— Где это пугало? — нервничал Михайленко, расхаживая возле «УАЗа». — Колонна должна была тронуться с минуты на минуту…

— Вы кого ищете? — вынырнул из-за стоявшего рядом бэтээра Куйбышев.

— А, ты здесь… Фотографии сделал?

— Угу. Капитан Грецкий часть старых фото дал. А новые я отснял.

Накануне вечером Михайленко предложил капитану Грецкому сделать памятный фотоальбом управления группировки.

— Всех?

— Почти. Только полковник Швадченко и майор Алабьев отказались фотографироваться…

— Молодец. Прыгай за баранку.

Время было рассчитано правильно. Только колонна пересекла Северный, подразделениям на КПП Ханкалы поступило распоряжение не выпускать машину контрразведки.

Когда колонна сделала короткую остановку у Северного, Максим вышел из «УАЗа» и, постучав по колесу, знаком попросил Куйбышева выйти из машины.

— Сколько у тебя снаряженных магазинов? — спросил старший лейтенант.

— Четыре, — ответил Куйбышев.

— А БК?

— С собой и еще полцинка в машине, там, где инструменты.

— Отлично. Бери мою рацию. Она выключена — включишь, когда вернешься. Забирай один магазин и возвращайся в Ханкалу.

— Как?!

— С попутной колонной. Машину я забираю. По служебной необходимости. Понял? Так надо. Скажи всем, что к обеду или ужину не вернусь…

Максим развернул «УАЗ» и, оставив за спиной застывшего Куйбышева, отправился в Толстой-Юрт. Он ехал по дороге, на которой не проводилась еще инженерная разведка, рискуя оставить эту землю молодым и осознавая это.

«Черт со всем этим, — думал старлей, вжимая в пол педаль газа. — Был разведчиком — была цель. А тут… Либо разберусь — либо я бессмысленно занимаю эту землю…»

И как-то легко сразу стало на душе. Слишком легко. До этого он всегда был рядом с кем-то, плечом к плечу с кем-то, ответственным за кого-то. Теперь он остался один на один со своими мыслями и со всей Чечней…

Проезжая мимо рынка, Михайленко увидел кафе Магомеда.

— «Т», — вспомнил он пометку в блокноте.

«УАЗ» дернулся и замер у входа в кафе. Магамед, прекратив вытирать скатерть на столе, вышел, держа в руках полотенце. Максим открыл окно.

— Привет, Мага, как здоровье?

— Бывало и хуже. С чем приехал?

— Нужна бутылка водки и колбаса.

— Шутишь?

— Денег с собой не взял. И дополнительная канистра.

Магомед прищурил глаза и, посмотрев сначала на машину, потом — в лицо Максиму, покачал головой.

— Ты псих, парень. Такое бывает. Не испытывай судьбу. Уезжай.

— Мага, — Михайленко открыл дверь и, спрыгнув, встал рядом с Магомедом. — Иначе нельзя. Иначе все.

— Пошли, — Магомед повернулся и пошел в кафе. Максим отправился за ним. — Тамара, — крикнул он в помещение, в котором, по всей видимости, готовилась еда для посетителей.

На крик вышла смуглая, высокая, ростом чуть выше Максима, девушка, в аккуратно завязанном черном платке на голове.

— Дай ему, — ткнул пальцем в сторону Максима Мага, — водки бутылку. Лучшей. Заверни курицу жареную, вяленое мясо и еще чего, что не портится быстро. В шкафу возьми бутыль с кобыльим молоком — ему с утра очень пригодится. И принеси две канистры с бензином.

Девушка, кивнув, ушла.

— Красивая… — протянул Максим.

— Я тебе глаза вырежу, если что, — спокойно, но очень тяжело сказал Мага. — Это моя дочь.

Максим не нашелся, что ответить. Он молча принял сумки, принесенные Тамарой. А позже помог ей донести к машине канистры.

— И не страшно тебе здесь? — спросил, рассматривая правильные черты лица девушки.

— Мне? — Ее звонкий голос привлек внимание отца, увидев взгляд которого, Тамара спрятала улыбку и просто ответила «нет».

— Прощай, Мага, и — спасибо.

— Не умри, смотри. Хотя ты, похоже, ищешь смерти?! Переждал бы. Это чувство уйдет.

— Все уйдет, Мага. Рано или поздно.

— Не все. Остается память. А в чем память будет о молодом офицере, погибшем по собственной безмозглости?

— А в чем будет память о спокойном старом офицере, который не смог ничего изменить? Даже себя?

— Тебе видней. Давай, поезжай.

Максим понесся по дороге. Через минут двадцать он уже был в Толстой-Юрте.

Сняв ствол с предохранителя и дослав патрон в патронник, он постучался в дверь знакомого дома.

— Салям, Руслан, — сказал он открывшему дверь хозяину и, толкая его грудью, зашел во двор. — Разговор есть серьезный…

— Я, что я…

— Иди в дом.

Они прошли на кухню. Там, за конфорками и кастрюлями, хлопотала жена.

— Скажи, чтобы оставила нас.

Женщина не стала ждать, когда ей это скажет сам Руслан, и быстро вышла.

— А теперь будь внимательным, — тихо и спокойно проговорил Максим и положил на стол перед Русланом схему бочки-фугаса и иные документы, переданные майором-краповиком. — От этого зависит твоя жизнь.

— Но я… Что я должен… Откуда я знаю… — пытаясь улыбнуться, но заметно нервничая, затарахтел Руслан.

— Я не шучу. У тебя и у меня есть пять минут. Посмотри почерк и скажи, чей он. Время пошло. — Михайленко снял часы и положил их на стол.

Наступила тишина, в которой слышен был лишь ход стрелки.

— Я не знаю, чей это.

— Прощай, Руслан, земля пухом, — Максим поднял автомат. — Ты же мулла. Самый грамотный в районе. Это писали тоже где-то здесь — либо в Червленой, либо в Толстой-Юрте. Ты должен знать. Почерк очень ровный. Хотя — чего это я… Прощай.

— Нет, — зажмурившись и чуть присев, сказал Руслан. — Я попробую вспомнить.

— Осталось три минуты.

Руслан весь вспотел. Он вглядывался в почерк. Потом посмотрел на Максима.

— Это почерк Екимова… — тихо сказал, вжавшись всем телом в стул, Руслан.

— Это твой почерк, собака… — ответил Максим.

У Руслана на глазах выступили слезы.

— Я не хотел… Они меня заставили… — как бы оправдываясь, начал он.

Максим знал, что делает: сначала надо надломить человека, иначе в короткий промежуток времени информации не добыть. Он еще на выезде из Ханкалы понял, кто автор документа, сравнив почерк доносов, хранившихся в папке Екимова, с бумагами, переданными краповиком. Радиоперехваты в Толстой-Юрте и время первой встречи с Русланом тоже говорили о многом. Руслан тогда моментально отчитался перед связным Смирнова, кто пришел и что спрашивал.

— Так, родное сердце, теперь без вранья. А времени все меньше. Вот фотографии, — Максим достал фотографии, сделанные Куйбышевым. — Кто из этих офицеров был здесь, когда провозили арабов? Смотри на часы, осталось две минуты.

Руслан, облизывая губы, начал перебирать фотографии.

— Вот этот. Он был.

На заднем плане снимка за спиной начальника оперативного штаба возле машины стоял капитан рембата — высокий русый парень с улыбкой деревенского пастуха, у которого сбежала корова, но ему плевать. Капитан что-то говорил солдату — водителю КШМ комендантского полка. Такого оборота событий Максим не ожидал. Он недоверчиво посмотрел на Руслана. Казалось, он уже готов — в таком состоянии трудно врать. Либо очень хорошо играл.

— Так. Осталась минута. Теперь подробно расскажи, кому именно ты говорил о нашем приезде с Екимовым. Позывной, фамилия, место нахождения.

— Меня же убьют.

— Могут. А я точно.

— Рафик. Рафаэль Хасанов.

— Позывной?

— Ра… Рафик…

— Частота?

— Я не разбираюсь. Вот, ставлю на эти цифры, — показал Руслан бумагу с записанной частотой и временем смены частот.

— Тащи передатчик.

— Меня убьют, если узнают… Всю семью убьют…

— Тащи, завтра верну. Кто этот Рафик?

— Из Червленой. Он связной. Кому передает — не знаю.

— Тебе, Руслан, повезло. Ты очень живучий. Может, и до счастливого будущего доживешь. Теперь поехали.

— Куда?

— Ой, Руслан… Ты же мулла… На все воля Аллаха. И немножко моя. Поехали. Завтра вернешься.

— Все?

— Как получится. Ты же верткий. Я тебя побью, если надо. Скажешь, взяли в заложники… Или нет… Лучше завтра с утра побежишь к своим и расскажешь, что тебя взяли контрразведчики. И били, чтоб узнать частоту… Ты не сказал, но передатчик уже в Ханкале… Может, и пронесет тебя…

— Понял.

— Ты же знал, что этим кончится?!

— Я не думал, что вы тут надолго. Через год-два вас уже здесь не будет при любом раскладе.

— Считаешь, что снова вывод войск?

— Нет. Передадут власть нашим… А вас постепенно будут убирать. Уже сегодня ваших сажают, как кроликов…

— Не твоего и не моего это все ума дело…

— Ошибаешься, — Руслан криво усмехнулся. — Это моя земля. И это мое дело.

Оставив Толстой-Юрт позади, но не сворачивая к Червленой, Михайленко заехал в «зеленку». Укрыв «УАЗ» ветками, чтоб не было видно с дороги, и оборудовав себе рядом импровизированный замаскированный наблюдательный пункт, с которого было бы видно любой транспорт, идущий в сторону Червленой или Толстой-Юрт, Максим достал записи переговоров, фотографию капитана, документы, переданные офицером «Витязя». Передатчик включил на прием.

— Садись сюда, — указал он место рядом со станцией Руслану. — Время подумать у тебя пока есть…

— Михайленко говорит, — зажав тангету на передачу, спокойно проговорил старлей.

— Кто? — многозначительно спросил Радчиков.

— Михайленко. Примите частоту с позывным. Сейчас я буду связываться. Отследите, откуда идет сигнал.

— Тут все на ушах, Максим. Тебя под суд Коновалов отдаст.

— Отследите сигнал — это срочно.

Старший лейтенант прекратил связь и достал водку с закуской.

— Чего без дела сидишь? — кинул он Руслану и, перехватив его взгляд, прикованный к автомату, прислоненному к колесу машины, сказал: — И не думай. Я тебя быстрее придушу. Сил хватит.

Однако автомат взял в руки.

— Выходи на связь с Рафиком.

— А что говорить-то?

— А то и говори. Приехали днем из контрразведки. Допытывались, где Екимов. Спрашивали, не связан ли ты с подпольем, так как из района перехватили сигнал станции. Понял?

— Да.

Максим выпил первые сто граммов и стал слушать, как передает сигнал Руслан. Когда тот окончил сеанс, старший лейтенант указал ему место, куда отойти, и сам, не сводя глаз с муллы, сел за передатчик.

— Ну что, как сигнал?

— Перехватили! — раздались сквозь шипение эфира слова Радчикова.

— Отправляйте группу. Тут будет передатчик и связанный связной банды Смирнова.

— Понял тебя. А ты?

— Дайте мне еще сутки.

— Коновалов тебя съест. И нас всех.

— Конец связи.

Максим ухмыльнулся, глядя на округлившиеся глаза Руслана.

— А ты как думал? Я что, дурак тебе доверять?

Руслан рванулся было в сторону дороги, но Максим приложил его по затылку кулаком. Связав и забрав все документы, он снова сел за руль…