Заяц сидел на корточках у крыльца и водил прутиком по песку. Сначала он нарисовал елку, а рядом с ней Барсука, потом нарисовал рядом с Барсуком себя, хихикнул стер Барсуку уши и нарисовал снова — побольше. Нарисовал корзину, а в ней грибы, удочку. В лесу стояла тишина, такая необыкновенная тишина, что Заяц опустил прутик и прислушался. Не слышно было стрекотания сорок, не шумели на ветру деревья, даже трава, по которой пробегали тихие волны, замерла. «Тишина какая», — удивился Заяц. Он почувствовал, что и внутри у него тоже стало тихо. Заяц присел на крыльцо и положил прутик на колени. На крыльцо вышел папа. Заяц прижал лапу к носу — и папа ничего не сказал, сел рядом с Зайцем, и они вместе стали слушать тишину. Стукнула вдали ветка, и тут же застрекотала белка где-то на дереве, затрещали птицы, кто-то пропел высоко в небе, полетело мимо облако, и кончилась тишина. Зайцы долго смотрели, как бежит поверх травы ветерок, как клонит травинки из стороны в сторону. Где-то рядом закричали — «Домой, домо-о-ой!»

— А ты помнишь, пап, — сказал Заяц, — как мы с тобой рыбу ловили, а я червяков боялся, а ты мне их на удочку насаживал.

— Помню — ответил папа, — вот смеху-то было. Как рыбу из воды тянуть, так ты первый, а как червяков насаживать, да рыбу с крючка снимать, тебя и нет.

— А ты помнишь, пап, — засмеялся Заяц, — как ты мне лук сделал, а я из него в сосну стрелял, в шишку целился?

— Помню, ты долго тренировался, ловко шишки научился сшибать. Где теперь тот лук?

— Не знаю, — сказал Заяц. — А помнишь, как мы в гости ходили к Ежу, и Еж мне петушка подарил, на палочке?

— Нет, — сказал папа, — петушка я не помню.

— Он такой был петушок красный, леденцовый. Мы шли домой, и я его потерял на тропинке. А ты фонариком посветил и нашел.

— Нет, не помню петушка, — сказал папа.

— Как же, — расстроился Заяц, — а помнишь, мы с тобой яблоки собирали, полный мешок набрали, в погреб сложили. А зимой ты последнее яблочко нашел и мне дал! Зелененькое и бочок подгнил.

— Нет, не помню яблочка, — сказал папа, — но может быть..

— Папа, а помнишь, ты качели мне сделал, и я зимой качался, и у меня нос замерз, а ты мне его варежкой грел?

— Ну так, — сказал папа, — а ты помнишь, как ты на морозе лопату лизнул?

— Нет, не помню.

— А как ты вброд ручей переходил, боялся и все равно шел, а я тебя на берегу ждал. Тебе вода была до носа.

— Не помню. Может и помню, но немножко забыл.

— А как к Барсуку ушел без спросу, а мы тебя потеряли?

— Это я точно не помню, — сказал Заяц.

— А как ты сахар из вазочки съел?

— Ну, ладно, ладно, — сказал Заяц.

Они помолчали.

— Пап, — снова сказал Заяц, — а мы запомним тишину?

Папа помедлил.

— Я думаю, запомним. Ты ведь уже большой Заяц.

— Мы всегда будем помнить? Вот как мы сидели с тобой и слушали лес. Ты запомнишь?

— Да, — пообещал папа, — запомню.

— И я запомню, — сказал Заяц, — навсегда. Мы с тобой всегда будем помнить, правда?

— Всегда, — сказал папа, — всегда, Заяц.