1361 год оказался мирным, но очень для Дмитрия хлопотным. В конце февраля он отправился с отцом в Орден, но как бы неофициально, рядовым членом свиты, в переговорах участия не принимал, а занялся своими делами.

К моменту их визита неожиданно отыскался Иоганн. Он был жив, но когда Дмитрий увидел его, искренне попросил Господа, чтобы он его прибрал... Немцы, конечно, не поверили, что Иоганн не помогал Кейстуту в побеге. Они не стали разбираться, пытать и выспрашивать, что да как. Просто изувечили его и выбросили в ров замка  — подыхать. Но случайно кто-то из добрых людей заметил его. Подошел и взглянул. И увидел, что он еще жив. И подобрал, и помог. Иоганн оказался живучим, как кошка. У него вытек правый глаз, были вывернуты и переломаны руки и ноги, вряд ли было цело хоть одно ребро, но он жил, стонал, временами приходил в себя, пил то, что ему подносили его спасители, снова впадал в забытье, снова приходил в себя, но помирать не собирался. И когда люди Кориата напали-таки на след и добрались до него, он уже садился на постели.

Дмитрий так щедро наградил спасшего Иоганна старика-сапожника, человека добродушного и очень, по немецким меркам, бедного, что тот начал верить в добрых волшебников и гномов.

Но выздоровевший Иоганн выглядел столь ужасно, что Дмитрий не побоялся попросить такое у Бога.

Правая нога у него не гнулась, левая срослась неправильно, стала кривой и короткой. Кисть левой руки скрючилась, на ней шевелился только большой палец, вытекший глаз зиял ужасной раной. Только правая рука, хоть и гнулась в локте лишь до прямого угла, вся была цела, шевелилась, работала. Иоганн и за это горячо благодарил Бога. В довершение всего Иоганн постоянно покашливал и плевался кровью.

Он очень обрадовался, увидев вновь Дмитрия, и совсем не удивился, когда узнал, что спасенный им герой-рыцарь не вспомнил о нем и не пытался его отыскать, покачал головой и проговорил тихо:

—  Что ж, пристало ли князю помнить какого-то... для них это само собой...  — и Дмитрия как бритвой по сердцу полоснуло, потому что это были его мысли, его думы, пришедшие там, после битвы, повторенные бедным калекой почти слово в слово.

Иоганн сказал Дмитрию, что все понимает, что на этом свете он не жилец, вот только мать бы повидать. На что тот честно ему посоветовал:

—  Если ты не хочешь, чтобы мать твоя умерла от горя или сошла с ума, не показывайся ей пока на глаза. Поживи у меня в Бобровке, поправь себя сколько можно  — там у меня добрый лекарь есть,  — да приучи мать к тому, что ты малость покалечен, время у тебя еще есть.

Иоганн посмотрелся в медное блюдо и согласно покивал, не сказав ни слова. С верными людьми его переправили в Бобровку и отдали в руки деда Ивана.

А Дмитрий отправился дальше на запад, исполнить главное, для чего напросился к отцу в посольство.