Болезнь грязных рук смертельно опасна
Народная артистка СССР Татьяна Доронина впечатляюще поставила актуальную пьесу Юрия Полякова.
Большое событие в театральной жизни Москвы! Один из талантливейших современных писателей Юрий Поляков написал, пожалуй, лучшую свою пьесу, которую поставила на сцене МХАТ имени М. Горького Татьяна Доронина. Думаю, уже соединение таких имен должно вызвать значительный интерес. Во МХАТ это четвертая работа «по Полякову». Напомню, что здесь поставлены и до сих пор с успехом идут «Контрольный выстрел», «Заложники любви, или Халам-Бунду», «Грибной царь». Последний из этих спектаклей недавно горячо принимали китайские зрители: в Поднебесную на гастроли МХАТ привозил его вместе с горьковским «На дне».
И вот новая премьера — «Как боги…» Ставить на сей раз взялась сама художественный руководитель театра, и это тоже о чем-то говорит.
У меня нет сомнений, что прежде всего привлекают Т. Доронину в творчестве Ю. Полякова его остро социальный взгляд на нынешнюю действительность и чуткий слух, помогающие воспроизводить эту действительность достоверно, выразительно, колоритно. А еще — умение выстроить сюжет так, чтобы захватить зрителя и держать его в напряжении до самого конца. Вот и в новом спектакле, ручаюсь, вы ни за что не угадаете, каков будет финал.
Жанр? Переплетение комедии с трагедией или, точнее, комедия, оборачивающаяся трагедией. Вы будете смеяться от души, а потом заплачете. Как и бывает в жизни. Сегодня же совсем не редкость, когда под смешным, как подо льдом, скрывается ужасное, даже убийственное. Лед треснет где-нибудь, и тогда обнаружится…
Реальность и мнимость сегодняшней жизни — вот о чем думалось мне больше всего, когда проходили передо мной сцены быта в квартире отставного дипломата Гаврюшина (заслуженный артист России Александр Титоренко). Отставным он стал именно потому, что осмелился — не «на трезвянку», нет! — нарушить показную мнимость реальностью: высказал однажды Ельцину все, что думал, «про шоковые реформы, обнищание народа, предательство геополитических интересов». Но… «президентам, как и девушкам, правду лучше не говорить».
В результате преуспевавший дипломат вынужден сидеть дома, посвящая досуг переводу великих китайских поэтов, а его жена — зарабатывать деньги облагораживанием свиного рыла русского капитализма. Это по выражению Гаврюшина. Сама же Вера Николаевна (заслуженная артистка России Ирина Фадина), тонкая, душевная и умная женщина, конечно, тяготится невольной обязанностью обучать этикету, то есть хорошим манерам, «новых русских» — олигархов и кандидатов в олигархи. Превращение гнусной реальности в приличную мнимость! Симулякр, как теперь выражаются. И ведь почти все вокруг, вот что невыносимо, — этот самый симулякр.
Особенно тяжко для человека, сохранившего душу живую, ощущать, что сплошь и рядом видимостью становятся самые драгоценные, самые святые чувства, на которых, казалось бы, должен держаться мир. И на что опереться душой, если уже нет искренней дружбы, если даже просто доброжелательность бескорыстная исчезает, а любовь… Да где же она, любовь?
Дочь Алена (артистка Вера Лаптева) «коллекционирует» партнеров, проводя время в ночных клубах. Бывшая первая жена Гаврюшина, урожденная Чумина, ставшая сегодня леди Мак-Кенди, носится по белу свету в поисках очередных доходных мужей: броский гротесковый образ создан заслуженной артисткой России Лидией Матасовой. А заходящий к Гаврюшиным под видом друга дома «крупный бизнесмен» Непочатый, хоть и очень настойчиво зовет Веру Николаевну в жены или любовницы, суля золотую карточку, чтобы могла тратить «до изнеможения», и квартиру в Ницце на Английской набережной, где «с балкона можно в море плевать», ничего и отдаленно похожего на любовь у нее, понятно, не вызывает.
Когда же у такой женщины, оставшейся вопреки всему человеком в лучшем смысле этого слова, душа осветится вдруг внезапной любовью, не охватит ли вас тревожное предчувствие? Вы, может, и не запомнили сказанное вскользь ею в начале спектакля, что прилетала как-то большая птица с черными крыльями и смотрела на нее так, словно хотела о чем-то предупредить. А суть ведь в том, что подлинная любовь в окружающем климате зачастую оказывается обреченной, как беззащитный экзотический цветок где-нибудь в Заполярье.
Доронина совершенно правомерно делает эту тему центральной в спектакле. Можно ли жить без любви и каково ей, любви, в этом фарсовом и одновременно крайне жестоком мире? Стихия смеха, иронии, сарказма, царившая на сцене, резко сменяется лирической нотой, которую соответственно замыслу режиссера, надо сказать, великолепно ведет — в дуэте с достойным Александром Хатниковым — Ирина Фадина. Пронзительность большого чувства, прорывающегося сквозь свойственную ее героине сдержанность, как будто чудодейственным образом преображает саму атмосферу буднично привычной комнаты, внося в нее трепетную нежность и красоту.
Однако, подобно миражу, это скоро исчезнет, столкнувшись у нее с непреодолимым чувством долга, а также, как можно понять, с чем-то не вполне приемлемым в человеке, которого она полюбила.
С чем же? И кто он, Артем Бударин? В перечне действующих лиц автором обозначено: «30 лет, самородок из Сибири». А его покровитель Непочатый, сперва выдвинувший молодого сменного мастера директором своего сибирского «заводика», а потом и своим заместителем в Москву, комментирует: «О, парень с небом над головой!»
Небо понимается как возможность взлететь высоко. Не всем дано. Желаешь жить, как боги из любимой с детства книги «Мифы Древней Греции»? Тогда действуй так: «Хочешь — сделай. Нужно — возьми. Боишься — преодолей себя или умри. Мешают — отодвинь. Сопротивляются — победи. Любишь — обними и не думай о том, что будет потом. В общем, живи, как душа просит».
Заметим: абсолютно не думая, каково при этом другим людям. Приведенный монолог Артема произносит Александр Хатников убежденно и страстно. Он обаятелен этой своей убежденностью, непосредственностью, ощутимой внутренней силой. Но… женщина, которую позовет бросить мужа и дочь, чтобы жить вместе с ним, как боги («денег хватит!»), неожиданно переводит возвышенную фразу в неприглядную реальность:
«А ты знаешь, мальчик, как жили боги? Ты внимательно читал эту свою книжку? Боги! Они ради власти и похоти убивали, лгали, обманывали, предавали, оскопляли друг друга… Они крали друг у друга коров, жен, наложниц… А несчастные женщины, которые на свою голову приглянулись блудливым небожителям, гибли или превращались в паучих, в змей, в камни… Иногда всего за одну ночь страсти!»
Вседозволенность силы, не признающей никаких нравственных ограничений, гибельна. Спрашивает Вера Николаевна домогающегося ее Непочатого: «Скажите, только честно, смогли бы вы за деньги убить человека?» Ответ: «За деньги? Человека? Нет! Если только из ревности…»
Лжет, конечно. Как древнегреческий бог. А ревность из-за похоти бывает тоже, не только из-за любви. Иногда такая ревность, чувство собственника, соединяется с особенно жгучим денежным вопросом. И он, Эдуард Никитич Непочатый, олигарх, демонстрирует нам, что способен легко убить даже не одного человека…
* * *
Интерес прозаика и драматурга Ю. Полякова к этой популяции новоявленных хозяев жизни виден во многих его работах. Что за процессы происходят в хищниках, возомнивших себя богами? Доронина и заслуженный артист России Сергей Галкин, играющий олигарха, внешне делают этого персонажа совсем не импозантным. И голос негромкий, с хрипотцой, и не бросающийся в глаза костюм. Встретишь случайно где-нибудь — разве догадаешься, кто перед тобой? Впрочем, в традиции мировой литературы дьявол чаще всего выглядит вполне заурядно…
Сущность «крупного бизнесмена» вырывается лишь тогда, когда он понимает: опекаемый выдвиженец увел у него два миллиона «зелени». И тогда уж долой любой этикет, «к черту цирлих-манирлих!» Сорвавшись, выдает небожитель потаенное во славу того, что дороже ему всего на свете:
«Да, я люблю деньги. Деньги не изменят, как жена. Не предадут, как друг. Не обворуют, как подлый партнер. Не бросят в старости, как неблагодарные дети. Что такое деньги? Это твои ум, труд, упорство, превращенные в волшебные цифры, исполняющие все желания. Безоткатно!»
«Да вы поэт!» — иронически восклицает, выслушав это, Вера Николаевна.
Но он не поэт. Он убийца. Совсем скоро для нее это станет фактом. Погибнут дочь и тот, кого она любила. Принимавший у себя дома «окультуренного бизнесмена» экс-дипломат и переводчик китайских поэтов Гаврюшин, безусловно, прав был в своем выводе о нечистоплотности его бизнеса. Мягко говоря, разумеется. И о том, если шире, что богатство в нынешней России — как дизентерия: «Болезнь грязных рук». Только еще недопонял тогда или не договорил, что болезнь эта смертельно опасна для окружающих. И даже, может статься, для всей страны.
Недаром же так безутешно горько заплачет в финале мудрый Китаец (артист Олег Цветанович) — дух дома китаиста Гаврюшина, счастливое озарение автора пьесы. Заплачет после убийственного взрыва за окнами, устроенного одним из богачей ради этого самого богатства. Ради его препохабия капитала, как известно, ни перед чем они не остановятся…
Спасибо Юрию Полякову и театру Татьяны Дорониной за впечатляющее напоминание об этом. Очень важное и нужное, по-моему, для сегодняшнего нашего общества.
«Концерт по случаю конца света»
Наверное, только большие чувства рождают большое искусство. Если художник переполнен ими и хочет поделиться с другими людьми. Именно в состоянии такой напряженной эмоциональной переполненности, по моему восприятию, уже давно живет Николай Николаевич Губенко.
Да, с тех пор как Родину, самое дорогое и святое для него, начали огульно шельмовать, унижать, оскорблять, нарастали в нем боль и страдание от происходящей несправедливости. А одновременно — резкое неприятие всех причастных к разрушению великой Советской страны, уничтожению ее идеалов и героической памяти. Нарастало и стремление художественными средствами осмыслить суть постигшей нас трагедии.
Так шел он к этому мощному театральному творению, названному «Концерт по случаю конца света» и ставшему (без преувеличения!) выдающимся событием не только отечественной культуры, но и современной общественно-политической жизни.
Что в первую очередь поражает? Масштаб замаха и невероятная тяжесть груза, который Губенко взвалил на себя и на весь коллектив руководимого им театра. В подзаголовке сценария, авторство которого принадлежит тоже ему, постановщику, значится: «1612-1812-2012». Однако и этими годами, между которыми дистанция огромного размера, панорама спектакля, представьте себе, не ограничивается! Три даты лишь как реперные точки, а исторический охват того, что мы видим и слышим, гораздо шире.
Гудит, колышется океан российской истории, донося до наших дней волны из далекого прошлого, которые подчас удивительным образом отдаются в событиях, по времени совсем близких к нам. От царя Бориса в веке семнадцатом до другого Бориса — на исходе двадцатого столетия. От расстрела рабочих перед Зимним дворцом в Петербурге до танкового расстрела Дома Советов в Москве…
Не последовательное изложение того, что было, а сложная ассоциативная связь выстраивает спектакль, выливающийся в симфонию потрясающей силы, где органически сплавлены поэзия и музыка, кино и песни, мысли философов и признания политиков, телевидение и Интернет. И все это надо было найти, отобрать, смонтировать!
В связи с предыдущим спектаклем Н. Губенко «Арена жизни», явившимся творческой вершиной, с которой он двинулся к этой новой своей высоте, я уже писал, что ему очень помогли талант и опыт кинорежиссера. На сей раз — тоже. Но почти физически ощущаю, каково было справляться с таким поистине безмерным материалом.
Справился. Блестяще. Способствовала этому найденная форма — концерт, а если точнее, репетиция концерта. Как обозначено в названии, «по случаю конца света».
Вы спросите: почему? Напомню, что некоторые ведь всерьез воспринимали прогноз конца света, назначенного на 2012 год. А можно сказать и так: конец этот апокалиптический уже наступает.
У Губенко масса тому свидетельств. Ну хотя бы беспристрастные опросы на улицах — о чем они говорят? В объявленный День народного единства многие не могут ответить, кто такие Минин и Пожарский. Накануне очередной годовщины начала Великой Отечественной выясняется: для кого-то (не для одного, а опять-таки для многих) затруднительно ответить, что такое особенное значит день 22 июня. «Суббота», — говорит один. «Не вспомню, нет», — вторит другой. И так далее.
Или ответы по литературе студентов-филологов, готовящихся стать преподавателями этой самой литературы, и даже одного аспиранта, без пяти минут кандидата филологических наук. Вопрос о том, чья это строка: «Безумству храбрых поем мы славу», вызывает неуверенный ответный полувопрос: «Лермонтова?» Вопрос «Кто убил Лермонтова?» — встречается удивлением: «А разве его убили?» Эрих Мария Ремарк для завтрашних учителей-литераторов женщина, зато Жорж Санд, несомненно, мужчина…
Вот в подобных ситуациях и воскликнешь поневоле: конец света!
А разве не то же самое хочется сказать, когда голос диктора комментирует кадры из Интернета, посвященные некоей «арт-группе» под названием «Война»? Художники, так сказать. «Это они устроили унизительную, безумную акцию в годовщину казни декабристов — публичный сеанс группового секса в Государственном биологическом музее имени Тимирязева. Это они нарисовали гигантский фаллос на Литейном мосту в Санкт-Петербурге, который при разведении мостов поднялся. За эту акцию, кстати, получили награду министерства культуры».
Разве не конец света? Вот во что превращается любовь. Вот во что превращается искусство. Расчеловечивание человека, нравственное уничтожение — вместо того чтобы облагораживать его и возвышать.
* * *
Многое в спектакле построено на контрастах, на резких контрапунктах. Скажем, идет дикторский текст — сообщение 12 апреля 1961 года о выводе на орбиту вокруг Земли первого в мире корабля-спутника с человеком на борту.
Мы видим такое родное лицо в скафандре, неповторимую улыбку советского героя. А следом — воплощение лицемерия и предательства: Горбачев перед микрофоном объявляет о сложении полномочий президента СССР. И тут же титр: «Девяностые». И стихи:
1961–1991-й. Подумать только, что же случилось? С космической выси — в бездну…
Вслед за Горбачевым-«меченым», уже в виде арбатской матрешки с кровавым пятном на лбу, — другой новоявленный вершитель судьбы страны:
Какие выразительные кадры найдены для характеристики этого властительного самодура! И ведь документальные — все как есть, все как было.
Губенко потрясающе решает тему вывода советских войск из Германии. Под лихую плясовую после знаменитого ельцинского «дирижирования» он включает в свой монтаж кадры-напоминания о немецко-фашистских зверствах на нашей земле. И это пронзает насквозь. Как и последующие кадры «черного октября».
Вот она, современная история. Музыка и стихи, конечно, усиливают впечатление. Но все-таки самое сильное — от документов. Кадры документальные запечатлели навсегда это варварство конца XX века. Хотя, оказывается, для кого-то оно вовсе не варварство, а повод для морального удовлетворения.
Губенко нашел и процитировал документ по-своему символический. Это статья Новодворской в журнале «Огонек» за январь 1994-го. При всей экстравагантности этой фигуры мы-то знаем: не только от себя говорит она здесь в приступе откровенности. Почти то же самое вырвалось и у Окуджавы, и у некоторых других, как говорится, представителей творческой интеллигенции. Так что же документально звучит в спектакле от их имени?
«Мы будем отмечать, пока живы, этот день… День, когда мы выиграли второй раунд нашей „единственной гражданской“. И „Белый дом“ для нас навеки — боевой трофей.
9 мая — история дедов и отцов, чужая история чужой страны. Я жалела и жалею только о том, что кто-то из „Белого дома“ ушел живым. Нас бы не остановила и гораздо большая кровь… Очень важно научиться стрелять первыми, убивать. Я вполне готова к тому, что придется избавляться от каждого пятого. Сколько бы их ни было, они погибли от нашей руки, от руки интеллигентов… Мы предпочли убить и даже нашли в этом моральное удовлетворение. Оказалось, что я могу убить и при этом спокойно спать и есть. А про наши белые одежды мы всегда сможем сказать, что сдали их в стирку. Свежая кровь хорошо отстирывается».
Ну каково это вам? «Чужая история чужой страны…» Это — для них. Для Губенко — родная история родной страны! Со всем, что в ней было.
* * *
Впрочем, мы знаем: любят Родину тоже по-разному. То есть разное в ней любят. И это зависит от позиции человека, от его взгляда на историю. Кому-то, скажем, Октябрь 1917-го видится катастрофой и время после него — «черной дырой», а для кого-то советский период — вершина российской истории. Как у Губенко?
На сцене эти строки Роберта Рождественского читает маленький мальчик в матросской форме. Но фактически его устами о себе говорит, по-моему, сам постановщик спектакля. В споре о советском времени, который не стихает, об отношениях народа и власти, искусства и жизни его позиция непреклонна.
И корни у нее глубокие! Они исходят от Пушкина и Блока, Гоголя и Чехова, Маяковского и Ахматовой, Некрасова и Горького, которыми буквально дышит спектакль. Актер, исполняющий роль «буревестника революции», напоминает программное некрасовское:
Губенко этим руководствуется в своем взгляде на историю. Например, где сегодня, в каком театре вы можете увидеть трагедию Кровавого воскресенья? Да эта страница — 9 января 1905 года — вообще напрочь вычеркнута из общественного сознания. Будто и не было ее! Спросите любого, и почти никто не ответит, что произошло в тот день.
А в спектакле «Содружества актеров Таганки» возникает колоссальной силы сцена. Этот надрывно молящийся хор с иконами в руках перед портретом Николая Второго: «Спаси, Господи, люди Твоя!» Эта тревожно-драматическая музыка Стравинского и Чайковского, страдающие и гневные строки пушкинской «Деревни» о барстве диком, которые так к месту и так гениально читает народный артист России Николай Губенко. А самое главное — эти рвущие душу слова из петиции петербургских рабочих, обращенной к царю:
«Государь! Мы, рабочие, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители пришли к тебе искать правды и защиты. Нет больше сил, Государь!.. Нас здесь больше ста сорока тысяч — и все это люди только по виду, в действительности же за нами не признают ни одного человеческого права. Разве это согласно с божескими законами? Не лучше ли умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капиталисты и чиновники-казнокрады, грабители русского народа…»
Это 1905-й. Но разве сегодня, после антисоветской контрреволюции 1991-го, к согласию с «божескими законами» приблизились, а не ушли совсем далеко от них?
Рабочие умоляют царя: «Не откажи в помощи твоему народу, взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы…»
А в ответ? Ружейный залп. Толпа на сцене падает. Свидетельство великого художника Валентина Серова, наблюдавшего за происходившим из окон Академии художеств:
«То, что пришлось видеть мне, не забуду никогда — сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу, — зрелище ужасное».
Но не менее ужасна реакция царя, провозглашенного ныне святым. Звучат опять документы — выдержки из царского дневника и публичных его выступлений:
«Знаю, что жизнь рабочего нелегка. Многое надо улучшить и упорядочить. Но имейте терпение. Народ любит меня. Не мешайте ему. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливыми и к вашим хозяевам… Но мятежною толпою… заявлять мне о своих нуждах… преступно. Я верю в честные чувства рабочих людей… и их непоколебимую преданность мне. А потому… прощаю им вину их».
Итак, государь прощает. А мы слышим статистику жертв: «Только 9 января в больницы было привезено 1216 убитых и более 5000 раненых». Среди них — дети.
Рабочий хор на сцене — сперва еле слышно, а потом все громче — начинает «Интернационал»…
* * *
Почему я останавливаюсь на этом сюжете столь подробно? Не только потому, что речь об одной из сильнейших сцен спектакля. Четверть века назад про начало первой русской революции, да и в целом про нее знал правду каждый школяр. Тем более — про революцию Октябрьскую. А что и как знают об этих величайших событиях нашей истории сегодня?
Пожалуй, тут спектакль Губенко выполняет роль политпросвета. Не назидательно, разумеется, а эмоционально. Художественное потрясение побуждает думать, а это, по признанию Николая Николаевича, и есть основная его цель. Неужто после сцены, о которой я рассказал, не задумается зритель о том, как реально рождается истинная (не «оранжевая» какая-нибудь) революция?
Так же и с Октябрем. Сейчас официально стараются возвеличить Первую мировую войну, придать ей статус Второй Отечественной. А в этом спектакле коренной вопрос ставит и чеканно отвечает на него Маяковский:
Из этого тоже произрастет Октябрь. Как, впрочем, изо всей предыдущей русской истории с необоримой тягой ее народа к справедливости. Недаром же скажет Александр Блок, и это прозвучит в спектакле, о котором я пишу, что большевизм — состояние русской души, а не фракция в Государственной думе.
Главная цель всей нынешней официальной и либеральной идеологической обработки состоит как раз в том, чтобы переиначить душу народа. Привить ей терпимость к несправедливости. А во имя этого постараться сфальсифицировать, исказить, подделать все, что связано в истории с народной борьбой за справедливость. Еще лучше — вообще всем забыть бы это слово, как и слово «революция». Забыть Ленина. Забыть Сталина. Да возможно ли?
И тогда в ход идет осквернение народных святынь.
Великое спасибо Николаю Губенко за крейсер «Аврора»! За то, что вспомнил и включил в свой идеологически полемический спектакль происшедшее несколько лет назад на борту крейсера революции. Мало какие газеты рассказали об этом, а ведь событие тоже по-своему историческое — с огромным знаком минус, конечно.
Дикторский голос в спектакле с едва уловимой иронией и сдержанным презрением поведал об этом так: «В ночь на 6 июня 2009 года на крейсере „Аврора“ сотни гостей международного форума отметили годовщину журнала, издающегося на деньги олигарха Прохорова. На верхней палубе были установлены динамики, а на нижней вдоль столов с канапе и бокалами вина сновали официанты, наряженные в тельняшки. Словом, „пир во время экономической чумы“. Одним из первых появился Прохоров. Затем к крейсеру подплыла баржа, на которой была установлена сцена. К началу концерта приехала Матвиенко. Глядя на обычно солидных топов, сейчас подпевающих и танцующих, Валентина Ивановна в восхищении развела руками: „Что вообще происходит в моем городе?!“ А потом вместе с Эльвирой Набиуллиной стала подтанцовывать. Песни вызывали явное одобрение на крейсере. Когда восторг гостей достиг предела, несколько солидных мужчин, как по команде, в костюмах сиганули с палубы в Неву. Олигархи порезвились на славу».
Стоило бы еще добавить, что песни, вызвавшие «явное одобрение», были густо насыщены матом, а среди почетных гостей веселился и полномочный представитель президента страны в федеральном округе. Этакое трогательное единение олигархов и власти.
После фантасмагорических кадров кощунственного разгула Губенко дает реплику из Интернета: «Они же в детство мое нагадили!.. Своими пьяными воплями заглушили и прекрасное далеко, и то, что называется памятью целого поколения…» А когда детский хор тут же изумительно запевает «Что тебе снится, крейсер „Аврора“?», сдержать слезы становится невозможно.
Мне интересно, что испытала бы на этом спектакле та самая Валентина Ивановна Матвиенко — кстати, бывший комсомольский работник. Ведь по службе она ничуть не пострадала, когда некоторый общественный шум все-таки поднялся вокруг скандально безобразной истории с пьянкой на «Авроре». Наоборот, двинулась вверх по карьерной лестнице, стала председателем Совета Федерации, то есть иерархически третьим лицом в государстве!
Да и «первому лицу», по-моему, полезно было бы посетить «Содружество актеров Таганки». Мне уже доводилось выражать сожаление, что президент и премьер в этот театр не ходят. Понятно, у них иные предпочтения. На историю нашу тоже смотрят во многом совсем иначе. Но, может быть, «Концерт по случаю конца света» и их заставил бы о чем-то задуматься?..
* * *
Возвращаясь к началу этого грандиозного спектакля, приведу стихи, которые, как эпиграф, задают тон ему:
Чем советское кино отличается от нынешнего
Тема этого разговора подсказана мне читательскими письмами, авторы которых нередко задумываются о судьбе нашего отечественного кино. Почему в те годы, когда оно было советским, выходили на экран фильмы, привлекавшие любовь зрителей в своей стране и становившиеся явлениями мирового значения, а с тех пор, как стало российским, все в этой сфере кардинально изменилось? Не к лучшему, а к худшему!
Попытаемся в этом моем диалоге с известным киноведом и социологом Федором Раззаковым хотя бы частично ответить на некоторые вопросы о кино, волнующие наших читателей.
Беседа первая
— Федор Ибатович, вы существенно моложе меня, однако, я думаю, успели на себе ощутить, что значило наше кино в советское время. Впрочем, когда что-либо из нынешней действительности сравнивается сегодня с той эпохой в ее пользу, тут же видишь скривившиеся физиономии патентованных антисоветчиков. Ну, дескать, это старческая ностальгия, ведь кажется, что в молодости и трава зеленее была…
Между тем, если говорить о кино, по-моему, никак не иллюзия, а совершенно очевидный и сугубо объективный факт, что советский кинематограф отличается от нынешнего российского, как небо от земли. То есть настолько он выше во всех отношениях. Об этом много пишут в редакционной почте и читатели «Правды». А вот недавно, в связи с объявленным официально Годом российского кино, я обратился к целому ряду известнейших деятелей отечественного киноискусства с просьбой высказать свое мнение о его состоянии вчера и сегодня. Так удивительно схожими оказались ответы! Подытожить их можно приблизительно следующим заключением: у нас было великое советское кино, которое, увы, теперь мы потеряли. Скажите, а вы согласны с этим?
— Безусловно. Говоря вашими словами, сугубо объективный факт.
— Но наши читатели, видя и сознавая то же самое, просят помочь им разобраться, что произошло, почему и как. А чтобы разобраться, необходимо провести хотя бы краткий исторический анализ, сравнив становление советского кино и нынешнего. Совсем скоро мы будем отмечать 100-летие Великой Октябрьской социалистической революции, детищем которой в полном смысле слова стал советский кинематограф. А теперешнее кино, которое мы называем российским, началось после уничтожения Советской власти и развала Советского Союза.
— Значит, в этом году, 2016-м, ему исполняется 24 года. Много это или мало? Давайте сравним и порассуждаем.
— Какой метод сравнения вы предлагаете для начала?
— Советское кино зародилось в 1918 году. Если прибавить те же 24 года, то получится 1942 год. И что мы видим? К тому времени на счету советского кинематографа было множество поистине грандиозных, эпохальных картин! Причем, замечу, в разных жанрах. Перечислять их все у нас не хватит времени, потому ограничимся хотя бы некоторыми. Позволите мне предложить мой список?
— Конечно.
— Итак, в кратком варианте это: «Броненосец „Потемкин“» (1925) С. Эйзенштейна, «Мать» (1926) В. Пудовкина, «Сорок первый» (1927) Я. Протазанова, «Девушка с коробкой» (1928) Б. Барнета, «Арсенал» (1929) А. Довженко, «Новый Вавилон» (1929) Г. Козинцева и Л. Трауберга, «Обломок империи» (1929) Ф. Эрмлера, «Земля» (1930) А. Довженко, «Путевка в жизнь» (1931) Н. Экка, «Встречный» (1932) Ф. Эрмлера, С. Юткевича и Л. Арнштама, «Чапаев» (1934) братьев Васильевых, «Веселые ребята» (1934) Г. Александрова, «Пышка» (1934) М. Ромма, «Депутат Балтики» (1936) И. Хейфица и А. Зархи, «Семеро смелых» (1936) С. Герасимова, «Мы из Кронштадта» (1936) Е. Дзигана, «Цирк» (1936) Г. Александрова, «Петр Первый» (1938) В. Петрова, «Волга-Волга» (1938) Г. Александрова, «Человек с ружьем» (1938) С. Юткевича, П. Арманда и М. Итиной, «Александр Невский» (1939) С. Эйзенштейна, «Трактористы» (1939) И. Пырьева, «Щорс» (1940) А. Довженко и Ю. Солнцевой, «Музыкальная история» (1941) А. Ивановского и Г. Раппапорта, «Свинарка и пастух»(1941) И. Пырьева, «Валерий Чкалов»(1941) М. Калатозова, «Машенька» (1942) Ю. Райзмана, «Парень из нашего города» (1942) А. Столпера, Б. Иванова и А. Птушко, «Секретарь райкома» (1942) И. Пырьева.
— Действительно впечатляет! А ведь хочется еще и еще добавлять…
— Вполне вас понимаю. Потому что это лишь малая частица из того потока киношедевров, которые появились на свет за первые 24 года Советской власти. Согласитесь, все или почти все названные мною фильмы стали классикой не только советского, но и мирового кинематографа. Достаточно сказать, что «Броненосец „Потемкин“» был признан первым в числе 12 лучших фильмов всех времен и народов по результатам международного опроса критиков в Брюсселе в 1958 году (110 голосов из 117). Он же стал первым среди 100 лучших фильмов по опросу киноведов мира в 1978 году. И наконец, занял почетное третье место в списке журнала Empire «100 лучших фильмов мирового кинематографа», составленном совсем недавно — в 2010 году. Может ли чем-нибудь похожим похвастаться нынешнее российское кино?
— Увы, увы…
— Да, реальность состоит в том, что почти за четверть века у нас по большому счету так и не появилось фильмов, которые встали бы вровень с теми советскими лентами. Ведь многие из них были даже больше, чем выдающиеся явления искусства, — они способны были общество объединить, народ поднимать на великие свершения. Как тот же «Броненосец „Потемкин“», или «Чапаев», или «Александр Невский»…
— Так в чем же основная причина? Каков главный секрет столь огромной разницы — тогда и сегодня?
— Главная причина, я думаю, вам-то понятна. Она — в той социально-политической системе, которая восторжествовала в России после Октября и в противовес ей — у нас за последние годы. То есть давайте скажем так: какая атмосфера в обществе, какой в нем витает дух — такие и создаются фильмы, да и все остальное, естественно, тоже.
Революция дала искусству, как и всему обществу, в первую очередь ВЫСОКУЮ ИДЕЮ, способную захватить миллионы, — идею социальной справедливости: кто был ничем, тот станет всем. Многие нынешние деятели — историки, публицисты, политики и т. д. — поют осанну царской России. Говорят, что если бы не Октябрь 1917 года, то наша страна была бы необыкновенно цветущим государством. Все это сказки для несведущих людей. На самом деле Россия при царизме полностью исчерпала себя. Она попросту выдохлась. И если бы каким-то чудом продолжала таковой существовать, то являла бы весьма унылое зрелище. И никогда бы при ней не взошли столь ярко на общественном небосклоне звезды таких выдающихся людей, как Михаил Шолохов, Георгий Жуков, Дмитрий Шостакович, Сергей Есенин, Владимир Маяковский, Игорь Курчатов, Петр Капица, Сергей Королев и многие, многие другие. В том числе не взошли бы и звезды наших прославленных кинематографистов — режиссеров, операторов, сценаристов, актеров.
— Надо бы вспомнить, что представляло собой дореволюционное российское кино.
— Кинематограф в России начался за полтора десятка лет до Октября 1917 года. Но каким он был за редким исключением? В основном калькой с зарубежной «синемы». Чисто развлекательным, прозападным. Неслучайно перед Первой мировой войной только в одной Москве насчитывалось свыше 50 представительств зарубежных кинокомпаний, которые поставляли, как правило, дешевые салонные мелодрамы и боевики. И хотя война сократила количество импортных фильмов, однако отечественные кинопроизводители шли по тому же пути — потчевали людей все теми же мелодрамами и боевиками, не касавшимися острых социальных проблем. Серьезных и по-настоящему значимых фильмов почти не снималось, так как власти предержащие старались говорить с народом языком лубка, чтобы, не дай бог, в его голове не вызрели серьезные мысли (та же ситуация, кстати, и в сегодняшней России, о чем у нас еще будет время поговорить). Однако избежать Октября 1917 года все равно не удалось. Ведь сколько ни зарывай голову в песок, а «пятая точка» торчит на поверхности…
— Становление нового кино, как и нового общественно-политического строя, проходило в труднейших условиях. Разруха Первой мировой войны, сопротивление буржуазии, Гражданская война…
— Ясно, что господа капиталисты сопротивлялись изо всех сил, не приемля рабоче-крестьянскую власть. А в кино они даже пытались полностью замолчать сам факт Октябрьской революции. Поразительно, что за год после нее, к осени 1918 года, частными фирмами в России было снято 150 фильмов — и ни в одном из них даже не упоминалось об этом величайшем, переломном историческом событии в жизни страны!
— Наглядный факт… Но на фронтах Гражданской войны вели свои съемки первые советские кинооператоры-документалисты, о чем позднее расскажет замечательный художественный фильм «Служили два товарища». Помните героя Олега Янковского?
— Да, он и погибает с кинокамерой, стараясь запечатлеть происходящее для будущих поколений. Но я еще на одну сторону дела хочу обратить внимание. Буквально с первых шагов Советской власти начинается у нас детское кино, что о характере этой власти многое говорит. Ведь детский кинематограф в СССР станет величайшим в мире — аналогов ему нигде не было! И это по-настоящему гуманистическое кино, которому наивысшую оценку давал даже папа римский, назвавший его христианским. А знаете, какой был первый наш детский фильм и когда он снят?
— Откровенно говоря, нет.
— Уже в начале 1918 года, то есть спустя несколько месяцев после Октября, при отделе средних учебных заведений Наркомпроса РСФСР создается секция школьного кинематографа. И вот на свет появляется первый отечественный детский фильм — «Сигнал» (режиссер А. Аркатов), снятый Московским комитетом Наркомпроса.
— Очень интересно! Расскажите о нем.
— Прежде всего обратим внимание на сюжет, который прямо вытекал из тогдашней обстановки Гражданской войны. Юный герой (актер Яков Волженин) с целью предотвращения вражеской диверсии, ценой собственной жизни останавливал поезд, перевозивший оружие для красных, использовав… рубаху, окрашенную своей кровью. Таким образом, в основу первого советского детского фильма легла идея самопожертвования, которая владела тогда умами многих — как взрослых, так и детей.
Эта идея не была вбита в мозги посредством большевистской пропаганды, как пытаются нас теперь уверить господа либералы. Суть в ином: те же дети, которые безоглядно жертвовали своими жизнями ради светлого будущего, были уверены, что таковое обязательно наступит. Что с приходом большевиков наконец закончится та беспросветная жизнь их родителей, которую они воочию наблюдали. Это было поколение пассионариев, воспринявшее идею справедливости не для себя лично, а для всех, и ради торжества этой идеи оно готово было жертвовать даже самым дорогим, что есть у человека, — собственной жизнью. Пожалуй, можно сказать, что основу такого поколения создало само царское время с его вопиющими неравенством и несправедливостью. Рожденные в противовес этому пассионарные чаяния и стали основой сюжета не только для первого советского детского фильма, но и для многих последующих кинолент.
— К детям был обращен и знаменитый фильм «Красные дьяволята», вышедший на экраны в 1923 году, то есть сразу после Гражданской войны…
— Да, лента режиссера Ивана Перестиани собрала в кинотеатрах многомиллионную аудиторию, и нынче ее назвали бы блокбастером. А речь в ней шла все о том же — о самоотверженном участии детей в Гражданской войне на стороне красных. Отметим, что в стане белых молодежь и дети, конечно, тоже присутствовали — в основном это были отпрыски дворянских семей, дети священнослужителей, зажиточных крестьян, однако «красных» детей все равно было больше (о чем говорить, если даже десятки тысяч белых офицеров перешли на сторону Красной армии). Так что сюжет «Красных дьяволят», несмотря на всю свою приключенческую сказочность, в основе был правдив: дети активно помогали красным победить белых. Кроме того, этот фильм явился великолепной адаптацией жанра американского вестерна, который некогда завоевал царскую Россию. Но если при царе в наших кинотеатрах показывали американские вестерны, а свои достойные приключенческие картины не снимали, то теперь родился аналогичный собственный жанр — истерн, или вестерн по-советски. Из его «шинели» потом столько прекрасных фильмов вышло! Кстати, «Красных дьяволят» ценил и В. И. Ленин, который к тогдашнему игровому кино в целом относился скептически.
— Раз уж речь у нас зашла о Владимире Ильиче, то скажем о его влиянии на наш кинематограф.
— Ленин был у истоков советского кино и много сделал для его становления, поскольку прекрасно понимал: за этим искусством будущее. Еще в 1907 году он прозорливо написал, что «пока кино находится в руках пошлых спекулянтов, оно приносит больше зла, чем пользы, нередко развращая массы» (как и сейчас, не правда ли?). Именно Ленин разработал этапный декрет Совнаркома от 27 августа 1919 года «О переходе фотографической и кинематографической торговли и промышленности в ведение Народного комиссариата по просвещению». После этого началась национализация кинопредприятий и возникла система государственных органов, ведающих кинематографией в Советской России.
— А лично вождь находил время следить за тем, что происходит в кино?
— Как Председатель Совнаркома, Ленин регулярно знакомился с текущим кинорепертуаром. Это происходило раз в две-три недели в Свердловском зале Кремля, где был устроен кинотеатр. Больше всего Владимир Ильич любил хроникальные фильмы, а вот игровые, как я уже сказал, особенно не жаловал. Но это потому, что художественное советское кино делало тогда свои первые шаги (в 1921–1923 годах вышло всего 23 игровых фильма) и было еще далеким от совершенства. А выхода подлинных шедевров вождь не застал. Однако именно он добился положения, чтобы сеансы в кинотеатрах включали в себя не только увеселительные фильмы, но и серьезные ленты пропагандистского и просветительского содержания. Это требование вошло в историю советского кино под названием «ленинская пропорция».
Такой принцип существовал вплоть до развала СССР, хотя в горбачевскую «перестройку» был уже переориентирован. Ведь Ленин настаивал на необходимости «внести в кино не только науку, не только искусство, не только производство, но и юмор, но и смех, но и животрепещущие сцены комедии и драмы, но все это должно быть направлено к одной-единственной цели: к борьбе за новый быт, за новые нравы, за лучшее будущее…» А с началом «перестройки» этот тезис ловко вывернули: тогда шла борьба уже не за новый советский быт, а за АНТИСОВЕТСКИЙ. Да и будущее в целом виделось уже совсем иным…
— Пора сказать о людях, которые пришли работать в кино после Октября и создавали великий советский кинематограф.
— Именно Октябрь 1917 года дал мощнейший стимул для появления целой плеяды выдающихся творцов, которые при господстве прежнего режима никогда не смогли бы так ярко себя проявить. Большинство будущих советских киноклассиков ранее и не помышляли связывать свою жизнь с кино. Эйзенштейн по основной своей профессии был техником-смотрителем, Вертов и Роом должны были стать психоневрологами, Райзман окончил литературно-художественный факультет МГУ, Рошаль вообще никакого высшего образования не имел, Довженко работал учителем, Пудовкин собирался стать физиком, а Барнет подавал большие надежды как спортсмен — занимался боксом. Но революционные события круто изменили их жизнь, и они пришли в кинематограф.
— Многие, стоит подчеркнуть, пришли с фронтов Гражданской войны. Тот же Эйзенштейн, Ромм, Эрмлер, Пырьев… Пришли с определенными идейными склонностями, а время открыло перед ними широчайшие горизонты в искусстве. Отвратительно, что нынче все это извращается, подается в пародийно-карикатурном виде. Ну, например, как в телесериале «Орлова и Александров».
— Согласен. Меня тоже это возмущает.
— Реальные судьбы и колоссальный творческий взлет таких самобытных советских талантов, как Григорий Александров или Иван Пырьев, просто поражают. Но ведь и немало наиболее одаренных деятелей дореволюционного кино после Октября словно заново родились. Разве и это не говорит об идейной и духовной силе революции? Вспоминаю Владимира Гардина, Якова Протазанова…
— Конечно, это важная грань нашей темы. Скажем, Яков Протазанов пришел в кинематограф за несколько лет до Октября 1917-го и за тот период снял несколько десятков фильмов. Но каких? Серьезных работ там почти не было — названия говорят сами за себя: «Как хороши, как свежи были розы…» (1913), «Купленный муж» (1913), «Любовь японки» (1913), «О чем рыдала скрипка» (1913), «Один насладился, другой расплатился» (1913), «Женщина захочет — черта обморочит» (1914) и т. д.
— Однако незаурядный талант этого мастера все-таки дал знать о себе в работах по русской классике: сначала это «Пиковая дама», потом «Отец Сергий»… Но пробиваться к такому искусству было нелегко.
— Характерно, что сразу после Февраля 1917 года Протазанов начинает снимать революционно-разоблачительные фильмы («Андрей Кожухов», «Не надо крови»), которые, по мнению критиков, были лучшими фильмами на эту тему. О фильме «Не надо крови» один из рецензентов писал: «Революция оказала благодетельное влияние на кинематографическое искусство. В затхлый, удушливый воздух салонно-любовных сюжетов ворвалась свежая струя… Впервые мы увидели на экране потрясающе просто и безыскусственно рассказанную драму…»
Это, заметим, после Февральской, то есть буржуазно-демократической, революции. А Октябрьскую Протазанов поначалу не принял, и в 1920 году он уезжает в Европу. Но уже в 1923- м возвращается в Советскую Россию, поскольку тоже оказался захвачен ВЫСОКОЙ ИДЕЕЙ.
— Станет понятнее, почему возвращается, если назвать некоторые фильмы, что вынужден он был снимать в Париже и Берлине: «За ночь любви», «Тень греха» и т. п. Тот же знакомый ему удушливый, затхлый воздух буржуазной коммерции…
— Да-да! А в советских условиях он стал одним из выдающихся кинорежиссеров. Снял первый в мире полнометражный фильм о космическом полете — «Аэлита» (1924) — по фантастической повести Алексея Толстого, а далее такие знаменитые ленты, ставшие советской киноклассикой, как «Закройщик из Торжка» (1925), «Процесс о трех миллионах» (1926), «Сорок первый» (1927), «Дон Диего и Пелагея» (1928), «Праздник святого Йоргена» (1930), «Бесприданница» (1936), «Насреддин в Бухаре» (1943)…
И таких, как Яков Протазанов, сначала не принявших Октябрь, а потом в корне изменивших свое мнение о нем, в те годы было действительно много. Жизнь раскрывала людям глаза. Приходило понимание, что события осени 1917 года — это не какой-то «переворот кучки интриганов», а глубинное движение истории, которое именно в России дало человечеству шанс построить самое справедливое общество на земле. И люди, вдохновленные этой ВЫСОКОЙ ИДЕЕЙ, ощутившие мощнейший прилив эмоциональной энергии и разума, стали выдавать на-гора один шедевр за другим, причем не только в кинематографе, но и во всех других сферах деятельности…
— Однако, как говорится, только идеей сыт не будешь. Советская власть должна была предложить творцам и какие-то материальные блага?
— Так и было. Времена пришлось пережить очень трудные, и советские люди жили в основном достаточно скромно, то есть в массе своей не шиковали. Но большие таланты во всех видах деятельности, умственного и физического труда выявлялись и поощрялись. Власть не скупилась, конечно же, на разного рода поощрения и в творческой среде. Это были высокая зарплата, премии и т. д.
Например, в кинематографе ведущий режиссерско-актерский состав был поделен на две категории — первую и вторую. В первую входили такие режиссеры и актеры/актрисы, как Михаил Ромм, Иван Пырьев, Григорий Александров, Сергей Герасимов, их жены — Елена Кузьмина, Марина Ладынина, Любовь Орлова, Тамара Макарова, а также Вера Марецкая, Николай Крючков, Борис Андреев, Павел Кадочников, Сергей Столяров и ряд других. Этим людям в месяц платили 4500 рублей (для сравнения: среднемесячная зарплата рабочих на предприятиях Москвы в мае 1945 года составляла 480–680 рублей). Порядка 3000 рублей получали в кино деятели второй категории — режиссеры Александр Довженко, Сергей Юткевич, Игорь Савченко, Михаил Калатозов, Абрам Роом и соответственно актеры/актрисы Эраст Гарин, Сергей Мартинсон, Сергей Филиппов, Зоя Федорова, Фаина Раневская и т. д.
— Что ж, их в самом деле выделяли. Можно сказать, выделяли и вознаграждали справедливо. Наверное, так и следовало.
— По меркам того времени это были очень немалые деньги, которые стимулировали и остальных подтягиваться к уровню первой и второй категорий. Фактически такая оплата равносильна тому, что получают сегодняшние российские «кинозвезды». Но вот ведь парадокс! Советские звезды при своих достойных гонорарах рождали подлинные шедевры, а нынешние — киношные миллионеры — в основном дают пшик: «плюют в вечность», по образному выражению Фаины Раневской. А все потому, что советские звезды работали в условиях высокоидейного искусства, которое «копало вглубь» — исследовало глубины человеческих взаимоотношений, психологии, затрагивало большие проблемы идеологического и философского характера. А нынешние вынуждены существовать во времена идей из разряда мелкотравчатых.
Впрочем, такова ситуация не только у нас, но, пожалуй, и во всем мире. Тот же Голливуд в наши дни все больше превращается в один сплошной аттракцион, где уже почти совсем не остается места высоким идеям. Да ведь они отвлекали бы попкорновое поколение от просмотра дешевого «развлекалова», в которое зрители сегодня погружены с головой. Поэтому если раньше в американском кинематографе каждое десятилетие появлялись выдающиеся режиссеры вроде Дэвида Гриффита или Сидни Поллака, Артура Пенна или Стэнли Крамера, то сегодня режиссеров такого уровня на просторах Голливуда редко встретишь. Почему? Ушла великая идея, рожденная Октябрем 1917 года, и вместе с ней ушли титаны мысли и таланта. Идеи мельчают, а с ними мельчают и творцы.
— А вы полагаете, что названные вами режиссеры Голливуда тоже творили в русле «октябрьской» идеи?
— А как же иначе, если это было событие мирового значения! Ведь кого, например, изображал на экране великий Чарли Чаплин? «Маленького человека», которого обижают сильные мира сего, а он всячески этому сопротивляется. Это опять отсыл к идее социальной справедливости, которая мощно была заявлена в Октябре 1917 года. Хотя Чаплин шел к этому постепенно. Обратим внимание, что с 1914 по 1918 год он снялся в нескольких десятках фильмов, играя «маленького человека», но везде изображал его без социального подтекста. Он играл просто недотепу, искателя приключений, а не обличителя язв и пороков того мира, в котором вынужден был жить. Однако в конце 1917 года, после того как до Америки долетела весть о событиях в России, Чаплин снимается в фильме с весьма символическим названием (таких у него еще не было) — «Собачья жизнь».
Это была смелая сатира, где проводилась параллель между жизнью собаки и бродяги. В мире капитала лишь одно существо способно понять такого бедного человека — бездомная дворняжка, столь же отвергаемая другими собаками, как герой Чарли отвергнут обществом. Несколько позже кинокритик П. Лепроо напишет: «В одном из эпизодов показывается свора собак, подравшихся из-за кости. Понял ли кто-нибудь, что вложил автор в это смелое сопоставление? Беспощадный реализм выражает всю жестокость жизни, безжалостную борьбу тех, кто вынужден таким образом добывать себе на пропитание: безработные люди и бездомные псы…»
Наша революция с огромной силой прозвучала на весь мир, дала стимул миллионам людей, в том числе и в творческой среде. Другое дело, что и противная сторона тоже не сидела сложа руки. В той же Америке капитализм мощно подавлял любые зачатки социального возмущения, боролся с любыми проявлениями протеста против несправедливости — имущественной, расовой, социальной. Того же Чаплина вынудили уехать из США. В те годы XX века — имеется в виду начало 50-х годов, когда произошел разгул маккартизма, — в Голливуде было поломано много кинематографических судеб.
Беседа вторая
— Итак, Федор Ибатович, мы с вами говорили о том, как после Великого Октября рождалось советское кино, делая самые первые свои шаги. Коренное его отличие от прежнего кино — высокая идея. Справедливая. Социалистическая. А каким образом, на ваш взгляд, можно определить главную задачу, которую призван был решать новый советский кинематограф в революционно обновлявшемся обществе?
— Он был включен в контекст культурной революции, которая начиналась в стране. Целью этой революции было ФОРМИРОВАНИЕ НОВОГО ЧЕЛОВЕКА — СОВЕТСКОГО. Чем он должен был отличаться от прежнего — старорежимного, как тогда говорили? В первую очередь должен быть грамотным, широко образованным. Идейно убежденным и сознательным. Не иметь сословных и религиозных предрассудков, поскольку наличие их не позволило бы осуществить грандиозную задачу — создать общество нового типа, построенное на подлинно гуманистических началах. Сейчас, по прошествии стольких десятилетий, идеи того времени многим кажутся утопическими. Но тогда большинству они таковыми не казались. Людьми по-настоящему владела жажда переустройства окружающего их мира на справедливых основах, поскольку на протяжении веков эта жажда загонялась царизмом глубоко внутрь.
Однако Россия всегда была страной революционных идей, то есть, как сегодня говорится, левых настроений. Рано или поздно это должно было вырваться из-под спуда. И мечта о новом, нравственно и духовно красивом человеке тоже давно жила. Теперь, после революции, советский кинематограф на нее опирался.
— Много толкуют сейчас о «вредоносности» цензуры того времени.
— Да, была введена достаточно жесткая цензура, которая следила, чтобы не наносился ущерб делу социализма и самой Советской власти. Но ведь в тех же капиталистических странах мощным средством цензуры были деньги: все крупнейшие кинофирмы защищали интересы господствующей буржуазии — денежных мешков. Ну а в СССР цензура направлялась идеологией, поскольку государство было идеократическим: главным, как мы уже говорили, стала ИДЕЯ. В советском варианте — идея справедливого мироустройства! Идея, может, для кого-то и утопическая, но она всегда владела и будет владеть умами и сердцами миллионов людей.
И, повторюсь, именно наличие этой ИДЕИ, диктовавшей необходимость воспитания нового человека, наполняло особым содержанием советское искусство, в том числе и кинематограф. Он был ориентирован на то, чтобы поднимать самые серьезные общественные проблемы, исследовать глубины человеческой натуры, бичуя ее пороки и воспевая достоинства. Поскольку нельзя было строить самое справедливое общество на земле и быть плохим человеком! Ведь именно этим — воспитанием человека — занималась и классическая русская литература, преемником которой в значительной степени по-своему стал советский кинематограф. Кинематография царского времени не могла идти по этому пути, поскольку то общество, которому она служила, было весьма далеким от справедливости.
— Я согласен: высочайшие стремления нового времени давали высокие творческие результаты. Вот была целая эпоха, которую теперь называют сталинской. А можно сказать, что и благодаря сталинскому кинематографу СССР удалось стать мощнейшей индустриальной и культурной державой, которая выиграла самую страшную войну в истории человечества?
— Так оно и было! Сталинский кинематограф, лицо которого определяется в итоге многими десятками выдающихся фильмов, конечно, создавался не сразу, но весьма интенсивно. При безусловном партийном и государственном руководстве.
— По-моему, очень существенной вехой в этом деле стало 1-е Всесоюзное партийное совещание по вопросам кино, проведенное в 1928 году.
— А еще — создание в феврале 1933 года Главного управления кинофотопромышленности, которое стало руководящим органом для всех союзных и республиканских кинотрестов. Кино помогало успешно решать многие грандиозные задачи: провести коллективизацию и индустриализацию, значительно повысить образованность общества, воспитать новое поколение молодежи — куда более патриотичное, чем то, что формировалось в условиях новой экономической политики (нэпа), ставшей вынужденной временной уступкой капитализму и оказавшей далеко не лучшее влияние на воспитание людей.
Сошлюсь на один пример. В 1929 году социологи провели опрос в молодежной среде, который выявил удручающую, с точки зрения идеологов, картину: всего 0,6 % юношей и 1,5 % девушек мечтали подражать героям революции. При этом многие подростки мечтали стать кем угодно — учителем (10,4 %), конторщиком (8,9 %), инженером (5,6 %), а также княгиней, дворянкой, богачом и даже священником, но только не коммунистом (2,2 %), не политическим деятелем (1,1 %) или комиссаром (0,3 %). Еще меньше молодых людей хотели стать военным, милиционером. Все это было следствием и временного засилья коммерческого (нэпманского) кинематографа в СССР.
Такая ситуация стала целенаправленно и энергично исправляться с начала 30-х годов.
— Пожалуй, даже с конца 20-х. Причем значительно усилившееся внимание к теме воспитания нового человека совпало с технической революцией в кинематографе: сюда пришел звук. А вместе с ним — вот что важно отметить! — появились необычайно богатые возможности актерским талантом и мастерством создавать на экране глубокие человеческие характеры, что немому кино было просто не под силу. И вот начинается освоение этих новых возможностей. В фильмах Сергея Юткевича «Златые горы» и Николая Экка «Путевка в жизнь», вышедших в 1931 году, в картине 1932 года «Встречный», снятой Фридрихом Эрмлером и тем же Юткевичем, в музыкально-поэтической ленте режиссера Игоря Савченко «Гармонь», взволнованно рассказавшей в 1934 году о жизни колхозной молодежи…
— А «Златые горы» и «Встречный» были о рабочем классе, они даже снимались в заводских коллективах Ленинграда. Рабочая тема талантливо продолжалась потом во многих замечательных советских фильмах — «Весна на Заречной улице», «Высота», «Большая семья» и т. д. А вот где за последнюю четверть века хоть одна картина о людях, создающих основные материальные ценности? Нет таковых!
— И в том же «Встречном» — впечатляющий характер старого рабочего Бабченко, созданный актером еще дореволюционного кино Владимиром Гардиным. А в «Путевке в жизнь» — яркие образы воспитателя беспризорников Сергеева и противостоявшего ему бандита Жигана, которых великолепно сыграли театральные актеры Николай Баталов и Михаил Жаров.
Надо сказать и о музыке, о песнях, которые зазвучали с экрана, определив знаковую особенность советского кино, о которой, я думаю, мы обязательно должны бы поговорить отдельно. Для «Златых гор» музыку пишет сам Дмитрий Шостакович, а из «Встречного» его же оптимистично захватывающая песня на стихи Бориса Корнилова («Не спи, вставай, кудрявая…») понеслась буквально по всей стране!
— И уже в 1934-м выходят «Веселые ребята», с которых начинается не только слава режиссера Григория Александрова, но и многолетний песенный триумф в кино композитора Исаака Дунаевского. Как эпиграф прозвучало, как девиз: «Нам песня строить и жить помогает!» Я согласен с вами: советские песни, а особенно песни советского кино сыграли в жизни нашего народа, всей страны совершенно особую роль.
— А вспомните, что именно в 1934 году успехи, достигнутые советским кино, получили и авторитетное международное признание. На Международной кинематографической выставке в Венеции делегация СССР была удостоена «Кубка за лучшую программу». В нее входили «Веселые ребята», «Гроза», «Петербургская ночь», «Окраина», «Пышка» и другие заслуженно отмеченные работы. Как видим, самых разных тем, жанров и стилей!
— Конечно, это знаменательно. А к Октябрьской годовщине в том же 1934-м на экраны выходит еще один, поистине этапный фильм — «Чапаев». Здесь уж, по-моему, излишни какие-либо комментарии. Об этом фильме братьев Васильевых с Борисом Бабочкиным в главной роли, кажется, все сказано, и он, наверное, даже сегодня, столько лет спустя, почти всем известен.
— Фильм исключительно высоких художественных достоинств и в то же время подлинно народный, каждому понятный и берущий за душу едва ли не каждого.
— Безусловно. Позволю себе высказать лишь одно соображение, очень важное, по-моему, в русле нашей темы — воспитания нового человека. Помните, что по результатам социологического опроса 1929 года военные, командиры и комиссары вовсе не были среди «престижных» героев для молодежи (увы, такова одна из горьких издержек нэпа). А вот после «Чапаева» все резко повернулось. Герои революции, настоящие патриоты, защитники Советской Родины вновь стали самыми любимыми и «престижными» в подростковой среде. Теперь даже дети играли «в Чапаева»…
— А потом и в Суворова, в Александра Невского…
— Темы революционного героизма и отечественного патриотизма благодаря сталинской мудрости и прозорливости действительно слились, соединились в кинематографе 30-х годов, которые предшествовали надвигавшейся Великой войне. Скажу так: если бы этого не произошло, тому поколению гораздо труднее было бы выиграть страшнейшую войну. Это счастье, что его воспитывали книги того времени, те песни, музыка, живопись, скульптура, театр… И конечно, кино!
— Опять же все фильмы, которые формировали поколение победителей, невозможно перечислить. Новый, советский человек воспитывался действительно всеми видами и жанрами кино. Историко-революционное? Да. Кроме «Чапаева», это и трилогия о Максиме с Борисом Чирковым в главной роли, и «Депутат Балтики» с Николаем Черкасовым, и фильмы о Ленине с Борисом Щукиным и Максимом Штраухом, и потрясающие «Мы из Кронштадта»… А вместе с ними — герои далекого прошлого из отечественной истории в фильмах «Петр Первый», «Минин и Пожарский», «Александр Невский», «Суворов»…
На экране в талантливых экранизациях возникала русская и мировая классика: «Гроза», «Пышка», «Иудушка Головлев», «Бесприданница», «Дети капитана Гранта», «Дубровский», горьковская автобиографическая трилогия режиссера Марка Донского и многое другое.
И тут же звали брать с них пример герои современности: «Семеро смелых», «Комсомольск» и «Учитель» Сергея Герасимова, «Великий гражданин» и «Член правительства», «Тринадцать» и «Тимур и его команда»… А комедии Пырьева, Александрова, Юдина, Ивановского и других мастеров этого жанра, дававшие хороший заряд оптимизма! Вот все это, вместе взятое, и воспитывало будущих победителей в Великой Отечественной войне. И здесь, снова обращу на это внимание, огромное значение имела фигура Сталина.
— Хотите поговорить о нем в дополнение к тому, что уже сказано?
— Да, надо. Многочисленные воспоминания очевидцев и архивные документы наглядно демонстрируют, что Сталин был человеком очень образованным, а вместе с тем, я бы сказал, не заумным. Вот почему даже в каких-то личных пристрастиях вкусы вождя практически почти всегда совпадали со вкусами и пристрастиями большинства населения СССР. Будь иначе, по-моему, не получилось бы у него создать в стране такой кинематограф, который стал любимым для миллионов людей.
Начиная грандиозные преобразования, поднимая на них многомиллионный народ, Сталин прекрасно понимал, что без такого важнейшего из искусств, как кино, никак не обойтись. Рвущие жилы на стройках социализма люди должны были иметь и соответствующий кинематограф, который не только вдохновлял бы их на подвиги, но и помогал «расслабиться» в редкие минуты отдыха. Говорят, что это был мифологизированный кинематограф? Но тогда пусть согласятся, что базировался он на мифе-созидателе, который сплачивал нацию и помогал ей в тяжелейших условиях перенапряжения сил. В моем представлении Сталин ставил перед кинематографистами задачу «не заумствовать», а снимать такое кино, которое содержало бы ту самую «золотую середину»: было бы умным и одновременно доходчивым.
— Как это подкреплялось материально?
— Денег на развитие кинематографа государство тогда не жалело. В Москве были построены две ведущие киностудии страны — «Мосфильм» и «Союздетфильм» (ее в 1948 году назовут именем Горького), а в союзных республиках были свои киностудии, причем на Украине их было даже две — Киевская и Одесская. И каждый год на экраны страны выходило несколько десятков фильмов, которые приносили огромный доход государству. Причем фильмы снимались, как мы уже отметили, самых разных жанров, выполняя и воспитательную, и развлекательную роль.
— Иногда их воздействие на аудиторию было прямое и непосредственное.
— Это известно. Например, после фильмов «Истребители» (лидер проката 1940 года) и «Валерий Чкалов» (1941) тысячи молодых людей отправились поступать в летные училища, что очень скоро даст свои плоды на полях сражений. После фильма «Светлый путь» (1940) тысячи девушек поступили в текстильные училища, а после «Моряков» (1940) юноши отправились в мореходные училища (один из них — наш замечательный актер Георгий Юматов, поступивший в 15 лет в Военно-морскую школу и воевавший потом юнгой).
И так было практически каждый год. Разве нынешнее российское кино может похвастаться этим? Сегодня кино приносит в основном доход его создателям, а государство с этого почти ничего не имеет. Дошло до смешного. В стране снимается столько же фильмов, как во времена СССР, — порядка 150, но на широкий экран выходят лишь десятки. А куда же деваются остальные? Часть переносится на диски, а другая часть вообще никуда не доходит, канув в безвестность. То есть деньги на них потрачены, а отдачи нет.
— И как вы такое объясняете? В чем же здесь причина?
— А вот в чем. Эти фильмы снимаются при минимуме затрат, а сэкономленные деньги элементарно разворовываются (навар имеют как киношники, так и чиновники от кино). А то, что фильм не дошел до зрителя, его создателей не интересует: главное — свою мошну набить.
— При Сталине подобное невозможно представить.
— Еще бы! Ныне это ведь уже не просто воровство, а гиперворовство, и никто не несет никакой ответственности. В сталинские годы, как известно, проворовавшихся деятелей строго наказывали. Тогда государство работало, как часы: четко ставило задачу и так же четко следило за ее реализацией. Справился — получи премию или другую награду, не справился — будешь уволен или посажен в тюрьму, если нечист на руку. Потому народные деньги в трубу не вылетали. Именно поэтому, кроме всего прочего, сегодня так популярна личность Сталина. За то, что спрашивать с людей умел.
— Такое впечатление, что при всей огромной сталинской занятости кино постоянно было в центре его внимания.
— Все снимавшиеся в СССР фильмы проходили через него. Он смотрел их в своем кремлевском кинотеатре в окружении членов Политбюро. Сталин формировал и репертуарную политику в кинематографе: какие именно фильмы снимать, на какие темы. Разумеется, действовал он через руководителей Кинокомитета, которые доводили его мнение до работников кинематографа: режиссеров, сценаристов, редакторов, композиторов и т. д. Короче, советское кино 30-х годов, как и позже, в решающей мере направлялось волей Сталина.
— Кино исключительно много сделало для подготовки народа к защите Родины во время Великой Отечественной войны. А когда она началась, то для кинематографистов, как и для народа в целом, согласитесь, главным стал лозунг «Все для фронта, все для победы!»
— Как же не согласиться. Факты свидетельствуют об этом.
— Вы эти факты знаете по документам и мемуарам, а я-то помню, как поразительно было, что в самый короткий срок появились «Боевые киносборники», дохнувшие в кинозалы новым, военным настроением. Мобилизовали на эти оперативные работы и самых любимых героев из лучших ранее снятых фильмов. Выплывал из реки Урал Чапаев Бориса Бабочкина; пел, но уже с иными, антифашистскими словами свою песенку про «шар голубой» Максим Бориса Чиркова… Так же оперативно начали снимать и серию «Концерт — фронту», где вдохновенно пели Лемешев, Русланова и другие народные любимцы. Не говоря уж про военную хронику: документальные фильмы, снимавшиеся под огнем боевыми операторами, сближали фронт и тыл.
— Но необыкновенно быстро в тех экстремальных условиях было налажено и производство полнометражных художественных фильмов. Известен подвиг перемещения сотен заводов с запада на восток: они чуть ли не мгновенно включались затем в работу на оборону. Можно сравнить с этим и очень быстрое создание в Алма-Ате Центральной объединенной киностудии (ЦОКС), в состав которой вошли эвакуированные киностудии, начиная с крупнейшей — «Мосфильма».
— Трудно было представить, что такие военные фильмы, как, например, «Секретарь райкома» Пырьева, вышедший уже в 1942 году, сняты в далеком степном Казахстане, а не в белорусских или смоленских лесах, где происходило действие многих из них. Да и активнейшая позиция известных кинематографистов просто восхищала. Ведь тот же Пырьев совсем недавно, в конце 1941-го, завершил свою искрометную музыкальную комедию «Свинарка и пастух», которую с восторгом смотрели бойцы, а тут вдруг совсем другие и материал, и жанр. Кто-то сегодня может сказать о некоторой наивности той картины, но страсть режиссера и талантливейшего актера Василия Ванина, который сыграл секретаря райкома партии Кочета, его столкновение с гитлеровским офицером Макенау в исполнении Михаила Астангова несли мощный заряд мужества, стойкости и воли.
А потом были «Радуга» Марка Донского, «Два бойца» Леонида Лукова, «Она защищает Родину» Эрмлера… Много замечательных фильмов один за другим вставали в боевой строй.
— Да, воевали тогда не только регулярные воинские части с обеих сторон. Воевали и фильмы, которые показывались солдатам перед боем. С советской стороны показывали «Человека с ружьем», «Мы из Кронштадта», «Щорса», «Парня из нашего города», «Двух бойцов», «Она защищает Родину», «Машеньку», «Зою» и другие; с немецкой — «Юного гитлеровца Квекса», «Триумф воли», «Ганса Вестмара — одного из многих», «Штурмовика Бранда», «Еврея Зюсса», «Люби меня», «Кольберг» и т. п. Но в итоге с огромным счетом победило советское кино, выпестованное Коммунистической партией и Сталиным! Это есть непреложный факт. А кто это оспаривает, тот либо не понимает сути происшедшего в годы войны, либо намеренно искажает истину в угоду своим интересам.
— Замечу, что с нашей стороны воевали тогда и песни, которых мы уже коснулись, причем многие опять-таки приходили с экрана. Вспомните хотя бы песни из фильма «Два бойца», живущие до сих пор, как и сама эта картина давнего времени. У немцев ничего подобного не было и не могло быть.
— Конечно же, то была война двух диаметрально противоположных идеологий и, соответственно, двух культур, двух искусств.
— А вскоре после Победы началась другая война — «холодная»…
— Нам навязали ее. Вот ныне обычным стало обвинять Советский Союз, что он, дескать, воздвиг железный занавес. Однако если уж о «занавесе» говорить, то он появился с обеих сторон. У нас — для защиты. Более того, наш-то, пожалуй, был менее «железным», чем американский.
Например, с конца 40-х годов у нас в широкий прокат стали выходить десятки западных фильмов (так называемое трофейное кино). Чуть позже стал выпускаться журнал «Иностранная литература», издавались сотни лучших книг западных авторов. А в той же Америке ничего этого не было. Советские фильмы прокатывались в крайне ограниченном количестве, причем с субтитрами, а такое кино подавляющая часть американцев не смотрит принципиально. Книги советские там не издавались, про музыку и театр вообще говорить нечего. А последующий развал Советского Союза во многом объясняется, на мой взгляд, не тем, что мы проиграли экономическую гонку, а тем, что наш железный занавес специально демонтировали, причем больше не снаружи (хотя и это делалось), а именно изнутри.
— Вы сами напомнили, что еще при Сталине, то есть с конца 40-х годов, у нас стали широко выходить западные фильмы…
— Здесь надо различать ситуации. Для Сталина это был вынужденный шаг. После войны значительная часть нашей страны представляла собой кровоточащую рану — лежала в руинах. Ее надо было как можно быстрее восстанавливать, для чего использовались все возможные средства. Именно поэтому тогда и случилась «пятилетка малокартинья», когда в течение нескольких лет выпускались в прокат единицы советских фильмов.
— Экономились деньги?
— Именно. Эти деньги шли на восстановление народного хозяйства. А также на «атомный проект» — на создание собственной атомной бомбы, поскольку у США таковая уже была и это смертельно угрожало нашей безопасности.
С тем же, о чем я говорю, связан и выход нескольких десятков западных фильмов (вместо неснятых советских), которые достались нам в качестве трофеев после окончания войны. Огромная прибыль, которую дал прокат этих картин (а один «Тарзан» в четырех частях принес в наш бюджет несколько сотен миллионов тогдашних полновесных рублей), пошла на хозяйственные нужды. Так что в чем-то мы уступили, но в целом выиграли от этого «трофейного» проката. И можно смело сказать, что сталинское кино свою миссию выполнило — помогло построить сильное и справедливое государство, отстоять его в страшной войне и восстановить после ее окончания. У последующих правителей так эффективно не получилось. А в конце концов к власти была приведена команда, которая направила процесс в сторону демонтажа советской социалистической системы, а не ее укрепления.
— Вы имеете в виду разрушительную горбачевскую «перестройку». Гибельной стала она и для советского кинематографа…
— Говорится, что из песни слова не выкинешь: кинематограф сыграл весьма активную роль в развале страны. Однако не тот советский кинематограф, который создавали его родоначальники, и не тот, что подмяли под себя в мае 1986 года на печально знаменитом 5-м съезде Союза кинематографистов СССР разрушители. Их привели к руководству этим творческим Союзом лидеры «перестройки», и они горячо принялись за позорное, черное дело.
Беседа третья
— … Вы согласны, что корни горбачевской «перестройки» зарождались еще при Хрущеве — в начале 60-х?
— Вы правы. И тогда же советское кино стало постепенно менять свой идеологический ракурс — от позитивно-идеалистического, заложенного при Сталине, к позитивно-критическому. При этом сказалось и то, что время менялось: в жизнь вступало новое поколение, которое несколько иначе — более критично — воспринимало окружающую действительность. Поэтому кинематограф должен был реагировать. В итоге многие кумиры 50-х стали уходить в тень. Речь идет о Николае Рыбникове, Леониде Харитонове, Алле Ларионовой, Надежде Румянцевой, Изольде Извицкой, Розе Макагоновой, Ольге Бган, Ие Арепиной, Людмиле Марченко и многих других. Те позитивные образы, которые они создавали в 50-е годы (киношные либералы называли такие фильмы «ландрином»), уже не вписывались в кинематограф, который начал формироваться в 60-е — он становился более проблемным, более критичным. На волне этого перехода стали восходить актерские звезды таких «некрасавцев», как Евгений Леонов, Ролан Быков, Инна Чурикова, Евгений Евстигнеев, Савелий Крамаров и другие. Это была новая волна в развитии советского кинематографа — не менее талантливая и сильная, чем предыдущая, но… по-своему заложившая основы будущего развала.
— Каким образом?
— Дело в том, что советское общество вступило в эпоху, когда руководители кинематографа все сильнее стали зависеть от проката, от денег, которые он приносил. Именно с этим связано и то, что стал увеличиваться прокат зарубежных картин — по 150 фильмов в год, из которых больше трети принадлежало фильмам капиталистических стран. Кстати, самыми кассовыми зарубежными фильмами в СССР были ленты из Франции, а на втором месте фильмы из США. Эта волна западного кино постепенно размывала у советских людей критичное восприятие Запада.
Тем временем внутри кинематографического сообщества на волне той же «капитализации» обострялись противоречия. Создалось, условно говоря, два течения: «кассовики» (те, кто делал «кассу» — снимал особенно прибыльные картины) и «антикассовики» (те, кто снимал проблемное кино). Среди «кассовиков» самыми «долгоиграющими», то есть снявшими не один, а сразу несколько так называемых хитов, были Леонид Гайдай (с 1965 по 1975 год его фильмы входили в пятерку самых прибыльных в советском кино), Эльдар Рязанов (еще один комедиограф, но уже лирический, а не эксцентричный, как Гайдай), Евгений Матвеев (он специализировался на мелодрамах из разных эпох), Эдмонд Кеосаян (снял знаменитую трилогию про «Неуловимых мстителей»), Николай Москаленко (еще один автор мелодрам, но на современном материале) и другие. Среди «антикассовиков» следует назвать Андрея Тарковского, Сергея Параджанова, Элема Климова, Андрея Смирнова, Алексея Германа, Владимира Наумова, Александра Алова, Динару Асанову, Василия Шукшина, Николая Губенко и других. Причем среди последних было две категории режиссеров: те, кто снимал фильмы с «фигой в кармане» (под ней обычно прятался непримиримо критический взгляд на советскую действительность) и без «фиги». Из перечисленных к первым относились Климов, Герман, Смирнов, ко вторым — Асанова, Шукшин, Губенко.
— И как отразилось это, по вашему мнению, на состоянии советского кино?
— Наличие двух этих течений, если взглянуть обобщенно, делало советский кинематограф очень многообразным и интересным. Чтобы это понять, достаточно взглянуть на списки лидеров советского кинопроката за те годы — каких только фильмов самых разных жанров в них нет! А тут еще на исходе 70-х (в 1978 году) в Госкино было принято решение расширить жанровый диапазон коммерческих фильмов. Для чего? Подросло поколение, которое плохо воспринимало прежние жесткие идеологические установки, и с ним надо было разговаривать каким-то иным языком. Этого зрителя можно было увлечь, как некоторые считали, облекая идеологию в коммерческую обертку. И это в определенной мере получилось. Например, уже в 1980 году на свет появились сразу пять суперкассовых «хитов»: боевик «Пираты XX века» (87 млн 600 тыс. зрителей), мелодрама «Москва слезам не верит» (84 млн 400 тыс.), фильм-катастрофа «Экипаж» (71 млн 100 тыс.) и два милицейских боевика — «Петровка, 38» (53 млн 400 тыс.) и «Сыщик» (43 млн 600 тыс.). Причем это были не просто развлекательные, но и глубоко патриотические фильмы, которые наглядно показывали, что можно вполне удачно совместить коммерцию и идеологию. Но киношные либералы стояли на том, что это практически невозможно.
— Вы возражаете? Не согласны с ними?
— Сама жизнь возражает. Ведь в пику их мнению с начала 80-х начался массовый выпуск, говоря опять-таки условно, коммерческо-патриотических «хитов». Назову лишь некоторые из них: 1981 год — «Тегеран-43» (его сняли «антикассовики» Алов и Наумов, что уже было показательно), «Особо важное задание», «Огарева, 6», «Ответный ход» (только эти фильмы привлекли в кинотеатры страны более 155 миллионов зрителей!); 1982 год — «Душа» (первый музыкальный фильм с участием советской рок-группы — это была «Машина времени»), «Случай в квадрате 36–80», «Шестой», «34-й скорый» (эти ленты привлекли 114 млн зрителей); 1983 год — «Непобедимый», «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», «Найти и обезвредить», «Возвращение резидента» (привлекли 105 млн зрителей) и т. д.
Но в 1985 году грянула горбачевская «перестройка», которая положила конец этому процессу. Хотя произошло это не сразу. По инерции в 1986 году вышло еще несколько успешных коммерческо-патриотических картин: «Двойной капкан» (42 млн 900 тыс.), «Одиночное плавание» (наш ответ американскому «Рэмбо» — 37 млн 800 тыс.), «Рейс 222» (политическая драма, все роли в которой исполнили непрофессиональные актеры — 35 млн 300 тыс.), «Тайны мадам Вонг» (30 млн 100 тыс.).
— Но в том же 1986 году, в мае, на упомянутом скандальном 5-м съезде в Союзе кинематографистов сменили все руководство…
— Да, убрав оттуда мэтров, стоявших на патриотических позициях, — Сергея Бондарчука, Станислава Ростоцкого, Евгения Матвеева, Льва Кулиджанова и других. К власти пришли те самые «антикассовики», которые ненавидели не столько кассовое кино, сколько кино НАРОДНОЕ. Причем, заметим, новыми руководителями были поставлены «антикассовики» из разряда киношных политических диссидентов — Элем Климов и Андрей Смирнов. Отметим также, что это случилось в мае 1986 года, а в декабре того же года был возвращен из ссылки «знаковый» диссидент — Андрей Сахаров, вокруг которого объединилась либеральная оппозиция.
— Все это было неслучайно, делалось последовательно и быстро.
— Лидеры «перестройки» приводили во власть именно диссидентов из разряда тех, кто ненавидел советскую систему как в кинематографе, так и в политике. Эти люди пришли не перестраивать, а именно ЛОМАТЬ. Если взять тот же кинематограф, то выглядело это так.
С середины 60-х в нашем кино складывалась система по выпуску коммерческо-патриотических картин, которая с конца 70-х вышла на новую ступень, когда советское кассовое кино могло на равных конкурировать с западным кассовым кинематографом (свидетельством этого стали два «Оскара» — С. Бондарчуку за «Войну и мир» и В. Меньшову за «Москва слезам не верит»). Перестройщики эту систему сломали, выбросив на свалку патриотическую составляющую. Перестали снимать даже фильмы о происках западных разведслужб, поскольку это могло не понравиться зарубежным «партнерам». То есть кардинально поменяли ориентиры. И место фильма «Москва слезам не верит» (про трех провинциалок, покорявших Москву) заняла «Интердевочка» (про советскую проститутку, мечтавшую покорить заграницу). А на место фильма «Душа» про драматичную судьбу советской эстрадной певицы пришла «Маленькая Вера» — про «отвязную» провинциалку, ненавидящую не только своих родителей, но и страну, где она живет. Отсюда и двойственный смысл названия этой картины: «маленькая вера» в свою страну. Про фильм «Воры в законе» предельно ясно говорит уже само его название.
— Конечно же, эта смена ориентиров произошла неслучайно.
— Естественно. Как и вся горбачевская «перестройка». К середине 80-х у страны накопилось множество проблем, которые требовалось решать. То есть перемены были необходимы. Но это был структурный кризис, а не системный. А что сотворил Горбачев со своими подельниками? Они этот кризис стали углублять! Сначала затевают антиалкогольную вакханалию, подрубая одну из главных статей государственного бюджета и озлобляя народ. И это в то время, когда стране так необходимы деньги! Ведь цены на нефть американцы специально обрушили, из-за чего мы потеряли 10 миллиардов долларов годового дохода разом. А в 1986 году тот же Горбачев и его верный идеолог Яковлев приводят к власти в кинематографе Климова с компанией, которые уже через два года фактически лишают страну также и притока киношных денег (а кинопрокат приносил чуть меньше дохода, чем продажа алкоголя). И вместо коммерческо-патриотических фильмов, созидающих «советскую мечту», на зрителей обрушивают поток социально-проблемных картин, эту мечту разрушающих. В них главными героями выступают проститутки («Интердевочка»), бандиты («Воры в законе»), хулиганствующая молодежь («Меня зовут Арлекино»), антисталинисты, выкапывающие своих предков из могил и бросающие их останки в пропасть («Покаяние»), и т. д. и т. п.
— Говорилось, что это кино отражает реалии тех лет. Дескать, разве у нас не было проституток, хулиганствующей молодежи, бандитов?
— Конечно, были. Но до того это были изгои общества, а в этих фильмах они вышли на авансцену сюжета, стали доминирующими героями, судьбе которых авторы картин сочувствовали. Произошла подмена понятий: черное стало выдаваться за белое. Началось целевое заигрывание с аудиторией, чтобы пробудить в ней именно низменные инстинкты. И сделано это было с учетом более низкого, чем прежде, культурного уровня широкой аудитории.
— Что имеется в виду?
— В 1967 году в СССР появился Институт конкретных социальных исследований (ИКСИ), который занимался изучением социальных процессов, происходивших в стране. И был сделан вывод об общем понижении культурного уровня людей в свете «капитализации» социально-политической системы. Увеличивалось число граждан, особенно молодых, которые материальное начали ставить гораздо выше духовного. В обществе это широко не обсуждалось, но власть об этом знала и приняла решение не бороться с этим процессом, а приспособиться к нему. Отсюда и брало свои истоки заигрывание с молодежью на ниве вестернизации.
Приведу примеры. Во второй половине 70-х годов в СССР приезжают первые западные рок-звезды (Клифф Ричард, диско-группа «Бони М», Элтон Джон), появляются студии звукозаписи, на ТВ выходит в свет передача «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», в газетах публикуют материалы о хит-парадах, широко начинают выходить диски западных исполнителей («АББА», «Би Джиз», Пол Маккартни и др.). Ну и, наконец, в 1978 году принимается решение о расширении коммерциализации советского кино. Оно базировалось не только на выводах ИКСИ, но и на выкладках Всесоюзного научно-исследовательского института киноискусства (ВНИИК), который появился в 1973 году для изучения запросов и интересов зрительской аудитории. Как мы помним, эта коммерциализация, тесно переплетенная с идеологией, ставила целью воздействовать на умы и сердца именно новой, заметно «капитализированной» аудитории.
Как я уже отметил, эксперимент удался, и фильмы «Пираты XX века», «Москва слезам не верит», «Экипаж» и другие не только собирали хорошую «кассу», но и давали правильные ориентиры. Точно так же можно было потом снимать и кино про бандитов, хулиганствующую молодежь (кстати, в 1977 году лидером проката стал фильм «Несовершеннолетние» — именно об этом). Но «перестройщики» пошли иным путем. Они прекрасно знали о выводах ИКСИ и ВНИИК, поэтому намеренно отбросили советскую идеологию, заменив ее иной, буржуазной. Неслучайно к руководству ВНИИК был приведен либерал-«перестройщик» Алесь Адамович.
— Да, уж он вскоре стал одной из самых одиозных фигур на ниве «перестройки»!..
— А еще добавьте ко всему этому увеличение количества западных фильмов в советском прокате — одних американских картин стали показывать почти в два раза больше, чем до прихода к власти Горбачева. Зачем? Да затем, чтобы вызвать у людей отвращение к своей стране и восхищение красотами американской жизни. На эту стезю были поставлены и советские СМИ, включая телевидение. С 1988 года, когда горбачевская «перестройка» взяла уже вполне агрессивный курс на развал страны и сдачу практически всех позиций США и их сателлитам, наш зарубежный кинопрокат стал абсолютно проамериканским. Достаточно сказать, что в 1988 году все четыре (!) первых места в нем заняли фильмы из США: «Кинг Конг жив» (1986; 53,6 млн зрителей), «Кинг Конг» (1976; 47,1 млн), «Короткое замыкание» (1986; 31,7 млн), «Окно спальни» (1986; 27,1 млн). Такой ситуации у нас до этого не было никогда. Если брать, к примеру, время брежневское (1964–1982), то обычно лишь один, редко — два фильма из США входили в пятерку лидеров советского зарубежного проката.
— В самом деле, разве можно назвать это случайностью? Конечно же нет!
— Это делалось целенаправленно, чтобы сменить идеологические ориентиры и вместо советских социалистических насадить буржуазные, которые пару лет спустя приведут некогда великую страну к краху. И к полному торжеству проамериканских настроений, которые у многих бытуют до сих пор.
— Известно, что «Интердевочку» снял Петр Тодоровский — человек, который прошел войну. У него тоже поменялись ориентиры?
— Другой наш известный режиссер — Юрий Озеров — тоже был фронтовиком, как и десятки других режиссеров, но никогда не снял бы умильный фильм о проститутке. Потому что понимал, какое воздействие может оказывать на массовую аудиторию такое кино, тем более в СССР. Кстати, первый советский фильм про представительницу этой древнейшей профессии собирались было снять еще во времена нэпа на киностудии «Белгоскино». Он так и назывался — «Проститутка». Но не сняли, поскольку нэп вовремя был свернут. А к концу 80-х он вернулся к нам в извращенном виде горбачевской «перестройки» и с появлением «знакового» фильма «Интердевочка».
— Но то, что снял ее фронтовик Тодоровский, похоже, вас совсем не удивляет.
— Как сказать… С одной стороны, и в самом деле удивительно: ведь это человек, который начал свой путь в кино с замечательной, пронзительной военной ленты «Верность». Но с другой — надо учитывать, что к этому времени Тодоровский относился уже к либеральному клану, подавляющая часть которого всегда держала «фигу в кармане». Именно либералы во власти, объединившись с либералами из среды творческой интеллигенции, начали последовательно уничтожать великий советский кинематограф. Угробили сначала наше позитивное кино, заменив его негативным, а потом и страну.
А чтобы читателю было понятно, почему именно Петр Тодоровский снял фильм о проститутке, приведу его собственные слова, сказанные им в интервью 2007 года: «Я не хотел снимать фильм о проститутке. Я хотел сделать картину про молодых и талантливых людей, которым невозможно было себя реализовать. Вот они и уезжали, чтобы получить возможность заниматься любимым делом, а не быть за 15 копеек медсестричкой: дежурить, за кем-нибудь выносить „утку“… Как, например, строили БАМ? Собрали людей со всей страны, завезли в глухомань. Многие поломали там свои жизни…»
— Ничего себе признание! Откровенное, а по сути — ужасное.
— Читаешь эти строчки, и даже не верится, что сказал такое знаменитый советский режиссер, фронтовик и вообще вроде бы уважаемый человек. Ведь каков смысл? Проститутки занимаются любимым делом (!), а медсестрички и бамовцы — поломали себе жизни! И во всем, видите ли, виноват треклятый социализм, который не давал талантливым девочкам реализовать себя — идти в проститутки! Именно подобные взгляды имеются в виду, когда говорится, что значительная часть советской творческой интеллигенции предала свой народ. Когда в начале 90-х одно российское печатное издание провело опрос среди столичных проституток и спросило среди прочего о том, что толкнуло их на панель, многие девушки называли в своих ответах именно фильм «Интердевочка»: дескать, насмотрелись — загорелись…
— Да, приход к власти Горбачева и запуск «перестройки» обеспечили антисоветчикам-либералам ведущие позиции в кино…
— Они не только антисоветчики, но и антипатриоты, русофобы. А рубежом победы этих самых Климовых-Смирновых, как мы уже говорили, стал 5-й съезд Союза кинематографистов в 1986 году. Они сразу ополчились на Николая Бурляева и его фильм «Лермонтов», «раздолбали» в пух и прах «Бориса Годунова» Сергея Бондарчука, «Победу» Евгения Матвеева, «Битву за Москву» Юрия Озерова и другие такие же фильмы. Зато подняли на щит «Интердевочку», «Покаяние», «Маленькую Веру», «Воров в законе» и т. д.
Так что вполне закономерно, что их последователи после развала СССР наладили выпуск фильмов, одно название которых наводит оторопь на любого: «Дрянь», «Фуфло», «Нелюдь», «Бля», «Бес», «Сатана», «Нечистая сила», «Шкура», «Живодер», «Палач», «Псы», «Бомж», «Саранча», «Месть», «Поджигатели», «Распад», «Кома», «Шок», «Катафалк», «Метастазы», «Автопортрет в гробу», «Только для сумасшедших», «День казни» и т. д. и т. п. Кто сегодня вспоминает эти фильмы? Никто! То есть их создатели, можно сказать, занимались с нынешней точки зрения «мартышкиным трудом». Но на самом деле тогда такие фильмы очень даже пригодились господам разрушителям. Для того, чтобы деморализовать народ и провести над ним свою страшную операцию: ограбить до нитки и выдать это за благое дело.
— Однако время, как известно, лучший судья.
— Вот это в данном случае очень даже к месту! По прошествии двух десятилетий всем должно быть понятно, что такое реально кино «эпохи перестройки и реформ». Если советские фильмы сегодня крутят по разным телеканалам каждый день, значит, они создавались не зря и продолжают приносить пользу людям даже спустя десятилетия. А вот фильмы «лихих 90-х» практически все выброшены на свалку истории за их никчемностью и ненадобностью. Это и есть приговор тому времени — по большей части никчемному и бездарному. Бездарные правители порождают и бездарное искусство — это взаимосвязано. Хотя самое главное, конечно, та идеология, которая составляет основу общества.
Период от Сталина до «перестройки» — это тысячи замечательных фильмов, причем как художественных, так и документальных, и мультипликационных. Это настоящая эпоха Ренессанса! Поэтому лично я счастлив, что видел воочию те времена, дышал тем воздухом. Уверен, что и большинство читателей «Правды» думают так же. Все эти фильмы появились БЛАГОДАРЯ той идеологии, что руководила тогда страной и давала верные ориентиры кинематографистам. А время Горбачева — Ельцина и далее — это сотни отвратительных фильмов и лишь несколько приемлемых. Яростно разрушали советский гуманизм. Дескать, чтобы восторжествовали «общечеловеческие ценности». А в просторечии — когда волки и овцы демократическим путем, с помощью голосования, решают, кто кого сегодня будет есть на ужин…
— За последнее время ситуация в кино хоть сколько-то изменилась или осталась прежней?
— Конечно, она изменилась, но в основном только внешне. Суть осталась прежней, о чем я говорил уже в начале нашей беседы. Если советское кино помогало строить народное государство, где такие понятия, как патриотизм, интернационализм, социальная справедливость, уважение к труду и человеку труда, не были пустым звуком, то в нынешних условиях кино активно задействовано в строительстве антисоциального государства. Хотя это, казалось бы, и противоречит действующей Конституции. То есть стратегически современное российское кино помогает буржуазной власти держать ситуацию под контролем и искусно манипулировать сознанием массового зрителя, а это в основном молодежь.
Поскольку нынешние правители в большинстве выходцы из СССР, они постараются не допустить той ситуации, которая сложилась в годы горбачевской «перестройки», когда остросоциальное кино активно разрушало идеологию. Поэтому у нас сегодня практически нет социального кино — почти сплошь одно развлекательное: боевики, глуповатые комедии, мелодрамы с крайне примитивными сюжетами и ходульными героями. Так что возврата к глубокому и умному советскому кино в ближайшее время не будет. Продолжится господство примитивизма, что капитализму вообще свойственно. У него ведь только обертка красивая, а сама «конфета» — сплошная «химия», суррогат. Но у нас, к сожалению, уже выросло целое поколение, которое других «конфет» не видело, поэтому оно такую ситуацию воспринимает как должное.
— А что можно сказать о волне вроде бы патриотического кино, которая возникла за последние несколько лет?
— Это связано с изменением внешнеполитической ситуации — с тем давлением, которое западные «элиты» предпринимают в отношении российских «элит». Отсюда растут ноги и у нынешнего киношного патриотизма. Причем политтехнологам приходится всячески изощряться. Ведь воспевать патриотизм невозможно без опоры на прошлое. А поскольку значительная часть граждан России еще помнит СССР, то задача у нынешних идеологов непростая: снимать кино о том же советском прошлом, но так, чтобы на авансцену сюжета выходил лишь главный герой, а не политический строй, который его таковым сделал.
Возьмите, например, получивший заслуженное признание фильм талантливого режиссера Николая Лебедева «Легенда № 17» — о прославленном советском хоккеисте Валерии Харламове. Этот выдающийся спортсмен был плотью от плоти советского строя — носил звание офицера Советской Армии и был членом КПСС. И хотя вступление в партию было чуть позже тех событий, что происходят в фильме, но из сюжета совсем никак не вытекает, что этот человек в будущем может стать членом КПСС (как и то, что его тренер Анатолий Тарасов был членом партии с 1945 года). Этой руководящей в Советском Союзе партии в современных российских фильмах о советском прошлом вообще нет места, даже в фильмах о войне: тогда она носила иное название — ВКП(б). А ведь в годы войны каждый третий советский солдат был коммунистом, а численный состав партии увеличился за те же годы более чем на 1 млн 600 тыс. человек. Более 3 миллионов коммунистов погибли: они, как правило, были впереди.
— Нет, я не могу согласиться с вами, что политтехнологи в кино совсем забыли сегодня о партии коммунистов. Действительно, «забывают» про нее, когда речь идет о великих свершениях, связанных с ней. Вот этой связи и решающей роли партии как будто и не было! Зато уж когда речь заходит о «сталинских репрессиях» или о чем-то еще сугубо негативном (так это представляется), то «коммуняки» тут бывают изображены хуже некуда…
— Что ж, согласен. Так повелось с «перестроечных» времен… Но позвольте высказать еще одно соображение о дне сегодняшнем.
Несмотря на ту баталию, которая развернулась между российской и западными «элитами», по сути они родственны друг другу, в том числе и в своем неприятии коммунистов, советского прошлого. Просто российской власти надо учитывать тот самый менталитет русского человека (как уже отмечалось, левый по своей сути) и то, что значительная часть населения России продолжает с ностальгией вспоминать о Советском Союзе. Поэтому приходится маневрировать, что отражается и на кинематографе.
И в этом им помогают западные «партнеры». Ведь кинопрокат, который существует в нашей стране на сегодняшний день, не принадлежит России. Да, управляющие и генеральные директора крупных киносетей — граждане России, но владельцы-то находятся за рубежом! А в этих кинотеатрах демонстрируются преимущественно зарубежные фильмы. Вот факт: в десятке лучших фильмов 2015 года на нашем экране нет ни одного российского! Такая ситуация — прямое следствие развала СССР, что было нужно и выгодно Западу: он в результате заимел огромный рынок для сбыта своей продукции, в том числе и кинематографической.
— А как вы думаете, почему сегодняшние власти, отрицая в целом советскую систему, все-таки много показывают по телевидению советских фильмов?
— Здесь сошлись воедино две причины — идеологическая и коммерческая. Начнем с первой. Менталитет, то есть национальный характер, у наших людей в большинстве коллективистский, а лучше советского кинематографа его никто не выражал. Поэтому даже многие молодые люди, которые не помнят СССР, с удовольствием смотрят советские фильмы. Ведь сегодняшнее российское кино чуждо сути нашего характера — оно индивидуалистическое, эгоистичное, да еще и мелкотравчатое. Но, заметьте, политтехнологи сегодня не всякое советское кино показывают. Вы никогда не увидите по ТВ таких фильмов, как «Красные колокола», «Солдаты свободы», «Железный поток», «Сердце матери» и т. п., поскольку это народное кино прежде всего антибуржуазной направленности. У нас сегодня даже детское кино под запретом, вроде «Орлят Чапая» или «Сказки о Мальчише-Кибальчише». То есть «наверху» не совсем дураки сидят — там фильтр существует. Они не показывают также советские картины антикапиталистического содержания, например многосерийные телефильмы «Претендент» или «Рафферти». А если подобное и проникает на экран, это обычно на канале «Культура», у которого не самые большие рейтинги.
Вторая причина показа советских фильмов — коммерческая: они пользуются спросом у людей и приносят господам капиталистам хорошие денежные дивиденды. Это вообще «конек» постсоветских правителей: костерить СССР — и жить за счет его богатств, как сырьевых, так и культурных.
— Но почему у этих господ не возникает опасения, что таким образом они невольно агитируют за Советский Союз, за социализм?
— Опасение такое есть всегда. Но происходит очень расчетливая манипуляция сознанием. Надо отдать должное этим политтехнологам, они весьма хитро запудривают людям мозги. Кстати, не только молодежи, но и тем, кто успел пожить в СССР. Идут одновременно как бы две волны — антисоветская и просоветская. Причем если первая достаточно агрессивная и длится более тридцати лет (с горбачевской «перестройки»), то вторая началась после 1996 года (этапными стали президентские выборы, зафиксировавшие рост симпатий к коммунистам) и выражена в мягкой форме: она в основном затрагивает чувства людей, а не их сознание. Например, людям в тысячный раз показывают по ТВ «Кавказскую пленницу» или «Иронию судьбы…», но никогда — упомянутые «Красные колокола», «Солдаты свободы» или фильмы из Ленинианы (а таких картин в СССР снят не один десяток). То есть людям разрешают умиляться, но не дают возможности посредством кинематографа серьезно размышлять. Если же к этому еще добавить, что сегодня и серьезная кинокритика почти полностью уничтожена, а то, что от нее осталось, оттеснено на обочину, ситуация и вовсе складывается удручающая. В таких условиях манипулировать сознанием миллионов людей становится еще легче.
Нынешний наш кинематограф, повторюсь, хорошо охарактеризовал В. И. Ленин еще в 1907 году, написав, что, «пока кино находится в руках пошлых спекулянтов, оно приносит больше зла, чем пользы, нередко развращая массы». Эти слова можно взять эпиграфом к состоянию сегодняшнего российского кино.