Виктор Ночкин, Андрей Левицкий
Мутантово семя
Человек может бесконечно смотреть на три вещи: огонь, небо и бегущую воду. Движение завораживает, притягивает и не дает отвести глаза. Совсем другое дело – Лес. Яна никогда не могла подолгу глядеть на вечное шевеление этой темной массы. Невольно отворачивалась и тут же спешила уйти. В самом облике Леса было что-то отталкивающее, пугающее, хотя никакой явной угрозы она не видела.
Вот и сейчас… Сбившись с пути, она поднялась на холм, чтобы оглядеться, – и перед ней раскинулась бескрайняя, до самого горизонта, колышущаяся масса. Опушка была в нескольких сотнях метров. Взгляд сам собой заскользил от темной громады, пополз по зеленой равнине, испещренной точками кустов.
– Надо линять, – сказала себе Яна, – что-то меня не туда занесло.
Солнце уже давно перевалило зенит, пора было задуматься о ночлеге, а в такой близости Леса жилье точно не встретится. Эти места Яна знала плохо и не представляла, как отыскать приют.
Видимо, следует выйти к шоссе и держаться асфальта. Старая дорога наверняка куда-то приведет. «Куда-то» для Яны означало к жилью, где можно переночевать, а если повезет – поживиться тем, что плохо лежит.
Она уже собралась развернуться и двинуть с холма, при этом взгляд, опережая ноги, устремился прочь от темной громады, но тут Яна заметила, как от тени деревьев отделилась фигура. Человек! Кто-то вышел из Леса, и это было странно. Бродяги ни за что не решались входить в смертельно опасные заросли. Ну, разве что краевцы… да только Яна не слыхала ничего о том, чтобы поблизости появлялся кто-то из их братии. Жители Края – народ достаточно приметный, а отсюда до их поселений далеко. Если бы кого-то занесло в здешние места, Яна бы наверняка услышала.
Но даже если краевец, то почему один? И что ему нужно? Яна присела, чтобы не отсвечивать на лысой вершине холма, и стала наблюдать.
Человек без особой спешки зашагал от опушки. Сперва Яне показалось, что у него непропорционально большая голова, потом догадалась – шлем. Когда человек сдвинул с лица прозрачную маску, та блеснула на солнце.
Из кустов навстречу незнакомцу поднялся еще один. Совсем удивительно!
Двое сошлись и несколько минут стояли рядом – должно быть, разговаривали. Потом тот, что ждал у опушки, хлопнул другого по плечу и стал ходить вокруг него, как будто ощупывая. Яна сперва не поняла, чем эта странная пара занимается, потом, когда человек, вышедший из леса, потянул с себя что-то просторное и темное, догадалась – второй помогал расстегнуть какой-то особо хитрый комбинезон. Дорогая, вероятно, вещь, если позволяет в Лес заходить! Среди бродяг ходило немало слухов о костюмах повышенной защиты, Яна, конечно, наслушалась подобных сказочек, но не верила, что такая вещь действительно существует.
Она уже начала прикидывать, сколько деньжищ можно получить за такую диковину, но одернула себя – легендарный комбез вряд ли будет плохо лежать. Не удастся увести. А жалко…
Яна сообразила: а ведь это не краевцы! Те обходятся без защитных костюмов. Вот человек, появившийся из Леса, выпростал ноги из штанин комбинезона, и они со спутником стали укладывать снаряжение. В руках у них что-то мягко замерцало – ненадолго, только пока не упаковали странную штуковину в рюкзак.
Пока они оба склонялись над поклажей, Яна воспользовалась этим, чтобы незамеченной убраться с верхушки холма. Сбежала по дальнему от чужаков склону и затаилась в кустах, откуда просматривалась равнина, примыкающая к Лесу.
Показалась странная пара. Шагали эти двое уверенно, и Яна решила последовать за ними. Наверняка они знают место для ночлега. Такое, значит, место, где они расположатся, снимут рюкзаки, положат их… и, кто знает, вдруг положат плохо?
* * *
Яне было очень любопытно, чем незнакомцы занимались в Лесу. И та светящаяся штуковина – Яна сразу решила, что именно ее чужак в защитном снаряжении принес из Леса. Он именно для этого рисковал, входя туда, в густую темно-зеленую тень. Любопытство заставляло затаиться и тайком последовать за незнакомцами. Хотя здравый смысл, конечно, советовал оставить их в покое. Тот, кто ходит в Лес, может быть слишком опасен. Однако Яна умела переспорить здравый смысл. Очень уж тот был слабенький – силы неравны. В общем, любопытство уверенно победило.
Незнакомцы бодро шли по траве, почти не оглядывались, и Яна, следуя за ними, перебегала от куста к кусту. Она была готова упасть и затаиться при малейших признаках опасности, но чужаки не слишком остерегались. Да и понятно – кого бояться здесь, у самой кромки Леса? Кто сюда сунется? Дураки давно вымерли…
Впереди показалась длинная насыпь. Яна обрадовалась – ну, точно, эти двое идут к шоссе, она и сама собиралась так действовать! Вглядываясь в ленту дороги, она едва не пропустила момент, когда один из незнакомцев обернулся. В последнюю секунду она успела присесть в кустах. Чужак сдержал шаг, обернулся и посмотрел назад. Быстро окинул взглядом стену Леса и тут же поспешил догнать спутника. Яна выждала немного и тоже зашагала в прежнем темпе, держась позади.
Когда незнакомцы вышли на асфальт, она остановилась, чтобы отошли подальше. Теперь у Яны был ориентир. Значит, можно увеличить расстояние между ней и этими двумя. Все равно пойдут по дороге, и с пути Яна не собьется. Старое шоссе уводило от Леса, и в любом случае там, куда идет дорога, больше шансов отыскать приличный ночлег. Но эта пара впереди все шагала и шагала, и никакого намека на жилье в округе не было видно.
Так и полагается вблизи Леса – никаких следов человеческого присутствия. Пригорки, овраги, тут и там заросли колючего кустарника… Яна уже не раз обругала этих двоих за то, что забрались так далеко от жилья, но делать было нечего – плелась в стороне от дороги следом за ними. Вообще-то правильнее было ругать себя за то, что заблудилась, но на такой подвиг Яна была не способна. Что бы ни случилось, в ней жила стойкая уверенность, что ее поступки правильные, и для любой неудачи всегда находилось объяснение.
Вчера она напросилась в попутчики группе бродяг, потому что их проводник хвалился, что сведет в местечко, которое он сам важно именовал Полем Артефактов. Но вскоре Яна заподозрила, что дело неладно, проводник все больше и больше казался ей похожим на наводчика работорговцев. Заведет в засаду – и привет.
Она поделилась сомнениями с парой спутников, но те послали ее Лесом. Богатая добыча застила глаза, они и слушать ничего не хотели. В общем, во время ночевки Яна сбежала из этой бригады и оказалась одна в незнакомой пустынной местности. Теперь нужно выбираться к жилью.
Когда солнце уже склонилось к горизонту, распухло и налилось краснотой, впереди показались серые струйки дыма. Значит, там расположились люди. Двое на дороге прибавили шагу, а Яна торопиться не стала. Теперь у нее была отличная примета – дым. Пусть эти двое идут вперед, все равно ночевать Яна будет с ними под одной крышей. О том, что ее могут не пустить, она просто не задумывалась.
Когда преследуемые отошли подальше, она выбралась на дорогу и беспечно зашагала по расколотому асфальту к дымку на горизонте. Неожиданно возникло неприятное ощущение – будто ледяным вздохом обдало затылок. Яна оглянулась – ветерок вроде бы стал заметно холоднее, но никто на глаза не попался. Никакого движения, за исключением листвы кустарника, раскачивающейся под ветром. Взгляд Яны задержался на искривленном дереве, которое раскинуло корявые ветки над кустами. Странное дерево, лишенное листьев и с черной корой. Вроде бы такой породы Яна не знала. Но в ботанике она разбиралась плохо и мигом выбросила растение из головы. Ее больше занимало, что за жилье находится в конце дороги.
Вот уже впереди вырисовался забор из бетонных плит, длинные серые стены приземистых зданий, чуть в стороне – двухэтажка, на стенах которой местами еще держалась штукатурка. Когда-то белая, а теперь выкрашенная закатными лучами солнца в розовый цвет. К ней примыкало строение побольше – производственный цех.
– Скотобойня, – сказала себе Яна. – Вот куда меня занесло. Славненько.
* * *
Несмотря на устрашающее название, Скотобойня являлась одним из самых тихих и безопасных мест в округе. Здесь было что-то вроде лагеря охотников, исследователей руин и просто бродяг, не примкнувших к какому-либо клану. Название это лагерь получил потому, что до Катаклизма в зданиях располагалось животноводческое предприятие. Бродяги поговаривали, что Лес не придет в это место из-за скотомогильника. Слишком много животных здесь было убито – так что над серыми стенами нависла аура, нехорошая для Леса. Потому он и остановился в нескольких километрах.
Раньше судьба Яну сюда не заносила, потому что в подобных местах ей поживиться было нечем. О Скотобойне она слышала достаточно, чтобы решить, что место это скучное. Яна и сейчас сюда не стала бы нарочно соваться, просто так сложилось…
Двое, за которыми она следила, уже успели уйти далеко вперед, теперь их фигуры казались черными точками, ползущими по серой ленте дороги. Вблизи жилья они прибавили шагу, и Яна сочла, что дала им оторваться достаточно и ее приход вскоре после них не будет выглядеть подозрительно.
У входа на территорию заброшенного комбината Яна остановилась. Ворота были выломаны давным-давно, согнутые петли проржавели, в проеме раскинулась мутная лужа. Ограда тоже никого не могла бы остановить – местами бетонные плиты оказались повалены, прочие покосились, обросли мхом и покрылись темными потеками. Веселенькое, в общем, местечко. Яна скинула тощий рюкзак, выудила из поклажи банку с клейким раствором и осторожно протерла бесцветной мазью щеки и ладони. Через несколько минут раствор подсох и стянул кожу мелкими складками. Голову она обмотала драным платком, надвинув его на лоб.
Теперь Яна походила на морщинистую старуху – нелишняя предосторожность для девушки, которая путешествует в одиночку и собирается ночевать в лагере бродяг. Ну и потом, если удача улыбнется и удастся стащить у местных что-то приличное, они будут искать старуху. И всем рассказывать, что обокрала их дряхлая карга.
Яна согнулась по-старушечьи и, хлюпая грязью, перешла лужу в воротах, затем побрела через заваленный мусором двор. Когда-то площадка перед воротами была вымощена плитами, сейчас они почти совсем скрылись под разросшимся бурьяном и грудами отходов. От зданий пролегли длинные и широкие тени, они отчасти скрыли грязь, царящую здесь повсюду. Жесткие стебли сорных растений раскачивались под холодным ветром, который к вечеру усилился. Яна оглянулась на створ ворот. За оградой все та же равнина, пересеченная серой лентой асфальта, да одинокое корявое дерево. Как ни странно, опять – дерево неизвестной Яне породы, лишенное листьев и широко раскинувшее голые черные ветки. Очень похожее на то, что попалось по дороге.
Странное дело – Яна не помнила, чтобы проходила мимо такого дерева. Прозевала, что ли? Единственный корявый ствол на равнине? Но тут ее нос уловил запах жареного мяса, в животе заурчало. Яна вспомнила, что не ела с полудня, и все прочие мысли ее тут же покинули.
Дымок поднимался над облупленной двухэтажкой, к которой примыкали массивные бетонные стены цехов. Дальше за ними виднелись склады и фермы. Там тоже кто-то расположился на ночлег, сквозь проломы в крышах струился дым. Человек двадцать здесь остановилось, не меньше, прикинула Яна. Центром этого лагеря было белое здание, к нему Яна и направилась. Наверняка странные люди, за которыми она пришла, уже внутри. И кстати, вкусные запахи доносились именно оттуда.
– Эй, старая! – окликнули ее из окна второго этажа. – Ты откуда здесь такая? И далеко чапаешь?
Должно быть, караульный, которого выставил Мясник, – владелец этого места. Яна подняла голову и увидела бородатого мужика, который лыбился из оконного проема, давным-давно лишенного стекол.
– Из вчера в завтра чапаю, – старательно шамкая, проскрипела Яна. – Авось дойду.
– А, ну все мы вроде того, – еще шире улыбнулся бородатый. – Странники на дороге в один конец. Заходи, Мясник сегодня в хорошем настроении. Глядишь, накормит на халяву.
Яна закивала и шмыгнула в темный дверной проем, из которого уже совсем-совсем отчетливо несло запахом съестного.
* * *
Она миновала короткий неосвещенный коридор, то и дело спотыкаясь на разбросанном хламе, и оказалась в большом зале. В дальнем углу горел самодельный очаг, и за стойкой прохаживался сам Мясник. Это был здоровенный мужчина с длинными усами и огромными волосатыми ручищами, внешне вполне соответствующий кличке. Он здесь заправлял делами, покупал у бродячих торговцев патроны и снаряжение оптом, сбывал бродягам с небольшой наценкой. Взамен принимал охотничьи трофеи и собранное в руинах барахло. Тихое спокойное занятие. Скотобойня находилась на отшибе Мира Выживших, и этим глухим углом сильные кланы не интересовались. На Мясника никто не наезжал, так что жизнь здесь текла мирно, если не считать небольших развлечений, которые всегда посылает Лес. Например, оголодавший шатун-подранок, или стадо горбунов, или еще какие-то твари.
В этом тихом месте и народ кантовался соответствующий – люди мирные, спокойные. Сейчас в зале расположилось больше десятка человек. По виду – ничего интересного: охотники, обычные бродяги. Сидели у ящиков, заменяющих мебель, и ели. В очаге потрескивал огонь, булькала похлебка в котелке, вкусно пахло жареной свининой… Близилась ночь, и Мясник запалил две керосиновые лампы. Их света хватало на стойку и меньшую часть зала, дальние углы тонули в темноте.
Яна окинула быстрым взглядом компанию – те двое, за которыми она шла от опушки, пристроились в углу, причем у них объявилась компания, еще двое. Яна, избегая пялиться в их сторону, проковыляла к стойке.
– Надо же, – удивился Мясник, – какое чудо под вечер принесла нелегкая… На, бабка, держи. Погрейся.
Он протянул Яне миску похлебки и отказался, когда она забренчала монетами в кармане.
– Бери так, – буркнул здоровяк, – за счет фирмы. Тебя нужно сохранять как историческую реликвию.
Яна невнятно проскрипела слова благодарности, но Мясник, не слушая, махнул рукой – мол, ерунда.
С трудом удерживая горячую миску, мнимая старуха побрела по залу, высматривая местечко. Среди изломанной тары было непросто отыскать пристанище, но на самом деле она хотела устроиться так, чтобы слышать, о чем говорят четверо в углу.
Толстощекий улыбчивый бродяга подвинул валявшийся ящик и кивнул:
– Садись, старая.
Позиция была неплохая – достаточно близко к интересующим Яну людям. Она устроилась на предложенное место. Помешивая ложкой варево, прислушалась, украдкой разглядывая незнакомцев, да и на доброго соседа тоже косилась. Он был весь такой округлый, мягкий, с виду жизнерадостный. Ел с аппетитом, а перехватив взгляд Яны, весело подмигнул:
– Это ты мою добычу наворачиваешь, между прочим. Кабанчика я подстрелил, Мяснику приволок.
Яна покивала и проскрипела что-то одобрительное. Этого охотника она срисовала сразу – пустой номер. Карманов много, да только все пустые.
Да и те двое, что наведывались в Лес, при ближайшем рассмотрении выглядели вполне заурядно. Обычные бродяги – тощие, поджарые, как волки, с обветренными загорелыми лицами. Снаряга на них была старая, потрепанная, но вполне добротная. Собеседники этой пары выглядели намного интереснее. Один здоровенный верзила, габаритами превосходящий даже Мясника, человека крупного. Но этот парень был личностью, выдающей во всех отношениях – особенно в области талии. Здоровенное брюхо стягивал ремень с кобурой, из которой торчала рукоять обреза. Еще к ремню был привешен тесак в ножнах и туго набитый подсумок. Между коленями великан придерживал штурмовую винтовку с подствольником. Марки этого оружия Яна не знала. Громоздкая штуковина, но в руках верзилы она смотрелась едва ли не игрушкой. Одет он был в черную кожу, на столе рядом с его тарелкой лежал пижонский шлем с остроконечным шипом на макушке. Похож на кочевника. И жрет за троих – перед ним высилась целая пирамида мисок. Плюс полупустая литровая бутыль и груда обглоданных свиных ребер.
Напарник здоровяка выглядел менее внушительно – коренастый, плотный, в чистенькой аккуратной черной кожаной куртке, поскрипывающей при каждом движении. Однако именно он в этой паре был главным. Он и торговался – Яна сразу сообразила, что здесь речь идет о какой-то сделке.
– А как я могу быть уверен, что это именно оно? – просипел кочевник.
– А как вообще можно быть в чем-то уверенным в нашем изменчивом мире? – ухмыльнулся в ответ бродяга. – Штырь, покажи ему товар. Вряд ли ты такое когда-нибудь видел.
Второй бродяга отложил кость, которую обгладывал, пока шел спор. Он не спеша вытер руки о куртку, полез под стол, вытянул рюкзак. Яна, не сводя с них глаз, сунула ложку с похлебкой в рот, обожглась и вздрогнула.
– Что, старая, обпеклась? – участливо спросил Яну толстощекий сосед по столу. – Тебя как звать-то?
– Меня, сынок, давно никто никуда не зовет, потому что вышли мои года, – пояснила Яна.
Охотник выдал короткий смешок. Он был в хорошем настроении – подстрелил зверя, удачно сбыл мясо хозяину Скотобойни, вот и радуется.
Тем временем за соседним столом бродяга раскрыл рюкзак и наклонил горловину к чернорыночникам. Верзила слегка опустил массивную голову, чтобы заглянуть, а его мелкому партнеру пришлось привстать. Яна заметила – из рюкзака исходит легкое свечение. Причем оно пульсирует, то чуть ярче, то тусклее. Как вдох и выдох.
– Ну как? – спросил Штырь.
– И кстати, я пока что ничего с твоей стороны не видел, – напомнил первый бродяга. Яна решила, что именно он заходил в Лес, а Штырь ждал в кустах у опушки. – Не вижу я делового, так сказать, участия.
Штырь оглянулся, медленно обводя взглядом зал. Яна склонилась над похлебкой, ее сосед сосредоточенно жевал, Мясник задумчиво полировал миску грязной тряпкой… Никто на четверку в углу не пялился, и бродяга снова уставился на свой рюкзак. Тот кочевник, что помельче, сосредоточенно морщил лоб – видно, тяжко задумался. Потом решил:
– Облом, давай.
Его громадный приятель, не прекращая жевать, полез к поясу и отстегнул подсумок. При этом содержимое подсумка звякнуло до того характерно, что Яна слегка вздрогнула – полный подсумок монет! Уж это она умела определить на слух! Теперь она не думала о светящейся штуковине в рюкзаке и о защитном костюме, позволяющем входить в Лес, ее мыслями завладел подсумок. Кто бы мог подумать, что в таком унылом месте, как Скотобойня, можно встретить столько интересного сразу! Невероятно!
Яна хлебала горячее, не чувствуя вкуса, а сама из-под низко надвинутого платка поглядывала, как проходит сделка. Приятель Штыря приоткрыл туго набитый подсумок, и его лицо слегка изменилось – брови поползли вверх, рот приоткрылся. Увиденное произвело на бродягу впечатление. Над ухом Яны шумно выдохнул щекастый. Оказалось, он тоже украдкой посматривал на соседний стол. Сейчас даже жевать перестал.
– Будешь пересчитывать? – с иронией спросил кочевник.
– Надо бы… – протянул бродяга, все еще завороженный зрелищем. – Но мы же честные люди, правильно?
– И вокруг нас тоже очень честные, – буркнул Штырь, оглядываясь. – Не нужно при всех светить это дело.
Яна уткнулась в миску, а ее сосед торопливо схватил ломоть хлеба, откусил и быстро заработал челюстями. Больше как будто никто не выказывал интереса к происходящему в углу.
– Ладно, я потом проверю, – заключил тот, что ходил в Лес. – И если что не так… смотри…
– Ну, тогда мы отсюда линяем, – бросил коренастый кочевник, не дожидаясь, пока тот договорит свои угрозы.
– Что-то ты подозрительно тороплив на ночь глядя… – процедил Штырь.
Его рука опустилась под стол. Тут поднялся Облом, подхватил с пола свой навороченный ствол, и Штырь, глянув на здоровяка снизу вверх, заткнулся.
– Мне нужно спешить, – объяснил, вставая с ящика, меньший кочевник. – Скоро сам поймешь, это не имеет отношения к нашей сделке. Есть причина. В общем, счастливо оставаться.
Пока все четверо настороженно оглядывали друг друга и тискали оружие, Мясник как бы невзначай поставил на стойку миску, которую, наверное, уже протер до дыр, и опустил руки. Он не особо приглядывался, кто чем занят в зале, но на угрозу реагировал просто машинально. Однако конфликта не случилось. Приятель Штыря, тот, что входил в Лес, кивнул, и кочевники медленно направились к выходу. Не к двери во двор, через которую вошла Яна, а к другой – той, что вела в бывший производственный цех.
Тут Яна сообразила, что там должны быть ворота, через которые въезжали грузовики, когда животноводческий комплекс еще работал. У кочевников наверняка есть какой-то транспорт, они и припарковались в цеху. Она покосилась на соседа – ему-то какое дело до этой истории? С виду – обычный бродяга, весь такой округлый, добродушный… Но слишком уж явно он вылупился на этих четверых. Если они заметят, это может все испортить. Обратят внимание на щекастого, а заодно и Яну рядом срисуют. Она рискнула спросить:
– Что, знаешь этих? Смотрю, малый, ты глаз с них не сводишь.
– Э, старая… – Круглолицый охотник как будто только теперь вспомнил о соседке, которой сам же предложил местечко рядом. – Я так… просто… Просто так!
Он смешно выкатил глаза.
– Не пялься, такие люди подобного обращения не терпят. Наживешь неприятностей.
– Верно, старая. – Охотник не без усилия отвел взгляд в сторону. Что-то его очень заинтересовало в сцене купли-продажи, так что он нервничал и от избытка волнения был готов перекинуться словом даже со старой каргой, которой прикидывалась Яна.
А бродяги осторожно теребили подсумок под столом, заглядывали туда, при этом содержимое тихонько позвякивало. Кочевники медленно шли через зал к выходу – мелкий первым, а Облом, приотстав, настороженно водил глазами по залу. Не стоило привлекать его внимание.
– Ты ж не знаешь, старая, кто эти двое в черном, – пробурчал с набитым ртом сосед Яны. – Интересные ребята, между прочим. На таких не поглядеть – грех! А я, знаешь, праведник. Господь оставил нам заповедь: любопытство – не порок, а всего лишь источник неприятностей.
– Ну так скажи, кто они, и я буду знать. А неприятности у меня и так не переводятся, одной больше, одной меньше…
– Тот, что поменьше, – Букварь. Он вроде казначея и начальника штаба в клане Кривого, ясно?
– И что с того?
– А то с того, что правая рука Кривого здесь всего лишь с одним охранником, а клан где? И потом…
Облом протопал к стойке и брякнул перед хозяином заведения несколько монет. Расплатился за ужин, значит. Букварь остановился в дверях, поджидая напарника.
– Уезжаете, что ли? – окликнул его Мясник. – Нехорошо, подождали бы утра. Здесь Лес совсем рядом, ночью опасно.
– Нет времени, – отрезал Букварь. – Облом, давай живее!
Великан затопал к выходу.
– Так вот, старая, – заговорщически прошелестел толстощекий, – прошел слух, что Букварь обчистил Кривого и со всей кассой клана рванул в неизвестном направлении. И вот он здесь.
– Обчистил клан, чтобы у этих что-то купить, – вырвалось у Яны. – Люди Кривого его небось по всем дорогам ищут!
Это многое объясняло – например, спешку Букваря. Если его преследуют, то понятно, что и близость Леса не остановит. Хоть днем, хоть ночью. Сделал дело – и нужно срочно рвать когти.
Вот и спешат Букварь с охранником рвануть побыстрее, унося свою загадочную покупку. Но деньги-то остались здесь! Это Яну устраивало.
* * *
– Что ж у них такое было, а, старая? – тихо прошептал щекастый, когда кочевники исчезли за дверью.
Яна подумала, что к ней сосед обращается неосознанно, а на самом деле просто размышляет вслух. Поэтому промолчала.
– Может, артефакт какой-то? Никогда о подобном не слышал, – продолжал тот. – А может, это?.. Да нет, не может быть!
– Что? Что «может»?
– А? – Бродяга только теперь сообразил, что говорит вслух. – Да нет, не обращай внимания. Это я так… Думал, что может таких денег стоить? Только самый главный артефакт.
Пока он говорил, за дверью зарычал мотор байка. Сперва он тарахтел на холостых оборотах, потом взревел громче, затрещали под колесами обломки кирпича… Потом раздался громкий вопль, от которого Яна вздрогнула, – кто бы ни орал там, за дверью, этот крик оказался громче мотоциклетного мотора. Кто-то выл на низкой ноте, не переставая, грохот байка оборвался звучным ударом, что-то задребезжало, лязгнуло… но эти громкие звуки тонули в басовитом реве. Бродяги вскочили с мест, хватая оружие. За дверью захлопали выстрелы – одиночные, из пистолета, определила Яна. А у Облома был автомат…
Мясник нырнул под стойку, бродяги озирались, потом рев прекратился, из-за двери доносился невнятный гул и треск да хруст гравия под чьими-то торопливыми шагами. Ближе, ближе… Когда дверь распахнулась, в проем глядело больше десятка стволов. Из-под стойки показался Мясник, сжимавший в волосатых ручищах что-то очень крупнокалиберное, остальные тоже направили в темный проем автоматы и дробовики. Сосед Яны был вооружен «калашом», и он, как все, целился в черный прямоугольник, из-за которого доносились тяжелые шаги, хрип и мерный невнятный треск.
В скудно освещенный зал ввалился Букварь с пистолетом в правой руке, левой он прижимал к судорожно вздымающейся груди тощий рюкзак, который ему отдали вместе с покупкой. Лицо его было белым как мел, перекошенный рот и глаза казались черными ямами на снежной равнине. Из ссадины на макушке текла струйка крови, капли сползали по щеке на шею, но кочевник вряд ли это чувствовал. Он толкнул дверь каблуком, она захлопнулась. Стрекот и хрип стали тише.
Букварь, слегка пошатываясь, странно медленно побрел между ящиков и бочек, заменяющих в Скотобойне мебель. Его дикий вид никак не вязался с неторопливым шагом.
Дверь снова дрогнула от толчка и распахнулась. Из темноты в зал ввалилось… нечто. Как будто кусок темноты влился из неосвещенного цеха за стеной. Клубящееся черное облако двигалось следом за Букварем, оно шевелилось, из его нутра доносился хрип, хруст, дробный стрекот. И хуже всего было то, что облако тьмы перемещалось на двух ногах – здоровенных таких ножищах, обутых в сапоги Облома. Громадные, усиленные стальными накладками сапоги по очереди звучно топали по полу, потом медленно волочились, со скрежетом сгребая попавшийся мусор… так же медленно возносились для нового шага…
Больше десятка бродяг, собравшихся в зале Скотобойни, очумело глядели на шагающее черное облако, словно эта картина их загипнотизировала. И Яна тоже не помнила, где она и что происходит, просто не сводила глаз с невероятной картины.
Букварь оглянулся, взвизгнул и, споткнувшись, мешком повалился на пол. Взлетел потревоженный падением мусор. А шагающее облако распалось, клочья черноты брызнули вверх и в стороны, оставив изуродованное до полной неузнаваемости тело Облома. Ноги в брюках и сапогах с накладками были целы, но выше пояса бугрилось неопрятное бесформенное месиво – клочья мяса, свисающие куски окровавленной одежды, кожаные огрызки куртки… На пол с дробным стуком закапала кровь. То, что казалось облаком, было роем небольших летучих существ, которые, мелко трепеща крыльями, закружились по залу.
Облом, вернее, то, что раньше было Обломом, испустило последний судорожный хрип и стало клониться вперед. Быстрее, быстрее – и наконец окровавленная туша, разбрызгивая тяжелые темные капли, с грохотом свалилась на пол. Стук падения словно сдернул пелену с глаз, оцепенение прошло. Бродяги дружно ударили из всех стволов по мелькающим над головой летунам, а Яна бросилась под прикрытие ящиков, за которыми сидела с миской похлебки.
Стрекоча крылышками, мутанты носились по темному залу, пикировали на людей, падали, сбитые пулями… Прицелиться толком было невозможно: твари летали слишком быстро и беспорядочно, они были темными, почти черными, неразличимыми в полумраке.
За ящиком Яна не чувствовала себя в безопасности. Она крутила головой, выискивая, куда бы забиться, и тут на нее из темноты рухнул крылатый хищник. Она с визгом отмахнулась, отшвырнула тварь вместе с клочком рукава, в который та успела впиться. Мутант запрыгал по полу, подбираясь к Яне, она, отталкиваясь каблуками, отползала… Тварь оторвалась от бетона и взмыла, будто запущенная из рогатки – точно в лицо Яне. Шмяк! Толстощекий бродяга, уже успевший разрядить автомат по порхающим хищникам, ударом приклада сшиб летуна в движении. Мутант снова оказался на полу, и Яна припечатала его ботинком. Под каблуком чавкнуло, как будто лопнул мягкий мешочек, и хрустнули тонкие, как спички, и такие же хрупкие косточки.
Яна подобрала обломанную дощечку с полметра длиной – такое оружие против хлипких летунов ей показалось более подходящим, чем пистолет.
Только теперь она огляделась. По залу в полумраке носились бродяги, размахивали прикладами и палками, одна лампа опрокинулась, керосин разлился, по луже гуляли синие сполохи, и груда старого тряпья рядом уже начала тлеть. Пороховой дым прозрачными завитками поднимался к тонущему в темноте потолку, в этих мутных разводах мелькали летуны.
Выстрелы звучали редко, и Яна слышала, что за стеной тоже стреляют – похоже, твари напали и на группу, что ночевала в другом здании. Там ведь тоже поднимался дым костра.
Весь пол был усеян дохлыми птичками. Яна разглядела одну – размером со среднего голубя, птица как птица. Только вместо клюва – крошечная пасть без зубов, с режущими кромками. Тварь шевельнулась, и Яна не смогла удержаться – ударом доски отправила ее в последний полет – к ближайшей стене. Мутантик шмякнулся о бетон, на секунду завис – и рухнул на пол, оставив на стене темное влажное пятно.
Одиноко бабахнул дробовик – кто-то из бродяг успел перезарядить оружие. После выстрела стало странно тихо. Теперь явственней доносился шум снаружи.
Мясник вытер окровавленную щеку, поглядел на красную ладонь, сплюнул и сказал:
– Слышите? Это в коровнике. На них тоже напали. И еще интересно, как там Федька? Он на втором этаже караулил.
Яна вспомнила бородатого мужика, который окликнул ее, пока она шла через двор. Действительно, как там он?
Сверху не доносилось ни звука – похоже, Федька стал первой жертвой облака летучих тварей. Эти крылатые убийцы были очень опасны, когда скопом атаковали одиночку, но стоило стае рассыпаться в большом помещении, с ними покончили очень быстро. Зато в коровнике шум не стихал.
– Я наружу не высунусь, – твердо заявил один из бродяг. – Мало ли, что там… Мы здесь разобрались, пусть и те, в коровнике, сами справляются. Эти птички не так уж и страшны.
И словно в ответ на его слова снаружи в добрый десяток глоток взвыли волки. Все бросились к окнам. Яна, поскальзываясь на растоптанных тушках мутантов, краем глаза пыталась уследить за Букварем и за теми двумя, что привели ее в Скотобойню. Букварь сидел на полу, обхватив голову ладонями, и не двигался. Рюкзак валялся у него на коленях, тут был порядок. А двое бродяг держались в стороне от других, и подсумка Яна не видела, куда-то заныкали. Она прозевала момент, когда подсумок с монетами исчез из виду, и теперь гадала, у кого он – у Штыря или у того, кто входил в Лес.
За окнами было темно – слегка светились красным крошечные окошки коровника, и там изредка стреляли. Иногда скулил волк, но движения во дворе Яна не могла разглядеть.
– Слышишь, старая, а ты ведь молодая, – заявил толстощекий, пристраиваясь у окна рядом с Яной.
Говорил он очень тихо, никто, кроме Яны, его слышать не мог. По пути к окну он подхватил со стола ломоть хлеба и сейчас жевал, так что его слова вполне могли бы показаться чавканьем. Но Яна отлично поняла.
– Как ты можешь сейчас жрать, не понимаю, – буркнула она, чтобы выиграть немного времени.
– Это я нервную энергию сжигаю, – пояснил толстощекий. – Меня Калугой звать, кстати. Ты не бойся, я тебя не выдам. Мне вообще параллельно, зачем ты старухой прикинулась. Но визжала, как молодая. И еще когда супчик хлебала, я заметил – зубы у тебя здоровые. Старухи не так хавают!
Ну, ясно, решила Яна, специалист по жрачке – подловил ее на том, в чем лучше других разбирается. Она размышляла, что бы сказать Калуге. Или просто молчать? Он вроде не замышлял никакой подлянки… При этом ее взгляд скользил по двору.
– Дерево! – вдруг непроизвольно вслух произнесла Яна. – Смотри, там ведь не торчало никакого дерева! Когда я пришла, двор был пустой.
Калуга выпучил свои круглые глазенки, всматриваясь в темноту. Теперь и он видел в тусклом свете, струящемся из окон коровника, корявое разлапистое дерево. То самое, что сопровождало Яну по пути от самого Леса.
* * *
В коровнике затрещали выстрелы, им вторил вой и тявканье волков. В оконцах приземистого строения мерцали вспышки – звери уже ворвались внутрь.
– Помочь бы им надо, – пробормотал Мясник, поглаживая ствол своего здоровенного оружия. – Судя по звукам, волков там порядочно…
Его слова повисли в воздухе, никто не хотел выходить из здания. В коровнике один за другим прогремели три взрыва, заливая проемы окон яркими сполохами. Потом все стихло – только один зверь надрывно скулил и скулил.
– Капец, – заявил Штырь.
И Яна увидела, как он подвешивает подсумок к ремню.
– Чего это мутанты сегодня так себя ведут? – спросил один из бродяг. – Никто не слыхал? Может, случилось что-то? Штормом не пахнет, верно? Так чего же они бесятся?
– Верно, раньше я такого не видел, – поддакнул другой.
Взгляд Яны тем временем скользил от Штыря с напарником к Букварю, который по-прежнему сидел на полу среди растоптанных кровожадных летунов. И беглый казначей, и бродяги, толкнувшие ему артефакт, имели при себе добычу. Озверели мутанты или что-то еще случилось, а Яне по-прежнему хотелось заполучить все.
Лишь бы Калуга не помешал. Он как будто безобидный человек, но если подаст голос в самый неподходящий момент – пиши пропало. И потом, когда Яна закончит работу, может сболтнуть лишнее… Надо будет с ним поделиться, чтобы помалкивал. Точно! Если Калуге отдать часть денег, то он и сам заткнется. Если не дурак, конечно. А если дурак – с этим ничего не сделаешь, дурость непобедима.
– Тихо! – бросил Мясник, поспешно возвращаясь за стойку. – Слушайте, что там, за дверью? Которая в цех ведет. В коровнике мутанты всех прикончили, теперь к нам полезут.
Из-за двери в самом деле доносились мягкий топот и скрежет – кто-то бежал по цеху и задевал разбросанный там хлам. Дверь скрипнула. Первого волка, сунувшегося в щель, дружный залп отшвырнул в темноту, но тут же показался другой, третий. Пули и заряды дроби били в узкий проем, разносили мутантов в клочья, но из цеха, хрипло рыча, лезли все новые. Топот и тявканье доносились и с другой стороны – из-за двери, ведущей во двор. Ее подперли ящиком, и волки не могли туда пролезть.
Калуга успел сунуть недогрызенную хлебную корку в рот и продолжал жевать, стреляя по мутантам. Яна решила, что ему не до «старой», и бочком стала передвигаться поближе к Штырю, на боку которого болтался подсумок. Сейчас все были заняты схваткой, момент подходящий. Вокруг гремели выстрелы, пороховой дым кольцами вился к потолку. В этих мутных завихрениях, трепеща крылышками, порхали маленькие крылатые хищники, а Яна по сложной траектории, за спинами бродяг, кралась к подсумку. И при этом твердила про себя: «Меня нет, меня нет… меня не видно…»
У каждого есть такие маленькие хитрости, крошечные суеверия. Конечно, Яна и сама всерьез не верила, что заклинание помогает, но всякий раз, протягивая лапку к чужому карману, повторяла про себя «волшебные слова».
Более удачливый волк прыгнул через кучу содрогающихся, истекающих кровью собратьев и приземлился на бетон в зале. Мясник срезал его длинной очередью, перегнувшись через стойку.
Бродяги торопливо перезаряжали оружие. Следом за первым в зал прорвались трое волков. Они устремились к Букварю, тот как раз зарядил пистолет. Вскинул руку, и его «Глок» загрохотал, выпуская пули. Но остановить мутантов они не смогли: три серых тела, как волна, захлестнули кочевника, повалили на пол…
Яна уже была за спиной Штыря, в двух шагах от цели, когда по залу прошелся холодный ветерок, а сквозь окна как будто влился поток ночи. Это несколько десятков летунов разом впорхнули в зал. Воздух наполнился стрекотом крыльев и щелчками беззубых челюстей. Кто-то из бродяг по-прежнему стрелял в волков, а кому-то пришлось отбиваться от пикирующих крылатых хищников…
Штырь сорвался с места и бросился к двери, его напарник тоже. Должно быть, эти двое решили пробиваться. Яна едва ногой не топнула от досады – как не вовремя! Она оглянулась – не видел ли Калуга ее маневров? Тот отыскался в стороне, он пытался отогнать волков от Букваря, но бесполезно, тот был мертв. Серый зверь прыгнул к охотнику, Калуга встретил его короткой очередью. Мутант, перевернувшись в прыжке, рухнул на пол и забился в судорогах. А Калуга уже размахивал над головой прикладом – на него пикировали крылатые хищники. Яна бросилась к нему, размахивая доской, но опоздала: Калуга уже разогнал стайку летунов, сшибив пару птичек.
За дверью взвыли волки – их голоса звучали иначе, чем прежде, они несли невыразимую тоску. Даже холод пробежал по позвоночнику от такого тоскливого пения. В ответ раздался глухой рык. Потом автоматные очереди, отчаянный вопль Штыря… Что бы там ни было, лучшая добыча ускользнула. Яна обернулась к Букварю – того не было видно под телами застреленных волков.
Зверь заревел ближе, дверь слетела с петель, и дверная коробка затрещала, когда в нее стал протискиваться крупный шатун. Тяжелая бурая туша ворочалась в тесноте, отчаянно трещали косяки, медведь рычал, над головами с писком носились кровожадные летуны…
– А ну, разом! – неожиданно зычным голосом заорал Калуга. – Пока застрял!
Все стволы, сколько оставалось в зале, ударили в медвежью морду, но это шатуна не остановило, а, наоборот, привело в ярость. Мощным рывком, от которого, как показалось Яне, содрогнулся пол, мутант ввалился в зал. Тяжелая окровавленная морда развернулась к Мяснику, и медведь сунулся за стойку.
Рядом с Яной возник Калуга. На него сверху устремился летучий мутант, Яна сбила его в полете доской, которую по-прежнему стискивала в руках.
– Плохо дело, старая! – закричал Калуга, все еще дожевывая. – Лес взбесился! Сюда ломится!
Калуга выпустил последние пули из магазина в бок медведю и полез в карман за сменным. От волнения он никак не мог ухватить магазин и пятился. Яна отступала вместе с ним. До нее только сейчас дошло: пока она думала о добыче, мутанты уже почти захватили Скотобойню. О своей жизни пора беспокоиться, а не о чужом подсумке!
Мясник выскочил из-за стойки, и она тут же разлетелась в щепы. Из обломков показался шатун – он вздымался все выше и выше, вставая на задние лапы. Мясник пятился, бил короткими очередями, по его широкому загривку стекали потоки пота, и Яна видела, как на спине мгновенно расплылось мокрое пятно. У всех страх проявляется по-разному: Мясник, например, потел.
Хозяин ночлежки отступал, его крупнокалиберный автомат посылал короткие очереди в необъятную медвежью тушу, а шатун поднимал башку все выше и выше, и казалось, Мясник уменьшается на фоне шагающей мохнатой громадины.
По медведю палили все, летели клочья шерсти, кровь хлестала из ран на мохнатых боках, медведь ревел, грохотали выстрелы. Но шатун упорно пер на Мясника и умирал, шагая. Наконец мутант тяжело завалился вперед, Мясник исчез под ним. Глухо грохнул взрыв, медвежью тушу слегка подбросило – это разрядился подствольный гранатомет.
Из-под потолка, из темноты, сворачиваясь тугой черной спиралью, потоком устремились крылатые мутанты, захлестнули одного из бродяг, тот отчаянно завопил, приплясывая и размахивая руками среди тучи тварей, рвущих его на куски… Несколько человек бросились к нему, но никак не могли отогнать крылатых бестий.
– Бежать надо, старая! – крикнул Калуга. – Давай за мной!
И бросился к двери, ведущей в цех. Вернее, не к двери, потому что ее снес шатун. Яна не знала, куда намылился толстощекий, но оставаться в зале – верная смерть. Она по-прежнему не понимала, почему мутанты с такой яростью рвутся сюда, но всех, кто в зале, они уничтожат. Это точно. Потому и побежала за Калугой, хуже все равно не будет. Нырнула в темноту, споткнулась о распростертое тело. Штырь или его напарник? На ходу подцепила чужой рюкзак…
– Сюда, вниз! – завопил где-то впереди Калуга.
Его спина мелькнула в полосе голубоватого лунного света, струящегося сквозь прореху в крыше. Яна успела бросить взгляд вдоль цеха, увидела обломки какого-то оборудования, свешивающиеся с перекрытий крюки на цепях… а вдалеке – ворота, сквозь которые то ли грузовики раньше заезжали, то ли обреченный скот загоняли. И где-то там, снаружи, снова завыли волки. Шатун отпугнул их, но теперь стая опять подбиралась к цеху.
Яна бросилась догонять Калугу, однако тяжелый рюкзак не бросила. Она и сама толком не понимала, что заставляет ее с риском для жизни тащить эту обузу. Внутри рюкзака, под брезентом, прощупывалось что-то округлое, твердое…
Волки выли совсем рядом, а топот Калуги доносился почему-то снизу. Лестница! Яна разглядела прямоугольный провал, похожий на темную шахту лифта, а внизу мелькнул свет фонаря. Рядом была лестница, ведущая в тот же подвал, и Яна припустила по ступенькам, рюкзак с твердым сферическим предметом внутри колотил по стенам и перилам, Яна пыхтела, задыхаясь на бегу… Вот и подвал, впереди округлая фигура с фонарем в руке. Луч освещает массивные двери.
Яна, тяжело дыша, остановилась рядом с Калугой.
– Молодец, старая! Скачешь, как молодая! – одобрил неунывающий охотник. – Гляди, я тут заранее это место приметил. Холодильник, сечешь? Холодильная камера! Стены стальными листами обшиты, дверь полметра толщиной. Там, где мясо заготавливают, всегда должен быть холодильник. Здесь и укроемся.
– Надолго? – с сомнением спросила Яна, в душе уже соглашаясь с Калугой. Долго или нет, а другого варианта не видно.
– Дверь полметра толщиной, – напомнил Калуга.
Волки уже рычали и подвывали прямо над головой, в цеху.
– Так чего ты ждешь? – выкрикнула Яна. – Открывай!
Калуга сунул ей фонарь и ухватился за стальную скобу, служившую дверной ручкой. Тяжеленная дверь со скрипом и хрустом провернулась на тронутых ржавчиной петлях. Яна посветила внутрь – камера под два метра высотой и шириной метра три, довольно длинная. Стены поросли неопрятными лохмотьями лишаев, в углах скопились какие-то белесые отложения, на полу громоздились бесформенные кучи чего-то склизкого, и Яне не хотелось даже думать, что именно здесь сгнило. Ну и запах, конечно, был такой, что у кого послабее и слезу мог бы выжать. Но, в общем, убежище казалось надежным.
Беглецы шагнули внутрь. Калуга вытащил моток веревки, привязал конец к скобе на наружной стороне двери. Изнутри дверь не имела никаких выступов – ржавый лист обшивки, не зацепишься. Но, потянув за веревку, можно было захлопнуть. Что Калуга и сделал.
Сразу пропали все звуки – выстрелы, крики, хриплое завывание мутантов… Стало тихо и холодно. Морозильные агрегаты давным-давно стояли обесточенными, но в этом подземелье холод и так держался. Наравне с вонью.
* * *
– Спокойно здесь, – проговорил Калуга, водя лучом фонаря по лохматым от лишайника стенам, – тихо, как в могилке. Ну, ничего, до утра в этой коробке посидим, все успокоится… Тогда уберемся.
Яна прислушалась. Наверху что-то происходило, но сюда, сквозь обшитые стальными листами и термоизоляцией стены, долетали смазанные обрывки звуков.
– Думаешь, к утру успокоится?
– Так всегда бывает, – убежденно заявил Калуга. – Ночные кошмары улетучиваются с восходом солнца!
– Ну да! И шатун, который Мясника убил, тоже улетучится? Хотя эти птички, они скорее ночные. Ладно, чего время терять… Посвети сюда!
Яна стала деловито рыться в прихваченном во время бегства рюкзаке. Показались складки жесткой ткани, брякающие стальными накладками.
– О! Костюмчик! – обрадовалась она. – Уже неплохо! Если удастся живыми выбраться из этой передряги, по крайней мере, навар будет. Ты не сомневайся, все, что я выручу, поделим по-честному.
– Интересная вещь, – Калуга подошел поближе и ощупал ткань, – очень интересная. Что это за прикид?
– Говорю же, костюмчик. Защитное снаряжение, врубайся! Помнишь, Букварь за какой-то товар кучу монет отдал двоим мужикам? Так вот, они товар в Лесу добыли. Я сама видела, как один в этом костюмчике в Лес входил, а вернулся с добычей. Оно такое было… мерцающее.
– Хм… – Калуга задумался: значит, была какая-то штука, ради которой Букварь ограбил Кривого, и ее вынесли из Леса?
– Точно! И нечего на меня глазами хлопать… Можешь не верить, а я сама видела: вышел человек из Леса и что-то приволок. Знать бы еще, что это такое. И сколько стоит. Да! И самое главное: кому это нужно. Дорогой товар не каждому можно сбыть, покупатель требуется правильный.
– Да, это верно, старая. Я, знаешь, слышал, как Букварь Облому шептал: «Когда доставим эту вещь Хану, нам никто не будет страшен. Хан наградит, Хан защитит». Вот тебе и покупатель. Только к нему непросто подступиться.
– С товаром-то подступимся… – Яна уже начала прикидывать варианты. – Хотя стоп! Если действовать правильно, сперва нужно посредника найти.
– Это должно быть что-то очень ценное. Что же это такое? Неужели он…
Яна не теряла времени на раздумья: она уже натягивала на себя защитный костюм. Комбез, конечно, был очень велик и висел на узких Яниных плечах многочисленными складками.
– Я, знаешь, думаю, что это все-таки он, – рассуждал тем временем Калуга. – Ну, что еще может представлять интерес для Хана? А такой артефакт, самый главный, связывающий все остальные воедино… способный контролировать…
– Что ты там бормочешь? – бросила Яна, вертясь среди многочисленных складок. – Лучше помоги с пряжками.
– А? – Калуга вынырнул из собственных мыслей в реальность. – Ты что задумала?
– Сейчас я выйду, и ты сразу закроешь дверь. Сиди здесь и жди меня.
– Ты что, наверх собралась? Сдурела, старая? Там уже и выстрелов не слышно!
– Вот именно, там уже все успокоилось. В этой штуке люди в Лес ходили, значит, и здесь можно пройти, – объяснила Яна. – Да ты не дрейфь, я скоро вернусь. Добычу поделим, когда все кончится.
– Какая добыча? Тут бы живыми выбраться…
Калуга еще говорил, а Яна уже навалилась на дверь. Приоткрыла тонкую щель и прислушалась. Ни криков, ни выстрелов – только негромкий мерный хруст и треск.
– Постой! Я же…
Но Яна, придерживая обеими руками складки на боках, скользнула в темноту и ногой толкнула дверь, захлопывая ее навстречу Калуге, который сунулся следом.
– Вот Лес тебя забери, – огорченно пробормотал он. – Даже не успел спросить, как ее зовут. А то все «старая» да «старая»…
Присел под стеной на корточки, вытащил из кармана смятую пачку галет и принялся выковыривать кусочки покрупнее.
* * *
По лестнице Яна поднималась медленно, стискивая на боку складки слишком широкого комбеза. Когда она застегнула все клапаны и пряжки, то посторонние звуки отступили, их заглушал резкий шорох складок жесткой ткани и свист воздуха в фильтрах. Каждый вздох – как удар по ушам.
Выглянула в зал – никого. Лунный свет уже померк, но до рассвета оставалось немного, часа два, наверное, и в прорехах крыши небо начало наливаться серым. Вдалеке выделялся светлый прямоугольник – вход в зал, где все еще теплилась последняя лампа. Там было тихо, только что-то непрерывно шуршало и поскрипывало, как будто в зале шла работа.
Яна не собиралась соваться в зал, ей хотелось отыскать подсумок с кассой клана Кривого, а Штыря мутанты прикончили в цеху. Схватить подсумок – и обратно в камеру холодильника. Все должно было пройти легко.
Но тел на полу не было. В призрачном сумеречном сиянии поблескивали влажные дорожки, ведущие к двери. Тела зачем-то уволокли туда. И деньги, значит, тоже. В зале что-то резко заскрипело. Звук был пронзительный, неприятный, от него ломило зубы.
Яна вздохнула и, мысленно бормоча: «Меня нет… меня нет… меня никто не видит…», направилась к светлому прямоугольнику двери. Она держалась ближе к стене, в тени. Пригибалась под свисающими крюками на цепях, обходила груды изломанного оборудования. Вот и дверь. Ужасно не хотелось туда заглядывать.
В зале по-прежнему над разломанной стойкой горела последняя лампа. Огонек дрожал, керосина осталось совсем мало. Тусклый свет лампы терялся в сумеречном сиянии, льющемся сквозь окна. В центре, там, где волки прикончили Букваря, громоздилась гора тел. Люди, мутанты… Поблескивающие кровавые следы на полу указывали, что их туда стащили волоком. А над этой страшной насыпью замер высокий тощий силуэт. Яна уже почти не удивилась, узнав в корявой фигуре дерево – то самое, что преследовало ее от самого Леса. Похоже, оно обзавелось листвой? Нет, это птицы – десятки хищных крылатых мутантов расселись на ветвях.
Груда тел возвышалась метра на полтора над полом, дерево венчало ее, осеняя ветками. За грудой раздался шорох. Яна замерла. Минута, другая – показались два волка, с усилием волокущие мертвеца. Мутанты едва двигались, из судорожно стиснутых челюстей вырывалось хриплое дыхание. Куча пошевелилась, слегка просела – в ней шло непрерывное движение. Приглядевшись, Яна различила небольших зверьков, деловито снующих среди трупов. Что-то вроде белесых крыс.
Дерево вздрогнуло, в стволе словно разошелся вертикальный шов – с душераздирающим скрипом возникла расселина, и оттуда посыпались неопрятные комья. Яна протерла прозрачное забрало шлема. Стекло было холодным и все время запотевало изнутри, поэтому Яна лишь с большим трудом разобрала, что комья – это крысоподобные мутанты. Влажные, словно облизанные, со свалявшейся шерстью.
Вот откуда они здесь появились в таком количестве! Зверьки выпадали из сердцевины дерева, с минуту лежали неподвижно, потом встряхивались, вставали на лапы и включались в общую непрерывную круговерть.
Непонятно, чем они занимались, когда сновали внутри горы мертвых тел, но вид у них был очень деловой.
Волки подтащили свою добычу к холму из окровавленных тел и остановились. Один зашатался и упал. Другой заковылял, проваливаясь и покачиваясь, к вершине. Не дошел и тоже рухнул. Теперь в зале никто не двигался, кроме непрерывно снующих грызунов. Одна из птиц подняла голову, развернула крылышки… и вдруг упала с ветки. Несколькими секундами позже свалилась другая. Упав, они больше не подавали признаков жизни.
Яна наблюдала, боясь пошевелиться. Она не понимала смысла происходящего, но ей стало очень страшно. И страшнее всего было дерево, хотя оно, в отличие от птиц и волков, никого не убило. Яна чувствовала, что именно дерево представляет собой настоящую опасность.
По куче от подножия к вершине поползло нечто светящееся, и свет знакомо мерцал и пульсировал. По мертвым телам передвигался крупный белесый грызун, сжимая желтыми резцами тот самый артефакт, ради которого Букварь ограбил свой клан. Тот самый, что Штырь с приятелем принесли из Леса. В пульсирующем сиянии Яна разглядела, что грызун слеп. На уродливой морде не было глаз.
Наконец тварь добралась к вершине, то есть к самому стволу дерева. Там зверек лег и разжал челюсти. Артефакт замерцал чуть ярче, и тут птицы посыпались с дерева одна за другой. Они укрыли артефакт живым ковром. Живым? Нет. Похоже, все крылатые твари издохли. Потом внутри груды что-то стало происходить, она зашевелилась, там нечто приподнималось и опадало… скрежетало и постукивало… и пол при этом дрожал под ногами.
И тут-то Яна увидела такое, что заставило ее позабыть страх! У края шевелящейся кучи неподвижно лежал Штырь. И подсумок был рядом, на полу, немного в стороне от холма из мертвых тел! Яна напомнила себе: «Меня нет, меня никто не видит…» – и оторвалась от дверного косяка, наполовину выломанного тушей шатуна. Шаг, еще – она уже в зале. Никто из мутантов не реагировал на ее появление, и дерево не шевельнулось, но у Яны возникло неприятное ощущение чужого взгляда. Пересиливая ужас и бормоча свое волшебное заклинание, она медленно и плавно преодолела расстояние, отделявшее вход в зал от подсумка.
Складки слишком просторного комбинезона приходилось придерживать одной рукой. Яна и так чувствовала себя в непривычном снаряжении неловко и скованно, да тут еще и рука постоянно занята. Что-то скрипнуло… и Яна замерла с протянутой к подсумку рукой.
Дерево покачнулось, стряхивая с веток последних дохлых птиц. А из кучи у подножия показались безглазые морды грызунов. Мутанты ползли к Яне, продирались сквозь изодранные лохмотья, спотыкались, скатывались на пол, вскакивали на лапки и семенили к ней. Яна вскочила с тяжелым звякающим подсумком в руках, попятилась, запуталась в складках жесткой ткани и шлепнулась на пол. Грызуны дружно бросились на нее…
Отталкиваясь ногами, она поползла назад, к двери. Ботинки скребли по грязному полу, но ползти было неудобно – одной рукой она прижимала к груди подсумок. Другая метнулась к поясу, и тут Яна похолодела. Ее «вальтер» был засунут под ремень – но только внутри, под комбезом. Обычно она не пользовалась огнестрельным оружием и сейчас, собираясь, попросту забыла приготовить ствол! Дура, дура, дура! Под руку попалось что-то твердое, то ли кусок кирпича, то ли еще что-то. Яны швырнула обломок в ближайшую безглазую морду, мутант пискнул и упал. Но этот писк словно подстегнул остальных: они подскочили к Яне, вцепились в штанины, стали дергать и рвать толстую ткань.
Страх захлестнул липкой ледяной волной. Хотелось заорать от ужаса, но Яна только сипло охнула – горло перехватило, и губы сделались как чужие.
Широкие плоские зубы зверьков скребли по стальным накладкам, издавая визг, от которого волосы вставали дыбом. Яне помогло то, что штанины были раз в десять шире, чем требовалось. В зубы мутантам попадали только пустые складки. Один зверек, более прыткий, чем собратья, прыгнул Яне на грудь, вцепился коготками… потянулся еще выше – туда, где крепился громоздкий шлем, и, словно нарочно, перекрыл патрубок выходного фильтра. Стекло шлема тут же запотело.
Нескольких мутантов Яна сумела отбросить ударами ботинок, но ткань на лодыжках мигом превратилась в лохмотья, вот-вот – и грызуны доберутся до тела… а дышать стало заметно труднее. Ледяной страх, помутневшее забрало и духота внутри комбеза – отвратительное сочетание. Яна, едва соображая, что делает, пробежала пальцами по креплению шлема, отстегнула и швырнула его в подбирающуюся к ногам волну грызунов – вместе с мутантом, повисшим на фильтре. Шлем глухо ударил в белые тельца, расшвырял их, подпрыгнул и упал снова, пришибив еще пару зверьков, но те лезли и лезли.
Автоматная очередь показалась оглушительно громкой – еще бы, после писка грызунов и глухого шороха устроенной ими возни.
– Бежим! Ходу отсюда! – заорал Калуга над головой.
Пули расшвыряли мутантов, отбросили к подножию кучи, но несколько так и повисли на истрепанных штанинах. Яна рванула застежки, содрала с плеч комбинезон. Калуга левой рукой ухватил ее за воротник куртки и рывком поставил на ноги, выдергивая из спутанных складок.
– Ходу! Ходу! – снова заорал Калуга.
Он разрядил магазин по подбирающейся к ногам волне белесых тел. Пули прошили с десяток грызунов, рвущих и терзающих пустой комбез. Яна медленно отступала и не могла отвести взгляд от остервеневших зверьков, которые так яростно драли и трепали ткань, что только клочья летели во все стороны.
Калуга сильно толкнул замершую в ступоре Яну к двери и сам побежал следом. Потом они неслись по цеху среди раскачивающихся на цепях крюков, спотыкались в грудах хлама, а распахнутые ворота в дальнем конце помещения уже наливалось красноватым светом начинающейся зари.
* * *
За спиной раздавался шорох, треск. Что-то тяжелое, металлическое с гулким лязгом рухнуло на бетон. Яна выскочила из здания и опомнилась, только когда они с Калугой пересекли двор и проскочили прореху в ограде – там две плиты были выломаны и валялись среди зарослей сорняка.
Яна оглянулась – здание как раз было неплохо видно сквозь дыру в ограде. Над коровником, с которого началась атака мутантов, курился легкий дымок. Что-то там горело всю ночь, но потушить оказалось уже некому, и огонь угас совсем недавно.
А вот дом, в котором они с Калугой провели ночь, изменился. Стены обросли лохмотьями мха, жесткая трава оплела вход. Из окон зала свешивались плети свежих побегов. Вчера их не было. И несколько молодых деревьев торчали там и сям у стен. Тонкие темные стволы, протянувшиеся во все стороны корявые веточки. Облупленные стены покрылись свежими трещинами, сквозь них тянулись жесткие стебли.
– Зарастает, – пропыхтел Калуга, переходя с бега на шаг, – теперь здесь Лес будет. Валить нам нужно, и поживее. Не стой, шевели поршнями, старая. Да, так звать-то тебя как?
– А тебе зачем?
– Ну как… – Калуга даже остановился, обдумывая вопрос. – Все-таки ночь провел с женщиной, самое время познакомиться.
– А, брось! – Яна заставила себя оторвать взгляд от здания, захваченного Лесом, и поплелась следом за Калугой. – Знакомиться – это лишнее. Вот сейчас уйдем куда-то в спокойное место, добычу поделим и разбежимся. И все. Лучше скажи, ты заметил, что все звери перемерли, когда бой закончился? Только крысы остались. Что это значит, как по-твоему?
– Ну… не знаю.
– Дерево видел посередине? Оно меня преследовало от самой опушки. Эти двое что-то вынесли из Леса, и Лес послал за ними погоню, это самое дерево, понял?
– Понял. То есть наоборот, ничего не понял.
– Двое бродяг что-то притащили из Леса, – терпеливо повторила Яна, – что-то важное. Только это не артефакт. Дерево за ними погналось, собрало мутантов… Стоп! Я догадалась! Это же зерно!
– Какое еще зерно?
– Самое первоначальное. Из которого Лес начинается. Ну, не зерно, а, скажем, семя такое. Семечко.
– Вопрос на миллион, – глубокомысленно изрек Калуга, – что было раньше: дерево или семя?
– В общем, дерево отняло у людей свое семя и посадило его, для этого мутанты стащили все тела, чтобы семечку было чем питаться. В эту кучу и посадило семечко. А мутанты после этого стали не нужны. Поэтому легли и померли. Я сама видела, как птицы замертво попадали – все одновременно. И волки тоже. Да, а как ты догадался прийти за мной? Я же сказала: сидеть в холодильнике!
– Тоже мне, начальство! Сказала она… Хотя я как раз сидел, – согласился Калуга. – Потом что-то – хрусть! Бах! Смотрю: по потолку трещина ползет, потом еще и еще. Вроде, знаешь, как будто корень пробивается. Я и подумал: нужно посмотреть, что там сверху, откуда это? Может, думаю, старушка корни пускает? А это, значит, семечко прорастает. И вот за это дело Букварь всю кассу клана отдал. За семечко.
– Ага, он же считал, что отвезет семечко Хану, ты сам слышал. И после этого Кривой будет не страшен. Да еще Хан наградит. Но вышло гораздо хуже.
Калуга глянул на серое небо. Солнце уже должно было подняться высоко, но заря затерялась в сизой дымке, укутавшей горизонт. В вышине проплывали тяжелые тучи, едва различимые в туманном мареве.
– Дождь будет, – сказал он. – Если ты права, это значит, что проросшее мутантово семечко пора полить!
– Точно… Э! Слышишь?
– Что? – Калуга завертел головой. – Что я должен слышать?
– Моторы! Давай-ка от дороги уберемся.
Беглецы как раз, обойдя Скотобойню с ее поваленной оградой, приближались к шоссе. Оттуда и доносился гул моторов. Теперь Калуга сменил направление. Но местность была открытая, и голова колонны показалась раньше, чем они оказались вне пределов видимости.
Оба уже достаточно отдышались, чтобы идти скорым шагом. Яна то и дело оглядывалась на ползущие по дороге темные точки – байки и джипы. При этом прижимала к себе позвякивающий подсумок.
– Кривой, – решил Калуга. – За своей кассой гонится.
– Могли заметить, – заявила Яна, когда кавалькада свернула к Скотобойне. – Слышишь, Калуга? Сейчас заглянут во двор, а там Лес. Тогда сразу за нами намылятся.
– Это если заметили, как мы линяем.
– Так всегда бывает. Если что-то может пойти наперекосяк, то пойдет обязательно. Значит, заметили. Нас двое, Букварь с Обломом – тоже двое! Если это Кривой подъезжает, то мы крупно влипли.
– Ну да, тебя с Обломом спутать несложно, – озираясь, пробормотал Калуга. – Вы ж одной масти. И ростом, и лицом…
Но Яна его оптимизма не разделяла. Позади осталось ровное поле, дальше начинался кустарник. Заросли были невысокие. Иногда доходили до пояса, изредка – по плечи низкорослой Яне. Ненадежное убежище. Тем, кто смотрит сверху, например из кузова грузовика, беглецы будут видны как на ладони.
Вскоре моторы, стихшие было за оградой, взвыли снова.
– А теперь побежали! – велел Калуга и рванул вперед. – По-моему, они в нашу сторону свернули!
* * *
С серого неба упали первые капли. Потом гуще, больше – и зарядил мелкий холодный дождь. Калуга, ломая кусты, бежал впереди. Яна держалась за ним, чтобы не лезть в колючие заросли самой. Ее спутник прокладывал приличную просеку. Рев моторов остался далеко позади, но не пропал совсем: Яна слышала грохот идущей колонны сквозь собственное хриплое дыхание и отчаянный стук сердца. Даже бряканье серебряных слитков в подсумке не могло заглушить этот звук.
Дождь шелестел, капли стучали по ломким колючим веткам кустов, вплетая еще одну ноту в симфонию усталости, страха и какой-то бесконечной тоски. Бежать, бежать… Куда и зачем? От кого – понятно, но Яна вдруг ощутила смутную неуверенность в себе и в том, что она делает. Никогда прежде такого не бывало. Ну что за жизнь, какой в ней смысл? Серебро? Да пропади оно пропадом, это серебро. Из-за него люди Кривого прикончат, даже не задумываясь, почему монеты и слитки оказались у Яны. И так всегда – стараешься, тащишь аккуратненько всякое барахло, а потом оказывается, что никакого удовольствия добыча не приносит. Всегда что-то оказывается не так, что-то не складывается. И моторы тарахтят громче. Стоп! Почему громче?
Калуга тоже притормозил и завертел головой. Он был повыше ростом и первым разглядел, что показалось шоссе.
– Хреново! – бросил он между надсадными сиплыми выдохами. – Шоссе, похоже, петлю делает! Там опять асфальт.
От старой дороги беглецов отделяло метров тридцать. За асфальтом торчали верхушки низкорослых деревьев, их было плохо видно сквозь пелену дождя.
– Давай к тем деревьям! – решил Калуга. – Может, успеем перемахнуть шоссе и укроемся в зарослях.
И снова бросок сквозь кусты. Уже выскочив на асфальт, Яна поняла – что-то неправильно, а потом разглядела сквозь дождевой полог, что хилые корявые деревца торчат из болота. Не удастся там укрыться. А моторы ревели все явственней, погоня приближалась. И бежать было больше некуда. Дождь заливал болото, капли били в мягкое сплетение зелени на поверхности, трясина дышала, по ней пробегали волны, кое-где дождевая влага собиралась лужами в прогнувшемся слое мха.
– Лес бы вас взял! Болото! – в сердцах выкрикнул Калуга. – Хотя стоп! Есть идея! Дай сюда!
Он вцепился в подсумок и рванул на себя, Яна инстинктивно потянула обратно. Они дергали металлически брякающий подсумок, стоя посередине асфальтовой полосы, дождь равнодушно шелестел, звуки идущих машин приближались…
– Отдай, старая! – прикрикнул Калуга с новым рывком. – Ну, кому сказал? Нашла время упираться!
Он рванул еще раз и выдернул добычу из мокрых Яниных пальцев. Из-за толчка она оступилась, попятилась и плюхнулась на асфальт, больно ударившись копчиком. От боли и обиды Яна вдруг, неожиданно для самой себя, заплакала. Со слезами выходили страх, отчаяние, усталость и вся горечь, скопившаяся в душе за эту страшную ночь.
А Калуга не глядел на нее, он отбежал к обочине и зачавкал грязью, направляясь к болоту. Его ботинки оставляли четкие отпечатки, которые, конечно, заметят преследователи. Шагая в топком месиве, он шарил рукой в подсумке, выхватывал горстями рубли и швырял направо и налево. Когда стал проваливаться почти по щиколотку, остановился. И пошел назад – не оборачиваясь, а пятясь спиной вперед. Прежде чем снова ступить на асфальт, он встал в лужу и дал пластам грязи отвалиться с подошв. Еще несколько монет и серебряных слитков полетели на асфальт…
– Вставай! – крикнул он. – Некогда рассиживаться!
Яна поднялась, вытирая рукавом лицо. Оглянулась – теперь от дороги к болоту уводили две цепочки следов. Там и сям в грязи и мокрой траве поблескивало серебро, матово отсвечивали монеты… Точно, полное впечатление, что беглецы, роняя добычу, свалили именно в эту сторону.
– Ну, а теперь – снова бегом! – прикрикнул Калуга, срываясь с места.
Яна побежала за ним по шоссе. Шум и лязг позади несколько минут нарастали, потом колона встала, Яна различила невнятные возгласы – следы Калуги были замечены. Бабахнул выстрел. То ли для порядка по болоту пальнули, то ли просто так – от избытка чувств.
Больше их никто не преследовал. Люди Кривого будут долго собирать рассыпанные монеты и обыскивать болото. Найдут не всю пропавшую сумму – это значит, будут искать и искать снова. Конец погоне!
Потом, когда все закончилось, прекратился дождь, шоссе осталось далеко позади, Калуга протянул слабо звякнувший подсумок Яне:
– На, и успокойся.
Яна сердито вырвала из его рук добычу, уселась в мокрую траву и вытряхнула монеты со слитками. Быстро рассортировала на две равные кучки и кивнула:
– Выбирай.
Больше половины выкинул Калуга, но и оставалась вполне порядочная сумма. Они сгребли каждый свою половину, рассовали по карманам.
– Ну вот… – неопределенно произнес он. – Вот и все.
– Да, – согласилась Яна. – Вот и все. Что же мы такое ночью видели-то? Что это было?
– Ты же сама сказала – семя.
– Сказала. Только в чем смысл? Неужели из такого Лес начинается? В чем его ценность?
– Может, из такого новый анклав Леса разрастается? Или какое-то особенно мутантское дерево взойдет? Да кто его знает? Кто вообще про Лес может что-то точно сказать?
Яна кивнула:
– Все правильно, никто толком ничего не знает. Жалко, что это мутантское семя продать не удастся.
– Зато живы остались. – Калуга подмигнул: – Тоже неплохо!
Добыча поделена, погоня отстала. Больше их ничего не связывало. Ведь не принимать же во внимание, что они вместе пережили страшную ночь, когда Лес уничтожил всех на Скотобойне? Что уцелели вдвоем из двадцати человек? Что сражались с мутантами и выручали друг друга? Это обычное дело и не повод для каких-то особых отношений.
Яна встала, отряхнула мокрые брюки и кивнула:
– Ну, удачи тебе, что ли?
– И тебе, старая. Да, погоди!
Калуга полез в карман, потом в другой. Его лицо стало задумчивым. Наконец он отыскал то, что хотел, и протянул Яне маленький сверток в фольге:
– Возьми, утешься. Не жалей о том, что я монеты выбросил, так нужно было.
– Ладно… я уже поняла. А что это?
Она развернула подарок.
– Шоколад?
– Ага, – Калуга расплылся в улыбке, – помогает. Для нервов, в смысле.
Яна тоже попыталась улыбнуться. Дождь, слезы и пот давно смыли липкую корку, стягивавшую лицо. Сейчас она выглядела, как и положено выглядеть девчонке семнадцати лет: перепуганной и уставшей.
– Бывай, Калуга!
– И ты, старая!
– Меня Яной звать.
Калуга отступил на шаг, оглядел ее с ног до головы, хмыкнул. Они разошлись в разные стороны, и ни один не оглянулся до тех пор, пока еще можно было, бросив взгляд через плечо, увидеть спину другого. Яна жевала размякший шоколад и думала, что до смерти устала быть одиночкой. Нужно пристроиться с кем-то в компании. С кем-то нормальным, вроде Калуги. Но только не с ним, нет. С кем-то, кто не будет разбрасываться деньгами.
