Они приближаются.

Приближаются к моему укрытию.

Они все ближе.

Я выглядываю и вижу их лица. Не, ну как лица? Морды, замотанные грязными тряпками и платками. Что под ними, не видать, но мне кажется, что их уродливые хари перекошены от злобы. От безудержной ненависти ко мне.

От гнева.

Потому что я убил их братьев. Оборвал их никчемные жизни и отправил души прямиком в Край Вечной Войны.

Если, конечно, у них есть души.

Я вытягиваю перед собой руку. Пальцы подрагивают, но это нормально. Не боится только дурак.

Или мертвец.

Они все ближе. Мой пульс учащается вместе с их приближением.

Я достаю из-за пояса томагавк и кладу его рядом, нежно поглаживая обух.

Ничего, дружище. Скоро ты напьешься вдоволь.

По крайней мере, мы постараемся.

Теперь арбалет. Я открываю короб своего чо-ко-ну.

К горлу подступает ком. Ну да, все правильно, я не ошибся в подсчетах.

Остался только один болт.

Дампы отличные бойцы. Еще никому из вест-вормов племени Острозубов не удавалось справиться даже с двумя. А ко мне приближаются трое.

Они все ближе.

У одного шестопер, у второго топор. И их прикрывает тварь с арбалетом.

Это конец. Их не одолеть. Даже если я попаду последним болтом (что сомнительно, ведь из арбалета я стреляю так себе), то останется еще двое.

Не хочется умирать…

«Никому не хочется! А кто ж нас спрашивает?!» – усмехнулся я и поднялся в полный рост.

Вдох.

Выдох.

Смирение.

Фирменная улыбка-оскал. Я принимаю бой.

Несколькими часами ранее

– Рив! А попрощаться?

Я оглянулся:

– Да брось, чего прощаться-то? Мы ж ненадолго. Раз-бац – и дома! День максимум.

– Не! Давай, иди сюда.

Я поморщился. Не люблю, знаете ли, эти долгие прощания. Вроде и уходишь-то на чуть-чуть, а провожают, как будто я в Кремль собрался! Не, ну с Кремлем это я перегнул, конечно! Метафору подпустил, так сказать! Чё я, двинутый, что ли? Туда идти не ближний путь! Это ж… ну… далеко, короче! Мы-то ж, считай, в Крылатском, так? Вооот. Это получается, топать и топать! К тому же, как-то еще вестов (чтоб их болотный кашель хватил!) обойти нужно! Не, я не двинутый.

Закинув чо-ко-ну за спину, я подошел к сестренке. Красавица она у меня, загляденье прямо! Шерстка желтая, ворсинка к ворсинке, блестит лучше золота! Клычки белые, торчат ровно настолько, насколько надо, а не как у некоторых – отрастят себе, прямо не клыки, а косы целые! С конечностями тоже все в порядке – две руки, две ноги. А то бывает, вон как у деда Джереми – ноги три, а рук четыре. Не, ну то есть это сейчас у него четыре. Раньше-то пять было, да одну какой-то придурок из Пегих Собак отрубил. В общем, красота у меня, а не сестренка!

Она прижалась к моей груди, уткнулась носиком в грубую кожу куртки.

– Возвращайся скорее, Рив. Я так волнуюсь. Ты ведь один у меня.

– Не, ну ты чего, а, Хлой? Каждый раз ведь чуть не плачешь! Сколько тебе говорил, нормально все будет! – Я смягчился. – Ну, все, хорош сырость разводить! Я вернусь. Обещаю.

Она улыбнулась, старательно сдерживая слезы:

– Удачи тебе.

Сзади раздался окрик:

– Рив! Ну, ты, мазафака, где там уже?

Я потрепал её по шерстке, подмигнул и направился к другим охотникам.

– Да, Рив. Ну она и боязливая у тебя! Мы ж за папоротником идем, а не воевать!

Я лишь развел руками. Ну а что поделаешь?

– Уж какая есть, Бау. Вообще, кто бы говорил! Себя вспомни, когда Вау убили.

Бау тут же помрачнел.

– Так это ж брат мой! Да что там брат?! Это ж часть меня, факинг шит! И его убили, сволочи! А ты живой, между прочим, мазафака!

– Ладно, хорош вам, – сказал Кларки. – Идти пора уже.

Мой дружок Кларки, в отличие от меня и Бау, ничем не отличается от всего остального племени. У него все, как у остальных, – с ног до головы покрыт коротким ворсом, вместо ногтей – когти, изо рта торчат клыки, лицо вытянуто и напоминает нечто среднее между лицом хомо и звериной мордой.

А вот Бау не такой.

Начнем с того, что на нем нет шерсти! То есть вообще! Мне рассказывали, что, когда он родился, сначала вообще не поверили, что это может выжить. А оно выжило. Даже очень выжило, все бы так выживали!

Бау вырос громадным, футов семь, мускулистым, а главное, быстрым. Многие при таких размерах страдали бы медлительностью, но вот Бау был чертовски быстр! Не, а чё? Жить захочешь, еще не так раскорячишься!

Бау был чернокож. Мне рассказывали, что среди наших предков были черные. Но чтоб вот так, своими глазами!

И вдобавок ко всему этому у Бау было две головы. Там, откуда у нормальных вест-вормов растет шея, у Бау росло две. И голов на них тоже было две. Причем, что интересно, мыслили и говорили они совершенно самостоятельно! То есть, голов две, сознания два… а тело одно! Ох, как уж они за это тело спорили! Ужас! Бывало, возьмут да набьют друг другу морды. Один левой рукой, а другой – правой. Даже звали их в те времена по-другому – Бау-Вау.

А потом Вау убили в стычке с Туманными Копьями. Стрела попала ему в глаз и вышла из затылка.

Так что теперь моего дружка зовут просто Бау. Но голов у него по-прежнему две, только одна высохшая и сморщенная.

Бау нежно погладил голову своего брата, чуть наклонил её и поцеловал, куда-то в район глаза. Там все так сморщилось, что хрен разберешь, где глаз, а где нос… ну, или ухо, там…

– Так что ты давай не наезжай на брательника! Понял, Рив?

Я миролюбиво выставил руки ладонями вперед:

– Все, молчу-молчу.

– Ну, вы наговорились там? – снова подал голос Кларки. – Мож, все-таки за папоротником сходим, факинг шит! Охотнички, блин!

Он раздраженно сплюнул и, не глядя на нас, зашагал в сторону Затона.

Я миролюбиво ткнул Бау кулаком в плечо, а он в ответ провел по корпусу серию ударов, которые я легко блокировал.

– Ну, Кларки и брюзга! Ладно, погнали уже.

* * *

Речной папоротник.

Его еще называют Серебряным. Во-первых, потому, что он растет по берегам Реки, около Серебряного Бора, а во-вторых, за его уникальность. По-особому приготовленные листья речного папоротника обладают одним очень интересным свойством – отвар из них окрашивает все в цвет серебра. На первый взгляд это не так уж и важно. Ну, окрашивает и окрашивает, забавно, конечно, но, в общем-то, бессмысленно.

Но это не так.

Сок папоротника очень помогает нашим оружейникам. Все-таки бронь, или топор, или меч, покрытые папоротниковым соком, смотрятся куда выигрышнее своих аналогов. Что, естественно, делает их куда дороже, а это, в свою очередь, делает нас куда счастливее. И неважно, что качество у наших мечей чуть хуже, чем у соседей, зато они блестящие и красивые. Маркитанты готовы платить за это немалые деньги. Тьфу, идиоты.

И вторая причина, из-за которой папоротник так ценен.

Деньги. Представьте – вы делаете монету из обыкновенного железа. А потом покрываете её соком папоротника! Не отличишь! Не, отличить, конечно, можно, но не всякий сможет.

И растет это чудо только в наших краях.

Вот поэтому-то почти все племена вест-вормов, обитающие в Крылатском и Кунцево (а это, ни много ни мало, – восемь), и ходят к Реке, невзирая на обитающих в ней чудовищ и мохнорылых, живущих в Серебряном Бору и на Щукинском полуострове.

Папоротник. Ради него мы готовы рискнуть.

Кларки, как самый опытный следопыт, идет первым. Он то и дело приникает к земле, высматривая следы и приметы. Все-таки Крылатское место достаточно оживленное, и потому опасное. И хоть мы давно изучили его вдоль и поперек, но следует быть осторожнее. Я тоже наготове, в отличие от Бау. Этот ломится как жук-медведь, не глядя по сторонам, и увлеченно выискивает на голове вшей. Ну, или кто там у него?

Все трое вооружены арбалетами чо-ко-ну, которые наше племя научилось делать еще в незапамятные времена у какого-то узкоглазого хомо. Выглядит он как обычный арбалет, только поверх ложа прицеплен короб с болтами. Когда поворачиваешь рычаг, то автоматически натягивается лук и следующий болт опускается на ложе. О как! Плюс у меня томагавк, у Бау к спине прицеплен большой топор, а у Кларки цеп.

Меня вдруг будто что-то кольнуло, даже с шага сбился. «Опасность» – пронеслась мысль со скоростью пикирующего рукокрыла. Я остановился и чуть присел, суматошно оглядываясь. Чо-ко-ну нацеливался то в одну сторону, то в другую.

– Кларки! Бау! – громким шепотом позвал я.

Они одновременно обернулись и вопросительно качнули головами.

Вдруг Кларки встрепенулся и резко присел, утягивая Бау за собой.

– Э, ты чё, мазафака?!

– Тихо ты.

Они спрятались за небольшим пригорком. Перед нами была такая… низинка, что ли? Мне ничего не оставалось, кроме как подползти.

Из-за пригорка осторожно выглянули три головы – черная, серая и огненно-рыжая. Вот, которая огненно-рыжая, это моя! Прям с гордостью говорю! Такой почти ни у кого нет! И именно из-за нее мне приходится ходить с длинными рукавами и в капюшоне, да не в простом, а со специальным платком-маской. А все из-за цвета шерсти. Заметный слишком, на фоне серо-зеленых руин и леса, за четверть мили видать.

Мы осторожно выглянули.

Внизу также осторожненько, как и мы, двигались четыре ворма.

– Пегие, факинг шит, – прошептал Бау, приглядевшись.

Пегие? Странно, почему же у меня такое чувство, что надо поскорее уносить ноги? С Пегими Собаками у нас мир, да и не справиться им со мной, Кларки и Бау.

Странно, крайне странно…

Идущий первым ворм вскинул руку, останавливая отряд.

Все затихли.

Раздался механический скрип, а вслед за ним какой-то странный шелест. Правда, длился он всего секунду.

Вылетевший непонятно откуда метательный диск, размером, наверное, с меня, перерубил двоих вормов и вонзился в землю, погрузившись на треть. Первого ворма просто рассекло надвое, а второму подрезало ноги. Он упал на землю и принялся кататься, ухватившись за культяпки и истошно вопя. Первый-то не вопил, просто взял и распался надвое.

– Шо? Откуда? – спросил Бау и начал подниматься, но я тут же приткнул его мордой в землю.

– Лежи, чудила.

А из-за неплохо сохранившегося остова многоэтажки вышел он.

Био.

– Аконкагуа! – выдохнул Кларки, и мы в один голос воскликнули:

– Шит хэппенс! – Бау выдохнул.

Аконкагуа стремительно взял разбег, из его наплечной аркебузы вылетело огромное копье и вонзилось в спину убегающего ворма, пригвоздив того к бетонной плите. Био вскинул исполинскую руку, и во второго ворма устремилось ядро, выпущенное из пушки, установленной на предплечье, которое со смачным хрустом врезалось в несчастного и разорвало его на куски.

Био остановился. Видимо, в нем шел какой-то процесс по оценке ситуации. Неожиданно Аконкагуа вздрогнул (а вместе с ним и мы) и подошел к еще живому ворму, которому отрезало ноги.

Исполин навис над Пегим, подобно скале.

А потом опустил на него свою огромную ступню, размазывая в лепешку.

Мы вздрогнули. Казалось, что от удара подпрыгнула земля.

Аконкагуа еще постоял, продолжая втаптывать ворма в землю. Потом подхватил получившуюся лепешку и бросил ее в реактор, заслонка которого приоткрылась на брюхе. Так же он поступил с остальными трупами, после чего удовлетворенно вздохнул (или что там у него зашипело внутри?), повернулся и отправился на запад.

Когда он скрылся из виду, мы шумно перевели дух. Я отцепил платок и протер им взмокшую шерсть. Так недолго и заикой стать.

Кларки поднялся и посмотрел вслед био:

– Ну его, давайте лучше обойдем. Бочком, бочком, мимо всей этой фигни…

* * *

– Ответственнее! Ответственнее, твою мать, факинг чайлд! Это ж папоротник, а не дрова! Куда ты, ну вот куда ты ногу ставишь, а?! Щас же оскользнешься, и все! Хрен бы с тобой, так папоротник намочишь, потом сушить задолбаемся, мазафака!

– Кларки, да пошел ты… на животноводческую ферму, ёперный теятр! – ответил я, и Кларки аж замолк от удивления. Он открыл рот, намереваясь что-то сказать, закрыл, почесал голову и наконец молвил:

– Ну, ты и завернул, факинг шит. У кого научился-то? Не, мне вообще-то пофиг, но так, чисто для развития.

Я усмехнулся. Ага, как же, нашел дурака, так я тебе и стану залежи ругательств разбазаривать. Это вам не осточертевшие общеупотребительные для нашего племени «факинг шит» и «мазафака».

– Где научился, там еще есть, мотать твою душу через диметилтерефталат, да об тринитротолуол!

Кларки посмотрел на меня со все возрастающим уважением.

– Да, Рив, ну… ты это… давай все-таки ответственнее, что ли…

Я с максимальным вниманием поднялся-таки по скользкому склону, придерживаясь за кочки и траву. Папоротник рос внизу, у самой Реки, и чтобы нарвать листьев, мне приходилось постоянно скакать вверх-вниз. Кларки принимал у меня мешки и тщательно осматривал содержимое, ну а Бау стоял на шухере. Удача благоволила нам – ни тебе мохнорылых, ни речных тварей, ни конкурентов, тишь да гладь.

Я аккуратно подал мешок Кларки и, подтянувшись, влез на склон.

– Ну, как, нормально все? – спросил я, отряхиваясь и счищая с сапог грязь.

– Вроде да. – Кларки залез в мешок с головой, изучая содержимое. – Да, все хорошо.

Ну, вот и отлично, считай полдела сделано. Осталось только вернуться. Правда, теперь пойдем медленнее, все-таки мешки не пухом набиты, а свежими листьями, да и любителей легкой наживы стоит опасаться.

– Бау, все тихо?

– Ага.

Кларки сплюнул и с кряхтеньем взвалил на плечо мешок. Ему, как проводнику, нужно было тащить всего один. А вот нам с Бау по два. И если этому двухголовому чудиле пофиг, сколько нести – два, три или десять, то мне как-то тяжеловато. Плюс к этому добавьте арбалет и тул с болтами. Нехило, тетушку их через коромысло, правда? В сумме килограмм шестьдесят получится!

Я кое-как приторочил за спину оба мешка. Ух, ё! Тяжко, твою ж конфронтацию, да по ленинизму! Попрыгал. Даааа, с таким особо не побегаешь. Отвык я что-то папоротник таскать. А, фигли, уж чай полгода не ходил!

– Кларки, возьми тул, а то мне неудобно с ним.

Тот поморщился, но все же взял.

Согнувшись, чтобы мешки легли на спину, я поправил томагавк так, чтобы его можно было в любой момент выхватить, не рискуя зацепиться.

Кстати! Я ведь еще не рассказывал, какой у меня замечательный томагавк?

Чуть больше фута длиной, рукоять из железного дерева, покрыт соком папоротника, весь такой поблескивает! Ну и украсил я его перьями разноцветными. Не, а че? Палевно, конечно, зато глаз радуется. Тем более, что это не просто томагавк. У него имя есть. Он мне как друг, а друга и побаловать можно.

Верткий. Именно так зовут моего друга. И многие вест-вормы, мохнорылые, баги и прочие уже убедились в том, что это имя он носит не просто так.

Наконец мы все закончили укладываться. Бау, скотина, стоит лыбится, как будто и не навешано на нем ничего, голову брата почесывает. Кларки посмотрел на него хмуро и проворчал:

– Ну, чо встали? Почапали, факинг блад!

* * *

Мы успели благополучно дойти до той самой многоэтажки, из-за которой появился био, когда Кларки вдруг скомандовал:

– Лежать! Быстро на землю, курррвы!!!

Когда Кларки говорит таким голосом и добавляет в конце свое фирменное «курррвы», лучше и правда прилечь.

Поэтому мы с Бау рухнули на землю, словно нам ноги подрезало.

– Кларки, чего там?

Кларки молчал довольно долго – с минуту и наконец разразился проклятиями:

– Фак! Фак! Фак! Факинг дамп!

Дампы? Вот тебе и анамнез через прострацию! Что ж такое-то? Уже почти дошли! Чертовы дампы, что им только надо у нас? Года три уже не заходили – и вот, на тебе! Приперлись, сволочи! Блин, чё ж делать-то?

– Кларки, сколько их?

Конечно, я знаю, что дампы почему-то всегда ходят по семеро, но мало ли, может, их кто проредил до нас?

– Сколько-сколько! – передразнил он. – Семеро, вот сколько!

– Делаааа, – протянул Бау.

– В нашу сторону идут, сволочи.

Я быстро прикинул хрен к носу. Да, по ходу, выход один.

– Так, Кларки, Бау. Хватайте мои мешки и бегом в дом. Там спрячетесь.

– А ты? – хмуро спросил Бау. Судя по выражению его лица, он уже понял, в чем состоит мой план. И это ему не очень нравилось.

– А я их отвлеку.

– А почему бы нам всем не спрятаться в доме?

– Троих могут заметить. И тогда всем конец. А если заметят только меня, убегающего в другую сторону, то вы сможете уйти.

Бау и Кларки переглянулись.

– Ну… ты… это… прощай, дружище.

– Ага, и тебе не хворать, Бау.

Тот сноровисто подхватил один из моих мешков и растворился в кустарнике.

– Кларки, чего ты ждешь, а?

– Да вот… а, ладно! – он хлопнул меня по плечу и убежал вслед за Бау.

К горлу подкатил ком. Не, конечно, отдать жизнь за соплеменников – это круто. Но становиться героем в мои планы как-то не входило. Вот именно сейчас, оставшись один, я понял, как бешено хочу жить. Даже не жить, а ЖИТЬ!

Я глубоко вдохнул и улегся поудобнее, прицеливаясь из чо-ко-ну. В голове всплыла слышанная давным-давно фраза – «не нам решать, кому жить, а кому умереть». Так, все, хватит! Отставить всю эту, мазафака, хрень! Да, я умру, но умру в бою. Так, что тут у нас?

Семеро. Два арбалетчика, топор, копье, меч, шестопер, двуручник. Нехило. Мне с лихвой хватит. Кого же первого? Я хищно ухмыльнулся. Повоюем, сукины дети.

Прицелиться. Выдохнуть. И на середине выдоха нажать на скобу. Что может быть проще?

Сухо тренькнула тетива. Болт тихонько свистнул и впился в грудь копейщика.

Привычным движением я потянул за рычаг, натягивая лук, следующий болт опустился на ложе автоматически.

Выстрел.

Фак! Мимо…

Еще болт – добить копейщика, дампы твари живучие, лучше перестраховаться.

Точно в яблочко. То есть, в глаз.

Внезапно я вздрагиваю. Тул! Твою мать!! Чертов тул остался у Кларки!!! А он тоже хорош, хоть бы вспомнил. На ворс выступает холодный пот. В коробе чо-ко-ну всего двенадцать болтов. И три из них я уже использовал. Причем на одного. Так, бить наверняка отменяется, бьем, стараясь ранить всех. Может, тогда у меня есть шанс?

Я выглянул из кустов. Ну да, дампы уже просекли, откуда в них стреляют, и со всех ног мчатся ко мне.

Совсем рядом с шеей пролетает болт, начисто срезая ветку. Стрелки хреновы, трясти их за катаракту! Ничё, посмотрим кто круче! Я вскидываю свой арбалет. Выстрел.

Мдааааа, они явно круче.

Так. Похоже, пора последовать благороднейшей из традиций Острозубов. Отступление. Но не просто отступление, неееет. Мы не просто убегаем, мы убегаем и отстреливаемся, заманивая врага за собой. Обычно в ловушку, но не в этот раз. В этот раз я просто бегу.

И отстреливаюсь. Попробуйте догнать.

* * *

Они приближаются.

Приближаются к моему укрытию.

Они все ближе.

Дампы оказались быстрее, чем я думал. Догнать не догнали, но и с хвоста не слезли. Мы основательно покружили по округе, когда меня все же загнали в тупик. Правда, к тому времени дампов осталось только трое. Остальные или сдохли от ран, или просто отстали, хрен их разберет! Попадать-то я попдал, а уж насмерть или нет, того не знаю.

Я скрючился за куском бетона, торчащим прямо из земли. За спиной Красное Поле. А впереди – они. Вбок уйти не получится, дампы близко, моментом подстрелят. Мда, глупо получилось. Поле Смерти я увидел, только когда чуть не влетел в него. Не, можно, конечно, сунуться, авось выживу, но что-то как-то не хочется. Лучше уж так. И откуда здесь Поле взялось? Вроде ж не было…

Я положил перед собой Верткого. Стиснул арбалет, с хрустом проведя по ложу когтями.

Пульс учащается.

Я поднимаюсь в полный рост.

Сдохните, твари!

Я вскидываю арбалет, нажимаю на спуск – и болт оказывается в животе у дампа с топором. Смотри-ка, повезло! Перезаряжать чо-ко-ну больше нечем. Я хватаю томагавк, запрыгиваю на парапет и резко ухожу в сторону. Фак! Болт дампа взрезает куртку на плече, рассекая плоть. Фигня, царапина, драть её в пульверизатор!

Окинуть взглядом обстановку. Ага, понятно. Они уже близко. Метрах в двух от меня «топор» (по ходу дела, ему пофиг, что болт в брюхе торчит) и чуть дальше, метрах в трех, «шестопер». Оба несутся ко мне с приличной скоростью. Арбалетчик тем временем перезаряжается.

– Сдохни!!!

Я вкладываю в бросок все свои силы, всю злобу и желание ЖИТЬ – даже мышцы, кажется, затрещали.

Верткий с влажным хрустом врубается в грудь «шестопера». Дамп будто налетел на невидимую ветку. Его подбросило в воздух, он почти сделал обратное сальто. Ну, чутка не докрутил, приземлился прямо на голову.

«Топор» уже близко, он замахивается, поднимая оружие над головой. Бинты и тряпки, которыми обмотано его тело, развеваются на ветру, и становится видно, что болт почти полностью засел в животе.

Дамп поднимает над головой свое оружие.

Я стою перед ним с чо-ко-ну в руке. Никогда так не делайте, если у вас есть хоть малейший шанс выжить. Мне-то пофиг ваще, все равно умирать скоро.

Топор со свистом идет вниз. Я стою на месте не двигаясь. Со стороны кажется, будто я решил расстаться с жизнью. Ага, как же!

В последний момент я плавно отхожу в сторону, пропуская топор мимо себя. Дамп пытается изменить направление удара, но не успевает! Удар проходит впустую, а я цепляю дампа луком чо-ко-ну за шею и, подставив подножку, опрокидываю на землю.

Получи, сука мазафакерская!

Дамп падает, я бью его ногой в живот (как раз туда, где торчит хвостовик болта), размахиваюсь арбалетом и луплю им со всех сил. Ложе треснуло. А и хрен с ним!

Я наношу удар за ударом, несмотря на то, что голова дампа уже превратилась в месиво. Сдохни, куча гнили!

Тупой удар в спину отрезвляет меня. Что-то толкнуло так, что я чуть не упал, но все-таки удержался на ногах. Что за хрень, мотать ее в душу?

Точно! Арбалетчик! Совсем забыл о нем. И вот поплатился. Эти сволочи меня все-таки убили…

Мельком смотрю вниз. Мать-перемать! Из правой части груди торчит наконечник болта. Вот так нифига себе!

Я туповато пялюсь на болт, трогая его пальцами. Вот это поворот… Так, нужно завалить стрелка, пока не пришла боль. Только так, это последний шанс. А болт? Болт не так уж и страшен. Может, потом хвастаться буду, как я, вооруженный лишь легким завтраком и болтом в груди, справился с семеркой дампов, а потом…

Я потряс головой. Что за чушь в голову лезет? Интересно, это у всех так перед смертью?

Арбалетчик спешно перезаряжает оружие. Я, пошатываясь, подбегаю ко второму дампу, в груди которого застрял мой томагавк. Я вырываю свое оружие из тела мертвого врага. Верткий, дружище, давай-ка, не подведи!

Мы с дампом вскидываем оружие одновременно. Он арбалет, а я томагавк.

Выстрел. Бросок.

Болт с силой ударяет в меня, опрокидывая на спину. В глазах потемнело от боли – помимо всего прочего древко первого болта сместилось в ране.

Я тупо лежу и пялюсь в серое небо.

Лежу.

Лежу…

Хм, смерть, ты где? Давай быстрее, а?

Странно, почему я еще жив?

С трудом поднимаю голову и смотрю на себя. Вот торчит из груди первый болт. А где второй? Что за чертовщина?

Я сел. Ох, как же погано… Но терпимо. Так, раз уж я жив, то где арбалет и что с дампом?

Первым замечаю дампа. Тут все понятно, Верткий торчит у него в голове. О! А вон и мой чо-ко-ну. Ага, и тут все понятно. Видимо, я машинально вскинул руку и болт дампа вонзился в многострадальное ложе.

Я кое-как встал. Охо-хо… Осмотрев рану, я попробовал дернуть болт. Мать! От вспышки боли я упал на одно колено. Не, так не пойдет, пусть уж лучше там остается. До дома.

Я поднялся и осторожно, стараясь не растревожить рану, вдохнул прохладный воздух. Откуда-то с востока ощутимо тянуло гнилью. С наслаждением принюхался. Улыбнулся. Живой. Пока что…

Грудь ныла. Я поморщился. Прорвемся. До дома недалеко. Нужно попробовать дойти, постараться.

Сейчас… надо только… отдохнуть… чуть-чуть… и идти…

Я осторожно присел рядом с трупом дампа. Странно, дышать как-то… тяжело, что ли? Я попробовал вдохнуть поглубже. Ах ты ж, бабушку твою да за коленку! Хорошо, что не вырубился от полноты нахлынувших ощущений.

Так, ладно. Сейчас малость… передохну…

Эй, что это за забавные черные пятнышки в глазах? Сам того не заметив, я аккуратно завалился на бок.

В груди раздаются какие-то хрипы. Дышать можно только малюсенькими вдохами – все остальное отдается волной боли. Сейчас, когда бой закончился и я успокоился, даже пальцем на руке пошевелить проблематично, любое движение отзывается страшной болью в груди.

Но я не хочу умирать. Не хочу! Особенно вот так, когда ты выиграл, может быть, главный бой своей жизни, умереть вдвойне обидно.

Так-так-так, что это я расплылся по земле как дерьмо крысособачье?! Давай, Рив! Соберись, тряпка!

Опираясь левой рукой, а правой придерживая болт, я кое-как поднялся. Вау! Вот это качка! Так даже с поллитры самогона не бывает, мотать твои облигации!

«Не дойду» – внезапно понял я. Как есть, не дойду.

И что делать? Просто лечь и ждать смерти? Ха-ха, неееет, хренушки! Острозубов так просто не возьмешь!

И вот тут мой взгляд натыкается на Поле.

Осознание врывается в разум.

ШАНС.

Я помню рассказы о нео, что прожигали себя, становясь умнее, сильнее, быстрее. Может, и меня оно исцелит?

Или добьет. Только тогда придется помучиться.

Доковыляв до Красного Поля, я только посмеялся над собой. Дойти до дома! Ага, как же! Я до поля-то еле дошел, какой там дом!

Поле Смерти.

Я стою перед ним. Страшно. Причем неизвестность куда страшнее смерти. Что будет со мной? Может, я стану безмозглым мутом? Меня передернуло. Нет, стать чем-то иным, вот что самое страшное! Но что мне остается?

Верить и надеяться.

В голове во второй раз за этот такой длинный день мелькнула мысль:

«Я принимаю бой!»

– Ну что, Поле? Сразимся? – ощерился я.

И шагнул вперед.