К полудню, после подъема в горы Ножай-Юртовского района, колонна остановилась на высоком плато.

В горах, видимо, еще не было получено распоряжение главкома о переходе на осенний период несения службы. Солнце палило, нагревая воздух до сорока пяти градусов, а листья на деревьях и не думали пока желтеть. Две группы спецназа шли по горам, то спускаясь в ущелье и выставляя стволы вверх на склоны, с которых могли стрелять боевики, то поднимаясь на гребни, откуда из-за зеленого моря деревьев все равно было трудно увидеть, есть ли рядом кто-то живой или нет. Наконец, дорога пошла вниз, вдоль кладбища с обилием пик над могильными плитами (признаком, что покойник отомщен), и разбилась на несколько мелких дорожек — улиц Бас-Гардали. Деревня располагалась в горах, и дома стояли на холмах таким образом, что иногда от одного дома к другому надо было либо подниматься по холму, либо спускаться. Они утопали в плодовых деревьях уже с сочными спелыми плодами — абрикосами, грецкими орехами, яблоками и грушами.

Со спецназом сюда спустились несколько чеченских милиционеров. Группы разбились на взводы, взводы — на отделения. Каждому была «нарезана» улица и дом, который надо было досмотреть.

— Еще кто-нибудь, кроме вас, есть в доме? Выходите во двор, готовьте документы, — двое спецов, едва перепрыгнув через высокий забор и открыв ворота для остальных, обратились к выбежавшей им навстречу женщине.

В ворота вслед за группой досмотра вошли Головин и Михайленко. За воротами осталась группа прикрытия. Это происходило одновременно почти на всей первой половине улицы: досмотрев один дом, спецы переходили к следующему, меняясь в шахматном порядке.

Во дворе два бойца сразу направились в сарай. Сапер с металлоискателем обхаживал территорию, заглядывал в помещения.

— Я, сестра, двое детей и дед тут, — скороговоркой выпалила чеченка. Паспорта она вынесла, как только услышала, что кто-то вломился во двор. Видно, за время войн выносить документы стало привычкой.

Головин, бегло посмотрев паспорта и проверив двор, направился в дом. Хозяйка последовала за ним. А следом, так же осмотревшись, вошел Максим.

— Небогато живете, — начал Головин, усевшись в скромной зале под портретом Брежнева на стул, предложенный хозяйкой.

— А с чего богатыми быть? — ответила женщина. На вид ей было лет тридцать пять — тридцать семь. Платок, по местному обычаю, скрывал волосы, и догадаться, какого они цвета, можно было лишь по огненно-рыжим бровям.

— Где мужики?

— Где-где в горах… — честно ответила она. — Убивайте, если хотите.

— Я слышал, что в горах платят хорошо?

— Я тоже слышала! Только и слышала, — не показывая и тени страха, скрестив руки на груди и облокотившись на стену с потрескавшейся штукатуркой, ответила она.

Прочесав территорию, пошли к следующему дому. Мужчин во всем селе было мало. Их отсутствие объясняли везде по-разному: то муж в России, то на заработках в Грозном, то еще где-нибудь. Как правило, выяснялось, что хозяйки врали. Благо у Головина был список, согласно нему, большинство мужчин находилось в розыске. Причем некоторые еще с советских времен.

— Тут всегда так было, — подошел к Максиму старший чеченских милиционеров. — Многие кровно связаны с бандитами.

— Не густо, — сказал почти под самый конец операции досматривавший предпоследний на улице дом командир четвертой группы. — Ни боеприпасов, ни оружия.

— Погоди, погоди, — ответил Головин и, обратившись к хозяйке, женщине лет шестидесяти, добавил: — Так сколько, говоришь, вас здесь проживает?

— Пять, — ответила та.

— И мужики все на заработках в России?

— Да. В Рязани и в Москве и муж, и дети.

— А вот ответь мне, женщина, с какого такого хрена у тебя тарелок под мойкой на батальон целый? И причем остатки на них мяса не протухли еще? Ты поглощаешь еду всей деревни? Или моешь посуду для всех? Так, забирайте ее сына, — Головин явно блефовал, пытаясь напугать. Женщина проводила взглядом сына до ворот и вдруг бросилась к Головину.

— Меня убьют, — затараторила она. — Сына, сына верните…

— Были боевики?

Женщина кивнула.

— Сколько? Сколько их было?

— Много.

— Очень емкое понятие. Сколько — много? Двадцать-тридцать?

— Больше. Человек триста.

Командир четвертой группы округлил глаза. Уже полгода как о больших отрядах боевиков, численностью более ста человек, не было слышно. В самих же Бас-Гардалях было всего две группы — около сорока человек и несколько местных милиционеров.

— И давно они ушли? — спросил, пытаясь не выдать волнения в голосе, Головин.

— Да только они ушли — через полчаса вы пришли.

— Отпустите сына, — приказал чекист отряда.

Через десять минут, наблюдая за окружающими село деревьями, начали отход. Шли быстро, пытаясь уйти до наступления ночи. Убедившись, что в квадрате нет подразделений других ведомств, артиллерия стала отрабатывать горы.

Поднявшись на плато, командир четвертой группы построил солдат и офицеров и, врубив фары бэтээров, направил их прямо на личный состав.

— Итак, Родина в опасности. России нужны герои, а страна рождает непонятно кого! — начал он разбор полетов. — Вы себя в зеркало видели? Подойдите к машинам, там есть такое приспособление.

Вокруг ртов солдат да и молодых лейтенантов — командиров взводов, как у клоунов, красовались темно-желтые, как от йода, круги.

— На плодово-овощную зачистку приехали? У меня нет слов, одни эмоции.

Следы вокруг губ говорили о том, что личный состав во время зачистки был не равнодушен к грецким орехам. Зеленая корка, скрывающая орех, содержала большое количество йода. Именно поэтому такие деревья никогда не сажали рядом с колодцами и источниками — вода становилась сильно йодированной. Спецназовская молодежь же об этом не знала.

— Травин, выйти из строя, — продолжал командир группы. — Повтори, что ты сказал местной бабе, выходя с ее двора?

Боец опустил голову и молчал.

— А я вам скажу! — распекал офицер парня. — Подхожу я, значит, к дому, из ворот выбегает Травин. Под горкой и разгрузкой его что-то шевелится и кудахчет. Девчонка к нему кидается, а этот горе-воин говорит ей: «У вас тут курица дикая бегала. Я вас от этого ужаса спас».

Строй брызнул смехом. Все знали, что Травин — каптерщик группы — не упустит случая забрать что-нибудь, что плохо лежит. Один раз, побывав в Ханкале, по долгу службы он зашел в офицерскую столовую и вернулся оттуда с тремя половниками. Причем зачем они ему нужны, объяснить не смог.

Командир четвертой группы вдруг странно скосил голову набок, разглядывая бойца.

— А ну, иди сюда, чудо.

Боец нехотя подошел. И командир развернул того к строю. Сбоку, на лямках разгрузки, висело нечто, похожее на арабский чайничек. Командир группы потрогал предмет. Тот оказался полным воды.

— Ты уже пил из него?

— Так точно, — ответил боец, уставившись в землю.

Те, кто служил не первый год и ни разу не был в горах, уже все поняли и начали посмеиваться.

— А где ты, приблуда вавилонская, взял ее?

— Во дворе.

— Где именно «во дворе»?

— Рядом с туалетом.

— А ты знаешь, зачем это?

— Чайник и чайник, — пробубнил боец.

— Это — чтоб задницу подмывать, — сам еле сдерживая хохот, пояснил командир. — И ты при местных из него пил? Ты хоть представляешь, что они о тебе подумают, а? Копрофаг, сука, любитель. Еще раз, хоть кого… Лично придушу. Командир взвода, убрать это животное от каптерки и занять его общественно-полезным трудом. Он должен отработать свои грехи, ясно?

После, расставив охранение, все разошлись спать. Но к двум часам ночи отрабатывающая по горам минометная батарея перенесла огонь с гор на плато, где расположился отряд. Свист мин и разрывы прошлись в пятидесяти метрах, затем в тридцати, затем… Старый и мудрый, командир отряда полковник Аленький не стал ждать. Когда мины стали рваться там, где только что находился отряд, весь личный состав и техника были уже на полдороге к новой сопке. Часть палаток и спальников пришлось оставить под огнем.

— Вот как бы заставить себя не убивать тех, кто в этом виновен, — спокойным меланхоличным голосом негромко сказал командир отряда. И, оглядев стоявших перед ним командиров групп, заявил: — Завтра, хм… Вернее, сегодня с утра подойдет дальневосточный отряд спецназа, молодой отряд и разведбат, охраняющий ножай-юртовскую комендатуру. Начнем ловить духов в лесу. Все свободны.