Глава 1 (XIX век)

Штурм Новой Вологды

Новая Вологда 1819 год

— Я вот одного не понимаю, что нам делать с этими вундервафлями?! — возмущался я, ходя вокруг груза с усовершенствованными ружьями Пакла. — Мы их даже собрать не можем!

— Влад, прости, с чем? — вмешался Ромеро.

— Не обращай внимания, — поморщился я. — Это просто дурацкое слово привязалось.

Доминика лишь зевнула, демонстрируя, что она здесь вообще не причём. Что ей приказали, то она и доставила.

Мы нашли героического партизана Рауля Ромеро на третий день после встречи с посланником от Рылеева, на перевале. Он нам и рассказал, что произошло. К счастью, англичане пока не знали, кого они арестовали. Вернее, не подозревали, что это лидеры восстания. Приехавший из Спокан-Хауса Каткарт узнал о разгроме в своём доме и почему-то обвинил в произошедшем Рылеева. Русские дворяне Побережья во главе с графом Резановым попытались воспротивиться аресту, но попали под раздачу как сообщники. Ромеро, услышав об этом аресте, зачем-то подступил с бойцами к городу, хотя было бы проще дождаться перевозки арестантов и освободить их по дороге. Но теперь британцы настороже, и будет в разы сложнее вызволить их из заключения. Оставалось только одно: раз уж подошли к городу, то надо его брать и освобождать наших пленников. Потому что для перевозки Резанова и Рылеева из Анхелеса выслали отряд кавалеристов. Джордж Каткарт после того, что сотворил Ромеро, смог убедить и Элфистона, и Локхида, что пленные чрезвычайно важны и опасны.

Так что теперь я сидел и раздумывал над всем этим и выспрашивал у командира герильерос о наших возможностях.

— Рауль, а вообще, сколько у нас человек?

— Если считать с французами, то пятьдесят.

— А когда наших узников отвезут в Анхелес?

— Точно не скажу, но отряд должен прибыть в город дня через три.

— Отлично, — только и выдохнул я. — У нас пятьдесят человек и только три дня, чтобы освободить наших лидеров из британского плена.

— Ты не умеешь считать, Влад, — вдруг вмешалась Доминика.

— О чём ты?

— Мне кажется, что ты забыл о жителях города.

Я посмотрел на неё удивлённо. Она мне ответила столь же удивлённым взглядом, как будто не понимая, как можно быть таким идиотом.

— Влад, это Новая Вологда, населённая людьми, которые ненавидят англичан. Как нам сказали наши лазутчики, только вчера произошло три столкновения горожан с колониальными войсками.

— Вечно у вас, у поляков, стремление въехать в город на белом коне и громко заявить: «вперёд, сограждане, долой диктатуру!», только кончается всё как-то однообразно, — съехидничал я. Но сам задумался. Доля правды в её словах, несомненно, была. Народы Побережья к мятежу были вполне готовы. Революционная ситуация, подогреваемая лидерами, назрела и требовала выхода. Но арест этих самых лидеров грозил выпустить пар в трубу. Необходимо было принимать срочные меры.

— Надо поднимать мятеж в Новой Вологде, — сказал я. Доминика закатила глаза. — Рауль, твои люди, те, кто незаметно проникает в город, могут оповестить местных жителей, только очень осторожно?

Тот кивнул. Я начал обдумывать. Конечно, сразу же вспомнилась классика — бой за Санта-Клару, который вёл команданте Че при поддержке местного населения. То есть, когда повстанцы, проигрывая правительственным войскам и в вооружении, и в численности, двумя-тремя удачными ударами деморализовали гарнизон Батисты и взяли стратегический город. Да, в этом что-то есть. И ещё один важный момент.

— Рауль! — позвал я. — Кто из твоих людей, проникавших в Новую Вологду, сейчас здесь?

— Хосе, ты должен помнить его — метатель ножей, — отозвался испанец.

— Превосходно! Значит, я пойду с Хосе в город, чтобы возглавить мятеж нововологодцев. Ты же будь наготове, поддержишь нас ударом извне.

Заметив недоумённый взгляд Рауля Ромеро, я объяснил:

— Знаешь, там, где я вырос, есть поговорка: если хочешь, что бы дело было сделано хорошо, сделай его сам. Лучше быть на месте и всё контролировать.

— Ты суёшь голову в пасть льву, — без иронии заметил партизан.

— Пойми же, что только так надо! Кто-то должен координировать горожан, иначе получится полная неразбериха и погибнет много народа.

* * *

Была своеобразная ирония в том, что я расположился за зданием британского гарнизона. Просто не было у меня другой возможности, несмотря на то, что это был очень сильный риск. Британцы сейчас напряжены и подозрительны, краткий период, когда на Побережье правил Шербрук и была тишь да гладь, закончился. И хоть в руководстве колониальной администрации сейчас идёт грызня между Локхидом, которому присвоили генеральское звание, и трижды аристократом Элфистоном, английские войска боеспособны, как и раньше.

Собственно британский гарнизон расположился в деревянном форте, который раньше был просто русской крепостью. Из камня были выложены только стены. Да и то их возвели при оккупации с целью защиты от местного населения.

У этого дома был существенный бонус. В пристройке для слуг хозяин дома поставил пушку, нацеленную на стены форта. Давно ещё, как только англичане здесь появились. Слуги отнеслись к этому с пониманием и не сдали его, даже когда господина забрали вместе с Резановым и Рылеевым. Что было опять-таки весьма удивительно для меня, человека XXI столетия. Пристройку, естественно, никто не обыскивал, всё-таки XIX век, в ходу ещё классовое расслоение и сословные предрассудки. А когда в городе появился я в сопровождении Доминики и Жана (они увязались со мной, и бесполезно им было объяснять, что они тут не нужны), сразу поделились со мной ценной информацией. Поэтому я занял дом, а после, оставив друзей сторожить пушку, стал бегать по городу и обговаривать с недовольными горожанами планы мятежа.

И здесь мне просто нереально повезло. В одном из домов я наткнулся на Афанасия Сверчкова. Уроженец Ясенева Перевала, опытный моряк, скрывшийся после начала оккупации на Аляске, где и познакомился с Кондратием Фёдоровичем, и ставший его помощником. Он и в этот раз успел улизнуть, когда арестовывали его начальника, и все последние месяцы прятался по погребам местных жителей. Малый он был толковый — потомок новгородских поселенцев, но не знал всей полноты картины, пока не прибыл я и не обрадовал, что за городом ему готов придти на помощь Рауль Карлос Ромеро Торо. Я, правда, не стал уточнять, что эта помощь не слишком велика.

Сверчков плавно отодвинул меня от руководства баталией и сам возглавил атаку на британский форт. Военный опыт, хоть и небольшой и преимущественно партизанский, у него, в отличие от меня, был. Штурм мы начали после полуночи, а сигналом к бою у нас были выстрелы из спрятанной пушки.

Народ здесь оказался не только свободолюбивый, но и дисциплинированный. Поэтому, когда пушка только шарахнула по стене, никто не побежал лезть в образовавшийся проём. Дождались, когда мы ещё пару раз выстрелим и развалим восточную стену окончательно.

Только после этого толпа ломанулась штурмовать британский форт. Хотя, слово толпа здесь некорректно. Ребята были хорошо организованы и знали свой манёвр. В форт они, конечно, ворвались на реактивной скорости, пока англичане не опомнились. Но вот внутри, под руководством Афанасия, они действовали вполне профессионально. Не бегали по нему, беспорядочно паля направо и налево, а уверено оттесняли растерявшегося противника и выбивали по очереди то из одного здания, то из другого. Опять же, Сверчков додумался до того, что патрули, рассеянные по городу, надо начинать отстреливать при первом пушечном залпе, а не дожидаться, пока они сбегутся на звуки битвы. Единственное, что меня удивляло, — так это почему Афанасия раньше не нашли разведчики Ромеро. Не буду врать и преувеличивать своих заслуг, но Новую Вологду у британцев отбили Афанасий Сверчков и Рауль Ромеро. Всё правильно в наших учебниках истории написано. Просто иногда обидно встречать в исторических работах такие пассажи: «Что делал В. Ясенев во время битвы за Новую Вологду, неизвестно, высока вероятность, что он к тому времени не возвратился из своего путешествия в Новый Орлеан». Да, пусть мне только и разрешили, что из пушки пострелять, но я там был и даже получил боевое ранение.

Итак, выстрелы из пушки смели восточную стену. Хлипковата она была. Её только собирались укрепить как следует, но к началу битвы это скорее был высокий каменный забор, нежели серьёзное укрепление. Увидев, что в крепость начинают стекаться вооружённые горожане, я тоже решил не ждать и вместе с Жаном попытался присоединиться к повстанцам. Сделал, кажется, пару выстрелов в направлении деревянных строений из винтовки, как вдруг меня из окна окликнула Мина.

— Влад! Какой-то офицер вырвался из форта!

Я прекратил стрельбу и, пригибаясь, вернулся к дому. Доминика уже подводила осёдланного коня. Не моего Ганнибала: он остался в лагере Ромеро, а из конюшен хозяина.

— Как чувствовала! — выдохнула она. — Офицер-британец, поскакал к озеру.

— К дому Каткарта! — воскликнул я и, не раздумывая, вскочил в седло.

Я нёсся по пустым улицам ночной Новой Вологды. И только многочисленные женские лица, чьи мужья сейчас штурмовали форт, провожали меня задумчивым и тревожным взглядом. Следом за мной неслась Мина, тоже на одолженной лошади. Похоже, ночные скачки по городу с красивыми женщинами у меня входят в традицию. И в том же направлении, что самое смешное. Только женщины меняются.

С городских окраин уже доносились выстрелы. Это партизаны Ромеро, которым мы забыли подать сигнал, но они по звукам выстрелов поняли, что началось и присоединились к празднику.

Тем временем мы на полном скаку подлетели к поместью Каткарта, напоминавшее сейчас растревоженный муравейник. Похоже, хозяин не стал изображать из себя героя и решил просто сбежать. Мы с Миной слезли с коней и побежали к главному входу, но тут раздался выстрел. Я выругался. Надо было подумать, что раз майору надо выиграть время, то его люди постараются меня задержать как можно дольше. Я и Доминика отъехали назад и слезли с лошадей. Грустно посмотрел на свой пеппербокс: при всех достоинствах этой машинки, у неё был и недостаток. По дальнобойности с винтовкой британского солдата ей было тягаться бесполезно. К счастью, Мина уже придумала свой план.

— Стреляй по воротам! — скомандовала она. И я увидел, что она натягивает тетиву лука.

— Откуда? — только и поразился я, однако гордая дочь польского народа не снизошла до ответа, только нетерпеливо мотнула головой — мол, чего медлишь.

Я отбежал от неё и выстрелил в сторону ворот. В ответ раздался выстрел и почти одновременно — свист стрелы и короткий вскрик. Я выстрелил ещё раз, но в ответ уже не стреляли. Мы побежали к воротам, которые были не заперты.

— Дом горит! — крикнула Мина. И действительно, из окон восточной части дома валил дым.

— Конюшня! — догадался я и бросился к пристройкам. Нетрудно догадаться, что Каткарт просто поджёг свой кабинет, а сам собирается бежать из города. Правда, до конюшен я не добежал. Слуги майора, заметив меня, открыли по мне огонь — одна пуля свистнула около виска, оставив небольшую царапину, а другая попала в плечо. Я вскрикнул и шустро отпрыгнул за угол дома. К счастью, меня ранили в левое плечо. Да и то не опасно, насколько я понимал в ранах. Впрочем, правая рука и пеппербокс по-прежнему при мне. Я попался на глаза не только слугам, потому что я услышал даже не крик, а рёв Крысы Роджерса:

— Это та сволочь, что убила моих ребят в Новом Орлеане! Я ему сверну шею голыми руками!

Что ответил ему Каткарт, я не услышал. Вероятно, напомнил, что важнее всего сейчас скрыться. Впрочем, это было неважно. Пожелает или нет Крыса мне отомстить, но майор, а именно он был мне нужен, скроется в любом случае. Слуги сумеют меня удержать. За углом раздалось ржание и стук копыт. Я только выругался и присел на корточки, впрочем, держа пистолет наготове. Минут через десять ко мне подбежала Доминика. Её лицо было в саже.

— Кое-что удалось спасти из горящего кабинета, — сказала она. Не знаю только, пригодится или нет. У тебя как успехи?

— Никак: Каткарт скрылся, — и крикнул слугам: «Сдавайтесь, уроды! Выходить по одному, без оружия и с поднятыми руками. Кто не сдастся, тех добьёт подкрепление, которое вот-вот прибудет сюда.»

Подействовало. Из-за угла, подняв руки, вышли три солдата. Хмуро посмотрев на меня, самый старший сообщил:

— Мы военнопленные, поэтому требуем относиться к нам соответственно.

— А с какой страной вы воюете? — издевательски улыбнулся я. Солдаты побледнели.

— Ладно. Страну мы придумаем, чтобы вам не так грустно было. Мина, у нас есть верёвка?

— Чтобы повеситься? — не удержалась от ехидства она.

Я только рукой и махнул.

* * *

Пленников у нас забрал прискакавший с подмогой Жан. Мы же вернулись к форту, где уже закончилась битва. Наши победили и, освободили томившихся в заключении лидеров мятежа Оставалось только придумать куда деть оставшихся в живых английских офицеров. Здание-то было разрушено. На руинах форта выступали по очереди Резанов и Рылеев. Я почувствовал дикую усталость и не стал подходить к ним, понимая, что когда понадоблюсь, то найдут и озадачат. Слез с коня и сел, прислонившись к стене. Доминика всё-таки проследовала вперёд, а я сидел и смотрел в ночное небо Калифорнии, которое сегодня было безоблачным. И я понял что, я наконец нашёл свой дом. И чтобы не происходило теперь, я счастлив. Осталось только выиграть войну, прогнать британцев, найти Аню и построить свой дом. Где вечерами, после трудного дня, сидеть на крыльце и смотреть в прекрасное звёздное небо.

Мимо проехал, поприветствовав меня, Ромеро. С трудом вернувшись в реальность, я вдруг спросил у него:

— Какое сегодня число?

— 19 сентября, да уже девятнадцатое, — ответил он и уточнил. — По католическому календарю.

— Значит, пишите так: Девятнадцатого сентября 1819 года началась война за независимость Побережья от британской короны.

Мы с Ромеро дружно рассмеялись, и он поскакал к нашим освобождённым товарищам, чтобы их поприветствовать. Я тоже поднялся. Впереди ещё много дел, самое главное из которых — вернуться с этой войны живым и героем. Потому что такие девушки, как Аня, любят героев.

 

Глава 2 (XIX век)

Гонцы

Побережье 1819 год

После захвата Новой Вологды прошла неделя, и за это время мы успели отбить две атаки англичан. Это были не военные операции, а в первом случае конвой из Анхелеса, во втором — случайный патруль. Покидать занятый город мы не собирались, наоборот, расширяли район сопротивления. У нас появились собственные патрули, которые следили за окрестными дорогами и в случае появления регулярных войск должны были оповещать город.

Я провалялся с ранением в постели всего один день, ровно до того момента, пока за мной не пришёл Рылеев и не сказал что-то вроде «не время болеть, ты нужен революции».

Следуя ещё не написанным в этом мире заветам команданте Че, наши лидеры расширяли область восстания, поэтому они и рассылали гонцов по всему Побережью. Доминику, например, они вместе с Жаном отправили в Анхелес, чтобы получить информацию от Эммы с Диего.

Мне вместе с Афанасием Сверчковым предстоял нелёгкий путь на север. Надо было объехать ряд поселений с почтовыми функциями. То есть передать письма Резанова с инструкциями, как действовать дальше, нужным людям.

Первым у нас на очереди был Новый Слайго, тайное поселение ирландцев на берегу пока безымянного залива, случайно открытого Иваном Кусковым. История его была типична для этого времени. Ирландцы, служившие в британских войсках, не отличались особой лояльностью и при удобном случае старались дезертировать. Поначалу они скапливались в Ясеневом Перевале, но после знакомства с русскими мятежниками были переселены в это место, чтобы случайно не попались на глаза англичанам. Каким образом им удалось вывести с Изумрудного острова семьи, для меня осталось тайной за семью печатями. Как и всякий народ, долго живший в условиях оккупации, они были чрезвычайно изобретательны на способы обмана начальства.

Встречал нас Патрик Флэтли, о нём я кратко упомянул, рассказывая о совещании у Резанова. Письмо было адресовано ему. Судя по всему, там шла речь о координации действий, потому что, прочтя послание, он кивнул и сказал, что всё будет сделано в срок.

Следующий пункт назначения был Каменск. Небольшая крепость, затерянная среди лесистых холмов Калифорнии. Британцы не знали об её существовании, так как основана она была незадолго до оккупации. Здесь мы встретили Павла Резанова и Совушку. После того, как мы освободили девушку из дома Каткарта, её хотели отправить на Аляску, к Камаевым, а Павел вызвался её сопровождать. Но потом планы и обстоятельства изменились, и они укрылись в крепости, дожидаться развития событий. Собственно, одно из двух писем было ему и адресовано, он не стал скрывать от нас его содержания: отец приказывал вернуться домой, потому что он был ему нужен в Новой Вологде. Второе письмо мы отдали командиру гарнизона и поехали в Ясенев Перевал.

* * *

Я раньше не упоминал о роли духовенства в борьбе с английскими оккупантами. И вовсе не потому, что я безбожник и не люблю этих оптовых торговцев опиумом для народа. Просто не особо и велик этот вклад, хотя разные случаи бывали. К примеру, Католическая Церковь официально вообще никак не реагировала на происходящее на Побережье, как будто никакой Калифорнии вообще не существует, однако здешнее духовенство вело себя почти так же, как аристократия. Улыбалось оккупантам и поддерживало борцов за независимость. Например, к отряду Ромеро прибился некий священник, которого все называли падре Хосе. Нёс тяготы партизанской войны наравне с остальными членами отрядами, вот только за оружие не брался, исповедовал, отпускал грехи, читал заупокойные по необходимости.

Православные были представлены здесь двумя ветвями: староверами и «правящей в России церковью». Староверы недолюбливали и Российскую, и Британскую Империи, поэтому активно содействовали повстанческому движению, невзирая на то, что его лидеры были людьми светскими. «Правящая» занимала такую невнятную позицию, что начала раздражать даже собственных прихожан. Ну и, естественно, протестанты, которые были лояльны действующей власти.

Но, как и было сказано, религия не оказывала никакого влияния на нашу войну за независимость. За исключением пары случаев, как история падре Хосе и наше с Афанасием проникновение в Ясенев Перевал.

Город относился к трём населённым пунктам Побережья, в которых британцы предпочитали держать усиленные войска. Про Анхелес я уже упоминал, и был ещё Форт-Саусберн, крепость, построенная рядом с разрушенной крепостью Росс и миссией Святого Франциска Ассизского.

Фокус был в том, что британцы сосредоточились именно на юге Калифорнии, то есть испаноязычной части Побережья. Именно там была административная столица — Анхелес, а также крупные форты вроде Саусберна и Кингхема. Север они контролировали хуже, если не считать каких-то странных дел в Спокан-Хаусе майора Каткарта.

В город мы проникали ранним утром, накануне Нового Года по григорианскому календарю, переправляясь через реку на лодке. Её послал за нами настоятель церкви Архангела Михаила, отец Макарий. Церковь эта была старейшей в Ясеневом Перевале, по легендам, построена чуть ли не при основании города. Макарий был очень популярной фигурой в городе за счёт своих личных качеств и харизмы. Здоровенный мужик с густым басом, аккуратно постриженной бородой, рано облысевший, внимательно следящий за благополучием не только своей церкви, но и окрестных улиц, он был, как скажут в будущем, «крепкий хозяйственник», помогая людям, притом не кормя голодных, а давая им работу, выгодно отличаясь от популистов.

— Приехали, ироды! — шумно поприветствовал он нас. — Ну что там Кондрат мне пишет?

Афанасий, уроженец Ясенева Перевала, приветствовал отца Макария как положено: в церковь Архангела Михаила он ходил ещё в детстве. Я же отделался лёгким кивком головы.

— Ишь ты! — удивился Макарий. — Католик что ль али магометанин?

Поскольку термина «агностицизм» ещё не существовало, я назвался деистом.

— А это что за зверь? — удивился священник. Как мне показалось, немного наигранно.

— Что может человек знать о том, кто создал наш мир, если он о себе-то толком не знает?

— Вольтерьянец, — вынес вердикт Макарий. — Как и Кондрат. Тьфу ты! Что ж за напасть? Как человек прочтёт пару книг, так и начинает сомневаться, говорить, что мы ничего знать не можем. Как так не можем? Исус же был и всё нам сказал!

Я промолчал. Насчёт существования Христа можно и поспорить. Да и сказал он такое, что даже наука XIX века с лёгкостью опровергает. Но не хотелось. И Макарий это понял по моему взгляду.

— Ааа, мать вашу, культуру, — махнул он рукой. — Не до диспутов богословских сейчас.

С этими словами священник распечатал конверт. Прочитал. Хмыкнул. Пробурчал себе в бороду: «Ну вот, устроили на старости лет на побегушки к поэтишке».

— Ладно, пойдёмте сейчас за мной, покажу я вам человечка одного, он хоть и еретик-латинянин, но тоже эти рожи аглицкие не выносит, так как родился на соседнем острове.

И с этими словами Макарий отвёл нас в какой-то закуток, чуть ли не хозяйственную пристройку, и указал на спящего в углу человека. Как нетрудно было догадаться, ирландского дезертира.

— Хватит спать! — возгласил священник, подражая иерихонской трубе. Солдат вскочил, ошалело огляделся. Потом заметил нас.

— Вот, — пробурчал служитель культа. — Эти знают, где ваше тайное поселение находится.

— Эван О'Браен, — представился парень. — Служил…

— Да без разницы им, где ты лямку тянул, олух царя небесного! Ты основное расскажи! Что ты мне говорил про майора аглицкого, который из Новой Вологды сбежал, как только там запахло жареным.

— Извините, пожалуйста, — очухался солдат и перешёл на английский, чтобы ничего не упустить. Священник, который тоже знал этот язык, периодически уточнял, что он там лопочет. Со слов дезертира, картина вырисовывалась следующая.

Сбежавшие из Новой Вологды Джордж Каткарт и Кристофер Роджерс через неделю объявились в Ясеневом Перевале. Рассказали о мятеже полковнику Эмерсону и, забрав полсотни солдат, ушли в Спокан-Хаус.

— И что такого? — удивился я. Про какие-то дела на севере Джорджа Каткарта знали все.

— А то! — возмутился Макарий. — Знаю я их, прости Господи, Хаос. Нет там крепости, не было и не скоро будет. Фактория там торговая. И солдат разместить негде. Вот что думаешь, вольтерьянец!? Зачем ему там…

— Если он только не ведёт свою игру… — задумчиво пробормотал я и посмотрел на Сверчкова. Афанасий ничего не понял: ему никто не рассказал про хитрый замысел принца-регента. — Хорошо. Я вам сейчас расскажу, что замыслили господа англичане специально для наших лесов и гор.

После того как мы ушли из хозяйственной пристройки, пообещав дезертиру захватить его на обратном пути и доставить прямиком в Новый Слайго, я рассказал всё, что мы знали о замысле принца Георга. Мой рассказ занял минут десять.

— И мне кажется, что Каткарт как посвящённый в замыслы принца ведёт свою игру на этом поле. Возможно, он сам хочет стать королём будущего королевства.

Ну, а что? Белым раджам на Сараваке удался такой фокус, хоть и в середине XIX века, но какое это имеет значение, если наш герой твёрдо нацелился на корону, пусть и небольшого королевства в глуши и на краю света?

— Или ещё что, мало как можно руки нагреть, — задумчиво пробормотал отец Макарий.

Однако нашу беседу самым неожиданным образом прервали. В помещение вбежал служка, тяжело дыша, он оглядел помещение безумным взглядом.

— Отец Макарий! Там такое… такое… там отряд солдат. Требуют выдать им прибывших к вам утром мятежников.

* * *

— Я вам говорю, отроки: нет здесь никого, кроме тех, кому положено быть, — вещал священник, стоя перед запертыми воротами, вёдшими во двор церкви.

Отряд — это, конечно, сильно сказано. За воротами выстроился взвод «красных мундиров». Мрачные солдаты, возглавляемые молодым лейтенантом. Бойцы нервничали, так как их окружали местные жители, настроенные очень недружелюбно. И будь на его месте кто постарше да поопытнее, ситуация могла разрешиться по-другому. Но он отдал команду ломать ворота. Ему попытался возразить сержант, но лейтенант в очень резких выражениях потребовал выполнять приказ.

Нехотя солдаты приступили, они поминутно оглядывались, и, собственно говоря, правильно делали. Потому что буквально после первых попыток сбить замок раздался крик:

— Братцы, нехристи церковку нашу поломать хотят!

Потомков старообрядцев, бежавших от расправ никонианцев, в Ясеневом Перевале было немного. В основном та волна переселенцев осела в Гаврииловске, позже часть перебралась в Порт-Беринг. Но рассказы, которые они принесли с собой, передавались из поколения в поколение. Поэтому Российскую Империю здесь и недолюбливали, и собственно говоря, не удивились, когда их обменяли британцам на уступки в польском вопросе.

К появлению британцев отнеслись настороженно, но пока не трогали уклад, чувствуя, что ситуация может выйти из-под контроля в любой момент. Это в Новой Вологде, Елизаветинске и других городах они вели довольно жёсткую политику. Но вот Ясенев Перевал и Анхелес были похожи на бочки с порохом, готовые взорваться в любой момент. Вероятно, по этой причине в головах британцев и созрел план предоставления Калифорнии формальной независимости.

Толпа недовольно загудела. Офицер крикнул что-то резкое, и в солдат полетели камни. Оставив попытку сломать ворота, солдаты повернулись к толпе и ощетинились винтовками в её сторону. И тут лейтенант сделал вторую ошибку. Вместо того, чтобы прекратить штурм церкви и, оцепив, взять в осаду, он приказал открыть огонь по собравшимся людям, которые увидели, что церковь уже не трогают, и перестали забрасывать британцев камнями.

Раздались выстрелы. Послышались разрозненные крики, вскоре заглушившиеся истеричным воплем: «Убили ироды, убили! Убивают нас, православные!»

Они забыли, что тут им не Европа. Здесь слабо освоенные земли, а всё население вооружено до зубов и владеет как холодным, так и огнестрельным оружием. По солдатам начали стрелять из окон, а толпа, почуяв кровь, в одно мгновение растерзала пехотинцев. Я махом перелез через забор. Лейтенант был ещё жив, отбиваясь винтовкой от насевших на него горожан. Стрелять уже никто не решался, чтобы не попасть в своих. Я достал свой пеппербокс и одним выстрелом прекратил мучения офицера. Это привело толпу в восхищение.

— Бей лаймов! — раздались крики. И, отхлынув от ворот церкви, толпа понеслась по улицам старейшего русского города на американском континенте, всё увеличиваясь и увеличиваясь. Я смотрел ей вслед, слегка ошарашенный.

Из церковных ворот выскочил Афанасий.

— Что тут происходит? — спросил он.

— Ещё одно восстание, — сказал я. — Жители города начали громить британских оккупантов. Везёт нам на мятежи, правда?

Он посмотрел на меня немного бешеными глазами. Из тех же ворот вышел отец Макарий и очень недовольно посмотрел на трупы британских солдат, потом на раненых на улице.

— Шли бы вы, ребятки, — просто сказал он. — Догоните толпу, возглавьте её. А то ведь лаймы скоро очухаются, и тогда много крови прольётся. И сделанного уже не воротишь…

Священник вздохнул.

— А может, на то и воля Господняя.

 

Глава 3 (XIX век)

Война на улицах

Ясенев Перевал 1820 год

Шёл второй день восстания в Ясеневом Перевале. Всё это время мы провели на ногах, носясь по городу и пытаясь как-то организовать горожан. С трудом, но нам это удалось. Хорошо, что Сверчков был местный, его в городе хорошо знали. В конце концов, мы заняли восточную часть города, так называемые «кварталы простонародья». Британцы удерживали за собой порт, казармы и западную часть, где селились аристократы, купцы, приказчики в общем люди с достатком.

— Выжидают, купчишки, — проворчал Афанасий. — На словах они патриоты, а как до дела дошло, так сразу нейтралитет объявили.

Сверчков был немного несправедлив к купцам и аристократам. Во-первых, половина их сразу сбежала из западной части города, которую здесь, по новгородской традиции, называли «купеческим концом», и присоединилась к повстанцам. Те, кто остались, старались поддерживать связь с ушедшими. Командование повстанцами было чуть ли не единогласно отдано Сверчкову, хотя тот и отнекивался, говорил, что суша не его стихия, что он морской офицер. Но я напомнил ему, то, как он действовал в Новой Вологде, и Афанасий смирился.

Плавно переходя к теме флота. Как раз сегодня англичане пришли к выводу, что проще будет уничтожить восставшую часть с помощью корабельной артиллерии. Благо в порту хватало кораблей.

План был хорош. Чертовски хорош. Командир оккупационных войск, полковник Бенедикт Стивен Мельтон, мог гордиться собой. Такой трюк блистательно поможет лет через сорок, во время гражданской войны в США, правительству раздавить мятежный Нью-Йорк.

Однако всё сгубил один маленький неучтённый факт. Повстанцы Ясенева Перевала были не голодранцами, и своя артиллерия у них имелась. Поэтому после первой бомбардировки города с берега им прилетела очень неслабая ответка.

Командующий эскадры сообразил, что дело плохо, и увёл часть кораблей, которая пострадала в этой дуэли, в порт, а другую часть, уцелевшую, отвёл на безопасное расстояние. Афанасий, воспользовавшись моментом, выделил мне сто человек и приказал захватить порт.

Улицы, ведущие к порту, были защищены хорошо. Англичане, как только началось восстание, сразу блокировали их укреплениями, в которых пара солдат могла удерживать позицию сколь угодно долго. Поэтому я отказался от такого количества людей, попросив раза в четыре меньше народа, но хоть пару пушек. Сверчков согласился на пятьдесят и три пушки, но просил не слишком разносить город. Я и не собирался.

Сначала плотным огнём я вынудил британцев не высовываться с позиций. Потом шарахнул по укреплениям. Это дало эффект, правда, заодно зацепило пару домов и склад, но это всё-таки были допустимые потери. Освободив проход, я потихоньку начал входить на территорию портового района, он же Корабельный конец. Мы продвигались по улицам не спеша, выдавливая британцев к кораблям, которые — вот ведь что забавно! — были непригодны для отступления, потому англичане начали отступать к казармам, со стороны которых к ним шла подмога. Поэтому в самом порту мы задержались, попав в патовую ситуацию. Во-первых, к англичанам подошла помощь со стороны казарм, а во-вторых, их поддерживали моряки. И тут у нас закончились патроны. Британцам же их доставило подкрепление из казарм. Тем не менее, мы смогли закрепиться на складах, которые, к моему огорчению, были заполнены гражданскими товарами, и никаких боеприпасов там не было. Я послал бойца к Сверчкову с просьбой выделить ещё, но тот вернулся через три часа, когда начало темнеть и нас чуть пару раз не выбили с занятых позиций британцы.

Принёс воин неутешительные новости. Как оказалось, Сверчков, дождавшись, когда солдаты из казарм пойдут на помощь к попавшим в тяжёлую ситуацию бойцам в порту, атаковал Купеческий конец и сейчас благополучно штурмует его. Дополнительных боеприпасов не будет: самим не хватает.

Я вспомнил немало польских ругательств, слышанных мной от Доминики Златковской. Высказал я их, преимущественно, в адрес хитроумного Сверчкова, который мог бы и предупредить заранее, что я командую отвлекающим манёвром (после битвы он сказал, что думал, что я догадаюсь).

В общем, мне надо было продолжать отвлекать внимание солдат и моряков. Боеприпасы практически кончились, и наша редкая стрельба уже вряд ли могла их держать. Приказав подогнать те пушки, которыми мы разносили укрепления, я отдал команду стрелять наугад по принципу «куда бог пошлёт».

Он уж послал так послал. Одно ядро улетело в сторону казарм, причём на пороховой склад. Больше в городе не было британских казарм, но было место, «где раньше стояли аглицкие казармы». Второе и третье снесло дом начальника порта, в котором в основном и засело подкрепление.

Оставшимся в живых британцам было весело. С одной стороны засели русские, у которых, по идее, должны были кончиться боеприпасы, но, по той же идее, артиллерии и быть не должно было. Другая сторона горела синим пламенем. Город-то преимущественно деревянный, чай Орегон вам, а не пустыня Мохаве. С третьей было море. А моряки же бросали корабли и на лодках удирали в сторону уцелевшей части эскадры, потому что в городе творилось не пойми что. То с берега стреляют, то склад взорвался.

Оставалась ещё одна, четвёртая сторона, но там опять сидели мы. Правда, сидели тихо, потому что боеприпасы кончились там раньше всех. Так что для отступающих британцев оказались неприятным сюрпризом с десяток готовых к рукопашной бойцов. Подумав, что это дело бесперспективное, и хрен знает этих русских, что они ещё придумают, солдаты сдались.

Наш триумф усилился после того, как примчался гонец от Сверчкова. Как оказалось, после того, как взорвались казармы, Мельтон приказал выкинуть белый флаг и полностью капитулировал. А вот остаткам эскадры удалось уйти, — как всем показалось, — в сторону Анхелеса.

* * *

После взятия города Афанасий занял дом коменданта, который до оккупации принадлежал русско-американской компании. Он превратил его в штаб по обороне города. Туда он и вызвал меня.

Я с трудом нашёл нужное мне здание, так как в городе был первый раз. Хорошо, что местные жители, видя мой потрёпанный вид, понимали, что я один из тех, кто освободил город от оккупантов, и потому с радостью указывали мне дорогу.

Отличить его было очень просто. Это был единственный каменный дом в Монетном конце (что-то вроде делового района города.) Все остальные были деревянные. Это потом, после войны, здесь будет самый настоящий строительный бум. Пока же город выглядел немного патриархальным и как будто сошёл с картинок о Древней Руси.

Внутри дом напоминал муравейник, да простят меня за избитую фразу, но могу назвать его и термитником. Там сновали то купцы, то дворяне, то солдаты и священники. И от всего этого спрятался Афанасий Сверчков. Где-то очень глубоко, в дальней комнате, которая была его кабинетом во время работы в Компании.

— Знаешь Влад, — сказал Афанасий. — Мне кажется, на Аляску ты отправишься один.

— А мне уже не кажется, — возразил я. — Я уверен. Ты не можешь покинуть город сейчас.

Да, гарнизон Ясенева Перевала сдался, но по окрестностям разбросано ещё немало войск. К тому же эскадра ушла в Анхелес, а значит, стоит ждать неприятностей и оттуда. Сдать город без боя англичанам мы не имели права, а значит, нашу миссию мне придётся завершать одному, потому как Сверчков более толковый командир.

Это понимали все.

— Поэтому мне будет нужен проводник.

Сверчков сокрушённо покачал головой.

— Что такое?

— Влад, как ты представляешь себе путешествие до Новоархангельска зимой? Ты, кстати, не забывай, что он находится на острове!

Да, погода, конечно, была не очень холодная, но всё равно ничего приятного. Вперемешку то дожди, то снег.

— Погоди. А мы как тогда?

— На торговом корабле уйти… но после начала мятежа все торговцы снялись с якоря и ушли чуть раньше. В принципе, правильно сделали, но вот нам от этого не легче.

— Да не поверю, — вдруг сказал я, словно по какому-то наитию. — Не может быть, чтобы все так сразу и ушли. Кто-то укрылся не очень далеко, в надежде на повышенный спрос на его услуги после того, как восстание закончится.

— Ну, если хочешь, поищи, — поморщился Сверчков. — Я пока тоже кое-что попробую сделать.

С этими словами он выпроводил меня.

Парадокс, но кроме церкви Архангела Михаила мне было больше некуда идти. С бойцами я, конечно, познакомился, но где мне их искать по рабочим районам? После такой ночи хотелось просто выспаться, а не искать какие-то корабли, чтобы идти на Аляску.

Отец Макарий проворчал что-то по поводу «бесхозных вольтерьянцев», но пустил в каморку поспать. Там, где раньше прятался ирландский дезертир. Собственно говоря, он и помог мне.

Когда я, выспавшись, совершал вечернюю прогулку вокруг церкви (курить настоятель прогнал меня за территорию церкви) с сигарой в зубах, я собственно, и столкнулся с этим дезертиром, который ходил в мундире, но со споротыми знаками отличия.

— Как дела, Эван? — поприветствовал его я. У меня хорошая память на имена.

— О! Просто великолепно! — обрадовался мне он. — Удалось предупредить своих соотечественников, и, когда ваши начали выбивать сасанахов из городов, они просто перешли к вам. Нас сейчас пятнадцать человек. Вы, конечно, правильно сделали, что снесли казармы, но мы тоже остались без жилья. Хорошо, что здешние жители отличные ребята: на улице нас не бросили, поселили в каких-то старых бараках.

— Эван… ситуация немного осложнилась. Мы с Афанасием нескоро сможем тебе помочь…

— А насчёт этого не беспокойтесь! Тут есть один хитрый тип, он обещал нас доставить в Новый Слайго. Ну, понимаете, товары возит, с Аляски к нам, потом в более тёплые края. У него уговор с Патриком Флэтли, так что денег он с нас не возьмёт, но нам придётся подождать, пока он сделает рейс до Аляски.

Ну что тут непонятного. Контрабандист. До Аляски… Стоп!

— Эван! Где этот твой хитрый тип?!

— Да на старой мельнице, а тебе-то зачем?

— Поверь, мне очень нужно на Аляску.

 

Интермедия N1 (XVIII век)

Единственная просьба

Санкт-Петербург 1775 год

Комната была не просто богата, а роскошна. Ярко освещённая, жарко протопленная, она вся была украшена безумным количеством золотых вещей, а в центре на кровати (надо ли говорит, что роскошь и самой кровати и постели тоже была запредельна?) возлежал вельможа, рассеяно читая какие-то бумаги через изумрудную призму. Заметив вошедшего, он их отложил и поприветствовал его кивком головы. Тот ответил:

— Григорий, здравствуй.

— И тебе не хворать, Матвей.

— Я вижу, ты процветаешь…

— Не без твоей помощи, не без твоей помощи…

— Да какая это помощь, ты бы и без меня всего добился. Я так, поддержал в трудную минуту…

— Тем не менее! Посмотри на всю эту роскошь, что меня окружает, а ведь это могло быть и твоим! И я в долгу оставаться не собираюсь. Проси, чего хочешь!

Матвей улыбнулся какой-то грустной улыбкой.

— Я очень многого хочу, Григорий.

— Не бойся, говори! Знаю, что не претендуешь ты на место… — с этими словами Григорий повертел головой, а потом уже тише продолжил. — В общем, чего дать я тебе не могу, ты не хочешь, а остальное… Что ж. Посмотрим.

— Ты слышал, что за океаном Тихим, на землях американских живут люди русские?

— Матвей, не считай меня дураком. Я в детстве не очень-то к наукам способен был, но сейчас благополучно всё наверстал. И да, конечно, слышал, это те, кто сначала из Новгорода от Грозного царя туда бежали, потом староверы, которые про путь их прознали, да ещё много кто, через проход тёплый. Только вот когда Беринг туда отправился, замёрз это проход треклятый. При Елизавете-то мы эти земли под свою руку взяли, но вот душа подсказывает — не удержим, вот ей-богу. Уж больно далеко они, да и англичане с французами и испанцами там крутятся. Города да порты построили, а кому жить в них? И вот если бы не дела государственные, поехал бы туда, к чёрту на рога, от всей мути придворной.

С этими словами Григорий махнул рукой.

— На самом деле, чуть раньше по этому проходу ушли, при деде Ивана Грозного, Иоанне III Великом, — поправил собеседника Матвей. — Но это неважно. Ты про дела государственные очень правильно сказал. Я ими не занимаюсь, так что меня ничего не держит. Волен, как птица. Потому и хочу полететь туда и обустраивать земли, которые Побережьем или Заморьем называют.

— Рисковый ты человек, Матвей… Хотя я тебя понимаю.

— Мой отъезд в Северную Америку решит ещё одну вашу проблему. Окончательно.

— Вообще-то любую проблему окончательно решает только смерть её носителя. Но это было бы с моей стороны чёрной неблагодарностью.

Григорий начал приподниматься с подушек. Потом встал со своего ложа и прошёлся по комнате, запахнув халат.

— Я поговорю с императрицей, а пока расскажи мне подробности, чтобы я изложил их ей, — почти официальным тоном произнёс светлейший князь Григорий Алексеевич Потёмкин, один из самых могущественных людей Российской Империи.

Его собеседник кивнул и, достав карты и документы, разложил их на изящном столике французской работы.

— Смотри, Григорий, вот здесь в заливе и на острове, мы территорию освоили плотно. Ребята Шелихова захватывают территории на Аляске. Так что им мы мешать не будем. Север, конечно, место богатое, но нас сейчас интересует более тёплый климат, потому что Аляску обеспечивать едой надо, а Заморье — оно кормит себя само, а вот колонизаторам хлеб продают по завышенным, очень завышенным ценам, всё-таки потомки новгородских купцов — понимают, что в их руках монополия.

— К тому же, — палец Матвея переместился западнее. — По слухам, которые собрали наши разведчики от индейцев, вот здесь обнаруживали золото, в самородках.

— Любопытно, — процедил князь. — Значит тебе нужно дозволение, денег, разумеется, и…

— Крестьян, — дополнил его предложение собеседник.

Потёмкин шумно выдохнул. Опять прошёлся по комнате.

— Ты же знаешь, что Катя не одобряет вывоз крепостных за пределы страны.

— Да ты что, Григорий, спятил? Заморье — территория Империи со времён Елизаветы.

— Да, точно. Прости, запамятовал. Просто уж больно далеко они… Да и удержим ли? — повторил он свою старую мысль, которая не давала ему покоя. — Там испанские и британские колонии рядом. И, хоть у англичан сейчас там проблемы с мятежниками в североамериканских колониях: балуют те, недовольны королём Георгом, но как только британцы наведут там порядок, так ведь и вспомнят и о западном береге.

— Поэтому, если мы хотим его удержать, то надо укреплять сейчас. Людьми, крепости строить, порты и верфи. Григорий, там же такие леса! А жители Ясенева Перевала прирождённые корабелы. Многие из них потомки архангельских поморов. Пару лет назад случай был. Им испанскую каравеллу пригнали, выкупили у вороватого губернатора в Новой Испании. Так они её не только скопировали, но и улучшили!

Потёмкин только крякнул и покачал головой. Несомненно, его собеседник был прав. Глупо отрицать столь очевидные вещи. Раз Российская Империя пришла на те земли, значит позором будет их упустить.

— А тут что у тебя ещё? — он взял со стола бумаги и вчитался, водя по строчкам своим единственным глазом. — Вот значит как… местное самоуправление. Широкие права… Ты, брат, часом не вольтерьянец?

— А что в этом такого плохого? Государыня-матушка, как ты помнишь, сама изволила увлекаться идеями этого мыслителя. Но здесь, дело не в этом. У жителей Заморья уже сложилась определённая традиция. Гарантировав в своё время потомкам новгородцам сохранение их прав, мы смогли взять их под руку Империи. Но если другим землям, тем, что рядом, не дать таких же вольностей, то это может привести к волнениям в будущем, а то и к мятежу.

Светлейший князь растерянно покивал.

— Матвей, ты прав. Но нам надо будет убедить Катю. Пойми, что это непросто, она баба дюже умная, к тому же не любит эту сибирскую шайку Шелихова, да и к тебе с большим подозрением относится, сам знаешь, по какой причине, хоть ты и не давал повода. Но после этой дурацкой выходки Васьки Мировича она очень подозрительно относится ко всем, кто имеет хоть какие-то права на российский престол.

Князь ещё немного подумал, а потом хлопнул ладонью по столу.

— Давай сделаем так. Я всё обдумаю, закину пару пробных удочек, сам понимаешь, не с руки ломиться напрямую с такими делами к государыне. Ты приходи через три дня, обговорим все детали.

— Уж извини, Григорий, что просьбой своей поставил тебя в неловкое положение…

— Я обещал же. Да и дело это нужное и правильное. И ты всё верно сказал, что нам надо укрепляться на американском континенте.

После этих слов гость распрощался с хозяином покоев. Оставшись один, светлейший князь Потёмкин прошёлся по комнате. Ещё раз просмотрел бумаги, задумчиво покачал головой, а потом крикнул в сторону огромного персидского ковра.

— Яшка! Вылазь давай!

Ковёр затрепетал и оттуда показался некий неприметный человечек, чьего имени и внешности не сохранила история.

— Всё записал? — строго спросил князь.

Тот покивал головой.

— И что скажешь? Искренне он говорил или чего-то задумал?

— Как на исповеди говорил, ваше сиятельство.

Загадочный человек был найден князем недавно и совершенно случайно. Не блиставший ни умом, ни сообразительностью, он обладал двумя ценными особенностями. Во-первых, на раз отличал правду ото лжи, а во-вторых, был не болтлив. Это делало его бесценным сотрудником, и Потёмкин не раз брал Яшку на переговоры, выясняя, где именно союзники и соратники пытаются его нагреть.

— На исповеди, — усмехнулся Потёмкин. — Знал бы ты братец как на исповеди порой брешут, что у Господа Бога, поди, уши в трубочку сворачиваются.

Смущённый, его собеседник замолчал.

— Ладно. Значит, не врёт, значит и правда желает ехать на американский континент, чтобы укрепить рубежи российские. И не посягает на Катин престол…

— Да кто же он такой? — спросил удивлённый его словами Яшка. — Вроде как из разночинцев или мелкопоместных дворян, я не разобрался, но в любом случае, как он может претендовать на царский трон?

— Э, братец, — усмехнулся князь. — Если бы всё так просто было. Помнишь, до Кати была царица Елизавета?

Неприметный человек неуверенно кивнул. Помнить-то он помнил, но не очень хорошо. Яшка был совсем молод, ему было двадцать лет, а когда Елизавета Петровна преставилась, не было и пяти.

— Любовник был у неё. Граф Разумовский. От него и родила императрица сына, которого назвали Матвеем. Фамилию дали по месту, где сиё и случилось, то бишь Коломенский. Ну и титул графа в придачу.

Потёмкин вздохнул и посмотрел на свои руки.

— Можно, конечно, было решить с ним проблему, как с Иоанном Антоновичем, да и мужем Катькиным. Но Матвей человек умный, не давал повода ни разу. Да и помогал он мне в ту пору, когда меня Орловы своими интригами с императорского двора выжили.

Светлейший князь продолжал говорить про дворцовые интриги, про незаконнорожденных детей, не обращая внимания на окаменевшее от ужаса лицо своего собеседника, который уже был не рад, что спросил.

Спустя несколько месяцев было объявлено о создании Тихоокеанской экспедиции, «для исследования и заселения североамериканских земель, принадлежащих и находящихся под покровительством России». Экспедицию возглавил Матвей Алексеевич Коломенский.

До конца своей жизни Григорий Потёмкин покровительствовал Коломенскому, помогая ему и его людям осваивать земли на Западном Побережье Северной Америки. Из метрополии отправилось немало кораблей в колонию с людьми, крепостными крестьянами, которые обретали свободу, едва их нога касалась новой земли. Выкупали их частично на деньги Потёмкина, а частично — на деньги Коломенского. В память о помощи светлейшего князя после его смерти посёлок Лесной переименовали в Потёмкинск. Находившийся южнее Елизаветинска, он вскоре разросся до небольшого города, благодаря своему удачному расположению. Именно в порту этого города в 1792 году и ступил на землю Побережья неприметный человек Яков Васильевич Игнатьев, коллежский секретарь. За те семнадцать лет, что он находился при князе, он немного поднабрался ума и смекнул, что после смерти патрона ему надо рвать когти из Санкт-Петербурга и как можно дальше. Сибирь его не привлекала, а вот колонии на американском континенте бывшего помощника светлейшего князя вполне устроили.

Будучи в курсе всех дел Потёмкина, он естественно, знал и о том, что происходит на Побережье, к кому стоит обратиться и так далее. Поэтому вскоре он обзавёлся своим делом, а потом и женился на девочке из семьи колонистов, и та принесла ему немало детей, которые расселились по всему Побережью, а некоторые из потомков плотно осели в Ясеневом Перевале…

 

Глава 4 (XIX век)

Опоздал!

Новоархангельск 1820 год

Вообще-то я раньше никогда не страдал морской болезнью, но лёгкое судёнышко контрабандиста, что везло меня из Ясенева Перевала, в Новоархангельск бросало из стороны в сторону так, что даже мне сделалось дурно.

Высадившись на причале, я, слегка покачиваясь, пошёл искать нужные мне адреса. Что возил контрабандист, мне было непонятно, да и, честно говоря, неинтересно. Просто в городе было столько проблем, и было непонятно, что здесь можно было купить. Хотя, наверное, можно было продавать тот же хлеб. Это был жуткий 1820 год, когда на Аляску обрушился страшный голод. Правитель Русской Америки, Семён Иванович Яновский, не справлялся с хозяйством своего легендарного тестя — Александра Андреевича Баранова, который умер в прошлом году на острове Ява, возвращаясь в Россию. Но об этом здесь ещё не знали.

Баранов изо всех сил тянул Аляску, но когда Империя нанесла удар в спину, сдав британцам все земли, кормившие этот холодный край, правитель Аляски засобирался домой. Прекрасно понимая, что не в том возрасте, чтобы опять приспосабливаться к изменившимся условиям. Заменивший его на это должности муж его дочери Ирины — Семён Яновский просто не вытягивал. Он не видел, как тяжело даётся Баранову руководство Аляской, не понимал, что в сложившейся ситуации Александр Андреевич выкладывается на все сто, просто чтобы сохранить уже приобретённое.

Когда же понял, было поздно. И винить было в этом некого, только самого себя.

Так что я застал опустошённого человека, думавшего только о том, как бы поскорее вернуться в Россию.

— Кто вы вообще такой? — спросил он, закончив чтение письма от графа Резанова. Мне даже показалось, что он был слегка нетрезв.

— Я посланник командующего армией Побережья, графа Николая Петровича Резанова, дворянин Владислав Павлович Ясенев. Цель моего визита изложена в письме, — ответил я немного сухо.

— Цели! — фыркнул он. — Что за цели? Якобинство сплошное! И как мог унизиться граф Российской Империи до того, чтобы встать во главе банды головорезов!

— Те люди, которых вы называете бандой головорезов, — презрительно сообщил ему я, — сейчас делают то, что побоялся сделать император, нарушив договор с жителями Заморья, которым был обещан протекторат. А именно: воюют с англичанами.

— Как вы смеете! — вспыхнул Яновский. — Вы у меня ответите за свои слова!

— К вашим услугам, милостивый государь. Назначайте место и время. За мной выбор оружия. К сожалению, я никого не знаю здесь и не могу прислать секунданта, и я доверюсь вашему честному слову.

— Убирайтесь вон! — побагровел Яновский. — И письмо ваше забирайте!

С этими словами, он швырнул в меня бумагу, на которой было написано послание. Я подобрал его и, кивнув (без должного почтения, презрительно), вышел.

Уже на улице я подумал, что ничего зазорного в том, чтобы прочесть распечатанное письмо, нет, и сунул нос в строки текста, написанного Резановым. Зачитав послание, я опять выругался по-польски. Мне стала понятна реакция капитана.

Резанов предлагал обитателям Аляски примкнуть к мятежу против британцев и, собрав все силы, двинуться к Анхелесу, по пути освобождая от англичан русские поселения. К офицеру имперского военно-морского флота не стоило так резко подходить. Если бы я знал содержание письма раньше! Я бы не отправился к Яновскому, не заручившись поддержкой… ну хотя бы Льва Камаева, отца Ани. Именно к нему было адресовано второе послание.

Я собрался с силами и двинулся на поиски домика, где жила маленькая Аня и откуда она отправлялась на свои подвиги, уже входившие в легенды.

* * *

Льва Камаева я узнал сразу. Да я и встречал его на том памятном совещании в доме Резановых в Новой Вологде. Хотя, конечно, открыл мне слуга, и только узнав, что я от графа, пошёл за хозяином дома, оставив меня ждать в приёмной комнате.

Он спустился вниз из кабинета. Взгляд его был задумчивый и немного усталый.

— Письмо от графа Резанова, — я протянул запечатанный конверт. Камаев вздохнул, взял конверт, пробежал глазами и предложил мне сесть на одно из кресел.

— Вы опоздали, молодой человек. Я понимаю, что непросто вам было добраться, но… могли бы как-то поторопиться.

— Извините, нас задержали в Ясеневом Перевале, — и я рассказал про восстание в городе и смену власти.

Тот покивал головой. Мол, понимаю, но и вы меня поймите…

— Вы поймите меня правильно, молодой человек. Я выполню все мои договорённости с графом и с Кондратием Рылеевым. Поставки оружия и боеприпасов будут. Все дела мы будем вести через русско-американскую компанию и через людей Рылеева, которых он оставил в Новоархангельске, отбыв в Калифорнию, — тут я опять мысленно обругал уже Афанасия, который не ввёл меня в курс дела. — Есть только одна проблема. Связь с повстанческим движением должна была осуществлять моя дочь, Аня…

— Что с ней? — спросил я быстро, и в моём голосе послышался испуг.

Камаев поглядел на меня немного недовольно.

— Известия о том, что в Калифорнии началось восстание, настигло её, едва-едва она возвратилась. Аня не находила себе места, страдала, что покинула Побережье в такой ответственный момент из-за ссоры с каким-то юношей.

При этих словах я покраснел, но Лев Александрович, то ли не заметил, то ли не подал виду.

— Она металась, как птица в клетке. А тут ещё известие о восстании в Ясеневом Перевале. Причём принесшие новости купцы говорили, что оно только началось, и были уверены что, восстание подавят, если горожане не получат помощь. Как назло здесь вертелся этот поляк — Валериан Лукасиньский. Он только-только приехал из континентальной России. Что-то там не поделил с масонами. Вот он решил, собрав войско, пойти на помощь к Ясеневу Перевалу. Человек он был здесь новый, поэтому ему понадобился проводник, а лучшего проводника, чем Аня, сложно сыскать. И ей давно на месте не сиделось, так что, несмотря на мой запрет, ушла вместе с ополченцами Лукасиньского.

Я сидел и не очень понимал, зачем он мне всё это рассказывает. На мгновение показалось, что Лев Камаев знает о моих отношениях с его дочерью. Но он развеял мои опасения.

— Поэтому отправить боеприпасы и обмундирование я смогу только через месяц, когда из Петропавловска вернётся мой доверенный человек.

Хорошо, что я сдержался, чтобы не издать вздох облегчения. Иначе был бы неправильно понят суровым купцом.

— Да, неприятная ситуация, — добавил я. — Не подскажете, где мне остановиться тогда в городе?

— В трактире на Портовой улице, — посоветовал купец. — Там место приличное да и людей пока не очень много. Все на войну уехали.

Из дома купца я вышел немного расстроенным. Всё-таки я надеялся встретить Аню и объясниться с ней, но не сложилось.

Уже подходя к трактиру, я опять столкнулся с Яновским.

— Что? Будете вербовать людей на войну по кабакам? — издевательски спросил он.

Я бы сильно разозлён, поэтому не стал щадить его больное самолюбие. Кроме того, я прекрасно знал историю его жизни, как уже прошедшую, так и ту, которая ему только предстояла. И симпатии она у меня не вызывала. Сами посудите: добиваться всеми возможными способами поста правителя Аляски, а едва его получив и поняв, какой груз проблем к нему прилагается, начать проситься снять его с этой должности. Ведь люди, которые здесь живут, ему доверились.

— Если надо, то и по кабакам. Раз уж на посту правителя Аляски оказалось такое ничтожество, которое вместо того, чтобы продолжить дело великого Баранова, предпочитает жаловаться на судьбу, на то, что ему вместо синекуры досталась ответственная должность, на которой надо работать, а не мечтать о миллионах тестя. И да, который вместо того, чтобы поддержать восстание на Побережье и обеспечить снабжение Аляски хлебом из Калифорнии, встаёт в позу: «Я, дескать, дворянин, офицер и присягал императору». Вот только какому? Ведь ваши действия скорее в интересах Британской короны, а не Российской.

Это было глупо. Каким бы ни был плохим правителем Яновский, но он здесь был главным, и в его власти было, например, выдать меня англичанам. Или посадить в острог. Но, видно, был такой день — он вспылил и тоже наделал глупостей. Надо сказать, что к тому времени, как я завершил монолог, у нашей ссоры оказалось немало свидетелей, выглянувших из трактира. И вот при всех этих свидетелях капитан Яновский вызывает меня на дуэль. Я принимаю вызов и обращаюсь к трактирным завсегдатаям с просьбой к кому-нибудь из них стать моим секундантом.

К счастью, мимо проходили офицеры с имперского военного корабля. Они вмешались в дело, и, быстро разобравшись в сути происходящего, высказали своё недоумённое «фи» нам обоим. Тут уже мы стали потихоньку остывать и успокаиваться. В общем, всё закончилось взаимным принесением извинений и пожатием рук, после чего мы разошлись по своим делам.

Но в течение месяца, что я прожил в Новоархангельске, я, ни разу не встретил Яновского.

 

Глава 5 (XIX век)

Рождение Братства

Ясенев Перевал 1820 год

В Ясенев Перевал я вернулся уже в мае. Ничего особо важного не произошло. Сверчков по-прежнему оборонял город, хотя активность англичан была невелика. Они ждали прибытия Адольфа Фредерика, герцога Кембриджского, который и должен был возглавить как сухопутные, так и морские войска.

Герцог должен был прибыть ещё в марте, но из-за суматохи, вызванной смертью его отца и коронацией брата, он появится в Калифорнии не раньше июля.

Я быстро сбежал на пирс по трапу, с корабля Камаева, и обнял Афанасия.

— Говорят, что зимовать на Аляске не очень приятно, но и весной там тоже ничего хорошего. Рассказывай, что творится в мире и на Побережье, а то у нас там такой медвежий угол, я только про коронацию Георга IV и слышал.

— Погоди, успеется, — отмахнулся Сверчков. — Груз доставили?

— Само собой. И это только первый корабль. Сейчас позову Камаевского приказчика, он тебе всё в подробностях распишет. Ты же у нас теперь комендант.

— Да ни в коем случае! — ужаснулся Афанасий. — Если бы сюда не прибыл фон Керн и не взял бы на себя руководство обороной города, меня бы уже отсюда пять раз англичане выбили. Давай, мы приказчика отведём к фон Керну — его Николай Петрович инструктировал лучше, чем нас. Пусть они вместе решают дела интендантские. А нас с тобой ждёт Рылеев в Новой Вологде.

— Зачем? — удивлённо возмутился я. — Опять через половину Побережья пробираться огородами.

— Никак иначе, — твёрдо сказал он. — Я нынче депутат или делегат от Ясенева Перевала. Один из трёх. Ещё отец Макарий и из купцов один деятель, ты его не знаешь. Ну так вот. Рылеев собрался провозгласить независимость республики Калифорнии, сиречь Побережья. Так что меня в Новую Вологду как делегата, а тебя за компанию. Вот только дело одно есть… Впрочем, сначала я расскажу тебе новости, чтобы понятнее было.

Пока мы провожали приказчика до штаба, Афанасий рассказывал мировые новости, справедливо сочтя, что о местных тот сам узнает от командующего. В мире, помимо смерти короля Георга III, произошло немало занятных событий. В Объединённых провинциях Южной Америки свергли диктатора Хосе Рондо, а на севере того же материка возникло государство Колумбия, освободившееся от власти испанской короны (в историю эта страна войдёт как Великая Колумбия, потому что располагалась не только на территории современной Колумбии, но ещё включала в себя Венесуэлу, Эквадор и Панаму). Президентом избрали, разумеется, Симона Боливара. Эта новость в Ясеневом Перевале была встречена фейерверком, потому что она внушала надежду на освобождение от Британии. Хотя и сказалось то, что Испанию саму сотрясали восстания, и король в очередной раз бы вынужден подписать Конституцию страны. В Новой Испании царило затишье перед грядущей бурей, партизаны частично были разгромлены, а частично ушли в глубокое подполье. В САСШ Джеймс Монро ещё писал свою знаменитую доктрину, попутно готовился к выборам и увеличил территорию страны ещё на два штата.

В общем, история потихоньку двигалась. А мы наконец дошли до здания, из которого Афанасий меня так неприветливо выпроводил в начале года.

Карл Готлибович фон Керн оказался высоким сухопарым военным и, на мой взгляд, выглядел как типичный прусский офицер. Он очень сухо поздоровался с нами, после чего ушёл с приказчиком обсуждать интендантские дела. А я с Афанасием отправился в трактир «Печень телёнка», появившийся при англичанах, но который содержал наш человек, которого все называли Старый Коршун. Второе слово в прозвище, как выяснилось, было и фамилией.

Город потихоньку отстраивался после моих художеств. На месте казарм что-то уже возводили, но не деревянное, а сразу каменное. А вот место, где был пороховой склад, так и стояло пустынным. Трактир стоял как раз между местом, где были руины казарм и спуском в Ремесленный конец. Удивительно, но он вообще не пострадал, и потому старый Коршун и распорядился налить мне бесплатно кружку пива.

— Ну что там у нас, рассказывай? — спросил я, нетерпеливо пододвигая к себе еду. — Я совсем одичал на Аляске, веришь нет, но под конец месяца я уже был готов вплавь сматываться с этого острова. А потом приехал приказчик и сказал, что ему надо отдохнуть две недели и тогда в Ясенев Перевал двинусь. Но передумал отдыхать, как мне в глаза посмотрел.

— Ладно, успею тебя расспросить, — улыбнулся Сверчков. — У нас тут дела интересные. Про то, что англичане ждут своего герцога, ты слышал? Ну, мы-то на месте ровно не сидим, и уже помимо нас и Новой Вологды успешно восстал Порт-Беринг, Елизаветинск и Чинукск. Так же Лукасиньский и Камаева выбили англичан из Белого Рога.

— Дошли всё-таки, — облегчённо выдохнул я. — Волновался за них, а как Лев Александрович беспокоился!

Сверчков почему-то замялся, но потом продолжил.

— Резанов с Рылеевым вот какую штуку придумали. Они будут собирать Вече, на котором провозгласят независимость Республики Побережья. Теперь собирают депутатов, которые её объявят, а также выберут флаг, примут решение о создании армии и всего, что там необходимо.

— Неоригинально, зато правильно, — прожевав поданный кусок мяса, одобрил я. — Вече соберут здесь?

Это было бы логично, САСШ собирали Конгресс в Филадельфии, например, а этот город был старейшим среди русских поселений.

— Нет! — Воскликнул Сверчков. — В Россе.

— Где? — Не понял я.

— В крепости Росс, она рядом с обителью Святого Франциска.

— Я понял, но погоди, так она ведь сейчас захвачена англичанами, и те воткнули там какой-то свой форт?

— Форт-Саусберн, но он немного южнее. А Росс покинут.

— И они думают, что провернут под носом у британцев такую операцию? Да что там под носом! В глубоком тылу врага. Ты понимаешь, что основные силы колониальных оккупантов сосредоточились на юге?

— Я понимаю. Но поверь, Рылеев, Резанов и де ла Вега уж точно не глупее нас, и у них, вероятно, есть какой-то план.

Я только расстроено махнул рукой.

— Будем решать проблемы по мере их поступления. В конце концов, я, когда примкнул к борьбе за независимость, знал, что путь будет кровавый и опасный.

— Теперь другой вопрос.

— Слушаю, — я уже закончил с едой и потянулся к бонусной кружке.

— Я тебе говорил про то, что Лукасиньский с Камаевой захватили Белый Рог. Так вот, после того, как они взяли его, Анна, калифорнийская амазонка, отделилась с небольшим отрядом от основных сил и захватила Береговую крепость, выбив оттуда небольшой гарнизон англичан.

Я поперхнулся пивом.

— Береговая защищает Ясенев Перевал с севера и открывает возможности для удара на Авиновск, взяв который, мы создадим крупный район сопротивления британцам.

— Афанасий, я понимаю. Я только не пойму: к чему ты клонишь?

— Англичане блокировали Береговую крепость с суши. Так что те, кто в крепости, оказались в ловушке.

— Что???

— Анна Камаева очень важна для нашего движения, а ещё ей отец…

— Аня важна лично для меня, — отрывисто сказал я. — Мы с ней… близкие друзья. Вместе ездили в Новый Орлеан за этим чудо-оружием.

— Там ещё Мина и Жан, они приехали…

Я только закрыл лицо ладонью.

— Давай тогда по существу. Что у нас есть?

Он промолчал.

— Значит, пока ничего. Фон Керн не даст нам ни одного бойца. Ему все нужны здесь для обороны. Ну, ничего. Что-нибудь придумаем.

* * *

— Слушай, Афанасий, ты паникёр, — сообщил я Сверчкову после того, как оглядел позиции англичан в подзорную трубу, которой я обзавёлся в Новоархангельске. — Ты мне так расписал, что я ожидал увидеть тут целую армию. А здесь не более двух рот.

— Ага, только у нас и взвода не наберётся.

— Это те, кто здесь, а если посчитать с теми, кто заперся в крепости?

Береговая была небольшой крепостью, заложенной ещё в далёкие времена, когда до Американского континента русские добирались через проход в Северном Ледовитом Океане. Построена была для защиты Ясенева Перевала от нападений чинуков. Со временем это утратило свою актуальность, но крепость сохранили как перевалочный пункт на север. При англичанах здесь находился резерв, который должен был в случае чего придти на помощь к расквартированным в Ясеневом Перевале солдатам. Сюда же они отступили после того, как мы с Афанасием выбили их из города. А ещё они оказались на пути у Ани Камаевой, которая, идя из Белого Рога помогать Ясеневу Перевалу, просто выбила англичан из крепости, но в итоге попала в ловушку, оказавшись запертой в крепости.

Сколько их там было, мы не знали. Также было непонятно, как подать сигнал тем, кто в крепости.

Солдат мы всё-таки нашли. Причем не выходя за пределы кабака. Уже уходя, мы увидели знакомую рыжую голову…

— Патрик! — воскликнул я. — Патрик Флэтли!

Дюжий ирландец обернулся на мой зов немного настороженно. Но узнав меня, улыбнулся и пошёл мне навстречу.

— Влад, как ты здесь оказался?

— Я сюда и был послан. А ты какими судьбами?

— Получили приказ от Резанова выдвинуться на помощь Ясеневу Перевалу. Когда прибыли, — ещё одно письмо: теперь от меня требуют, чтобы я ехал в Новую Вологду на какое-то там Вече.

— Всё нормально, — вмешался Сверчков. — Мы там объявим о независимости республики Побережья.

— Погоди, — догадался я. — Так ты не один здесь?

— Конечно, нет. Со мной пятьдесят ребят из Нового Слайго. Больше дать не смогли, остальные сейчас диверсии британцам устраивают. Ну и содействуют с отрядами Ромеро, защищают Новую Вологду.

Мы с Афанасием переглянулись. Потом дружно улыбнулись ирландскому партизану.

Вот так мы и оказались у Береговой крепости с полусотней ирландцев. Однако нападать на две роты англичан, к тому же возглавляемых боевыми офицерами, было не очень разумно. Надо было думать, как проникнуть в крепость, но внезапно всё решилось без нашего участия.

Вдали раздались выстрелы. Я снова схватился за подзорную трубу.

— Они пошли на прорыв! — Крикнул я.

— Надо поддержать их огнём, — мгновенно сообразил Афанасий, и Патрик отдал приказ своим бойцам.

Британцы были готовы к тому, что запертые в крепости могут пойти в любую минуту на прорыв. Но они совершенно не были готовы к тому, что почти одновременно им нанесут удар в спину.

Мы расположились в небольшой рощице между лагерем британцев и крепостью. Первые выстрелы были вообще наугад, а потом ребята Флэтли перешли в атаку. Растерянность охватила британский лагерь, они попытались перестроиться, но уже не успели. Вырвавшиеся из крепости кавалеристы рассекли надвое британский строй.

Через час всё было кончено. Две роты британских солдат, бывших бельмом на глазу у фор Керна, оказались разгромлены, часть их сдалась, часть отступила, а вернее, бежала в направлении Авиновска.

— Надо бы обрадовать Карла Готлибовича, — говорил Сверчков, немного нервно посмеиваясь. — Как думаешь, он возрадуется, узнав, что ничего больше не препятствует его удару на Авиновск?

Я не отвечал, ища взглядом среди выходящих из крепости солдат Анну. Наконец я заметил её. Она шла одетая в трапперскую куртку, штаны и сапоги с высоким голенищем. Я немедленно подошёл к ней, но остановился, не зная, что сказать.

— Здравствуй, старый друг, — проговорила Аня усталым голосом и мы обнялись.

— Я скучал по тебе, отважный тигрёнок, — ответил я, сжимая её в своих объятьях.

* * *

Отправив гонца с донесением к фон Керну, мы расположились на ночёвку в крепости, выставив дозоры. Кто знает, сколько британцев бродит по этой местности? К нам присоединились Доминика и Жан, которые действительно оказались в Береговой крепости. Готовя ужин, мы разговорились о своих делах и политических, споря, каков будет уклад новой страны.

— Всё-таки у республики много недостатков! — размахивала руками Аня. — Мы уже видим на примере Франции и Североамериканских Штатов.

— Они существуют и у монархии, — отбивался от неё Жан. — И в гораздо большем объёме.

— Ага, как же!

— А я вообще-то тоже за республику, — лениво заметила Доминика. — При монархии власть опирается на религию. А я терпеть не могу что православных, что католиков, что протестантов. Те же яйца, только вид разный.

Аня возмущённая сжала руки в кулачки. Казалось, она сейчас ударит свою хорошую подругу. Я вмешался, стремясь разрядить обстановку.

— Вообще, насколько хорош политический строй, зависит лишь от людей, живущих в стране. Но республика лучше. Она даёт возможность неравнодушным гражданам контролировать действия правительства.

— Что это значит? — подозрительно спросила Аня.

— Да всё просто, — с этими словами я поднялся с камня и прошёлся, разминая ноги. — Если создать организацию, при этом не тайную, а вполне официальную, ставящую целью влиять на власть, то она может добиться много. Правда, при условии, что её члены уважаемы и всегда выступают рупором в интересах граждан.

— Политическая партия, — заметил Жан.

— Не совсем, — уточнил я. — Члены этой организации могут состоять в разных партиях. Потому что в любой партии сильны вертикальные связи, а подобная организация должна строиться на горизонтальных связях.

— Примерно понимаю, — сказал Сверчков, до того не участвовавший в дискуссии. — Но позволь уточнить…

— Да всё просто, Афанасий! Партия строится на дисциплине, то есть все решения по любому вопрос обязательны…

— Да, это я понял. Но непонятно одно: что заставит членов организации действовать без этой дисциплины…

— Личная ответственность, — и поднял руку, отметая возражения. — Поэтому подобная организация и малочисленна. Что, опять же, отличает её от партии, которая гонится за численностью. И уже вопрос к тебе. Что планируют Резанов и Рылеев по поводу партийного устройства Республики?

Сверчков замялся. Потом посмотрел на нас.

— Партия Побережья. Её основу составят деятели Русско-американской Компании. Так же будет Реформистская Партия, ориентирующуюся на испанцев и католиков.

— Отлично! — восхитился я. — Первая партия поможет взять власть плутократам в новом государстве, а вторая даст отличный повод для гражданской войны и сепаратизма в будущем. Знаете, мне уже не на словах, а на деле хочется создать только что описанную организацию, чтобы она контролировала наших немного увлёкшихся вождей.

— Создадим! — вдруг воскликнула Аня. — Давайте, прям сейчас!

— Э…

— Кто согласен?! — Тигрёнок вышла на тропу войны, поэтому лучше было уступить её энергии. Вернее так. Лучше было, чтобы её энергия была направлена на созидание, а не на разрушение.

Все были не против. То есть за. Вернее так. Я, Аня, Жан, Патрик, Афанасий — за, а Доминика не против.

— Эмму позовём? — уточнила она.

— Конечно! И Диего тоже! — с этими словами Аня хитро посмотрела на меня. Я изобразил на лице подобающую ревность. Эх, женщины, женщины. Что ж вы так непоследовательны?

— Как назовём наш тайный союз? — немного иронизируя, спросила Доминика.

— Братство Трилистника! — Вдруг выпалил до сих пор не принимавший в дискуссии Патрик.

— Патрик, — осадил его я. — У нас в организации не только ирландцы.

— Это не сугубо ирландский символ, — вмешалась Доминика. В ряде древних традиций трилистник символизировал важнейшие триады: единство, гармонию и совершенство, землю, небо и загробный мир, прошлое, настоящее и будущее.

Мы уставились на неё.

— А я что? — удивилась девушка. — Мне Эмма рассказывала.

— Мне нравится, — отрезала Аня, давая понять, что дискуссия о названии закончена. — Давайте лучше подумаем, кого ещё позовём в Братство и какие задачи мы ставим до окончания войны.

 

Глава 6 (XIX век)

Рождение Республики

Новая Вологда — Росс 1820 год

В Новую Вологду мы въехали все вместе, Братство Трилистника в полном составе, плюс Лукасиньский. Мы пока его не звали в Братство, присматривались.

Разместили нас, по какой-то странной иронии, в доме Каткарта. Сверчкова вызвали сразу к Рылееву, для отчёта. Мы же оказались предоставлены сами себе. Я рассказал друзьям в лицах историю освобождения Совушки, показывая, в какое окно я лез и где была перестрелка. Сходили и на то место, где меня ранили. Аня слушала заинтересовано, хотя я ей уже рассказывал это, потом поинтересовалась дальнейшей судьбой Совушки. Я сказал ей, что встретил её в Каменске, с Павлом Резановым, и они собирались возвращаться в Новую Вологду. Тигрёнок радостно всплеснула руками: она уже, вероятно, собралась бежать в дом Резановых, но немного задержалась узнать, а полез бы я её спасать и, получив от меня заверения, что непременно, схватила за рукав Доминику и убежала знакомить её с Совушкой.

Через какое-то время откланялись и Флэтли с Лукасиньским. Я остался один. Походил по небольшой огороженной территории вокруг дома. Похоже, парк тут только собирались делать. Ничего, — подумал я. Всё будет.

Я собирался уже зайти в дом, как меня окликнули от ворот. Обернувшись, я увидел Кондратия Рылеева со слугой, который тащил какой-то тюк.

— А где Афанасий? — удивлённо спросил я.

— Он у Резанова, — ответил Кондратий. — А я хотел поговорить с тобой. Поделиться новостями и задать пару вопросов.

Я пригласил его в дом.

— Да, объясни слуге, куда отнести твой мундир, а мы пока побеседуем.

— Мундир?

— Ты теперь лейтенант калифорнийской армии, — проинформировал меня Рылеев. — Пока ещё неофициальной, но скоро всё будет, как положено. Де-факто республика существует, связи потихоньку налаживают, Новая Вологда многими воспринимается как неофициальная столица, но необходимо всё оформить де-юре.

— Менее опасного места, чем Росс, не нашлось? — съязвил я. Кондратий отмахнулся рукой.

— Есть две причины. Делегаты от испанских городов не могут углубляться далеко на север — раз. Росс планируется нами как будущая столица Республики — два.

— А британцы в Форт-Саусберн? Отвернутся и сделают вид, что они тут ради смеха сидят?

— Форт-Саусберн разрушен, я сегодня получил донесение от Ромеро. Это то, что я хотел тебе сказать. Добавлю ещё, что британским силам на юге будет не до того, чтобы его восстанавливать. Мы договорились с мятежниками в Новой Испании — они уже начали вторжение и на какое-то время свяжут руки британцам, так что они будут заняты, отбиваясь от испанцев. Потом мексиканцы уйдут на юг, где и получат свою оплату в виде артиллерии и боеприпасов, которые мы им доставили из Европы.

— А…

— Твоё путешествие в Новый Орлеан с Аней было придумано нами для отвлечения внимания британцев. Ты же видел, как дёрнулся Каткарт, отправив следом за вами свою верную собаку. К сожалению, мы немного не рассчитали, слишком поздно поняли, что английский майор ведёт какую-то свою, малопонятную, игру. Это нам стоило потери свободы на время, но, благодаря тебе и Афанасию, мы выправили ситуацию.

«Интересно, почему же в моём мире провалилось восстание декабристов», — подумал я. — «Впрочем, Кондратий Рылеев довольно-таки молод, и его наверняка отодвигали старшие и именитые офицеры от реального руководства, а здесь молодость и неопытность не имеет значения. Это край света, здесь ничего не стоят ни регалии, ни прошлые заслуги. Поэтому Резанов и приблизил его к себе, да так, что тот фактически является его правой рукой».

— Но, естественно, часть вопросов мы решим здесь, а делегаты поедут под охраной. Командовать охраной будешь ты. Все остальные — либо депутаты Вече, либо заняты сейчас на важных направлениях. Формируй команду, выступаем послезавтра, нельзя терять ни минуты… и ещё. Что вы там за масонскую ложу организовали в Береговой крепости? Я, когда жил в Петербурге, немного увлекался масонством, может быть, что интересное смогу подсказать.

— Да какую ложу, — я расслаблено улыбнулся. — Братство Трилистника — это, конечно, похоже, но без мистики, без всех ритуалов, свойственных масонам.

И я рассказал Кондратию весь наш замысел. Не забыв пройтись по поводу планируемых ими партий. Как ни странно, замысел он одобрил.

— Знаешь, я тоже об этом не раз думал. Но, к сожалению, моё положение меня сильно ограничивает. Приходится идти на уступки купцам, аристократам, как в случае с этими двумя партиями. Так что к вам в Братство проситься не буду, но поддержку, какая будет нужна, обязательно окажу.

Сказав это, он собрался уходить, но я остановил его вопросом:

— Вы определились, какой флаг мы поднимем над Россом?

— Да. Три вертикальные полосы: синяя, белая и зелёная. Синяя — океан, белая — чистое небо, а зелёная — леса Побережья. Также отдадим дань орегонским поселенцам, потомкам новгородцев: на белой полосе будут красоваться два медведя — герб Новгорода Великого.

— Мне нравится. Можно посмотреть, как выглядит вживую?

После того, как я сказал эти слова, Рылеев побледнел и, как мне показалось, немного дёрнулся бежать в сторону своего дома, но потом овладел собой и уже спокойно спросил:

— Где Аня и Доминика?

— Они пошли в дом Резановых, навестить Совушку.

Кондратий поспешно откланялся и поспешил в поисках девушек, спеша озадачить необходимостью срочного пошива флага. Я улыбнулся, представив, что мне скажет Доминика, узнав, что этой сверхурочной работой она обязана мне.

* * *

В дни, когда мы из Новой Вологды двигались к Россу, я часто размышлял над тем, что здесь мне нравится больше, чем в своей прошлой жизни. Я был снова молод, здоров и принимал участие в важных исторических событиях. Я любил и был любим, судя по тем взглядам, что бросала на меня Аня. Конечно, были и минусы. Одним из немногих неудобств является отсутствие мобильного телефона или Сети. Но это были терпимые минусы, не фатальные.

Моя охранная работа была весьма условной. Разделил подчинённых мне людей на две части: одна скакала впереди внушительной делегации, разведывая местность, вторая часть контролировала тылы.

Я взял около двадцати человек, калифорнийских амазонок — Аню и Доминику, Тигрёнок командовала передовым отрядом и была довольна собой; прихватил ещё Жана, он поразительно быстро учился, вот что значит талант. Принято считать, что поэты — это такие оторванные от жизни люди. Как бы не так. Посмотрите на Кондратия Рылеева. В моём мире он был поэтом, а здесь на нём практически держалась вся наша освободительная война. В общем, взяв этих троих с собой, я сделал так, что всё Братство Трилистника присутствовало при первом заседании Вече Побережья. Депутаты Вече не нуждались в охране: это были крепкие, суровые ребята, знающие, с какого конца браться за ружьё. И когда, к примеру, разведка обнаруживала впереди опасность, вроде небольшого отряда индейцев, то к охране присоединялись и сами делегаты, помогая отгонять краснокожих. Впрочем, за всё время пути подобных инцидентов было не более двух. Русское население ладило с местными индейцами, а недоразумение случились с каким-то племенем, не запомнил его названия, откочевавшим сюда с территории Новой Испании.

В моём мире крепость Росс была простой деревянной крепостью, но здесь возвели каменные стены, и немало строений внутри было выложено из камня. Собственно говоря, оккупация побережья британцами началась после пиратского налёта на эту крепость.

С тех пор она стояла, заброшенная, потихоньку ветшая. Но скоро всё должно измениться.

На месте нас уже ждали испанцы. Дон Диего де ла Вега привёз с собой Эмму Хэдли, которая запуталась в интригах и противостоянии Локхида и Элфистона. Теперь она решила покинуть Анхелес, пока её не арестовали, и присоединиться к своим подругам, которые её заобнимали при встрече, а потом увели обсуждать последние женские новости. Рауль Карлос Ромеро Торо представлял здесь испанских помещиков, владеющих ранчо за пределами крупных городов. Он Монтерея присутствовал Анхель Кристиан Карраско Ривера, который и организовал нападение мятежников из Нижней Калифорнии. Это те, кого я знал, но делегация испанских донов была внушительной и не уступала северянам по количеству.

День встречи был ознаменован поднятием калифорнийского флага, который всю ночь шили девушки, и пением нескольких, сочинённых на скорую руку, патриотических песен. Амазонки прослезились при этом, но Доминика заметила, что это не от высоких чувств, а от воспоминаний о том, как они искололи все руки иголками. Флагов требовалось как минимум три, а времени было в обрез.

Но все заседания, на которых, крича и ругаясь, русские и испанцы создавали новую республику, я пропустил. Необходимо было выполнять функции охраны. И я вместе с бойцами патрулировал окрестности. Пару раз на заседания отпрашивалась Анна, которой было очень интересно послушать, что говорят. Добрался и до Форт-Саусберна. Судя по всему, Ромеро погулял здесь основательно. Причём как-то вовремя я туда полез, потому что в это время там оказались какие-то британцы, вероятно разведчики, пытавшиеся скрыться при виде нас, но усиливавшие мою охрану испанцы припустили своих коней за ними в погоню на всей скорости. К сожалению, они увлеклись и живыми никого не взяли.

В тот же день я отправился к Рылееву рассказать об этом происшествии и намекнуть на то, что пора бы закругляться. Кондратий отнёсся к моему предложению с интересом и сообщил делегатам, что самое важное они сделали, то есть создали республику, выбрали президента на ближайшие семь лет. Я думаю, нетрудно догадаться, что им стал граф Николай Петрович Резанов; назначили министров (я уловил, что министром военных и морских дел стал Рылеев, он же премьер-министр.) Кондратий мне потом сказал, что это на время, пока Карл Готлибович фон Керн воюет на севере. Потом там его сменит Лукасиньский, а он займёт должность министра финансов. Мне сказали фамилии остальных членов правительства, но я больше никого не опознал. Аня Камаева, правда, знала ещё четырёх человек, — как она утверждала, — торговых партнёров её отца. При этих словах я поморщился, вспоминая то, что сказал мне Кондратий Рылеев перед отбытием в крепость Росс.

Собственно говоря, делегаты уже были и не прочь завершить свою работу. Испанцы разделились: часть оставила в Вече своих представителей, а другая часть отправилась с нами в Новую Вологду продолжить работу по написанию законов, правил, а также планов развития страны.

К сожалению, Диего возвращался в Анхелес. Англичане пока считали его полностью своим человеком, и он намеревался использовать это по максимуму. Перед отбытием мы приняли их в Братство Трилистника — ни Эмма, ни дон де ла Вега не отказались.

Мы договорились, что оставшиеся в живых обязательно соберутся после войны и наметят планы по дальнейшей деятельности Братства. Раньше это у нас вряд ли бы получилось: война нас разделяла. Калифорнийские Амазонки, воссоединившись, уезжали на север, к Спокан-Хаусу, намереваясь выяснить, что же там творит Джордж Каткарт. Диего возвращался к себе, а я, Афанасий и Жан поступали под командование Валериана Лукасиньского, планировавшего одновременно с фон Керном ударить по Шпанбергу, укреплённому городу в Орегоне, который отступающие с севера англичане сделали своим центром.

 

Глава 7 (XIX век)

Битва при Шпанберге

Орегон 1820 год

Многое ускользает из моего повествования. Но я пишу о войне за независимость, так как её видел я. В то время я не двигал полки и дивизии, не командовал армиями и не входил в состав первого правительства, и меня не избирали депутатом Вече Побережья. Я был одним из многих лейтенантов освободительной армии республики. И о битвах того времени я могу написать только так, как я их видел. Не движением масс войск по картам, а передвижением своего отряда по пересечённой местности.

Это сейчас я могу сказать, что причиной поражения в сражении при Приозёрье стала лихая атака казаков на позиции британцев. Лукасиньский, подумав, что англичане сейчас дрогнут, двинул на прорыв пехоту, но враг, перестроив ряды, контратаковал, и разбитая пехота была вынуждена отступить.

Для меня вся битва свелась к тому, что Сверчков командует нам идти в атаку, мы бежим и попадаем под перекрёстный огонь. Афанасий падает, раненный в ногу, и при отступлении, — а что ещё делать в таком случае — тащим его вдвоём с Глебом, солдатом из нововологодских крестьян.

Казакам удаётся отойти с небольшими потерями. Вечером их отметелит пехота, что задержит Лукасиньского ещё на пару дней.

Из Приозёрья британцев мы всё-таки выбили, но через неделю и я принял на себя командование вместо Сверчкова.

Честно говоря, непонятно зачем так спешил тридцатичетырёхлетний полковник Валериан Лукасиньский. У генерала фон Керна на севере было ещё много дел. Он с немецкой методичностью и дотошностью вёл «летнюю кампанию 1820 года, май-октябрь 1820». Очищая север от британцев. Не то, чтобы весь север, но побережье было свободно абсолютно точно. Единственной проблемой оставался Спокан-Хаус, в котором сидел Джордж Каткарт. Ясенев Перевал снова стал строить и спускать на воду боевые корабли, потихоньку готовя флот, куда рвался служить Сверчков.

Его компанию сейчас изучают в школах, запоминая «Битву при Чинукске», «Освобождение Потёмкинска», «Загорскую экспедицию».

Мы тоже не сидели на месте, продвигаясь от Новой Вологды с боями. Это сейчас кажется, что наш поход был похож на триумфальный, а тогда нам так совсем не казалось. Под Уашо, невзирая на то, что городок был совсем не стратегический было довольно тяжёлое сражение. Под Серой Крепостью мы едва не попались в британскую ловушку, сочтя, что крепость покинута, а полковник Джорджсон отступил на север.

И, естественно, уже упомянутые две битвы при Приозёрье. А вот после штурма Южного Рога к Лукасиньскому примчался гонец от Резанова. Валериану за успешный поход присвоили звание генерала.

— Эдак у нас скоро генералов будет, как в любой европейской армии, — иронично заметил вернувшийся в строй Афанасий. На его груди красовался единственный калифорнийский орден — Калифорнийского Медведя.

К сентябрю стали приходить интересные новости. Президент Колумбии Симон Боливар признал Калифорнийскую республику — это вызвало у нас радость и воодушевление, хотя саму Колумбию ещё никто не признавал, кроме САСШ, да и помочь они нам ничем не могли.

Тем не менее, дело успешно двигалось, и вот 1 октября 1820 года мы встали в дневном переходе от Шпанберга, ожидая, пока с севера подойдёт фон Керн.

* * *

Военные планы всегда прекрасны и красивы, когда нарисованы на бумаге. Здесь синие стрелочки атакуют красные, враг отступает, нарывается на засадный полк, и так далее, и тому подобное.

В реальности обязательно случается какая-то непредвиденная ерунда, после которой все красивые планы летят к чёртовой матери, и вот уже не штабные, а боевые офицеры стремительно выправляют текущую ситуацию. Хороший полководец — тот, кто сумел победить при полетевших планах.

Итак, согласно планам, атаку на Шпанберг должен был начать Карл фон Керн. Потому что у него было вдосталь оружия, боеприпасов, войск, амуниции и провианта. Наши спонсоры из купечества Ясенева Перевала, — хоть и сволочи были преизрядные, — но свои обязательства блюли и даже сверх того вербовали на территории Российской Империи новых солдат и офицеров для армии. Правда, из-за расстояния те ещё не успели доехать, но к нам уже спешил с добровольцами заранее оповещённый Резановым Михаил Сергеевич Лунин.

Отряды под командованием майора Лунина высадятся в Ясеневом Перевале спустя сутки после сражения при Шпанберге и придутся очень кстати.

Мы же подошли с юга измотанные, испытывая недостаток боеприпасов. Кроме того, у фон Керна была артиллерия, которая отсутствовала у нас. Вернее, и у нас тоже была артиллерия сначала, но из-за недостатка снарядов нам пришлось её оставить в Приозёрье.

Но, как водится, с самого начала всё пошло не так. Генерал Роберт Джозеф Паттерсон решил не дожидаться, когда по его душу придёт фон Керн, до того гонявший его по северу, и начал прорываться к югу.

Вот представьте: мы морально готовились ловить и добивать деморализованные отряды противника, а вместо этого он обрушился на нас всей своей мощью.

Не отступили мы чудом, хотя напор был силён. Лукасиньский смог вернуть моральный дух и уверенность, что скоро в спину Паттерсону ударят северные войска, хотя он лично в этом был не уверен.

Рота Афанасия вместе с моим отрядом расположилась на поросшем густым лесом холме. Так что мы с удовольствием назвали себя засадным полком, хотя не сидели в стороне. Просто мы так тихо спрятались, что оказались неприятным сюрпризом для кавалеристов, которые намеревались обойти основные силы с флангов и ударить в тыл. Однако кавалерия, особенно британская, народ упорный. Поняв, что с наскока нас взять не удастся, они попытались зайти в тыл уже нам и опять просчитались.

Вторая атака британцев закончилась под аккомпанемент моей ругани. Я обнаружил, что патроны опять кончились. Афанасий пожурил за большой расход, но после того, как я огрызнулся в том духе, что мой отряд сидит с тех сторон, с которых лезут англичане, извинился и выдал боеприпасы.

В общем, сидим мы и ждём третей атаки, как мимо нас начинают летать снаряды и уделывать в ноль соседний холм. Это кавалеристы попросили артиллерию им помочь, сковырнуть упорных русских с холма. И честно вам скажу, ребята, в тот момент у меня такое желание слинять прорезалось, что, если бы не идеалы юности, остановили бы меня не ближе, чем в Новой Вологде. Но — обошлось. Непонятно почему, правда. Либо артиллеристы промазали, либо кавалеристы их не на тот холм навели. Судя по тому, как они беспечно прогарцевали под наши пули, скорее всего второе.

За всем этим весельем наступила ночь. Прискакал вестовой от Лукасиньского с благодарностью за службу, просьбой и завтра так держаться: вдруг фон Керн, которого где-то черти носят, всё-таки подойдёт. И, естественно, выставить часовых, потому что англичане могут и ночью атаковать.

Словом, первый день сражения закончился боевой ничьёй. Британцы слегка потрепали нас, а мы слегка потрепали британцев. Как я понял, завтра всё и решится.

Осенние ночи в Орегоне весьма неприятны. Особенно когда ночуешь без крыши над головой, без возможности развести огонь, а с неба накрапывает мелкий дождик. Так что мы даже обрадовались, когда с первыми лучами рассвета упорные кавалеристы пошли в очередную атаку. На этот раз они не собирались отступать, твёрдо решив прорываться. Паттерсон решил раскатать нас в блин, пока не поздно.

Нас ждало несколько часов ада. Мы еле удерживали холм, иногда ходя в штыковые атаки, от безысходности. Пару раз нам помогли казаки, бестолково носящиеся по полю. Эти ребятки хороши для атаки, но не для той глухой обороны, в которой сидело войско Лукасиньского.

А в полдень всё закончилось. В тыл британцам ударил наконец подошедший Карл Готлибович фон Керн. Я решил, что можно уже расслабиться и отдохнуть чуток, как на горизонте опять показался конный отряд, но судя по скорости, эти ребятки просто собирались прорваться, чтобы уйти на юг.

— А вот хрен вам! — решили мы с Тимофеем и приказали открыть огонь по коням скачущих впереди всадников. Естественно, начался цирк-шапито, с красивым, можно сказать, постановочным, кувырканием.

Это, кстати говоря, пытался вырваться Паттерсон. Но у него ничего не вышло. Бегство оборвалось пленом и сломанной рукой. Нет, сломали руку ему не мы. Это генерал с лошади упал. И удачно причём — он только поломанной рукой отделался, другим повезло не так, как ему. Кто-то уже не встал, а кто-то остался инвалидом.

За это, а также за то, что удерживали холм, не давали британцам зайти в тыл, Лукасиньский нас повысил, мне вручили погоны штабс-капитана, а Сверчкову майора. Кроме того, я получил орден Калифорнийского Медведя, и нас записали на получение медали.

Мы стояли и радостно скалились, глядя в никуда, а в голове была только одна мысль: уйти, пожрать и поспать в тепле. Собственно говоря, командование это осознало и нас выпроводило, пока мы не начали портить торжественный момент, зевая и засыпая.

Проспали мы нормально, до утра. Как раз успели послушать приказ, зачитанный нам. Увидев плачевное состояние войска, фон Керн решил расквартировать в Шпанберге армию Лукасиньского, а самому как можно скорее отправиться к Новой Вологде. Нам надлежало приводить себя в порядок и ждать подкрепления, которое должно было прийти с Луниным. Услышав приказ, войско прокричало трёхкратное «ура!» фон Керну и расслабилось на неделю. На больший срок не позволил Валериан Лукасиньский. После того, как убедился, что все отдохнули, отъелись, начал наводить дисциплину железной рукой.

С нашей ротой проблем не было. Нам хватило пары дней на отдых. Так что мы были практически в боеготовности, если не считать некоторой недоукомплектованности. Всё потому, что британцы нас слегка потрепали, хотя на фоне остальных можно было сказать, что мы легко отделались, практически без потерь. В общем, бездельничать было неохота, да и чем было себя занять в Шпанберге, который был скромным шахтёрским поселением? Так что мы проводили учения, обучали солдат работе со штыком, улучшали стрельбу. Помогали остальным офицерам, которые в большинстве своём до войны были гражданскими.

Через две недели нас и остальных офицеров — в штаб. Лукасиньский был мрачен, как сто чертей. Когда огласили новости, мы поняли, почему.

Адольф Фредерик, герцог Кембриджский, вместе с подкреплением высадился в Анхелесе и, не мешкая, двинулся к Новой Вологде. Это известие принёс нам посланник генерала фон Керна. Нам оставалось решить, будем ли мы дожидаться Лунина с подкреплением и боеприпасами или пойдём на подмогу армии Карла Готлибовича прямо сейчас.

 

Глава 8 (XIX век)

Оборона столицы

Окрестности Новой Вологды 1820 год

Есть что-то общее между людьми и странам. Новые государства рождаются, как и люди, в дерьме и крови.

Эта мысль меня преследовала всё время битвы, которое вошла в историю как «сражение на реке Секвойе».

Но на военном совете было всё-таки решено дождаться прибытия Лунина с подкреплением и только после этого двигаться к Новой Вологде, где держал оборону фон Керн. Мы успели вовремя: как раз после форсирования британцами реки объединённые армии Побережья, ведомые Резановым, фон Керном и Лукасиньским, подошли к ним.

Я не знал тогда ещё, что первыми атаковали англичане. Для меня бой начался командой Сверчкова, получившего пакет от Валериана Лукасиньского. Наша рота, маневрируя, старалась блокировать правый фланг от непрерывных атак британцев. Вспомнились ещё не написанные строки Лермонтова: «Два дня мы были в перестрелке, что толку в этакой безделке». Да, действительно, в это время толку было мало. Разве что для того, чтобы из-за засады ударить по кавалерии. Но пока труды тёзки нашего командира, Карла фон Клаузевица, не опубликованы, приходилось пробавляться теорией Жомини. Хотя в условиях колониальной войны это было вообще не то.

Благо наш генерал предпочитал изучать действия Вашингтона, Монтгомери, Гейтса, а также Боливара. Поэтому после того, как наша рота изрядно всех достала на правом фланге, то ведя непрерывный огонь, то ходя в штыковые атаки, тем самым мешая манёвру кавалеристам Яна Скржинецкого, генерал Лукасиньский просто отвёл нашу роту ближе к реке. По планам нас должны были прикрыть артиллеристы, которыми (какой внезапный сюрприз) командовал Патрик Флэтли. Но их что-то задержало. Вернее, не что-то, а кто-то, а если быть совсем точным, то мой давний знакомец генерал Локхид, который рассёк армию Лукасиньского на две части. Пока фон Керн спасал ситуацию, рота Сверчкова, а также рота Сеславина, оказались под обстрелом британской артиллерии.

— А не пошло бы оно всё? — задал сакраментальный вопрос Афанасий.

— Помирать — так с музыкой, — подтвердил я. И мы побежали с криками «ура!» в штыковую атаку на британскую батарею. Чуть позже, видно придя к такому же выводу, за нами следом рванули сеславинцы.

На этой атаке для меня бой, да и война чуть было не закончились. Потому что очередной залп артиллерии и ядро разрывается впереди меня. Дальше — темнота.

Пришёл в себя в лазарете. Это так называлась огромная палатка, заставленная сколоченными на скорую руку столами, на одном из них и лежал я. Слышу плохо. Как сюда попал и где наши, я вообще не в курсе. Утомлённый доктор в халате, потемневшем от крови, подходит ко мне, машет перед глазами рукой. Я реагирую очень вяло.

— Лёгкая контузия, — констатирует эскулап, голос его звучит глухо. — Иди-ка ты, братец, прогуляйся пока на свежем воздухе, а лучше посиди. Когда случится так, как будто кто из ушей вату вынул, можешь в бой возвращаться.

Я тупо киваю и иду к выходу. Кругом кровь, грязь, куски человеческого мяса. Опять слышен голос врача:

— Где пила? Здесь просто срочно ногу ампутировать надо!

Выйдя из палатки, я не просто сажусь — я падаю на траву. Кроме меня тут рядом сидят ребята, простые солдаты и офицеры, ставшие инвалидами в этой битве. Я смотрю в небо, а в голове просто пустота. Нет никаких размышлений о бренности бытия в духе Андрея Болконского. Просто небо. Я не знаю, сколько я так пролежал, но когда в мир вернулись звуки, я вздрогнул и вскочил. В это время меня и заметил проходивший мимо Патрик Флэтли.

— Ты ранен? — Спросил он меня.

— Лёгкая контузия, — ответил я. — Что с нашими, где они? Я помню только, как пошли в штыковую…

— Сверчков взял британскую батарею…

— И кстати говоря, где был ты, потому что мы ждали поддержки артиллерии.

— Тут такое случилось, — и Патрик рассказал мне историю с атакой Локхида.

— Погоди, разве он не командует сражением?

— О! Боем руководит лично герцог Кембриджский.

— Потрясающая честь! — мрачно сказал я. — И что ему не сиделось в своём проклятом Ганновере. Впрочем, к лучшему. Командир из него посредственный.

Мои слова пришлись к месту. К вечеру Лукасиньскому и фон Керну удалось ликвидировать прорыв Локхида и, когда стемнело, а темнело сейчас рано, войска вернулись на прежние позиции.

— Вздремни немного, — посоветовал мне Афанасий, раскуривая трубку. — В атаку пойдём ещё до рассвета.

Мы с ним расположились на занятой нашей ротой батарее. Потихоньку сюда подтягивались артиллеристы Флэтли, готовя её к продолжению сражения, но уже на другой стороне.

— Я и так сегодня полдня без сознания провалялся, — зевнул я, делая затяжку из своей трубки.

— И всё-таки… повезло тебе, кстати.

— Да, — согласился я. — Реально повезло, а вот многим нашим…

— Угу, — кивнул Афанасий. — Кстати, Сеславина убило. Картечью просто изрешетило всего. Я принял под командование его роту. Да и мне и по званию полагается.

Я покивал. Сеславина я не очень хорошо знал. Так, виделись на военных советов. Я сделал ещё затяжку и почувствовал, как мои веки слипаются.

— Ты поспи, поспи, — похлопал меня по плечу Сверчков, забирая трубку. — Не бойся, тебя здесь не забудем. А я пока проверю, как там бойцы.

Последние слова донеслись до меня, как будто из тумана. Я стремительно засыпал.

* * *

Но вообще битва на реке Секвойе была не самым кровавым сражением войны за независимость. Потери здесь оказались меньше, чем в битве при Шпанберге.

Причина тому погода. Нет, в сравнении со средней полосой в России, конечно, конец ноября — начало декабря считаются тёплыми. Где-то 10–15 градусов по Цельсию. Но вот зарядившие дожди портили всю картину. Пехоте, как обычно, погода была по барабану, в том смысле, что нас никто и не спрашивал. Мы два или три раза сходили в атаку, а потом прикрывали отступление артиллерии. Резанов приказал оставить позиции и вернуться на исходные к началу битвы.

Потянулись унылые дни артобстрелов. Хотя, например, врачам было не скучно. Только вместо раненых, как в первые дни битвы, к ним потянулись простуженные.

— Мне это всё напоминает теннис, — сказал я Афанасию, стоя под импровизированным навесом и пытаясь раскурить трубку, невзирая на ветер и проливной дождь. Получилось, хоть и не сразу. — Обе стороны как-то бесцельно бросают туда-сюда мячики ядер.

В ту пору уже играли в теннис. Правда, правила отличались от тех что я знал, но слово такое было известно.

— Тебя таким мячиком чуть не зашибло, — пожал плечами Сверчков. — Хотя да. Получается из пушки по воробьям.

Я пропустил его иронию мимо ушей, выдохнул дым, посмотрел на то, как он улетает вдаль, и задумчиво проворчал:

— Знать бы, какой хитрый план задумала наша святая троица командиров. Потому что, не придумай они ничего хитрого, — это умник, Локхид, что-то придумает сам и убедит в этом герцога Кембриджского.

— Не ошибусь, если скажу, что ты не любишь Локхида? — Спросил у меня мой друг-командир.

— Не люблю, — отрезал я. — Он был комендантом той тюрьмы в Анхелесе, откуда меня вытащила Эмма.

Хитрые планы отцов-командиров мы узнали на следующий день. С утра прояснилось, и ненадолго установилась солнечная погода. Из штаба примчался вестовой и передал Сверчкову приказ: при первой атаке британцев изображать паническое отступление, практически бегство. Не сговариваясь, мы с Афанасием достали карты и ещё раз изучили расположение войск. Наша и бывшая сеславинская рота стояли близко к центру. И тут до нас медленно начало доходить, что хотят провернуть отцы-основатели, они же отцы-командиры. Вернее, нам показалось, что мы разгадали их план.

— Не прокатит, — резюмировал я. — Этому приёму уже реальная тысяча лет, его не то, что в военных академиях, — в школах изучают. Герцог Кембриджский, может, и не очень ярко смотрелся, противостоя наполеоновским генералам, но он не дурак.

Построив наших солдат, мы начали перестрелку с оппонентами. Это мы всегда любим: нас хлебом не корми — дай изобразить классический приём ведения огня. В общем, мы чуть увлеклись, с трудом заметив, что наши соседи начали активно имитировать бегство. Пришлось заканчивать развлечения и начинать бегство. Но отступали грамотно и аккуратно, оружия не бросали и даже иногда огрызались. Боковым зрением я фиксировал обстановку. Нет, с флангов не обходят кавалерией. И то хорошо, потому что наверняка для таких случаев у британцев наверняка есть пара сюрпризов.

Вопрос оставался в том, долго ли нам бежать. Афанасий уверял, что до леса. Так и есть: у леса встали и приготовились к штыковому бою. Но повеселиться нам не удалось, потому что тут начали отступать уже британцы. На мгновенье нами овладела растерянность. Всё-таки мы не для того бежали к лесу, чтобы потом обратно бежать за британцами. Но потом быстро сообразили. Открутили штыки, выстроились и дали пару залпов в спину отступающим британцем. На видимом нам участке битвы началась паника. Солдаты стали бросать оружие и сдаваться в плен.

Мы со Сверчковым облегчённо выдохнули. Конечно, битва ещё не закончилась, но мы явно переломили ход сражения в свою пользу.

Сражение продолжалось до завтрашнего утра и ещё сутки, мы вылавливали разрозненные группки солдат по окрестным лесам. Адольф-Фредерик, герцог Кембриджский, а также генерал Локхид, его военный советник, покинули поле боя, не дожидаясь окончательного разгрома.

Как оказалось, в те дни, когда мы мокли под проливными дождями, Резанов провёл в тыл британцев драгунов (и откуда он их только взял) и казаков. Когда мы начали отступать и оттягивать на себя пехоту… Что случилось дальше, понятно. Пехота втянулась следом за нами, зашедшие в тыл драгуны отрезали основные силы от артиллерии. Тут как раз вступила в дело уже наша артиллерия. Британские пехотинцы стали отступать, чтобы пробиться к пушкам… но получили в спину свинца от нас. После чего и начался хаос, а командование покинуло поле сражения.

Хотя уехали они недалеко и к вечеру прислали парламентёра с предложением переговоров. Прибытие посланника проходило на наших глазах, потому что мы ошивались около штаба с простой целью выяснить, отдадут ли под командование Афанасия Сверчкова роту Сеславина.

— А почему бы нам не захватить сейчас и Кембриджа, и Локхида, а затем двинуться маршем на Анхелес? — Задал я риторический вопрос, созерцая, как британца отводят в штабную палатку.

— Не вздумай предложить это Резанову или Лукасиньскому, — ответил мне проходящий мимо Ян Скржинецкий. — Они крайне щепетильны в вопросах чести.

Подождав, когда поляк скроется среди своих кавалеристов, я опять задал интересующий меня вопрос:

— Интересно, Лукасиньский всю масонскую ложу Польши сюда притащил или всё-таки оставил немного на развод?

Ответом мне стал дружный хохот моих боевых товарищей. Я с грустью осмотрел их ряды… Да, под Шпанбергом мы потеряли немало, но нашей с Афанасием роты это почти не коснулось. А вот в это битве Смерть хорошо погуляла с косой по нашим рядам.

Спустя час Резанов и фон Керн в сопровождении охраны покинули лагерь, оставив на хозяйстве Валериана Лукасиньского и Михаила Лунина.

 

Глава 9 (XIX век)

Временное перемирие

Новая Вологда — Шпанберг 1820 год

Переговоры прошли мирно, и стороны заключили временное перемирие, до весны следующего года. Летняя кампания фон Керна и северный поход Лукасиньского стоили нам значительных потерь, и мы ждали подкрепления, которое тайно подтягивалось из Империи. Точно так же и британцы, а вернее, герцог Кембриджский, не рассчитал сил и ожидал помощи из метрополии.

Всю иронию судьбы оценили через две недели, когда до нас дошли известия, что Боливар подписал с испанцами аналогичное перемирие в тот же день.

А пока мы были не слишком довольны, ворча, что Великобритания — сильная держава и любая передышка идёт им на пользу… но всё-таки Резанов был прав. Молодой республике нужен был и флот, который стремительными темпами строился в Ясеневом Перевале, нужна была и поддержка от других стран, а не от только что появившихся на карте. Над этим работал некий Лукьян Сократович Болотин из орегонских купцов, но, тем не менее, очень талантливый дипломат. Хотя Рылеев и жалел, что Диего де ла Вега не может раскрыть своё инкогнито, ему эта должность подходила больше.

Ещё мы ждали когда, наконец, в САСШ закончатся выборы, чтобы победивший в президентской гонке кандидат (многие были уверены, а я знал точно, что их второй раз выиграет Джеймс Монро) признал нашу независимость.

Вернувшиеся в Новую Вологду войска Резанов приказал переформировать в соответствии с новыми задачами и с учётом потерь. Мы по-прежнему находились в подвисшем состоянии, не понимая, то ли оставят роту под командованием Сверчкова, то ли переделают в полноценный полк, а Афанасия повысят. Хотя после сражения на Секвойе он и получил звание подполковника, сейчас же революция, господа! Всё зависит от твоих личных способностей, а не от выслуги лет и армейской бюрократии.

Но внезапно Афанасий Сверчков решил свои проблемы с комплектацией роты весьма оригинальным способом. В один из вечеров он зашёл ко мне, когда я находился в комнате в доме Каткарта.

— Вечер добрый, — приветствовал он меня Афанасий.

— И тебе того же, — буркнул я. Я был немного занят: штудировал работу Жомини, которую выпросил у Рылеева. Я жалел, что в своём времени мало уделял внимания военному искусству, и сейчас стремился восполнить этот пробел.

— Я решил перевестись во флот, — внезапно очень серьёзно сказал Сверчков. — У республики полно пехотных офицеров, а вот военно-морских сильная нехватка, а я до оккупации был помощником капитана на фрегате «Апостол Лука». А теперь звание позволяет занять капитанскую должность.

— Из подполковников в капитаны? — усмехнулся я.

— Второго ранга, — ответил Афанасий. — Я тут поговорил с солдатами. Ты знаешь, что моя рота и бывшая Сеславина набиралась в основном в Ясеневом Перевале, Гаврииловске и Порт-Беринге. Так вот, хватает тех, кто ходил матросом, а то и офицером вдоль Побережья и на Аляску.

— Жаль, конечно, расставаться, но я вижу, как ты скучаешь по морю. Я помню: когда захватили Южный Рог, ты вместо того, чтобы праздновать победу, тоскливо ходил вдоль берега, поднялся на оставленный британцами корабль и очень не хотел покидать его, всё ходил по палубе, брал в руки канаты, хлопал по мачтам… Нет, тебя нельзя разлучать с морем. Эх! Впрочем, что уж там. Кому роту оставишь?

— Я вот всё думаю, сомневаюсь, — замялся Сверчков. — Тебе или Хмелёву.

Ермолай, он же Ерёма, Хмелёв родился в Елизаветинске, в семье мастеровых, которые уехали на Побережье откуда-то из Смоленской губернии. Причины этого были неизвестны. Но наверняка банальны для того времени: конфликт с чиновником, дворянином, помещиком или офицером. К нашей истории это не имеет никакого отношения. Интереснее другой момент. До войны за независимость Хмелёв не особо успешно фермерствовал. Не смог выплатить налог британцам — те и согнали его с земли. Отправился на заработки в город, проработал два месяца подмастерьем у сапожника. Ну, а какая заварушка случилась в Ясеневом Перевале в конце прошлого года, так не мне вам рассказывать. Вот тут Ермолай и попал на своё место: сначала был в ополчении у Сверчкова, потом служил в армии фон Керна. Война оказалась его стихией. За неполный год он из рядового вырос до штабс-капитана, и если Афанасий оставит его вместо себя, то значит, звание майора или подполковника упадёт на его плечи в течение месяца.

Он отличился и в штурме Южного Рога, а, когда мы проиграли первую битву за Приозёрье, благодаря Хмелёву наша рота понесла наименьшие потери из всей армии. В сражении на реке Секвойе он заменил меня, когда меня контузило, при штурме британской батареи.

Вот такая героическая личность. Афанасию сложно было принять решение, выбрать из нас двоих. Но ему помогли внешние обстоятельства.

— Ставь Хмелёва. Он хороший командир. Влад тоже неплох, но у него будет другое задание, — раздался знакомый голос со стороны незакрытой Сверчковым двери, и пред нами предстал премьер-министр Республики Побережья, Кондратий Фёдорович Рылеев.

— Понимаю, господа: подслушивать нехорошо, но в своё оправдание могу сказать, что я и так шёл к Владу, а услышал ваши последние слова случайно.

Он прошёл в комнату, поздоровался с нами. От предложенного кресла, в котором до того сидел я, отказался со словами: «Я не дама, чтобы мне место уступали», и присел на единственный не занятый стул.

— Слышал, что Николай Петрович подписал твоё прошение о переводе во флот, — сообщил он Сверчкову. — Рад за тебя. Помню, как ты в отсутствие капитана провёл наш корабль от Порта Беринга до Росса.

— Дело секретное? — деловито осведомился Афанасий у Рылеева как будто спрашивая, можно ли ему остаться или нет.

— Конечно, секретное, но ты можешь остаться: речь пойдёт о девушках из вашего Братства.

— Что с ними? — у меня ёкнуло сердце.

— Они живы и здоровы, — успокоил меня Рылеев. — Но вот наткнулись на такое, что сами не до конца поняли. Что-то странное творится в Спокан-Хаусе. Эмма Хэдли потребовала, чтобы приехал ты. Почему, не знаю, тебе объяснят всё в Чинукске. Девушки сейчас остановились там, в домике у Мины Златковской.

Я лишь покачал головой. Всё-таки тяжело материалисту иметь дело с ведьмами. Особенно с такой, как Эмма Хэдли, которая ещё и знает про тебя то, что ты очень и очень глубоко скрываешь.

— Знаешь, когда я получил письмо от неё, — задумчиво сказал Рылеев, — то самое, где как-то она как-то невнятно объясняла причины твоего появления на Побережье, я сначала насторожился. Всё-таки Эмма англичанка и может вести какую-то свою игру. Но просьбу её выполнил. Потом пообщался с тобой, увидел, что ты хоть и странный, но заслуживаешь доверия. Я бы хотел узнать твою настоящую историю…

Афанасий снова мотнул головой, как будто спрашивая, стоит ли ему выйти. Я лишь грустно улыбнулся Рылееву.

— Нет, Кондратий. Ты просто не поверишь.

Премьер задумчиво покивал головой. Вздохнул.

— Что ж. Впрочем, это пустое. Праздное любопытство. Есть дела намного важнее и актуальнее.

— Но почему всё-таки Ерёму? — Спросил Афанасий. — Может, Влад успеет вернуться до окончания перемирия?

— Не успеет, — отрезал Рылеев. — Объяснить не могу — просто чувствую, что он там надолго застрянет.

* * *

Поздней ночью 31 декабря, я въехал в Шпанберг, город, который мы освобождали этим летом, стоя насмерть и не давая прорваться Паттерсону на юг. Шёл дождь. Всё-таки это тёплый край: снег здесь очень большая редкость, даже на новый год. Я рассчитывал, что отпраздную его с Аней, но дела — тот бардак, который творился в нашей временной столице-, к сожалению, не дали мне такой возможности. Хотя оставалась надежда, что Тигрёнок празднует его по юлианскому календарю, а значит, у меня в запасе десять дней.

— «Вот тоже головная боль для революционного правительства», — думал я. — «Надо будет как-то унифицировать календари и, если для измерения уже ввели метрическую систему, тут будет куда как сложнее: тут на религии дело замешано».

Я был одет в форму офицера калифорнийской армии. Впрочем, в то время солдат и офицеров можно было различить только по погонам и цвету шляпы у командного состава. Это потребовал ввести фон Керн, чтобы он мог хоть как-то на поле различить офицера и солдата. Покрой мундира у нас был взят с армии североамериканских штатов, только цвет выбрали зелёный. Что давало нам преимущество перед «красномундирниками» британцами, особенно весной и летом. На голове была офицерская конфедератка. Очень жалел, что стетсон, известный как ковбойская шляпа, изобретут только через сорок лет.

Я ехал на Ганнибале, сером мустанге, которого мне дал Диего де ла Вега, чтобы я добрался до Новой Вологды, а после нашей встрече в Россе подарил. На время северного похода я отдал коня Рылееву: воевал я всё-таки в пехоте, и если просто ездить на лошадях я могу, то сражаться на них не очень получается.

Ещё на мне красовались орден Медведя и медали, полученные как раз за битву при Шпанберге, в который я въезжал, и за оборону Новой Вологды. Всё-таки Сверчков и Хмелёв молодцы: насели на командование и выбили всем солдатам наших рот награды, а для погибших — содержание семьям. Я немного грустно подумал, что всё-таки они командиры лучше, чем я. Мне это почему-то и в голову не пришло.

С Афанасием я расстался в Новой Вологде. Он задержался, чтобы передать все дела Ерёме Хмелёву, а мне надо было срочно выезжать в Чинукск.

Шпанберг был одним из городов, которые были основаны Матвеем Коломенским во время работы Первой Тихоокеанской Экспедиции, той самой, благодаря которой заселённая доселе индейцами и испанцами на юге Калифорния стала говорить на русском языке. Город назвали в честь Мартына Петровича Шпанберга, одного из соратников Витуса Беринга. Мартын Шпанберг исследовал западное побережье Северной Америки вместе с Лаптевым, основал Порт-Беринг на острове Елизаветы.

Погиб Мартын Шпанберг в 1761 году во время шторма, уже на подходе к Ясеневу Перевалу. Собственно говоря, Тихоокеанская экспедиция пользовалась его картами и описаниями, поэтому в его честь и назвали этот городок. Хотя было немного странно: поселение находилось далеко от морских берегов.

В конце 1820 года Шпанберг был небольшим городом, населённым в основном мастеровыми. Также и мы, и британцы держали здесь гарнизон: положение города позволяло успешно контролировать окрестные земли и сдерживать индейцев, которые в те годы были проблемой.

Сюда я приехал забрать Жана, который получил тяжёлое ранение в летней баталии. Да, его умение владеть оружием повысилось, но вот умение владеть собой осталось на прежнем уровне. Он несколько раз бросался в атаку, хотя мы сидели в обороне. Вот в одной из таких атак он просто нарвался на залп британской пехоты. Чудом выжил, но остался залечивать раны, когда мы вместе с подкреплением от Лунина ушли оборонять нашу временную столицу.

Въехав в город и предъявив пропуск страже (хотя мои награды впечатлили ребят из ополчения гораздо больше, чем пропуск, подписанный самим Резановым), я отправился искать нашего французского добровольца. Он проживал сейчас на Мясной улице. Произнеся про себя это название, я ускорил поиски — найти её оказалось не так и сложно, ребята на воротах мне объяснили вполне понятно. Вскоре я уже ехал по узкой улочке, свойственной скорее германскому городу, нежели русскому или испанскому.

Спешившись у небольшого каменного дома, в котором, по идее, должен был жить Жан, я постучал в дверь. Мне открыла крепкая сорокалетняя женщина.

— Мне нужен господин Жан Журне.

— Комендант? — Спросила она. — А вы кто такой?

— Какой комендант? — Удивился я. — Я майор Республиканской Калифорнийской Армии, Владислав Павлович Ясенев.

Я что-то перестал понимать происходящее. Надо бы разобраться. Только хотел наехать на даму, как за спиной женщины раздался шорох и навстречу мне выскочил наш зарубежный поэт.

— Влад! Рад тебя видеть! Вы куда все пропали?

— Лично я, Афанасий и Патрик обороняли Новую Вологду от герцога Кембриджского. А наши амазонки в Чинукске. Собственно говоря, я к ним и еду и беру тебя с собой.

В небольшой комнатке с краю послышался сдавленный женский стон, причём голос принадлежал не той сорокалетней даме, а девушке гораздо моложе. Я усмехнулся.

— И почему тебя называют комендантом?

— Понимаешь, в чём дело: здесь, в Шпанберге, в гарнизоне одни мальчишки, а коменданта и прислать забыли.

— Да, — вспомнил я. — Лукасиньский выгреб всех людей отсюда подчистую.

— Когда я более-менее оправился от ран, то стал помогать этим мальчишкам, которые пытаются наладить оборону. Советы давал, учил тому, чему меня самого Мина научила.

Он развёл руками и скромно улыбнулся.

— Ничего страшного. Я напишу Рылееву, пусть отметит твои заслуги и пришлёт, действительно, боевой гарнизон. Ты же собирайся: времени ждать особо нет.

— Едем прям сейчас? — Спросил Жан, готовый уже на всё.

— Завтра. Сейчас я хочу есть и спать, того же хочет мой конь. Да и куда мы в новогоднюю ночь отправимся?