Дмитрия привели в келью со всеми удобствами: накрытый стол, пышная постель, огромный кувшин с водой, вероятно  — для умывания (а может, и других дел), было в полу и отверстие для слива  — всего, чего потребуется. Над кроватью распятие. И расторопный юркий слуга в черном костюме с капюшоном и белым крестом на левом плече. У Дмитрия сразу отпечаталось в голове: «черненький». Тот быстро забормотал по-своему, из чего Дмитрий уловил только несколько раз произнесенное «Хер... хер...» и решил было уже оскорбиться, но слуга, видя, что его не понимают, произнес пару фраз на ломаном литовском в том смысле, что, мол, если буду нужен  — хлопни дважды в ладони. И исчез.

А Дмитрий остался обдумывать происшедшее.

«Дальше-то что? Представляться? Или нет? Сегодня? Завтра? Когда? Куцы бечь?  — как отец Ипат говорит. Да, пленником ты еще не был... А сейчас чувствуешь себя настоящим пленником...»

Вдруг вновь вбежал «черненький» и рассыпал горох слов, среди которых было так много «херов», что Дмитрий упер кулаки в бока и развел локти в стороны (монах научил его, что эта поза у рыцарей означает крайнюю степень негодования), слуга понял, умолк и согнулся в поклоне, но в келью влетел еще один, легкий, вертлявый, черт-те-как разодетый человек и с ужасным акцентом начал сыпать по-литовски:

—  Вам, уважаемый помощник посла, в течение полутора часов следует успеть подготовиться предстать перед Великим магистром великого Ордена крестоносцев сиятельным бароном Генрихом фон Арфбергом.

—  Успею. Какое положено оружие при приеме?  — Дмитрий и сам не понял, почему спросил, просто это было первое, что пришло в голову.

Немец смущенно поклонился:

—  О-о... Оружие не предусматривается...

—  Как?! Этого не может быть! Ни один костюм посла не предусматривает отсутствия оружия! Или я плохо понимаю ваш литовский...  — Дмитрий дипломатично улыбался, пытаясь скрыть смятение: «Что случилось? Почему без оружия? Опять что-то не то!»

Вертлявый вежливо отвечает:

—  Нет, вы понимаете все правильно. Просто сегодня вы  — я прошу вас не удивляться  — предстанете перед Великим магистром не только как посол.

— А как еще?!

—  Сегодня при въезде в столицу... произошел некий инцидент... Дмитрия бросает в жар: «Ага! Вот оно как! Вот и аукнулось!..»

— ...Я прошу понять меня правильно, прошу не обидеться... Это будет, конечно, формальность... Но нарушены правила Ордена... Вы меня понимаете?! Вам нужно будет... как это по-литовски?.. сделать отчет. Да! Сделать отчет! Отчитаться... я прошу понимать  — существуют законы Ордена, рыцари не могут от них отступить. Вы, конечно, ничего не знали, вы не могли предвидеть, и к тому же вы посольство, и все это есть небольшая формальность, но... Вы понимаете? Оружие исключается...

«Как много наговорил  — голова кругом... А если я упрусь?.. Как бы отец поступил? Где он? Хоть бы посоветоваться... Нет... Отец вряд ли стал бы упираться... А я наупирался, наделал дел, дальше бы не вляпаться! К тому же  — формальность... Черт с вами!»

—  Хорошо. Я понял. Без оружия. Но что я должен буду делать и говорить?

—  О-о!  — радостно заулыбался вертлявый, видно было, что очень обрадовался такой покладистости князя.  — Там вам все скажут! Это несложно!

«Может, зря?  — подумал Дмитрии.  — Ишь как обрадовался! Ну, черт с тобой!»

Разодетый исчезает, «черненький» стоит у стены, за кроватью, смотрит, по разумению Дмитрия, нагло.

—  А ну пошел на х...!  — вдруг гаркает Дмитрий, и тот срывается с места, кидается к двери, но, уже схватившись за ручку, останавливается, оглядывается, сообразив, что на этот крик он реагировать был не должен. Дикий страх заметался в его глазах.

—  Что?! Соображаешь, стало быть, по-русски, мерзавец!  — Дмитрий развеселился и приободрился, вспомнил вдруг, как от крика Кориата кинулась врассыпную торжественная толпа.

—  Понимаешь?!  — Дмитрий пытается поймать глаза «черненького», но тот гнется, смотрит в пол...

— Понимаю...

—  Иди сюда! Сядь!

—  Не могу, майн хер.

—  Я тебе покажу  — хер, я тебе сейчас твой хер отхерачу!

—  Господи! Как можно!?  — испуганно кричит слуга и вдруг опускается на колени.

—  Ты что?

—  Не погубите! О милости прошу...

— Что?

—  Не говорите никому, что вы мной недовольны. Я все-все для вас сделаю, что ни попросите! Даже что не полагается! Не скажите никому, что я по-русски... Я пропал, если узнают...

Дмитрий понял сразу. Удивился, но удержал в себе.

—  Ладно... А почему,..  — он огляделся, поискал, к чему придраться в обслуге, не нашел.  — Ну ладно! Так сам ты кто? Откуда по-русски знаешь?

Черный как стоял на коленях, так и пополз на них вперед, роняя слезы и шепча:

—  Меня с матерью маленьким в полон взяли, воспитали тут... Из-под Изборска я, русский! Кто ты есть? Богов ли посланец, дьявол ли  — помоги!

—  Как я тебе помогу?! Чем?!

—  Да хоть слово родное... Ведь есть же здесь из ваших кто-то! Неужто у вас здесь своих нет?! Уйти отсюда! К родному берегу...

У Дмитрия аж слезы на глаза. А в затылке Ипатово слово: «Хитры! На самом святом играют, сволочи, истинный Христос!»  — и перед глазами промелькнул весь сегодняшний нелегкий день.

—  Хорошо,  — Дмитрий подошел к слуге, рывком за шиворот поставил его на ноги.  — Стоять!  — тот было опять повалился, но Дмитрий удержал его, встряхнул. Слуга остался стоять, всхлипывал, смотрел в пол. Как это было толковать? В пользу себе или шпионам Ордена?

—  Ладно! Как мне у Магистра себя вести?

—  Как можно надменней. Это они уважают!

—  Что это за процессия была в городе?

—  А! Это барон фон Ротенбург отдавал почести своему предку, погибшему в первом крестовом походе. Говорят, ему там помешали...

—  Так что?

— Что?

—  Если помешали?

—  О-о-о! Это страшно. Это суд Ордена! Это даже не виселица  — костер!

— Костер?!

—  Нарушить обряд, осквернить память предков, участвовавших в крестовом походе?!..