Озлобленное солнце перевалилось через самую высокую точку, начиная долгий путь к западу. Прохладнее не стало, зато появились исчезнувшие было тени. Сейчас Воронцов многое бы отдал, чтобы очутиться под густой кроной какого-нибудь дерева. Лоб и виски усыпали капельки пота, футболка требовала, чтобы ее отжали, но юноша стоически терпел мучения, надеясь, что упертой панкушке сейчас так же несладко. Герке, ставшему участником странных, отчасти даже пугающих событий, хотелось объяснений. А единственная, кто мог их дать, изъяснялась туманно и загадочно. И если для того, чтобы разговорить девчонку, необходимо как следует прожариться — что ж, пусть так! В парке по-прежнему не было ни души, так что парочка, играющая в гляделки посреди аллеи, могла смутить разве что скульптуру лося, безучастно наблюдающего за ними с невысокого постамента.

Вытянув перед собой руку, Воронцов недоверчиво разглядывал виновника всех сегодняшних бед. Пятак, болтающийся на обвившей запястье нитке, напоминал повесившегося колобка, который до этого угодил под фабричный пресс. Мелкая разменная монета, на которую и коробок спичек не везде купишь. Поверить, что именно она дала толчок, от которого образовалось цунами сегодняшних неприятностей, обрушившихся на Герину голову, было трудно. Легче предположить, что его разыгрывают. Например, один из центральных телеканалов снимает в Сумеречах очередную дурацкую «скрытую камеру». Версия, конечно, исключительно в порядке бреда, но она могла бы многое объяснить, хотя и не выдерживала никакой критики: Гере никогда не доводилось видеть такой многоступенчатой телевизионной подставы. Мороженщица, троица гопников, девчонка еще эта… как минимум, пять актеров на разных локациях. Причем, судя по тому, как, не желая успокаиваться, бешено колотится сердце юноши, актеров весьма и весьма хороших. К тому же эти исчезающие татуировки… Что это? Дорогостоящий спецэффект? Но ведь, в конце концов, они в реальном мире, а не в «зеленой комнате»! Как и большинство сверстников, Гера не знал, кто такой Станиславский, но это не мешало ему цитировать театрального классика. «Не верю! — убежденно кричал ему рассудок. — Не верю!»

— Вот это? — Гера попытался сорвать злополучный пятак с запястья, но быстро убедился, что привязал его накрепко. — Им всем вот это надо было? Они у меня кошелек отняли, чуть не избили, а им реально всего пять рублей надо было? — В бешенстве рванув нитку еще пару раз, он бросил эту затею, решив избавиться от монеты, как только под рукой окажется что-нибудь острое.

Девчонка пожала плечами, дескать, хочешь — верь, хочешь — нет, а только так оно и есть.

— Чушь какая-то, — Гера взъерошил волосы, будто пытаясь вычесать из головы недоумение. — Ничего не понимаю…

— И не поймешь, — уверенно поддакнула панкушка. — Тут вообще без пол-литра не разобраться, а у тебя времени в обрез. Угораздило же тебя на Халю-мороженщицу выйти! Скоро каждый бомж будет знать, что тебя в парке видели. А ты тут стоишь, сопли на кулак наматываешь!

Запутавшись еще больше, не зная, что ответить, Гера промолчал. Молчала и его новая знакомая. Только она, в отличие от Геры, еще и заметно нервничала, постоянно оглядываясь по сторонам.

— Тебя как зовут-то хоть? — спросил Гера, лишь бы хоть что-то спросить.

— Лиля, — коротко ответила панкушка. — А тебе не кажется, что сейчас неподходящее время, чтобы меня клеить?

— Да я не… я просто… — чувствуя, что начинает краснеть, пробормотал Герка. — Надо же знать, кому спасибо говорить… А меня…

— Гера. Я знаю, — нетерпеливо перебила его Лиля. — В твоем положении, Гера, нужно как можно меньше стоять на месте и чесать языком. Безопасней…

Пожалуй, в том, что его имя знает совершенно незнакомая девушка, особой мистики не было. Ну мало ли, может, общие друзья «ВКонтакте», или на «Фэйсбуке», или там еще чего. Но почему-то именно эта деталь заставила Герку поверить, что никакое это не дурацкое телешоу. Что все реально.

— Гера, — на автомате все же закончил он. — А откуда ты…

— От верблюда, блин! — Лиля, похоже, умела читать мысли, с легкостью отвечая на еще не заданные вопросы. — Твое имя с сегодняшнего дня каждый местный сборщик знает. И мой тебе совет: домой не возвращайся. Адрес твой для них тоже не секрет. То, что ты в парк выскочил, вообще большая удача. Впрочем, это-то как раз неудивительно…

— Подожди-подожди! Стоп! — Приостанавливая поток слов, каждое из которых было понятным в отдельности, но в сочетании с другими отчего-то превращалось в шпионскую шифровку, Воронцов выставил руки ладонями вперед. И автоматически отметил, что взгляд неформалки мгновенно прикипел к болтающемуся на запястье амулету. — Что еще за сборщики? Откуда они мое имя знают? Зачем я им вообще сдался?

— Слишком много вопросов для человека с ограниченным временем, Гера. Тебе ноги уносить надо, а не о высоких материях трепаться…

Что-то в ее тоне или в настороженно бегающем взгляде заставило Герку проникнуться. Слово «сборщик» не вызывало у него пугающих ассоциаций, однако от контекста, в котором его употребляла Лиля, неприятно шевелились волосы на макушке. Вероятно, именно поэтому Гера сделал то, на что никогда не решился бы в обычной ситуации. Сделав шаг к Лиле, он поймал ее запястья и крепко сжал их. В этом жесте уверенное требование смешалось с отчаянием утопающего, хватающегося за соломинку.

— Лиля, пожалуйста. Ты же сама говоришь, что у меня нет времени! Мы с тобой столько препираемся, а понятнее что-то не становится! Вместо того чтобы объяснить все по-человечески, ты тут мистику какую-то разводишь! Расскажи мне, что происходит? Ты ведь понимаешь, что к чему?! Я тоже хочу понять!

В течение нескольких ударов сердца Гера (где-то в глубине души ликующий от собственной смелости и одновременно напуганный ею) ожидал, что Лиля ловко вывернется из его хватки, оставив у него на щеке рельефный отпечаток четырехлистного клевера. Однако вместо этого девушка глубоко вздохнула:

— Не живется мне спокойно, блин… То щенка подберу, то… Ладно, договорились. Руки-то отпусти, Ромео, — язвительно добавила она.

Покрасневший до корней волос Гера поспешил выполнить ее просьбу.

— Извини, — потупив взгляд, пробормотал он.

Лиля легонько помассировала запястья, точно внезапный Геркин порыв причинил ей боль. На тыльных сторонах ее ладоней проявились бледно-голубые, еле заметные узоры, плавно змеящиеся под тонкой загорелой кожей. Всего на несколько секунд, и тут же исчезли.

— Пошли, — круто развернувшись, Лиля уверенно зашагала в обратную сторону. Туда, откуда они только что так спешно ретировались. — Я в Старые Сумеречи собиралась, а тебе сейчас все равно куда, главное, не домой. Пошли со мной, там тебя в последнюю очередь искать станут. По пути тебе курс ликбеза устрою.

Семеня за ней следом, Воронцов опасливо вглядывался в неухоженные заросли кустов.

— Да не трусь ты, — видя его колебания, успокоила Лиля. — Нет там уже никого. Они как шакалы — силу уважают и боятся. Наверняка уже другого лоха на мелочь трясут.

Проглотив и «лоха», и «труса», Герка поспешно поравнялся с Лилей, стараясь не отставать. Ждать его девушка явно не собиралась. С каждым шагом она все дальше уводила Воронцова от входа в парк. Хотя Герка до конца не верил в предсказанные Лилей опасности, все же послушно плелся рядом. Сейчас он относился к этому как к некой странной ролевой игре. Единственное, что его беспокоило по-настоящему, это возможность снова столкнуться с давешними хулиганами, которые ушли как раз в этом направлении. Однако в обозримом пространстве их не наблюдалось, и потому он вскоре перестал крутить головой в поисках опасности, сосредоточившись на том, что говорила девушка.

— Ты когда-нибудь задумывался, почему одним людям везет по жизни больше, чем другим?

Чувствуя, что вопрос носит явно риторический характер, Герка промычал нечто нечленораздельное, но утвердительное. В дальнейшем же он разбавлял монолог Лили лишь междометиями да короткими репликами.

— Кто-то всю жизнь горбатится на заводе, надрывая здоровье, чтобы получить зарплату, большая часть которой уйдет на таблетки. А кто-то стирает защитный слой лотерейного билетика и выигрывает миллион долларов. Или удачно вкладывает деньги в рискованное предприятие и обогащается без видимых усилий. Люди второго типа никогда не опаздывают на самолет или поезд, даже если выехали не вовремя. Они никогда не заразятся СПИДом или триппером, хотя трахаются не предохраняясь. Их всегда что-то задержит, если у лифта, на котором они собирались ехать, вдруг оборвется трос. Это такие удачливые сукины дети, которые идут по жизни с улыбкой, словно весь этот долбаный мир работает исключительно для них, понимаешь? Такой вот личный компьютерный квест, со всеми читами и кодами. А все потому, что чертова удача к ним благосклонна. Им благоволит сам Случай. И если ты наставишь на такого человека револьвер, ставлю десять тысяч против пивной крышки, что все выстрелы дадут осечку. Удача — против нее не попрешь! Вообще, многие умные бородатые дядьки считают, что происхождение жизни в нашей Вселенной и непосредственно на нашей планете — не более чем удачно сложившийся случай. Подавляющему числу планет не так повезло, как матушке-Земле. Вот только теперь Удача, однажды ставшая причиной нашего происхождения, распределилась среди живых существ очень неравномерно. А почему так, никто не знает. Почему на одного постоянно падают кирпичи, а другой на этих кирпичах поднимает сумасшедшие бабки? Вот ты?! Почему ты не остался дома дожидаться, пока к тебе придут сборщики и выпотрошат тебя как рыбу, а поперся в парк?

— Мороженого захотел, — Гера постарался пропустить мимо ушей жутковатую часть про «потрошение».

— Вы подумайте только! Мороженого он захотел! — на ходу всплеснула руками Лиля. — А тебе не кажется странным по такой жаре нестись через весь парк, чтобы купить какого-то дерьмового мороженого в вафельном стаканчике? Нет, дружочек! Это чистой воды везение, уж поверь мне, я такие вещи чувствую! Тебе повезло! Просто события и настроения сложились таким образом, что ты подумал, будто действительно хочешь мороженого. Так-то!

Поразмыслив секунду, Воронцов решил, что определенный резон в словах панкушки имеется. В конце концов, от вожделенного стаканчика он избавился без всякого сожаления, хотя и преодолел ради него немалое расстояние под обезумевшим солнцем.

Они миновали холодильник с мороженым. Герка боялся, что сумасшедшая тетка-продавщица снова начнет кричать, обзывая его жиденком, однако той нигде не было видно. Одинокий рефрижератор стоял бесхозный и никем не охраняемый.

— А знаешь, что заставило события и настроения складываться удачным для тебя образом? — продолжала между тем Лиля. — Вот именно это и заставило!

Она вновь ткнула Герку в запястье, не прикасаясь, однако, к пятаку пальцами.

— Так вот, никто не знает, почему удача распределена так неравномерно. Но есть некие… эммм… силы. Да, силы, которые научились использовать накопленную удачу в своих целях.

— Накопленную?

Аллея, наконец, свернула, приведя их в самую запущенную и старую часть парка. Плитка под ногами сменилась утоптанной землей, из которой торчали окаменевшие корни деревьев. Исчезли фонари и скамейки, а растительность принялась яростно напирать на широкую тропинку. По сути, этот участок одичал настолько, что больше напоминал лес.

— Да, именно. Некоторые вещи, Гера, или предметы, или животные… а, что там, даже некоторые люди обладают огромным запасом накопленной удачи. Я до конца сама не понимаю, но это как-то связанно с верой. Вот, скажем, верит человек, что некая безделушка поможет ему без ущерба для жизни и здоровья пройти через некую опасность. И, допустим, так совпадает, что человек действительно преодолевает опасность и остается цел и невредим. В первый раз предмет может не иметь к этому ни малейшего отношения. Но чем больше таких совпадений, тем выше вера владельца в свой талисман, и в какой-то момент он действительно начинает приносить удачу. Слышал небось про счастливые клюшки, или счастливые кроссовки, или разную другую счастливую хрень? Ну вот так они примерно и работают.

— А сборщики? — чувствуя, что уже знает ответ, все же поинтересовался Герка.

— Сборщики, Гера, этой удачей живут и промышляют. Они собирают такие вот артефакты и перенаправляют их… куда следует. В личных целях используют, ну и вообще… Правда, в городках вроде нашего они все больше с монетами работают.

— Почему именно с монетами? — Неосознанно Гера покрутил злополучный пятачок пальцами. — Что, у нас других… э-э-э… артефактов мало?

— Мало, — уверенно кивнула Лиля. — Сумеречи же не милионник, даже не стотысячник. Встретить здесь счастливую монету гораздо проще, чем счастливую плюшевую игрушку, например. Подумай сам, сколько начинающих бизнесменов хранят свой «первый рубль»? А коллекционеры, которые сейчас хватают эти юбилейные десятики, точно с цепи сорвались? Я уже не говорю о тучах школьников и студентов, которые перед каждым экзаменом суют в обувь пятачок «на счастье». Кстати, пятачки — это особый, самый ходовой вид артефактов, возможно, именно как раз из-за школьников. Но твой… — Лиля украдкой мазнула взглядом по Геркиному запястью. — Он у тебя особенный. Не знаю, как тебе объяснить… Он вроде бы и не старый, но удачи в нем, как икры в лососе во время нереста. Как можно было столько удачи накопить — не понимаю, хоть убей. Неудивительно, что тебя любой сборщик за километр чует. Меня от его энергии плющит, как бобра под паровым катком…

— Так и забирай его себе! — с готовностью предложил Гера. — Мне от него никакой удачи. Неприятности одни.

Девушка, до того довольно резво отмерявшая кедами тропинку городского парка, внезапно остановилась как вкопанная. Видимо, решила, что для пущего эффекта (или для пущего усвоения ее слов) такие откровения на бегу выдавать не следует. Геру все никак не покидало ощущение, что Лиля смотрит на него как на идиота. По тому, как страдальчески закатились ее глаза, он понял, что в очередной раз ляпнул что-то не то.

— Не говори глупости! То, что ты еще живой и дышишь, — вот твоя удача. А то, что сомнительная, так это, дружочек, положение у тебя сейчас такое. Ты еще просто пользоваться ею не научился, отделять реальное везение от невезения, чувствовать выгоды ситуации. В том дерьме, в которое ты вляпался по самую маковку, на большее рассчитывать несерьезно как-то. Вообще, то, что ты меня встретил, и я тут с тобой цацкаюсь, так это… это… Ну ты и скотина неблагодарная! Будь у меня такой амулет… эх, да что с тобой говорить… — как-то невпопад закончила Лиля и надолго замолчала.

Теперь они стояли почти что в настоящем лесу, диком и неухоженном. Стало немного прохладнее и даже как будто чуточку темнее. Жадно рассматривая пятачок, девушка задумчиво кусала губу. Гера даже начал подумывать, что она всерьез обиделась на его нечуткое отношение к удаче.

— Тут все непросто, братец… — подергав себя за колечко в ухе, наконец продолжила панкушка. — Удачу свою, ее только по доброй воле отдавать можно. С теми, кто силой амулеты отбирает, страшные вещи случаются. Знаешь, каково это — семь лет удачи не видать? И это еще не самое худшее. У скоморохов потешка есть: силой удачу отнимешь — на ровном месте сгинешь. А ты сейчас неискренен, потому что напуган. Не по добру отдаешь. А жаль… жаль…

— А как же эти, в парке? Что-то они не больно твои правила соблюдали! — заспорил Гера.

— А это и не сборщики — так, шушера обычная. Они сборщиками еще только станут, если доживут и образ жизни не сменят. Вот Халя-мороженщица, та гораздо опаснее, ты уж мне поверь. Да и вообще, сборщикам зачастую терять нечего. Они люди подневольные, на Хозяина горбатятся, долги отрабатывают. У тебя отнимут, примут на себя удар да всю удачу Хозяину добром отдадут. А уж тот их не обидит, сгладит проклятие… Хотя, если честно, такой артефакт, как у тебя, я бы поостереглась отбирать в любом случае. Уж больно силен. Так и жизни лишиться недолго…

— Ладно, допустим, я тебе поверил. Учитывая, что я видел, это звучит не так уж и бредово. Но по твоим словам получается, что я все еще жив только каким-то чудом. И что мне дальше делать? Мне теперь от каждой мороженщицы шарахаться, или что?

— Вообще, по-разному может быть, — Лиля рассеянно потеребила колечко в губе. — Можешь сразу почувствовать, что это сборщик, а можешь клювом щелкать, пока он не возьмет то, что ему нужно. Вообще, по идее, в течение двух-трех дней ты сам надрочишься их чувствовать. Если, конечно, раньше не сдохнешь, — буднично добавила она.

Услышав это, Гера, собиравшийся продолжить заваливать девушку вопросами, опасливо замолчал. Закусив губу, он, не мигая, смотрел в глаза своей спасительнице, надеясь увидеть там юморные искорки. Однако Лиля была абсолютно серьезна. Это как раз о таких случаях говорят — «смертельно серьезен». От взгляда панкушки, холодного, как серебро в ее брови, Гера ощутил легкий озноб даже в самом эпицентре летнего пекла. Хотя, конечно, это мог быть и предвестник теплового удара.

— Что значит «если не сдохнешь»? — выдавил Гера наконец.

Лиля поджала губы, как будто мучительно решая сложнейшую задачу: помочь некоему молодому человеку прожить еще пару дней или не оттягивать его безрадостную кончину. Наконец, приняв решение, она тряхнула головой, отгоняя сомнения:

— Я тебе так скажу: увидишь старый «зиловский» фургончик, ну знаешь, синие такие? — беги. У него еще такой номер говорящий — ВНЕ и три пятерки. Только ты не жди, пока номер прочтешь. Потому что, если ты прочел номер, значит, подпустил их слишком близко… А, да! — продолжила Лиля, немного подумав. — Очень заметная деталь — у него стекла в кабине тонированные!

— Этот, что ли? — глуповато брякнул Гера.

Все еще до конца не веря в реальность напророченных ему угроз, он, совершено не заботясь о соблюдении этикета, ткнул пальцем в некую точку за спиной Лили. И по тому, как побледнели ее щеки и утонули в неподдельном ужасе зрачки зеленых глаз, Герка понял, что на подобные глупости нет времени. Надо было сразу же хватать девушку за шкирку и тащить отсюда как можно дальше, как можно быстрее…

Движения Лили вмиг стали какими-то деревянными. Гере казалось, что поворот головы дается ей с огромнейшим трудом и скрипом. Но наконец она уставилась туда, куда указывал застывший в воздухе палец Геры.

По узкой, утоптанной до плотности камня пешеходной грунтовке, задевая бортами низко висящие ветви деревьев, бесшумно катился потрепанный синий «ЗиЛ». Старый фургон с новенькими тонированными стеклами. И даже не самого острого зрения Геры было довольно, чтобы прочесть номер этого автомобильного динозавра: В555НЕ

* * *

— Бежим!

Лиля по-спринтерски сорвалась прямо с места. Лишь взметнулись разноцветные волосы, и на том месте, где она только что стояла, остался звук ее голоса да испуганное «дзз-зинь» многочисленных сережек. Это произошло гораздо быстрее, чем Гера, ошалевший от плотности странных событий, свалившихся на него за последний час, успел сообразить, как вести себя дальше. Будь его ноги столь же медлительны, как его мозг, на этом месте наша история бы и закончилась.

Еще никогда Гере не приходилось мчаться с такой скоростью. До этого дня он считал, что своего потолка достиг два года назад, когда по какой-то нелепой случайности оказался зачислен в школьную команду по легкой атлетике. Но одно дело честь школы, и совсем другое… В общем, оказалось, что, когда на другой чаше весов лежит не какой-то эфемерный почет и латунный кубок, а собственная жизнь, тело приобретает совершенно запредельную легкость. Гера несся, как низко летящая птица, лишь только ветер свистел в ушах, да где-то далеко, на грани слышимости, кто-то грозно требовал остановиться и разрывал воздух ревом старого клаксона. Но это было далеко и потому не слишком существенно. Здесь и сейчас имели значение лишь развевающиеся разноцветные пряди Лили, трепещущие на ветру, точно фантастическое знамя неведомого сказочного народа. Довольно быстро Гера догнал ее и не обгонял только потому, что убегать от опасности (пусть пока еще не слишком понятной и определенной) впереди женщины, — это не слишком по-джентльменски.

Реальность увязла в плотном послеполуденном мареве, растворилась в стучащей в ушах крови. Герке казалось, что на самом деле все они — Лиля, грузовик, да и сам он — с трудом перемещаются в пространстве, а не мчат, словно шальные, сквозь прожаренный до хрустящей корочки август. Он тяжело переставлял одну ногу за другой, слушая, как воздух с хриплым присвистом покидает легкие, а за его спиной так же неспешно крутились облысевшие «зиловские» покрышки. Бежать следом за ненормальной девчонкой, любуясь, как красиво напрягаются мышцы ее стройных ног, проворно отталкивающихся от асфальта, — в этом было что-то древнее, языческое. Какое-то подобие старославянского ритуала, крупицы информации о котором осели в голове Воронцова после уроков истории. В гонке сквозь лето было все — азарт, возбуждение, страсть, тайна. Но в то же время она ничего не обещала напрямую, ограничиваясь полупрозрачными намеками…

«Иииииуууууу-аааааа!» — по-ослиному взревевший над самым ухом клаксон безжалостно вернул Геру в реальность. Реальность, что характерно, тоже оказалась безжалостной: синий «ЗиЛ», развивший вполне приличную для такого старичка скорость, уверенно настигал беглецов. Его тонированные стекла не выглядели глупым неуместным моддингом. Они были похожи на темные очки, скрывающие бездушные пустые глаза профессионального наемного убийцы. С внезапной ясностью юноша осознал, что означает «подпустить слишком близко». Машина догоняла их, в первую очередь догоняла его, Герку, неумолимо наращивая скорость с каждым метром. Странно, но двигатель работал практически бесшумно, точно принадлежал не снятой с производства советской развалюхе, а новенькой, едва сошедшей с конвейера иномарке. Погоня сопровождалась угрожающими криками, несущимися из раскрытого окна кабины, да противным ревом истязаемого клаксона. Но гораздо громче звучал грохот Гериного сердца, которое, дай Создатель ему ноги, давно бы выскочило из пленившей его реберной клетки и умчалось далеко вперед, подальше от преследующих его смертельных неприятностей. Этот звук, вначале едва слышный, нарастал подобно тому, как нарастает по мере приближения шум водопада. Он грозил захватить все тело, проникая в грудь, уши, в вены, ударами маленьких гномьих молоточков отдаваясь в глазных яблоках. Казалось, еще немного, — и не останется ничего, кроме стука сердца, ослиного «Иииииуууууу-ааааа!» и озлобленного «Стой, сученыш! Стой, бл…дь, кому говорю!» Воронцов старался не оглядываться, чтобы не видеть, как приближается изогнутый, точно в ухмылке, бампер, на котором кабаньими клыками торчали два загнутых металлических крюка, но все время бежать, не зная, как далеко находится преследователь, было выше его сил.

Сосредоточившийся на барабанной дроби собственного сердца, Гера с трудом услышал Лилин крик:

— Не отставай! За мной!

Почти сразу девушка нырнула влево, в тянущуюся вдоль всей тропинки плотную стену кустов, требующих серьезной стрижки. Долгие годы без садовых ножниц сплели их в упругую мешанину из жестких веток и буйной листвы. Прыгнувший на них должен был либо спружинить обратно, либо застрять, беспомощный, как муха в паутине. Ни один из вариантов Воронцова не устраивал, однако рассуждать и думать было уже некогда. Достигнув нужной точки, он с силой толкнул свое тело влево, безрассудно доверившись практически незнакомой девчонке. Покрывшийся мурашками затылок обдало плотным потоком воздуха. Герка услышал свист ветра, вызванного пронесшимся в считаных сантиметрах большим металлическим телом, и визг горящих покрышек. Затем хлопнула дверь, и кто-то, со скоростью отстреливающего ленту пулемета, пискляво затараторил:

— Скоморох, ты видел?! Нет, ты видел, бляха-муха?! Упустим же, Скоморох! Уйдут!!!

Перед глазами мелькнули выгнутые аркой ветки, образовавшие что-то вроде естественного природного коридора. Короткий лаз с зеленым сводом заканчивался бетонным фундаментом, из которого поднималась высокая проржавевшая решетка, украшенная по-советски просто и безвкусно. Один из прутьев, весь в лохмотьях облупившейся зеленой краски, оказался выломанным. Голые ноги нещадно стегануло крапивой, когда Гера, сунувшись в проем, оказался по другую сторону ограды. Когда же он спрыгнул с фундамента, обожгло предплечья и даже щеку: заповедные плантации сорняка в этом глухом уголке парка достигали поистине чудовищных размеров. Перед Герой высилась настоящая двухметровая стена из лопуха, крапивы, чертополоха, и где-то в этой дикой зелени испарилась его проводница, его путеводная ниточка.

* * *

События, о которых пойдет речь ниже, произошли в этот же день, с разницей всего в несколько часов. Их непосредственными участниками стали не наши беглецы, а родители одного из них, а именно — Геры. К тому времени, когда их сын сломя голову мчался сквозь крапивные заросли, Воронцовы-старшие только-только возвратились домой с работы, по пути прихватив из садика младшую сестренку Геры, Наташу. Именно поэтому сейчас будет уместнее оставить нашу разделившуюся парочку и ненадолго вернуться в квартиру, где был найден злополучный пятачок.

Будучи обязательным человеком и довольно-таки строгим родителем, Владимир Михайлович Воронцов не обрадовался тому, что к его приходу работа на кухне оказалась невыполненной, а сам работник исчез, даже не взяв с собой мобильный телефон. Однако, привыкнув доводить любое дело до конца, он решил самостоятельно подготовить комнату к поклейке обоев, отложив серьезный разговор с сыном до его возвращения. Уже тогда Воронцову-старшему стоило бы задуматься, что такое поведение совсем не в характере Геры. Однако жара, от которой не спасали даже открытые настежь окна, притупила острый разум Владимира Михайловича.

Валентина Ивановна же, по пути домой захватившая не только маленькую Наташку из садика, но и два полных пакета продуктов, больше озаботилась не отсутствием старшего ребенка, а приготовлением ужина в условиях гостиной. Что, согласитесь, для любого человека не простое испытание. А уж для настоящей домохозяйки — чистой воды стресс.

Так и получилось, что Геру хватились только ближе к восьми вечера, когда все шкафчики и полки на кухне были разобраны папой-Воронцовым, а мама-Воронцова разложила по тарелкам нехитрую вечернюю трапезу (сливать воду с переваренных спагетти пришлось в ванной, что в понимании настоящей хозяйки граничит со святотатством). В общем, отсутствие Геры заметили, когда пришла пора семейного ужина. Но даже тогда никто особенно не беспокоился. Во-первых, на счастье Геры, родители считали его самостоятельным взрослым мальчиком. Сам ушел, сам придет, сам ответит за свой поступок. Во-вторых, восемь часов — все еще детское время. Ну в самом деле, стоит ли волноваться и кричать «Геееее-раааа, даааа-мооооой!!!», когда на улице еще даже солнце не село? А в-третьих… о, ну в-третьих, ровно в восемь часов вечера в дверь к Воронцовым позвонили.

Владимир Михайлович в этот момент как раз укладывал в прихожей разобранные шкафы, чтобы утром, по пути на работу, забросить часть из них на мусорку. Валентина Ивановна, тоскливо вздыхая, пыталась придать шаткому журнальному столику уют их любимого обеденного стола. Получалось не очень: куда там крохотной стекляшке тягаться с массивом старого дуба, помнящим три поколения Воронцовых. Услышав звонок, оба родителя одновременно подумали, что вот он — вернулся блудный сын. Маленькая Наташка, за день соскучившаяся по брату, выскочила встречать его в прихожую. Однако, когда Воронцов-старший открыл дверь, к его удивлению, а также к удивлению Наташи, от нетерпения подпрыгивающей на одной ножке, в коридоре стоял совершенно незнакомый мужчина, ничуть не похожий на Геру.

Был незнакомец среднего роста и какой-то средней же, совершенно не запоминающейся внешности. Во всяком случае, когда ночью, перед тем как уснуть, папа-Воронцов попытался вспомнить, как выглядел поздний гость, на ум ему пришли только густые пшеничного цвета усы, как у Игоря Николаева. И еще отчего-то черные когти. От последней детали Владимиру Михайловичу на мгновение сделалось не по себе. Однако он довольно быстро выбросил из головы все посторонние мысли и, отложив на тумбочку новую книгу своего любимого Стивена Кинга, решил, что пора завязывать с ужастиками на ночь. Очень скоро Воронцов-старший заснул крепким сном честного человека, никогда не имевшего проблем с законом и налоговой инспекцией.

Но это будет позже. А пока Воронцов-старший с недоумением разглядывал странного покроя фирменный китель и фуражку незнакомца. В своей необычной форме, да еще и с кипой бумаг и ручкой в руках, тот напоминал почтальона из старых советских фильмов. Мужчина слегка приподнял фуражку за козырек:

— Вечер добрый! Всероссийская перепись населения, — представляясь, он постучал себя обратным концом ручки по сияющей медью пуговице кителя. — Вы не уделите мне несколько минут своего времени?

— Кто там? — спросила мама-Воронцова, выглядывая из комнаты. Она вытирала руки банным полотенцем. Вид у нее был совершенно несчастный.

— Эммм… — замешкался Воронцов-папа, все еще удивленный, что за дверью оказался не Гера. — Перепись…

— Перепись? — оживилась Валентина Ивановна, подходя поближе. — Вы же вроде в прошлом месяце все закончили? Я, кажется, даже результаты в Интернете видела…

— Абсолютно верно! — Пшеничные усы разъехались в дружелюбной, слегка виноватой улыбке. — Вы, наверное, слышали, что по итогам переписи у граждан возникло много вопросов. Некоторые целыми домами заявляли, что к ним переписчики даже не приходили. Так вот, мы собранные данные перепроверяем. Халатных работников наказываем, добросовестных — поощряем. Так что, если вам несложно…

— Нет, отчего же… Правда, к нам уже заходили…

— О, это-то как раз неважно! — еще шире улыбнулся Пшеничные Усы. — Мы обязаны перепроверить всю информацию. Вот, к примеру, кто это тут у вас такая хорооо-шенькая девочка?!

Глядя на маленькую Наташку, он состроил ей козу из среднего и указательного пальцев. Девочка тут же спряталась за маму, требовательно теребя ее за юбку. Валентина Ивановна привычно подняла дочку на руки.

— Это наша дочь Наташа, — ответил глава семейства. — А всего нас в квартире четверо прописано: я, моя супруга, дочь Наташа и сын Герман…

Мужчина внимательно слушал, что-то чирикая ручкой на верхнем листе. Он задавал дополнительные вопросы, уточнял детали, кивал, придерживая рукой фуражку. Его вкрадчивый голос вызывал какую-то странную сонливость и оцепенение. Наташка, дотянувшись до маминого уха губами, тихонько прошептала:

— Мам, а почему у дяди ногти челные?

Непроизвольно опустив взгляд на руку незнакомца, Валентина Ивановна едва не вскрикнула от неожиданности. Пальцы мужчины заканчивались длинными, острыми когтями, черными, точно застывшие кусочки гудрона! С замиранием сердца Валентина Ивановна встретилась взглядом с глазами переписчика…

— Не выдумывай, сладкая, — шепнула она в ответ, улыбнувшись этому премилому мужчине, на случай, если тот услышал, какие нелепые глупости говорит ее маленькая несмышленая девочка.

Переписчик наконец-то закончил строчить в анкете и ловко засунул ручку за околыш фуражки. Зычно прочистив горло, сказал:

— Проверяйте, все ли верно. В квартире проживает три человека: вы, Владимир Михайлович Воронцов, ваша супруга, Валентина Ивановна Воронцова и ваша дочь, Наталья Владимировна Воронцова. Все верно? Я ничего не напутал?

К величайшему удивлению повисшей на шее у матери Наташки, оба родителя чуть ли не синхронно ответили «да». Тем временем Пшеничные Усы быстро переспросил даты рождения, места работы и уровень образования, после чего распрощался с Воронцовыми и двинулся вниз.

— Мааам, — робко пискнула она, — дяденька пло Гелку забыл…

— Какого еще Гелку? — рассеянно спросила мама-Воронцова, с нескрываемым восхищением глядя вслед спускающемуся переписчику.

— Замечательный человек, — чуть не прослезившись, пробормотал папа-Воронцов. — Побольше бы таких ответственных работников, давно бы жили лучше, чем в Европе!

Уже на улице, избавившись от нелепой личины переписчика, Хозяин подумал, что становится слишком старым для этого мира. И почему это ему пришло в голову, что переписчик должен быть в форме, да еще такой дурацкой? А еще, задумчиво почесывая кадык черным изогнутым ногтем, Хозяин решил, что превращается в сентиментального добряка. Всего сотню лет назад он бы просто вырезал всю эту семейку и поджег их дом.

* * *

Сорняки сплошным зеленым монолитом высились перед Герой. Ни единой примятой травинки или колыхнувшегося листа, ни единого намека на то, куда могла исчезнуть Лиля. Следовало что-то предпринять, и как можно быстрее — за спиной уже слышалось приглушенное, пыхтящее:

— Сучата, как они тут пролезли-то? Ну доберусь, я этому пацану яйца оторву!

Однако бросаться, не разбирая дороги, надеясь среди буйной растительности отыскать шуструю девчонку, не казалось умным решением. Герка вспомнил, что именно так люди теряются по-настоящему — отправляются искать помощь, вместо того чтобы просто дождаться ее на месте. К несчастью, такой роскошью, как время, Воронцов не располагал вовсе. Редко у какого заблудившегося туриста висит на хвосте банда головорезов. И все же Герка, доверившись чутью, остался стоять, с замиранием сердца слушая, как приближаются, становясь громче, голоса. Кто-то писклявый, обещающий выдавить ему глаза, витиевато матерился уже совсем рядом. Успокоившееся было сердце вновь начало разгоняться, проталкивая кровь через набухшие на висках вены. Оно чуть не взорвалось, когда прямо напротив Гериного лица, из кустов, вынырнула утыканная пирсингом мордашка.

— Ты чего застыл, придурок? Шевели задницей!

В этот раз, прежде чем исчезнуть в едва качнувшихся зарослях крапивы, Лиля сцапала Воронцова за руку, утаскивая за собой в жгучие зеленые джунгли. Ничего не видя, едва успевая закрывать лицо от ядовитых листьев, Гера вслепую переставлял ноги, следуя за влекущей его девушкой. Ладонь… да что там ладонь? Вся правая рука от кончиков пальцев до локтя немилосердно пылала, выполняя обязанности щита. Зато левая… О, левая чувствовала себя на вершине блаженства. Гера не понимал, как можно думать о таких глупостях, когда за тобой гонятся неизвестные бандиты, когда сама жизнь твоя висит на волоске, но вот поди ж ты — какая все-таки мягкая у Лили ладонь! Интересно, это от природы или какой-то крем?

Замечтавшийся Герка пропустил-таки очередное растение-мутант. Усыпанная острыми листами ветка хлестко ужалила прямо в щеку. Кожа тут же запылала пунцовым, зачесалась. Герка зашипел от боли, но практически сразу прикусил язык. Ему впервые пришла в голову мысль: а каково приходится прокладывающей дорогу Лиле? Стало невыносимо стыдно, так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю. Знай Воронцов, что до выполнения этой сиюминутной мечты остается совсем немного времени, он, вероятно, был бы чуть скромнее в своих желаниях. А пока Гера попытался сквозь пальцы украдкой посмотреть, как чувствует себя Лиля.

А Лиля между тем чувствовала себя превосходно. На тонких предплечьях не было заметно ни следа волдырей или ожогов. Засомневавшись, Гера даже специально посмотрел на свою руку, но нет — кожа по-прежнему горела, словно ее облили скипидаром. К счастью, цейтнот не позволял думать об очередной странности и дальше. Мысли, не связанные с погоней или сохранением жизни, мгновенно исчезали из головы, словно выдутые свистящим в ушах ветром — так быстро неслись беглецы.

Как и когда они выскочили на открытую местность, Гера, озабоченный опухающим от ожога глазом, заметить не успел. Впрочем, назвать эту местность открытой можно было лишь в сравнении с только что пересеченными зарослями. Трава уже не страдала такой отчаянной гигантоманией, поднимаясь не выше полутора метров, однако росла по-прежнему густо и обильно. Теперь можно было без труда осмотреться, что Гера тут же не преминул сделать. Наконец-то он понял, куда привела их дыра в заборе. Бывшее в глубоком прошлом танцевальной площадкой, ныне это место носило звучное имя «Сковорода». Круглая, хорошо утоптанная, она частенько использовалась сумеречевской молодежью для разборок стенка на стенку. Садовники не забирались сюда последние два десятка лет, зато народная тропа на «Сковороду» не зарастала. Выскочив на середину площадки, девушка, к огромному сожалению Геры, бросила его руку и припустилась вперед с удвоенной скоростью. Видя такую прыть, он тоже постарался поднажать. Оказавшись в знакомых местах, Воронцов почувствовал себя увереннее и теперь приблизительно понимал, куда ведет его Лиля. Так что, когда расступились кусты и деревья, он нисколько не удивился надвинувшемуся на них насыпному холму, в котором, точно врата в Морию, покоились на массивных петлях створки гермодверей.

Единственное, чего он ну никак не ожидал, так это того, что, даже не притормозив, Лиля протиснется в приоткрытую в воротах «калитку» и исчезнет в недрах старого, многократно горевшего, подчистую разграбленного мародерами бомбоубежища.

Бросив вслед беглецам сердитый взгляд, солнце тем не менее не решилось лезть за ними. Прожив в этом мире куда как больше любого из его обитателей, оно имело определенное чувство такта и не совалось туда, где ему были не рады. Безжалостно выжигая городской парк со всеми его обитателями, светило вскоре начисто забыло о суетливой парочке. Двумя игрушками больше, двумя меньше — какая разница? А растревоженный незваными гостями парк тем временем потихоньку возвращался к обычной жизни. Выпрямлялась примятая трава, стрекотали перепуганные кузнечики. Пряталась в кусты поднявшаяся было мошкара. И только где-то в зарослях гигантской крапивы все еще громко ругались обжигающиеся сборщики.