Приехал я на базу сборной, три-четыре дня покатался. До вылета в Калгари две с половиной недели оставалось. Как хотите называйте: патриотизмом, еще чем-то. Но очень хотел выступить на Олимпиаде! Можно было и калекой остаться. О том, что во время олимпийских баталий могут сыграть против тебя жестко, даже не думаешь.

Мысли только о достижении цели. Понятно какой – должны стать чемпионами. Еще сильно грела возможность ребят увидеть, пообщаться, сыграть вместе. Ведь с некоторыми знаком, когда брали золото мирового первенства среди юношей. Представляете, во взрослой сборной таковых человек десять было. Классно, да?!

Хоккеисты даже столь мощной сборной, как советская, обычные люди. Могли иногда проиграть. Все понимали: природа локальных неудач сугубо психологическая. Друг от друга, естественно, уставали. Согласен, не было смысла безвылазно держать на базе, например, Третьяка, обремененного семьей, детьми. И других партнеров тоже.

В редкие, правда, моменты тренеры компенсировали нам «моральный ущерб», то есть многосуточные отсидки на сборах. Позволяли выпить, расслабиться, высказать друг другу все, что накипело. Словом, выплеснуть эмоции. В такие минуты говорили обо всем: игре, женах, детях, друзьях, накопившемся недовольстве, мечтах и так далее. Правда, тренеры предоставляли по такому случаю всего-то день.

Затем во время тренировок выгоняли из организма накопившиеся шлаки, уже не до смеха. Поистине кошмарные дни. Тем более в московских клубах жестко все, кроме, пожалуй, «Крыльев», там щадящий режим. В «Спартаке» при Борисе Павловиче Кулагине нагрузки представлялись тяжелейшими, это точно.

На предмет алкоголя вспомнилась забавная история, связанная с Володей Крутовым. После того эпизода нас с Вовой расселили по разным номерам, хотя мы предпочитали жить вместе. Но подобные моменты все же редки, в основном наставники, что называется, «закручивали гайки», не позволяли слишком расслабляться. Наверное, они правы.

А произошло вот что. Был коммерческий турнир в Норвегии с участием нашей сборной. И по окончании мы с Вовой позволили себе принять на грудь. После матчей это нормально.

Посидели славно, ночью все равно делать нечего, заглянули с ним в упомянутый бар, он прямо в номере имелся. Господи, выпили весь бар – громко сказано. Там шкалики по тридцать граммов каждый, не более. Ликер, шампанское. Шесть штучек. Мы и опрокинули. В подобных заведениях составляется отчет, видимо, руководство сборной посмотрело, кто был, сколько употребил. После чего Тихонов разогнал нас по разным комнатам. Хотя, на мой взгляд, никакого криминала близко не было.

В принципе мне все равно, с кем жить в номерах до, во время, после соревнований. Просто Вова Крутов курил, как и я. Впрочем, курильщиков в сборной хватало, по моим наблюдениям, процентов тридцать-сорок ребят дымили. Чтобы номер, где мы жили, совсем уж не пропах табаком, ходили с сигаретами по туалетам.

Да, всего пару матчей сыграл на Олимпиаде в Калгари. Нога все-таки дала о себе знать, разболелась. Команда, бросилось в глаза, со старта турнира несколько иначе действовала, в отличие от предыдущих Игр в Сараево. Тот же Виктор Васильевич другую тактику подготовил. Сборная была на ходу.

Я понимал, зачем меня, травмированного, брали. Олимпиада, тут не открою Америки, – принципиально другой турнир, не идет ни в какое сравнение, например, с чемпионатами мира. Вес, престижность Игр несопоставимы со значимостью мировых первенств. Небо и земля. И Тихонов, не только он, конечно, знал: Кожевников – нестандартный игрок, может нелогичную шайбу забросить. Значение такого гола невозможно переоценить.

Бросал часто не оттуда, откуда многие соперники ждали угроз своим воротам. Игровое мышление несколько отличалось. Видение игры, площадки, партнеров иное. Поэтому Виктор Васильевич меня и взял. Кстати, Саша Могильный, подобно мне, тоже немного сыграл на той Олимпиаде. Тройка с Черных, Могильным и Кожевниковым, по оценке специалистов, очень неплохо смотрелась, играла напористо, агрессивно. Только вот распалась по причине моего недомогания.

По ходу второго на турнире матча нога болела уже нестерпимо. К слову, не я один играл с травмой, еще человек пять моих друзей. Какой смысл меня держать, когда в составе были партнеры моложе, без увечий и травм? Тихонов был абсолютно прав, доверив им ставшее вакантным место.

Посмотрите тогдашний состав нашей сборной. В лучшем смысле слова «машина», сметавшая все и вся на своем турнирном пути. Команда действовала объективно сильнее соперников. И заслуженно победила.

Мое появление в составе национальной команды было, невзирая на травмы, оправданным. Один из лучших бомбардиров внутреннего первенства, играл остро, свежо. Позвали в сборную, выиграл с ней золото. Если Олимпиада проигрывается, вы, по сути, никто и звать вас никак. На сто процентов соглашусь с Тихоновым, он говорил, что помнят и ценят только первых, чемпионов. О втором месте на Олимпиаде по большому счету никто и говорить не станет. Чемпион мира, призер – вообще реакции никакой.

Особенно остро проявилось это в Америке, где жил и работал пять с половиной лет. Когда меня представили олимпийским чемпионом, все рты открыли от восхищения. В Штатах жестко дают понять: вся жизнь у них на представлениях о деньгах, о человеке судят лишь по толщине его кошелька. Никаких эмоций, проявлений души, сердца. Добрых, порядочных отношений там нет в помине, повторюсь, один чистоган в почете.

Конечно, они тоже люди, но живут совсем по-другому. Да, в Америке ценят олимпийских чемпионов. Понимают: ты достиг того, что многим-многим людям не дано, по объективным и субъективным причинам. Смотрят на тебя с уважением, общаются подчеркнуто вежливо.

Вернусь, однако, к сборной того периода. Все задаюсь вопросом: что же Игорь Ларионов, например, в 84-м не опубликовал в прессе то знаменитое письмо с протестом против диктата Тихонова, а сделал это спустя четыре года? Признаться, не нахожу ответа. Кто-то из нас может сказать, что все обстояло классно, а люди, подобные Игорю, начнут «полоскать». Я о том, что каждый игрок вправе иметь свою точку зрения, это нормально.

Почти все спортсмены, особенно с именем, самолюбивы, честолюбивы, без данных качеств не добьешься практически ничего. В какой-то степени солдафонство проявлялось во всех сферах советского общества, хоккей не исключение. Наверное, в процессе подготовки к тем же олимпийским Играм царила почти армейская дисциплина, но без нее, видимо, не обойтись. Цель-то высокая стояла: непременно победить.

Если ребят первой пятерки, как было им обещано, отпустили в НХЛ, никакого письма не последовало бы, очевидно же. Ведущие хоккеисты к тому моменту давно заслужили право выступить за океаном, верой и правдой служили отечественному хоккею много-много лет.

После Олимпиады-88 я тоже «навострил лыжи» за рубеж. Хотелось попробовать себя в заграничном клубе, мир посмотреть. Уехал в Швецию. На вызов в национальную команду уже не рассчитывал, нет смысла звать тридцатилетнего человека, да еще с травмами. Правильно, что стали омолаживать состав сборной. Москву покидать не собирался, дочка Маша совсем маленькой была. Играть на периферию точно не поехал бы. Решил попробовать уехать в зарубежный клуб. Таковым стал шведский «АИК», но о том периоде жизни я уже рассказал.