Давыдов купил билет до конечной станции, хотя собирался сойти на промежуточной. До поезда ему пришлось полчаса торчать в зале ожидания под обстрелом подозрительных взглядов бабки-кассирши, сидевшей за амбразурой застекленного окошечка. В вагоне было почти пусто. Пожилая проводница, проверяя билет, посоветовала:

— Можете внизу устраиваться, или где хотите. Все равно в Сегеже все выйдут. До самого Мурманска вагон пустой будет. Ложитесь отдыхать.

Давыдов прошел в середину вагона, засунул свой драгоценный чемодан под лавку и отправился за бельем. В первом купе, или как там называется отсек плацкартного вагона, ехала пара пенсионеров. Во втором, заняв и боковушки, расположилась компания курсантов школы прапорщиков с вэвэшными околышами: три разбитных парня и две размалеванные девицы — их приятельницы. Парни скрипели новенькими портупеями и сапогами. Недавно выданная форма, еще не утратившая насыщенного зеленого цвета, была до одури ушита. «Отпуск у них, что ли, или увольнение?» — безразлично подумал капитан, пробираясь к купе проводницы. Давыдов взял постель и отправился на свое место. Один из будущих прапорщиков сидел, загородив проход своими оглоблеобразными ногами. Он не счел нужным их подбирать, и Анатолий, перешагнув несуразно длинные конечности, пошел к своему купе. Похоже, хлопчики нарывались на скандал. За окнами мелькали огни далеких бакенов на Онеге, потом дорогу обступил густой лес. Застелив драный матрас серыми влажными простынями, Давыдов надел на каменную подушку наволочку, не раздеваясь лег и натянул на себя шерстяное одеяло — в вагоне было прохладно. Как только голова коснулась подушки, он сразу же погрузился в сон. Первый раз его разбудили через час. Будущие представители «золотого фонда внутренних войск» устроили гулянку. Звякало стекло о стекло, орал кассетник, хихикали пьяные девицы. Мимо Давыдовской лежанки, громко топоча заглаженными гармошкой хромачами, в место общего пользования прошествовали двое хлопчиков. Физиономии у ребят уже приобрели багровый оттенок. Давыдов угрюмо проводил их взглядом.

— Потише нельзя?

— Нет проблем, братан, — отозвался один из молодцов. — А то присоединяйся, у нас весело!

Второй уставился тяжелым вызывающим взглядом. Он вцепился в поручень и, пьяно раскачиваясь в такт движению поезда, еле-еле смог выговорить:

— А мы что, мешаем? — Он икнул. — Это кому? Тебе, что ли?

— Пойдем, Коляныч! Мужик отдыхает, не лезь. — Второй с трудом оторвал руку собутыльника от поручня и увлек его в проход,

Давыдов решил не связываться, не то у него сейчас положение, чтобы светиться. Отвернувшись к стенке, он снова попытался уснуть. Тот, кого назвали Колянычем, норовил вырваться и разобраться со спящим офицером.

— Ты чего, Серега? Они нам два года жизнь отравляли, я что, и теперь им позволю мне указывать? А вот хренушки он мне указывать будет! Я ему убеждальник сразу запечатаю…

Серега, матерясь, уволок товарища в свой конец вагона. Стараясь не обращать внимания на шум, Анатолий задремал. Ехать оставалось не больше пяти часов. Второй раз он проснулся на остановке. Поезд прибыл в Сегежу, его вагон остановился под самым фонарем, и в лицо Давыдову ударил сноп мощного света. Все купе залило яркое белое сияние. Ругнувшись, капитан приподнялся на локте и уставился на часы. Пьяная компания выбралась на перрон покурить и теперь шумела там. Приличия ради повизгивали хватаемые за деликатные места девицы, о чем-то своем бубнили мужики. Чета пенсионеров покинула вагон и вежливо прощалась с проводницей: благодарила за поездку. Вместо них в вагон ввалилась веселая компания байдарочников. Два худосочных парня хиппового вида и две девушки. Бросив небрежное «здрасьте», барышни в брезентовых штормовках заволокли в купе Давыдова огромный рюкзак с каркасом из алюминиевых трубок и ретировались за новой партией клади. Любители путешествий по рекам и озерам загромоздили своим барахлом все свободные купе от начала вагона до того, в котором обосновался Анатолий. Поезд тронулся, а они все еще раскладывали свои тюки. Давыдов снова попытался уснуть. Уверенности в том, что в ближайшие дни получится выспаться, у Анатолия не было, и он не хотел упускать возможность вздремнуть хоть несколько часов. Звякая и скрипя на стрелках, поезд вышел со станции, и за окнами снова потянулась размытая темная полоса леса. Анатолий дремал, сквозь стук и погромыхивание сцепок в его сознание проникали голоса и обрывки музыки. Туристы решили внести свою лепту в вагонную какофонию — бородатый парень в широкополой фетровой шляпе начал петь про горницу, в которой светло, аккомпанируя себе на расстроенной гитаре. Девушки дружным хором подхватили. Второй юноша решил поддержать гитариста губной гармошкой. Тогда пьяная компашка из первого купе вывернула магнитофон на всю катушку.

«Чтоб вас», — угасающей искрой промелькнуло в сознании засыпающего капитана. Поезд набрал полный ход, вагон сильно трясло из стороны в сторону. Перестук колес слился в сплошную дробь, то и дело заглушаемую взрывами девичьего смеха. «Вояки прибыли знакомиться с новыми пассажирами», — последнее, что ухватило сознание, летящее в темную пропасть…

Бригаду подводных лодок Калининградской военно-морской базы подняли по тревоге. Командование экипажей вызвали в штаб. Явившиеся по вызову офицеры напрасно пытались выяснить у дежурного по части причины объявленного сбора. Пожилой капитан третьего ранга в синей тужурке с серебристой лодкой и колодкой орденских планок на груди только беспомощно разводил руки.

— Не знаю. Звонок из штаба флота был. Вы все на раздаче указивок еще раньше меня узнаете.

Офицеры, оживленно переговариваясь хриплыми со сна голосами, рассаживались за столы в классе оперативной подготовки. Помощник начальника штаба, поглядывая в свой блокнот, синим маркером помечал на карте Балтийского моря маршрут движения, какого-то судна. В обведенном красным кружком районе к синей линии приближались две красные с условными обозначениями малых кораблей класса сторожевых катеров. Один из красных треугольников был перечеркнут крест-накрест, второй — зачеркнут синей линией. Над изображениями катеров синели стрелки, обозначающие нанесенный ракетный удар. Командир Б-457 толкнул локтем сидящего рядом штурмана:

— Учения?

— Слишком странная обстановка для учений. Смотри время на карте! Судя по отметкам, побоище случилось только вчера.

Командир бригады, рявкнувший «Товарищи офицеры», заставил разговоры стихнуть. Командир базы в сопровождении начальника штаба, главного штурмана и начальника оперативного отдела прошел к столу возле карты. Все, кроме начопера, сели. Адмирал кивнул. Начопер, взяв в руку тонкую длинную указку, сразу огорошил сидящих:

— Довожу боевой приказ. — По залу прошел негромкий ропот. Довольный произведенным эффектом лектор окинул сидящих взглядом поверх очков и продолжил: — Вчера два сторожевых катера морских частей пограничных войск предприняли попытку перехватить судно «Ариадна», следующее из Петербурга в албанский порт Дуррес под российским флагом. В ходе задержания с судна по катерам был нанесен удар ракетами класса «корабль-корабль», в результате которого катера получили серьезные повреждения и прекратили преследование. По последним данным, судно «Ариадна» миновало остров Сааремаа. Приказываю: экипажам лодок Б-457 и Б-578 произвести поиск и потопить судно-нарушитель. Подписано командиром базы. Число сегодняшнее. — Помедлив, он зачем-то добавил: — Это не учения…

Две черные стальные сигары под рев дизелей покинули места стоянок, миновали входные боны и разошлись в стороны, начиная классический прием поиска цели: взять, нарушителя в клещи. К району предполагаемой встречи лодки шли надводным ходом, ежеминутно получая данные радиолокационной разведки от наземных постов слежения. На расстоянии, превышающем радиус поражения находящегося на «Ариадне» «Акинака» на три мили, субмарины плавно скользнули в стылую балтийскую воду.

Давыдов проснулся оттого, что его безжалостно трясли за плечо.

— В чем дело? — зевая, пробормотал он.

Над ним склонилась проводница. В тусклом свете вагонных лампочек ее лицо казалось серым.

— Да проснитесь же вы! — плачущим голосом причитала женщина. — Тут эти военные драку устроили! Может, хоть вы их успокоите?

Давыдов сунул ноги в холодные туфли. Повезло еще, что у них со стариком размер совпал. Хорош бы он был в брюках при меховых летных ботинках с высокой шнуровкой. Из коридора доносились шум драки и ругань. Давыдов выглянул в проход. К этому моменту скандал уже перерос в сражение. Один из хиппи был повержен, с залитым кровью лицом он полз по проходу, а вэвэшник с непропорционально длинными конечностями метелил его ногами, норовя угодить носком сапога в печень. Второго туриста, ухватив сзади, удерживал Серега, а мордоворот Коляныч с хаканьем работал кулаками. Звуки ударов вызывали ассоциации с замесом большого количества теста. Две раскрашенные, как вышедшие на тропу войны воины племени сиу, приятельницы вояк тоже не сидели без дела. Вцепившись в штормовку одной из байдарочниц, они волоком тащили ее по проходу, сопровождая движение пинками. Вторая девушка, зажав порез на руке, забилась в угол и, забравшись с ногами на сиденье, таращилась на происходящее расширенными от ужаса глазами. По полу каталась пустая бутылка, хрустело стеклянное крошево.

Надежды Давыдова на сохранение инкогнито в одночасье рухнули. Теперь от него уже ничего не зависело. После такой драки без милиции не обойдется, его неизбежно пристегнут как свидетеля, и он засветится, как сигнальный фонарь. Да еще, не дай Бог, окажется в сводках, подаваемых милицейскими чинами по команде…

— Мы тебя, лярва, научим вежливости, будешь в следующий раз вежливой, когда приглашают…

«Индианка» с фиолетовой прической неуклюже ткнула байдарочнице кулаком в лицо, та взвизгнула и замолотила ногами, стараясь достать своих врагинь кроссовками.

— Сделайте же что-нибудь! — толкала Анатолия в спину проводница.

«Сама же небось этим уродам водку продавала», — с тоской подумал Давыдов. Жизненный опыт подсказывал: нет ничего хуже, чем принимать участие в чужой драке, а уж лезть в сражение, в котором участвуют представительницы противоположного пола, — Боже упаси! Давыдов остановился, соображая, как прекратить побоище.

— Коляныч, поднимай этого хмыря! — заорал вэвэшник, пнув лежащего туриста. — Они уже приехали, сейчас выходят.

Но Коляныч был занят, он с размаху дал бородатому в подбородок, после чего тот безжизненно повис, уронив на грудь голову с нечесаными космами. Вояки поволокли парней в тамбур, явно собираясь устроить незапланированное десантирование.

— Да они ж поубиваются! — заверещала проводница, еще усерднее подталкивая Анатолия в спину. — Ну что же вы стоите? Они ведь и правда ребят на ходу выкинут…

— Войска! Кончай кипеж! — заорал Давыдов. — Прекращай войну!

Ввязываться в драку можно, только если чувствуешь свое превосходство, не важно какое, моральное, физическое, численное или служебное. Это Давыдов хорошо усвоил, еще будучи молодым лейтенантом. Не все его подчиненные сразу понимали необходимость служебной субординации и безоговорочное лидерство начальника, регламентированное уставом и законами. Некоторым воинам приходилось разъяснять прописные истины методами, к которым они привыкли на гражданке. Еще лучше, если при вступлении в бой противник чувствует твое превосходство. Сейчас обе воюющие стороны этого превосходства, похоже, не чувствовали. Недоделанные военные специалисты прекратили буксировать несостоявшихся десантников и бросили их на пол. Бородатый живо очнулся и на четвереньках направился в свое купе.

— А, проснулся, гад! — взревел Коляныч. — Счас ты у меня свои погоны хавать будешь, сука! — И мордоворот двинулся навстречу капитану. Остальные двое пристроились сзади, образовав прочный тыл. Девицы прекратили свою возню на полу и с интересом следили за новым действующим лицом.

Давыдов внимательно наблюдал за приближением построившейся «свиньей» группы дебоширов. Скосив глаза, он заметил, что туристы, судя по всему, даже не думают хоть чем-то помочь ему. Бородатый прижался к своей приятельнице, а второй остался в глубоком тылу. Проводница, испуганно умолкнув, юркнула в какое-то купе. Коляныч на ходу подобрал с полу горлышко разбитой бутылки. Дело принимало серьезный оборот.

«Еще порежут, подонки. Надо же, как повезло с попутчиками!» Давыдов засунул руку под тужурку и осторожно пятился, поглядывая назад. В такой ситуации выход был один — быстрые и очень решительные действия. Противника нужно ошеломить любым способом. Удар следует наносить по инициатору безобразия как можно более устрашающим способом, чтобы остальные сразу прониклись и осознали.

Противник вытянулся в колонну, мордоворот с расколотой бутылкой по-прежнему возглавлял боевой порядок атакующих.

— Страшно, сука?! У-у, мореман долбаный. — Он устрашающе взял свое оружие «на изготовку».

Давыдов созрел. Свирепо оскалившись, он рывком вытащил из-за пазухи пистолет.

— Стоять, гаврики! Ты, недоносок, быстренько уронил стеклышко, а то порежешься!

Атакующие на секунду замерли, пытаясь оценить изменения в соотношении сил.

— Я тебе твою зажигалку в жопу затолкаю! — заверещал долговязый.

Коляныч, оскалившись, бросился вперед и, выставив руку с розочкой, завопил:

— Нарисую!

При стрельбе без самовзвода есть одна особенность: давление на спуск должно быть большим, нежели обычно. На стрельбище это может вызвать отклонение пули от цели. Но в тесном коридоре с трех метров промахнуться невозможно. Соблюдая предписанную законом формальность, Давыдов, ловя цель на мушку, крикнул уставное и уже абсолютно бесполезное в данном случае: «Стрелять буду». В последний момент он перевел точку прицеливания с колена на голень. «Не оставлять же ублюдка калекой на всю жизнь». Грохот выстрела подействовал отрезвляюще. Коляныч уронил свое оружие, обеими руками схватился за простреленную ногу и с воем стал кататься по полу. Второй двинулся было вперед, но теперь в атаку ринулся Давыдов и с размаху врезал рукояткой пистолета в лоб замешкавшемуся противнику. Перепуганный долговязый поднял руки вверх и замер. Не останавливаясь и стараясь удержать захваченное превосходство, Анатолий въехал ему ногой в неудобосказуемое место. Длинный согнулся и получил рукояткой ТТ по затылку. Давыдов обернулся к ошеломленным «индианкам» и рявкнул:

— Упали! Ты тоже! — скомандовал он байдарочнице с подбитым глазом. — Запереть двери в соседние вагоны, — приказал Анатолий проводнице…