Как обычно, когда мы все собирались в одном Кинге, было очень тесно, а сегодня, особенно, ведь за столами нужно было усадить на четыре человека больше. Поэтому, пришлось питаться в две смены, сначала накормили мужчин, а потом, пока мы отдыхали, лежа на своих спальных местах, к ужину приступили наши дамы. Несмотря на стоящий вокруг шум, многие из нас успели подремать за то время, пока продолжался ужин.

Вскоре, я предложил на сегодня все заканчивать, а завтра встать пораньше и с восходом солнца начинать прерванную работу. Но, вскочивший Валера, возмущенно воскликнул:

— Какой, на завтра! Мы уже, почти откопали окно — можно спокойно туда пролезть и уже начинать обследовать это здание. Зачем завтра на это терять дневное время, все равно, там придется ходить с фонарями и протаскивать в это помещение линию освещения. К тому же, даю руку на отсечение, завтра туда ринутся все — любопытно же посмотреть, что там находится. И из–за этого встанет вся остальная работа.

На это восклицание, Флюр, оскалившись, мрачным голосом выдал тираду:

— Конь, а ты уверен, что после такой экскурсии, сможешь уснуть? Не будут ли тебя ночью мучить кошмары? Будь уверен, наверняка, в этом здании полно разложившихся мертвецов, и они очень колоритно выглядят при метающемся свете фонарика. А еще, представь, как твоя нога, случайно наступившая на тело, медленно всасывается в эту гниющую, вонючую жижу. Бр–р–р! От аромата, который поднимется при этом, может и крыша съехать. Вот, за Малого, я совсем не беспокоюсь, у него психика чугунная. Этот орел может спокойно, стоя по колено в разложившихся трупах, поедать какую–нибудь засохшую булку, подобранную здесь же. Я сам иногда завидую его железобетонному спокойствию. Так что, мальчики и девочки, хорошо подумайте, а стоит ли на ночь, глядя, спускаться в это преддверие ада.

После этого выступления, все наши женщины спешно засобирались и отправились к себе в кунг.

А мы, еще поспорив минут двадцать, все же решили произвести осмотр здания сегодня, несмотря на усталость после этого сумасшедшего дня. Особенно, этому способствовало предположение Николая, он, массируя себе затылок обеими руками, мечтательно заметил:

— А там, наверняка, имеется горилка! Не может же такого случится, что у такого количества хохлов не нашлось хотя бы пары литров спиртного. Да, наверняка, и курево имеется, помните, на том корабле, в карманах почти у всех найденных мертвецов, было по пачке сигарет.

Вот этим своим предположением он и сломал меня, и я из рядов сторонников раннего отбоя, переметнулся к партии немедленного обследования здания погранзаставы. Тем более, когда Саша заявил:

— Ну что вы, все копья метаете? Это же дело — сугубо добровольное. Кто хочет спать, пусть ложится, а кому любопытно, может идти обследовать здание, но при этом, пускай знает, что подъем — ранний, и никаких поблажек не будет.

Ложиться спать никто не пожелал. Даже те, кто находился на лежаках, подскочили и начали торопливо одеваться, в глазах у всех горел огонь жажды наживы. Каждый про себя представлял, что он может найти в этом промерзшем здании. Например, я даже трясся от возбуждения, при мысли о возможности обнаружить там хоть пачку сигарет. Последние, из выданных мне сигарет, уже закончились. Время было почти десять часов вечера, и мы договорились, заниматься изыскательской деятельностью будем до двенадцати часов. Эту договоренность Флюр прокомментировал так:

— Точно, нужно к полуночи все закончить. Потом, сами понимаете, начинается время — Вия, а место его дислокации — Диканька, находится не очень далеко. Валер, ты бы, на всякий случай, захватил мел — будешь им рисовать круги.

И он опять, мрачно и, как то, каркающее, захохотал.

Первыми добрались до вырытой траншеи Саша и Флюр, они, захваченными с собой топорами, выломали оконную раму и скрылись, в уже пустом проеме. Мы с Валерой, последними, забрались в дом через это отверстие, так как запускали генератор и подготавливали все для проведения электрической линии в здание. Разматывая кабель, первым двигался Валера, за ним я нес связку дополнительных удлинителей, с вмонтированными в них короткими проводами с лампами. Мы, не отвлекаясь и не заглядывая в комнаты, провели освещение по коридору, по лестнице вниз и по коридору первого этажа.

После проведения освещения, мы тоже занялись осмотром боковых комнат. Валера проверял комнаты по правой стороне коридора, а я по левой. Кстати, на первом этаже мы оказались раньше всех. Остальные застряли, проверяя помещения на втором этаже.

Первая комната, куда я открыл дверь, была не очень большой и была заставлена столами с радиоаппаратурой и полками с какими–то папками. По–видимому, это был радиоузел заставы.

На стуле перед радиостанцией сидел труп — голова его покоилась прямо на столе. Еще один труп лежал на диване, стоящем в углу комнаты — голова его свешивалась, почти что, к самому полу, и перед ней была засохшая лепешка непонятного вида. По–видимому, его перед самой смертью вырвало. Я, сразу же, подумал, как все это похоже на то, что я уже не раз встречал при осмотрах квартир и других мест, которые первоначально послужили убежищем для людей. Здесь была все та же картина отравления после воздействия ядовитого вулканического газа. Только единственный момент вызвал у меня недоумение — все–таки это была военная часть, и у них, наверняка, имелись противогазы. Тогда почему, эти люди ими не воспользовались? Но эти размышления занимали меня не долго, неуемная тяга к табаку подавила другие мысли и, первоначально присутствующую, брезгливость. И я, повинуясь этому зову никотина, начал обшаривать карманы трупов. В брюках, лежащего на диване человека, я, к своей радости, нашел почти полную пачку каких–то украинских сигарет. Не обращая никакого внимания на запах, идущий от этой пачки, я вытащил сигарету и с большим кайфом, ее закурил.

Перекурив, я, с чувством полностью выполненной миссии по обследованию этого помещения, вышел в коридор. У меня даже не возникла мысль, посмотреть папки с радиограммами, чтобы узнать, какие распоряжения командования должна была выполнять эта погранзастава. Выйдя в коридор, я увидел у следующей двери, стоящего в нерешительности и мнущегося Валеру. Увидев меня, он, как бы оправдываясь, произнес:

— Этот, чертов Хан, как накаркал — действительно, в комнате полно мертвяков.

Я усмехнулся и спросил:

— Но что–то, кроме этого, ты там увидел?

— Да нет там ничего интересного — стоит штук десять, двух ярусных кроватей, а на них трупы.

— Ну, ты и сноб! Надо же, даже в тумбочках и в карманах не пошарил. А вдруг, там есть сигареты, или бутылочка где–нибудь припрятана.

— Да успокойся ты, Батя. В тумбочки и шкафы я глянул — кроме разной белиберды, нет там нужных нам вещей. Единственно, я в карманы не лазил — противно как–то все это, не по–человечески.

— Ха, по чужим квартирам или складам лазить — это нормально, а карман трупа — западало обшарить? Ты пойми, мы теперь, по воле провидения, стали полноправными наследниками этих людей. И я думаю, что они там, на небесах, очень даже рады, если смогут помочь нам выжить и сохранить хоть какой–то оптимизм. Ладно, на вот, сигаретку, покури немного. Кстати, эту пачку мне подарил один из мертвецов, он, как будто специально, умирая, ее не придавил, а оставил карман кителя открытым, чтобы ее было удобно вытащить.

Валера взял сигарету и, с видимым удовольствием, ее закурил, а я, открыв дверь, возле которой он стоял, заглянул внутрь помещения. Луч фонаря осветил ряды двух ярусных кроватей, на которых тоже лежали трупы. По–видимому, эта большая комната, так же как и предыдущая выполняла роль казармы. Несмотря на предыдущее заявление, мне что–то совсем не хотелось заходить туда и начинать проверять тумбочки и карманы усопших. Поэтому я даже обрадовался, хотя и удивился, когда в противоположном конце коридора неожиданно возник луч света, и появилась человеческая фигура. Когда она вышла на освещенное лампами место, то оказалось, что это был Коля. Он целеустремленно направился к нам, по пути он, с видимым удовольствием, вдыхал сигаретный дым, распространявшийся чуть ли не на весь коридор. Этот запах, наверное, и привел его к нам.

Коля, еще издали начал выкрикивать:

— Ну, как дела? Я носом чую, что можно вас поздравить с добычей. Может вы и горилку здесь нарыли?

— Какая, к черту, добыча, тут везде только одни мертвяки, — ответил я, — единственное, что стоящее нашел, дек это пачку сигарет, да и то, они воняют, как копна прелого сена. На вон, сигаретку, отравись за компанию.

Николай, взяв сигарету, сразу ее не закурил, а, немного отдышавшись, заявил:

— Тогда заканчивайте здесь и пойдемте со мной, там, вроде, намечается интересная тема. Мы с Максимом нашли проход в пристройку, по–видимому — раньше там была столовая и кухня, правда, пролезть туда будет не очень легко, вся та сторона завалена всякими обломками и снегом. Наверное, той стороне здания довольно сильно досталось от цунами. Все–таки хорошо, что близко не океан, а всего лишь — Черное море, поэтому волна была не очень большой.

После этих слов, он закурил полученную сигарету, немного подымил ей, а потом продолжил:

— Фу, чуть не забыл, зачем шел! Нужно туда захватить какой ничуть ломик, а то там нашли железную дверь и монтировками, ни фига не получается ее вскрыть. А тут, возле лестницы я вроде видел пожарный щит и, висящий на нем, толстый багор, я думаю, им мы и сможем вскрыть ту дверь.

— Ну что, тогда докуривай и пойдем ломать эту дверь, — согласился я с его предложением, — к тому же, Валера, как знал, что нужно будет чего ничуть вскрывать и захватил с собой большой гвоздодер, в определенных кругах называемый фомкой.

В этот момент в разговор вступил Валера, он, вытянув вперед руку, указал на противоположную сторону коридора, где, выделяясь среди других, виднелась мощная железная дверь и спросил:

— Что, там установлен такой же монстр? Если да, то мы — хрен ее вскроем подручными средствами. Может, все–таки, сходить к Кингам и взять болгарку?

Коля, глянув на указанную дверь, помотал головой и заявил:

— Да нет, та гораздо хлипче, просто дверь, обитая оцинковкой. Мы бы ее и ногами выбили, но она, сволочь, открывается наружу. Багром, я думаю, мы ее спокойно отожмем. Ладно, пошли мужики, а то Максим там уже, наверное, заждался.

Когда мы уже направились к дальней стороне коридора, я все–таки не удержался и прямо на ходу спросил у Коли:

— Слушай, а как все–таки вы оказались раньше нас на первом этаже? Вроде бы все, пока мы устанавливали проводку, пошли проверять второй этаж.

— Правильно, мы с Максом сначала и заглянули в одну комнату на втором этаже, но это оказался простой кабинет, кроме уставов и каких–то бумажек, там ничего не было. А так, как народу там и без нас было полно, мы и пошли на первый этаж, можно сказать, сразу за вами. Только направились мы в другую сторону коридора, а там он поворачивает и ведет в столовую.

Остановившись около пожарного щита, Николай снял похожий на ломик багор, и мы пошли дальше. При нашем приближении к повороту коридора, стали видны следы разрушений, валялись какие–то доски и отвалившаяся штукатурка. После поворота, этих следов стало гораздо больше, а когда мы вышли из–под защиты каменных стен, то увидели настоящую картину разрушений. Мы еле пробрались мимо снежных столбов, образовавшихся в местах обрушения крыши. Наконец, добравшись до новых каменных стен, я увидел Макса, который при свете фонарика пытался обследовать большой зал, уставленный обеденными столами. В этом зале, в двух местах, тоже стояли толстые снежные столбы, и кое–где валялись обломки плит перекрытия. Из всех этих признаков я вывел, что эта пристроенная столовая была одноэтажной и по качеству, гораздо хуже большого здания.

Идущий впереди Николай, уверенно вошел в примыкавшую к столовой кухню, пробрался между плитой и большим разделочным столом и вошел в небольшой коридорчик. В конце его и была наша цель — оббитая оцинкованным железом дверь. Следом за нами, в этот же коридорчик вошел и Макс. Вот, вчетвером, мы и начали, временами мешая друг другу, вскрывать эту дверь. Отжать ее багром у нас так и не получалось — мешала стена. Помучившись так минут десять, я отошел в сторону, чтобы теперь другие попытались это сделать. Только решил закурить, как раздался отдаленный хлопок взрыва. Я, засунув сигарету обратно, поспешил в основное здание, откуда и пришел этот звук. Ребята так и продолжали заниматься дверью. Из–за шума, производимого ими самими, никто не услышал этот хлопок.

Добравшись до большого, освещенного электрическими лампами коридора, я увидел, что железная дверь была распахнута, и у входа в эту комнату переминался с ноги на ногу Граната. Увидев меня, он улыбнулся и довольным тоном произнес:

— Ловко ваш Хан эту дверь вскрыл. Сразу видно — крутой профессионал.

— Других не держим! Так что — учись, студент, как надо мародерствовать. Наверное, этот пласт жизни прошел мимо тебя. Но не волнуйся, с нами ты быстро все наверстаешь.

С этими словами, я, пройдя мимо него, вошел в открытый дверной проем. От увиденного богатства, у меня даже екнуло сердце. Вся эта большая комната была заставлена пирамидами с оружием и стеллажами с боеприпасами. По–видимому, похожие чувства, только в сто раз сильнее, испытывали и Саша с Флюром. Они оба, с очумелыми глазами ходили от одного стеллажа, к другому и что–то периодически друг другу покрикивали.

— Ни хрена же себе, ежкин кот, — воскликнул я! — И скажите мне на милость, как мы все это богатство вывезем.

Этими словами я прервал обоюдный экстаз Саши и Флюра, они остановились, и, уже осмысленными глазами, посмотрели на меня, после чего Саша сказал:

— Вот, вот, Батя, я тоже об этом думаю, только вот ни одна умная мысль в голову не приходит. Если даже мы наладим еще одну машину, то где для нее взять шины низкого давления. Поставить обычные камеры — они через десять километров лопнут. Да и где взять на новую машину двух водителей? Боюсь, что никто из оставшихся дам не выдержит такой темп движения. Тут у мужиков–то зрение не выдерживает. Так что, придется оставить все здесь, захватим только немного боеприпасов, разовых гранатометов и четыре комплекта ПЗРК.

— Тогда получается, нам не нужен крупнокалиберный пулемет, — высказал я свое мнение, — тем более, это ЗПУ весит килограмм двести, не меньше.

— Да, Батя, наверное, ты прав, сейчас самое главное для нас — по максимуму загрузится топливом. Жалко, конечно, оставлять такую вещь, но видать, придется.

Потом, еще раз оглядев помещение оружейки, он, с ноткой горечи в голосе, продолжил:

— Ладно, что тут поделаешь! Тогда мы с Ханом подберем тут самое необходимое, а остальные пускай, чтобы не терять время, продолжают обследовать другие помещения. Глядишь, еще что–нибудь интересное найдем.

Чтобы хоть немного подбодрить наших любителей оружия, я, с энтузиазмом в голосе, произнес:

— А уже, наверное, нашли! Мастер с Максом, рядом с местной кухней обнаружили очень интересную, обитую оцинковкой дверь. Скорее всего, там находится, продуктовый склад этой заставы. Сейчас они вместе с Валерой, пытаются открыть эту дверь.

Услышав мои слова о продуктовом складе, ребята на минуту даже забыли об оружии. Флюр сразу же повернулся ко мне и завистливо заметил:

— Вот же, Мастер, вот же, сукин сын! Не удивлюсь, если его хохлацкий нос приведет его к запасам сала и горилки. Ну ладно, что мы тут стоим, нужно быстрей двигать к кухне, нельзя оставлять эту ненасытную утробу наедине с салом и горилкой.

— Хан, твоя же вера — запрещает, есть свинину, — саркастически спросил Володя?

Флюр усмехнулся, похлопал себя рукой по животу и заявил:

— Да, Интендант! Придется мне с тобой провести ознакомительное прочтение Корана. Чтобы ты уяснил, что в боевом походе истинный мусульманин может употреблять в пищу даже свинину, тем более, помогая своим друзьям. Так что, я буду действовать точно по канонам — спасать вас от употребления избыточного холестерина. А если повезет и найдем горячительное, то, я думаю, Аллах будет не против — если я возьму на себя часть вреда, который могут нанести себе мои соратники, употребляя алкоголь. К тому же, не забывай, солнце уже село и можно немного погрешить. Ладно, хватит болтать, пошли спасать ребят от искушения чревоугодием.

Своими словами Флюр всех развеселил, и мы, обмениваясь на ходу шуточками, направились тесной группой в сторону столовой. Впереди, указывая дорогу, шел я. Войдя в кухню, мы услышали треск и громкий удар от падающего, тяжелого предмета. Войдя в коридорчик, я увидел распахнутую дверь, а рядом стоял с перекошенным лицом Валера и с ожесточением растирал кисть левой руки, при этом он громко матерился. Я сразу понял, что вскрытие железной двери произошло только что и, как водится, не без травм. Пропустив вперед Дохтура, который сразу же занялся рукой Валеры, я вошел в помещение. За мной туда же ввалились и ребята.

Это была большая комната, ее функция продуктового склада становилась сразу понятной, стоило увидеть стеллажи, забитые ящиками с консервными банками, стоящими вдоль стен овощными контейнерами, промышленным холодильником и двумя большими морозильными агрегатами. В углу лежали друг на друге несколько мешков, по маркировке я сразу понял, что это сахар. Обе морозилки были открыты и там чем–то гремели Коля и Макс. Услышав, что кто–то зашел, они прервали это увлекательное занятие и обернулись к нам.

Физиономии у них были умиротворенные и довольные, как у сытых котов. Мы, уже до этого разгоряченные шутками, которыми обменивались по пути сюда, при виде этих лиц, дружно начали смеяться. На лице Николая появилось недоумевающее выражение, и он спросил:

— Вы что это — белены объелись? Или травки где–то накурились?

Это еще больше нас рассмешило. Смеялись так заразительно, что вошедший последним Валера, первоначально болезненно морщившийся, не выдержал и тоже захихикал. Не выдержали этого и сами виновники веселья, сначала улыбка появилась на лице у Макса, и, когда он заржал в полный голос, захохотал и Коля. Вся эта вакханалия продолжалось минуты три, потом, вроде успокоились, но все равно, изредка раздавались короткие смешки. Вот под этот аккомпанемент Флюр и задал вопрос:

— Мастер, ты как, нашел сало, о котором мечтал?

— А, то, — ответил Коля и, широко улыбаясь, вытащил из морозилки большой бак из нержавейки. Потом как фокусник, снял крышку, и все увидели в этой емкости толстые куски сала, они заполняли бак больше, чем наполовину. Про себя я прикинул, что этого продукта там не меньше десяти килограммов.

Мы пораженно примолкли, потом Флюр не выдержал и хриплым шепотом спросил:

— Ты что и горилку где–нибудь откопал?

— Ну, ты, татарин, совсем не знаешь менталитета украинцев. Разве бывает сало без горилки? И Коля, сделав несколько шагов, достал со стеллажа неприметный картонный ящик и начал демонстративно доставать из него бутылки с водкой. Непроизвольно я прочитал надпись на этикетке — Старокиевская емкость 0,7 л. Выставив двенадцать бутылок, Николай театрально сбросил пустую коробку на пол и сделал реверанс.

После минутного молчания раздался восторженный крик, и народ, толкая друг друга, попытался добраться до Коли, чтобы начать его качать. Это буйное выражение чувств остановил я громким криком:

— Эй, мужики, вы что, сейчас же всю посуду побьете! Всех, мля, за это в нарядах сгною! Стоять, мля!

От неожиданности, что я начал ругаться, народ остановился, все вопросительно глядели на меня. Я на минуту приостановил свой ор и, уже совершенно спокойным голосом, сказал:

— Хватит безумствовать, тем более, время уже одиннадцать часов. Нужно кое–что отсюда забирать и валить к себе в кунг. Сами же слышали, что сегодня Флюр говорил — после двенадцати ночи начинается время Вия.

Увидев недоумевающие лица моих друзей, я засмеялся и продолжил:

— Ладно, шучу! Но заканчивать действительно надо. При виде этих богатств, мне что–то зверски захотелось мяса, эта осетрина уже достала. Предлагаю — пока девчонки спят, захватить здесь по банке тушенки, бутылки три горилки, ну и шмоток сала, естественно, и пойти в наш кунг — попьянствовать, по мужски.

— А что же это за пьянство такое, с тремя бутылками? Это же получается — всего двести грамм на нос, — попытался возмутиться Сергей.

Но я, назидательно подняв указательный палец, ему ответил:

— Не пьянства ради, а здоровья для!

Потом, повернувшись к Володе, предложил ему:

— А ты, Интендант, давай, оставшиеся девять бутылок — приходуй в свой гроссбух.

Чтобы прекратить начавшееся протестующее бухтение и возгласы: — Диктатор! — я подумал и заявил:

— Еще бутылок шесть используем, когда закончим все дела на этой заставе. Устроим перед дальней дорогой день релаксации.

Против этого возражать, естественно, никто не стал, и мы, захватив нужные продукты, тесной группой направились к выходу из этого здания. Вечерний загул продолжался недолго, всего часа полтора. В два часа ночи все уже лежали на своих спальных местах. Во время нашей посиделки, мы полностью распланировали наши дальнейшие работы. Было решено, что УРАЛ останутся доделывать три человека, а Саша будет участвовать в проводимых наверху работах. А здесь нужно было сделать очень много, во–первых, откопать ворота в ангар, во–вторых, поднять краном цистерны и квадроцикл, ну и наконец, отобрать и вынести из здания погранзаставы оружие и продукты. Кроме всего этого, мы решили, уже после проведения всех работ, устроить большой помывочный день. Нужно было перед дальней дорогой привести себя в порядок и отмыть всю грязь, накопившуюся с последнего банного дня.

На следующий день подъем был в восемь часов, на работу вышли в девять. Погода на улице была прекрасной, температура была — 11 градусов, снега и ветра не было. И работа закипела. Снегоуборщик перевели на откопку ворот. Саша и Володя занялись отбором и переноской оружия и продуктов на улицу перед зданием заставы. Ну а все остальные, включая женщин, продолжили откапывать верхушку ангара, в том месте, где находились цистерны.

К обеду мы полностью освободили от снега довольно большой участок металлической поверхности. Отпустив женщин немного отдохнуть и начинать готовить обед, мы занялись разрезанием оболочки ангара. Пришедшие чуть позже, Саша и Володя, тоже приняли в этом участие. Самую большую трудность доставила нам балка перекрытия. Пока Валера и Саша резали ее двумя болгарками, пришлось поменять четыре отрезных круга. Эту балку пришлось резать для того, чтобы цистерны свободно могли пройти через проделанное отверстие.

Бригада наших автомехаников тоже сделала большое дело, был заведен двигатель УРАЛа. Дали ему поработать несколько минут, затем выключили. Потом мы по одному, с помощью веревки, вытащили ребят из ангара. После этого позвали Сергея и Макса, и направились на обед. Настроение было отличное, дел было сделано много, а самое главное — вездеходный УРАЛ оказался в полном порядке. Оставалось только заменить на нем шины низкого давление, откопать ворота, за которыми он стоял, загрузить его, и можно было двигаться дальше.

Ребята на снегоуборщике уже сняли верхний, рыхлый слой снега на всей трассе будущего въезда в ангар. Обед нас тоже порадовал, мы, не ограничивая себя, наелись осетрины, и супа из нее. Несмотря на то, что в последнее время мы ели рыбу, как говорится, от пуза — ее количество на складе, все еще превышало сто килограммов. Во время обеда опять были пересмотрены составы рабочих бригад: вытаскивать цистерны оставили трех человек, это был я, Саша и Валера, выносить продукты из здания, должны были тоже три человека, во главе с Володей, в ангаре оставалась та же бригада, остальные были брошены на откопку въезда. Было решено, несмотря на работающий снегоуборщик, начинать копать вручную вертикальную шахту непосредственно перед воротами. Снег там был уже плотный, ноги не проваливались и напиленные снежные блоки не рассыпались. Еще один шурф начали копать на самой верхушке ангара, как раз над КРАЗом с большой цистерной. Там было задумано пробить отверстие в обшивке ангара, чтобы просунуть шланг для откачки дизтоплива.

После обеда наша бригада занялась подъемом грузов из ангара. Для этого сначала начали перекачивать керосин в большую цистерну с дизтопливом. Она была не полная, и туда вошел весь керосин. Одновременно с перекачкой, я подогнал ГАЗон к вырезанному проему, а Володя в это время устанавливал грузовой УРАЛ так, чтобы вытаскивать груз не на полностью выдвинутой стреле крана. Саша в это время, спустившись в ангар, лопатой освобождал от снега квадроцикл.

Откидав снег, он зацепил тросом этот аппарат, и я ГАЗоном подтянул его, практически к самому отверстию в ангаре. Володя зацепил его кошкой крана и, потом, подойдя к управляющей консоли крана–манипулятора, приподнял его над проемом. Я сдал ГАЗон назад, потом вышел из кабины, отцепил трос и начал помогать Володе, отвозить этот квадроцикл подальше, то есть выполнял работу стропальщика. Таким же образом мы вытащили и цистерны. После того, как они оказались наверху, мы с Володей, при помощи болгарки, освободили цистерны от колесной базы, и теперь они были полностью готовы для установки в кузов УРАЛа.

Кстати, таким же образом мы подняли и три бочки полные бензина. Их обнаружил Флюр в кузове одного из ЗИЛов. Эти бочки помогала перекантовывать из кузова вся бригада автомехаников. На пол ангара их скатили по толстым доскам, приставленным к кузову. После этого Саша не стал подниматься наверх, а остался помогать перебортировать колеса УРАЛа.

Закончив поднимать бочки, Володя стал помогать откапывать ворота, а я, вместе с Игорем, направился в наш кунг на процедуры.

После капельницы я остался в кунге и даже уснул, ожидая прихода остальных. Разбудил меня шум в районе кухни и запах готовящейся рыбы. Глянув на часы, увидел, что уже девять часов вечера. На кухне суетились Маша и Галя, зайдя к нам, они даже не стали меня будить. Чтобы как–то обратить на себя внимание, я кашлянул, а затем спросил:

— Ну, как там дела? Много еще снега осталось? Может быть, мне встать и пойти помочь ребятам?

— Да уж лежи, лечи свой глаз? Там и без тебя полно здоровых мужиков, — ответила мне Маша.

Потом, что–то помешала в большой кастрюле и продолжила:

— Въезд в ангар уже откопали больше, чем наполовину. Даже успели сделать отверстие для насоса. Игорь уже откачивает солярку в цистерну своего заправщика. Сейчас там остались работать одни ребята. Вот отварим рыбу и пора их звать на ужин.

Я встал, оделся и только потом спросил:

— Вы–то сами, хоть перекусили? Если нет, то сначала пускай женщины поужинают, а то, если вся наша гоп–компания заявится в полном составе, ни времени, ни места у вас уже не будет. А я с вами попью чайку и только потом пойду звать мужиков.

Жена со мной согласилась, и я сначала поужинал с нашими дамами, а потом, уже в десять часов, с трудом осилил еще одну порцию рыбы. Так, мучаясь от переедания, я уснул только в одиннадцать часов вечера.

На следующий день подъем был опять в восемь часов. За завтраком мы договорились, что сегодня работают одни мужчины. Фронт работ сузился, оставалось только откопать въезд. УРАЛ был полностью подготовлен, отобранные продукты уже лежали на улице — оставалось их только загрузить в УРАЛ.

Для наших женщин было решено сегодня, устроить банный день. Помочь им наносить воду был оставлен Максим. Электричество решили не экономить и запустили все наши бензогенераторы: два больших и два маленьких. Бензина теперь много и вряд ли мы сможем увезти его весь с собой. Поэтому, для процесса помывки стало возможным использование санузлов в обеих кунгах.

К вечеру спуск в ангар был закончен, мы распахнули ворота, и Граната выгнал Урал наверх. Было решено, что экипажем на этом вездеходе будут Василий и Миша. После этого, я с Игорем отправился на процедуры, а ребята остались устанавливать цистерны в кузов и загружать туда приготовленные продукты и оружие. Еще днем Валера с Сергеем изготовили сани, конструкция у них была такая же, как и у остальных. Их должен был буксировать наш новый вездеход. Туда загрузили квадроцикл и четыре пустых бочки, в которые потом залили дизтопливо. Я, лежа, ожидал ребят до девяти часов, они пришли уставшие, но довольные проделанной работой. УРАЛ было полностью загружен и готов к дальнему путешествию.

Ужин у нас прошел на удивление спокойно, безо всяких споров и длинных разглагольствований. Единственный вопрос, который мы обговорили — это о завтрашней бане и отдыхе. Отправляться в дальнейшую дорогу решили послезавтра утром. Вместо меня управлять ГАЗоном должна была Вика.

На следующий день наша помывочная эпопея началась только в двенадцать часов и закончилась в шестом часу вечера. Немного передохнув в семь часов вечера, чистые, побритые и благоухающие парфюмом, мы собрались на праздничный ужин. Полностью всех наш кунг вместить не смог, поэтому часть дам, которые отказались пить водку, остались в женском кунге с детьми. Охрану на улице осуществляли собаки, на всякий случай привязанные за поводки.

Как обычно бывало после крупных свершений, наш стол ломился от элитных для нас, в нашем теперешнем положении, продуктов. Сегодня несомненным хитом было сало, квашеная капуста и соленые огурцы. Как ни странно, за столько лет хранения и после разморозки эти продукты оказались совершенно не испорчены и, по–моему, не сильно потеряли во вкусе.

После первой рюмки Володя начал рассказывать, что всего в УРАЛ загружено больше тонны продуктов, включая двести килограммов сахара. Когда он начал перечислять все отобранные продукты, его чуть не освистали и заставили говорить второй тост. После третьей рюмки, Флюр, вдруг подскочил к сидевшему напротив Мише и заявил:

— Слушай, Мишань, ты какой–то очень скромный, ничего про себя не рассказываешь. Вон, Граната уже всем доложил о своей прежней жизни, а ты все мнешься чего–то. Не бойся, здесь все свои, давай, колись про свои скелеты в шкафу. А, может быть, ты нас не уважаешь?

И Флюр уставился немигающим взглядом на Мишу. Тот как–то испуганно вздрогнул и, немного заикаясь, ответил:

— Да ты что, Хан! Я не просто всех вас уважаю, а преклоняюсь перед вашим мужеством. Очень жалею, что после катастрофы рядом не оказалось людей, хоть немного похожих на вас. Что же касается рассказа про себя, то мне даже неловко об этом говорить. По сравнению с вашей жизнью, мое существование какое–то жалкое и неинтересное. Но если хотите, я все вам расскажу, обещаю, ничего не утаивать

И Михаил начал не очень долгий рассказ о своей жизни:

Рассказ Миши

Фамилия у меня Прозанов, сейчас мне тридцать девять лет. Я закончил Ейское летное училище и десять лет служил в ВВС. Сначала летал на Сушках, потом меня сбили над Южной Осетией, и я не очень удачно катапультировался. После этого пришлось переквалифицироваться из истребителя в извозчики и летать на транспортных самолетах, для этого целый год переучивался. За пять лет до катастрофы я демобилизовался и устроился в одну известную авиакомпанию. Летал на грузовых АН — 178. В основном, возили негабаритные грузы и, практически, по всему миру. Даже несколько раз летал на Шпицберген. Платили очень неплохо, так, что я смог купить себе новую квартиру в Ростове. Старую — оставил бывшей жене и нашему ребенку. Развелся с ней, еще, когда служил в войсках. Эта сука, пока я находился в служебных командировках, напропалую мне изменяла.

Так и жил один до самой катастрофы, правда, конечно, была у меня приходящая жена, но это так, просто для утехи плоти — после катастрофы я ее больше не видел. Когда случилось землетрясение, я находился на аэродроме, мы недавно прибыли из рейса — летали в Африку, доставляли гуманитарный груз. Повсюду были бардак и суета, это помешало мне быстро добраться до дома. Когда все немного успокоилось, нас задержали из службы МЧС — все думали, что самолеты понадобятся для проведения спасательных работ.

Когда немного прояснилась ситуация, и стало понятно, что надвигается облако пепла, и воздушное сообщение будет невозможным, нас распустили домой. Держать столько народу на аэродроме было невозможно, все крупные каменные здания рухнули, даже чай приходилось пить в будке у охранников. К тому же, нам объявили, что через пару часов нас может накрыть облако вулканических газов, возможно отравление ими. Рекомендовалось тем, кто живет выше пятого этажа, переждать эту газовую атаку дома. Нужно было плотно закрыть окна и двери, а вентиляционные отверстия перекрыть несколькими слоями марли, периодически смачивая ее водой. Тех же, кто оставался на аэродроме, собирались эвакуировать в город, в уцелевшие от землетрясения здания, туда же предлагалось явиться тем, у кого дома разрушены.

Из этих речей и несогласованных действий, я понял одно — спасение утопающего, дело рук самого утопающего. У нас не оказалось ни одного авторитетного, харизматичного лидера, который бы взял ответственность за судьбы других людей. Все начальство думало, в первую очередь, о спасении своих задниц. Никто не желал заниматься, не прописанными в его должностных инструкциях, обязанностями. Рядовые пилоты, техники и обслуживающий персонал аэропорта, так и не смогли самоорганизоваться. О неспособности руководства к действиям в случае ЧП говорил и тот факт, что народ просто выпихивали в неизвестность, при этом, даже не снабдив сухим пайком, дали только несколько марлевых повязок.

Помню, что все это меня чрезвычайно разозлило. И я, даже не став стоять в очереди на получение этих повязок, сел в свою машину и поехал домой. Во мне клокотала обида на власть, которая после того, как стало ясно, что полеты невозможны, отнеслась к нам как к отработанному материалу. Когда ехал, то злорадно думал, что эти сволочи, ошибаются, и я, все равно, смогу выжить. У меня в квартире было полно консервов, стоял куллер с запасной, 30 литровой канистрой воды. К тому же, так как я увлекался туризмом, в запасе было много таблеток с сухим топливом, а также имелись плитка и осветительная лампа, работающие от баллончиков со сжиженным газом. Этих баллончиков лежало в кладовке — штук двадцать. Сейчас я радовался, что жил один, часто бывал в командировках и, из–за того, что не хватало времени ходить по магазинам, закупал обычно очень много консервов и супов быстрого приготовления. Было очень удобно, как только проголодался — открыл консервную банку, съел ее, и ты уже сыт.

До дома добирался в три раза дольше, чем обычно — это заняло у меня час двадцать. И это было связанно не с пробками, как раз машин на дороге было очень мало, а с возникшими на асфальте трещинами и валяющимися повсюду обломками зданий. Хорошо, что у меня был джип с большими колесами, и я смог без особых проблем преодолеть все трещины и колдобины. В городе иногда приходилось ехать по парковой зоне, прямо по кустам и цветочным клумбам.

Насмотревшись на разрушения и лежащие повсюду трупы, я, когда увидел, что дом мой цел, даже, несмотря на то, что до этого был атеистом, превознес молитву нашему Господу Иисусу Христу и прослезился. Поднявшись пешком на свой седьмой этаж, первым делом, не раздеваясь, начал перекрывать окна. Половина стекол отсутствовала и, чтобы изолироваться от внешней атмосферы, пришлось снимать со всех шкафов оргалитовые задние стенки и прибивать их на рамы. Сверху еще набил нейлоновое полотно, для этого пришлось порезать свою палатку. Когда я это делал, уже ощутимо пахло какой–то мерзостью, у меня даже разболелась голова, пришлось выпить несколько таблеток анальгина. Я, превозмогая свое плохое состояние, все–таки доделал окна и перекрыл вентиляцию марлевым фильтром, который обильно смочил водой. Состояние было ужасное и я, достав бутылку коньяка, даже не закусывая, выпил ее из горлышка, при этом прикладывался, всего–то, раза четыре. Потом, не раздеваясь, упал на кровать и отрубился.

Следующие дни помню плохо, только иногда в голове возникают воспоминания о мерзком состоянии, которое лечил алкоголем, иногда разбавляя его какой–нибудь банкой консервов. В себя пришел только дней через восемь и то потому, что буханина в доме кончилась, и страшно хотелось пить. Я проверил свои запасы — добрая половина консервов была использована, открытые банки валялись по всей квартире. Воды в баллоне кулера не было, но запасной баллон был не тронут. Я его открыл и, даже не устанавливая его в аппарат, налил себе большую кружку воды. Выпив, почувствовал некоторое облегчение в организме. Голова тоже прочистилась, и я начал анализировать обстановку. Из постороннего, в квартире ощущался только сильный запах канализации, пройдя в туалет, я ужаснулся — там было, в прямом смысле, все засрано. Одежда и обувь у меня тоже были все в засохшем говне. От этого меня чуть не вырвало, и я опять пошел и налил себе полную кружку воды.

После этого, отпихивая попадающиеся под ноги пустые бутылки и банки, направился в кухню. В квартире было довольно прохладно, и в голове у меня возникла мысль — посмотреть на показания термометра, висящего на внешней раме кухонного окна. Как мне помнилось, стекла там оставались целыми. Зайдя на кухню, я еще раз ужаснулся, вдобавок к наваленной в углу большой куче говна и луже мочи, возле мойки, на столе, на большом металлическом подносе было устроено импровизированное кострище. По–видимому, я там жег таблетки сухого топлива, страницы из книг и журналов, разогревая себе консервы. Потолок был весь черный, а на стенах остались подтеки брызг от жира. Боком, стараясь не задеть стол и не наступить в какую–нибудь гадость, я протиснулся к окну и посмотрел на градусник.

На улице было пять градусов тепла, было сумрачно. К своему удивлению, я увидел в палисаднике перед домом двух человек. Они что–то там собирали, и, самое главное, на них не было надето ни противогазов, ни марлевых повязок. Из всего увиденного, мой воспаленный мозг со скрипом сделал вывод — сейчас на улице совершенно безопасно, и если я туда выйду, то это мне не нанесет никакого вреда. С этой мыслью, чуть ли не бегом, я бросился на балкон и уже оттуда внимательно оглядел все доступные взгляду окрестности. Там я увидел проезжающую мимо машину и еще нескольких человек. Все прохожие тащили какие–то вещи, или были нагружены досками, вперемешку с ветками деревьев. На улице канализацией не пахло, но зато присутствовал, хорошо знакомый мне по африканским воспоминаниям, запах гниющих трупов.

Вернувшись в комнату, я сел на диван и стал анализировать — выводы были ужасны. Света, воды, тепла и канализации в доме не было. Консервов оставалось дней на семь, надеяться на помощь со стороны властей не приходилось. Кому нужен был пилот, который кроме, как летать на самолетах, больше ничего не умел. А, судя по облакам с мелкими частичками пепла — это мое умение еще долго никому не пригодится. От осознания собственной никчемности и бессилия я даже заплакал. Ужасно хотелось выжрать стакан какого–нибудь пойла, но, к сожалению, даже после тщательного обыска, я не нашел ни капли спиртного. Пришлось опять налить себе полную кружку воды.

После этого, ощутил непреодолимое желание сходить в туалет. Гадить в квартире было противно, и я вышел в коридор, намериваясь отлить в мусоропровод. Подойдя к нему и открыв крышку, даже отшатнулся. Из зева мусоропровода шибануло таким зловонием, что у меня даже заслезились глаза, и захотелось блевануть. Сдерживая себя, я, все–таки справил свою нужду и, с чувством омерзения, захлопнул крышку этой клоаки. По–видимому, этот путь сброса отходов жизнедеятельности был не в новинку, и, скорее всего, я был последний, кто догадался использовать его в этом качестве.

Зайдя в квартиру, я в тягостном раздумье уселся на диван. Все, что было сделано мной в этой жизни, казалось бессмысленным. Все мои потуги заработать как можно больше денег, сейчас казались смешными, амбиции по обладанию самыми модными вещами, нелепыми. Вот я сейчас сижу в одежде от Версаче, весь обмазанный дерьмом, а моя дорогущая квартира выглядит хуже самого задрипанного хлева. Мне даже не к кому обратится за помощью и сочувствием, все настоящие друзья остались там, в армии, живут в дерьмовых комнатах в гарнизонном общежитии при аэродроме. В этот момент, если бы у меня был пистолет, я бы точно застрелился, мысль о том, чтобы повеситься, вызвала у меня отвращение.

Потом я подумал о своем джипе, у меня что–то щелкнуло в мозгу, и возникло желание жить, срочно уехав отсюда, к моим настоящим друзьям. В первую очередь, у меня возник образ Витьки — моего кореша еще по училищу. Я знал, что сейчас он живет у родителей, недалеко от города Шахты. Эта мысль, поехать к нему, настолько мной завладела, что я, больше уже не рассуждая, подскочил и начал действовать.

Сначала я полностью разделся и, ежась от холода, протерся полотенцами, смоченными в воде. Потом переоделся в свой обычный наряд для туристических походов в холодное время. И только после этого начал собирать нужные вещи и оставшиеся продукты. Всего набралось два рюкзака и три большие сумки. Больше не желая задерживаться в этом проклятом месте, я отнес все собранные вещи в машину и тут же тронулся в путь.

По моим прикидкам, бензина, для того, чтобы доехать до Витьки, должно было хватить. До города Шахты было совсем недалеко, а у меня было залито бензина — больше половины бака. До катастрофы весь путь занял бы у меня часа два, а тогда я добрался до места за тридцать часов, к тому же, пришлось ночевать в машине. Но, как говорится — нет худа, без добра. За время путешествия, я несколько раз останавливался и готовил себе на газовой плитке горячие обеды. К концу этого путешествия, я пришел в полную норму и не выглядел уже, как глубоко несчастный человек, или бомж.

Когда въехал в поселок, где проживал Витька, то был, как обычно в последнее время, сильно разочарован. Поселка, как такового, уже не существовало — вместо домов стояли обугленные руины, живых людей не было видно, только в воздухе присутствовал запах гниющего мяса. Дома родителей Виктора тоже не было, на этом месте стоял только фундамент и торчал остов полуразвалившейся печки.

Я уселся в заглушенную машину и задумался — что мне делать дальше. Ехать в свой бывший гарнизон — не хватит бензина. Возвращаться в Ростов и явиться к себе на аэродром — тоже не хватит бензина, да и если сказать прямо, меня туда совсем не тянуло. Но, по любому, нужно было примкнуть к какой–нибудь группе людей, топлива в машине у меня не хватит даже, чтобы обогреть себя в течение ночи. Греться у костра, это тоже не выход, дальше станет еще холодней и без теплого убежища и продуктов выжить будет просто невозможно. В голову мне приходила только одна мысль — нужно ехать в ближайший крупный город и там, все–таки, обратиться к властям с просьбой о помощи. Мне стало окончательно ясно, что в одиночку я не выживу.

Посидев так полчаса, завел машину и поехал в ближайший город — это были Шахты. До него я на машине так и не доехал — кончился бензин. Пришлось мне, захватив только остатки продуктов, двинуться пешком в его сторону.

Центральный эвакуационный пункт я нашел достаточно быстро. Так же быстро меня там зарегистрировали, выдали талон на питание и определили на ночлег в палатку. На следующий день меня записали в рабочую бригаду, которую направили на шахту Луговая–бис — готовить ее к прибытию эвакуированных людей. Там мы, в основном занимались разгрузкой привозимых продуктов и укладкой их в специально оборудованные склады. Через неделю нас бросили на помощь бригадам, уже давно занимающимися переоборудованием шахтной котельной в некоторое подобие ТЭЦ. В этом месте я и работал до наступления сильных морозов. За это время мы хорошо утеплили котельную, сделали теплый коридор от нее к стволу шахты и проложили там рельсы для вагонеток, которые должны были подвозить уголь к котлам.

Так как Бог не обидел меня здоровьем и выносливостью, меня оставили при этой ТЭЦ, подвозить уголь. Так я и жил года три, как робот: отбарабанил смену, перекусил, и — спать, потом встал и — снова на работу.

Когда образовался Секретариат, его руководство, наверное, начало задумываться о будущем. Поэтому, меня как бывшего пилота, перевели на шахту Распадская, в создаваемую там, шарашку для бывших летчиков и авиатехников. У кого–то из боссов возникла мысль, что скоро небо очистится и пора организовывать авиагруппу. Жизнь там коренным образом отличалась от нашей прежней жизни. Кормили намного лучше, появилось свободное время и по социальной лестнице мы, хотя и относились к касте работяг, но получали продуктов и других жизненных благ гораздо больше.

В этой шарашке я прожил года полтора, все бы ничего, но там, в меню, особенно в последнее время, начали появляться котлеты из человечины. Первоначально все до одного из нас от них отказывались, но постепенно, наша шарашка разделилась на две части: те, кто ели человечину и те, кто принципиально отказывался это делать. Но скоро нас, тех, кто отказывался это делать, осталось меньшинство, которое начали постепенно гнобить и элита с быками, и даже наши бывшие товарищи.

Наступил день, когда этот гнойник вскрылся, на шахте началось восстание рабов и части работяг против творившегося там произвола. Наша группа примкнула к этому восстанию, а один из летчиков даже вошел в тройку его руководителей. Первоначально удача способствовала нам. Восставшие захватили практически всю шахту, кроме первых двух горизонтов. Но на помощь нашей элите и быкам пришли каратели с других шахт, и начался форменный ад. Они начали применять газы, и отравленным им не было числа. На всех горизонтах лежали сотни трупов и, как в каком–то фильме ужасов, между валяющимися телами, в мерцающем свете фонарей ходили фигуры, похожие на одноглазых циклопов, с горящим посреди лба, глазом и ломиками пробивали черепа шевелящихся людей, добивая их.

Мне очень повезло, что я остался жив. Нашу группу загнали в штрек, заканчивающейся тупиком, а потом закидали гранатами со слезоточивым газом. Силы были не равные, у нас было всего три автомата на всех и совсем не было противогазов. Пока мы катались по поверхности штрека, быки всех повязали, дубинками погнали к подъемнику и подняли на первый горизонт. Там, в большом, примыкавшем к подъемникам зале шахты, под светом прожекторов, нас начали сортировать. Первоначально отобрали наших вожаков, на них указали, находящиеся здесь же ренегаты. Этих людей начали избивать бейсбольными битами, били так, что я лично слышал треск ломающихся костей. Кричать они не могли, у всех рты были забиты кляпами, а руки были связаны за спиной железной проволокой. Добивать их не стали, а оставили корчиться на покрытой угольной пылью поверхности. Затем быки принялись за остальных, слава Богу, битами не били, просто попинали немного и успокоились.

Потом, всех начали клеймить раскаленной железной печатью. Клеймо ставили на лоб, это было признаком того, что человек принимал участие в бунте. Обычным рабам клеймо ставили на щеку. Теперь в наших рядах большинство было дважды клейменное. Выступивший представитель элиты пообещал, что если раб с клеймом на лбу, еще хоть раз будет замечен в неповиновении, из него тоже бейсбольными битами сделают отбивную.

Когда все эти процедуры были закончены, нас перераспределили между шахтами, принимавшими участие в подавлении этого восстания. Затем разогнали, по маленьким каморкам, находящимся неподалеку. На следующий день мне выдали полушубок, лыжи и запрягли как собаку в сани, нагруженные контрибуцией с шахты Распадская. После этого, палками, нашу упряжку погнали вперед. Вот так я и попал на шахту Глобуса.

К жизни в качестве раба, первоначально, я привыкал очень тяжело. Все время жалел, что я не погиб во время восстания. Но потом, мозг отключился, и я опять превратился в робота, даже питался, не понимая, что я ем. Очнулся и почувствовал себя человеком я только тогда, когда вы появились и дали мне в руки автомат. У–у–у, как я ненавижу эту адскую, сраную элиту и бычье!

Этими словами Миша закончил свое повествование.