Мысли об этой смерти неотступно и мучительно преследуют меня. Не только потому, что Вячеслав Леонидович Кондратьев – один из любимых моих писателей. Не только потому, что посчастливилось встречаться с ним и впечатления от тех встреч остались памятные. Есть и еще причина.

Сразу, тогда же, в конце сентября 1993 года, возникло в связи с сообщениями о его кончине чувство какой-то противоречивости и недосказанности. Одна газета даже написала: «Тайна смерти Кондратьева окутана мраком».

Обтекаемо-минорно «ушел из жизни» – и шоково-пронзающе «застрелился».

«Умер» – и «покончил с собой».

«Несчастный случай» – и «самоубийство».

Это из разных газетных заметок. Почему же оказались они столь неоднозначными?