Дмитрий действительно прискакал рано, но гостей будить не велел, пусть проснутся сами. Пока он приводил себя в порядок, Люба распоряжалась насчет стола, и когда Дмитрий стал проверять, так ли все приготовлено для гостей, как полагается (с некоторых пор он привык, приучился  — каким образом и сам бы не объяснил!  — проверять исполненное. Все, что можно!), то только развел руками и поцеловал жену  — все было «как полагается», даже лучше.

Князья проснулись поздно, с немного тяжелыми головами. Им поднесли рассолу и повели во двор умываться. Там их встретил Дмитрий, подтянутый, одетый парадно, спросил с вызовом:

—  Ну как, отцы, не состарились еще? Слабо в снегу искупаться?

—  Ах ты, пацан!  — любуясь сыном возмутился Кориат и потащил с себя рубаху,  — сейчас посмотрим, кто тут состарился!

—  Молодой нашелся!  — загудел Любарт, тоже раздеваясь.  — Только стариков подзуживать!  — Он схватил снегу, сдавил снежок, запустил в племянника, тот ответил, промазал, и «старики» кинулись на Дмитрия. Ему удалось увернуться от отца, и Кориат нырнул в сугроб, взвыв от холода и удовольствия, зато Любарт сшиб племянника с ног, но и сам не удержался (вернее, не захотел) и тоже оказался в снегу, заорав благим матом.

С этого момента «старики» перестали обращать внимание на Дмитрия, мгновенно отскочившего в сторону. Они начали бороться, кататься по снегу, осыпать им друг друга, растираться и прочее, пока от них не повалил пар.

Дмитрий решил напомнить:

—  Там, между прочим, кабанчик стынет!

Они замерли и как по команде кинулись в сени.

Через четверть часа за стол сели вчетвером: Кориат, Любарт, Дмитрий и Люба. Подавала Юли. Выпили за встречу, за здоровье тех и других, начали угощаться.

—  Ну, с чем приехали, отцы? Не бывало еще в Бобровке такого важного посольства.

Любарт помялся:

—  А как насчет Юли?  — намекая и на присутствие Любы. Та поняла:

—  Не бойся, князь, Юли не проболтается, спроси у Дмитрия. А я тем более.

—  Да, не так воспитаны,  — улыбнулся Дмитрий,  — и раз уж привез важные вести, то доверяй.

—  Это не я привез,  — махнул рукой Любарт,  — вот кто у нас всех делами снабжает. Как увижу его, сердце заходится.

Кориат усмехнулся, стал рассказывать о своем посольстве в Орден. Все, что увидел и понял он сам, радости не вызывало, но это было далеко не все.

—  Помнишь Иоганна, «черненького», которого ты тогда подцепил и порекомендовал мне в Ордене?

—  Помню,  — насторожился Дмитрий.

—  Бесценный оказался человек. Сколько он нам сведений об Ордене выдал  — озолотить его мало!

Дмитрий по-настоящему обрадовался. Ведь тогда, после отъезда он совсем потерял Иоганна из виду и не знал, чем закончилось затеянное с ним дело, хотя тайный знак ему передал, а людей, для которых этот знак предназначался, через Леонарда предупредил.

—  Значит, не ошибся я, слава Богу! А как насчет озолотить? Хоть что-то ему сделали?

—  Да разве ж можно... Ему ничего не надо, лишь бы домой уйти, а нам это... сам понимаешь. Вот мать его мы украли  — он попросил.

—  Да ну! Молодцы!

—  И живет она теперь у меня в Новогрудке. Дом у нее, хозяйство, и содержание с княжеского стола до самой смерти.

—  Аи, молодцы! Спасибо! Он ведь в ней души не чаял. Одна, говорил, у меня забота  — за мать отомстить. Старая она?

—  Хм! Да моложе меня. Но на вид... и говорить тяжело...

—  На женщин не отвлекайся, а то надолго затянешь,  — полушутя направляет их Любарт.

—  Так вот, Иоганн этот сообщает, что новый Магистр Винрих собирает все, что может, против Олгерда и уже весной, как просохнут дороги, ударит. Он видит в Литве главного противника в продвижении Ордена на восток.

—  Стало быть, война?

—  Да еще какая! Считай  — крестовый поход.

—  Ну так чего тут страшно тайного? Война так война, нам не привыкать.

—  Разве можно к ней привыкнуть?..  — пригорюнилась Люба.

—  Ничего, дело обычное.  — Дмитрий накрыл ее руку ладонью и тихонько пожал.

—  Для тебя-то, положим, не совсем обычное,  — уронил Любарт.

—  А что такое?

—  Во главе моей части войска против Ордена пойдешь ты.

— Я?!! А ты?

—  Мне по всем данным придется здесь, от поляков отмахиваться.

—  Но почему я, а не дед?

—  Ты князь! Пора. Кейстутьевичи, вон, помоложе тебя, а уже некоторые со своим войском... а мы чем хуже? Даже сравнивать неловко...

Дмитрий молчит некоторое время, усваивает, потом все-таки не удерживается:

—  Но дед-то со мной? Или при себе оставишь?

—  С тобой, с тобой...

—  Ну и все!  — радостно вздыхает Дмитрий.  — Тогда все в порядке!

Сподобь Господь в этот момент Любу взглянуть на Юли, она бы сразу, наверное, все о них поняла, сколько нежности и благоговейной гордости было у той на лице. Но Юли стояла у нее за спиной, а сама Люба была сейчас столь горда и счастлива, что лица их поразили князей и даже Дмитрия своей странной похожестью.

—  Ну, если ты так уверен...  — усмехается Любарт,  — но учти: ты ведь против Ордена еще не ходил. Это тебе не поляки! Эти дерутся страшно. Чтобы их победить, много надо крови и поту пролить. Помнишь, Кориатас, в 55-м как они нас раздолбали? А в 56-м?!! Уж все, кажется! Разбили их так, что не подняться! По уделам разметали, добычу какую взяли!..

—  И что же?  — Дмитрий не знал почти ничего об этой войне, как-то прошла она мимо его внимания.

—  ...Когда мы обратно возвращались, накинулись с тыла (откуда только силы собрали, сволочи?!), весь обоз отбили, нас потрепали крепко, пришлось ни с чем возвращаться...

—  А если честно, ноги уносить,  — криво усмехнулся Кориат.  — С ними у нас ни разу еще гладко не прошло... Как заколдованы, как примета плохая... Говорят, бывает неудобный противник...

—  Что ж в них самое-то главное?

—  Так сразу и не скажешь,  — пожал плечами Кориат,  — основательность, пожалуй... Вооружение хорошее, доспех прочный. Ты сам с рыцарем бился  — знаешь. Пробил бы ты его панцырь с твоими тогдашними силенками?

—  Я и не пытался...

—  Вот. Стрелами их не возьмешь. В бою дисциплинированны. Очень! Никогда сами строя не развалят! Не увлекаются. В обороне стоят мертво. Наступают медленно, не путая шеренг... Что еще?.. Позицию хорошо выбирают  — обойти трудно... разведка неплохая... в общем, серьезные ребята.

—  Ну! Так и напугать недолго,  — недоверчиво морщится Дмитрий,  — неуязвимы?

—  Ну почему? Вот если строй их растащить  — теряются... с пехотой справляются плохо, против копий довольно беспомощны, неповоротливы, тяжелы, сюрпризов не любят...

—  Сюрпризы-то кто же любит?  — смеется Дмитрий,  — Мне-то что прикажете... или посоветуете?

—  Ну, дед знает вообще-то... Но  — коней помощней; вооружение потяжелей; арбалетов побольше, а главное, искусных арбалетчиков, луки против них  — тьфу!

—  Попробуем. С арбалетами, правда, слабовато.

—  Ну, время до весны у тебя есть, только попусту его не теряй.

—  Постараюсь. Думаю, кое-что успеем.

Любаня, горестно задумавшаяся во время этого разговора, встрепенулась:

—  Подождите о делах, кабанчик стынет. Поешьте, а там... Юли, вели подать.

Юли уходит на кухню, а через минуту двое поварят вносят в столовую огромное блюдо, на котором лежит без всяких приправ и украшений горячий, дымящийся, светло-коричневый  — только что с вертела!  — кабанчик, около пуда весом.

—  Попробуйте,  — предлагает Любаня,  — это отец Ипат по-своему как-то жарил, «по-плецкопцки»  — он говорит.

У князей загораются глаза. Кориат потирает руки:

—  Отец Ипат  — мастак на такие штучки! А где он сам-то?

—  Так ведь не звали,  — усмехается Дмитрий,  — отец Ипат у нас человек дюже скромный.

—  И с каждым часом все скромнее,  — хмыкает Юли.

—  Что такое?  — не понимает Любарт.

—  Разнежился наш отец Ипат, как кот на завалинке. Одно повторяет: живи  — не хочу!

—  Интересно! Так зовите его. Тайные разговоры закончены. А, брат? Или для сына еще какую-нибудь пакость приберег?

—  Нет,  — смеется Кориат,  — давай монаха! А ты, Юли, себе и ему места приготовь, да садись.