Жизнь с дочкой сулила Мише только радости. У него не было постоянной любовницы, которую неожиданное вторжение и внезапная перемена образа жизни могла бы всерьез огорчить. Мишины любовные связи были кратковременными. С некоторых пор он легко сходился с женщинами и легко расставался. Загадки в этом не было. Он стал знатоком и откликался на призыв только тех, для кого и сам был случайным спутником. Он выбирал свободных и легких. Кое-кто из них был бы не прочь и задержаться, но Миша скучнел так откровенно, становился так рассеян, забывчив, необязателен, что очень скоро вновь оставался в желанном одиночестве. Самое интересное, что он вовсе не чувствовал себя одиноким. Экспериментатором, исследователем — да, но вовсе не одиноким и уж тем более не несчастным.
Дочка вызывала у него неподдельное восхищение. Перед этим крошечным существом он был беззащитен. И особенно ценил то, что дочка никогда не пользовалась его беззащитностью. Ей присуще было врожденное благородство. Точно так же, как Ляле. Приобретя богатый опыт общения с женщинами, Миша теперь знал это доподлинно. Он вообще научился ценить многое, чего раньше не замечал, о существовании чего даже не догадывался или не задумывался. Кроме врожденного благородства, у Иринки был хороший характер, хороший аппетит и небольшое количество капризов. В этом Миша тоже успел убедиться.
Они весело и дружно прожили воскресенье. Ходили в парк, катались с горки. Ирке понравилось съезжать вниз на животе, и живот очень скоро стал мокрым. На обратной дороге она то и дело валилась в сугроб и потом не могла встать от хохота. А он хохотал, глядя на нее. Миша уже не помнил, когда он так смеялся. Навалявшись в снегу, Иринка стала похожа на маленького снеговика, вот только вместо носа-морковки у нее была красная пуговка и такие же красные щеки.
Мокрые одежки Миша развесил по всем батареям и принялся готовить то ли обед, то ли ужин. Чистя картошку, вспомнил, что познакомился с некой Региной, очень импозантной и умной дамой, которой даже обещал позвонить в субботу вечером. Но дел было столько, что он запамятовал. А раз запамятовал, то, значит, и звонить не обязательно. Не до Регин ему сейчас, если честно. После ужина они позвонили маме, чтобы она пожелала Иринке спокойной ночи. Ляля от души пожелала.
Иринка перед сном погрустила, потому что привыкла к маминой сказке, но Миша, поглядев на ее слипающиеся глаза, сказал:
— Я тебе сейчас очень интересную книгу почитаю, научную-пренаучную. — И открыл что-то такое математическое.
После первого абзаца Иринка уже крепко спала.
«Вот ведь какая ценная книга, — подумал Миша. — Интересно, она все время так снотворно будет действовать или только в первый раз?»
Спать он устроил Иринку на диване и с умилением смотрел на маленький комочек под большим одеялом. Она была похожа на Лялю, особенно сейчас, когда крепко спала, только никто об этом не подозревал. Для себя он приготовил раскладушку. Но спать было еще рано, он сел за письменный стол, но ему не работалось, в голову лезли всякие дурацкие мысли, и он им тихонько улыбался. Часов в одиннадцать позвонила Регина, поинтересовалась, почему он не звонит.
— Я теперь с дочкой живу, — огорошил ее Миша.
— Дочке лет восемнадцать? Привет дочке, — тут же откликнулась она и повесила трубку.
Миша не ожидал такой резкости: ну и ну! Бедная Регина! Видно, жизнь обходилась с ней не слишком ласково, раз такое первым пришло в голову. Мише даже стало как-то не по себе. Но скоро он забыл о Регине и снова стал думать о приятном, думал-думал и заснул.
Проснулся ночью и с нежностью прислушался к посапыванию, потом встал и прикрыл одеялом маленькие розовые пятки. Его удивляла и умиляла самостоятельность дочки, она все делала сама, одевалась, умывалась, застегивала пуговицы. Но если бы она ничего не умела, он все равно нашел бы, чему умилиться.
Утром был уже понедельник, и он повез дочку в сад. Иринка немного покапризничала: начало рабочей недели ни для кого не подарок, но, увидев подружек, приятелей, воспитательницу тетю Соню, быстро утешилась. Махнула отцу рукой на прощание и исчезла за белой дверью.
День для Миши пролетел быстро. Он вспоминал то одно, то другое, что надо бы купить, что надо бы сделать в связи с появлением в его доме дочки, и снова чувствовал умиление. Иринка радостно кинулась ему на шею, он сунул ей шоколадку и на обратной дороге заехал с ней в магазин, чтобы закупить на неделю ужины и завтраки.
— Выбирай! — предложил он, остановившись с ней перед стойкой с молочными продуктами в универсаме.
Иринка сначала стояла в задумчивости, а потом стала брать один за другим пестрые стаканчики с йогуртами и десертами и ставить их в Мишину корзинку. Соблазнилась она и прозрачными стаканчиками с ярко-зеленым и малиновым содержимым. Миша не мешал ей, пусть наслаждается, чувствует себя хозяйкой. Потом они пошли во фруктовый отдел, потом в кондитерский. Вышли нагруженные пакетами и свертками.
— Хорошо, что у нас с тобой машина, — одобрительно заметила она. — Маме тоже нужно купить, а то сумки-то тяжелые.
Миша погладил по голове разумницу-заботницу и усадил на заднее сиденье.
Дома, попробовав малиновую дрожалку, Иринка со вздохом сказала:
— Прости, папочка, тигры, оказывается, этого не любят.
— А если этого не любят и медведи? — спросил Миша.
— Винни-Пухи любят все, — с умильной улыбкой заявила дочь. — Ну, Пушочек, ну, миленький, попробуй, пожалуйста!
Пришлось попробовать. И даже доесть до конца. Мишу с детства учили, что воспитывать нужно личным примером.
Еще через день жизнь окончательно вошла в свою колею, и Мише стало казаться, что он всегда так и жил: утром мультик и йогурт, вечером сырки и снотворная книжка.
А когда они приехали в сад в четверг, то узнали, что его закрывают на карантин. На две недели, не меньше. Только что поступило распоряжение. Ветрянка.
Лицо у Миши вытянулось. Вот это новость так новость! И как всегда в самое горячее время. Ни экзаменов, ни консультаций не отменишь!
— Ну что ж, поехали на работу! — решил Миша. — Посидишь на кафедре.
— А зачем мне на ней сидеть? — не без опаски осведомилась Иринка. — Я упасть могу!
— С кафедры? Вряд ли. — Миша улыбнулся. — Там тетя Вика есть, она будет следить, чтобы ты не упала.
Смешно называть тетей только окончившую институт девчонку, которая работает у них на кафедре лаборанткой, но уж как-нибудь Вика займет Иринку, пока он проведет две консультации.
Ребенок среди казенных стен сродни лучику солнца. Неожиданны детские тонкие волосенки, простодушно любопытный и вместе с тем боязливый взгляд, толстые ножки, старательно шагающие по ступенькам. Студентки прекращали курить, болтать о сердечных ранах и неумолимых профессорах, провожая улыбкой серьезную темноглазую крутолобую Иринку и потом даря ту же улыбку и неумолимому Михаилу Алексеевичу, который, оказывается, не только преподаватель, но и папа такой симпатявой малышки. Миша, ведя Иринку, чувствовал, что в руках у него словно бы волшебная палочка, и благодаря ей он видит вокруг себя совсем другие лица. Намазанные, накрашенные, защищающиеся, отгораживающиеся, высокомерные, а то и нагловатые красотки становились вдруг такими же простодушными Иришками. Миша исподтишка наблюдал за удивительными метаморфозами и тоже улыбался в ответ своим настоящим и будущим студенткам. Совсем другие ниточки протягивала Иринка между людьми, Мише приятно было их ощущать. Так дошли они до кафедры, и обычно озабоченная Вика тоже встретила их улыбкой.
— Ты вместе с папой поработать пришла, или мне помогать будешь? — спросила она.
Иришка вопросительно посмотрела на Мишу, не зная, что отвечать.
— Я на кафедре сидеть пришла, — наконец сообщила она басом и оглянулась, ища глазами эту самую кафедру.
Вика прыснула, но тут же прикрыла рот ладошкой, сообразив, что девчонка может обидеться.
— Эта комната и есть кафедра, — объяснила она, — мы с тобой тут вместе сидеть будем. А папа поучит студентов и за тобой вернется.
— Да, помогай лучше тете Вике, — посоветовал Миша, — она тебя и чаем напоит, и конфету даст, и бумагу с карандашом. Так ведь, тетя Вика?
«Тетя Вика» наконец могла посмеяться от души, и она расхохоталась, а когда успокоилась, спросила:
— Как тебя зовут, помощница?
— Ирина, — солидно ответила девочка.
— Вы не беспокойтесь, Михаил Алексеевич, мы с Ириной Михайловной управимся, — пообещала она. — Я и не знала, что у вас есть такая прелесть!
— Да! Я и на такие прелести способен, имейте это в виду, — подмигнул с неожиданной игривостью и озорством Миша и исчез за дверью, потому что громко зазвонил звонок.
Вика от неожиданности даже покраснела. Ну и Михаил Алексеевич! Вот уж от кого она подобных шуток не ожидала!
Но как ни странно, именно потому что Михаил Алексеевич был человеком сдержанным, холодноватым, шутка улучшила ей настроение. Выходило, что молодой красивый и очень престижный преподаватель ей симпатизирует. Вика пошла и посмотрела на себя в зеркало, чтобы понять, почему симпатизирует: потому что хорошенькая? Или потому что умненькая? Сияющие глаза сказали: и хорошенькая, и умненькая. Как оказалось, ей на пользу хорошее отношение, тогда в ней виден и ум, и привлекательность.
Вика вытащила из шкафа карандаши и бумагу для Иринки и посадила ее у окна рисовать.
— Если чаю захочешь, скажи! Будем чай пить, — пообещала она и принялась за составление расписания экзаменов. Дело это было ответственное, и она с головой ушла в работу.
Иринка ей не мешала, она сидела и тихонько рисовала, время от времени с любопытством поглядывая по сторонам.
На удивление весело шли в этот день у Миши консультации. Может быть, в этот день он впервые по-настоящему хотел помочь крашеным Иришкам сдать экзамены. Не напугать, не потребовать, а помочь. Разъясняя трудности, он то и дело шутил, а с шуткой все и запоминается лучше.
— Ой, какой вы, оказывается! — восхищенно сказала ему на прощание одна из студенток.
— О-о, я какой! Приходите на экзамен, познакомимся, — отозвался он басовитым «волчьим» голосом, и студенты опять засмеялись.
Экзамен должен был быть на следующий день, но напряжение вдруг рассеялось, и Мише показалось, что эта группа неплохо сдаст его. А ведь он слыл неумолимым…
В перемену он отправился в преподавательский буфет купить своим дамам, Иришке и Вике, пирожков. Или салатиков? Ребенок-то, наверное, проголодался. Крашеная блондинка, дебелая крупитчатая тетя Рая уже слышала, что в гостях у факультета Мишина дочка.
— Не дам тебе пирожков, — заявила она ему. — Нечего ребенка сухомяткой кормить. Веди ее сюда, у меня и супчик, и второе есть, все свеженькое, для себя варила.
— А на двоих хватит? — спросил Миша.
— Для тебя, что ли? — Рая оценивающе вскинула на него крашеные ресницы.
— Для Вики, они там вместе трудятся, — сказал Миша.
— Тащи и Вику, — согласилась Раиса, — накормлю девчонку.
На кафедре Миша нашел полную идиллию, обе девочки сидели, склонившись над бумагами.
— Ты только посмотри, папа, какого я слона нарисовала. Твоего оранжевого, — обрадовалась отцу Иришка. — Он летит домой в Африку.
— Молодец слон! — одобрил Миша. — Если Вика позволит, пусть он тут у нас на кафедре летит. А сейчас мигом к тете Рае на обед!
Вика принялась отнекиваться, но Миша, объяснив ей, что непедагогично показывать ребенку дурные примеры и учить его не есть вовремя, взял ее за одну руку, Иринку за другую и повел по коридору в столовую.
Навстречу им попался заваспирантурой, толстый, с бородой и в очках. Иринка уставилась на него с опасливым удивлением: может, это Карабас-Барабас? Троица приостановилась, и заваспирантурой тоже. Заметив Иринкин взгляд, спросил:
— Ты ко мне в аспирантуру хочешь?
— Вика хочет, — неожиданно заявил Миша.
— Неужели? А почему она ко мне не подошла? — взглянул на обомлевшую Вику заваспирантурой.
— Стесняется, Виктор Петрович, но раз вы приглашаете, непременно подойдет. Ничего ведь нет невозможного для такой талантливой и трудолюбивой девушки!
— Приглашаю, конечно, приглашаю, — согласился заведующий. — Приходите, Вика, поговорим, обсудим. Есть кое-какие возможности, кое-какие возможности есть…
И он пошел дальше, Миша подмигнул Вике, а та, вся пунцовая, пробормотала:
— Уж и не знаю, как вас благодарить, Михаил Алексеевич.
— Скажи «спасибо», и все, — подала голос Иринка. — Меня мама так научила.
Миша рассмеялся.
— Да и спасибо говорить не за что, — сказал он. — Ты же у нас только поступаешь. На вечерний или на дневной?
— Я уже окончила, Михаил Алексеевич. В прошлом году, — сухо ответила Вика.
— Неужели и у меня занималась? Почему же я тебя не запомнил? — искренне изумился Михаил.
— На этот вопрос вы скорее меня ответите, — отрезала Вика и гордо подняла голову. — Но вам за участие и внимание, — она сделала паузу, — большое спасибо, — добавила она, открывая дверь в столовую и беря Иришку за руку.
— А вам приятного аппетита, девочки! — пожелал вслед неестественно прямой спине Вики Миша.
Про себя он посмеивался. Он терпеть не мог избытка благодарности у молоденьких девушек, пунцовых щечек, пылающих ушек, а потом красных глазок. Такое в его практике уже бывало. Влюбленных девочек он боялся как огня. И правильно делал.
Вику он поставил на место и был доволен. Однако проблема, куда пристроить Иринку, оставалась проблемой, и, как оказалось, Миша решал ее подспудно на протяжении всего семинара. Прозвенел звонок, и пришло решение.
Миша вспомнил, что в его распоряжении находится целый женский батальон, при котором он служит на посылках, — все бабушки, бабулечки, тетушки и тетеньки его подъезда. Мысленно перебрав свою гвардию, Миша остановился на тете Оле и тете Поле. Тетя Оля, худая, остроносая, с рыжими крашеными волосами, жила на первом этаже и могла погулять с Иришкой, а у тети Поли, полной, седовласой, с румяным лицом и серыми глазами, был чудесный полосатый кот. Она жила как раз над ними, на четвертом этаже. Словом, на ближайшие две недели Иринку вполне можно будет обеспечить няньками.
По дороге домой он сообщил Иринке и о коте, и о прогулках, и о двух бабушках.
— Я хочу к бабушкам, — подумав, сказала Иринка. — И к коту хочу, и гулять возле твоего дома на детской площадке.
— А на кафедре сидеть? — поинтересовался Миша.
— Тоже хочу. Мне тетя Вика очень понравилась.
Миша усадил Иринку ужинать и позвонил тете Оле. Она разахалась, заспешила, задала Мише множество вопросов, которые он пропустил мимо ушей, потом пообещала Иринке оладушков напечь и к тете Поле на четвертый этаж отвести с котом поиграть.
— А я вам картошки на обратном пути куплю, — пообещал Миша. — Или, может быть, батареек купить и часы завести?
— Я часы сама завожу, — с достоинством сообщила тетя Оля. — Это Поля полная, ей тяжело на стул взгромождаться.
— Значит, картошка нужнее? — еще раз спросил Миша.
— Нужнее, нужнее, — согласилась тетя Оля.
— И разумеется, с завтрашнего дня открываю табель и считаю вам рабочие дни, — добавил он.
Тетя Оля не стала лицемерить и отказываться, жила она, как большинство немолодых одиноких людей, трудно, ей лишняя копейка карман не потянет.
— Спасибо, Миша, договоримся, в обиде друг на друга не останемся.
На том и попрощались.
После разговора тетя Оля отправилась на четвертый этаж к подружке Полине Аркадьевне. Она хотела новость ей рассказать и чайку попить. За чаем старушки говорили о Мише. Всем хорош мужчина, только гулена. Больно часто своих дам меняет. Глянешь в окно, а он опять с новой идет. Видно, жена за то его и выгнала. А так приятный, непьющий, душевный. Нашлась бы какая-нибудь крепкая женщина, взяла бы в ежовые рукавицы, и был бы у нее муж всем на загляденье. Таково было их общее мнение. Дочку Мишину они тоже не раз видели. Славная такая девчонка, на него похожа.
— Детей жалко, — сказали они хором, допивая чай.
Со спокойной душой Миша позвонил Ляле, сообщил о возникших трудностях и о том, как доблестно он с ними расправился.
— Имей в виду, что на той неделе и после сессии я в полном твоем распоряжении, — сказал он. Он был преподавателем и не уставал повторять одно и то же, зная, что результат рано или поздно будет.
— Спасибо, я справляюсь, — сказала Ляля и попросила к телефону Иришку, прибавив: — Я без дочки очень соскучилась.
Она не могла отказать себе в маленькой мести, для нее тоже существовала на свете только дочка!
Переполненная впечатлениями Иришка, захлебываясь, рассказывала Ляле и про кафедру, и про добрую, красивую тетю Вику, которая ей карандаши дала и с ней играла, и как они все вместе, взявшись за руки, по коридору шли и потом в буфете обедали.
Дочку Ляля похвалила за то, что хорошо себя вела.
— У меня тут все вверх дном, — сказала она. — Я пока тебя забрать никак не могу. Но скучаю очень.
— И я скучаю, но не очень, — ответила дочь. — У меня столько всего интересного!
— Вот и хорошо, — бодро сказала Ляля, но на сердце у нее заскребли кошки. Миша ладно, ей все равно, Вика так Вика, какая ей разница?! Но Иришка была ее ненаглядной девочкой, и она не собиралась никому ее отдавать!
Положив трубку, она еще некоторое время посидела, переваривая новости: Вику, довольную Иришку, и вдруг с удивлением подумала: а я, наверное, тоже ревнивая, вся в папу!
Открытие ее ошеломило, она привыкла думать, что она щедрая, великодушная, незлобивая. В общем, и это было. Но было и другое: она действительно была ревнивая, обидчивая, подозрительная. И если уж выбирала себе спутника, то он должен был быть с ней, и только с ней, а не болтаться неведомо где! Пусть даже в собственной мастерской!