейчас ещё беднее. Жалко, из-за этого паршивого протокола больше не возьмут в поездку. За свои деньги я не то что в Китай — в Болгарию не съезжу.

— Брось, — сказал Сергей. — После того, что произошло в Цюйфу, нам уже ничего не страшно.

3

В Цюйфу мы с Сергеем отстали от кортежа. Произошло это так.

Кортеж прибыл к храму Конфуция в точно назначенное время. В Китае, кстати, все мероприятия начинались и заканчивались в часы, указанные в программе.

По аллее, вымощенной брусчаткой, мы прошли к храму. Я с любопытством смотрел на старые туи, на колонны храма, обвитые спящими драконами, на толпу молодёжи, приветствующую нас цитатникам Конфуция. Если бы не суровые стражи порядка, эта молодёжь вполне могла бы разодрать нашу одежду на сувениры. Во всяком случае, от жадных взглядов многочисленных чёрных глаз мне становилось не по себе. Особенно пылкими были девичьи взоры, а уж эти, знал я, не пощадят.

У храма состоялась короткая церемония возложения цветов. Руководитель делегации произнёс энергичную речь о значении великого Конфуция для Китая и всего человечества, приведя искажённое высказывание философа о том, что не надо делать людям то, чего ты сам не хочешь, чтобы другие сделали тебе.

Я почувствовал, как кто — то дёрнул меня за полу пиджака, и столкнулся со смеющимися глазами очаровательной особы.

— Хай! — пропела она.

— Хай-хай, — сказал я, решительно высвобождая пиджак из её цепких пальцев.

Делегацию пригласили в храм для осмотра. Я на секунду замешкался и оказался перед уже закрытой дверью.

— Там ничего интересного, — сказал мне Сергей, тоже не успевший проскочить в храм. — Пойдём к нашим автобусам. Заодно парк осмотрим.

Это было небезопасное мероприятие, но я, скрепя сердце, согласился. «Всё — таки здесь много полицейских, если что, отобьют», — подумал я.

Мы пошли через парк. Брусчатка под ногами была отшлифована миллионами подошв до зеркального блеска. Один из храмовых драконов подмигнул мне каменным глазом. «Нехороший знак», — подумал я.

Молодые люди с цитатниками в руках уже начали расходиться, но, завидев нас, повернули назад.

— Очень много девушек, — забеспокоился я.

— Да, по статистике в Китае женщин больше, чем мужчин, — кивнул Сергей.

Похоже, обилие молодых черноглазых красавиц его нисколько не волновало.

Огромные туи возносились высоко в небо. Самые старые из них были огорожены заборчиками и подмазаны целебным раствором. К старости здесь относились с подлинным уважением.

— Китай всегда шёл своим путём, — сказал я.

— Не только Китай, — оглянулся Сергей.

Я тоже посмотрел назад. Толпа, состоящая преимущественно из девушек, походила на грозовую тучу, приготовившуюся извергнуть громы и молнии.

К счастью, парк закончился, и мы вышли на площадь.

— Где автобусы? — забеспокоился Сергей. — Они должны были здесь стоять… Похоже, в храме два выхода. Они вышли с другой стороны, сели в автобусы и уехали. Ты знаешь, что у нас по программе дальше?

— Не знаю, — сказал я.

— За мной!

И мы рысью помчались назад, внося замешательство в ряды восточных красавиц. Вид бегущих белых мужчин производил на них столь сильное впечатление, что они застывали, как вкопанные. А когда приходили в себя, мы уже были далеко.

Возле храма не было никого, кроме охраны и двух служителей.

— Где русские? — тяжело дыша, рявкнул Сергей.

Служители испуганно попятились в тёмную глубину храма.

— Подожди, — сказал я, вытирая со лба пот, — у меня есть программа на китайском языке.

Мы по очереди осмотрели программу. Она была хорошо выполнена полиграфически, однако это нам не давало ровным счётом ничего.

— Как ты думаешь, каким пунктом здесь обозначено посещение храма Конфуция? — спросил Сергей.

— Первым или вторым, — сказал я. — А может, третьим.

Я поймал себя на мысли, что только сейчас понял истинный смысл выражения «китайская грамота». Ровные ряды иероглифов вызывали священный ужас. Да, Китай был планетой, на которой нечего делать пришельцам из других миров.

— Надо выходить из парка, — сказал Сергей.

Это предложение мне настолько понравилось, что я, не говоря ни слова, ринулся в боковую аллею, ведущую из парка. На улицах, пусть и запруженных китайцами, мне было как-то спокойнее.

— Рикша! — закричал Сергей, едва успевая за мной. — Давай возьмём рикшу!

Перед нами неспешно катил китаец на велосипеде, приспособленном для перевозки двух пассажиров.

Мы вскочили в коляску. Китаец испуганно оглянулся и изо всех сил нажал на педали. Коляска затряслась, однако скорость её передвижения осталась практически прежней.

— А куда нам ехать? — спросил я.

— Туда! — махнул Сергей. — Я вспомнил, нам нужно на могилу Конфуция. В программе это второй пункт.

Мы ехали по улочке, заполненной торговыми рядами, настолько медленно, что продавцы успевали не только совать в нос свой товар, но и хватать нас за руки. Мне это не понравилось.

— Вылезай, — сказал я. — Так мы до вечера не доедем. Пошли к полицейским.

Мы покинули рикшу и направились к машине с полицейскими. Трое из них сидели в машине, один стоял рядом с ней. Завидев нас, этот полицейский попытался забраться внутрь, но его не впустили.

Сергей схватил программу, поднёс к носу полицейского и стал тыкать в неё пальцем:

— Сюда, нам надо сюда! Могила Конфуция! Срочно! Отвезите нас на могилу!

Полицейский кашлянул, осторожно взял программу в руки и стал читать её, начиная с первого пункта.

— Отвезите нас вот сюда! — указал на нужный пункт Сергей.

Полицейский втянул голову в плечи, как черепаха. Его товарищи дружно нажали на кнопки, блокируя двери автомобиля.

— Такси! — закричал я. — Настоящее!

Толкая друг друга, мы бросились к машине. Водитель так же обстоятельно, как и полицейский, изучил программу, важно кивнул и нажал на газ. Весь его вид говорил, что он не только знает, куда надо ехать, но и с какой скоростью.

Мы ехали минут пятнадцать, и всё это время я размышлял, сколько времени путешествие до могилы Конфуция заняло бы на рикше. Разброс цифр был колоссальный.

— Как ты думаешь… — повернулся я к Сергею.

— Автобусы! — заорал он, не слушая меня. — Наши!

Это действительно были наши автобусы. Стоящие в ряд как на параде, они вызвали во мне чувство умиления. Всё-таки Китай был не совсем пропащей страной. Если автобусы, предназначенные для иностранной делегации, должны стоять на такой — то площади в указанное время, они будут там стоять, невзирая на потоп, землетрясение и прочие мелкие неприятности.

Мы расплатились по счётчику и медленно выбрались из такси. Теперь можно было никуда не торопиться. Я даже купил себе бутылку минеральной воды.

Молодая продавщица, сверкая раскосыми глазёнками, попыталась всучить мне чипсы, орешки, мороженое и ещё какую — то дребедень. При этом она не только несколько раз дёрнула меня за пиджак, но и дотронулась до руки. Судя по ужимкам, прерывистому дыханию и нервному смеху, останавливаться она не собиралась.

— Пойдём в автобус, — предложил я Сергею.

— Вон уже наши на карах подъехали, — сказал он, и особого энтузиазма в его голосе я не услышал. — Наверное, надо доложиться.

Но докладывать о своём возвращении нам не пришлось. По очереди к нам подходили ответственные товарищи и сообщали, что, во-первых, изменение графика передвижения кортежа недопустимо ни при каких обстоятельствах, во-вторых, лицо, отставшее от кортежа, будет само добираться до консульства, до которого отсюда как до неба, и в-третьих, билеты на самолёт это лицо будет приобретать за собственный счёт.

— Это же Шаньдунь! — с чувством сказал один из начальников.

— Что сие означает в переводе с китайского? — осведомился я.

— Высокая гора.

— Высокая дыра? — не расслышала Оксана, журналистка, которая никуда не опоздала, но, тем не менее, близко к сердцу приняла нашу оплошность.

— Именно дыра, — сказал я ей. — Ни консульства, ни английского языка, ни белых людей. Даже могилки не останется.

— Почему?.. — прошептала Оксана.

— Съедят с потрохами.

Мы погрузились в автобусы и поехали в Цзинан, столицу провинции Шаньдунь.

На убранных полях горели костры из кукурузной ботвы. Жемчужно отсвечивала вода многочисленных прудов, в которых, как я знал, нагуливали жир королевские карпы, китайцы их называли генералами. На изъеденных временем горах почти не было никакой растительности. С низкого неба сеялся мелкий дождь.

Это был срединный Китай, тот самый, который дал миру неповторимого Конфуция. А также ни на что не похожие письменность, картины и музыку.

4

— Ну и как тебе утка? — спросил Сергей, с сожалением глядя на свою пустую тарелку.

— Великолепна, — сказал я. — Возьми кусочек.

У меня на тарелке ещё немного оставалось, и я в свой день рождения решил быть щедрым до конца.

Сергей немного поотнекивался, но всё же взял кусочек.

В ресторане мы оставались одни. Бренди был допит, утка съедена, можно было расплачиваться и отправляться в гостиницу. Уставшие официантки сидели за соседними столиками и неотрывно смотрели на нас. Не было лишь бармена за стойкой. Вероятно, его сразил тот самый напёрсток бренди, который он опрокинул перед нашей трапезой.

— Счёт, — щёлкнул пальцами Сергей.

Это слово было понятно даже китайцам. Мы расплатились и поднялись со своих насиженных мест. Официантки встали тоже. Судя по их физиономиям, они сильно сожалели, что так и не смогли потрогать нас руками. Ничего, может быть, повезёт в другой раз.

Мы вышли из ресторана.

— У них когда-нибудь звёзды бывают? — спросил я.

— А как же! — удивился Сергей. — Они ведь придумали навигацию по звёздам.

— Ну да, — кивнул я, — вместе с порохом и бумагой. Но всюду, где мы были, висел смог.

— К Олимпиаде разгонят, — пообещал Сергей.

Пешеходная улица в полночь по-прежнему кишела людьми, но теперь это был другой контингент.

— Девушки не нужны? — на сносном английском обратилась к нам миловидная особа неопределённого возраста.

— Девушки? — остановился Сергей. — Девушки нам не нужны. Нам нужна ты.

Говорил он вполне серьёзно.

— Ми? — ткнула себя пальцем в грудь особа.

— Ты.

— Ми нельзя, — с лёгким сожалением сказала она. — Можно девушка.

— Только ты, — упёрся Сергей.

— Пойдём в гостиницу, — вмешался я в их диалог. — Нам после Конфуция только девушек не хватает.

— А что Конфуций? — сказал Сергей. — У него тоже дети были.

— А как же роль Коммунистической партии? — повёл я рукой, показывая, насколько всеобъемлюща эта роль.

Сергей посмотрел по сторонам и руководящей и направляющей роли Коммунистической партии на этой улице не увидел.

— С проститутками даже китайские коммунисты не справятся, — заявил он. — Тем более, у них свой путь.

С этим я вынужден был согласиться.

Пока мы теоретизировали, китайская мамка растворилась в толпе.

Мы благополучно добрались до своей гостиницы. Она, кстати говоря, тоже называлась «Пекин».

— Зайдём ко мне, — сказал Сергей. — Теперь я должен тебя угостить.

Я знал, во что ему обойдётся виски или коньяк из мини-бара в номере. Но кто станет мелочиться после бутылки «Наполеона»?

Мы зашли в номер Сергея и расположились в креслах.

— Зачем здесь две двуспальные кровати? — спросил я, наблюдая, как Сергей разливает в стаканы виски.

— Для удобства, — пожал он плечами. — Сейчас везде так. Ну, за тебя!

Это была хорошая точка в праздновании дня рождения. Его не смогли испортить ни нарушение протокола на переговорах, ни отставание от кортежа в Цюйфу, родном городе Конфуция. А главное, до нас так и не добрались здешние красавицы со сверкающими глазами, похожие на зверьков. Всё-таки не зря Господь разделил людей на чёрную, белую и жёлтую расы.

С этой спорной мыслью я отправился к себе в номер.

Китай по-прежнему оставался для меня непостижимым. С другой стороны, если бы человеку было дано всё понять до конца, он бы утратил интерес к жизни.

А этого Господь тоже не допустит.