Девушка на обочине

Козырева Татьяна Сергеевна

АВИАСТОП

 

 

Автостоп второго рода — в кабинах поездов — не особо сложен и не экзотичен, не очень-то людям это интересно. Автостоп третьего рода — гидростоп — я попробовала лишь однажды, и то неудачно: вместо подвоза мне дали денег. Об этом написано в книге «Прикольные случаи». Разные мелкие лодочки не в счёт.

Зато авиастоп, четвёртый род, мне удавался несколько раз. Как правило, это бывало по «бразильской системе» — когда другого выхода просто не было. Люди удивляются: как это так возможно? Вспоминают дурацкую рекламу с Максом и «Фантой». На самом деле, конечно, в воздухе борта не стопят. Расскажу, раз есть интерес.

 

ВВИДУ ОТСУТСТВИЯ ТАКОВОЙ

Барнаул/Новосибирск — Москва

«Измерить температуру забортной воды не представляется возможным ввиду отсутствия таковой!» (Лом, первый помощник капитана Врунгеля)

Первый мой опыт оказался неудачным, но не потому, что кто-то мне отказал.

В 98-м году мы возвращались с реки Урик в Саянах, про которую написан рассказ «Гонка за поездом». У нас в поезде было два «зайца»: я из принципа и Саша Макеев от безденежья. Я хорошо пряталась, а его проводница вычислила. В это время проезжали Новосибирск. Там выходил Андрюша Реутов, он ехал к родителям в Барнаул. Посовещались мы, и решила выйти Дюшка — у неё тоже родители в Барнауле, и я до кучи, чтобы успокоить проводницу. Билеты у нас были групповые. Дюшка отдала своё место Макееву, число людей и мест сравнялось. На билет от Новосиба Макееву денег хватало.

Произведя рокировку, мы отправились стопом в Барнаул: неопытные люди в паре, я одна. Они подвисли и ночевали в сыром стогу. Было потом что порассказать цивильным предкам! Дюшка вписала меня к своим родителям. Погостить ей удалось всего три дня: её ждали в следующий поход на Эльбрус. За радость общения родичи были готовы оплатить билет на самолёт: поездом было уже не успеть. Но хотелось, конечно, не платить. Испробовав обычный автостоп, решили попытать счастья и в воздушном.

У Барнаула был один аэропорт. Мы приехали туда на родительской машине, покрутились у лётного поля и выяснили, что грузовых рейсов на Москву в ближайшие дни нет. А военного аэропорта у них то ли нет вообще, то ли не помню уже, что — факт тот, что ничего не летело.

На следующий день поехали в Новосиб. Там огромный аэропорт Толмачёво, где есть всё. Кроме попутных бортов на сегодня! Большой грузовик улетел утром, а мы не знали. Покрутились мы, изучили расположение дырок в заборе — на будущее. Выяснили, как трудно пробраться к пассажирским самолётам: четыре слоя охраны нужно миновать. Дюшка купила билет и улетела, её родственники уехали домой. А я решила пробовать дальше и вписалась у вояк в казарме. Весь следующий день протусовалась с вояками, общаться с ними было скучно: не отягощены они интеллектом. Раз в сутки, в полдень, проводилось совещание, на котором решали, кому давать вылет. У военных стоял под погрузкой один борт, но в этот день ему вылета не дали. А на следующий день ожидался какой-то патриотический праздник, обещали всем выдать пайку водки. Мне такая перспектива не понравилась, солдатики и так уже вели себя чересчур фривольно. Я распрощалась и ушла на трассу. Уж там-то попутные машины были всегда.

 

ПОПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЯ У ДУХОВ МЕСТНОСТИ

пос. Тура — аэропорт «Емельяново», Красноярск

Зимой 2000 года мы в составе экспедиции АВП путешествовали по Эвенкии. Мы — это я, Полина Кулешова, которая вернулась домой только через пять лет женой своего попутчика Кости, и Сергей Березницкий, который потом пропал без вести в Афгане. В столицу республики, посёлок Туру, мы с Сергеем приехали уже без Полины и на месяц позже других участников экспедиции, поэтому морозов в 50° уже не застали. Хотя в Ванаваре при -40° из бани в снег ныряли.

По дороге мы пытались улетучиться из разных посёлков, но ни разу не получилось. То перед самым вылетом образовывался срочный груз, то вертолётчики называли нам точное время, а сами улетали на час раньше — не понос, так золотуха. Мы поняли, что лётчикам, в отличие от скучающих водителей, попутчики не требуются, и если есть возможность отмазаться от пассажиров, она всегда используется.

Мы не спешили, почти в каждом посёлке залипали на недельку, пропитывались северным духом. В результате в Туре отметили 8-е марта и, глядя на капель за окном, вдруг поняли, что зимники-то со дня на день могут встать! Так мы и залетуем где-нибудь на полдороги. А в Москве хоть и не срочные, но всё же дела дожидаются. Оставалось одно — эвакуироваться по воздуху.

Во всей Эвенкии есть ровно 14 км асфальтовых дорог. Это дорога из Туры к аэропорту «Горный». Под снегом асфальта не видно, но дорога была накатанной: каждый день прилетало и улетало по 1–2 борта. Грузовых среди них почти не было, все административные или рейсовые пассажирские. А военных в той глуши просто нет. Есть же на Земле места, где нет военных!

Сначала мы пробовали договариваться с администрацией, которую Серёжа фамильярно именовал «админкой». Ведь губернатор Эвенкии здоровался с нами за руку и разрешал пользоваться интернетом у своих секретарш. Но тут что-то резко изменилось: даже губернаторские джипы нас не подвозили в сторону аэропорта. Мы подкараулили вечером господина Золотарёва и спросили в лоб: что за дела? Он ответил: раз вы автостопщики, выбирайтесь самостоятельно. Что же, резонно.

Мы переписали все телефоны — благо, их немного, а справочники есть везде — и несколько раз в сутки звонили в дирекцию авиапредприятия и начальнику перевозок. Удостоверившись, что кому-то дают посадку или вылет, мы подхватывали рюкзаки и бежали на асфальтовую трассу. К самолёту всегда подтягивались разнообразные машины, обычно около десятка или больше, и кто-то из них нас обязательно подвозил. Но охрана лётного поля быстро просекла фишку и стала на нас охотиться. Нас отлавливали быстрее, чем мы успевали отловить командира экипажа. Командовала охраной стервозная тётка, которую никак не удавалось уломать. А сами охранники нам сочувствовали.

Тогда мы оккупировали гостиницу для лётчиков под неофициальным названием «Женские слёзы». А официальное название было какое-то детсадовское, вроде «Ромашки». Выглядело всё классически-романтично: «кожаные куртки, брошенные в угол» и далее по тексту. Там мы бухали с летёхами несколько дней, а ночевать возвращались в наш любимый краеведческий музей. Ходили пешком: Тура — посёлок маленький, даром что столица. Один командир экипажа по пьяни дал честное слово офицера, что завтра же нас заберёт. Мы обрадовались, но не успокоились — и правильно: к нему на борт подсадили каких-то официальных лиц из админки, и губернатор лично запретил брать левых пассажиров. Можно его понять: мы-то улетим, а ему тут политику делать. Командир был мрачнее тучи, но ослушаться приказа не мог.

Параллельно мы, конечно, занимались другими делами. Заходили в гости к отшельнику в его «Тупик Воленс-Ноленс», посещали редакцию газеты «Эвенкийская жизнь» в ожидании номера с нашим интервью, зашли к геологам, которые подогнали мне огромные оленьи рога, к фотографу ходили и так далее. Кто-то присоветовал посетить святое место и попросить удачи у духов.

По дороге к аэропорту есть специальное капище — обо. Туда нужно идти пешком. Стоят несколько жердей в форме чума, большие оленьи рога на неком дощатом сооружении, рядом по четырём углам квадрата прибиты части рогов, и в этом квадрате лежат остатки жертвоприношений: еда и свечки. Лавочка рядом, всё цивильно.

Сергей сначала присобачил на каркас тент от своей палатки и стал фоткать — по приколу. А я встала в сторонке и попробовала к духам обратиться. Захотелось мне попросить у них прощения за наше хамство и невежество и за ссоры наши глупые. Смотрю — Серёга тент стянул и тоже как-то посерьёзнел. Постояли мы с полчасика, помедитировали.

И на следующий день улетели!

Ну, мы к этому и материальные усилия приложили. Вписались уже в диспетчерскую аэропорта, переночевали там, всех диспетчеров к себе расположили. Они запрашивали принимающую сторону, договаривались со знакомыми, чтобы мы не были неожиданностью. Сначала думали, будет принимать аэропорт «Емельяново» в Красноярске, с ним договориться было сложнее. Но приняла в итоге «Черемшанка», она либеральнее. В этот день тот экипаж, командир которого нам наобещал с три короба, вёл пассажирский борт. Мы этого командира поймали, когда он бумаги подписывал, припомнили ему слово офицера. Говорим: все диспетчеры за нас. Он нас и посадил…

У «Як-40» есть одно откидное сиденье, на него усадили меня. А Березницкого — на рюкзак в проходе. Рога тщательно замотали бинтами, чтобы они никого не забодали. С нами летела парочка знакомых корреспондентов с материка, им очень хотелось дать горячий материал, но командир экипажа просил его не палить. Не палю и я, хотя контакты его остались.

Грустно было покидать ставший родным Север. В автомашинах всё происходит постепенно, а тут раз — и прощай. Смотришь на любимые места сверху — как будто душа отлетает.

Через два часа мы приземлились в Красноярске. А занимались мы авиастопом десять дней. За это время могли бы не спеша доехать по земле — если бы зимники не встали.

 

ПОЧЕМУ Я НЕ ПОПАЛА В ДОЛИНУ ГЕЙЗЕРОВ

кальдера Узона — Елизово

Летом 2002 года мы с командой из Физтеха ходили по Камчатке. Пешая часть маршрута была рассчитана так, чтобы погулять по Кроноцкому заповеднику — без разрешения, конечно, а в конце выйти прямо к егерям в кальдеру Узона и честно сдаться. Вышли, на нас оформили протокол. Потом мы совместно распили сохранённую для этого случая бутылку водки, налепили пельменей с нелегальной гольцовой икрой, и на следующий день протокол был торжественно порван. Мы же не браконьерим, не мусорим, кострищ не оставляем, только нужно с нами пообщаться, чтобы в этом удостовериться.

А с командиром мы в этом походе крепко поругались и решили, что идём вместе до первой цивилизации. Юрик договорился с егерями, что меня отправят в Петропавловск с оказией. Мне сбросили все ненужные вещи, выделили сухарей и денег. Как потом оказалось, часть вещей сочли ненужными напрасно…

Зажили мы с мужиками втроём. Они придумали легенду для начальства, якобы я — Серёгина девушка, познакомилась с ним в Москве (он там недавно был) и приехала к нему, а заодно Камчатку посмотреть. На полчаса залетел большой начальник, и меня при нем легализовали.

Мне уже давно предложили при случае слетать в Долину Гейзеров с Серёгой в качестве его девушки, примазаться к экскурсии и тем же бортом вернуться. Прилетало по 2–3 борта в день, но все они не были попутными. Группы туристов проходили по мини-маршруту, который нам показывали (это входило в стоимость тура), и через час улетали. И вот остатки нашей команды ушли, прибыли другие охотоведы, и для подтверждения легенды мы с Серёгой поселились в отдельной комнате. Там ему приспичило вроде как действовать по легенде. К счастью, в комнатке было две кровати, я забралась на верхнюю и битый час занималась прогрузом оголодавшего самца на предмет беспочвенности его притязаний. Мужик хороший, очень приятный в общении, но от одинокой жизни немудрено озвереть. Дошло до оскорблений: «живи с напарником или приручи медведицу». Порешили мы с ним, что лучше мне от греха улететь первым же бортом в Петропавловск. Секс в качестве оплаты экскурсии мне показался не в кайф, а гейзеры — шут с ними, я этого добра в Йеллоустоуне насмотрелась.

На следующий день в плане стояло два борта, и мне сказали, что я улечу вторым. У командира второй вертушки смешная фамилия Горб. Мы тепло попрощались, все ночные обиды забыли, и я впервые в жизни погрузилась в вертолёт. В прозрачную кабину к экипажу я соваться не стала, но иллюминатор открыла с разрешения гида. Летели мы с какими-то иностранцами, они тоже сразу же свои окошки пооткрывали. Я высунулась чуть ли не по пояс — интересно же. Девушка-гид затеребила мою ногу и прокричала в ухо, чтобы я так не высовывалась, а то иностранцы пугаются. Но один из них сразу же попросил высунуться опять, чтобы он мог меня сфотографировать. Что и сделал, а потом продемонстрировал фотку: аппарат был цифровой. В самом деле стрёмно выглядит.

Бреющий полёт — это, конечно, красотища. И совсем это не так шумно, как рассказывают, даже при открытых окнах, и почти не трясёт. Исключительно приятно пролетать над кочкарником и сухими ручьями, кедрачами и ольхачами и сознавать, что не нужно по этому рельефу пиз… э-э… еб… а, вот: идти!

Подлетели к извергающемуся Карымскому вулкану, что-то он слабо дымил на этот раз. Облетели вершину, чтобы все могли поснимать своей навороченной аппаратурой. Сели у домика вулканологов, выгрузили половину иностранцев и тут же полетели дальше. Велик был соблазн выскочить вместе с ними, но я решила не подставлять пилотов и добрых егерей: все-таки они на Узоне договаривались доставить меня в город, а любые новости по Камчатке разносятся со скоростью света. Пусть Горб считает, что подвёз городскую лохушку. Правда, календарик Школы автостопа я второму пилоту впарила на всякий случай.

Посадочная площадка компании «Кречет» на выход не проверялась. В смысле, на проходной вопросов не задавали, а при входе, наверное, задали бы. По дороге к трассе я пообщалась с тётушкой-гляциологом, которая прилетела другим бортом: мы сели почти одновременно. Не знаю, кто там керосин оплачивает, но вертушек этих море, и если задаться целью полетать по точкам, похоже, тут авиастоп сравним по простоте с обычным автостопом. Я не задавалась: устала уже от маршрута. А кому интересно — пробуйте! Американцы говорят: «У нас всё или слишком дорого, или бесплатно». На Камчатке полётный час стоил в 2002 году 26 тысяч рублей. Или ничего не стоил. Пилоту же ничего не стоит взять лишнего пассажира, и никаких проверок — бича авиастопа — бояться не надо.

У меня сложилось впечатление, что на Камчатке вертолёт застопить так же просто, как машину. На Тум-роках (Верхне-Щапинских горячих источниках) наш командир Юрик Евдокимов встретил знакомого охотоведа, с которым бухал два года назад. Тот предложил полетать по точкам и разрешил взять с собой кого-нибудь. Мы выбрали молодую восторженную девушку Марину. С воздуха считали медведей, искали баранов, где-то оставляли соль для лосей. А очень занятой Женя как раз планировал закончить маршрут на Тумроках и забрать с собой домой всё, ставшее ненужным. Его подбросили до Атласова, а заодно подождали, пока Юрик с Мариной накупят для нас продуктов. Кто достаточно долго шарился по лесам, поймёт, что такое пиво, свежий хлеб, масло, куриные окорочка после 23 дней автономки!

 

В АЭРОПОРТ — КАК НА РАБОТУ

Елизово (Камчатка) — Иркутск

Это продолжение всё той же камчатской истории. Мы с группой из Физтеха прошли длинный красивый маршрут на полтора месяца. Компаньоны мои улетели домой «Аэрофлотом» к своей учёбе и работе, а я осталась посмотреть то, чего мы с ними не видели, и просто потусоваться. Везде встречаются интересные люди, но с камчатцами мы как-то сильно подружились.

В гостях хорошо, однако, а дома дела ждут. Спустя ещё полтора месяца я занялась авиастопом. На материк мне предстояло попасть военным или грузовым бортом, потому что деньги закончились (а я и не рассчитывала лететь за деньги), в порт категорически не пускали: терроризма боятся, а другой связи с материком нет, пока не установятся зимники. Но не дожидаться же зимы.

Жила я в Петропавловске у приятелей, которых образовалось уже почти полгорода. Прилетая туда, я имела в активе один контактный телефон работника МЧС от знакомых (на его компьютере я и набирала этот текст), а прожив в городе больше месяца, познакомилась с массой хороших, интересных людей. Так обычно бывает в вольных путешествиях, и именно за это мы любим автостоп, а вовсе не за возможность «ездить на шару». Так вот, жила я в Петропавловске, а аэродром у них в Елизове, на 28-м километре, и ещё пешком топать. Рюкзак у меня был 80-литровый, с кучей снаряги плюс альбомы и сувениры. Выйдя с маршрута, в первый же день в городе я обнаружила книжный магазин «Библио-Глобус», потусовалась в нём часа два и оставила полторы тысячи. Красочные фотоальбомы местных издательств у нас стоят раза в два дороже, да и прочие познавательные книги лучше брать из первоисточника. Сувениры же мне в основном дарили.

А вопрос о вылете, как известно, решается с экипажем прямо под самолётом в последний момент, предварительные договорённости ничего не гарантируют. И время вылета никогда не известно точно: это же не пассажирские рейсы. Военный аэродром никто не охраняет: дисциплина в этой погранзоне нулевая. Я скоро привыкла проходить на лётное поле через дырку в заборе, которую мне показал один из сотрудников склада: они пользуются дыркой, чтобы не таскаться в обход. Через официальный вход тоже ходила, делая морду тяпкой, забиралась в стеклянное здание диспетчерской на второй этаж к большим начальникам и запросто спрашивала: такому-то борту точно через два часа вылет дают? А где он стоит? Никто меня не останавливал, начальники на вопросы отвечали, как так и надо. Гуляла по лётному полю, разглядывая суперсекретные истребители — никого это не волновало.

Однажды разговорилась я с матросом на КПП у официального выхода на лётное поле. Ему скучно, а мне любая информация пригодится. Матросик охотно выбалтывал военные тайны, а под конец предложил оставить рюкзак на КПП, чтобы не таскать его туда-сюда. Рюкзак в это время жил на чердаке полузаброшенного дома поблизости от аэропорта, в самом тёмном углу. Теоретически, там его могли найти бичи, а практически они туда давно не заходили, судя по следам. Но я наивно посчитала, что КПП — место надёжное.

За все годы путешествий я привыкла доверять людям, и, как правило, они оправдывают доверие. Здесь я столкнулась со вторым в моей практике случаем воровства. Придя на следующий день, я обнаружила рюкзак изрядно похудевшим. Распотрошила его «не отходя от кассы» на КПП, хотя меня усиленно пытались прогнать, ссылаясь на начальство. Украли аппаратуру (фотоаппарат без плёнок, зарядник от чужой видеокамеры, налобный фонарик), всю тёплую одежду и даже сожрали продукты, причем цинично оставили крошки в пакетах.

Не так жалко вещи, как возмутителен сам факт. В расстроенных чувствах я совершила грубейшую ошибку: позвонила в милицию. Менты оперативно прибыли на место преступления, всех допросили, вызвали командира части… а тот их весьма невежливо послал. Те обалдели — и только тут поняли, что сделать ничего не могут. Не их территория. Военная часть — как другое государство на территории России, и граждане его — не россияне, а вояки. Подозреваемых всего четверо, две смены — видит око, да зуб неймёт.

Я потом развивала бурную деятельность, только поздняк уже было метаться. Пару раз говорила лично с командиром части — но куда там, он теперь старался не замарать честь мундира. Обратилась в военную прокуратуру, побегала по кабинетам с напыщенными золотыми табличками, раза три говорила с прокурором: и там классический вежливый бюрократический спуск на тормозах.

Наибольший эффект оказало обращение в местные СМИ. Вот не хотела делать себе рекламу, а сделала. В трёх местных газетах приняли мою статью про автостоп, в одной напечатали под прикольным заголовком «Экстремальное гостеприимство». В другой обещали, но я уже улетела и не знаю, напечатали или нет, а в третьей материал не пошёл. Радио дало прямой эфир один раз. Скандальный телеканал ТВК был очень рад, сделал две передачи: позитивную, про автостоп вообще, и негативную — про кражу. В общем, муть я подняла, но никакой материальной компенсации не получила. Зато гражданские были довольны, что на военных наехали: в этой несчастной погранзоне вояки всех достали своей наглостью и тупостью.

Через три недели я решила: «Мужик, ты охотник или п****ас?», перестала бодаться с вояками и снова сосредоточилась на своём вылете на материк.

А тут как раз в автоаварии погиб кто-то из московских больших шишек: улетели в кювет на тёмной объездной города. Ходили слухи об алкогольном опьянении… В общем, из столицы прилетала куча «экспертов»-бюрократов. Ради 3–4 человек гоняли целую «Тушку». Этих «Тушек» на Москву было штук пять. Я честно пыталась впроситься в них, но мне отказывали без объяснений, пока уборщик на лётном поле не разъяснил наивной девочке, с кем она имела дело.

Ладно, я продолжала окучивать вояк. Добыла телефон с позывным «Быстряк», по которому можно было регулярно звонить, соединяться с разными дежурными и диспетчерами, представляясь, к примеру, «прапорщиком Ивановой», но не автостопщицей Яшнико-вой, и спрашивать, когда будет ближайший рейс на материк. Местные тоже летают полулегально, за взятки. Договариваются, как водится, с командиром экипажа. Значит, и у меня есть шанс договориться за бесплатно.

К командирам я повадилась ездить в Паратунку. Это пригородный курорт с термальными источниками, оборудованными цивильно. Нецивильных горячих луж тоже много, но пилоты отдыхают не за свой счёт. Надыбала я и такие телефоны, по которым отвечали, на какую турбазу отправляют экипаж принятого сегодня борта. Командиры бывали весьма удивлены, когда они отмокали в тёплом бассейне, а к ним подваливала деваха, по виду совсем не «для отдыха», и выпаливала:

— Здравствуйте! Вы лейтенант такой-то? Вы на материк летите послезавтра, да? Пассажирку возьмёте?

Скажу честно: не согласился ни один…

Грузовые компании рекламировали себя на щитах, тут всё законно. По этим телефонам я тоже регулярно звонила, но меня тут же спрашивали, какой у меня груз, а информацию о вылетах давали неохотно. Быстро догадывались, что я пассажир, и переводили стрелки на компанию «Ветеран-авиа», которая полулегально возит пассажиров рядом с грузом за деньги. Мои знакомые туристы ей пользовались: не очень предсказуемо по времени, не слишком комфортно, но вчетверо дешевле «Аэрофлота».

Дырка в заборе работала гораздо вернее. К ней, родимой, я ездила из города, из отдаленного, но красивого района Сероглазка, почти каждое утро. Выходила ещё затемно — шёл уже ноябрь. Повезло мне, что осень выдалась необычно тёплая: зимних шмоток на мой размер, несмотря на изобилие новых знакомых, могло ни у кого и не найтись. И ещё повезло, что в то время по моему левому пенсионному удостоверению проезд в городских автобусах был бесплатный во всей стране. Монетизировали льготы позже. А у меня-то деньги давно кончились… Но добрые люди меня кормили целый месяц.

Спасатель Женя Карпов, у которого я вписывалась в Сероглазке, только качал головой:

— Как на работу ходишь.

Ёлки-палки, ещё не на всякую работу я бы стала затемно выходить! Очень мне это неприятно: я сова.

Здесь я чуть было не устроилась на работу — рыбу шкерить, то есть разделывать. В совхоз имени Ленина. Но в последний момент меня отговорили студенты, которые однажды тоже решили там подработать, и их кинули. А другая работа была только цивильная, с трудовой книжкой. Где ж я им её возьму за 9000 км от родины? Тем более что у меня таковой никогда и не было. И вряд ли будет.

В интернет я ходила редко: на кафе нет денег, а у хозяев он лимитированный. Но однажды Юрик Евдокимов, командир нашего похода, написал, что готов выдать мне часть своего долга. Отлично, я попросила десять тысяч и через несколько дней получила их в местном отделении Сбербанка. Тут же накупила еды для всех, кто меня кормил — их любимой еды. Предлагала денег — но никто не взял, а один суровый камчатский мужик пригрозил отшлёпать за такое предложение. От еды, по счастью, не отказались. А ещё я обещала подарить им наши книги про путешествия. И выполнила обещание через восемь лет! Когда снова посетила Камчатку.

В турклубе Глеба Травина, когда я принесла большую шоколадину, меня встретили ехидным вопросом:

— Ну, и на какое число билет?

— Не дождётесь! — говорю. И не дождались. Я продолжала заниматься авиастопом. А на деньги покупала сувениры, которые давно приглядела, и носители для информации, которую хотела от гостеприимных хозяев увезти с собой: диски и видеокассеты. И фотоаппарат взамен украденного — плохо без него.

На аэродроме случилось весёлое приключение. Очередной солдатик на КПП нарисовал мне схему, как найти дальнюю стоянку с грузовым бортом на Чукотку, собирающимся вылететь через несколько часов. Там тоже далеко не материк, но хоть какое-то движение. Схема оказалась… ну, немного неправильной. Может, это у него военно-профессиональное — карты искажать? Иду это я по полю, и что-то мне бетонные плиты под ногами кажутся подозрительно ровными. В других местах они заметно худшего качества. Смотрю: по этой полосе разгоняется маленький спортивный самолётик. Разгон короткий, взлетает быстро. Задумываюсь, приглядываюсь к бетону: да не может быть, между плитами трава растёт. Иду дальше. Но тут вижу: по полосе как угорелый несётся УАЗик. Прямо ко мне. На ходу открывается дверца, меня втаскивают внутрь, почти не снижая скорости.

Действительно, я гуляла по взлётно-посадочной полосе. А она в Питере-Камчатском общая для пассажирских, военных и грузовых самолётов. Ожидали посадки здоровенного пассажирского лайнера, и вдруг локатор показал на взлётке меня!

Охрана аэропорта совершенно офигела. Авиастопщица — что с ней делать? Паспорт в порядке, в бомжатник не отправишь. Посадить за хулиганство — так она же выйдет и снова безобразием займётся. Даже не оштрафуешь: денег нет. Но она в них и не нуждается! Выслушали историю о радости путешествий и о вреде военных — и отпустили, пригрозив в следующий раз посадить на 15 суток.

Пришлось стать осторожнее при пользовании дыркой. Теперь к грузовой площадке я подходила зигзагами: между корпусами каких-то служб, по тропинке через рощицу, оглядеться — и рысцой через открытую площадку, а под открытым самолётом уже разный народ тусуется: экипаж, техники, заправщики, среди них можно затеряться.

Один экипаж прибывшего грузового «Ан-26» сразу обрадовался, что у них будет стюардесса. Меня заверили, что в аэропорту назначения, а это был Иркутск, проблем не будет, если только я быстро отойду. Там, говорят, встречающие — тормоза. В знак дружественного расположения мне вручили объёмистый пакет с едой и договорились о встрече за полчаса до отлёта. А сами собрались уезжать отдыхать до завтра.

Стоим мы, радостно общаемся, а тут подъезжает знакомый УАЗик с очень знакомыми лицами. Охрана аэропорта приехала принять борт до завтрашнего вылета. Они видят меня, понимают, что завтра их проблема улетит отсюда к чёртовой бабушке… и делают вид, что меня нет. Их взгляды сигнализируют: «Ты — глюк». Я на том же телепатическом уровне подтверждаю: «Я — глюк». Автобус с экипажем и «козлик» с охраной отбывают в разные стороны, а непосаженная на 15 суток нарушительница уходит в рощу — мимо корпусов — в дырку.

Народ в турклубе, где я по большей части жила теперь, и порадовался за меня, и погрустнел в предчувствии расставания. Особенно местный «шаман» — по-нашему экстрасенс — по прозвищу Альп, который совсем недавно раскрутил меня на всякие этакие взаимодействия. Но, пока самолёт не взлетел, никакой определённости быть не могло.

Взлетел он всё же со мной! Гляжу я в иллюминатор на поле с секретными истребителями и вышками, куда я залезала, на дороги, по которым ездила каждый день, на сопки, бухты. и видимость падает ниже нуля. Глаза застилают слёзы. Неприятное это дело — авиастоп: сначала негативные эмоции от многочисленных обломов, а потом они же от расставания. Когда улетаешь по расписанию, такого не бывает. Наверно, потому что бываешь к этому подготовлен.

В общей сложности, не считая перерыва на бодание с ворами-вояками, я занималась этим авиастопом полтора месяца. Зато потом: не успели поболтать с незанятыми членами экипажа и пассажирами — раз — и в Иркутске. Функция стюардессы здесь совершенно лишняя. Экипаж обычно занят весь, только кофе попить им иногда можно, а заваривают его принципиально сами.

Были на борту трое пассажиров: они купили южнокорейские леворульные джипы SsanYong — для себя, не профессиональные перегонщики, и гнали их в свой родной Нижневартовск. А основным грузом была, как легко догадаться, икра и рыба в брикетах. Пока мы летели, я договорилась с джиперами, и они довезли меня до Тюмени. Очень кстати, потому что в Сибири уже стояла зима, а я неодета. Кроме машин, мужики везли домой красную икру в банках и рыбу в бочках — красную и белую. За время пути рыба чуток подтухла, и в качестве бонуса я получила знание, как спасать незамороженную слабосолёную рыбу путём перезасолки.

Можно было скататься на север, посмотреть тюменские нефтяные города — я давно собиралась. Но усталость от впечатлений убедила меня тупо взять билет на поезд от станции с «говорящим» названием Голышманово, где я и завалилась на полку до самой Москвы.

 

НЕ ОТХОДЯ ОТ КАССЫ

Сортавала — Петрозаводск

Однажды в студёную зимнюю пору меня чёрт занёс пешком на Валаам. Собирались мы ехать по льду на машинах, но они завязли в свежевыпавшем снегу и повернули обратно в Питер. В нашей команде был Костя Шулов, который вёз кучу барахла своим друзьям на метеостанцию, он возвращаться не хотел и уболтал меня составить ему компанию. Шли мы не торопясь полтора дня, ночевали на льду при -30 и прекрасно себя чувствовали. Недельку мы провели на красивом острове, лазая по фортам, старым часовням и необитаемым шхерам, а потом захотели домой.

С острова Валаам на Сортавалу дважды в неделю летал бюджетный вертолёт. Не знаю, правительство его дотировало или православная церковь, но стоил он для местных всего 150 рублей, а для прочих — 300, что тоже халява.

Грузы этим рейсом тоже возят, в хвосте. Долго грузили ящики, но от нашей помощи отказались. Немногочисленные пассажиры переминались с ноги на ногу, а нам только того и надо. В этот день как раз выдалась погода, и мы прыгали вокруг красной машины, расстреливая остатки плёнки. Изнутри через окошки тоже возбуждённо снимали. Экипаж, понятное дело, обратил внимание на двух восторженных путешественников с рюкзаками.

Да, приятно с высоты смотреть на трещины и торосы, которые не нужно преодолевать. Хотя снизу они выглядят внушительнее и красивее.

Сели мы в Сортавале, цивильные пассажиры разошлись, а пилот и спрашивает:

— Вам куда теперь, ребята?

— На Питер помаленьку.

— Петрозаводск подойдёт?

— А то ж!

Вертолёт этот приписан к Петрозаводску, и пустым летел домой. Так мы кроме оплаченного получаса лёта поимели ещё бесплатный час, к тому же в сторону дома. С очень красивыми солнечными пейзажами. Вот такой ауто-авиа-стоп получился.

Пока это всё, а там видно будет.

октябрь 2002 — декабрь 2010