Пятнадцать почти анекдотичных историй с авторским эссе

У матросов нет вопросов

Самый понятливый народ – это мы, военные моряки. Нам, военным, объясняй-не объясняй – мы все равно сделаем по-своему! Поэтому любые поползновения на свободу, выражающиеся провокационными вопросами: «Вам все понятно? Вы знаете, как надо это делать?» – мы всегда и без раздумий пресекаем, отвечая: «Конечно!» И непременно добавляем: «У матросов – нет вопросов!» При этом ни у кого: ни у того, кто спрашивает, ни у того, кто отвечает, нет сомнений в том, что все равно все будет сделано не так, как сказано, а скорее всего – в точности наоборот! Такой уж у нас, у военных моряков, несносный характер. Разумеется, у этого качества есть неоценимые преимущества. Так много дураков командует нами, что если бы мы с медицинской точностью выполняли их «гениальные» указания, флот давно бы уже умер, погребенный обломками их маразматических идей. Но мы выжили, несмотря ни на что, потому что всегда четко говорили горе-командирам: «Есть!» – а делали все по-своему. Причем внешне сохраняя глубокую преданность глупому указанию. Ну а важен-то в конечном итоге результат. Главное, чтобы указание было выполнено точно и в установленные сроки. А уж как его выполнять, это твое дело. Конечно же не так, как это тебе объяснил твой «мудрый» командир. Ведь ты же не враг себе и у тебя нет намерений сломать себе голову или тронуться умом… Нет, здесь речь не идет, конечно, о боевой работе и даже боевой учебе. Боевая работа не терпит самодеятельности. Смеяться над этим – кощунство. Приказ есть приказ. Его не обсуждают, а выполняют. Речь здесь идет совсем о другом.

К примеру, отправляет тебя начальник на склад получить баллоны с фреоном для холодильных установок корабля. А ты – новоиспеченный лейтенант, только что пришедший из училища, еще даже с тужурки на куртку не успевший перейти. При этом наставляет тебя начальник, что каждый баллон должен быть с колпаком, взвешен на весах, и на каждом баллоне должно быть стандартное клеймо. А отправляет он тебя с корабля одного на полуразвалившемся «газоне» соединения с таким же, как ты, первогодком водителем-матросом. И сроку дает до обеда, ибо после обеда корабль выходит в море.

Обещал твой начальник, странным образом сам веря в то, что ждут представителя корабля на складе чуть ли не с хлебом-солью: и грузчики, и красавица заведующая складом, и чуть ли не сам начальник склада. А приезжаешь ты на склад и видишь: кладовщицу тетю Машу, которая уже лет десять как на пенсии, но все еще работает, грузчика дядю Васю, который вроде как на работе, но давно уже никакой, а также пыльную кучу заветных баллонов с фреоном. Какие уж тут весы?.. Три часа в новенькой тужурке, с молоденьким исполнительным матросом забрасываешь ты в кузов неподъемные баллоны и клянешь начальника и себя заодно, что принял его инструктаж в первый и последний раз за чистую монету.

Следующий раз, когда тебя отправят получать ГСМ (горюче – смазочные материалы), тебя уже не проведут вопросом: «Вопросы по инструктажу есть?» «Нет! – ответишь ты. – У матросов нет вопросов!» А сам заранее отправишь на склад мичмана с дюжиной бравых моряков, да еще на всякий случай оденешься в спецовку и прихватишь с собой полный набор шанцевого и слесарного инструмента. И вот тогда выполнишь поставленную задачу уже наверняка точно и в указанный срок. У военных моряков нет вопросов. Они знают, как задачу выполнить и тужурку не замарать.

ДМБ не за горами

У моряков извечная страсть к коротким звонким и четким названиям. Это в армии увольнение в запас именуется сладкозвучным названием «дембель». А у моряков же – ДМБ! Почему? А потому что служба на флоте дольше и тяжелее. Да и сам род войск именовался всегда исторически лаконично: ВМС (Военно-морские силы), ВМФ (Военно-морской флот). Не то, что какие-нибудь там Сухопутные или Ракетные войска Стратегического назначения! Сразу и не выговоришь… А как звучат флотские словечки: «аврал», «адмирал», «гардемарин», «бак», «киль»! Какой внутренний лаконизм содержится в каждом слове! Словно стальные пружины сжаты чьей-то умелой и сильной рукой под каждой буквой. Неслучайно ведь в морской терминологии такое огромное количество коротких, но емких слов. Даже корабельный повар на флоте – «кок», гауптвахта – «губа», кровать – «койка», командир – «кэп». Я уж не говорю о специальных понятиях, здесь таких слов, я бы сказал, преимущественное большинство: норд, зюйд, дрейф, фок, фал, лаг, ют… Перечисление займет, несмотря на поразительную их краткость и вместе с тем понятийную емкость, несколько часов. Это как же надо было многим поколениям моряков, флотоводцев, писателей-маринистов изощряться в подборе слов из трех, реже из четырех букв, чтобы подобным образом «зашифровать» чуть ли не все военно-морские важнейшие понятия, предметы и явления. Зато теперь служить на флоте стало в «кайф». Слово «кайф» – это, между прочим, «приятный отдых с курением после обеда», и тоже наверняка флотского происхождения. Ведь курение на баке после обеда в солнечную погоду, действительно, в «кайф»! А если, например, на корабле дать команду «аврал», то весь экипаж уже через минуту, как один, будет стоять на верхней палубе, готовый ко всему. А скомандуй: «Отбой!» – и ищи свищи теперь этот экипаж по десяткам кубриков, кают, постов, кладовок и просто различного рода «корабельных шхер». И так до новой команды «аврал» или какого-нибудь «малого» или «большого сбора».

Но самым коротким и самым долгожданным словом на флоте всегда считалось, конечно же, слово ДМБ. Это слово из трех согласных букв лишено всякого продолжительного гласного звучания. Почти что синоним слову «рай», оно является заветной мечтой каждого моряка. Увековеченное в стихах, песнях, наколках, слово это способно стать настоящим символом лаконизма и динамизма. Как любят говорить на флоте: «ДМБ не за горами». Что означает в переводе:

«Мечтать не вредно. Жизнь хороша, и жить хорошо. Все хорошее еще только впереди»… И все в таком же духе!

О лицах

Лицо военнослужащего – его визитная карточка! Лица, как и визитные карточки, могут быть:

красиво – парадными;

вызывающе – броскими;

глянцево – торжественными;

или, наоборот:

неприметно – серыми;

неотчетливыми;

помятыми и потрепанными.

Какое иметь лицо при определенных обстоятельствах, в различных ситуациях – это целое военное искусство! Вид лица в Вооруженных силах имеет едва ли не стратегическое значение! Можно вспомнить в связи с этим коронную фразу «застойных» времен: «кровавый оскал капитализма». Эта фраза определяла «звериную сущность» практически всех армий капиталистических государств. Как правило, она располагалась под портретом какого-нибудь пьяного американского рейнджера, мастерски исполненного в художественных мастерских «пролеткульта». Слава богу, что фразы типа «хищный оскал советской годковщины» средства массовой информации не изобрели. Иначе она бы стала не менее исторической. А слова Петра I о том, какое лицо должен иметь военнослужащий при обращении к начальнику, миновав расстояния в сотни лет, до нас-таки дошли. Мудрый государь говорил: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства». Актуальность этих слов очевидна. Если желаете добиться от начальника нужного для вас решения, ни в коем случае (запомните, особенно лейтенанты) не делайте умного лица! Чем глупее и растерянней лицо, чем больше в нем преданности и подобострастия, тем лучше для вас! Начальник должен чувствовать, что его боятся. Только тогда он становится добрым и покладистым.

И вообще, господа офицеры, следите за своими лицами. Ведь так хочется, чтобы на улицах флотской столицы, да и вообще во флотской среде, было как можно больше умных, веселых, ярких и запоминающихся лиц. Тогда и жить станет интереснее и светлее!

Запрещенные доклады

Чуть ли не с первых дней прихода на корабль, молодого матроса командиры подразделений учат азам флотской мудрости, отучают от гражданской беспечности, нерасторопности и детской непосредственности. Немудрено. Каждые полгода встает в строй очередной призыв – и все комичное и смешное, все нелепое и глупое повторяется с завидной стабильностью. Особое дело – доклады подчиненных. Ведь матрос не отвечает начальнику, а докладывает! Искусству докладывать учат не только уставы. На флоте чуть ли не на каждом корабле можно найти распечатки так называемых «запрещенных докладов». «Я хотел как лучше…» «Я пришел, а Вас не было…» «Я думал, Вам сказали…» «Вчера все работало…» Подобные доклады поистине составляют флотский фольклор, являются красноречивым доказательством верности туполобым традициям.

– Никогда, – говорит комбат своим подчиненным, разбирая действия одного из матросов, – не говорите мне: «А вы же видели…я мимо вас проходил»! Зарубите себе на носу: вас много, а я один. Я – командую, вы – выполняете. А после того, как выполните, лично докладываете. Ясно?

В это самое время старпом в собственной каюте воспитывает другого матроса, рассыльного по кораблю, не разбудившего его к назначенному часу, объяснившего это «запрещенным докладом»: «Не хотел Вас беспокоить».

– Я же тебе дал команду, болван, – возмущается старпом.

– Вы отдыхали, – добавляет масло в огонь неопытный рассыльный…

А доклады типа «постирал, но не высохло», «только что оторвалось», «искал, но не нашел» не искоренить на флоте никогда. И здесь одними запретами не обойдешься. Ведь они – порожденье матросского страха перед наказанием. А как можно запретить бояться. Другое дело доклады «у нас всегда так было» или «мы все время так делали». Это явное заблуждение. И его всегда легко развеять. Достаточно скомандовать: «А теперь будет так, как я сказал. И точка!»

А вообще-то ненужные доклады нужно не запрещать, а сделать так, чтобы их матросы сами не хотели производить и плодить в огромном множестве. Посему предлагаю на всем флоте переименовать их из «запрещенных» – в «дурные!» Запретить русскому мужику ничего нельзя, а вот навесить ярлык придурка – ох, как эффективно!

Логика моряков

Недаром старая флотская мудрость гласит: «Не торопись выполнять приказание, ибо вскоре поступит новое, отменяющее старое». Это результат многократного срабатывания весьма специфичной логики моряков. Действительно логично: зачем делать то, надобность в чем наверняка пропадет в ближайшее же время.

Или возьмем, к примеру, выход в море. Всем известно, что перед этим любые заявки выполняются почти на 100 %. И надо ли мучиться в обычные дни, выписывая, получая и доставляя имущество на корабль собственными средствами. Ведь можно перед самым выходом эффектно заявить, предположим: «А нет у меня буры для газосварки и двух баллонов с азотом. А без них я в море выйти не могу». И вот уже тебе эту буру и баллоны прет чуть ли не на собственной шее сам начальник технического отдела. И сразу находятся и грузчики, и транспорт на складах, и дефицитное доселе имущество.

Еще очень логично в море не считать количество дней, которое предстоит быть в море. Моряки считают с первого дня выхода, сколько дней им осталось до прихода домой.

Но самым логичным для моряков является то, что море – это не суша! Море всегда расставляет все точки над «i». Море не терпит слабых, тщедушных и неискренних. Море не прощает мелочности, высокомерия и заносчивости. На флоте логично жить честно и дружно. И это – железная логика!

Морское пижонство

Издавна моряки были пижонами. Так уж повелось на Флоте, что пижонство приобрело масштаб стихийного бедствия. Все началось с брюк. Моряки начали «портить» форменные брюки путем вставления клиньев или растягивания их на специальных досках еще в прошлом веке. Это теперь клешами никого не удивишь, а были времена, когда «революционные матросы» буквально взрывали общественные нравы шириною своих брюк. Затем кардинальной переделке подвергся головной убор. Потом форменная рубаха. И пошло – поехало. И теперь страсть к порче форменного обмундирования неизменно наследуется моряками от поколения к поколению. Не успел придти морячок служить на Флот, как его старшие товарищи поучают носить каблук на ботинках высотой не 30 мм, а 45, ленточку у бескозырки иметь длиною как минимум полуметровой, а погончики непременно со вставками и, разумеется, с атласным кантом. Бедные «замовские» экраны для просмотра фильмов, их атласная белизна сводит с ума скромных и нерешительных пижонов. Пижоны, решительные и нескромные, режут и пилят корабельные стенды, покрытые толстым оргстеклом – замечательным подручным материалом для изготовления тех же погон, эмблем и «дэмебовых» альбомов. Напоследок разбивают контрольно-измерительные приборы, содержащие светонакопитель (это для того, чтобы моряка в его деревне было видно издалека). Совершенно безобидным пижонством является страсть к разгибанию блях у ремней и загибанию кокард у бескозырок и фуражек. Причем вкусы моряков изменяются, под стать парижским выставкам: в этом году модно иметь бляху плоскую, как доска, а уже в следующем – согнутую, как жестяная полоска водостока!

Конечно, пижонству способствует нерасторопность отечественных, так сказать, производителей. Почему бы брюки сразу не выпускать с небольшим клешем, а погоны и бескозырки не сделать красивыми, фланки и голландки – не безразмерными. А если еще интенданты и выдавали бы морякам по «ростовкам», а не по разнарядкам, тогда, глядишь, и корни у этого пижонства стали бы непременно отсыхать и укорачиваться. А пока что растет древо этого самого морского ухарства и пижонства полным ходом. История морского пижонства продолжается.

Пиджаки

«Пиджак» – это не только название части мужского костюма, это еще и полуофициальное название целой группы флотских офицеров, отличающихся экстравагантной формой одежды и оригинальным пониманием азов военно-морской службы. Начало этой флотской «пиджакобратии» положил своим указом Брежнев, утвердив в 1980 году указ о службе на флоте в офицерских должностях выпускников ВУЗов. И вот, можете себе представить, они пришли на флот с круглыми прозрачными недоуменными глазами, с вечно жеваными погонами и мятыми брюками, с нестираными рубашками и фатально небритыми физиономиями. Умные, образованные, способные интегрировать трехэтажные алгебраические выражения, раскладывать ряды Фурье и решать биномы Ньютона, они при этом смыслили в морском деле меньше, чем матросы-первогодки. А рядом, да еще и в одном строю – настоящие флотские офицеры, поросшие здесь на службе «метровым мхом традиций» и «морскими водорослями специфики» этой тяжелой, неблагодарной, но безусловно интересной службы. Как тут было обойтись без неразрешимых противоречий и знаменитых флотских приколов!

Но «пиджаки» как-то быстро на флоте испарились сами собой. То ли слух прошел по бескрайним просторам нашей родины, что на флоте офицером после окончания института лучше не служить: засмеют до неприличия. Или пагубно повлиял очередной Закон Думы, согласно которому выпускники институтов уже не стали призываться на флот, а уходили, якобы, сразу крепить Отечественную науку. А может быть и сами флотские высокопоставленные чиновники отказались от этой анархообразной интервенции на флот заумных студентов. Только как-то незаметно, в течение сравнительно небольшого периода, пиджаки с флота исчезли. Можно сказать, самоликвидировались! Впрочем, была попытка возродить их в облике контрактников: те же небритые лица, мятые брюки, нечищенные ботинки, вечно мятые безразмерные погоны…Но это уже совсем другая история. К «пиджакам» отношение не имеющая. «Пиджаки» – это теперь уже чуть ли не исторический этап в жизни флота.

Вот был, к примеру, в 80-е годы такой эпизод. Лейтенант Леня Купцов, типичный «пиджак» одного из кораблей противолодочного соединения, не успел придти служить на корабль, как уже стал хлопотать о полагающемся ему подъемном пособии на «обзаведение хозяйством». А ему «радеющие за его благополучие» друзья – товарищи, более опытные офицеры, возьми да и подскажи:

– Леня! А ты знаешь, что подъемное пособие офицеру положено выдавать в любой иностранной валюте, по желанию офицера?

– Нет, не знаю! – загорелся молодой «пиджак».

– Пиши рапорт на имя командира. Только выясни, в какой валюте сейчас выгоднее всего его получать!

– Ага! – еще больше обрадовался Леня и резво побежал в библиотеку искать подшивку газеты «Труд», которая в то время чуть ли не единственная публиковала курсы иностранных валют.

Выяснив, что самой устойчивой валютой на тот период были английские фунты стерлингов, Леня в рапорте командиру так и написал:

– Товарищ командир. Прошу выдать полагающееся мне подъемное пособие в английских фунтах стерлингов…

Командир был весьма деликатным человеком. Вызвав немедленно к себе Леню, он, почти без мата, сказал ему: «Лейтенант, а тебе сортир в твоей общаге немецкой «дойчмаркой» не обклеить?!»

И отправил Леню учить наизусть общевоинские уставы и свод советских законов… Вот такие это были воины.

Морская душа

Морская душа – это душа нараспашку! Сама флотская форма предполагает открытость, ведь у матроса форменная рубаха с огромным вырезом на груди, из которого гордо выглядывает полосатая тельняшка. Душа «нараспашку», «тельняшка» – эти слова даже суффиксы имеют почти одинаковые. Если ты поэт, рифмуй на здоровье! Философ – философствуй сколько заблагорассудится. Далеко неслучайно вырез «голландки» (второе название форменной рубахи) имеет треугольную форму. Треугольник – это одна из сторон тетраэдра, а тетраэдр имеет форму пирамиды Хеопса. Ну а пирамида Хеопса, известно всем – это олицетворение чего-то вечного, незыблемого… Насчет чего-то вечного, незыблемого – это уже чересчур, скажет кто-то. Но что-то в этом, пожалуй, все-таки есть. Вспомните, сколько раз менялась форма в сухопутных войсках. А флот – как он был 300 лет назад в белом, синем, красном и черно-золотистом, так и остался верен этим цветам, обозначающим: честь, доблесть, храбрость и отвагу. Как ходили моряки в бескозырках, «голландках», тельняшках и бушлатах, так в них и ходят. Как был флот надежным стражем рубежей Отчизны, таковым остался. Несмотря на временные трудности. Не потому ли именно у моряков родилось это понятие: «Морская душа»?

Морская душа – это нечто реальное, осязаемое и я бы даже сказал традиционное. Морская душа сегодня – это гордость людей за принадлежность к флоту, нестерпимая боль за дряхлеющий на глазах флот. Ну а что такое морская душа, если можно так сказать, в мелкобытовом смысле? Попробуем рассмотреть эту проблему на конкретных примерах. Допустим, встречаются в ресторане два пьяных офицера. Пьют, едят, веселятся. Но, напившись «в стельку», о чем спорят и говорят!? Думаете о женщинах? Да конечно же нет. О службе!

На этот счет даже анекдот есть: «Встречаются две флотские семьи. Как всегда, жены – о своем, мужья – о своем. Жены в гостиной комнате «сухеньким» забавляются, а мужья на кухне – чем покрепче. Одна жена – другой:

– Иди послушай, о чем они там говорят?

Та возвращается и сообщает:

– О политике!

– Ну это хорошо!

Через полчаса повторяется проверка:

– О чем шушукаются?

– О женщинах!

– Это не страшно.

Еще через полчаса:

– Ну а сейчас?

– Все. Начали спорить о службе! Пора разбирать. Опять нажрались!

Вот в этом-то и проявляется душа настоящего военного человека. Именно напившись, он обнажает ее: чуткую, широкую, распахнутую навстречу флотским проблемам. При этом он, настоящий моряк, мучается, страдает, сопереживает и в то же самое время гордится!

Знавал я одного старпома, звали его Константином, который всякий раз перед застольем приговаривал:

– Не пьянства ради, а здоровья для. Важен не хмель, а пьяный разговор. Все пропьем, Саня, но флот не опозорим!

Военный моряк в третьем поколении, он породил и воспитал в трепетной любви и уважении к флоту трех своих сыновей. Сам стал достаточно большим флотским начальником, а у себя на даче соорудил что-то вроде флагштока. Летом каждый день сам или его сыновья (тот, кто больше всех в этот день отличился) на флагштоке поднимают настоящий военно-морской флаг, списанный с родного Костиного корабля. Наверное, это и есть морская душа в мелкобытовом, житейском смысле. Такую душу не сразить ничем: ни изрядной дозой спиртного, ни какими-то там финансовыми трудностями.

Не опозорим же флот наш и впредь!

Флотский юмор

На флоте юмор больше чем юмор. Юмор на флоте – форма выживания. Банальная фраза «На флоте любят юмор» приобретает в устах моряков особый подтекст. «Ну и что? – скажет кто-то. – Юмор везде любят!» И будет прав. Юмор, действительно, любят везде и практически все. Но только на флоте юмор имеет столь глобально-масштабное и жизнеутверждающее значение. Недаром утверждает флотская поговорка: «Не служил бы я на флоте, если б не было смешно!» И в этой поговорке определена суть проблемы, изложен основополагающий принцип терпимости к флотскому «дуракизму» и тяготам флотской службы. Ну, действительно, не говорят же: «Не работал бы я на заводе (на фабрике, в поле, в театре и т. д. и т. п.) – если б не было смешно. Ни кому и в голову не приходит там ассоциация между смехом и возможностью честно выполнять свои профессиональные обязанности… По иному обстоят дела на флоте. Здесь подобная поговорка абсолютно органична, точна и наиболее исчерпывающе отражает суть происходящих внутри его процессов. Так что в том, что юмор ценят на флоте по-особому, вряд ли следует сомневаться. Хотя, конечно, серьезных дел и по-настоящему мужских поступков на флоте совершается множество. И смешное, комичное нисколько не умаляет заслуг флота перед обществом, а, наоборот, только подчеркивает их. Юмор на флоте, безусловно, больше чем юмор.

Кое-что о смешном

Однажды я решил написать смешной рассказ о коллегах – корабельных инженер-механиках. Я долго придумывал название, сочинял вступление, «раскручивал» сюжет. Но вдруг понял, что в рассказе нет главного: юмора. Рассказ получается несмешной! Почему люди смеются? – задумался я. Над чем, собственно говоря, люди смеются? А смеются они над чем угодно, но только не над собой, – сделал я главный вывод. Вы можете рассмешить чиновника, практически лишенного чувства юмора, рассказом про неловких официантов, хамоватых продавцов, бездарных врачей или ученых. Но стоит затронуть в рассказе тему, касающуюся самих чиновников, как улыбка на лице вашего наметившегося соратника по борьбе за стопроцентную профпригодность моментально исчезает. И он уже не смеется. Я бы даже сказал внутренне негодует. Аналогично реагирует и флотская аудитория. Пока дело касается в целом проблем флота и шутливого изобличения общих пороков флотского быта – смеются все. Заходит речь о высшем командном звене – перестают смеяться отцы-командиры, о старпомах – умолкают старшие помощники командиров кораблей, баз и частей. Заходит речь о механиках – и вот уже смеются все, кроме самих механиков. Лишь лейтенанты смеются всегда – им еще нечего терять, им еще не привит комплекс неполноценности. К тому же они ежедневно слышат в свой адрес слова, пожалуй, еще и покруче.

Смешным рассказ может быть лишь тогда, когда герои в нем легко узнаваемы, а проблемы без труда читаемы. Люди смеются не только над неловкостью, нерасторопностью, леностью тех или иных героев. Они узнают в них самих себя. Но рады, что объектами шуток и смеха стали не они, а другие. А ведь могли бы стать и они. Всегда интересно смеяться над другими. И практически всегда неинтересно смеяться над собой.

Рассказ тот я так и не написал. Будучи корабельным инженер – механиком до мозга костей, я не смог стать настолько беспристрастным, чтобы раскрыть все свои слабые, а значит и самые смешные стороны. А без этого смешного рассказа не написать…

На флоте бабочек не ловят

Я уже и не вспомню сейчас, от кого я впервые услышал эту фразу: «На флоте бабочек не ловят». То ли от своего командира роты на первом курсе военно-морского училища, когда он произнес ее в ответ на мое нелепое заявление о том, что я прослушал какое-то его сообщение. То ли еще раньше, от моего командира отделения – курсанта четвертого курса, когда я забыл вовремя записаться в увольнение и попытался сделать это в индивидуальном порядке. Ну а потом эту фразу я слышал десятки и даже, наверное, сотни раз. Опоздал на последний рейс катера – вывод один: «Ловил весь день (заметьте, непременно весь день) бабочек». Не успел получить заработную плату – как раньше было: получай ее рублями или вовсе мелочью; а сейчас не получай совсем, жди, когда деньги снова придут на счет твоего РКО (Расчетно-кассового отдела). А резюме по этому поводу мудрых и наделенных здоровым чувством юмора финансистов: «На флоте бабочек не ловят!»

Подобной фразы нет ни в одном роде войск и даже в весьма разносторонней гражданской жизни… А у нас – опоздал к обеду, а со стола уже «смели» все начисто. Дежурный по столовой не то оправдывается, не то успокаивает: не ловят, мол, бабочек-то. Или письмо, к примеру, не успел сдать почтальону – друзья тебе тут как тут посочувствуют: «Да, на флоте лучше уж бабочек не ловить!» И если ты, товарищ, отсутствовал там, где все присутствовали, – значит, как раз ты тем и занимался, что ловил бабочек. А ловить их на флоте не рекомендуется.

Конечно, на флоте есть немало и других не менее звучных и убедительных фраз. Но эта, пожалуй, одна из самых характерных и глубоко содержательных. Именно не желая «ловить бабочек» (хотя бабочки, настоящие бабочки, здесь, сами понимаете, совершенно ни при чем, так же как и процесс их ловли), моряки всегда стараются все успевать, приходить точно к назначенному времени и даже, если обратиться на полном серъезе к недавней героической истории, своевременно вводить полную боевую готовность, когда на это не поступало еще соответствующих указаний от нерешительных вышестоящих инстанций. Именно этот принцип невольно развивает у моряков и ловкость, и быстроту реакции, и ответственность, а главное – здоровое чувство юмора.

Напоследок хотелось бы все-таки пожелать нам всем, чтобы эта фраза употреблялась применительно к самому флоту не предупреждением и не сожалением о случившемся, а гордым утверждением о фактическом состоянии дел. Иначе, какие же мы моряки!

Старый принцип

Этот принцип мне поведал на заре моей лейтенантской юности один знакомый, опытный старый механик, который не один год лично воплощал его в жизнь. Почти что шепотом, заговорщически, он говорил: «Требуй невыполнимого – добьешься максимума!» Я пытался возражать: «Надо же ставить реальные цели?!» «Выброси из головы, – убеждал приятель. – Человек – как тюбик зубной пасты, из него нужно постоянно выдавливать содержимое. Причем, чем сильнее ты давишь, тем ощутимее результат!» Я слушал и недоумевал, и это недоумение пронес через всю службу. Упрямый, я все ж таки не принял на вооружение этот принцип. Хотя, каюсь, иногда пользовался им. Но учили этому принципу не только меня. И он стал едва ли не самым главным в службе моего поколения офицеров.

Теперь, когда я слышу, как мне за час до схода предлагают покрасить машинные отделения общей площадью окрашиваемых поверхностей в два квадратных километра, а параллельно этому – личному составу постричься и погладить форму «три», – я не удивляюсь. Живет и процветает на флоте старый принцип…

Мода

Очень часто флотская служба видится мне, флотскому офицеру, через призму самой настоящей моды… В этом сезоне снова в моде!.. Знаменитые кутюрье представляют свои лучшие модели!.. Такие реплики как нельзя кстати подходят к флоту. Только мода здесь подвержена своим, особым законам развития. К примеру, никогда на флоте не выходят из моды «дураки – старпомы». Есть даже особый шик в том, чтобы старпом не гонялся за новыми веяниями, а всегда был верен незыблемым флотским традициям и не разрушал в народе законченный образ отъявленного грубияна, хама и волевика. А вот мода на демократизм, наоборот, изменчива и капризна. Еще вчера командиру подразделения было модно чуть ли не спать в одном кубрике с матросами, а сегодня уже в моде конечный результат любой ценой, в том числе посредством жестких дисциплинарных наказаний.

И вот начинается новый учебный год. Командиры соединений, как те самые кутюрье, ставят, определяют задачи – основные направления в моде – на новый сезон. Послушаем, что же сегодня в моде на одном из соединений. Так, ясно! Снова в моде командир – барин, заместитель – очковтиратель… О старпомах я уже сказал, здесь, как видно, ничто и никогда не меняется. О-о! Дошла очередь и до нас – старших офицеров. Нужно быть по-настоящему требовательными (значит, грубыми и хамоватыми), твердыми и решительными (лезть везде напролом) и при этом не распускаться в быту (то бишь пить надо меньше). Ну что же – разумно!.. «В заключении я вам хочу сказать, – продолжает определять моду на осенне-зимний сезон (период) командир соединения, – что флот и мы с вами брошены нашими правителями на произвол судьбы. Нет ни денег, ни топлива, ни формы одежды. Нет даже мыла в достаточном количестве. Кошка бросила котят… Вот так моряки!». «И все-таки, раздетые и разутые, мы не имеем права забывать о своем воинском долге,» – завершает свою пламенную речь старательный «кутюрье»… А значит в этом сезоне особый шик в моде будет определять раздетость и разутость! Нищими, голыми, голодными мы выйдем перед всем честным народом и покажем им, на что мы способны. Благо, нам есть еще что (кроме голых частей тела)… показать.

Ласковые приказания

В уставе, в главе, дающей понятие о приказах, говорится предельно кратко и ясно: «военнослужащий, получив приказание, отвечает: «Есть» и выполняет его…» Черта с два он его выполняет. Это, наверное, лишь в сталинские времена было так. А сейчас, получив приказание, военнослужащий:

1. Думает о том, выгодно или невыгодно ему выполнение приказания. Если выгодно – выполняет.

2. Прикидывает, как бы ему приказание не выполнить и остаться ненаказанным.

Поэтому, если начальник хочет добиться результата, он должен заранее упредить расчетливость своего подчиненного. Для чего:

1. Запугать или заинтересовать.

2. Поставить подчиненного своим указом практически в безвыходное положение, в котором есть лишь один исход – своевременное выполнение приказания.

Лично я эти простые истины понял еще в лейтенантские годы. Мне и самому, достаточно дисциплинированному, никто никогда не говорил: «Лейтенант! Слушай мой приказ!» А говорили все как-то более иносказательно: «Лейтенант! Ты, наверное, вечером хочешь сходить домой?! Хочешь, по глазам вижу. Тогда иди и сделай то-то, то-то и то-то…» Или еще проще: «Санек! А у тебя что – мотопомпа не в строю? Жаль, а так мог бы и к жене сходить!» Конечно, большинство так называемых приказаний нам, молодым офицерам, отдавалось, что называется, в состоянии аффекта. На нас кричали, рычали, брызгали слюной, скрипели зубами; нас заваливали угрозами, стращали, пугали, прежде чем отдать какое-либо приказание или распоряжение. Но все это лишь от безысходности. Уже тогда, в 80-е годы, чувствовались веяния пофигизма и безнаказанности. А потом с каждым годом становилось все хуже и хуже. Да: «…Офицера можно!..» – как пишется в одной известной книге. Точно так же, как и матроса. А когда все это уже с ним произведено, когда он лишен всего, чего только можно было лишить, когда он наказан так, как только можно и нельзя? Тогда в силу вступают другие факторы:

1. Хорошее отношение начальника к подчиненному.

2. Хорошее отношение подчиненного к начальнику.

3. Хорошее отношение начальника и подчиненного к исполняемому делу.

Но существовали и тогда, существуют и по сей день – так называемые ласковые приказы. Они абсолютно органично вплетаются в сеть приказов: уставных и сказанных в грубой форме, коротких и инструктивно-методических, однозначных и развивающих в подчиненном инициативу, приказов громких и произносимых едким шепотом, конкретных и по существу, к немедленному исполнению и на перспективу.

Так вот ласковый приказ, как правило, произносится ласковым голосом, может даже содержать вежливые абсолютно не военные слова и выражения: «пожалуйста», «будьте добры», «а не могли бы вы»… Но при этом он обязательно должен быть подкреплен для убедительности словами типа: «Но если ты (вы) вдруг не выполнишь (те) мое приказание, то…я не знаю, что я с тобой (с вами) сделаю». Или прямой угрозой: «Попробуй только не сделать, я тебя из-под земли достану!» Признаться, я в своей службе пользовался всем спектром приказов, не гнушаясь и ласковыми. Однажды в местной газетенке какой-то корреспондент, случайно побывавший на нашем корабле и подслушавший мой диалог с матросом, сообщил читателям о чуть ли не ЧП в Вооруженных Силах, где офицеры предваряют свои приказы матросам словом «пожалуйста». А ведь только из окон редакции военная служба видится этакой глянцевой картинкой. А на флоте офицеры еще и матом ругаются, и уж определенно знают все тайные пружины матросской психологии. Могу вас уверить, что когда офицер говорит матросу «пожалуйста», то это как затишье перед бурей. Главное ведь, в конце концов, не как и не каким голосом отдать свое приказание, а как потребовать его исполнения. А добиваться выполнения своих приказаний нас, слава богу, жизнь и фантастическая служба в отдаленных гарнизонах научила.

Добрый совет молодому человеку

К службе в Вооруженных Силах нужно себя готовить. Причем основательно. И не только духовно и физически, но и психологически. И уж тем более, если ты попадаешь на Военно-Морской Флот. Специфика, понимаешь ли! Да и трехсотлетние исторические корни дают о себе знать. Скажи на милость, откуда тебе было из своего непродолжительного прошлого почерпнуть, что чумичка – всего-навсего половник, а ватерклозет – обычный туалет. Пипифакс же – это туалетная бумага. А флотские приколы? О них же тома написаны! Читал ли ты хоть один из этих томов? Если не читал, как пить дать, носить тебе по кораблю «листы флора» и «пар в мелкой расфасовке». Причем стоит хоть раз на этом попасться – жди новых подвохов. Один заставит срочно дать команду по всем линиям корабельной трансляции: «На верхней палубе не находиться, в работе – сепаратор!» Да еще именно в тот момент, когда на верхней палубе сам старший помощник проводит занятия по уставам со всем офицерским составом. Другой попросит принести разводную кувалду! А ты и рад стараться. Ринешься искать ее по кораблю, обратишься, к примеру, в ПЭЖ (пост энергетики и живучести), а оттуда ответят: «А тебе, болван, сверла для квадратных гнезд не нужно?!» Третий – и того обидней – обзовет «рындой нечищеной». И зазвонит колокольным звоном молва о твоей непроницаемой глупости. Тяжело на флоте без специальных знаний. Так же, как, наверное, и в других родах войск. Так что, как не крути, а к службе в Вооруженных Силах готовить себя нужно заранее. Зачем понапрасну людей смешить?..

Можно ли запугать военного человека

Наивны те люди, которые считают, что военного человека можно чем-нибудь запугать. Иные высокопоставленные начальники или самые высокоуполномоченные комиссии, приезжая на флот, содержат в себе казалось бы реальную угрозу непрошибаемому спокойствию военных проверяемой части, что аж дух захватывает. А нам – хоть бы хны! Знай себе, ухмыляемся да посмеиваемся. И чем реальней угроза, тем смех истеричней и ненормальней. А уж когда Сам – самый основной начальник приедет, так мы начинаем не смеяться, а прямо-таки гомерически хохотать. В периоды подобных проверок не надо особенно изощряться, чтобы рассмешить военного человека. Любой залежавшийся анекдот, так себе веселенькая история, да и просто необычная фраза выводят людей в погонах из равновесия, что называется, влет. Но смешнее всего в этот момент воспринимаются прямые угрозы или дисциплинарные взыскания от тех самых проверяющих. Скажет он, москвич, нашему северянину: «Я вынужден буду докладывать вашему комбригу, чтобы он объявил вам самое строгое дисциплинарное взыскание». А северянин начинает на глазах аж надуваться от разбирающего его смеха, глаза из орбит вылазят. И только проверяющий исчезает из поля зрения, как нашего брата прорывает. Бедняга надрывается, плачет от хохота, говоря как будто самому себе: «Бля – я – я! Ну, сказал! Во – о-о насмешил! Напугал баран волка! Проверяющий, не успевший далеко уйти, слыша отголоски реакции, недоуменно пожимает плечами и по ходу дела больше уже не пытается пугать людей. Вдруг это у них на нервной почве, а на нервной почве люди, как известно способны на самые безрассудные поступки.

Самое ценное

Много ли человеку нужно для счастья? Вопрос риторический и где-то, может быть, даже философский. Подчас люди почти интуитивно решают его для себя в стиле древнегреческих мудрецов… Я знал одного офицера, который всякий раз после очередной ссоры с женой, уходя из дома, забирал, разумеется, самое ценное. Этим самым ценным всегда оказывались: кортик, диплом и недопитая бутылка водки из холодильника.

О чем мечтают военные

О чем мечтают в канун Нового года? Каждый о своем. Но все вместе: о волшебстве, о чуде, о предстоящем новогоднем празднике, о подарках Деда Мороза.

А о чем мечтают в это время офицеры флота?

Все думают примерно об одном и том же:

1. О том, чтобы не попасть в обеспечивающую смену.

2. О том, чтобы матросы не принесли на корабль (в часть) водку.

3. О том, где достать пластилин для опечатывания помещений своего заведования.

Пьяному и море по колено

«Пьяному и море по колено». Эта поговорка красной нитью вписана в сокровищницу русского разговорного языка. И откуда, казалось бы, в чисто сухопутной стране, стране полей, лесов и рек, так конкретно упоминается настоящее море? Другое дело – поговорки типа: «Сегодня до дна, завтра – до дна, и корова – со двора». Или: «Хмель щеголек поводит без сапог». Здесь как бы другое дело. «Корова», «сапоги», «подворье» – это чисто русские, ментальные понятия. Но «Пьяному и море по колено» будет, пожалуй, покруче этих. На Руси ее всякий знает. По части темы вина, гульбы и пьянства сравнить ее можно по распространенности лишь с еще одной не менее знаменитой пословицей: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Может быть, мы, русские, потому и пьем так много, что у нас в пьяном состоянии все умные мысли на язык попадают. У нас и демократия без 100 грамм не запускается. Получается этакая «алкогольно-зависимая» демократия. Но это вечная тема особенности русского менталитета. А вот причем здесь море? Почему пьяному человеку море по колено? А уж не намек ли это на то, что моряки потому и не боятся морей, что вечно пьяные? А, может, еще хуже – это некий призыв к тому, что если хочешь, мол, стать моряком, и чтобы тебе при этом было море по колено, должен быть готов к беспробудному пьянству!? Думаю, что среди моряков не больше пьяниц, чем, к примеру, среди шахтеров, шоферов или даже ученых ботаников. Дело, видимо, все-таки не в этом? Тогда в чем? Вчитаемся внимательнее: «пьяному и море…» О! Значит, пьяному не только море по колено, а еще что-то? То бишь море не единственный объект познания пьяного человека. Есть еще, оказывается, места на Руси, куда отправляется пьяный мерить коленом глубину! Фу, слава богу! А то подумают добрые люди, что собрались мы здесь на флоте только по одному признаку – по пристрастию к искусственному омельчению морей и океанов путем употребления крепких спиртных напитков. Кстати о крепких спиртных. Русская пословица «Шила в мешке не утаишь» никакого отношения к корабельному шилу (спирту-ректификату) не имеет. Если бы она и рождалась не базе этого чудотворного напитка, то звучала бы несколько иначе: «Шила в сейфе не удержишь». Но вернемся к изначальной теме. Более глубокий анализ поговорки «Пьяному и море по колено» говорит о почти что «медицинской» точности русского языка. Одновременно она наводит на мысль, что изначально поговорка звучала так: «Пьяному и море по колено, а океан – по пояс». И только со временем упоминание об океане исчезло за ненадобностью. Ведь понятно и без того, что если по пьяной лавочке одолел море, что тебе океан. Но это одна сторона медали. А есть и другая. Коль в недрах нашей сухопутной страны усилиями Петра I и многих поколений русских мореплавателей, ставшей морской державой, родилась такая поговорка, значит русским морякам, действительно, море и океаны были по колено. И неважно, что их сопровождали в трюмах веселившие на отдыхе и повышавшие аппетит перед едой настоящие французские и крымские вина. Пьяными от вина моряки были только отчасти, а больше от счастья настоящей мужской работы, азартного спора с морской стихией. Вот бы и сейчас ощутить, что «море нам по колено» – да не в дружеских пирушках, а в длительных морских плаваниях!

Принцип «добра»

Как известно, слово «добро» – это не только антоним «зла». На военной службе «добро» – команда, противоположная команде «дробь» (отставить). А есть еще «добро» – в смысле нажитого барахла: всяких материальных ценностей. Впрочем, во всех случаях «добро» лучше.

Каждый по-своему решает проблему достижения «добра». Вот как, к примеру, решают эту проблему некоторые военнослужащие на флоте. Для того, чтобы запросить «добро» на сход, они тихо-тихо подходят к каюте своего непосредственного начальника, громко стучатся в дверь, и уже совсем тихо, почти под нос себе, спрашивают шепотом у начальника: «Добро?» Услышав стук в дверь, начальник, известное дело, отвечает: «Да»! «Есть!» – отвечают на полученное «добро» находчивые подчиненные и уходят на сход. И цель достигнута, и совесть чиста!

Флотские проблемы

С чем никогда на Флоте не было проблем, так это с получением галстуков. Это притом, что вещевое довольствие всегда входило в «тройку» главных проблем флота. Только в последние годы на первое место выдвинулись: финансовое довольствие (а попросту говоря, «получка»), топливо и «молодое пополнение». А в незапамятные советские времена главными всегда были: продовольственное, вещевое и шкиперское обеспечение. И если нехватка продовольствия и «шкиперии» (ветоши, щеток, мыла, краски, кисточек и т. д.) касались как бы всей воинской части в целом, то вещевое довольствие «било» по интересам отдельного военнослужащего. Причем проблемы эти для военнослужащего начинались чуть ли не с первых шагов его службы. Не было зарегистрировано ни одного случая, чтобы военнослужащие (Московский гарнизон я не беру в расчет) вовремя получили все вещевое довольствие сполна и в соответствующих росту пропорциях. Если в редких частях и удавалось добиться «вала», то есть выдачи всего имущества полностью, то это только благодаря непритязательности самих военнослужащих. Человек, разуверившись в ином исходе дела, добровольно получал, к примеру, тельник 46 размера, а фланелевую рубашку 54 размера, имея собственный размер 50. Предполагалось мудрыми снабженцами, что 54 размер на этого человека однозначно влезет, а 46 будет лишь чуть-чуть мал. Как известно маленькие тельняшки при стирке растягиваются, а большие «фланелевки» ушиваются обычной иголкой с нитками. При этом среднеарифметическим значением двух чисел: «46» и «54» как раз является «50». И значит общий баланс роста не нарушается. А вот ботинки, как правило, всегда выдавали на два или три размера больше. Очевидно, на вырост.

Ну а единственное с чем не было никогда проблем на флоте, так это с получением обычных черных военных галстуков на резиночке. Их почему-то поставляли на флот в неограниченном количестве. Ведь положены они были к каждой рубашке, а может быть даже и к каждому тельнику. Выдают галстуки в таком же неограниченном количестве и по сей день. Тем самым подтверждая старую истину: «Любую проблему нужно решать однажды и навсегда».

Диапазон указаний

Как известно директивы и указания на флоте – это что-то вроде приказаний, только уровнем ниже. Приказ должен быть выполнен безоговорочно, точно и в указанный срок. А вот директива или указание должны быть лишь приняты к исполнению. Разберемся детальнее, что такое, к примеру, указание. Указание, как трактует «Толковый словарь русского языка», это наставление, разъяснение, указывающее как и в каком направлении действовать… Не мною подмечено, что флот всегда жил и живет в «строгом соответствии» с чьими-либо указаниями. Но это только на бумаге. На самом-то деле он живет, разумеется, по своим собственным законам, абсолютно не имеющим никакого отношения к этим самым указаниям. А причина несоответствия в том, что уж очень широк диапазон указаний командования. Другое дело офицер посылает матроса, или к примеру, старший офицер – младшего офицера – исключительно в «строгом направлении». Причем лаконичными, исчерпывающими фразами вроде: «Иди ты» или «Да пошел ты»… И сразу ясно и понятно – куда идти! Большое начальство, а также проверяющие, которые, как правило, и сочиняют-то эти самые Указания, то ли от того, что сами не знают куда идти, то ли не считают нужным опускаться до деталей, посылают, как говорится, «туда – не знаю куда!» Ибо слишком широк диапазон их указаний. Причем, чем выше начальство – тем выше диапазон. А русский человек не любит неконкретности: ему обязательно направление укажи. Пусть даже не совсем реальное, но конкретное.

Любимые команды

Любимые команды на флоте: «За борт» и «Убрать». Сколько ценных вещей безвозвратно пропадает и исчезает из-за удивительной притягательности этих коротких командных слов. Быстрота реализации намеченной цели по наведению порядка на верхней палубе или в каких – либо кладовых подкупает. " За борт» – раздается команда старпома, и уносятся в морскую пучину: электродвигатели, насосы, приборы, блоки, ящики с неотсортированным ЗИПом. «Убрать» – дает указание командир, и бесследно исчезают в необъятных недрах корабля не менее ценные вещи и предметы. Флот вечно готовится к какому-нибудь смотру вышестоящих начальников. Чистота и порядок здесь возведены в абсолют. Может быть поэтому в повседневной жизни матросы, а, подчас, и сами офицеры с мичманами, невольно стремятся к беспорядку.

Не успели навести порядок на корабле, как смотришь вокруг опять беспорядок руками самих же моряков бессознательно созданный. Движение от беспорядка к порядку и – наоборот, здесь, на флоте, самое устойчивое явление из всех существующих.

Особым усердием в реализации команд «За борт» и «Убрать» отличаются офицеры и мичмана нематериально ответственные: старпомы, физруки, строевые помощники, офицеры – воспитатели. Выполнение ими программы по очищению кораблей от материальных ценностей, зачастую, сродни претензиям неимущих к имущим.

Впрочем, основной побудительный мотив иной, а именно: простое русское головотяпство. Любим мы это дело.

На флоте «годковщину» никто не отменял

Расхожая фраза: «Годковщину никто на флоте не отменял» – нет-нет, да и раздается в нашей компании. В нашей офицерской компании! Мы-то знаем, что такое «годковщина», и как с нею надо бороться. Трудно, к примеру, упрекнуть меня в легкомысленном отношении к этой проблеме, если я за свою службу сам неоднократно инициировал возбуждение уголовных дел на хулиганов в матросских погонах, доводя эти дела до логического завершения. Но речь-то идет не об этой «годковщине», не о пресловутых «неуставных взаимоотношениях». Речь идет об уважении старших младшими. Оно-то ведь должно присутствовать в любом коллективе: семье, обществе. Должно, а не присутствует. Не знаю как где, но на флоте этого попросту боятся. Какое там уважение. Уважение – это завуалированная форма «годковщины», скажет вам любой военный воспитатель (или, говоря по-старому, «политработник»). Конечно, когда люди обжигаются, они дуют на холодное. И я ни в коей мере не берусь судить кого бы то ни было. Но почему-то нам, офицерам и мичманам, тоже нравится эта фраза: «Годковщину на флоте никто не отменял». И звучит она в устах убеленных сединами людей не как сообщение о том, что на флоте действует старый принцип, согласно которому младшие по возрасту и званию должны всегда, безропотно и беспрекословно, бегать первыми в магазин за водкой, например, или еще куда-нибудь. А произносится она всякий раз, утверждая незыблемые истины: «Молодым везде у нас дорога, старикам всегда у нас почет». «Старый конь борозды не портит». «Уважайте нас, стариков – и вас когда-то будут уважать». «Опыт и мастерство – не пропьешь»… И многие, многие другие. Как хотелось бы отделить зерна от плевел. Неужели мы, русские, так и будем всегда шарахаться из крайности в крайность, никогда не придерживаясь «золотой середины». Неужели никогда молодые не научатся уважать старших, а старшие – любить, благоволить и помогать во всем молодым. Ведь это так просто.

Чи флот, чи не флот

«Чи флот, чи не флот»! Когда-то этим чуть ли не пренебрежительным прозвищем флотские офицеры именовали Черноморский флот. Помните, БФ – Балтийский флот – назывался «бывший флотом». Абревиатура ТФ и СФ, обозначающая Тихоокеанский и Северный флота, означала: ТФ – «тоже флот», СФ – «стал флот».

Не так много и времени прошло, только теперь все эти названия, определения можно смело прикрепить каждую, а не по отдельности, ко всякому флоту и Военно-морскому флоту России в целом. Стал он, бывший могучий атомный и океанский, теперь уже, действительно, бывшим, чи флотом, чи не флотом! Но я верю, что наступит он, новый парад… И может быть уже сегодня нужно подумать о том, какое название ему дать в будущем, чтобы мы с гордостью это название соответствующим образом переводили. К примеру, МФР – Морской флот России – можно перевести как Могучий флот России. А, впрочем, разве в имени дело.

Повышение

Как-то из вышестоящей инстанции наших «кадровиков» (работников отделения кадров) попросили охарактеризовать одного нашего, с позволения сказать, военачальника. Но только коротко, буквально одним словом… Этот военачальник всю свою жизнь «лил» (или «пил») кровь своих подчиненных, а теперь вот, шагая по служебной лестнице, добрался до номенклатурных высот. Так вот кадровики не нашли иного определения, как «Редкостнейший»… Редкостнейший! Подумать только, как точно! Военачальника повысили. Ох, и повезло же кому-то.

К групман зама подставил

На сторожевом корабле командир машинной группы являлся согласно приказу командира части штатным контролером артиллерийской стрельбы по воздушной цели. А заместитель командира по политической части, еще недавно были такие, его дублером. Место размещения этого контролера во время стрельбы – верхняя антенная площадка артиллерийского комплекса. Короче это так высоко, что там уже даже чайки не летают. А представляете себе зимний, морозный день, да еще и штормовая погода. Молодой групман это себе четко представил и поэтому решил любой ценой от этой стрельбы увильнуть. Заранее, за сутки до стрельбы, он расчетливо подкатил к заму и предложил ему восстановить все протоколы партийных собраний. Замполит знал, что, как правило, эти протоколы писались председательствующими собраний под его диктовку. А ему страх не хотелось «высасывать из пальца» умные, правильные, идеологически «причесанные» слова. Не любил он это занятие. То ли дело литературно грамотный групман, у него эти нужные слова, выяснилось однажды на поверку, сами собой вылетали из под пера. Тем более, что сразу по приходу в базу ожидалась проверка документации парторганизаций политотделом соединения. И зам сдался. Расчет лейтенанта оправдался. Под страхом предстоящей проверки, а также идя навстречу «кипящей инициативе масс», зам сам подошел к командиру и сказал:

– Петрович, запихивай меня на этот самый твой долбаный пелорус.

Командир недоуменно посмотрел на зама, удивленно ухмыльнулся и, заранее как бы жалея зама, сочувственным голосом сказал:

– А не пожалеешь?

– Если родина требует… – с традиционным пафосом отреагировал зам.

– Ну, смотри!? – усомнился-таки в решении своего зама командир.

И вот пришел час стрельбы. Мороз – градусов 20! Ветер северо-западный. Волна захлестывает ходовую рубку. Холодные брызги разбивающихся волн заливают корабль целиком, вместе с мачтами. Как не утеплялся зам, сколько теплых вещей на себя не напяливал, холод все равно начал пронизывать его тело задолго до того, как дали команду на начало стрельбы. Поэтому к моменту, когда началась артиллерийская канонада, зам уже напоминал Герду – героиню сказки Андерсена «Снежная королева», когда та в поисках брата Кая вошла в снежное царство королевы. Но артиллерийская канонада превзошла все ожидания замполита. Он никак не ожидал такой мощи отечественного оружия. В иные моменты ему уже стало казаться, что вот-вот уже наступил он – Судный день!..

Снимали зама с мачты всем экипажем. Он был ни жив, ни мертв. И только обмерзшие, посиневшие губы беззвучно повторяли едва различимую фразу: «Во, бля, влип!» С тех пор замполит писал протоколы партсобраний исключительно собственноручно.

Бык

В период активного разведения в частях подсобных хозяйств на одной бригаде ракетных кораблей комбриг завел, ни много ни мало, 4 коровы и быка. Постановление партии и правительства надо было выполнять, невзирая на боевые и другого рода задачи. Только вот кормить-то их было нечем. И слонялись бедные животные целыми днями по территории части в поисках травки или другого какого-то случайного провианта. То их матросики остатками обеда покормят, то продавщица гарнизонного магазина тетя Валя испорченные продукты великодушно к определенному часу за магазин вывалит. Тяжелее всего было быку. Бык был племенной и, хочешь – не хочешь, а дело свое выполнять приходилось. Положение, так сказать, обязывало. И через год бык стал чистым доходягой: тощим, слабым и каким-то нервным. То он за собаками погонится, то моряков неизвестно за что покусает. Пострадавшие матросики не столько от обиды за нанесенные им укусы, сколько от возмущения беспечностью командования, доведшего быка, да и надо сказать самих матросов, плохой кормежкой до такого жуткого состояния, задумали коварный план изощренного мщения. И вот как его осуществили.

Как-то в среду, не загруженную напряженной боевой учебой, они заманили быка какой-то снедью на техническую территорию части, располагавшуюся в километре от штаба части. Сразу за технической территорией находился высокий, крутой обрыв. Но это обстоятельство как раз и рассчитывали безжалостные, подогреваемые жаждой мщения матросы. Сначала не дав быку обещанную снедь, а затем еще и раздразнив его красной тряпкой, заранее припасенной на этот случай, они сделали все для того, чтобы обиженный разъяренный бык, потеряв ориентацию, сорвался с откоса. В результате, пролетев в свободном полете несколько метров, бык разбился о землю насмерть. Дальше все было делом техники…

Через некоторое время дежурный по бригаде получает доклад по связи с технической территории части о том, что бригадный бык покончил жизнь самоубийством! «Как это?!» – переспросил дежурный. «А вот приезжайте и узнаете!» – услышал он в ответ раздраженный голос дежурного по техплощадке. Дежурный по бригаде вбегает к комбригу с вытаращенными глазами в кабинет и докладывает: «Товарищ комбриг! Бык покончил жизнь самоубийством!» Комбриг, даже не спросив о том, как это бык может покончить жизнь самоубийством, немедленно бросается в «уазик», мчится на техтерриторию. По ходу своего движения успевает снять с дежурства всю дежурную службу части: «допустившую, неуследившую, непредусмотревшую…»

Приехав к непосредственному месту происшествия, комбриг видит следующую картину: лежит бездыханный доходяга – бык, а в районе груди у него торчит табличка, на которой большими красными буквами написано:

«ЖРАТЬ В БРИГАДЕ НЕЧЕГО. ПОКОНЧИЛ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ. КОРОВ ПУСТЬ ДЕРЕТ КОМБРИГ».

И внизу подпись: БЫК.

Ох, и шума было, говорят!

Как выгнали командира

Зимним февральским холодным утром корабль готовился к выходу в море на ракетную стрельбу. Начав приготовление, командир корабля капитан 3 ранга Чахлый Анатолий Иванович, передал управление кораблем старшему помощнику, а сам спустился в каюту, для того чтобы потеплее одеться. Выход предстоял быть нелегким: низкие температуры, штормовое море, трудная боевая задача. А у корабля по проекту открытый ходовой мостик. Просто корабль совсем и не предназначался для Севера, готовился для южных морей, но волею судеб обрел пристанище свое в суровом заполярном краю. Командир откровенно был старым, на сто процентов оправдывал свою фамилию и терпеливо дожидался заслуженного пенсиона. «Здоровье, – любил он говорить, – превыше всего!» Еще он уверял всех: «Теплота – главное условие роста!» Но сам почему-то больше своего «метра с кепкой» не рос. Хотя одевался очень тепло. Вот и на этот раз командир одел теплые подштанники, брюки, а сверху еще и ватные штаны. На тело надел теплую тельняшку, водолазный свитер, куртку, а поверх них, соответственно, овчинный тулуп. На ноги – поверх хлопчатобумажных – пару шерстяных носок и, разумеется, большущие, не по размеру, валенки. Ремень на животе не сошелся, пришлось подвязаться белым вафельным полотенцем, а на шею намотать, чтобы даже норд-вест не был ощущаем, старый военно-морской флаг (прочнее и надежнее его при сильном ветре нет, это каждый моряк знает). Картину довершала старая, обшарпанная, проверенная годами, теплая, с кожаным верхом, шапка. Уши на ней были опущены, а завязки повязаны на самом подбородке «бантиком».

А в это время на соединение неожиданно приехал какой-то генерал-майор из Генерального штаба, чтобы своими собственными глазами увидеть корабельные крылатые ракеты. Комбриг его и повел на готовящийся к выходу в море корабль. Проверяющий вместе с комбригом и остальною свитой сразу проследовали на ходовой мостик, где их встретил старпом. Встретил, доложил по уставу, как полагается. Все красиво. Все матросики подтянутые, представляются. Корабль чистый.

– Где командир? – спросил по привычке суровым голосом требовательный хамоватый комбриг.

– Одевается, – коротко отрапортовал старпом.

И в это время командир поднимается на мостик! Во всей красе своей зимней амуниции! Можете себе представить. Как известно, во время приготовления звонки командованию не даются. И откуда было знать командиру о незваных гостях?

Увидев командира, комбриг сначала опешил. Но заметив, что генерал тоже обратил внимание на это чудо-юдо в полувоенной форме, быстро среагировал и громко крикнул командиру:

– Эй, мужик! Давай, беги отсюда! Сегодня помои не выдают. Видишь, в море уходим!

Командир был вынужден отыграть роль «откормщика домашних свиней» до конца. Он буркнул себе под нос: «Хорошо, зайду в следующий раз!» И, развернувшись, быстро испарился с ходового. Ракеты генералу показали. Комбриг вместе со свитой ушел. Корабль вышел в море и успешно выполнил там все задачи. По приходу с морей комбриг даже и не вспомнил о произошедшем случае. А командир, разумеется, ему об этом эпизоде деликатно не стал напоминать.

Расплата за легкомысленность

Флагманский механик соединения МПК (малых противолодочных кораблей) капитан 3 ранга Гриднев прибыл в док для проверки своего корабля, только что вставшего на клети. Кроме вопросов обеспечения живучести Гриднев был уполномочен проверить и содержание кают на предмет отсутствия в них электроопасных предметов. Но по легкомыслию офицер свои полномочия переоценил: в одной из лейтенантских кают наткнувшись на бутылку с водкой – тут же ее уничтожил путем вливания в свой собственный организм. Организм не выдержал. Неожиданно для себя офицер почувствовал, что ноги его не держат абсолютно. Флагмех сначала присел, затем прилег, а вскоре и окончательно вырубился. Запасливые лейтенанты, вернувшись с построения, на котором командир МПК производил инструктаж на корабельное учение по варианту: «Аварийное затопление дока», обнаружили вместо заветной бутылки у себя в каюте бесформенное тело проверяющего. Жажда отмщения за испорченный «уикенд» подтолкнула лейтенантов на «беспримерный подвиг». Они одели на обидчика спасательный жилет, сильно надув его при этом и залив соленой водой аккумуляторную батарейку. На голову Гридневу лейтенанты напялили монтажную каску одного из заводских рабочих, а на ноги натянули и зашнуровали на все дырочки зимние коньки, по какой-то роковой случайности оказавшиеся в данной каюте. Едва они успели завершить этот триумфальный маскарадный процесс, как на корабле сыграли учебную аварийную тревогу: «Аварийное затопление дока». Очнувшись от характерных, до боли знакомых звонков, Гриднев быстро вскочил на ноги. Но тут же упал, ударившись головой о стол. Но вместо предполагаемой боли офицер почувствовал шум в ушах и услышал какой-то глухой странный удар. Выскочив-таки из темной каюты в освещенный коридор, флагмех с ужасом обнаружил, что на ногах у него коньки, на голове – каска, а сам он экипирован в плотно надутый спасательный жилет. Картину морального падения довершала активизированная мигающая сигнальная лампочка спасательного жилета. А мимо, абсолютно не обращая на него внимания, бежали куда-то озабоченные матросы с перепуганными глазами. Но самое обидное было то, что Гриднев заканчивал Севастопольское высшее военно – морское училище, сам был родом из Керчи, стало быть кататься на коньках не умел… Так что до верхней палубы ему пришлось добираться на «полусогнутых», спотыкаясь на каждой ступеньке и задевая сразу за все углы. Это был «рекордный забег», выражаясь конькобежным языком. Надолго запомнил он эти «быстрые секунды» и злосчастную лейтенантскую бутылку.

А лейтенанты, как водится, отказались от всего. Ничего не видели, ничего не слышали. Попробуй что-нибудь докажи, да еще тогда, когда на тебя сочувственно смотрят с десяток смеющихся озорных глаз. Вот она – истинная расплата за легкомысленность.

Поспешишь – людей насмешишь

Торпедный катер целые сутки был в море. Проверяющему боевую подготовку на соединении катеров адмиралу давно это уже все надоело. Он устал. Ему хотелось в Москву, поближе к дому. Неосторожно адмирал дал команду: «Поторопиться в базу». Ретивый командир исполнил команду, как говорится, «на все сто процентов». В родную бухту катер влетел на скорости 30 узлов, разрезая ахтерштевнем как ножом сыр, спокойную водяную гладь залива. Вот уже завиднелся причал. Адмирал с дипломатом удовлетворенно вышел на бак. За 1 кабельтов до подхода к стенке причала командир командует в ПЭЖ: «Стоп, машины. Машины, самый полный назад!» А ему из машины несколько секунд спустя: «Хода назад не будет, реверс отказал…» И катер на бешеной скорости врезается в причальную стенку. Трещат деревянные сооружения причала, мнется 10 мм железо корпуса катера, и адмирал… взлетает вверх и вперед вместе с дипломатом навстречу свите, встречающей его на берегу! А командир не находит ничего лучшего, как, при пересечении пятками адмирала линии форштевня катера, скомандовать по громкоговорящей связи на всю базу: «Смирно»!..

Недаром говорят: «Поспешишь – людей насмешишь!»

Неуязвимый портрет вождя

Любознательный командир ракетно-артиллерийской боевой части малого противолодочного корабля решил разобрать гранату. Какие только желания не возникают у человека под влиянием алкоголя. При вставлении запала чека выпала из рук нерасторопного экспериментатора. Офицер не нашел ничего лучшего, как бросить гранату под кровать, а сам бросился в другую сторону. Через секунду раздался взрыв. Трусливый маневр «рогатого» (так называют в простонародье командиров ракетно-артиллерийских боевых частей) не спас его от многочисленных осколочных ранений. Вся его задница, спина, а так же двери, стулья, шкафчики и, разумеется, кровать каюты были буквально иссечены мелкими осколками разорвавшейся гранаты. И только портрет Ленина оказался целым и невредимым. Ильич с него мило, но с ехидцей как бы улыбался и картаво вопрошал: «Ну что, изучил?.. Учиться, учиться и еще раз учиться!»

Магический круг глупости

В судоремонтном заводе стоял возле причала корабль. На причале стояла корабельная бочка с белой краской. Уходя из завода, боцман забрал свою бочку с оставшейся краской. Но на асфальте от обода бочки остался белый круг… Когда через 3 года корабль снова, почти случайно, подошел к этому причалу, боцман после швартовки проходя по причалу, наткнулся на группу военнослужащих и увидел следующую сцену. Стоит старший лейтенант и учит двух матросов тому, как аккуратно нужно подрисовывать ровные очертания того круга, который оставил на причале боцман. Боцман на всякий случай поинтересовался у лейтенанта: «А зачем нужен-то этот круг?»

– А черт его знает! – ответил лейтенант, – Мы его уже 3 года подрисовываем.

Воистину кругла человеческая глупость. Недаром ведь говорят: «Ну ты настоящий, круглый идиот!»

Вопиющая безысходность

Лейтенанту Мочалову с распределением при выпуске из училища, что там греха таить, откровенно повезло. Основная масса его сокурсников отправилась служить на флот, а его, счастливчика, направили служить адъютантом к адмиралу в Ленинградскую военно-морскую базу. Не служба, а рай. Но слишком хорошо, как известно, тоже не хорошо. Среди подношений адмиралу посыпались подарки и ему самому… Начались служебные вечеринки, всевозможные увеселительные мероприятия… Пошло-поехало… Через полгода Мочалов взмолился: «Товарищ адмирал! Отпустите меня на флот. Иначе я сопьюсь!» Адмирал обиделся. Но противиться желанию лейтенанта не стал. Отпустил его… с направлением на должность младшего военпреда Молдавского военного завода, выпускавшего какие-то изделия для Военно-морского флота. При выходе с названного завода чуть ли не в метре друг от друга стояли настойчивые торговцы домашним вином, продававшие за гроши хорошее настоящее виноградное вино. Причем первую кружку они предлагали бесплатно. Как правило, на 16 бесплатной кружке лейтенант вырубался. И так каждый день. Решил любым способом, чтобы окончательно не спиться, перевестись теперь уже на Северный Флот, подальше от южных соблазнов.

Приезжает лейтенант Мочалов в город Североморск. В районе Морвокзала в то время стояло несколько палаток, в которых продавали продукты питания и, разумеется, спиртное. Подходит он к одной из них, чтобы съесть хотя бы пару пирожков после дальней дороги. И видит лейтенант следующую картину. Две пожилые женщины в черных фуфайках заказывают в соседней палатке по 200-граммовому стакану неразведенного спирта и одному пирожку с капустой и здесь же у него на глазах этот спирт выпивают, не закусывая, а пирожки складывают в холщовую хозяйственную сумку… И тут лейтенант понимает, что влип: его забавы с сухим вином – это детские шалости. Ощущение крайней безысходности овладело всем его мятущимся существом. Взял лейтенант и заказал себе 200 граммов водки, залпом выпил ее и… заплакал.

Прошу «добро» на поражение

Противолодочный корабль выполнял в Баренцевом море самую известную и самую, наверное, интересную стрельбу из всех выполняемых ежегодно военными моряками. Стрельба называлась коротко: «По Хрущеву». На штабном языке – это артиллерийская стрельба по берегу или, если совсем коротко, АС – 80. Ну а на самом деле данная стрельба даже и не по берегу, а по старому, заброшенному судну, лежавшему с незапамятных времен на отмели в районе мыса Подгородецкий. А мыс и именовался почему-то фамилией одного из «вождей мирового пролетариата» периода послесталинской оттепели. То ли судно само когда-то имело это название, то ли потому что оно затонуло в сталинские времена, то ли округлая корма затонувшего судна сильно напоминала выразительный лысый череп Никиты Сергеевича Хрущева, но название закрепилось за данным местом и даже стрельбой по данному месту крепко и навсегда!

И вот корабль лег на боевой курс. Штурман корабля капитан 3 ранга Бондарев окончательно определился с курсом, доложил на ходовой пост и пост распределения целей (ПРЦ): «Пеленг цели 220 градусов». На ПРЦ командир ракетно-артиллерийской боевой части (БЧ-2) капитан 3 ранга Мишин, приняв доклад штурмана, отрепетовал его в антенный пост стрельбовой станции. Но чисто машинально при этом ошибся и назвал пеленг не 220, а 320 градусов! Командир артиллерийской батареи старший лейтенант Акулич в ответ рапортует: «Целеуказание принято. Цель наблюдаю!» Командир БЧ-2 докладывает командиру на ходовой пост: «К стрельбе готов!» Командир командует: «Залп!»… Следует залп. Все выбегают на правый борт, смотрят на «Хрущева». А там абсолютная тишина! И только жирные бакланы мирно парят над «осушкой»! Командир дает команду на второй залп. И снова следует залп. И снова безмятежная тишина в районе злополучного судна. И вдруг как гром с неба доклад сигнальщика: «Вижу! Вижу!.. Разрывы снарядов в районе рыболовецкого сейнера, на 100 градусов правее от района стрельбы!»

Обстрелять иностранное мирное судно – это вам не шутки! Тут и до международного скандала недалеко. На ходовом мосту все были в шоке. Его прервал тот же командир артиллерийской батареи старший лейтенант Акулич. В абсолютной тишине, вынужденно нелепом радиомолчании вдруг раздался бодрый доклад комбата по громкоговорящей связи: «Товарищ, командир! Цель наблюдаю. Недолет 200. Корректура введена. Прошу добро на поражение!..»

– Что!? Как!? – захрипел командир и спустя мгновение что есть мочи завопил:

– Дробь! Дро-о-бь! Не наблюдать!..

Завопил с такой силой, что даже бакланы в районе «Хрущева» сорвались с насиженных мест и полетели куда-то в сторону берега, подальше от непредсказуемых военных моряков.

Михеич

Служил в штабе бригады противолодочных кораблей мичман Кранцев Михаил Михайлович. Все звали его просто – Михеич. Был Михеич здоровья недюжинного: при своем небольшом росте он мог выпить, образно говоря, бочку спиртного. Но то ли в один из вечеров оказалась несытной закуска, то ли счет пошел уже не на «бочки», а на «цистерны», только Михеич изрядно опьянел. На дворе стоял зимний холодный день; Михеич возвращался домой из гостей, куда зашел сразу же после службы. Легкая мичманская шинелька на «рыбьем меху» не спасала от пронизывающего ветра. Михеич долго сопротивлялся стихии, но усталость и принятое «на грудь» сделали свое дело. Упал он аккурат под забором местной военной комендатуры. Всего-то пару часов пролежал Михеич в сугробе, но окоченел основательно. Комендатура, трудившаяся в напряженном ритме, не заметила пьяного военнослужащего, у нее без этого забот хватает. Хорошо, выручил местный милицейский патруль. Именно он и обнаружил промерзшее тело. Потыкав его резиновыми дубинками, слуги правопорядка сочли твердость найденного достаточной для констатации факта клинической смерти и с чувством выполненного долга передали «труп» комендатуре. В комендатуре, не долго думая, решили транспортировать труп в морг. Параллельно приступили к выявлению личности военнослужащего. Было запрошено множество воинских частей, в которых мог служить пьянствующий мичман. Но так как мичмана попивали практически во всех частях, а при «мертвеце» никаких документов обнаружено не было, то поиски быстро зашли в тупик. Между тем солдаты суточного караула, обстучав на всякий случай еще раз обмерзшее тело мичмана прикладами карабинов и лично убедившись в абсолютной кондиции «трупа», закинули Михеича в открытый кузов комендантского «газика». Помощник военного коменданта мичман Рыльнев взялся лично доставить коллегу к месту его последнего базирования.

В морге Михеича положили на стол, раздели, обмыли и подготовили к вскрытию. Мичман Рыльнев же, узнав в дежурном враче морга своего прошлого сослуживца, тоже мичмана, отпустил «газик» и сел с товарищем помянуть душу безвременно погибшего собрата по оружию. Долго ли, а может и всего-то пару часов пролежал Михеич на разделочном столе морга. Только вода (в процентном содержании 50×50 с чистым спиртом), участвовавшая в приготовлении чудотворного напитка, который употреблял весь вечер Михеич, наконец-то растаяла. И теперь алкоголь, разлившись по суставам, делал свое дело. Михеич вздохнул, крякнул и… приподнялся… «Труп» ожил!

Ни дежурный врач, ни помощник военного коменданта, несмотря на изрядную дозу совместно выпитого спиртного, не были, разумеется, готовы к встрече с «ожившим» Михеичем. Однако приняли его в компанию, хотя и с большим удивлением, но и с не меньшей радостью.

Жертва процедуры

Помощник флагманского связиста крупного, флотского соединения кораблей капитан-лейтенант Демич, находясь на отдыхе в Хостинском военном санатории, как-то привел себя в компании друзей в жутко нетрезвое состояние. Но вдруг он вспомнил, что подошло время процедуры, назначенной врачом. Заплетающимся языком объяснив друзьям, что уже две недели отдыхает, а так и не ощутил на себе целебного воздействия йодо-бромных ванн, Демич отправился в лечебный корпус. Из десятка добрых советов своих собутыльников Демич усвоил и запомнил лишь один: там, в кабине с ванной, нужно что-то на себя надеть. Оказавшись по предписанию дежурной сестры в этой самой кабинке, офицер не сразу, но достаточно легко сориентировался. Надев на себя пробковый нашейный страховочный круг для поддержания головы на воде при засыпании, Демич заметил еще одно приспособление», чем-то напоминавшее обычные женские колготки. Недолго раздумывая, офицер натянул на себя и этот предмет. «Не помешает», – решил дисциплинированный пациент. Этим специальным приспособлением, как выяснилось позже, действительно оказались синие, женские колготки, по – рассеянности оставленные здесь предыдущей посетительницей. Мог ли это предположить доверчивый офицер? Конечно же, нет! Благоприобретенное» чувство заинструктированности, привитое на службе, замутненное изрядной дозой выпитого, сделать этого не позволяло. И, натянув по самую грудь колготки, ничего не подозревающий Демич забрался в ванну.

«Лошадиная доза» выпитого спиртного сразу же сделала свое дело. Едва успев погрузиться в целебные воды южного моря, Демич тут же уснул. Ему снились: крутые волны Кольского залива, седая старушка-мать, благословившая его на ратную службу, и какие-то неясные, мутные очертания крупного, морского животного. Правый глаз Демича был немного приоткрыт (природный дефект). Плотное, округлое, волосатое тело с короткими ногами, с натянутыми на него синими колготками, плавало в воде и удивительным образом напоминало то самое крупное, морское животное, снившееся Демичу. Таким образом, вид, который собой являл пациент, был загадочным и ужасающим.

А в это время дежурная сестра, в соответствии с установленным временем, включала и выключала клапана с дистанционным управлением на затопление и слив ванн. Ровно через 10 минут с начала процедуры она открыла «слив» воды из «номера» Демича. Но, так и не дождавшись пациента из этой кабины, сестра нерешительно, но предусмотрительно постучалась в дверь. И не получив ответа, строго в соответствии с предписанной ей инструкцией, сестра открыла дверь… Бренное волосатое «посиневшее» от синих колготок тело лежало на «дне» осушенного двухметрового «бассейна». Приоткрытый правый глаз довершал жуткую картину.

Дальше события развивались как в фильме с ускоренной съемкой. Истошный крик и тяжелый обморок дежурной сестры, а также трагическая «смерть» пациента всполошили мгновенно все учреждение. Были вызваны сначала бригада скорой помощи, а затем – главный психиатр санатория. Последней приехала оперативная группа местной психиатрической больницы, когда выяснилось что пациент жив, а его «синева» легко удалима. При этом специалисты констатировали «весьма запутанный, сложный случай». И лежать бы офицеру года полтора на обследовании в Сочинском «сумасшедшем доме», если бы не подоспели друзья – собутыльники. Именно благодаря им Демич благополучно попал в местный медвытрезвитель, а, выписавшись, со спокойной совестью поехал крепить боеготовность флота.

Любовь к морю

О любви к морю так много и красиво сказано – дух захватывает! Голубые просторы, белоснежные чайки, ласковый прибой… А вы в переполненном испражнениями корабельном гальюне во время шторма, извините, «ихтиандра» не вызывали? А обедать, даже в 5-бальный шторм, в кают-компании не пробовали?.. И «собаку» (ночную вахту с 4 до 8 часов утра) не стояли? Ну тогда нам трудно будет с вами в разговоре о море найти общий язык. Вас явно на романтику потянет, а настоящим морякам романтика несвойственна. Какие к черту красоты в беспросветной череде вахт и изнурительных корабельных работ. Откуда взяться очарованию океаном и наслаждению прохладным морским бризом в 70-градусной «парилке» котельного отделения. Мечтают о море лишь дилетанты, профессионалы воспринимают его как неотвратимую неизбежность.

Недавно в Гидрометцентре Северного флота произошел забавный и, надо сказать, весьма поучительный случай. Старший лейтенант Непогодин Николай на строевом смотре Гидрометцентра решил своему начальнику капитану 1 ранга Прямоносову заявить жалобу… На что бы вы думали? Ни за что не догадаетесь!.. На «дефицит романтики» в береговой службе! Это же надо было такое придумать! Те, кто с десяток лет прослужил на кораблях, меня сразу поймут. И долго, долго будут смеяться. А что лейтенант, который море только на картинке видел? Для него Кольский залив, открывающийся взору в мутные окна Гидрометцентра, и впрямь не дает полную картину флотской службы. Бывает, долетают до его уха где-нибудь в курилке или в компании бывалых друзей магические словечки типа: «сбор-поход», «аврал», «противолодочный зигзаг», или еще того круче: «лидирование», «противодействие подводной лодке», «морской бой с противником», «отработка Л-3». И тогда у лейтенанта и рождаются в голове странные, неподдающиеся никаким объяснениям желания. А, впрочем, может и не было у старшего лейтенанта Непогодина на строевом смотре никаких желаний относительно улучшения своей службы. Просто настроение было игривое, вот и решил, мягко говоря, повыделываться. «Мало, – говорит, – романтики в береговой службе». А командир возьми ему да и скажи с полной серьезностью:

– Ну что ж, Непогодин, мы учтем ваше желание!

И, поворачиваясь к начальнику строевой части капитану 3 ранга Иванову, регистрировавшему замечания и пожелания военнослужащих, добавил:

– Ну вот, Иван Петрович, а вы говорите у нас нет желающих служить на кораблях! Готовьте приказ о перемещении Непогодина командиром гидрометерологической группы на ТАВКР «Кузнецов»…

И тут лейтенант понял, что дошутился. Вся его безоблачная служба промчалась за одно мгновенье перед глазами, и какая-то черная туча, надвигающаяся с моря, помутила рассудок. Откуда ему было знать, что командир тоже любил пошутить. А он-то, в отличие от Непогодина, хорошо знал специфику флотской службы. Раньше, прежде чем попасть на берег, офицеры успевали не год и не два послужить на кораблях. Говорят, что лейтенант долго еще бегал по разного рода канцеляриям в поисках документов о его переводе на корабль.

Друзья-товарищи Непогодина при каждой встрече с ним теперь подшучивали:

– Ну, Коля, служить тебе на Флагмане Отечественного флота.

Или с удивлением вопрошали:

– Николай, ты еще не на «Кузнецове»?

Иные, бывалые, попросту стращали:

– Слушай, знаешь сколько на этом «крокодиле» помещений? Более тысячи. А пока зачеты на допуск к дежурству по кораблю старпому не сдашь – не видать тебе схода, как своих ушей!

Непогодин не находил себе места. И только на 100 % убедившись, что документов на его перевод нет, что командир действительно пошутил – окончательно успокоился.

Больше он о море не мечтал. Более того, с некоторых пор любое напоминание о нем в Николае вызывало легкую тошноту и слабость. Вот и вся любовь, как говорится.

Нерадивый матрос

Что способен сделать нерадивый матрос на корабле? Многое. Посудите сами:

– изготовить из раструба воздушно – пенного огнетушителя, точнее говоря, из его «сеточки», на которой и образуется «гроза огня» – спасительная пена, отличный заварник для приготовления чая;

– смастерить из двух обычных отработанных лезвий типа «Нева» и куска провода «суперкипятильник»;

– создать из обычной электробритвы автоматический прибор для изготовления наколок на руке в стиле: «Не забуду мать родную и службу на Севере»;

– выпилить из шкалы дефицитного контрольно-измерительного прибора со светонакопителем заветные три буквы «Д», «М», «Б», чтобы затем с чувством глубокого удовлетворения наклеить их в дэмэбовский альбом.

Буквы «К», «С», «Ф», означающие Краснознаменный Северный флот, при этом выпиливают для альбома из другого материала – органического стекла. Оргстекло на эти нужды сдирают даже со стенда по истории того самого Краснознаменного Северного флота.

Но, оказывается, и это не предел… Служил у нас на корабле матрос по фамилии Отцовский. И имел он такую длинную кличку – Матрос Красный Нос. Эту кличку матрос получил после одного нашумевшего случая, когда, прикуривая от щита 380 в, обжег себе нос. С тех пор нос у него алел, почти как морковка на лице снеговика.

А дело произошло следующим образом. Еще во взводе молодого пополнения познал Отцовский некоторые премудрости службы, одну из которых и решил опробовать в тот злополучный день. Отсутствие спичек, оказывается, легко восполняется «глубоким» пониманием процесса электрического разряда между двумя заряженными проводниками. Вот только не объяснили, увы, матросу принципиальную разницу между 127 и 380 вольтами. В родном 127-вольтном щите, который находился напротив кубрика, Отцовский прикуривал сигареты неоднократно. Но то ли «электроды зажигания» изрядно подгорели, то ли автомат выбило, только «зажигалка» в очередной раз не сработала. И Отцовский, не обратив внимания на маркировку, решил прикурить от следующего, ближайшего к кубрику, щита. А им-то и оказался щит 380 вольт! «Зажигалка» сработала исправно, но пламя ее больше было похоже на разряд молнии, нежели чем на безобидный огонек. С обожженным лицом и сгоревшей до основания, то есть до фильтра, сигаретой во рту, Отцовский отлетел от щита метра на три. Удивительно, что этот нерадивый матрос остался жив. Видно Бог выделил ему еще время для освоения основных законов электротехники.

Прицельный выстрел

Жизнь свою Мазилов прожил как-то непродуктивно. Служба его в качестве командира ракетно-артиллерийской боевой части противолодочного корабля была подобна холостому выстрелу. Да и то произведенному в белый свет, как в копеечку. В то время как командиры других боевых частей хоть что-то выдавали, так сказать, «нагора», Иван Мазилов был абсолютно бесплоден. Ни обеспечить корабль контактом, ни связью, а также ходом Мазилов не мог. Это не входило в круг его прямых обязанностей. А то, что входило в круг его прямых обязанностей, он мог бы сделать, но не хотел. Только один-единственный прицельный выстрел, удачная стрельба удались у Мазилова. Однажды в ресторане на торжестве, посвященном очередной годовщине корабля, Мазилов, открывая бутылку с шампанским, выстрелил пробкой в потолок. Пробка, рикошетом, точно угодила в бокал жены командира. Командир как раз собирался произнести тост. Проследив несколько раз взглядом траекторию полета пробки и еще раз убедившись в снайперской прицельности огня своего артиллериста, командир, подняв бокал с шампанским, произнес: «Молодец, Мазилов! Наконец-то ты попал. Выпьем за тебя!»

Морской каравай

Большой противолодочный корабль вышел в море на минные постановки, по плану – ровно на сутки. Успешно выполнив учебно-боевую задачу, моряки запросили «добро» идти в базу. А им в ответ приказ: «Заступить в охранение района, так как дежурный тральщик сломался, а заменить его некем!» Приказ есть приказ – его положено выполнять. Через три дня на корабле закончился запас хлеба, еще через день – запас пресной воды. Воду доблестные механики, запустив опреснительную установку, «наварили». Настал черед и снабженцев осуществить адекватные действия. Вызывает командир к себе главного снабженца – помощника командира по снабжению – и говорит ему:

– А ну-ка, испеки мне, пом, пробный каравай. Да побольше! Да порумяней!

– Есть! – отвечает помощник, а сам затылок чешет.

– Чего ты «репу» чешешь? – спрашивает у него командир.

– А как его печь, я это никогда не делал?

– Все, помощник, когда – то приходится делать впервые. Иди, пока я не приказал команде съесть тебя самого. Надо было брать запас хлеба не на трое суток.

– Ну я же не думал…

– Вот именно! А надо думать, помощник. Причем головой! Действуй! – подвел итог командир.

Хлеб не пекли на корабле со дня ходовых испытаний, как говорят в таких случаях: «со времен Нерона». Тестомесильный агрегат и хлебопекарная печь покрылись «метровым» слоем пыли. Но, как ни странно, после небольших подготовительных работ и агрегат, и печь запустились, и выдали чуть ли не заводские, рабочие параметры! Дело оставалось за тестом. Снабженцы колдовали над ним всю ночь. Но оно почему-то так и не взошло. Каравай лепили сразу три матроса одновременно. Тесто удивительным образом напоминало сырую резину: так же липло к рукам и упорно не хотело принимать форму каравая. С горем пополам каравай слепили, огромный: два метра в диаметре. Раскаленная до 300 градусов хлебопекарная печь приняла эту массу неохотно и с явным отвращением. Хлеб, разумеется, внутри не пропекся, покрывшись снаружи черной коркой, похожей на броню танка.

Утром в 8 часов 30 минут, сразу после подъема флага, командир назначил смотр новоиспеченного хлеба. На ГКП по этому поводу собралась целая свита, своеобразная комиссия: командир, зам, старпом, командиры боевых частей. Шел негромкий разговор. Присутствующие обреченно обсуждали создавшееся положение с продовольственным обеспечением корабля. И вот какое-то оживление прошло по рядам присутствующих. Через некоторое время старпом, дежуривший у входа и первым встретивший хлебопеков, скомандовал:

– Каравай внести!

По этой команде трое вестовых из офицерской кают-компании, одетые что называются «с иголочки», внесли огромный рыжий каравай подобия хлеба… На ГКП наступила мертвенная тишина. Сквозь сомкнувшиеся ряды «зрителей» робко протиснулся к вестовым растерянный помощник командира по снабжению.

– Что это? – спросил хриплым голосом командир у помощника.

– Морской каравай, – испуганно ответил помощник.

– Эти глыбы испорченной муки, эти, блин, каменные изваяния флотского дебилизма, вы называете благородным словом каравай, – срываясь на грубость, выразился командир и заорал:

– Унести!..

Каравай попытались разрезать специально на этот случай острозаточенными ножами, потом начали рубить топорами и крушить кувалдами. Тщетно. В итоге на завтрак матросам выдали сухари. Весь оставшийся день матросы весело пели в кубриках под гитару одну и ту же песню:

– Как на «помовские» именины испекли мы каравай!..

– Вот такой ширины! Вот такой вышины!..

Веселое получилось мероприятие! К счастью, тральщик вскоре прибыл в родную базу и необходимость в выпечке хлеба отпала.

Плавали – знаем

Трудно чем – либо удивить военного моряка. И все-то он знает, и все-то он видел. Иной раз, кажется, и тема уникальная, и случай неординарный, а, подишь ты, военный моряк тебе все талдычит: «А-а-а, знаю. Был со мной такой случай…» И заводит очередную свою историю.

«Этих военморов, – делился как-то за кружкой пива со мной преподаватель Высших офицерских классов, – ничем не удивишь. Каждый год приезжают на классы, такое ощущение, одни аварийщики. Не успеешь им рассказать суперновый случай аварийного происшествия с какого-нибудь флота, как тут же тянется рука из зала:

– Товарищ, преподаватель! Не так это дело было.

– Как это не так!? – удивишься ты, свято веря в истинность данного случая.

– Да вот, не так. Я там сам был непосредственным участником!..

Ну, конечно, непосредственный участник события знает всегда больше. Известно, что всегда истинные причины случившегося пытаются если не скрыть, то хотя бы подретушировать. Переходишь к другому случаю. Приводишь пример уже с другого флота. Но не успеешь расписать на доске в хронологическом порядке цепь событий и причины произошедшего, как из зала опять тянется рука.

– Анатолий Васильевич, – обращается очередной свидетель и где-то даже непосредственный виновник этой аварии, – я не виноват. Это командир приказал увеличить скорость…

И все. Весь стройный доклад, выполненный с научной точностью и строгостью, разваливается на глазах. Какие к черту оценки произошедшего с точки зрения руководящих документов, если стоит перед тобой живым упором непосредственный участник, он же виновник, он же потерпевший. Да и все рядом сидящие смотрят не на тебя, а на него, а по поводу твоих умозаключений скептически улыбаются и приговаривают.

– Не так это было.

– Все на флоте обстоит по-иному.

– Здесь вам не там. Там вам не здесь.

– Официальная версия – это еще не факт.

– Плавали – знаем…

– Теперь я, – заканчивает свой печальный рассказ преподаватель в приватной беседе со мной, – всегда, прежде чем какой-либо случай подробно довести, обязательно спрашиваю:

– Очевидцы, потерпевшие, непосредственные участники этого события есть?!

И только получив отрицательный ответ, свою лекцию спокойно продолжаю:

– Знаем мы вас, военморов. Все-то вы знаете. Везде-то побывали. Все-то вы успели испортить и сломать. Научи вас, попробуй, чему-нибудь.

Палочки для канапе или как происходят

«международные скандалы»

Помощник командира на тральщике – второе лицо после командира. На небольшом корабле, коим и является тральщик, «капитан-лейтенант» чуть ли не самая ключевая фигура. Ведь здесь уже даже лейтенанты рвутся к ручкам телеграфов. Капитан-лейтенант Тюринов – помощник командира тральщика, выполнявшего боевую задачу в РРП (районе рыбного промысла) возле границ Марокко в Южной Атлантике, был вполне сформировавшимся «флотоводцем». Командир тральщика смело ему доверял как управление судном, так и повседневную организацию. Но однажды Тюринов подвел-таки командира, учинив чуть ли не международный скандал. Дело было так. Тральщик пришел на очередной межпоходовый отдых в порт Гвинея. Событие происходило в конце восьмидесятых, тогда это было еще возможно. Известное дело, командир отбыл в посольство по важным делам, возложив всю организацию досуга на помощника. Помощник, к слову сказать, был веселым человеком, что хоть и не редкое явление на флоте, но заслуживающее все-таки особого внимания. Веселые люди – это действительно генофонд флота. А еще Александр Тюринов любил «побакланить». Это значит вкусно и сладко поесть. Эту слабость, как правило, поддерживали двое его приятелей: механик и штурман. Именно они ему и подсказали «грандиозный план»: как можно раскрутить скуповатого баталера продовольственного мичмана Фрумкина на званый обед…

Вызывает помощник к себе Фрумкина в каюту и озабоченно говорит:

– Ну, Василий Петрович, влипли мы! Командира нет, и до завтрашнего дня не будет, а к нам французы в гости намылились. Завтра к 14 часам пожалуют.

– Это те что на 5 причале стоят? – спрашивает баталер.

А надо заметить, что действительно на 5 причале, неподалеку от нашего тральщика стоял французский военный корабль, одного класса с нашим. Там же рядом с ним стоял и грузинский танкер «Леселидзе».

– Да, да Петрович! – подтвердил Тюринов догадку продовольственника, и вновь озаботился. – Что делать будем? Положено фуршет по этикету проводить.

– Все сделаем как надо. Родину не опозорим! – с пафосом ответил Фрумкин.

– Молодец! – поддержал его хитроватый помощник. – Для начала, Василий, нужно настрогать палочек для канапе. Знаешь, такие маленькие бутерброды подают на стол?

– Разберемся! – деловито заявил Петрович.

План сработал. «Колеса мнимого фуршета» закрутились с огромной быстротой. Помощник уже сам не рад был, что затеял это безнадежное дело. Только с палочками для канапе Фрумкин доставал Тюринова полдня. Первые были толщиной с фломастер, на них можно было буханки хлеба целиком накалывать. Только с десятого раза они приобрели презентабельный, «аля-фуршетский» вид. Не ожидал Тюринов такой прыти и от вестовых кают-компании. Узнав о событии «международного масштаба», вестовые достали из загашников свои еще не тронутые, «демебовые» вещи и принялись их перекраивать в соответствии с наступающим моментом. Зайцев в этом случае просто бы отдыхал. Во флотской моде свои вековые традиции и секреты. Но больше всего удивил помощника заведующий столом в кают-компании молодой групман лейтенант Ваня Молодцов. Поддавшись настроению общей эйфории, Ваня успел сбегать вечером этого же дня на танкер «Леселидзе» (в те времена еще отечественный) и взять там полный комплект красивой, дорогостоящей посуды для дипломатических приемов.

К 14 часам следующего дня стол в кают-компании ломился от яств. Здесь было все: начиная от красной икры и кончая пятизвездочным армянским коньяком! Причем у помощника уже был заготовлен и ответ Фрумкину на предполагаемое возмущение несостоявшимся фактом международного контакта двух наций: отказались, мол, французы. Но не успели, вполне удовлетворенные организованным мероприятием, помощник, механик и штурман сесть со всеми остальными офицерами, собранными по этому случаю, за стол, как прибегает в кают-компанию перепуганный рассыльный по кораблю и дрожащим голосом докладывает:

– Товарищ капитан-лейтенант! К борту прибыла французская делегация!..

Оба-на! Тут уже и сам помощник недоуменно переглянулся со своими заговорщиками: механиком и штурманом и как-то глупо заулыбался. Выбежал перепуганный помощник на причал. А на причале, действительно, стоят какие-то два француза на велосипедах и просят показать дорогу к своему французскому кораблю. На ломаном английском объяснил им Тюринов как проехать к 5 причалу и даже красноречиво указал жестом куда им надо, и в каком направлении ехать. И, обрадованный столь необычному и весьма символичному совпадению, спокойно возвратился к праздничному столу. Каково его было удивление, когда через час на корабль неожиданно заявился сам военный атташе Советского Союза в республике Гвинея Конакри! Причем военный атташе так торопился, что даже командира где-то оставил в посольстве. Оказалось, что прошел доклад ему от соответствующего штатного «агента» танкера «Леселидзе», что помощник командира тральщика «собственноручно» выгнал с корабля французскую делегацию! А виной всему оказалась инициатива лейтенанта Вани Молодцова со взятием в «аренду» посуды для официальных приемов на танкере «Леселидзе». С этого момента тральщик находился под неусыпным оком соответствующих органов, а красноречивый жест помощника французским велосипедистам был воспринят как сигнал к предотвращению международного скандала! Прокололись, что называется, на пустяке. А так все красиво было задумано! Помощника пожурили. Командира, понятное дело, наказали. Баталеру продовольственному командир объявил за высокую организацию фуршета благодарность. Продукты списали. А для того, чтобы рационально использовать накопленный опыт «международных приемов» на следующий день военный атташе назначил на корабле настоящий прием французской делегации с рядом стоящего военного корабля. Пригодились-таки палочки для канапе, искусно выточенные накануне!

По личному вопросу

Приходит утром на флагманский корабль командир соединения. Встречает его на трапе старший помощник.

– Старпом, почему командир вахтенного поста стоит с нарушением формы одежды?

– Он подменяет на завтрак вахтенного первой смены, товарищ комдив.

– Понятно. А почему приборку на верхней палубе делают за весь экипаж три молодых матроса?

– Наверное, остальные ушли за приборочным инвентарем, вновь оправдывается старпом.

– Понятно. А почему у вас матросы бродят без дела по кораблю? – быстро продвигаясь в сторону своего жилблока, продолжает воспитывать старпома строгий комдив.

– Разберемся. Но это, наверное, сменившаяся вахта, – все не сдается старший помощник. Но вот наконец-то и дверь каюты комдива.

«Фу, слава Богу!» – думает про себя старпом Комдив открывает дверь… а у комингса его каюты валяется «безжизненное тело» в усмерть пьяного начальника химической службы корабля.

– А это еще что такое? – вопрошает комдив и, наконец, взрываясь, кричит. – Только не говорите, старпом, что этот капитан-лейтенант пришел ко мне по личному вопросу!

Аномальная цель

Молодой начальник РТС лично сидел у ВИКОЦ (выносного индикатора кругового обзора). Шел призовой поиск подводной лодки в заданном районе. На борту корабля находился сам командующий флотилии. А в районе поиска надводных целей… Не сосчитать! Вдруг в БИП (боевой информационный пост) влетает адмирал Косов – тот самый грозный командующий, чья фамилия уже сама наводит ужас. И спрашивает, обращаясь к начальнику РТС: " Эта цель аномальная? Ебить! Эта цель аномальная!? " – громче повторяет свой вопрос адмирал, с удивлением замечая, как зрачки глаз начальника РТС начинают вращаться подобно летающим тарелкам.

Начальник РТС из своего небогатого практического опыта службы, а также из училищных учебников усвоил следующие виды «целей»: групповые и одиночные, воздушные, надводные, морские, подводные, низколетящие и всякие разные малоразмерные, габаритные, а также ложные… Но ни в одну из этих классификаций «аномальная цель» не входила. Поэтому, провернув зрачками глаз вокруг оси несколько раз, начальник РТС, сам того не замечая, бросает адмиралу в ответ:

– А, хрен ее знает, товарищ адмирал!

– Ебить! – крякает адмирал в ответ на исчерпывающий ответ лейтенанта и также как неожиданно возник в БИПе, также неожиданно исчезает в темном проеме двери, оставив начальника РТС в полном недоумении.

За два часа до нового года

В канун нового года наш корабль находился в «точке» якорной стоянки в двенадцати милях от иностранного берега. Обычное дежурство в длительном средиземноморском походе. И вдруг старший на борту начальник штаба бригады капитан 2 ранга Теплый замечает плавающий в трех кабельтовых от корабля какой-то зеленый предмет. «Мина! Вражеский буй!.. Тревога!.. Шлюпку на воду!..» – команды раздавались, как пулеметные очереди. Окончательно запутав ими всех и вся, Теплый сам кинулся руководить спуском плавсредства на воду. Может быть именно поэтому шлюпку спускали ровно сорок минут. Это был полный беспредел. Начштаба по ходу операции успел объявить семь выговоров, четыре «строгача» и одно НСС (неполное служебное соответствие) – это персонально старпому.

Наконец шлюпку спустили. Гребцы мощно взмахнули веслами… Зеленым предметом оказалась… мертвая птичка неизвестной породы и неизвестно откуда тут взявшаяся. Возможно ее принесло сюда от берега течением.

Птичку немедленно доставили начштаба. Теплый, построив экипаж, долго говорил о недремлющем супостате, о необходимости ежеминутно проявлять бдительность, о нормативах спуска плавсредств… Но тут его взгляд наткнулся на злополучную птичку, которую зачем-то держал в руке командир катера. Начштаба моментально забыл, о чем говорил до этого, и строго произнес, обращаясь к экипажу шлюпки: «Вы… вы… Изуверы! Если бы вы спустили шлюпку раньше, эта птичка, возможно, была бы сейчас жива. Она летела к нам с чуждого ей берега, но ей не хватило сил. А вы… А мы, российские моряки, не смогли оказать ей помощь…»

Он неожиданно замолк, видимо, пытаясь вспомнить тему предыдущего выступления. Так и не вспомнив, махнул рукой и стал подниматься на мостик.

– А что с птичкой делать? – простодушно крикнул ему вослед старпом.

– Похоронить… По флотским ритуалам… – бросил решительно начштаба.

Птичку хоронили с бака те самые двенадцать наказанных моряков. Старпом – главный пострадавший – скомандовал:

– Птичку – схоронить!

По этой команде боцман, отделавшийся всего-навсего выговором, взял несчастную животинку за лапки и выбросил за борт.

Птичку почтили минутой молчания. И еще пятиминутным перекуром. До наступления Нового года оставалось два часа…

Строевые занятия на флоте или историческая память

В своей малоизвестной книге «Воинские ритуалы» А. Н. Толстой писал: «Будили барабаном, гнали натощак на истоптанное поле. Ставили в ряд по четыре. Первое учили – разбирать руки: какая левая, какая правая…Память вгоняли тростью. Появлялся офицер, по большей части не русский, и часто с полупьяну. Став перед рядом, пучил мутные глаза, начинал орать по-иноземному. Требовал, чтобы понимали, замахивался тростью… После завтрака опять в поле. Пообедали – в третий раз шагать с палками или мушкетами. Учили неразрывному строю… ровному шагу, дружной стрельбе, натиску с примкнутыми багинетами. Виновных тут же перед строем, заголив штаны на снегу, секли без пощады…» Прямо-таки садизм какой-то. А вот на современном флоте строевые занятия сродни, как видно, мазохизму или, иначе говоря, самоистязанию. Представьте себе июльский полдень – жарища невыносимая! Построение на юте экипажа. Развод на строевые занятия. На лицах всех: офицеров, мичманов, личного состава – скорбная печать. Словно очередного генсека хоронят. Скукотища невыносимая. Строевые занятия это ведь что: «Ать-два». Примитив на уровне каменного века. Да еще и форма совсем не по погоде: застегнутые на верхние пуговицы и крючки кителя с портупеями – у офицеров и мичманов, теплые фланелевки с не менее теплыми тельняшками – у моряков. Старпом, нарочно растягивая слова, объявляет: «Сейчас… ваши люби-мые… строевые занятия. Сегодня мы отработаем… строевой шаг… 130 шагов в минуту. Место – причал. Время на занятие 50 минут!» Затем, еще сонный после адмиральского часа, молча проходя вдоль строя, словно встрепенувшись, добавляет:

– Как говорил великий классик марксизма-ленинизма Фридрих Энгельс в работе «Ротное строевое учение»: «Все недочеты могут быть устранены только систематическими строевыми занятиями». А недочетов у нас еще хватает…

– Вот! – поднимает вверх палец старший помощник, и ехидно улыбаясь, добавляет, – история!

Завершает старпом свою речь обыденно просто:

– К месту занятий… Ша-гом марш!..

Медленно проворачиваются жернова полусонного строя. Все разошлись на позиции. Определились начальники взводов, отделений… И закружилось колесо строевого экстаза! Пять лет училища не проходят даром для офицера. Строй для него – второй дом, а звук барабанов – легкий наркотик.

– Рр-рота, рр-равняйсь! Смир-рр-на! – уже раздаются здесь и там громкие команды.

Дрему сняло как рукой. Привитые с «военного детства» навыки увлекают сразу и с головой. И вот уже где-то командуют: «Р-раз-два, р-раз-два… Тверже шаг. Равнение в шеренгах». Пот градом течет с раскрасневшихся лиц подчиненных и начальников. Но экстаз лишь нарастает.

– Петров, что ты тянешься как беременный таракан. Иванов, у тебя не строевой шаг, а поступь пьяной проститутки! – делает заботливые замечания по ходу занятия своим подчиненным грубоватый минер.

Скрипят зубы, блестят глаза, хрустит асфальт… Строевые занятия достигают апогея! И при этом… ни одной лишней команды старпома. Колесо вращается само по себе. Великая это вещь: историческая память.

Доискоренялись

Идет построение офицерского состава корабля. Командир делает объявление по поводу непрекращающегося пьянства в соединении и на корабле, а также о мерах по его предотвращению. А в строю, прямо напротив командира, стоит командир БЧ-3 (минно-торпедной боевой части), в стельку пьяный. Он еле держится на ногах, и его качает любым дуновением ветра.

– Пьянство надо искоренять! Пьяницам не место в нашем строю! – страстно обличает, ораторствует командир.

И тут взгляд его останавливается на командире БЧ-3. Заподозрив неладное, командир спрашивает его:

– Командир БЧ-3, пьянство надо искоренять!?

– Так точно, товарищ командир!.. – заплетающимся языком отвечает командир БЧ-3.

Для убедительности командир БЧ-3 красноречиво разрубает указательным пальцем воздух перед собственным носом. При этом потеряв равновесие, успевает сказать: «Каленым железом!»

Но на последних словах падает.

– Ну и ну, – думает командир, – доискоренялись!

Угрызения совести

Привел командир свой тральщик в доковый ремонт и, как водится, в этот же день после доковой операции засобирался в отпуск. Решил поставить себе печать в «отпускном». Стукнул командир печатью по столу! И вдруг… корабль, ломая мачты и надстройки, башенные сооружения дока, повалился на бок!.. Как выяснилось позже, в момент удара центр равновесия корабля окончательно сместился в критическую зону из-за ошибок докмейстера при изготовлении докового набора, а также из-за чрезмерного скопления курильщиков-матросов на баке. А сильный удар командира корабля по столу, по причине неистового желания его уйти в отпуск, стал «последней каплей», переполнившей чашу превратностей судьбы.

В итоге: прощай командирский отпуск. Здравствуй, «его величество» аврал! И остались навсегда у командира в душе настойчивые угрызения совести: «Если бы не стучал!? Если бы не бил по столу!? Ах, если бы, если бы!..»

Воспитание посредством сахара

Рассказывают, что в семидесятые годы, в период активной борьбы с неуставными взаимоотношениями на флоте, произошел такой случай. Приходит как-то после очередной стычки с подчиненными молодой лейтенант – групман к своему командиру боевой части – главному механику корабля и жалуется:

– Что мне делать? Они меня совсем не слушаются.

– Это кто? Бандиткин, Буйнов и Пьянов?» – спрашивает «бычок».

– Так точно! – говорит лейтенант.

– А-а, сейчас, – деловито отвечает ему командир боевой части, вызывая по связи Бандиткина, Буйнова и Пьянова к себе в каюту.

Через минуту все трое, запыхавшиеся, вбегают в каюту. На лицах – испуг и смирение. «Бычок» грозно произносит:

– Ну!..

И все трое тотчас падают на колени. Механик отпускает всем по очереди мощные, звучные «пиявки», на которые матросы, по очереди перебивая друг друга, отвечают:

– Спасибо, учитель.

– А теперь, пшли! – завершает процедуру механик, и матросы, пятясь, как раки к реке, убегают.

– Как это у вас получается! – вырывается невольный восторг у лейтенанта.

– Очень просто, – говорит механик, – весь корабль знает, что я вот этим пальцем разбиваю пополам кусок комкового сахара!

Представление

Как-то молодой «эртеэсовец» (начальник радиотехнической службы корабля), представляясь по случаю назначения на первичную должность, принес на корабль, стоящий в доке, целую сетку с апельсинами и дипломат с коньяком. А так как на корабле этим вечером кроме механика, «румына» (командира БЧ-3) и самого молодого начальника РТС никого не было, то коньячно-апельсиновый удар, подкрепленный целым противнем жареной картошки, пришелся по ним троим. Поначалу лейтенант робко отказывался от своего же собственного угощения, но потом понял, что сопротивляться бесполезно. Лейтенант отпустил «вожжи» и получил, как говорят в таких случаях, максимум удовольствия. И все бы ничего, но вдруг «юбиляра» сильно потянуло в гальюн. Гальюн же в доке, как известно, размещается на стапель – палубе. А на дворе была зима, январь месяц, мороз – под сорок! Но делать нечего, природа брала свое. Доковылял лейтенант до заветной дырки, примостился, а дело не идет?! Видно коньяк с жареной картошкой, изрядно политой апельсиновым соком, дали какое-то весьма прочное соединение. Позавидовал лейтенант старым офицерам: механику с «румыном». Их желудки как-то уж очень легко усвоили содержимое дипломата. Хотя причина была в действительности простая: к апельсинам они, видно чувствуя недоброе, практически не притрагивались, да и картошку ели нехотя. Целый час просидел лейтенант на морозе. И сразу же получил первую профессиональную болезнь. Называется она парапрактит, а проще говоря «болезнь задницы». Представление закончилось для лейтенанта плачевно: месячной госпитализацией. Зато когда лейтенант вышел из госпиталя, корабль стоял уже у причала в родной базе. А в родной базе, как известно, и тепло, и уютно и, главное, нет проблем с теплым ватерклозетом.

Ну что же ты, Ваня!

Идет парусная гонка офицерских команд на шестивесельных ялах в узком заливе – месте базирования малых противолодочных кораблей. Впередсмотрящим на яле МПК с бортовым номером «158» сидит лейтенант Иван Сидоров, в обиходе – просто Ваня. Ваня потому и Ваня, что часто, как это говорят на флоте, «не снимается с ручника». И вот Ваня докладывает с бака яла: «Впереди это, как его…» И неожиданно замолкает. Команда шлюпки, занятая управлением парусами, недоуменно переглядывается.

– Ваня, что там? – спрашивает командир.

Ваня округляет глаза, попеременно бросая взгляд то на командира, то в сторону неведомого «это». И только после очередного окрика командира неуверенно докладывает: «Этот, как его… берег». «Что-о-о!? – орет командир и, прочитав по окончательно округлившимся глазам Вани, что это не шутка, громко командует: «К повороту! Поворот через фордевинд». Шлюпка проходит в метре от берега, поднимая со дна мутную темно-зеленую жижу. Таким же цветом наливаются глаза командира. Но, вспомнив, что сам лично назначил Ваню впередсмотрящим, еле сдерживая гнев, цедит сквозь зубы: «Ну что же ты, Ваня!»

Пловец

Дело было зимой, в декабре, аккурат перед Новым годом. Штаб дивизии противолодочных кораблей во главе с командиром дивизии отправился на рейдовом катере на другую сторону залива – инспектировать корабли, там стоявшие. Набившись в тесную ходовую рубку, офицеры травили анекдоты. Вдруг командир дивизии, адмирал, возьми да и спроси: «А где же наш начальник ПВО? Вот кто на анекдоты горазд…» Услужливый флагманский артиллерист со словами: «Только что здесь был, товарищ адмирал, сейчас найду…» – резко рванул дверь рубки, а дверь, естественно, открывалась наружу. А в это время ничего не подозревающий капитан 2 ранга Горбунов как раз подходил к рубке. Удар для него оказался не столько сильным, сколько неожиданным…

– О, уже нету… – только и успел констатировать факт исчезновения коллеги потрясенный флагарт.

Все толпой кинулись на верхнюю палубу. Катер, дав циркуляцию, застопорил ход. Начальник штаба сочувственно крикнул плавающему в ледяной воде Горбунову:

– Как же тебя угораздило, Федорыч?

Комдив подбодрил:

– Держись, держись, Федорыч…

Его заместитель озабоченно поинтересовался:

– Как ты там, Федорыч? Не холодно?..

Только расторопный флагманский медик догадался бросить Федорычу спасательный круг. Горбунова довольно быстро вытащили. Он долго, как тюлень, отфыркивался, безадресно и беззлобно повторяя: " Ну, вы даете…»

В тот день, как назло, начальнику ПВО выпадала очередь заступать оперативным дежурным по дивизии, т. е. оперативным «Пловца» (позывной)…. В течение дня ему пришлось отвечать на десятки звонков, неизменно начинавшиеся вопросом: «Пловец?..» И он как положено отвечал: «Так точно, Пловец…» Но с каждым звонком он почему-то все больше и больше раздражался, хотя никакого подвоха в словах звонивших, разумеется, не было.

Так и не дождавшись конца дежурства, Горбунов отпросился у комдива в пятидневный отпуск. Чтобы хоть на время не слышать это ставшее ненавистным ему слово – «пловец».

Флотское красноречие

Такие люди рождаются один раз в сто лет. И, представляете, как здорово, что они попадают именно на флот. Да еще и в то время, когда ты и сам там находишься. Об этих людях слагаются легенды. С ними весело, а значит и интересно служить… Один такой весельчак был у нас – ни больше, ни меньше – командиром части! Остроты, а в итоге крылатые флотские выражения, «сыпались» из него как из рога изобилия. Это ему принадлежат знаменитые слова: «Если Вы – дурак, то Вам нужно читать Устав! Как это делал я, в лейтенантские годы…» Или: «Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же – офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь!» Или вот еще: " Если Вы хотите что-нибудь сказать, то лучше стойте и молчите…»

Его сравнениям и эпитетам могли бы позавидовать Петрарка с Генрихом Гейне вместе взятые. Байрон преклонил бы перед ним колени. А уж Вознесенский этому военачальнику, пожалуй, в «подметки не годится»! Ну смогли бы разве эти литературные авторитеты придумать, к примеру, вот такие ругательства: " У Вас, сэр, пластмассовая голова! А в голове – пластилиновые мозги! И вообще, Вы – по пояс деревянный…» В периоды особого служебного экстаза военачальник часто сожалел: «Мне надоел ваш мужицко – бурлацкий социализм! Как жаль, что я не эсесовец на танке!» А особо провинившимся офицерам, которые, не дай бог, что-нибудь «завалили» (стрельбу, например), он высказывал: " Я выдам вам пистолеты с одним патроном. Вам нужно пойти на ют – и тихо застрелиться!..» И добавлял: «Это я вам говорю не как командир, а как ГРАЖДАНИН! Родине от этого будет легче! У нас за Уралом – два лаптя на карте – бабы нарожают молодых, здоровых мужиков. Которые придут – и вас всех заменят»!

Где уж там поэтишкам, бумагомарателям до таких сравнений и оборотов речи. Природа наделила начальника особым талантом: великим флотским изощренным красноречием. Причем умело поставленным на службу Отечеству! Хотя сам флотский Цицерон не уставал повторять своим подчиненным: «Мне не нужна ваша служба. Мне нужны ваши муки!.. "

И, как ни странно, мы выжили. И научились смотреть на это флотское красноречие с улыбкой, симпатией… И я бы даже сказал – с ЛЮБОВЬЮ!

Трафарет

Это было не так уж и давно: в легендарные «застойные». В самый разгар реализации небезызвестной Продовольственной программы пришла на соединение Директива вышестоящего командования, предписывающая противолодочному соединению обзавестись подсобными хозяйствами для выращивания поросят. Причем, всем войсковым частям, независимо от специфических условий: большой ли это корабль или маленький, боевой или вспомогательный и т. д. Есть личный состав – значит должен быть и камбуз. Если есть камбуз, значит есть пищевые отходы. Ну а раз есть пищевые отходы, вывод напрашивается сам по себе: должно быть подсобное хозяйство!

Офицеры с мичманами, как водится, позубоскалили, поупражнялись в фантазиях на этот счет… Но приказ – есть приказ. И начался в частях поиск мест для размещения этой самой живности. Предложений было масса. Но все какие-то, по большей части, несерьезные. «Корабелы», так и не найдя в металлическом корпусе пристойных «поросячих» хором (действительно, не будешь же их выращивать в артиллерийской башне или машинном отделении), быстро это дело похерили. А вот в береговых частях и бербазах приказ нехотя, но стали-таки выполнять. И все бы ничего, да стали тут происходить повсеместно, как бы это помягче выразиться, всякого рода казусы и безобразия. Где-то этих поросят стали попросту подворовывать. А в одной береговой части, уже на достаточно хорошо откормленных хряках, два мичмана, усевшись верхом, устроили натуральное побоище мешками от комбикорма. При этом они называли свиней «именами», точнее говоря фамилиями, своих прямых начальников. Сцену этого боя «посчастливилось» увидеть самому «НАЧПО», фамилией которого обзывался самый крупный и резвый «боевой» свин. Начальник политотдела оказался здесь совершенно случайно, но надо сказать весьма кстати.

А переплюнули всех по части сюрпризов, как всегда, военнослужащие отдельных гарнизонов. В одном таком гарнизоне матрос береговой базы, ответственный за подсобное хозяйство, из добрых побуждений: дабы не перепутать права собственности на поросят, решил их маркировать, а для чего оттрафаретить, как повелось на флоте. Сделав трафареты на нужные слова, матросик увлеченно приступил к делу. Свиньи, видимо чувствуя всю важность этого мероприятия, как-то даже и не очень сильно этому препятствовали. И – через полчаса – на «корме» у сознательных животных заблестели новенькие, сверкающие кузбаслаком, опознавательные надписи и «бортовые номера». Прямо как у настоящих кораблей, отшвартованных здесь же неподалеку у причалов.

Через пару дней навестить свинок зашел один из высокопоставленных начальников, названием должности которого был маркирован едва ли не самый откормленный хряк. Зашел… и обомлел!

После этого визита свиней очень быстро оприходовали, подсобное хозяйство закрыли, а матроса, чтобы лишнего не болтал, срочно отправили в отпуск «по поощрению». Вот так бесславно закончилась эта «поросячая эпопея» на соединении. Может потому Продовольственной программе не суждено было реализоваться и в объемах всей страны. Как знать?

Третий тост

Лейтенант Алексей Морин позвонил в дверь своей однокомнатной квартиры. Дверь открыла жена. Пылко обняла Алексея, поцеловала. Из ее объятий заиндевевший лейтенант тут же попал в не менее жаркие объятия многочисленных друзей и соседей, приглашенных на встречу Нового года.

– А мы-то думали: все, амба, – улыбаясь в густые усы, басил отставной мичман дядя Миша. – Посмотри, времени сколько…

На электронных часах, висевших в прихожей, ярко горели цифры: «23.35».

«Кажется успел», – еще не совсем веря в такое везение, подумал Алексей и, на ходу снимая с себя пропахшую корабельным «железом» одежду, устремился в ванную комнату. Через пятнадцать минут он уже стоял за праздничным столом с бокалом шампанского.

Первый тост подняли за старый год. Мысленно лейтенант был еще там, на корабле. Сколько же всего пришлось ему сегодня испытать, сделать и переделать, чтобы получить заветное «добро» на сход!.. Взглядом встретился с женой Машенькой, столько любви и нежности прочитал в ее глазах, что сердце сладко заныло. Словно уловив этот молчаливый «разряд», кто-то из друзей предложил, остальные шумно поддержали, тост за хозяйку дома.

Забили главные куранты страны. После двенадцатого удара отсчет тостов начался с нуля.

– С Новым годом, с новым счастьем! Ур-а-а!

А память вновь унесла Морина в круговерть лихо закрученного сюжета корабельной предновогодней агонии. Только накануне корабль вернулся из дозора. Всю ночь, плавно переходящую в утро, экипаж занимался послепоходовыми осмотрами, заправками, присоединениями кабелей и телефонных палевок, вывешиванием всевозможных бирок и предупредительных надписей, отправкой бесчисленного множества отчетов. Весь следующий день ушел на очень БОЛЬШУЮ ПРИБОРКУ. В 17. 00 старпом сыграл «тревогу» для опечатывания помещений. В 18. 00 официально начали подготовку к встрече Нового года. Впрочем, эта подготовка больше напоминала окончание большой приборки.

Все это время лейтенант был везде едва ли не главным действующим лицом. Дважды его похвалил командир, один раз – командир БЧ, и только трижды он получил выволочку от старпома. Заместитель командира по воспитательной работе, суммируя результат, крепко пожал Морину руку и торжественно произнес: «Молодец, лейтенант!» Время шло, а заветное «добро» так никто и не решался дать. Наконец, в 22.0 на вечерней поверке, снова попав в поле зрения командира, молодой офицер был застигнут врасплох вопросом последнего: «Лейтенант, а ты домой-то собираешься?»

– Так точно! – выпалил Морин, виновато опуская глаза.

– Ну, ладно. «Добро тебе»! Выпей там за нас… чего-нибудь…

Последних слов лейтенант уже не слышал. Волшебное «добро» прозвучало выстрелом стартового пистолета. Опасаясь услышать команду «фальстарт», офицер прибегнул к классическому спурту. Расстояние от базы до дома было чуть меньше семи километров. А в такое время транспорт бездействует, вероятно, и в центре Парижа… И, рассекая морозный декабрьский ветер, Алексей рванул в беспроглядную полярную ночь. На встречу Новому году и любимой жене… За столом объявили второй традиционный тост: «За дам!» С не менее традиционным уточнением: «За наших любимых женщин!»… Только сейчас Алексей полностью осознал реальность происходящего. Служебная дистимия наконец-то уступила место здоровому юношескому энтузиазму. Вино освободило от комплексов и заторможенности. «Хорошее познается только в сравнении с трудностями», – промелькнула последняя «дистимическая» мысль… Алексей поднялся из-за стола, привлекая всеобщее внимание, и торжественно, не без гордости за свою принадлежность к флоту, произнес: «Друзья! Предлагаю третий тост поднять за тех, кто в море!»

Посыл

Вызвал к себе нерадивого лейтенанта командир и говорит: «Голованов, когда уже ты станешь человеком?» А лейтенант ему дерзко отвечает: «Я-то человек, товарищ командир! Не в пример некоторым!

– На кого ты намекаешь? – одергивает лейтенанта командир.

– Есть тут у нас отдельные начальники… – не унимается лейтенант.

– Да пошел ты!.. – не выдерживает командир, употребляя запретный оборот речи.

Лейтенант уходит. И как выясняется – с концами! Целую неделю его безуспешно ищут и комендатура, и милиция, и сам командир. Только на восьмой день приходит телеграмма от лейтенанта в адрес командира. Телеграмма следующего содержания: «Следую том направлении, куда указали Тчк. Доехал Москвы Тчк. Куда следовать дальше Вопрос».

Причем телеграмма, как водится, без обратного адреса… «Вот и посылай этих лейтенантов, – думает командир, – вечно они дорогу перепутают!»

Цена опрометчивости

Дежурный по кораблю лейтенант Капустин, едва не опоздав в назначенное расписанием время дать команду на спуск флага, влетает в рубку дежурного и, включая по ошибке не ту фишку корабельной трансляции («Каюта СПК» вместо «Верхняя палуба»), командует, таким образом, в каюту старпома:

– Встать к борту!

…Через некоторое время из каюты опешивший старпом грубо отвечает:

– Стою у переборки. Что дальше?

– Флаг и гюйс спустить! – автоматически произносит лейтенант, совершая тем самым еще одну роковую ошибку.

Старпом, выдержав паузу, зычно командует:

– Лейтенант, дежурство сдать. Повязку тоже! Месяц – без берега!..

Анекдот о том, «как старпома лейтенант к переборке поставил», неделю не сходил с уст местных остряков. Ну а потом жизнь взяла свое: появились новые опусы, новые «решительные лейтенанты» – и про этого лейтенанта забыли.

Но осталась… и долго еще будет жить эта почти что достоверная история.

Дата заварки

Командир машинной группы лейтенант Яшин, производя ночной обход по кораблю, заглянул на свой объект: румпельное отделение. «Чистота, порядок, все АСИ (аварийно-спасательное имущество) на местах, даже огнетушитель – с биркой!» – отметил про себя молодой тщеславный офицер. Ах! Ну как же это: на бирке под датами зарядки и проверки огнетушителя не стоит его подпись. «Немедленно устраню!» – решил он. Взял – и расписался…

Вызывает лейтенанта утром к себе командир и объявляет: «У Вас, Яшин, ночью в кладовке румпельного отделения произошла пьянка! Матросы обпились брагой! Причем эта брага настаивалась в огнетушителях!..»

– Как же это могло случиться… – думает лейтенант.

– Но самое страшное не это, – прерывает его мысли убийственным, холодным тоном командир, – вот посмотрите на их объяснительные!

Берет лейтенант в руки объяснительные матросов и читает: «…лейтенант Яшин лично разрешил нам заварить брагу, утвердив дату ее заварки!»

– Это ваша подпись? – показывает командир Яшину злополучную бирку с огнетушителя румпельного отделения. На бирке черным по белому написано: «Дата заварки – 8 февраля 1995 г». И подпись: «Лейтенант Яшин».

– Моя, – обречено соглашается молодой офицер, – виноват!..

В обеденный перерыв провинившиеся матросы пудовыми ломиками «рисовали весну» на причале, очищая его от метрового льда. А мороз на улице подстать февралю – градусов двадцать! Старшим над ними был лейтенант Яшин… Вместе «брагу заварили» – вместе и расхлебывать!

Изощренная месть

Командир дивизиона движения атомной подводной лодки Миша Марцинков получил последнюю норму ежемесячного «спиртового довольствия». Длительный поход подходил к концу. И тут, как всегда первым, «подкатывает» к нему его групман Саша Ширшотов.

– Михаил Владимирович, – говорит он, – неплохо бы и контактики в пульте управления ГЭУ (главной энергетической установки) протереть.

– Знаю я какие ты контактики протираешь! – легко парировал его неубедительные доводы ушлый комдив.

– Прошлая выдача чем закончилась? – укоризненно вопрошает комдив Миша.

– Ну а чем? – заранее оправдывается групман Саня.

– Чем? Чем? Пьянкой! – напоминает Михаил.

– Да разве это пьянка?! – возражает Александр.

– Не будет тебе шила, – подводит итог сказанному принципиальный комдив.

– Не имеешь права!

– Имею, имею!

– Я буду жаловаться командиру!

– Жалуйся хоть Министру Обороны.

На том и разошлись.

Злопамятный групман затаил обиду на комдива. Решил во что бы то ни стало ему отомстить за сорванный отдых в кругу друзей. На следующий день заходит утром после завтрака комдив в Пост Управления, а за пультом – групман Саша Ширшотов с затянутой на шее петлей, выкатив язык и вытаращив глаза, висит живым укором комдивовской принципиальности. Испуганный Марцинков выбегает из поста, бежит по кораблю с воплем: «Саня Ширшот повесился!» Добегает в Центральный Пост, докладывает о случившемся командиру. А в это самое время абсолютно здоровый Саша Ширшотов слазит со стула, оставшегося незамеченным, снимает муляжную веревку и спокойненько садится с журнальчиком за пульт. Все командование лодки во главе с замполитом через некоторое время врывается, набивается в тесное помещение поста управления. А там за пультом сидит умиротворенный групман и, не обращая внимания ни на кого, читает журнал. Вдруг как бы неожиданно замечает изумленного командира, вскакивает с места, командует «Смирно» и громко представляется. Командир недоуменно смотрит на Марцинкова. Ошарашенный комдив невразумительно произносит, обращаясь не то к групману, не то к командиру:

– Саня! Ведь ты же повесился!?

На что Саня Ширшотов невозмутимо отвечает:

– Во, дает! «Шило» все забрал. Нажрался. Вот «глюки» и начались! Делиться надо!

– Это он о чем? – не врубается командир.

– Ну, Ширшот, погоди! – прямо как в одноименном мультфильме восклицает Марцинков и докладывает командиру:

– Виноват, товарищ командир! Не поделился. Тьфу ты, не разобрался.

И добавляет, обращаясь уже к групману:

– Я тебя сам сегодня на том месте повешу!

– Не имеешь права!..

Командир не долго разбирался. Он наказал обоих. А все «шило» впредь получал на электромеханическую боевую часть сам командир боевой части. Вывод: делиться все-таки надо.

О справках

Какие только справки не рождаются в корабельных канцеляриях простого делопроизводства. Кроме номерных, строгих по форме и содержанию, есть еще так называемые «произвольной формы». В этой самой произвольной форме такое можно нарисовать – и ведь заверят же. Старпом спросит лишь, не глядя на справку:

– Это не для получения денег?

– Нет-нет! – замашешь руками ты.

– А, ну тогда ладно, – пламенно дыхнув на печать устойчивым вчерашним перегаром, скажет старпом.

А потом шмякнет со всех сил корабельной, высохшей печатью по твоей справке, оставив на ней едва различимый оттиск. Именно так рождаются справки типа той, которую мне показывал один мой знакомый:

СПРАВКА ДЛЯ КОТА.

Имя кота: МАРКИЗ

Фамилия: ГРИДНЕВ

Цель выдачи: для проезда на железнодорожном транспорте

Куда направляется: в г. СЕВАСТОПОЛЬ

Цель поездки: для РАЗМНОЖЕНИЯ

Тут уж комментарии, как говорится, излишни.

Добрые времена

В старые добрые времена приходил лейтенант из училища на корабль, прямо как говорится «с корабля на бал». Впрочем, здесь более уместно было бы сказать: «с бала на корабль». Представляете? Лейтенант, с золотыми погонами, с кортиком, в только что сшитой для него по заказу тужурке… А корабль далеко не новый, с обшарпанными переборками. А встречает лейтенанта на трапе дежурный по кораблю, капитан-лейтенант в кителе с подворотничком вчерашней свежести. И ведет он его к командиру по длинным коридорам на командирский ярус. Встречает лейтенанта командир, только что проснувшийся после вчерашней дружеской пирушки и не успевший даже как следует выбриться: вроде брился, а вроде и нет. Представляется лейтенант командиру, как полагается, по вcей форме.

– Вольно! – говорит командир, – Дыши глубже!

– Есть! – бодро отвечает лейтенант.

– А позвать ко мне Тяпкина-Ляпкина, короче помощника командира по снабжению, – командует командир дежурному по кораблю.

И приходит помощник командира по снабжению, лучше б он не приходил – тоску не навевал. У него прямо на лице написано, что его еще в детстве кто-то доской по голове ударил.

– Так! – восклицает командир, обращаясь ко всем, но больше всего, разумеется, к помощнику по снабжению, – Выдай лейтенанту сейчас же самое главное!..

– А что главное? – после небольшой паузы спрашивает, тяжело врубаясь в смысл сказанного, главный снабженец корабля.

– Как что!? – удивляется командир, но любезно, почти без мата разъясняет. – Комбинезон. Вафельное полотенце. И – кусок хозяйственного мыла. Все. Все свободны. И пошел лейтенант служить – до адмиральских звезд… Добрые были времена.

Непреодолимая тяга

Как-то один офицер случайно выпал с 5 – го этажа девятиэтажного дома! А ведь и выпил-то немного: литра два! Друзья – собутыльники не смогли в нем усмирить неодолимую тягу к изучению звездного, ночного, полярного неба! Открыл офицер раму и – не устоял перед такой красотой! Когда перепуганные друзья увидели офицера лежащим неподвижно в сугробе (а дело было зимой), да еще и с бесцветными глазами, как будто вылезшими из орбит, они решили, что у него " что-то с глазами» – и тут же решили вызвать глазного врача! «Глазник», увидев это зрелище, сами понимаете, срочно побежал вызывать скорую помощь. Какого же было его удивление, когда он привел бригаду скорой помощи на место происшествия, что на этом самом месте не было уже никого: ни больного, ни его собутыльников. Только сугроб точно сохранял глубокие контуры мощного тела офицера. Ну, прямо-таки эстамп на снегу!

А офицер, конечно, не стал ждать скорой помощи. Глаза у него постепенно вернулись на первоначальную орбиту. Первое, что увидел офицер – это красивое звездное небо, которое сыграло с ним злую шутку. Затем любитель экзотики увидел несколько склонившихся над ним озабоченных лиц друзей – собутыльников.

– Где я? – спросил их офицер.

– В сугробе, – ответили друзья.

– А чего я здесь делаю? – поинтересовался он.

– Ждешь глазного врача, – разъяснил ему его положение кто-то.

– А нахрена он мне нужен?! – подумал, вставая на ноги и отряхиваясь от снега, и сказал об этом вслух абсолютно здоровый офицер.

– А, действительно, нахрена!? – радостно поддержали его друзья.

И все дружно пошли продолжать случайно прервавшуюся пирушку.

Роковое знакомство

Прапорщик одной береговой части Северного флота Николай Спесивцев всегда считался у себя в части «любимцем публики». Весельчак, балагур, красавец, он всегда пользовался спросом у женщин и вызывал чувство оправданной зависти у мужчин, коллег по работе. Косая сажень в плечах, крепкие бицепсы, кулаки «с голову юного пионера» заметно выделяли его из общей массы, привлекая к Николаю всеобщее внимание окружающих. Убежденный холостяк, мужчина в рассвете сил, Спесивцев тем не менее часто повторял: «Я еще свою женщину не встретил. Как только встречу – женюсь!»

И вот как-то по весне отправляют прапорщика в командировку: в далекий сибирский городок за новым пополнением призывников. Пять дней – туда, пять дней – обратно и двое суток на оформление и погрузку эшелона с молодежью. Командировка как командировка, ничего особенного. Как говорится, не первая и не последняя. Только возвращается из этой командировки прапорщик, и никто своим глазам поверить не может. Куда все подевалось: и задор, и веселье, и пышущее здоровье. Ходит по экипажу бледная, жалкая тень бывшего прапорщика Спесивцева. А, попросту говоря, вырисовывается глубоко несчастный, исхудавший и осунувшийся молодой человек. А на любые вопросы относительно причин произошедшего бедняга односложно отвечает: «Все у меня нормально. О чем грущу? Да так – о своем!?».

– О каком таком о своем? – недоумевают друзья и сослуживцы. Но, натыкаясь на сосредоточенное молчание и прозрачные глаза товарища, понимающе пожимают плечами и отстают от Спесивцева.

– Придет время, сам расскажет, – наконец решили между собою они.

И, действительно, прошло не более двух недель со дня приезда Николая из командировки, как его потянуло на откровения. Камень сорвался с самой верхней точки души и стремительно полетел вниз…

– Ну, слушайте! – сказал Коля, собрав вокруг себя друзей за столом своей однокомнатной, холостяцкой квартиры. – Приезжаем мы, значит, утром в этот самый город N-ск. Селят нас в центральной гостинице. Командир эшелона отправляется в военкомат. А нам говорит: до утра, мол, свободны и можете расслабиться. Кто куда, а я – в кинотеатр, на дневной сеанс, на какую-то французскую кинокомедию. Я даже название не запомнил, хотя так хотелось новый фильм с Пьером Ришаром посмотреть. Беру я билет на последний ряд, сажусь и вижу, что в метре от меня в предпоследнем ряду сидит Она. Я ее сразу узнал: женщина моей мечты! Длинные черные волосы, зеленые глаза, красивое лицо. Не женщина, а сказка! Я как уставился на нее, так весь фильм глаз и не сводил. Конечно, она тоже заметила мое восторженное лицо и даже несколько раз улыбнулась своей неотразимой улыбкой. Ох, какая у нее улыбка! А как сверкали и лучились ее смеющиеся глаза.

– Давай, ближе к делу, – заторопили нетерпеливые друзья.

– Короче, – продолжил свой рассказ прапорщик, – набрался я наглости и после фильма подхожу к ней. Так, мол, и так, я тут проездом, увидел вас и сразу полюбил. Нельзя ли как-нибудь продолжить наши отношения.

– Конечно! – легко так соглашается она. И, сообщая мне свой адрес, приглашает. – Приходите, мол, вечером, часам к восьми…

– К восьми, так к восьми… Да, а зовут ее Лена, – неожиданно задумавшись, добавил к сказанному Спесивцев.

– Вот это да! Вот эта женщина! Конкретная. – начали делиться мнениями друзья Спесивцева.

– Да подождите вы! – прервал их дискуссию Николай.

– Ну ладно, рассказывай, – согласились товарищи.

– Соответственно, я бегом возвращаюсь в гостиницу, достаю свой саквояж, вынимаю новое белье, рубашку, байковые портянки. Навожу стрелки, чищу до блеска сапоги. Пью по обычаю два бокала чая на дорожку. Захожу по дороге в магазин, покупаю бутылку водки. Ну и, конечно, покупаю на рынке самый красивый букет из красных роз. Приезжаю я в тот самый район города, который мне указала она в адресе. А на душе почему-то неспокойно. Чувствую, что что-то не так. Какой-то подвох. Но значения этим сомнениям не придал.

– А что произошло? В чем дело, собственно говоря? – загалдели уже изрядно подпившие, окончательно заинтригованные друзья.

– Ладно, слушайте, – наконец-то опустошив полную, нетронутую с начала разговора рюмку водки, решительно произнес Николай. Нахожу я эту улицу, этот дом. Неужели, думаю, и квартиру правильно сообщила. Звоню. Выходит она… в легком таком, коротеньком, домашнем халатике. У меня аж дух перехватило! Действительно, не обманула. Захожу я на кухню, а там стол накрыт на две персоны. Все как положено!

– Вот это да! – восхитился один из приятелей Николая.

– Да, слушай ты! – цыкнули на него более опытные товарищи, кожей чувствуя приближение кульминации, а значит и развязки подвоха!

– Ну, значит, вручаю я своей даме цветы, – продолжает рассказ Николай, – ставлю бутылку водки на стол, сажусь и… слышу звонок. Настойчиво так звонят во входную дверь. Хозяйка уходит и через минуту появляется в проеме кухонной двери вместо нее… Нечто! Я такого еще не видел! Наверное, штангист? Раза в полтора меня больше, лицо в шрамах, бицепсы даже через фуфайку проступают. И говорит он мне: «Ну что, «прапор», любви захотелось провинциальной?.. Бутылка твоя?!» – на всякий случай уточняет он. «Моя!» – честно отвечаю я. «Наливай!» – командует этот. Налил я себе. Он мне соответственно и говорит: «Пей». Я выпил. Он опять говорит: «Наливай…» Короче, допиваю я свою бутылку. Бугай мне и объявляет: «А теперь пошли». Выходим мы в прихожую. Этот «сибирский Шварцнегер» вежливо мне так шинель с шапкой подает и настоятельно советует. «Одевайся!» Я оделся. «А теперь, – командует бугай, – сделай руки вот так…» И показывает мне позу «парящего над ущельем орла».

– А ты что? – спросил у Николая кто-то самый нетерпеливый.

– А что я. Попробовал бы я не сделать. Ты бы смог отказать Кинг Конгу!?

– Понятно, – понимающе закивали друзья Николая, как будто всю жизнь и делали то, что выполняли приказания Кинг Конга.

– Короче, засовывает он мне, – продолжил рассказ Николай, – через рукава, из одного в другой откуда-то взявшуюся здесь волосяную щетку с длинной деревянной ручкой, и, загнув основание, намертво закрепляет ее у меня над левой ладонью.

– Ах! Вот это да! – проносится изумление по рядам затаивших дыхание товарищей.

– Но это еще не все!.. – как будто заново переживая случившиеся, говорит Николай. «А теперь вперед на лестничную площадку!» – командует Великан. И дает мне там такого пинка, что я пролетаю целых два пролета.

И уже приободряясь и начиная посмеиваться, Спесивцев добавляет: «Можете себе меня представить. Этакий герой – любовник на дыбе! Лечу я, как пугало огородное по ночному, пустынному городу, с этой палкой над медленно немеющими лопатками и чувствую, что еще и чего-то очень сильно хочу. Видно два бокала чая, бутылка водки и пережитый стресс сделали свое дело. И как я не силился, а все-таки не удержался…»

– Что прямо в сапоги? – развеселились друзья?

– Прямо в сапоги, на новые байковые портянки – окончательно рассмеялся Спесивцев.

– Ну и дела! – зашумели боевые товарищи прапорщика.

– И чем дело закончилось? – спросил самый нетерпеливый слушатель.

– Да милиция меня заметила и освободила. Выслушали мой рассказ, от души, по-доброму так посмеялись, пообещали никому не сообщать и не рассказывать. Хотя, конечно, как такое не расскажешь.

– Слушай! А куда эта баба делась? – догадался спросить кто-то.

– Роковая страсть-то моя? – переспросил Спесивцев.

– Да-да! – зашумели друзья – товарищи.

А черт ее знает? Испарилась куда-то. Я так и не понял кто она ему – жена, любовница или сестра. Да мне это теперь уже и неинтересно. Главное, что она точно не женщина моей мечты! Это я понял отчетливо, – бодро завершил свой рассказ прапорщик.

Вот такая история. Чего только в жизни не случается.

Геликоптер

Жил на корабле попугай. Звали его не совсем обычно: Геликоптер. Попугай Геликоптер. Попугаи давно уже перестали быть экзотическими существами. Сегодня они одомашнились, не хуже кошек и собак. Однако на корабле, да тем более еще и на Крайнем Севере (а дело происходило в отдаленном гарнизоне), попугай был все-таки редкостью. Поэтому Геликоптер, не в пример своим многочисленным коллегам – домашним животным, был редким в своем роде существом. Хозяев у него было много, а по большому счету – ни одного. Проживал попугай в кормовой флагманской каюте «вертолетчиков». Иначе говоря, каюте офицеров-авиаторов штаба соединения противолодочных кораблей с авиационным вооружением. Отсюда, очевидно, попугай и название получил: «Геликоптер». Для тех, кто не знаком с английской речью – это транскрипция английского слова «вертолет». Впрочем, утверждают очевидцы, получил он эту кличку и не только за это. Как-то произошел с ним весьма примечательный случай. Опрокинул попугай стакан с водкой на столе у одного из своих захмелевших и крепко заснувших прямо за столом хозяев. И решил испить неведомой ему еще по вкусу «водицы». Да не смог во время остановиться, взяв «на грудь» явно лишку. Опьянение наступило практически мгновенно. Решив, видимо, освежиться, попугай взлетел со стула и рванулся к открытому иллюминатору, сквозь вращавшиеся лопасти электровентилятора. Однако вентилятор, именуемый на Флоте иногда еще «геликоптером», смачно засосал «в себя» бренное тело попугая, ломая ему крылья и страшно урча, выплюнул «непрошенного гостя» на рядом стоявший рабочий столик. От этого шума проснулся вдруг хозяин каюты. Обнаружив, что стакан с водкой пуст, и что попугай в стельку пьян, находчивый авиатор, не долго думая, отнес и бросил последнего в корабельный бассейн. А после того, как попугай, очнувшись, стал громко выкрикивать свои банальные ругательства «дурак, «кретин», «оболтус», летчик, выловив его из воды, посадил в нагретую до 100 градусов сауну – на просушку. С тех пор попугай больше никогда не связывался со спиртным. И за ним прочно укрепилось имя «Геликоптер».

Роковой укус

Визиты иностранных кораблей, а также подводных лодок в наш город – теперь уже привычное дело. Никто даже и не удивляется. Только ухмыляются. Опять запланированные пьянки во имя закрепления дружбы народов.

На английской подводной лодке подходило к концу очередное совместное торжество. На этот раз «отрывались» коллеги по игре на духовых инструментах: Флагманский духовой оркестр и оркестр Британских ВМС. Встреча прошла на высоком идейном уровне. По окончании встречи, тех, кто не мог идти, аккуратно вынесли на причал и уложили в своевременно подошедший автобус. Все дело испортил главный старшина сверхсрочной службы Хулиганкин. Уже при подносе его тела к трапу, Хулиганкин вдруг резко протрезвел, освободился от штатных английских носильщиков, и со словами «я сам», ловко стал карабкаться на четвереньках по трапу. А забравшись на самый верх полувертикально стоящего трапа, Хулиганкин совершил тот самый роковой укус, который стал последним проступком его мгновенно прервавшейся служебной, творческой карьеры. Увидев на уровне глаз модный лакированный черный ботинок, не вставая с четверенек, и поддавшись, очевидно проснувшемуся в нем животному инстинкту, Хулиганкин вцепился зубами в остро отточенный носок британского ботинка. Обладателем ботинка, к несчастью, оказался, непонятно откуда взявшийся в этот момент, английский военный атташе. Вот уже поистине: роковое стечение обстоятельств. Укуси Хулиганкин кого-либо другого, никто бы, вероятно, не обратил внимание на этот факт. Перефразируя известную фразу, резонно заметить: «Не уверен – не кусай».

Думать надо

Старший помощник встречает на трапе командира соединения, повторно посещающего корабль за последний час.

– Смирно! Товарищ комдив! Экипаж занят приборкой, – начинает доклад старший помощник, только что выскочивший из койки, в которой спал, не раздеваясь, после принятия солидной дозы спиртного.

– Старпом! – обрывает его комдив. – А почему Вы меня в первый раз не встретили?

– Я брился, товарищ комдив! – пытается соврать старпом.

– А почему же Вы сейчас не бриты?

– Виноват! – потупив глаза отвечает на коварный вопрос комдива незадачливый старпом, и добавляет: «Херню сморозил!»

– То-то! Думать надо, что врете начальнику! – подводит точку комдив.

День рождения командира

Приходит инспектирующий высокий начальник к командиру в каюту. А у командира – день рождения. Грех не выпить за себя. Кто, если не ты сам? Строгий проверяющий, учуяв запах спиртного от командира, недовольно бросает:

– Товарищ командир! От вас пахнет!

– Но не дерьмом же!? – тут же парирует командир.

И, действительно, не дерьмом же должно пахнуть от командира в день его рождения!

Ну и ну

Заступает суточный наряд на корабле. Старый и новый дежурные по кораблю докладывают командиру:

– Товарищ командир! Старший лейтенант Мудрый дежурство по кораблю сдал.

– Старший лейтенант Дураков дежурство по кораблю принял!

– Н-да! – глубокомысленно резюмирует командир и, немного погодя обращаясь к Дуракову, спрашивает, – А кто с Вами заступил дежурным по низам?

– Мичман Дурнев, товарищ командир!..

Командир, обреченно почесав затылок, вопрошает:

– Как же Вас так-то угораздило?

Бой с тенью

Корабль выполнял ракетную стрельбу, осуществляя боевое патрулирование в Средиземном море. В задачи, поставленные перед кораблем на период длительного плавания, входил и этот элемент. И данную стрельбу доблестные «рогатые» (так на Флоте называют всех, кто служит в ракетно-артиллерийских боевых частях) непременно сейчас пытались выполнить. Стрельба была актуальна еще и потому, что корабль находился в непосредственной близости от кораблей средиземноморской эскадры ВМС США, и готовность ракетных комплексов давала определенную «уверенность в завтрашнем дне». Старый механик редко появлялся в ходовом посту, не было нужды. Но сегодня был необычный день. На корабле командиром объявлялся праздник по случаю ракетной стрельбы. И командира электромеханической БЧ пригласили «насладиться зрелищем», по образному выражению замполита. Все было готово к стрельбе: ракета снаряжена, пусковая установка в боевой позиции, расчеты на местах. Командир БЧ-2 капитан-лейтенант Маточкин доложил командиру:

– Товарищ командир! К стрельбе готов!

– Давай, Саша, действуй! – подбодрил командир.

Любопытному механику все было в диковинку. И боевые расчеты, и особые стрельбовые команды, и даже снаряженная одной ракетой пусковая ракетная установка. И механик «прибалдел». Он ходил по ходовой рубке и с блаженной улыбкой на лице наслаждался разворачивающимся зрелищем: «морским боем» с имитируемым противником… Но вот прозвучали последние команды. Пусковая установка, расшифровав выданные ей от стрельбовой станции целеуказания, как-то мгновенно напряглась, зашевелилась, завращалась. И наконец, выбрав нужное положение, «выплюнула» с жутким жужжанием и свистом эту свою смертоносную, огненную стрелу – противокорабельную ракету класса «Земля – Воздух». Ракета, взмыв в небо ярким огненным шаром, резко изменила свое направление, сорвалась вниз и, ударившись о воду на расстоянии двух кабельтовых от корабля, полетела вдруг назад: курсом на корабль. Этого не ожидал никто. Но все как-то не сговариваясь, дружно и одновременно попадали на палубу ходовой рубки и ходового мостика. Стоять остался только один механик. Он стоял, ничего не подозревая, завороженно не мигая смотрел на быстро приближавшийся к кораблю огненный шар. Мысли в голове «меха» текли плавно и несвязно: «Праздник. Залп. Ракета прямо по цели…» И только теперь механик понял, что влип. Говорил ему флагманский механик: «Плюнь ты, Василич, на этот «ходовой». Нечего там делать. Я туда сроду не хожу». Вся прожитая жизнь, как водится, пронеслась в памяти механика в один миг. Ракета же, описав дугу, пролетела в нескольких сантиметрах над крышей «ходового», только чудом не задев антенны. Старый механик так и остался стоять с глупой улыбкой на лице. На этом лице легко прочитывалась одна единственная мысль: «Вот дают, ракетчики»!

Таким – не место

В адрес командира Н-ской войсковой части пришло письмо из военной прокуратуры гарнизона следующего содержания: «Направляется для проведения административного расследования материал в отношении мичмана Крысова В.В., который пытался похитить ювелирные изделия у гражданки Таракановой Н.П. По данному факту необходимо провести расследование и принять юридическое решение. Копию итогового документа направить…» Письмо как письмо, ничего особенного. Да и случай по нынешним временам не такой уж и редкий. Интересна реакция командира бригады кораблей, в состав которой входит Н-ская часть. Не лишенный юмора, командир соединения пишет в своей резолюции на этой бумаге, не миновавшей, разумеется, канцелярии штаба бригады: «Командиру части. Мичману, который не умеет воровать, не место в Вооруженных Силах. Уволить. Там сядет». Командир бригады…

И подпись.

Свежак

Время 8 часов утра. Командир, построив офицерский состав на юте корабля, делает объявления. Проходя вдоль выстроившихся в одну шеренгу офицеров, командир улавливает запах перегара и, обращаясь к капитану 3 ранга Сироткину, с досадой замечает:

– Ну вот, вчерашним перегаром прет!

– Никак нет, товарищ командир. Свежак, – гордо поправляет его Сироткин.

Находчивость

Ловит матроса дежурный по кораблю в районе буфета офицерской кают-компании. В руках у матроса пачка сахара-рафинада.

– Кто такой? Что несешь? Где взял? – налетает на матроса с вопросами дежурный по кораблю.

– Матрос Иванов. Несу пачку сахара. Взял в буфете! – четко отвечает на них не растерявшийся матрос.

– Воруешь, гад! – грубо предположил-таки дежурный.

– Никак нет! – отвечает матрос. – Иду по просьбе вестового, выбросить упаковку от сахара. После чего сахар верну обратно!

– Находчивый! – резюмирует дежурный, забирая сахар, и добавляет: Брысь, отсюда!

Веский довод

Мичман береговой базы Саня Стопкин весь субботний день не находил себе места: страшно хотелось выпить. Но выпивка – в магазине, деньги – у жены в кармане, карман – на «замке». Причем, на амбарном… Нужен повод, точнее говоря веский довод, чтобы убедить жену открыть «амбарный замок», достать из кармана заветные деньги и купить в магазине долгожданную бутылку. Голова же, как назло, совершенно не расположена к фантазиям на этот счет. Лезет в нее всякая чепуха.

– Может предложить ей отметить столетие освобождения африканского континента от английской колонизации?.. Не поймет! – немного подумав, делает вывод Стопкин.

– А если просто попросить к ужину. Для аппетита! – вдохновляется Александр.

– Не-е-е, – тут же «спускает пар», давно уже лишенный строгой женой всяческих иллюзий на этот счет, опытный супруг.

– Здесь нужен неординарный ход! – почти в духе великих изобретателей и комбинаторов заключает простой мичман береговой базы.

– А что если?.. Да, остается только это!

– Оля, – обращаясь к жене, приступает к реализации своего гениального плана Стопкин, – ты слышала новость?

– Какую? – спрашивает жена.

– Вчера Костя, мой лучший друг, умер.

– Как!? – удивляется и одновременно пугается жена. Ведь я его только позавчера видела!

– Скоропостижно! – находит что добавить к сказанному супруг.

Повод найден. Обсудив с женой все обстоятельства скоропостижной смерти друга и проявив при этом прямо-таки буйство фантазии, Стопкин переходит к реализации второй части своего безжалостного, но победоносного плана.

– Слушай, надо бы помянуть Костю. Давай я в магазин за бутылкой сбегаю, – обращается он к жене.

– Конечно, конечно! – отвечает та, растроганная случившимся. Только я вместе с тобой схожу, мне за маслом надо.

– Давай! – поддерживает ее Санек.

Разве мог предположить, уверовавший в свою легкую победу Стопкин, что именно в этот час, именно в эти минуты и секунды его «умерший» друг Костя соберется в тот же самый магазин. Счастье вот так близко: знакомая дорожка, знакомый магазин манит знакомой витриной…

– О-о, ребята! – радостно бросается им навстречу друг семьи – Костя. И Вы здесь!?

– Костя, ты жив!? – бледнеет на глазах впечатлительная женщина и падает в обморок, прямо на руки «безвременно ушедшему из жизни» Кости.

Безграничная ответственность или как мичман канистру толкал

Было время, когда спирт-ректификат ара-губские и видяевские части получали на складах города Полярный. А до Полярного от Видяево по старой прямой наполовину грунтовой дороге – 37 верст! Ни много ни мало. С транспортом туго было, поэтому снаряжали, как правило, удалого мичманца с канистрой и отправляли на " перекладных» или, иначе говоря, на «попутках» в тот самый стольный град Полярный. До Ура-губы – на самосвале, до контрольно-пропускного пункта пограничников – на какой-нибудь хлебовозке, вместе с пустыми ящиками от хлеба, ну а дальше – как Богу угодно! То есть все больше пешком.

Был такой случай. Едет «уазик» штаба бригады по этой самой «проселочной» дороге, возвращаются на нем офицеры штаба с очередного совещания. А дело было зимой в феврале месяце: дорога скользкая, на улице мороз, скорость – 30-40 километров в час. Вдруг видит шофер: вдалеке, на обочине дороги – черный, перемещающийся в пространстве предмет! «Никак черный кот или еще какой-нибудь там зверь дорогу перебегает?» – предположил водитель, поделившись сомнениями с пассажирами. Подъезжают поближе, останавливаются и видят картину: лежит вусмерть пьяный мичман, перед ним на скользкой дороге – огромная канистра, на которой красными аккуратными буквами отмаркировано: «Спирт-ректификат, ГОСТ 18300-87, емкость 40 литров, войсковая часть – такая-то». Прямо как на визитной карточке… Вдруг как будто живая волна пробегает по бездыханному телу мичмана; и он, приподнимаясь на локтях и отрывая от дороги буквально на вершок голову, старательно начинает толкать лбом металлическую канистру с ценным грузом вперед. После двух-трех метров изнурительной работы, точнее говоря борьбы с многокилометровым расстоянием, тело мичмана вновь «замолкает». Но через 5 минут новая волна пробегает по телу мичмана… Вот уж поистине: безграничная ответственность!

Мичмана забрали в «уазик», доставили по назначению. Как выяснилось позже: доехал он из Полярного на этих самых «перекладных» до «гаджиевской развилки» (многим она знакома, я и сам там не раз прохлаждался в ожидании попутного транспорта).

Ждал мичман, ждал попутного транспорта на Видяево – известное дело, решил «погреться», да не рассчитал собственных сил. Рассказывали, что мичмана за этот случай, когда он стал достоянием широких масс (в том числе командования), никто не ругал. Наоборот, поощрили мичмана в приказе к очередному празднику «за высокую ответственность и преданность делу, которому служит». Но за «шилом» его больше никто и никогда не посылал.

Не так

Идет проверка подготовленности корабля к занятиям по общественной государственной подготовке (политзанятиям). Проверяющий из штаба флота полковник Прямолинейный повторяет молодому заместителю командира по воспитательной работе (замполиту):

– Я же Вам сказал, что боевой листок выпускается не так!

Замполит задает ему резонный вопрос:

– А как надо, товарищ полковник?

– Я же Вам говорю, не так! – ставит точку полковник.

В дырочку

Начальник штаба бригады капитан 2 ранга Жарков, сопоставляя два графика использования кораблей в период командно – штабного учения, вопрошает, обращаясь то ли к самому себе, то ли к господу Богу:

– Бьется – не бьется! Бьется – не бьется…

И вдруг восклицает: «О!! В дырочку!»

Самая длинная фамилия

Повезло мичману с фамилией: музыкальней не придумаешь. Тарадай. Мичман Тарадай. А жена у мичмана была с девичьей фамилией – Че. Весь корабль, на котором имел неосторожность служить мичман, ходил и распевал: «Тай-тара – тарадай. Тара-тара-дай»… Прямо какой-то «песенный культ личности». Надоело мичману иметь самую длинную фамилию на корабле, и он взял фамилию жены: Че. Короче не бывает, а главное: захочешь – не споешь.

Нет такого звания

Служил в одной части центрального подчинения мичман с редкой фамилией: Майор. И все бы ничего, да как ни проверка или звонок «сверху» по телефону, вечно с этим мичманом проблемы возникают. Представляется как-то мичман по связи, стоя дежурным по части, строгому генералу с удивительной фамилией Непонимайло.

– Товарищ генерал – майор, дежурный по части мичман Майор.

А тот ему в ответ:

– Нет такого звания!

Мичман поясняет:

– Да я не мичман- майор, а я мичман.

– А почему же майором представляетесь? – спрашивает Непонимайло.

– Да это фамилия у меня такая: Майор.

– Ну да! А мичман – Ваше имя?! – язвительно замечает генерал и требует, – Доложите по уставу. Как следует!

– Дежурный по части мичман Майор! – снова докладывает дисциплинированный мичман.

– Нет такого звания! – гневно бросает генерал и добавляет, – В таком случае, я – генерал Матросов! Передайте командиру, чтобы срочно позвонил генерал – мичману… Тьфу! Генерал – майору Непонимайло!

И бросает трубку телефона.

Делай как я

Возвращался командир с ночной дружеской пирушки на корабль… И на чем только душа держится в такую минуту у человека. На флоте часто такое состояние называют «автопилотом». Включаешь его и – летишь себе… на «бреющем». Какому русскому мужику не знакомо это состояние. У командира в это утро «автопилот» работал исправно. Успешно преодолев все преграды, миновав КПП, командир СКРа, стоявшего в родной базе у причала, вышел на «финишную прямую». Точнее сказать, вошел в створы родного «аэродрома». Однако поднявшись на верхнюю площадку аппарели плавпричала, командир увидел возле трапа своего родного корабля какое-то столпотворение… Молодой лейтенант, в соответствии с утренним распорядком дня, вывел экипаж на утреннюю физзарядку. Неопытен лейтенант, комплексов вольных физических упражнений не знает, матросами управлять не научился. Явно физзарядка валилась на корню. Не вытерпел пьяный командир издевательства над собственным экипажем и, уже заходя «на посадку», решил тряхнуть стариной и показать лейтенанту как управляют такими процессами бывалые офицеры. Совершив рискованный вираж, он на том же «автопилоте» пошел на «вынужденную посадку» в сторону от уже видневшейся «посадочной полосы», прямо «на головы» своих подчиненных. Подчиненные расступились, пропустив отца родного вперед. Не заподозрив ничего необычного, моряки напрягли внимание. Только некоторые, наиболее опытные, обратили внимание на несколько помятый вид и небритое лицо командира. Но командир – он, как говорится, и в Африке командир! Отстранив лейтенанта от занятий, командир решил лично провести с «народом» утреннюю физзарядку. Невнятно пробормотав: «Делай – как я!»– командир вступил в управление процессом. Но сделав несколько неосторожных «па», то бишь движений, переоценивший свои силы начальник тяжело рухнул на асфальт. А вслед за ним, повинуясь «командирскому примеру», рухнули – как один – на причал и около семидесяти дисциплинированных моряков. Недвижимый, лежал на асфальте, выбившийся из последних сил, умиротворенный командир. А перед ним ровными «рядами и колоннами» лежали на холодном, влажном от утренней росы асфальте плавпричала обреченные на это «физическое упражнение», не внесенное ни в один из каталогов спорткомитетов или наставлений по физической подготовке в Вооруженных Силах, матросы и молодой лейтенант. Долго, очевидно, пролежали они бы «во благо укрепления физподготовки», если бы не вовремя подоспевший опытный дежурный по кораблю. Капитан-лейтенант быстро оценил обстановку, поднял командира с асфальта, поправил на нем головной убор и доставил податливое тело командира в «апартаменты». К счастью физическая зарядка, управление которой автоматически перешло к лейтенанту, теперь уже пошла своим чередом. Ведь самое страшное и недопустимое на флоте – это потеря управления.

Привычка

Была у нашего комбрига привычка: страсти напускать. То начнет он «заливать» о том, какой он хороший и сколько славных дел сотворил. Да какими выдающими способностями выделялся! А в школе чуть ли не круглым отличником был. И меня при этом, действительно круглого отличника, к примеру, начинала совесть заедать за одну единственную четвертную четверку в третьем классе… А то вдруг, наоборот, начнет неугомонный комбриг демонстрировать всем на очередном совещании свои «темное прошлое» и «буйную прыть». И вот уже всплывают из детства комбриговского жуткие картины и сцены его полновластного хозяйствования в самом «шпанском» районе города Н-ска. Рассказывает он нам как-то очередную жуткую историю о том, как едва избежал кары школьного «комсомольского патруля» за варварски разбитое стекло в собственной школе. А у всех на лицах написана гримаса отчаяния и зарождающегося страха, которую можно выразить одной фразой: «Во, варвар! Попадись такому под руку!..» И только один человек в зале не разделяет общей паники – это наш любимец, добряк и гигант – флагманский механик соединения Сергей Николаевич. Дай, бог, ему здоровья! Сидит себе и улыбается. И я бы даже сказал ухмыляется. И так это у него выразительно на лице написано, что раздосадованный комбриг обращается к нему с провокационным вопросом: «Сергей Николаевич? Чего это вы ухмыляетесь?!»

– А я, товарищ комбриг, – отвечает ему флагманский механик, – вспомнил, что в этом городе Н-ске, как раз в то время, был командиром… того самого…комсомольского патруля.

– Об – она! – как говорили в одной известной передаче…

Комбриг с тех пор больше ни разу не хвалился своим «темным прошлым», лишь изредка вспоминая о «светлом». Вот и подумаешь: «Много ли надо, чтобы отучить человека от пагубной привычки».

Раздельное питание

С Сочинским военным санаторием связана масса самых разных легенд и историй. Расскажу одну из таких историй. Капитан 3 ранга Князькин был очень доверчивый малый. На таких и рассчитаны на флоте те самые легендарные флотские приколы. Причем вычисляют таких ребят «товарищи – приколисты», как говорится, с полуоборота. Достаточно спросить у этакого «тюхи-матюхи»:

– Слушай, а ты за электричество и воду в этом месяце механику заплатил?

– Нет! – испуганно ответит он.

И все – жертва найдена! Тут же посоветуют ему оплатить еще старпому услуги банно-прачечного комплекса, а корабельному доктору внести абонентскую плату за экстренную стоматологическую помощь. Можете представить себе реакцию старпома, к которому подходит молодой офицер с платой за его старпома – «услуги» этому самому офицеру! Или в море, к примеру, подойдут к такому товарищу и неожиданно предложат:

– Беги быстрее на верхнюю палубу, мы 69 параллель проходим!

А он и действительно выбегает, смотрит на серое однообразное море и в очередной раз понимает, что его разыграли: никто для него, дурака, никаких параллелей прямо на волны не нанес!

Именно таким доверчивым малым и был Игорь Князькин. И поэтому первый «ценный» совет, который ему дали товарищи по номеру, касался организации приема лечебной процедуры «йодо – бромная ванна». В одном из моих рассказов капитан-лейтенант Демич уже принимал эти ванны с женским чулком на голове. Так вот капитан 3 ранга Князькин пошел дальше. Детально проинструктированный товарищами, Князькин умудрился перепугать массу пациентов санатория и объесть весь медперсонал лечебного корпуса. Вот как это было.

Друзья – приколисты объяснили Игорю, что эта процедура предполагает не только приятное омовение голого тела в йодо – бромной субстанции, но еще и так называемое «раздельное питание».

– Именно поэтому оно и называется раздельным, – поучали Игоря коллеги, – что осуществляется оно в отдельном месте, сразу вслед за «омовением». Достаточно лишь встать из ванны и выйти через свободный проход на специальную дорожку. А по ней уже дойти до столика, где для тебя приготовлены чай и булочка.

Кто был в этом санатории, тот знает эту служебную дорожку, по которой ходит медперсонал и обеспечивает прием процедуры сразу во всех так называемых комнатах-кабинках. В каждой такой кабинке есть один вход из общего коридора лечебного корпуса, раздевалка, сама ванна, собственно говоря, и свободный выход через отсутствующую как бы заднюю стенку этой кабины. Именно через этот свободный проход или «выход» на служебную дорожку и «выполз» капитан 3 ранга Князькин, извините, совсем голый, то есть без какой-либо одежды (обычно люди при приеме этой процедуры плавки и купальники хотя бы ос тавляют). Голый офицер совершенно спокойно прошел мимо десятка аналогичных кабин с безмятежно принимающими эту процедуру пациентами, слегка нарушив их идиллию, дошел до столика дежурной сестры, которая, действительно, приготовив себе завтрак, вышла на минутку из помещения для того, чтобы позвать на чай с булочками своих подруг… Можете представить себе картину из вечно цикла «Не ждали». Три оживленно беседующие на ходу между собою медсестры открывают дверь в свое служебное помещение – а там какой-то голый мокрый мужик активно пожирает их булочки!

Что там было потом, не описать. А «раздельное питание» долго ассоциировалось еще с именем этого капитана 3 ранга.

Райское наслаждение

Сколько нужно военно-морскому офицеру для счастья, на утро после крепкого застолья. Уверяю вас, всего лишь: 100 г, соленый огурец, и шанс где-нибудь прикемарить (то бишь поспать) часок другой! А если тебе вдруг наутро с неба сваливается: не 100 г, а все 500, не соленый огурец, а сервелат и полный стол закусок, да и еще «сладкая постель»! Да не с кем-нибудь, а с красивой аппетитной женщиной. Вот это настоящая удача!..

Была одна такая история. Старший лейтенант Вороновский, а надо признаться красивый был мужчина, убывая на пикник с друзьями по экипажу, оставил ключи от своей холостяцкой квартиры своему сослуживцу Вовану Чайникову. Чайников ключи попросил не случайно. Он уже давно положил глаз на одну очень привлекательную официантку из местного ресторана. Только вот все времени не хватало, да и случай удачный не подворачивался. А здесь все сложилось само собой. И выданная накануне получка, и ключи от квартиры, а, главное, полученное накануне согласие этой самой девушки на «совместный ужин при свечах». Все получилось как нельзя лучше. Вечер был прекрасным. Шампанское и водка лились рекой. Девушка была не прочь. Но с количеством спиртного произошел перебор. Опьянение, как всегда, наступило мгновенно. Сначала девушка, а затем и сам Вован так устали, что им стало ни до чего. И водка осталась на столе, и колбаса-сервелат, и многочисленные закуски, принесенные девушкой прямо из кабака… «Влюбленные» заснули один за другим на разных кроватях, соответственно так и не успев ничем друг друга порадовать. А утром бедный Вован заступал в дежурство. Вскочив за 20 минут до подъема флага, он со всех ног рванул на корабль… А в это время хозяин квартиры Игорь Вороновский с тяжелой головой вернулся с пикника домой. Открыл дверь в квартиру собственным ключом и – застыл в изумлении! В квартире его «поселился», кажется, настоящий рай!

Проснувшись от возбуждающего присутствия в комнате незнакомого мужчины, планомерно доедающего последний салат и остаток колбасы, абсолютно нагая девушка удивленно спросила: «Кто Вы?». Старший лейтенант не нашел ничего лучшего, как ответить: «Я хозяин. И я очень хочу Вас!» Что было основным в мотивации дальнейших действий девушки: неосознанная вина ли за вчерашнее отсутствие меры в употреблении спиртных напитков, мера ли ответственности за создавшееся положение перед хозяином квартиры или любовь с первого взгляда – неизвестно. Но то, что это было райское наслаждение, нетрудно себе представить.

Волшебный напиток или божья милость

Историю эту я услышал от одного офицера родного училища. Перед тем как ее рассказать в компании наших общих товарищей, он долго клялся нам в том, что эта история абсолютно достоверная, и что ни одного эпизода в ней не выдумано. А дело было так. Еще будучи курсантом училища, ехал Игорь Сергеев в очередной отпуск на Родину. Изрядно набравшись вечером с товарищем по купе, Игорь проснулся ранним утром еще, как говорится, никакой. Одновременно с ним проснулся и его товарищ. Соседи по купе продолжали безмятежно спать. Рука «смертельно больного» курсанта невольно потянулась к бокалу, стоявшему на столе. Поднеся его ко рту, Сергеев обнаружил, что бокал, увы, пустой.

– Какая досада! – подумал Игорь, – а ведь вчера этот бокал был похож на настоящий рог изобилия.

И вдруг, о провидение! Откуда-то сверху тоненькой аккуратной струйкой в бокал потекла живительная влага. Дополнив бокал до краев, источник закрылся. Игорь на каком-то «автомате», еще реально не врубаясь в обстановку, залпом опустошил содержимое бокала в себя. Приятель его, наблюдавший эту сцену, невольно застыл в изумлении. Медленно, но все быстрее и быстрее миг от мига, включался в реальность и Игорь. Он так и не понял, что же все- таки такое выпил, но то, что это был божественный напиток, сомнений не оставалось. После его употребления вдруг стало так хорошо, словно он заново родился.

– Что это было? – спросил растерянно товарищ.

– Не знаю! – честно ответил Игорь.

– Точно не знаешь? – переспросил в конец заинтригованный попутчик.

– Точно! – признался курсант.

И тут до Игоря начало доходить, что этим нечто могли быть… При первых же мыслях о вариантах пролившегося зелья Игорю чуть не стало плохо. Но он взял себя в руки и реально оценил ситуацию. «Но ведь мне же стало хорошо!» Значит это действительно был приличный напиток, а не какая-нибудь гадость. Но что же? Не сговариваясь, оба приятеля разом полезли наверх, чем сразу же всполошили мирно спавших соседей. Но здесь уже было не до приличий. Обшарив все верхние полки, товарищи так ничего там и не нашли. Кроме двух плотно упакованных сумок и одного стоявшего пакета соседей на полках ничего не было.

– Что у вас там? – спросил Игорь у соседей.

– Да ничего особенного, еда, – ответил один из них.

– Тогда, что лилось оттуда ко мне в бокал? – задумался Игорь, еще раз рассмотрев этот самый бокал.

И в это время, поезд как-то опять определенным образом наклонился, входя в резкий крутой поворот участка железной дороги. И сверху в бокал Игоря вновь тонкой струйкой полилась густоватая мутная прохладная жидкость. Все, не сговариваясь, рванулись к верхней полке.

Загадочной жидкостью оказался обычный огуречный рассол. Он пролился из того самого одиноко стоявшего пакета одного из соседей. А в пакете лежал еще один некрепко завязанный пакет с огурцами в рассоле. Сосед честно признался, что купил его вчера на одной из станций и машинально сунул в пакет с пищей.

Но главное резюме этой истории: как важно чему-то сбыться, осуществиться именно в тот момент, когда мы этого ждем! И не так уж и важно, что этим явлением может оказаться даже простой огуречный рассол, протекающий через неплотно завязанный пакет нам почти что на голову!