На фото: привал после перехода

— А не поселить ли нам в казарме козла? Будет как талисман нам, на счастье.

— А вонь?

— Привыкнет! Мы же привыкли.

 

Нариман Сабир Оглы

Лейтенант Касумов, выпускник Киевского ВОКУ, к моему прибытию в часть уже успел «прославиться». Несмотря на то, что «киевляне» выпускались всего на три месяца раньше «рязанцев», этого срока ему вполне хватило для того, чтобы даже бойцы называли его просто «Нарик».

Нарик — это уменьшительно-ласкательное от имени Нариман. Именно так звали нашего героя. Мама его была каким-то большим начальником в Азербайджанской ССР. Видимо, желая дать ему хорошее образование, она «поступила» его не в Бакинское ВОКУ, которое было под боком, а в Киевское, более престижное. Да еще на факультет войсковой разведки. Однако, по свидетельству его однокашников, которых, как и всех «киевлян», попавших в спецназ, на начальном этапе нужно было многому учить, Нарика нужно было учить еще и тому, что он изучал в училище четыре года. Тем не менее, сам он о себе был довольно высокого мнения. Причем, не стесняясь, произносил вслух глупости астрономического масштаба, как истины в последней инстанции. Это бы еще ничего, если бы он их только озвучивал. К сожалению, он их еще и совершал.

Прибыв в часть, я встретился с Мишкой Ворониц-ким и Гришей Бородиным, которые заканчивали девятую роту на два года раньше. Они и занялись моим устройством. Перво-наперво меня спросили, что я предпочитаю, квартиру со всеми удобствами, где требуется небольшой ремонт или экзотическую квартиру, где ремонта вовсе не требуется. Вот и поди угадай, что имелось ввиду. Долго не раздумывая, я сказал, чтобы они не выпендривались, а показывали и то, и это. А там уж я соображу, что для меня лучше.

Первой на очереди была экзотика. «Экзотика» потому, что, как высказались старожилы, «хата эта отделана под пещеру». «Пещерой» оказалась двухкомнатная квартира с верандой. Веранда играла роль кухни. Там находилась газовая плита с пустым баллоном из-под газа и стол, заваленный грязной посудой.

Если кто-то не знает, в офицерском общежитии посуда моется не после приема пищи, а перед ним. В углу висел умывальник, под которым стояло полное помойное ведро. В маленьком помещении, где по плану должна была быть кухня, жили два сравнительно старых (два года) холостяка. Эта комната была наиболее теплой и обжитой, но места там для меня не было. В дальней маленькой комнате жили три выпускника разных училищ моего же года выпуска, но успевших прибыть раньше, поскольку только в РВДУ выпуск был в конце сентября. Там было поскромнее, но и там места не было. Оставалась именно «пещера». Большая комната, в которой в стену были вмурованы брусья, а к стене рельсовыми костылями был прибит мат для отработки ударов. В углу обглоданным скелетом стояла солдатская кровать без матраса.

Из удобств был только свет, да и то вместо пробки в электрический счетчик была вставлена отвертка. Счетчик же был замкнут так хитро, что вращался в обратную сторону. Я не сразу оценил достоинства этого изобретения, но в последующем. Одним словом, «удобства во дворе, а двора нет!». До «туалета типа сортир» было метров сто. Там же находилась колонка с водой. Стены комнаты были побелены смесью извести и синьки в «наш родной васильковый цвет» и при этом ужасно пачкались. Двери в большую комнату не было. Она была проходной. Когда мне сказали, что зимой даже при наличии электрообогревателя здесь температура выше трех-пяти градусов не поднимается, стоит ли говорить, что я запросился в квартиру со всеми удобствами?

По дороге я возмущался, на фиг меня отвели в эту «хижину дяди Тома», когда есть приличное жилье?

Улыбнувшись змеиной улыбкой, Ворон сказал: «Не спеши отказываться, может, ты еще вернешься». В подъезде, куда мы пришли, присутствовал устойчивый запах фекалиевых масс. Квартира, где жили холостяки, находилась в полуподвальном этаже.

— Дети подземелья, — констатировал я по дороге.

— И не только, — многозначительно хмыкнул Ворон.

У квартиры, выделенной под общежитие, запах усилился.

— Они что, прямо под дверью навалили? — спросил я, пока Ворон звонил в дверь, прикрывая нос носовым платком.

— Ну, что-то вроде этого, — сказал Мишка, когда дверь отворилась.

Аромат, пахнувший из квартиры, вышиб бы слезу даже у мертвого. На пороге стоял начальник физической подготовки и спорта Мишка Черников. Вернее, стоял он не на пороге, а на одной из досок, которые служили мостками. По всей квартире плавало содержимое унитаза.

— Вот, нового жильца к вам привел! — ехидно сообщил Мишка Вороницкий.

Его тезка затравленно покосился, ожидая подколок, но, не услышав их, без энтузиазма сказал:

— Ну пусть располагается, если его здесь все устраивает.

— Блин, что это тут у вас?» — спросил я.

«Мускул» снова покосился на Ворона, у которого на лице было написано, как тому хочется «пройтись», видимо не в первый раз, по случившемуся, и нехотя сказал:

— Да Нарик, блин! Чтоб ему ни дна, ни покрышки.

— Нарик? А что такое нарик? — удивленно спросил я.

— Именно что, а не кто! — радостно воскликнул Ворон, уставший сдерживаться.

Далее выяснилось, что Нариман Сабирович Касу-мов, прибыл в часть одним из первых, поскольку от

Баку ему часа четыре на автобусе до части. Пользуясь правом первого, он смог застолбить себе место в «общаге» со всеми удобствами. Мужики, жившие там, и не предполагали, что пускают к себе в дом стихийное бедствие. Как они рассказали, за время проживания он отметился достаточно, чтобы вызвать у всех устойчивую неприязнь. Однако они не знали правило: «Если у тебя все плохо, не расслабляйся! Может быть еще хуже». Именно так все и произошло.

Из-за того, что квартира находилась в полуподвальном помещении, там периодически возникали проблемы с канализацией. Зная эту беду, договорились бумагу в унитаз не выбрасывать, а также не бросать туда остатки пищи. Для этого было одно мусорное ведро в туалете, а другое на кухне. Трудно сказать, в силу чего Нариман Сабир Оглы игнорировал это правило. Естественно, унитаз засорился. Для того, чтобы понять, кто виновник, не надо было быть семи пядей во лбу. Вечером Нарику все высказали, отвесив при этом пару «отцовских звиздаплечин». Ультиматум был прост, но жесток. К вечеру следующего дня засор должен быть ликвидирован любым способом. При этом, кто будет это делать и как, жильцов «общаги» не волновало. Нарику сказали, что если он не выполнит требования ультиматума, его утопят в полном унитазе.

На следующий день Нарик занялся поиском сантехника, способного ликвидировать засор. Однако в советские времена, да еще в Грузии это дело было просто безнадежным. О таких гражданских специалистах жители города Лагодехи даже не слышали. В бригаде такого спеца можно было найти, но нужно было договариваться с прапорщиком, командиром хозвзвода. При этом он мог запросто отказать молодому лейтенанту, сославшись на какие-то срочные «золотарские» работы. Не помню почему, но поиски Нарика к обеду не увенчались успехом. Жильцы общаги, вынужденные посещать уличный туалет, молча показали на часы и на забитый унитаз. Нарик при этом почти физически ощутил, как его макают в «парашу», и заволновался.

После обеда в курилке он посетовал на возникшие трудности. И кто-то из офицеров рассказал, что у них в училище тоже часто забивалось «очко» потому, что их казарма была на первом этаже. Так их умельцы пробивали его просто. В «очко» бросали взрывпакет и накрывали его большим листом фанеры, а сверху клали гирю, чтобы взрывной волной лист не унесло. При взрыве создавался гидродинамический удар, и все «дерьмо» уходило по трубам. Нарик, услышав эту новость, понял, что он спасен.

После построения он «выцыганил» у старшины роты взрывпакет и рванул в «общагу».

Квартира была пуста. Это позволяло спокойно работать. Поискав под кроватью, он выудил лист фанеры полметра на метр, неведомо кем и когда туда убранный. Примерил к «горшку». Подходит. Достал из кармана взрывпакет, запалил огнепроводный шнур (ОШ) и бросил в унитаз. Накрыв фанеркой, сообразил, что нужно еще и гирю «для гидродинамического удара». Вспомнил про двенадцатикилограмовые хромированные и разборные гантели — гордость Мускула. Рванул в комнату за ними. Нашел под кроватью, выкатил их и, кряхтя, поспешил в ванную. Благо ОШ горит десять секунд. Успел. Водрузил гантели на фанерку и выскочил из ванной, захлопнув за собой дверь, как раз тогда, когда прогремел взрыв. Довольный открыл ее и… О ужас! С порога на него хлынуло содержимое унитаза и поплыло по квартире. Вся ванная комната была заляпана дерьмом. Вместо прекрасного белого унитаза из пола осколком гнилого зуба торчал только кусок фаянса. В луже лежала хромированная гордость «Мускула».

Это был конец, и Нарик сознавал это. Где купить в советские времена новый унитаз, да еще в Грузии? А если узнать где, то где взять столько денег, чтобы заплатить спекулянтам назначенную цену? Придя домой, квартиранты и даже Мускул были настолько потрясены, что забыли набить Нарику рожу. Самое страшное было в том, что даже вычерпывать это дерьмо было бесполезно. По закону о сообщающихся сосудах, все продукты жизнедеятельности человека, попадавшие в унитазы на разных этажах, частично становились достоянием жильцов «общаги».

Увидев это «удовольствие» и услышав печальную историю о «Нарике — подрывнике унитазов», я благоразумно сменил «все удобства» на «пещеру», о чем в последующем ни разу не пожалел. А в «общаге» со всеми удобствами дерьмо плавало еще недели три, пока зам по тылу бригады не приказал отремонтировать их туалет за счет лейтенанта Касумова.

Мишка Вороницкий, заходя к ним в гости, еще долго «доставал» своего «мускулистого» тезку, принюхиваясь к его «хромированной гордости».

 

Вася Москаленко

Об этой легендарной личности лагодехской бригады я только слышал. К тому времени, когда я приехал служить, он уже уволился из Вооруженных Сил.

Просьба о переводе

Выпускник Киевского ВОКУ, огромного роста, прекрасный спортсмен, Вася имел одинокую старушку мать в городе Пскове и всячески хотел перевестись туда служить. Однажды на строевом смотре при сборе жалоб и заявлений от офицеров он обратился к начальнику разведки округа: «Лейтенант Москаленко. Прошу перевести меня из курортного города Лагодехи в деревню Промежицы Псковской области!». В этой просьбе был заложен великий смысл и такая же ирония. Дело в том, что Лагодехи действительно считался курортным местечком. Правда, отдыхающих там отродясь не бывало. Статусом курортного места, Лагодехи обязан турбазе, где на одну-две ночи останавливались путешествовавшие транзитом по Закавказью туристы. А в целом это была редкостная дыра, несмотря на потрясающей красоты природу. Деревня же Промежицы являлась пригородом города Пскова, и этим все было сказано. Начальник разведки не удовлетворил Васину просьбу, как и несколько рапортов, поданных до и после этого строевого смотра. Васе оставалось смириться или добиваться своего любым способом.

Он предпочел борьбу и закосил под дурака. На следующий смотр он вышел вместо форменных в гражданских кримпленовых темно-синих брюках. Представился начальству: «Кавалер медали «Шестьдесят лет Вооруженным Силам СССР» лейтенант Москаленко. Жалоб и продвижения не имею» Получил взыскание, но в данной ситуации оно ему было только на руку. Борьба началась.

Неуставные взаимоотношения

Вася жил в общаге вместе с Игорем Заверюхиным и Мишкой Кузнецовым. Их связывала крепкая дружба и фанатичная преданность спецназу. Несмотря на довольно сложные отношения с командованием бригады, эти ребята были одними из лучших специалистов. Постоянно занимались спортом. Это они оборудовали в холодной комнате спортзал, где постоянно совершенствовали свою физическую силу и выносливость. Тренировали они не только тело, но и дух. Спали на берегу местной горной речки, завернувшись только в плащ-палатку. Во времена их обитания в общаге на дверях висел плакат, где был нарисован русский атлет, а внизу было написано: «Собакам и инородцам вход воспрещен!»

…Если Вася был крупным мужиком, то Кузя и Завер были сухими и поджарыми, но очень жилистыми. Парни, которым воли и характера не занимать.

И вот в один прекрасный момент Игорь Заверюхин пришел к начальнику политического отдела, прикрывая глаз и с жалобой на соседа.

— Товарищ подполковник, — взмолился Завер. — Сил нет. Отселите от нас Москаленко.

— Что такое? — всполошился начПО. — А что ты закрываешься?

Игорь опустил руку, и начальник политотдела увидел огромный лиловый синяк под глазом у Завера.

— Кто это тебя так? — ахнул начПО.

— Товарищ подполковник, — заскулил жалобно Завер, — Москаленко нас с Кузнецовым каждый вечер избивает. Заставляет ему за вином и чачей бегать и на наши деньги покупать.

Самое смешное, что начальник политотдела поверил в эту хохму, о которой заранее договорились друзья, и совместными усилиями нарисовали Заверу очень достоверный фингал под глазом.

Очень долго и проникновенно начПо вещал Василию о вреде пьянства и опасности неуставных взаимоотношений.

Перекладина

Как любили шутить в бригаде, любимой женщиной Василия была перекладина. Он мог не слезать с нее часами. Легко подтягивался на одной руке и также легко трижды делал на одной руке подъем переворотом. Чего он никогда не пропускал, так это физическую зарядку.

Однажды в части объявили тревогу. Вместе со всеми прибежал и Вася. Можете себе представить такую картину. Все вокруг бегают с рюкзаками и оружием, бойцы таскают какие-то ящики, что-то куда-то грузится, а в это время на перекладине делает выход силой на количество раз лейтенант Москаленко.

— Вася, ты что? В части же тревога! — окликнул его кто-то из старших офицеров.

— Да? — изумился Вася, не спускаясь с перекладины. — И верно.

Он огляделся, как будто только что все это заметил, и… продолжил занятия, как ни в чем не бывало. Спустя некоторое время к нему подошел заместитель прокурора округа. Вася по-прежнему висел на перекладине.

«Москаленко!» — «Да» — «Слезай, надо поговорить» — «Зачем?» — «Сказал же, надо поговорить» — «Ну, говори» — Я замначальника прокурора округа, слезай» — «Точно?»— «Точно» — «У меня к тебе один вопрос» — «Один?» — «Один» — «Дай три рубля, тогда слезу».

Подумав, подполковник полез в карман и выдал спустившемуся Москаленко три рубля.

— Ты нормальный?

— Нормальный

— А какого хрена командиру голову морочишь?

— А это уже второй вопрос, — сказал Вася, забираясь на перекладину.

Теологические споры

Когда кончались деньги, а выпить хотелось, Вася шел к местному батюшке. Нет, он не был алкашем и добрым христианином тоже не был. Вася просто приходил как бы в клуб «Дискуссия» и безаппеляционно заявлял местному священнику: «Бога нет!», подобно атеистам двадцатых, плевавших при этом в небо.

Батюшка внимательно смотрел в Васины голубые глаза и доставал три литра кахетинского, домашнего. Далее следовал длительный спор на означенную тему. Как правило, логикой и интеллектом побеждал батюшка. Уже припертый к стенке, Василий горячился:

— Ну что, Бог есть, что ли?

— Есть! — уверенно отвечал батюшка.

— Да?! — выкрикивал побежденный Василий.

— Да! — уверенно произносил батюшка.

Васька как будто бы смирялся, а потом выдвигал неубиенный козырь: «Покажи фотокарточку».

На этом обычно батюшка ломался и доставал вторую бутыль.

Лучше гор может быть только… Вася

Спустя некоторое время Васю попытались обвинить в саботаже боевой подготовки. Вася действительно забил на службу и с бойцами занятий не проводил.

Вася принял упрек со стоическим спокойствием. На следующий день утром он утвердил у комбата тактико-специальные занятия с группой и ушел в Дагестан. Нет, не пугайтесь, это не так уж и далеко, всего каких-нибудь километров сорок-пятьдесят в один конец по кавказским горам.

Искать их начали вечером. Но что толку?

Первые бойцы вернулись обратно в конце третьих суток. Вид их был страшен.

С последними пришел Василий. Когда на него попытались наехать, он показал утвержденный комбатом план ТСЗ по ТСП с элементами выживания.

С той поры Васе запретили подходить к личному составу. Что и требовалось доказать!

Ишак

Чтобы окончательно достать командира бригады полковника Яроша, Москаленко вместе с теми же Заве-ром и Кузей затолкали на третий этаж дома офицерского состава ишака. Он был привязан неподалеку. Это было совсем не просто. Ослик упрямился и идти не хотел. Но «есть десантные войска, и нет задач невыполнимых!». Наконец ишак стоял на лестничной клетке и был привязан к ручке двери командира.

Вы только представьте себе «радость» командира, когда он потянул дверь, а вслед за ней к нему в квартиру вошел ишак!

Эпилог

Вася мог валять дурака, хоть до потери пульса. Если бы не понял суть.

Уволили его, и довольно скоро, после того, как он направил в Главное Политуправление фундаментальный труд: «Пути установления Советской Власти в Закавказье», где аргум!ентированно вскрывал имеющиеся злоупотреблений, допускаемые партийными и советскими органами Закавказских республик, и предлагал ряд весьма кардинальных мер.

После этого лейтенанта Москаленко уволили из Красной Армии в течение суток, но и на гражданке устроиться не дали. Как рассказывали те, кто встречался с Васей, работал он грузчиком овощного магазина и потихоньку спивался.

 

Байки от Соленого

Эти истории рассказал мне бывший начальник штаба Крымской бригады Виктор Григорьевич Солоненко. Во времена, к которым относится рассказ, он был еще только командиром роты в Лагодехи. Закавказский округ характерен наличием в его рядах военнослужащих с гордым профилем. К частям, специального назначения, для которых мобилизационная готовность-задача первостепенной важности, это относится особо. Там служили главным образом местные. Знание национальных особенностей позволяло в скором времени делать из них очень неплохих солдат. Но встречались индивидуумы.

В парадном расчете

Тамояну Жоре Ирвандовичу не повезло. От рождения он не был ни умным, ни красивым. В конце семидесятых спецназовцев Лагодехской бригады решили привлечь на парад, который должен был состояться в Тбилиси. Для прохождения людей отбирали с особой тщательностью. Полковник Зайцев, бывший начшта-ба бригады, а ныне офицер разведотдела штаба округа, лично предупреждал, что в строю должны стоять настоящие красавцы. Выполнение своего распоряжения он приехал проверить лично. Никто не знает, как в парадную коробку попал рядовой Тамоян. Мало того, что он был невысокого роста. Жора имел настолько гордый профиль, что его орлиный клюв, который начинал расти с середины лба, мог соперничать в размерах с чертежным треугольником. Ко всему прочему у него на скуле вскочил фурункул, а с другой стороны флюсом раздуло нижнюю челюсть. Вдобавок ко всему, у Жоры на этом лице были, в буквальном смысле, глазки-бусинки. Несмотря ни на что, Жора постоянно улыбался.

Полковник Зайцев, сам будучи роста невысокого, уважал рослых бойцов. Следуя мимо каждой шеренги, он удовлетворенно хмыкал и пошучивал. Например, когда проходил мимо офицеров, не преминул подколоть командира группы минирования Вовку Воробья, сказав, что вот де, мол, раньше в спецназе были фамилии. Волков, Медведев, опять же Зайцев. А сейчас! Птичкин, Синичкин. И вот, пожалуйста — Воробей.

В общем, пребывал он в хорошем расположении духа. Но, осматривая предпоследнюю шеренгу, Зайцев вдруг увидел сапоги Жоры Ирвандовича, торчащие из последней. На беду тот имел сорок восьмой размер обуви при своем скромном росте.

Изумленный полковник раздвинул бойцов и, увидев Жору, содрогнулся.

Придя в себя, он потрясенно произнес, при этом показывая руками:

— Нос — во! Ноги — во! Сам — во! А хрен, наверное, — во!

Потом, взглянув еще раз на перекошенную физиономию Тамояна, который пытался улыбнуться, сказал, передернув плечами:

— Убрать! Он даже на человека не похож.

Противопехотная мина нажимного действия

Справка 1 (историческая)

Во времена раскола православной церкви старообрядцев высылали на окраины Российской империи. Одной из таких окраин был Кавказ. Осевшие здесь староверы называются молокане. За долгие годы они так и не ассимилировались, ведя довольно замкнутый образ жизни. Это наложило определенный отпечаток на уровень их образования и развития.

Справка 2 (специальная)

В частях специального назначения подразделения обеспечения находятся в эмбриональном состоянии и не способны обеспечить нормальное функционирование соединения. В связи с этим из каждой роты в подразделения тыла передают внештатных огородников, свинарей и тому подобных «специалистов народного хозяйства». Таким образом, в ротах появляются «мертвые души». Главная неприятность такой системы состоит в том, что, живя вольной жизнью пахаря или свинаря, солдат перестает быть таковым. Само собой, и разведчиком специального назначения тоже. Но приходит пора полугодовой проверки, и всех «мертвых душ» возвращают в строй. Что самое грустное, заставляют сдавать проверку, как будто они полгода активно занимались боевой подготовкой.

Рядовой Манохин Александр Иванович был молоканин. В самом начале его службы командир роты пришел к уверенности в бесперспективности его обучения и со спокойным сердцем сделал его «мертвой душой», работающей на огороде. Но пришла осень, и группе, куда вернулся Манохин, предстояло сдавать проверку по минно-подрывному делу (МПД). Тяжело вздохнув, Соленый подозвал командира группы и сказал, чтобы Манохин выучил самый простой вопрос — мину ПМН (противопехотная мина нажимного действия). О том, чтобы этому «гению спецназа» попался именно этот вопрос, ротный обещал позаботиться лично.

Солдату был вручен учебный материал, но несмотря на то, что он учил на своем родном языке, в голове практически ничего не оседало. Нет, он усердно читал: «Мина ПМН-противопехотная, нажимного действия, в пластмассовом корпусе с резиновой мембраной. Усилие срабатывания — 5 кг. Вес взрывчатого вещества — 330 граммов, запал — МД-9…».

Но после этого воспроизвести даже часть прочитанного не мог. Пришлось применить методику ускоренного обучения, описанную выше. Вроде бы дело пошло.

На экзамене по МПД Манохин отвечал последним. Взвод сдал практически на «отлично». Теперь главное было, чтобы Манохин не получил двойку. Когда довольный проверяющий попросил Александра Ивановича рассказать ему о мине ПМН, солдат потупился и сказал, что он ничего не знает.

Проверяющий покосился на начавшего багроветь Соленого и снова спросил, пытаясь успокоить и не давить на солдата:

— Ну что же вы, товарищ солдат? Не может быть, что вы ничего об этой мине не знаете. Посмотрите, как хорошо отвечали ваши товарищи. Ну, вспоминайте!

— Ничего не знаю, — забубнил солдат.

Неизвестно, сколько бы еще продлилось это препирательство экзаменуемого с экзаменатором, если бы не вмешался Солоненко. Уже доведенный до крайней точки кипения, он энергично встал и несколько истерично произнес:

— Товарищ полковник! Попросите рядового Манохина снять китель.

— Зачем? — удивился проверяющий.

— Я прошу вас, — настаивал Солоненко.

— Ну, хорошо, — согласился проверяющий. — Товарищ солдат, снимите, пожалуйста, китель.

Солдат повиновался.

— А теперь, — продолжая заводиться, рявкнул Солоненко, — пусть снимет тельняшку!

Боец снял и ее.

— А теперь пусть повернется к вам спиной!

Когда солдат повернулся, проверяющий увидел на спине здоровенный синяк, но формы довольно правильного круга.

— Что же это у вас за синяк на спине, любезнейший? — поинтересовался полковник.

— А это не синяк, — отвечал солдат, повернувшись к нему, — это товарищ старший лейтенант Солоненко ударил меня вчера по спине миной ПМН, нажимного действия, в пластмассовом корпусе с резиновой мембраной. Вес ВВ — 330 граммов, усилие срабатывания -5 килограммов, применяемый запал — МД-9…

— Ну вот, — облегченно вздохнул проверяющий, — а вы говорили, ничего не знаете.

И вывел в ведомости оценку «отлично».

Долгие и продолжительные аплодисменты

В первой группе роты, которой командовал Солоненко, служил очень скромный во всех отношениях, в том числе и в умственном, солдат. Звали его Сады-ков Адыр Шахмирза-Оглы.

А первая группа, которой командовал в то время Якимовский Валерий Иванович, сдавала очередную проверку по политподготовке. Чуть больше месяца назад прошел очередной съезд «ума, чести и совести эпохи». Сейчас можно предположить, что в межсъездовские периоды все это существовало порознь. Ну, да не о том речь. Естественно, что основные вопросы на проверке по политподготовке были из материалов недавнего съезда.

Кто хоть раз учил эту дребедень, знает, насколько тяжело она учится. Когда же эти коммунистические бредни учит человек, который с трудом говорит по-русски, ситуация осложняется. Багаев, в силу упомянутого выше несчастья, самостоятельно не выучил бы материалы съезда и по-азербайджански.

Нужно было что-то делать. Рота претендовала на звание отличной. Как обычно, распределили вопросы меж бойцами. Рядовому Багаеву же дали самую легкую часть — повестку дня, для того, чтобы он, в самом начале подняв руку, ответил. И уже чтобы о нем голова не болела. Но он и этого выучить не мог. Тогда в дело вступила методика ускоренного освоения программного материала. Причем о методах Илоны Давыдовой никто даже и не думал.

Адыр Шахмирза-оглы постоянно ходил с повесткой, а Якимовский или сержант его периодически просили без шпаргалки озвучить повестку. Поначалу он в ответ только молчал и глупо улыбался. Но когда за это стал получать в грудь хороший удар, стал задумываться. И, что называется, дело пошло. Непосредственно перед проверкой, когда ротный попросил доложить повестку дня съезда, Садыков довольно бодро начал рассказывать ее. Кому какая разница, что солдат не понимал о том, что говорит. Главное — четко и без запинки. Удовлетворенный ротный не дослушал текст и махнул рукой. Боец прервался.

На следующий день на сдачу, помимо проверяющего, пришел и начальник политотдела бригады.

Проверяющий из Управления Члена Военного Совета Округа принял доклад командира роты о том, что первая группа к сдаче проверки готова, и бодро спросил:

— А какое важнейшее событие произошло в нашей стране буквально месяц с небольшим назад?

Тут же взметнулся «лес рук», и один из разведчиков бодро доложил, что с такого-то по такое-то прошел такой-то съезд нашей родной коммунистической партии. Проверяющий остался доволен и спросил, может ли кто-нибудь доложить повестку дня съезда. Наш герой получил под столом пинка и поднял руку. Докладывал он четко и без запинки. То, что речь его не имела пауз, обозначающих запятые, проверяющего не смутило. Он довольно кивал. Глядя на проверяющего, заулыбался и начПО. Солоненко вздохнул спокойно, но, когда проверяющий в ведомости уже выводил первую пятерку, солдат выдал: «Бурные продолжительные аплодисменты».

— Что? — не понял проверяющий.

— Бурные продолжительные аплодисменты, — с чистым сердцем повторил солдат.

Проверяющий недоуменно посмотрел на начПО, а тот метнул молнию в Солоненко.

Солоненко же вспомнил, что не дослушал вчера Адыра Шахмирзу-оглы, а зря.

Для тех, кто никогда не читал материалы партийного съезда, поясню. В данной брошюре четко воспроизводилась атмосфера этого форума. После каждого значительного выступления или заявления выступающего, согласно сценарию съезда, следовала реакция зала. Как то: «Бурные аплодисменты», «Бурные и продолжительные аплодисменты», «Бурные и продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают и продолжают аплодировать стоя».

Это писалось в скобках. Но боец, уставший получать за то, что чего-то не так сказал, чего-то недоучил, решил выучить абсолютно все, что отчеркнул ему в брошюре ротный. И выучил, и рассказал.

 

Полковник Зайцев

Иван Игнатьевич Зайцев, будучи старшим офицером третьего отдела разведуправления округа, в Лагодех-ской бригаде был частым гостем.

Приезжал он и с проверками на учения. Офицеры его очень уважали за неиссякаемый юмор, глубокое знание своего дела и человеческие качества.

Иван Игнатьевич при разговоре шепелявил, поэтому я постараюсь передать колорит этой речи.

На учениях

Есть такое дивное место в Закавказье — Караязы. Что называется, настоящая горно-пустынная местность. В этих «благословенных» местах, которые остряки называли Карловы Язы, проходили учения и стрельбы ЗаКВО. Недавно созданный 173 отряд специального назначения на этом «курорте» был частым гостем. Полковнику Зайцеву, по долгу службы, приходилось курировать его активную боевую подготовку. В тот период по округу прокатилась волна несчастных случаев, связанных с неосторожным обращением с оружием.

Батальон готовился стрелять. Холодный туман раннего утра настроения не поднимал. Зайцев закурил.

— Комбат, осепление выставлено?

— Так точно.

— Бойцы проинструктированы, стобы ни одна мысь на стрельбисьное поле не прососилась?

— Так точно.

— Все готово?

— Так точно.

— Ну ладно, давай команду насинать.

Комбат что-то сказал, и над полигоном раздался знакомый каждому военному сигнал: «По-па-ди!». Уже зазвучали первые очереди над полем, как вдруг слева из кустов появился какой-то солдат и направился через поле. На какую-то секунду Зайцев замер, глаза его вылезли из орбит, и тут его прорвало. Несмотря на невысокий рост и скромное телосложение орал Иван Игнатьевич так, что его легко мог услышать даже солдат на поле. При этом среди сказанного цензурными были только предлоги. Неожиданно закончив кричать, Зайцев четким спокойным голосом отдал приказ стрельбу прекратить, а в поле направить машину, чтобы она доставила этого бойца на КП. Затянувшись от совсем малюсенького окурка, обжигавшего губы и пальцы, Иван Игнатьевич повернулся к остальным офицерам на КП и, как бы извиняясь за свою несдержанность, сказал: «Ведь за него, б-ядь, как за селовека отвесять придется!».

На скачках

Соревнования групп специального назначения, а попросту «взводные скачки», проводились ежегодно. Скачками они назывались потому, что в ходе этих соревнований группы иногда проходили, а чаще пробегали, за трое суток до двухсот километров. Разумеется, что такие нагрузки выдерживали не все группы. Иван Игнатьевич всегда был в составе судейства. Вот как он рассказывал один из эпизодов соревнований: «Едем мы на УАЗике. Смотрю — ползет вдоль дороги в масхалате с рюкзаком и автоматом. Говорю водителю: «Стой!». Высел на вероятное направление выползания, остановился. Он дополз до меня, увидел офицерские сапоги и тозе остановился. Лезит, сопит. Спрасываю: «Номергруппы?» — Молсит. — «Фамилия командира?» — Молсит. — Думаю: «Ладно, молей». Погрузили его в УАЗик, отвезли обратно, километров на десять, и выбросили. Говорю: «Будес в следуюсий раз на вопросы судьи отвесять, партизан хренов».

По боевому расчету

Когда Иван Игнатьевич Зайцев был начальником штаба Лагодехской бригады, он по долгу службы отвечал за службу войск и, само собой, за несение службы в карауле. Проверку караула он любил и проводил ее порой весьма неординарно.

В карауле стоял старший лейтенант Солоненко. Человек, который всегда весьма скрупулезно относился к службе. После обеда, прибыв в караульное помещение, Иван Игнатьевич поинтересовался, доводится ли боевой расчет до личного состава караула. Солоненко ответил, что это делается каждую смену.

— Хоросо, — сказал Зайцев. — Вот тебе вводная: «Нападение на караульное помесение!».

Солоненко скомандовал: «Караул в ружье! Нападение на караульное помещение!». Бойцы, как и учили, быстро заняли свои позиции для отражения нападения «противника».

— Хоросо, — сказал Зайцев, — а сто есе надо сделать?

— Доложить дежурному, — ответил Солоненко и крутнул ручку телефонного аппарата ТА-57: —Товарищ капитан! Нападение на караульное помещение! Начальник караула старший лейтенант Солоненко.

Зайцев подсказал продолжение: «Двое убитых и трое раненых». Дежурным стоял капитан Салей, умудренный опытом службы. Поэтому он спокойно поинтересовался: «Это вводная? Кто там у тебя?».

Зайцев вопроса не слышал, но понял и сказал:

— Не надо говорить, сто это вводная.

Солоненко послушно повторил сказку об убитых и раненых и повесил трубку.

Поскольку никакой реакции от дежурного не последовало, Зайцев попросил повторно позвонить дежурному, но в этот раз уже количество убитых возросло. На это Салей спокойно ответил начальнику караула: «Виктор, я раньше наивно полагал, что в караул ты заступаешь трезвый». И повесил трубку.

— Сто сказал? — живо поинтересовался Зайцев.

— Сказал, что я пьяный, — ответил начкар.

— Хоросо, — не унимался Зайцев, — звони есе раз и скази, сто убито пятеро и ранены все.

Трудно сказать, что именно подумал дежурный, но резервная группа была поднята в ружье и во главе в капитаном Салей выскочила из части. Дежурный имел вид весьма решительный, и в руках у него был пистолет. В это время к части подходил Ярош Виталий Ярославович, командир 12 обрСпН. Немало озадаченный происходящим, он все же успел ухватить за китель последнего бойца.

— Сынок, ради Бога, скажи, что происходит.

— Ой, товарищ полковник! Там в карауле такое! Пятеро убито и куча раненых!

Ярош его не дослушал. В следующий миг он уже бежал в караульное помещение впереди резервной группы и дежурного по части.

Когда все закончилось, Солоненко наблюдал, как в часть идут высокий и стройный Ярош, который что-то, не оборачиваясь, возбужденно говорил, а сзади шел маленький Иван Игнатьевич, глядя в землю перед собой. Спустя еще полчаса он понуро проследовал домой.

С верой в будущее

Иван Игнатьевич Зайцев был неординарным, но очень грамотным офицером, болевшим душой за дело. Частенько он допоздна засиживался в части, отрабатывая какие-то служебные документы.

Дежурным стоял Солоненко. Патруль в городе поймал трех солдат в нетрезвом состоянии. Солоненко, долго не раздумывая, посадил их на гауптвахту, но пока без записки об аресте.

Поскольку начштаба был в части, он решил доложить ему о случившемся.

Выслушав доклад, Иван Игнатьевич закурил. А курил он весьма своеобразно. Держал сигарету большим и указательным пальцем, причем докуривал ее до самого конца, всегда обжигая пальцы.

Сделав очередную затяжку, он сказал: «Скази мне, Солоненко, Неузели когда-нибудь, например в двух-тысясьном году, селовесеская мысль дойдет до такого соверсенства, сто, как только солдат приблизится к забору без увольнительной записки, из него сразу зе выскосят две зелезные руки, скрутят и отправят на гауптвахту. А из компьютера насяльника караула вылезет записка об аресте с песятью и подписью насяльника стаба?».

На проверке

Рота старшего лейтенанта Солоненко сдавала проверку. Зайцев, который был назначен туда проверяющим, обвел тоскливыми после вчерашнего коньяка глазами присутствующий личный состав и безаппеляционно заявил:

— Ну сто, Солоненко, рота, откровенно говоря, сла-а-абенькая.

— Не хотите ли чаю, — спросил ротный, предварительно наполнив графин коньяком.

— Нет, Солоненко, не хосю.

Потом подумал и решил, что чай хоть как-то облегчит состояние здоровья и согласился. Солоненко протянул ему приготовленную конфету. Зайцев тоскливо взглянул на него и протянул: «Не на-а-до».

— Сяй хоть холодный?

— Холодный, товарищ полковник.

Зайцев налил полный граненый стакан и начал пить. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Солоненко даже усомнился, коньяк ли там. Спокойным движением поставил стакан и протянул под столом руку за конфетой.

Тем временем бойцы что-то отвечали. Зайцев был безучастен. Выпив еще полстакана чаю, он сказал:

— Ты знаес, Солоненко, я осибался, рота в селом сянет на хоросую осенку.

— Нет ли у тебя толкового взводного, стобы он принял проверку у остальных?

— Есть, товарищ полковник. Лейтенант Якимов-ский.

— Ну, занимайся, лейтенант, — сказал Зайцев, — а мы пока с ротным расположение посмотрим и подумаем, как роту отлисьной сделать.

В каптерке роты был накрыт стол. Увидев его, Иван Игнатьевич оживился и с уверенностью сказал что рота может вполне претендовать на звание отличной.

Уже за столом он рассказал анекдот про проверяющего, который никуда в полку не ходил, но в конце проверки написал очень четкий отчет обо всех недостатках. «Откуда Вы все знаете? — спросил его командир полка. — Ведь вы дазе из моего кабинета не выходили». А тот ему отвесяет: «Сынок, я сам этим полком шесть лет назад командовал, думаю, нисего не изменилось».

— Вот так и я, если сейсяс пойдем, показу, где бой-сы батальона связи на сердаке гразданку прясют.

— Наливай!

Лак

Иван Игнатьевич за два-три года перед увольнением в запас получил квартиру в городе Тбилиси, но жилищу требовался ремонт. Стройматериалы в советскую пору, как впрочем и все остальное являлись дефицитом. За дефицит можно было переплачивать, если знаешь кому, либо доставать его как-то иначе.

В кабинете Солоненко раздался звонок из штаба Округа. Звонил Иван Игнатьевич:

— Послусай Сорлоненко! Не знаес ли ты, где достать сесть банок польского бесцветного бесплатного импортного лака?

Зарабатывая что-то для части, бойцы заработали и нужный лак. Для Зайцева было не жаль.

(Записано со слов В.Т.Солоненко и В.И.Якимовского)

 

Беги, предатель!

В ходе учений группы специального назначения зачастую получали задачи, которые выполнить, ведя только поиск или наблюдение, весьма затруднительно. Кроме того, у настоящего спецназовца склонность к авантюрам в крови. Поэтому группы частенько действовали, используя официальный термин, «с частичной легализацией», переодеваясь в форму пехотинцев, танкистов или ракетчиков, против которых им приходилось работать.

Осенью 1982 года в Закавказском военном округе проводились ежегодные учения. Группы двенадцатой бригады спецназ были разосланы по всему Закавказью с «разведывательными» задачами. Группе под командой старшего лейтенанта Бородина, моего товарища по училищу и совместной службе, предстояло вести разведку зенитно-ракетной бригады, расположенной в Марнеули. Заставив бойцов отпороть голубые и пришить черные погоны, а также приколоть эмблемы «палец о палец…», Гриша занялся своим внешним видом. У каждого уважающего себя разведчика, на случай учений, в гардеробе хранились бриджи с красным кантом, офицерский бушлат, который спецназовцы никогда не носили, но носили офицеры всех остальных родов войск. Среди фурнитуры можно было найти полевые эмблемы связистов, пехотинцев, артиллеристов и еще кого угодно, а также погоны с красным просветом. Нашив на полевой френч именно такие капитанские погоны и вколов в петлицы артил-леристские эмблемы, Гриша примерил полевую форму на себя. Взглянув в зеркало, он остался доволен: на него смотрело отражение типичного артиллеристско-го офицера. Полевая сумка с флажками довершала сходство. Улыбнувшись себе, Гриша удовлетворенно выговорил «Мазута!», и отправился проверять внешний вид своих разведчиков. Бойцы предусмотрительно сняли голубые «тельники» и надели майки неопределенного цвета. Вместо десантных ранцев у ребят были армейские вещмешки, типа «котомка», образца «одна тысяча восемьсот лохматого года». Все было очень правдоподобно, но выдавало группу два момента: автоматы со складывающимися прикладами и радиостанции. И то, и другое уложили в обычные спортивные сумки. Повторный строевой смотр оставил Григория удовлетворенным.

Начальник штаба части, проверив содержимое вещмешков, тоже не сделал замечаний. После короткого строевого смотра начштаба и комгруппы удалились для уточнения задачи. Она была до обидного простой — зафиксировать момент покидания городка ракетчиками при объявлении тревоги. Это решалось организацией простого наблюдения. Поэтому Гриша решил усложнить задачу. Еще не зная, что он будет делать, на всякий случай запасся чистым командировочным предписанием со смазанной печатью.

В Марнеули прибыли на автобусе и, спросив у местных жителей, как пройти в городок ракетчиков, без труда нашли нужную им часть. Недалеко от нее, за железнодорожными путями, находилось кладбище. В этом тихом месте и разместились разведчики. Сторожка находилась в километре-двух от места расположения группы. Правда, недалеко был сарай, в котором лежало два новеньких гроба. Больше ничего интересного найдено не было. Погода была хорошая — не учения, а «лафа». Под утро вторых суток наблюдения разведчики обнаружили выход ракетного дивизиона в направлении запасного района и «дали радио» в Центр. Задача была выполнена.

«Скучно! — подумал Гриша, закурив. — Надо что-нибудь придумать». Докурив сигарету, он, хитро усмехнувшись, достал бланк командировочного предписания и начал его заполнять. Потом отобрал трех разведчиков, имевших не очень матерый вид. Почистившись и приведя себя в порядок, они направились в расположение бригады, оставив на месте дневки радиста и заместителя командира группы.

На часах было около трех пополудни. Офицеры и прапорщики разошлись на обед. В части под осенним закавказским солнышком жизнь потекла, как густой кисель. Гудящая муха периодически стукалась об оконное стекло контрольно-пропускного пункта и убаюкивала дежурного, сидящего за столом. Голова его медленно свешивалась все ниже и ниже. Дневальный, из молодых, кемарил стоя, как лошадь. Идиллию нарушило появление какого-то капитана, который, по его словам, привез трех бойцов «из учебки».

Дежурный по КПП связался с дежурным по части, но то ушел проверять несение службы суточным нарядом в подразделениях. Это была официальная версия, а скорее всего, завалился он спать, оставив «на телефонах» дежурного по штабу. Капитан оказался офицером настойчивым и потребовал, чтобы его проводили к дежурному немедленно. «Проводи его», — сказал молодому дневальному сержант. «А эти пусть посидят в курилке», — кивнул он на солдат.

Гриша шел за дневальным ни много ни мало, а с целью выкрасть дежурного по части, но, к его великому сожалению, дежурного в комнате отдыха не оказалось. Вместо него за столом сидел сержант. Поговорив с «отличником боевой и политической» минут пять, Бородин выяснил, что ждать дежурного — занятие напрасное, поскольку он, скорее всего, спит в каптерке у себя в батарее. Понятно, что там его по таким пустякам, как прибытие командированных, будить не станут. Командир с начальником штаба — на учениях. За главного остался зам по тылу, поэтому даже к его прибытию дежурный вряд ли вернется в дежурку.

— Да! Бардак тут у вас! — сказал Гриша.

Сержант согласно улыбнулся.

Григорий, как бы между делом, достал из кобуры пистолет и извлек обойму с боевыми патронами, которые ему совершенно официально выдавались перед учениями для охраны имевшейся в группе секретной техники и документов.

Сержант проявил заинтересованность:

— Ого! Боевые!

— Да! — сказал Гриша, вставил обойму, передернул затворную раму и приставил пистолет ко лбу дежурного по штабу. После чего, не дав тому опомниться, он быстро и негромко сказал: — Я американский разведчик. Вот тебе сумка, сложи туда всю документацию и иди впереди меня. Малейшее движение или попытка кого-нибудь предупредить — стреляю без предупреждения.

Челюсть сержанта отвисла, и он от такой новости обратился в статую.

— Ну! Живо! — угрожающим полушепотом рыкнул Григорий.

Сержант лихорадочно стал запихивать в целофановый пакет документацию дежурного по части. Когда он справился с этой задачей, Бородин скомандовал «Пошли!». По дороге он негромко объяснил сержанту, что на КПП тот скажет дежурному, что командированные случайно прибыли не в ту часть, и выйдет с ними для того, чтобы показать, как покороче пройти на автостанцию. Идя на ватных ногах, сержант кивнул в знак согласия.

А в это время несколько офицеров и прапорщиков, перекуривая, «трепались» в присутствии «командированных», о том, как они «в два счета» переловят какой-то «спецназ», который должен действовать против них. Проходя мимо курилки, Гриша махнул своим рукой, чтобы двигались за ним, и громко сказал: «Это не та часть!».

После этого сержант, как по-писаному, рассказал на КПП все, что от него потребовал Григорий, и вся компания беспрепятственно покинула часть в сопровождении дежурного по штабу. Дойдя до железнодорожного полотна, сержанту в кустах завязали глаза. Поводив его немного для того, чтобы создать впечатление неблизкого пути, разведчики прибыли к месту дневки, где начался основной спектакль.

Поскольку разведчиками в бородинской группе были лица «кавказской национальности», за исключением туркмена Абдурахманова, изначально «косить» решили под турецкую разведгруппу, с которой действует агент ЦРУ Уильям Браун, он же Гриша Бородин. Бойцы в присутствии пленного разговаривали только на азербайджанском, поскольку он очень похож на турецкий. Сам Григорий иногда начинал отдавать команды на английском. Бедолага сержант от этого и вовсе обалдел, а Гришка, пользуясь этим, начал вербовать его для работы на американскую и турецкую разведку. Но не тут-то было! Парень оказался настоящим комсомольцем и наотрез отказался подписать вербовочное предложение. Комедия начинала плавно перетекать в трагедию. Отозвав своего заместителя, Григорий коротко объяснил ему план дальнейших действий. Сержант, поняв замысел командира, коротко хохотнул, согласно кивнул и пошел доводить его до подчиненных.

— Ну что ж, — сказал Бородин, — раз ты отказываешься сотрудничать с нами, придется тебя ликвидировать. Пошли.

Пленный сержант, как комиссар, которого ведут на расстрел, шел с гордо поднятой головой. Остановились у свежевырытой могилы, рядом с которой стоял гроб.

— Стреляйте! — истерично взвизгнул сержант.

Кровожадно ухмыльнувшись, Григорий сказал:

— Зачем создавать шум? Catch him and put into the box!.

Сопротивляющегося сержанта, предварительно слегка помяв, затолкали в гроб и закрыли крышкой. Застучал молоток, забивая гвозди.

Видимо, еще не веря в реальность происходящего, сержант из гроба крикнул:

— Все равно вас всех скоро поймают!

— Зато ты об этом уже не узнаешь! — сказал Гриша. — В последний раз спрашиваю, будешь сотрудничать с ЦРУ и турецкой разведкой?

— Нет! — глухо раздалось из гроба.

Разведчики переглянулись. То, что парень окажется таким крепким, не ожидали. Но карты сданы, надо играть.

— Take it! — сказал Григорий и показал руками бойцам, чтобы взяли гроб. Поскольку обитателю внутри ящика не видно, как перемещается его обитель, солдаты приподняли гроб, поносили чуть-чуть и с высоты сантиметров двадцать стукнули о землю. После этого, взяв лопаты, стали бросать землю на гроб, создавая впечатление, что могилу закапывают. Когда пятая или шестая лопата земли упала на крышку, сержант истошно заорал: «Согласен!».

Конечно, он все подписал и выучил наизусть какой-то дурацкий пароль, который ему назовет человек, прибывший для связи «с той стороны», и такой же дурацкий отдыв, на ходу придуманный Грихой.

Когда его вывели на насыпь железнодорожного полотна, с которой была видна часть, Гриша сказал:

— Иди, но помни, у нас длинные руки.

Видимо, теперь уже не веря в то, что его живым отпускают, сержант испуганно произнес:

— Не пойду! Вы в спину стрелять будете!.

И тут Абдурахманов не выдержал и, щелкнув затвором, рявкнул с туркменским акцентом:

— Беги! Пиредатель!..

Гриша рассказывал, что в жизни своей он больше не видел, чтобы люди так быстро бегали. «В колонну по-одному, за мной, бегом марш! — скомандовал Бородин и на ходу добавил: — Если у них там все так же быстро бегают, то надо побыстрей уносить ноги».

 

Междугородные переговоры

Мои сослуживцы по Лагодехской бригаде спецназначения Узоров, Невзоров и Вечтомов раньше служили в Батуми в мотострелковой дивизии. Все они уроженцы России. Собственно, таких же, как они, русских, украинцев или белорусов среди молодых офицеров было немало. У многих семьи или родители находились на родине. Поэтому вечерами на переговорном пункте частенько собиралось несколько военных, желающих позвонить в Россию. Однако следует заметить, что отношение аджарцев к русским военным было отнюдь не таким доброжелательным, как сейчас, когда им в конфликте с грузинами больше опереться не на кого.

Телефонистки откровенно саботировали заказы ожидавших офицеров. Проходил и час, и более, а «Москва не отвечала». Все это совсем не развивало чувство интернационализма в защитниках Отечества. Нередко возникали споры и ругань.

К определенному моменту конфликт достиг кульминации. У одного из офицеров рожала жена в Москве. В сопровождении товарищей, настроенных решительно, он прибыл на переговорный пункт. Среди сопровождавших был Мишка Вечтомов, известный хулиган. Прошел час, но «номер не отвечал». При этом для местного контингента связь с любой точкой нашей необъятной Родины устанавливалась за пятнадцать-двадцать минут. Это было откровенным издевательством. Мишка снести такого не мог. Предвидя ситуацию, он прихватил из части учебную гранату и взрывпакет. Затребовав в очередной раз связать будущего папу с отчим домом и в очередной раз услышав: «Номэр нэ отвечает», в то время как какой-то Гоги беседовал с Москвой уже минут пять, Мишка выложил на прилавок гранату, пообещав взорвать всю эту лавочку.

Учебная граната внешне мало чем отличается от боевой. У учебной в днище отверстие, и покрашена она в черный цвет. Боевая же зеленого цвета. А так «один в один».

Увидев гранату, толстая телефонистка выпучила глаза и заголосила что-то на своем языке. Посетители из местных ей вторили. Тем временем Мишка вышел во двор. Запалив взрывпакет, он бросил его в кусты. Как и положено, через десять секунд под окнами рвануло. Что творилось внутри переговорного пункта, не буду описывать. Но когда Мишка вернулся в помещение, там наступила гробовая тишина. Четко печатая шаг, Вечтомов подошел к стойке, за которой находились телефонистки, и спокойно и внятно произнес: «Если через пятнадцать минут не будет связи с Москвой, вторая граната взорвется прямо здесь». После этого он развернулся на каблуках и вместе с остальными офицерами вышел. Они направились в ближайший кабачок, пропустить по маленькой.

Когда они вернулись, во всех кабинах отзывались и Москва, и другие города России, заказанные ранее. С той поры больше проблем с телефонной связью у защитников Отечества не возникало.

 

Я того все…

Служить на Кавказе было непросто. Личный состав процентов на восемьдесят, а иногда и на все девяносто был из местных. А это означает, что в группе служили грузины, армяне, азербайджанцы, осетины и другие жители многонационального Северного Кавказа. Нет, служили и русские, но часто тоже местного разлива, что бывало хуже любого солдата из названных национальностей. Славян из России, Украины и Белоруссии было совсем мало. За них взводные всячески боролись, тянули на спичках, бросали на пальцах, кто кому достанется.

Каждый призыв в части возникал армянский бунт. Молодые, приехавшие из Армении, почему-то всегда считали, что теперь в части будет все совсем не так, как до них. Что теперь порядки будут устанавливать они. В один из вечеров это, как правило, выражалось в открытом неповиновении сержантам с применением против них физической силы. Армян было много, и они думали, что поэтому они непобедимы. Каждые полгода сержанты, которые также были самых разных национальностей, совместно с офицерами «месили дашнаков», выравнивая их гордый профиль и делая, путем мануальной пластики, его более адаптированным к славянскому. После этого все вставало снова на свои места. На первый взгляд, управлять таким войском просто невозможно. Не говоря уже о решении разведывательно-диверсионных задач в тылу противника. Однако это отнюдь не так. При формировании 459 отдельной роты спецназ из Чирчикской, Капчагайской бригад было отправлено по одной группе. Из Лагодехской — две. Так вот, по свидетельству офицеров роты, самыми лучшими были лагодехские солдаты. Сто семьдесят третий отряд, сформированный в Лагодехи, также был укомплектован и начал боевую деятельность намного эффективнее 154-го и 177-го, уже находившихся в Афганистане с 1981 года. Да и до самого вывода войск оставался одним из самых результативных.

В чем же секрет, спросите вы?

Их много, но один из них — знание национальных особенностей подчиненных.

В карауле отдыхающей смене запрещено укрываться шинелями. Не вдаваясь в причины этого запрета, скажу лишь, что спать все же лучше, укрывшись. Спать, если холодно, одетому в шинель, как того требует устав, не здорово. Поэтому обычно караульные стремятся нарушить этот запрет. Однако начальник караула и проверяющие лица борются с этим нарушением. Как-то раз, будучи начальником караула, я засек, что мои старослужащие и сержанты спят под шинелями. Я приказал унести шинели. Когда молодой боец выполнял мою команду, один из сержантов сказал ему на родном языке что-то. Языка я, конечно, не знал, но о сути сказанного догадался. Мол, начкар все равно сейчас ляжет спать — его время отдыха. А ты тем временем нам шинели обратно принесешь. Тогда я сказал магическую фразу: «А кто шинелями в карауле накроется, я того все..!».

Разочарованию моих подчиненных не было предела. А суть была вот в чем. На Кавказе считается страшным оскорблением, если ты ругнулся, упомянув кого-то из родственников. Если для русского человека «е… твою мать», как с добрым утром, то на Востоке это воспринимается буквально. Тем не менее, как бы в шутку, они иногда переругиваются. «А я твой рот… А я твой жоп… А я…» — и так далее. Причем здесь могут упоминаться все родственники. Самым страшным считается сказать: «А я е… твое все и живое, и мертвое!». Это означает, что у собеседника не осталось ничего не оттраханного и никого нет из родственников ни среди живых, ни среди мертвых, кого бы не коснулся детородный орган оппонента.

Если человек не хочет, что бы кто-то делал то или иное, он часто говорит: «Я того все кто сделает то-то». И тогда считается, что если другой человек знал, что так было сказано, и все равно сделал что-то, что говоривший как бы запретил, его действительно поимел говоривший. Дурь, конечно, но таковы национальные особенности. Именно знанием их я и воспользовался. Скажу, что сразу после сказанного мной, сержанты по-русски молодому сказали, чтобы шинели не приносил.

Мой сослуживец Вася Шараевский, командуя «партизанами», даже строил их таким образом. Он объявлял: «Кто не встанет в строй через минуту, того все…». Самое смешное в том, что взрослые мужики, призванные на переподготовку, спешили в строй, услышав это. До этого можно было подавать команду «Рота! Становись!» хоть до второго пришествия Христа.

О том, как болезненно реагируют местные на всякого рода ругательства, может свидетельствовать такой случай. Однажды Гриша Бородин, будучи начальником караула, был свидетелем такого диалога двух арестованных. Армянин подрался с азербайджанцем и теперь, сидя в разных камерах гауптвахты, переругивались, виртуально трахая родственников друг друга самыми извращенными способами. Когда же не осталось девственников ни с той, ни с другой стороны, один из них нашелся и выдал фразу: «А я имел тот гвоздь, на котором висит портрет твоей семьи!». Что тут началось! Оскорбленный таким изощренным способом чуть не вынес дверь своей камеры, пытаясь добраться до обидчика.

 

Порнография или реклама?

Условия жизни холостых офицеров в Лагодехи были не райские. Однако вполне сносные, по сравнению с некоторыми другими местами службы. В части работала офицерская столовая, где нас за сорок рублей в месяц вполне прилично кормили. Правда, бывали периоды, когда повариха — жена замполита батальона связи, увлекалась обеспечением своей семьи… Но в целом, жить было можно.

Для проживания холостым предоставлялось общежитие. Одна из квартир финского домика, выделенная нам, в момент моего приезда была отделана, как говорили ее обитатели, «под пещеру». Если исключить одну из комнат, где проживали два хозяйственных и почти не пьющих «старлея», то все остальные комнаты были лишены обоев и каких-то других украшательных излишеств. Из удобств в домике был только свет.

Спустя некоторое время мы с Шурой Косинцевым оклеили и свою комнату, и «общий зал», где проходили «винные сессии», вполне приличными обоями, покрасили полы, побелили потолок. При этом на все мы истратили одну из наших лейтенантских зарплат. «Общага», в целом, и наша комната, в частности, преобразились. Чтобы было не скучно, стены своей комнаты мы оклеили вырезками из различных и, главным образом, «вражеских журналов», несущих чуждую нашему строю идеологию. Однако обнаженные девицы были совсем не чужды нашему восприятию, тем более живых в Лагодехи днем с огнем не сыскать. Оба мы неплохо рисовали и оформили «общий зал», расписав его стены сюрреалистическими сюжетами «а ля Дали», а свою комнату украсили плакатами своего изготовления.

Правда, дебют моего первого плаката был неудачным. В разгар ремонта в «общагу» прибыл комбриг, подполковник Фисюк. Увидев на двери нашей комнаты плакат, где на фоне силуэта в шляпе была изображена рука с револьвером и надпись поясняла, что «собакам и падшим женщинам вход воспрещен», он пришел в ярость, почему-то приняв запрещение на свой счет. Разрывая плакат на куски, Фисюк громогласно интересовался, кто он, собака или падшая женщина. Опустив глаза долу, я сказал, что он может выбрать любой из вариантов, наиболее близких ему по духу. Не уверять же мне его, что это к нему вообще не относилось. Кстати, это не относилось вообще ни к кому. Мы также не были против и визитов падших женщин, но, к сожалению, в Лагодехи они были в дефиците или на нелегальном положении.

Ремонт был закончен. Но Фисюк явился к нам вторично лишь через полтора года. Причем его сопровождали новый начштаба Пак Валерий Матвеевич и замкомбрига по кличке «майор Вихрь», прозванный так за свою резкость и стремительность.

Зайдя к нам в комнату, комбриг тут же завел песню о том, что у нас с Саней извращенная психика, коль мы оклеили свою комнату порнографией.

Не знаю, чем бы закончилось это посещение, может быть, он начал бы срывать изображение девиц со стен. Однако девки уж больно были хороши. Поэтому Пак вступился за нас.

Немного картавя, он сказал:

— Нет, товарищ полковник, это не подногдафия. Это дегдлама (реклама).

Поддержал его и Вихрь:

— Да! А это и вовсе актрисы, — сказал, он ткнув пальцем в обложку британского журнала «Дейли Миррор». — Это как ее… — Вихрь нагнулся, чтобы прочитать, и, завершив чтение, довольно заявил: — Это актриса Дейли Миррор!

Фисюк с уважением посмотрел на своего просвещенного зама.

Обалдев от такого поворота, я не преминул их подъелдыкнуть:

— Ага, — сказал я, — а рядом ее подруга Пари Матч.

И ткнул пальцем в обложку одноименного парижского издания. Все одобрительно закивали и спустя пару минут вышли. Фисюк пред уходом давал какие-то указания, но я его не слышал. Главной задачей было не рассмеяться ему в лицо.

Зато когда они ушли, мы Косинцевым хохотали до упаду минут двадцать. Смех возобновлялся, стоило только взглянуть на подружек Дейли и Пари.

 

Миндубай

Руслан Муталибов, по кличке «Миндубай», был действительно феноменально сильным человеком. Хотя внешне такого впечатления не производил. Впервые увидев его, я удивился про себя, как такой толстяк может служить в спецназе. Однако на занятиях по командирской подготовке, когда мы отправились в гимнастический городок, я смог с удивлением, но по достоинству оценить его силу и ловкость. Прыгал он с места просто уникально. Никто из нас, а мы были молодыми и спортивными ребятами, не мог прыгнуть дальше него даже с разбега. Позже он показывал вообще бесподобный прыжок. В Лагодехи в районе дома, где он жил проезжая часть выше тротуара примерно сантиметров на семьдесят. Тротуар от дороги отделял арык шириной чуть больше метра. Сам тротуар был шириной метра два. Так вот Руслан запрыгивал на дорогу с места, находясь даже не на тротуаре, а за ним и ниже еще сантиметров на сорок-пятьдесят. То есть он прыгал в длину метра на три с лишним и одновременно в высоту метра на полтора. Такого я ни до, ни после никогда не видел.

Силен он был от рождения. Сын дагестанца и татарки, он родился в Казани, поступил в танковое училище, и вот тут-то все и началось. В военных училищах постоянно проводятся какие-то соревнования. Особенно в почете бокс и борьба. Вот первокурсника Муталибова и выставили бороться на первенство училища от роты. Никогда до этого не занимавшись борьбой, он легко занял первое место в училище. Причем надо сказать, что на ковер выходили люди, имевшие до этого и опыт соревнований, и спортивные разряды. Последним на лопатки Руслан положил бессменного чемпиона училища прапорщика, кандидата в маете-ра спорта. Все были потрясены. Руслана тут же забрали в сборную. В тот же год он стал чемпионом Приволжского Военного округа, припечатав к ковру многих именитых военных спортсменов. Уже не помню, как он выступил на первенстве Вооруженных Сил, да и дело не в его спортивных успехах. Я уже говорил, что он не производил впечатление сильного. Как потом оказалось, большой живот был ни чем иным, как мощным прессом, который не могли «пробить» ни я, ни мои товарищи ни рукой, ни ногой.

В Лагодехи же слава к нему пришла после таких вот похождений.

Был там ресторан, который назывался «Кирама-ла». Фиг его знает, что это по-русски, но готовили там прекрасно. Вдобавок сменный администратор ресторана был другом Руслана. Поэтому посещали мы его не редко. Но качеству соответствовала цена, а денег у нас, как у офицеров, было немного. За счет друга Руслана постоянно гулять было неудобно. Тогда Руслан придумал такую штуку, как говорится, «на черный день». Посидев немного в ресторане, выпив и закусив, мы выбирали компанию побогаче. После этого я подходил к ним и спрашивал, не их ли это. «Жигули» стоят у входа. Грузины обычно возмущались:

— Ва! Какой «Жигулы»? Двадцать четвертый «Волга» черный цвет нэ видель?

Тогда я, не давая им опомниться, предлагал:

— Спорим, что вон тот толстяк за столом сейчас вашу «Волгу» вместе с вами поднимет!

Тот, кому это говорилось, как лучший знаток русского языка, весьма образно и эмоционально переводил остальным суть моего предложения. Обычно за переводом следовало довольно бурное возмущение, суть которого мне переводили кратко:

— Нэ может быть!

— Ставьте три бутылки армянского коньяка и «закусь» и увидите, — парировал я.

Когда спорщики соглашались, я начинал уговаривать Миндубая. Он для приличия ломался, но потом соглашался. После этого пятеро совсем не худых мужиков забирались в «Волгу». Один оставался вместе со мной и исполнял роль судьи. После того, как все было готово, Руслан подходил, поворачивался к капоту спиной, подсаживался, брал машину за бампер и резко вставал с ней.

— Ну что, колеса оторвались? — спрашивал он обалдевшего судью.

Тот согласно кивал.

Что после этого начиналось, трудно передать словами. Проигранный коньяк и закуска были лишь малой толикой того, что выставлялось перед нами.

Кто пережил хоть раз грузинское гостеприимство и застолье, тот понимает, о чем я говорю. Поэтому, сохраняя здоровье, мы не очень часто злоупотребляли грузинским простодушием. Но слава, слава летела птицей.

 

Не отступать перед трудностями

Пиво в Грузии, в отличие от вина, было довольно поганым. Но, как говорил И.С.Тургенев в своем бессмертном творении «Муму»: «Ко всему привыкает человек». Вот и мы постепенно привыкли к этому напитку, который работники питейных заведений безбожно разбавляли обычной водой. Причем делалось это открыто, и, что нас удивляло в первый год службы на Кавказе, никто при этом не возмущался. Все понимали, что человек таким образом зарабатывает «свою копейку». А почему бы и нет? Хуже было то, что для того, чтобы пиво пенилось, хинкалыцик (а пиво продавалось именно в хинкальнях) добавлял в него соды или обычного стирального порошка. После этого включался компрессор, и в бочку нагнеталось давление. Сам же кран для разлива имел весьма хитрую форму. Хитрую не смысле сложности, поскольку это была обычная тонкая медная трубка припаянная к крану, которая шла сначала сантиметров на двадцать-двадцать пять вверх, а затем также опускалась вниз. Хитрость заключалась в том, что пройдя по этому пути, да еще сквозь такое тонкое сечение, пиво вырывалось из трубки с бешеной силой. Ударяя в дно кружки, которую «хинкалыцик» специально опускал ниже крана сантиметров на пятьдесят, пиво заполняло кружку пеной, которая даже переливалась через край. «Требовать отстоя и долива» в Грузии было не принято. Правда, некоторые «хинкалыцики» изображали долив, плеснув в кружку еще граммов по сто пены. После отстоя в кружке оставалось, дай Бог, полкружки пива. Причем в разных пивных разбавляли по-разному и пенящиеся добавки также употребляли не везде. Славилась этим пивная на автовокзале и «У Роланда», находившаяся также недалеко. Видимо, хозяева пользовались тем, что место было бойкое, а контингент, главным образом, приезжий.

Коренные жители и офицеры пили пиво в хинкальнях «На рынке» и «За парком». Причем последняя пивная отличалась лучшим качеством напитков и закусок. Хозяин, понимая, что пивная у него самая дальняя, пиво не разбавлял и, соответственно, не пенил искусственно. Да, он не доливал, но пиво не портил. За это его очень уважали. У «Роланда» пили крайне редко, в случае крайней необходимости.

Такая необходимость возникла однажды у Мишки Узорова, с которым мы навострились «За парк» попить пивка. Перед этим Мишка здорово «рванул кольцо», и поэтому, дойдя до Роланда, он решил, что без дозаправки до места отдыха не дойдет. Заглотив кружку, он ожил. Я был в более выгодном положении и «пойло имени рыцаря Роланда» проигнорировал.

Выйдя из пивной, мы поспешили к конечному пункту нашего следования. Мишка оживился и весело рассказывал о своих вчерашних похождениях. Как вдруг он внезапно остановился и выматерился. Я тоже остановился и настороженно посмотрел на своего спутника. Он стоял, как будто к нему пришла какая-то мысль. Видя это, я озабоченно спросил, не забыл ли он дома рыбу к пиву. Узоров буркнул, что нет, и исчез за каменным забором, шедшим вдоль дороги.

Спустя минут пять он появился и, спокойно улыбаясь, сообщил, что дело вовсе не в рыбе, она была при нем. Просто по дороге его с «роландова пива» стало пучить. Борясь с этим чувством, он попытался неслышно выпустить газы, но вместо этого выпустил в штаны жидкую струю.

— Ну и что? — озабоченно спросил я.

— А ничего, — ответил Мишка. — Пришлось выбросить трусы и надеть брюки на голую задницу. Ну что, встал? Пошли! Не отступать же перед трудностями!

 

Место встречи изменить нельзя

Городишко Лагодехи находился в Восточной Грузии, в Кахетии, в знаменитой Алазанской долине, и этим все сказано. Вино здесь текло рекой, и литр этой реки стоил всего один рубль пятьдесят копеек. При этом качество вина было отменным.

Кстати сказать, после Грузии я надолго прекратил даже пробовать вино, продаваемое в магазинах. Даже марочное, разлитое на приличных заводах. Как сказал герой одного из рекламных роликов: «Простите великодушно. Качество не моей мануфактуры». Глупо было бы не пользоваться случаем и не употреблять этот эликсир богов внутрь.

В силу молодости и неопытности, а также наличия богатырского здоровья частенько прекрасное кахетинское вино переливалось через отметку нормы, определенную каждому отдельному индивидууму Господом. Поэтому, несмотря на то, что продукт был высокого качества и, как теперь принято говорить, экологически чистым, по утрам бывало нехорошо. Кстати, не только нам, грешным и бесшабашным лейтенантам и старлеям.

Как-то раз, улучив время и озадачив каким-то образом своих подчиненных, мы в рабочее время, что было безусловным нарушением, в компании вчерашних собутыльников из четверых офицеров поспешили в пивную, имевшую негласное название «У Роланда». Как я уже рассказывал, это было не самое лучшее пиво в городе, но самая близкая пивная. Взяв по кружке пива, мы уселись за столом. Первая ушла «как в песок». Налили по второй и только пригубили, как услышали звук остановившегося у пивной автомобиля. Саня Косинцев выглянул в окно, и по тому, как вытянулась его физиономия, всем стало ясно, что увидел он на улице совсем не того, кого хотел бы в данной ситуации видеть. Вскоре и мы смогли лицезреть предмет Саниного огорчения. Дверь в пивную распахнулась, и в нее стремительно ворвался заместитель командира части майор Ульянов, прозванный за свою стремительность «майором Вихрем». Он уже наливал кружку, когда вслед за ним вошел начальник штаба бригады Пак Валерий Матвеевич. Увидев этих начальников, мы поняли, что взыскания нам не миновать. Пак также, не глядя по сторонам, проследовал к стойке. Видно, что начальству было хуже, чем нам, потому что они, не утруждая себя движением к столу, отпили по полкружки сразу. С попаданием внутрь организма пива жизнь, зрение и другие органы чувств видимо, стали функционировать нормально. Поэтому, оглядевшись, они к своему немалому удивлению увидели нас в углу зала.

Ситуация была весьма двусмысленной. С одной стороны, командование, уличив нас в нарушении и употреблении и появлении в форме в неположенном месте в рабочее время, должно было задрать нас «со всей пролетарской ненавистью». Но в то же время, оно само было уличено нами же за тем же занятием. Стало интересно, как они выйдут из столь щекотливого положения. Поняв, что «правая и левая руки комбрига» еще не определились, что им делать в создавшейся ситуации, мы расслабились и заказали еще по одной. Начальство поморщилось. Ясное дело, что на нашу компанию они не рассчитывали. Допив пиво, «отцы-командиры» поднялись из-за стола и направились к выходу. Пак перед уходом подошел и обиженно сказал фразу, ставшую потом классической:

— Товарищи офицеры. Надо совесть иметь. Ну, ё…нули по клузоцке и хватит».

К чести Пака и Ульянова, нам это ни разу не напомнили и никак не упрекнули.

 

Не злите диверсанта

Однажды комбриг меня все-таки достал. В части проводилась очередная учебная тревога. Бойцы соседней роты волокли какие-то ящики. При этом вид их был отнюдь не молодцеватый, как этого требует устав. Бушлаты были расстегнуты, ремни ослаблены, ну и еще что-то, что усугубляло картину, уже не помню, что именно. Поискав глазами их начальство, Фисюк воззрился на меня, особо им «любимого».

— Это ваши люди, товарищ лейтенант? — рявкнул он.

— Нет.

— А чьи это люди? И где тогда ваши, если это не ваши? — понес он какую-то чушь.

— Вообще, советские, а, в частности, ваши.

— Что? — заорал комбриг и с ходу объявил мне взыскание.

Это был явный перебор. Что называется, придрался к столбу: «Почему не так стоишь?».

Вечером мы с другом Саней дернули «по-малень-кой» из большой фляжки с чачей, настоянной на тархуне. Изумительная, должен сказать, вещь. Постонали песен под гитару. Дернули еще.

Обида не проходила.

— Блин, Саня! А какого хрена я это должен терпеть? — возопил я.

— А и не терпи, — парировал мой друг.

— И не буду! — заявил я и полез под кровать.

— Ты чего, братан? На кровати спать-то лучше, — пошутил Саня.

— Сам знаю, — ответил я и вытащил из-под кровати ящик с имитационными средствами.

Этого добра у каждого уважающего себя взводного и ротного было в избытке.

Вскоре на свет Божий появился имитатор газового нападения (ИГН), имитационный запал УИМД-5м и взрыватель замедленного действия ВЗД-Зм.

— Я тебе устрою спокойную ночку, — забубнил я, вытаскивая из взрывпакета, вставленного в ИГН, огнепроводный шнур.

— Ты что задумал? — настороженно поинтересовался Саня.

Когда я изложил план предстоящих действий, он пришел в восторг.

А план был прост. Вместо ОШ в отверстие от него вставлялся УИМД-5м. Металлоэлемент взрывателя, определявший время его срабатывания, я обрезал ножом и тем самым сократил время до необходимого минимума. Взрыватель я положил в карман, ИГН сунул под куртку, и мы вместе с моим другом двинулись к подъезду, где жил командир. Поднялись на третий этаж и остановились напротив его квартиры. На часах было час ночи.

— Давай! — скомандовал Саня, предварительно поглядев наверх и вниз и убедившись, что никого нет.

Я достал ИГН и накрутил взрыватель, затем вынул предохранительную чеку, а поставив заряд под командирскую дверь, вынул и боевую. Раздался легкий щелчок, и резак ударника начал свою работу, разрезая металлоэлемент.

— Все. Пошли отсюда, — сказал негромко я.

И мы поспешили на выход. Дома мы тяпнули еще и завалились спать.

Утром на построении комбриг с красными глазами, узрев меня, рявкнул: «Это вы, Козлов?»

— Конечно, — простодушно согласился я. — Разве за ночь я так изменился, что в этом можно сомневаться?

— Не-е-т! Это вы подложили под мою дверь ИГН? — спросил комбриг, наивно ожидая услышать положительный ответ.

— Конечно, нет. А зачем? — включил я «систему «дурак».

— Вы что, издеваетесь?

— Да Боже упаси. Я понятия не имею, на что вы здесь намекаете.

— Намекаете?! — заорал возмущенный комбриг и поведал всем, что ночью, часа в три, у него под дверью рванул ИГН. Он, естественно, вышел посмотреть, что случилось…

Если кто-то не знает, как устроен ИГН и принцип его действия, поясню. Это такая круглая картонная коробка, наполненная слезоточивым порошком. В коробке есть отверстие, куда вставляется взрывпакет. Обычно его шнур поджигают, и взрывпакет, взрываясь, разносит коробку и разбрасывает порошок, образуя слезоточивое облако в диаметре метров четыре-пять. Самое противное, что порошок, оседая, своих свойств не теряет, и стоит только, пробегая по зараженному участку, поднять пыль, как снова начинают течь слезы. Можете представить, как наплакался комбриг?

Естественно, что уличить меня ему не удалось, хотя он был уверен, что автор диверсии я.

Мне же это было на руку. Хуже мне от этого стать не могло, поскольку хуже не бывает, а понимание, что несправедливость в отношении себя я сносить не стану, у командира появилось.

 

Фокус-покус

Меня и моего друга Муталибова Руслана, по кличке «Миндубай», в городе уважали. Руслана за феноменальную силу, меня же они считали «главным каратистом города». Почему они так считали, это отдельный рассказ, но так было. Поэтому «хинкальщики» о тех нечастых случаях привоза в Лагодехи настоящего разливного чешского пива нас предупреждали заранее. При этом обязательно говорили, к какому времени прибыть, чтобы пиво было еще неразбавленным.

В одно такое утро мы оказались в пивной «На рынке». Хинкалыцик Гурам, — судя по количеству посетителей, уважал не только нас. Мы встали в очередь. Когда дошли до Гурама, он, несмотря на уважение, налил нам пива как всем и как всегда. Мы отошли к столику. Пиво действительно было хорошим, но было его мало. Тут мне в голову пришла хулиганская идея. Недавно парторг бригады Валера Демкин рассказал мне, что если кружку натереть изнутри сыром, то пены будет значительно меньше. Именно это я и предложил сделать. Однако Руслан отнесся к идее с недоверием. Тогда я предложил для сравнения натереть только мою кружку. Так и сделали, когда допили пиво. «Повторять» пошел «Миндубай».

Когда он вернулся, на его лице было и удивление, и восхищение одновременно. Как он рассказал, Гурам спокойно налил пиво в обычном порядке в кружку Руслана. Когда же пиво устремилось в мою, подвергнутую «сырной» обработке, челюсть хинкалыцика стала опускаться все ниже по мере заполнения кружки. Пены почти не было. Мы по-братски разделили пиво и натерли кружку Руслана.

На первых порах он отказывался, руководствуясь соображениями этики, но по мере освобождения кружки мне удалось его искусить. За следующим повтором отправился я и смог воочию лицезреть метаморфозы, происходившие с Гурамом. Он ничего не понимал и поэтому явно нервничал. Хинкалыцик с подозрением посматривал за нами, но мы стояли с «каменными» мордами и спокойно наслаждались хорошим пивом. Дело в том, что после сырной процедуры жир остается на стенках кружки, и нет нужды натирать ее после каждой порции. За добавкой отправился Руслан, и все повторилось. Гурам ничего не понимал. Перед нами пиво пенилось в кружках и после нас пенилось. В наши же кружки, такие же, как и у всех, лилось почти без пены.

Пользуясь такой «халявой», мы выпили кружек по восемь-девять, и когда уже собрались уходить, Гурам не выдержал. Он подошел к нам и сказал:

— Рэбята. Объяснитэ. Ничего нэпонымаю. Почему пэны нэт?

Я хитро улыбнулся и сказал, что я и сам понять не могу, наверное, кружки такие.

Гурам прищурился, недоверчиво посмотрел на меня и сказал:

— Эслы скажещь, что дэлал с кружка, в слэдующий раз будэте пить чешский пиво за мой счет, сколко сможещь выпит.

Я посмотрел на Миндубая. Он согласно кивнул, дав добро на раскрытие стратегически важного секрета.

— Неси чистую кружку! — сказал я Гураму.

Он послушно принес. Остатками сыра, который лежал у нас на тарелке, я натер кружку изнутри.

— Лей! — протянул я ее Гураму.

Все снова повторилось. Пиво почти без пены заполнило кружку. Было видно, что у Гурама отлегло на сердце. Непонятное всегда пугает. Мы же разлили ее пополам и с трудом влили в себя, а затем, икая, поспешили к местам общественного пользования.

Надо сказать, что Гурам свое слово сдержал и в очередной завоз напоил нас чешским пивом по самые брови.

 

Батумские шашни

Отдельный отряд Лагодехской бригады специального назначения в момент создания был укомплектован почти на сто процентов офицерами мотострелковых и танковых подразделений Закавказского военного округа. Было это связано, в первую очередь, с тем, что отряд имел в штате боевую технику, которой никогда не было в спецназе. Отряд создавали специально для Афгана, но сразу «за речку» не отправили. Это случилось лишь в начале восемьдесят четвертого, а до этого момента «приемные дети спецназа» маялись в наших, как они говорили, «смешных войсках». Мужики там служили разные, вдоволь хлебнувшие пехотной жизни во «всесоюзных здравницах», находящихся у черта на рогах. Единственное место службы, которое вспоминали некоторые счастливчики с явной ностальгией, было мотострелковой дивизией, дислоцированной в Батуми. За цитрусовые, в изобилии произрастающие в этом регионе, остряки дивизию прозвали «мандариновой». Стоит ли рассказывать, как хорошо было в Батуми? Или лучше бы рассказать о том, как плохо в Караязах, Ахалцихи, Ахалкалаки и в Нахичевани. Можно, но мы сейчас не о том.

Батуми, начиная с мая и по конец сентября, ежегодно наводняли отдыхающие, среди которых было очень много таких прелестниц, что каждый второй законный супруг в мечтах становился холостяком. Наиболее пылкие и решительные становились искателями любовных приключений наяву. Такими были и герои нашего повествования, старшие лейтенанты Михаил У. и Владимир Р. Оба они были уже несколько лет как женаты, и вследствие этого чувства, приведшие к брачному союзу, слегка притупились. На счастье или на несчастье, проживали они со своими семьями в одной квартире. Это называлось «с подселением», а попросту говоря, «коммуналкой».

Обычно женщины не способны поделить кухню любой величины, но в нашем случае жены героев рассказа очень даже ладили и, я бы не побоялся этого слова, дружили. Дружили и Мишка с Вовкой. Вместе они отдыхали, вместе выпивали, вместе служили, вместе и блудили.

Однажды наши герои познакомились с замечательными девчонками из Москвы. Будучи сами москвичами, они быстро нашли с ними общий язык, и закрутилась у них любовь, как в десятом классе. Оба зачастили «по нарядам» — надо же как-то оправдывать свое периодическое ночное отсутствие. Две недели пролетели, как один день. Любовь, она на то и любовь, что люди от нее теряют голову. Из-за этого и наши Ромео допустили ряд существенных ошибок, на которые жена, будь она одна, не обратила бы должного внимания. Но их было две, и обе были готовы отстаивать свои права с решительностью Клары Цеткин и Розы Люксембург. Вступив в сговор, они решили усилить бдительность и обмениваться оперативной информацией в интересах безопасности своих семей. Герои-любовники сначала не подозревали о возникшей «Антанте», но по мере усиления «контрпартизанских» мер и введения жесткого контроля времени убытия и прибытия в семью они почувствовали, как тучи над ними сгущаются. А тут еще за день до отъезда любовниц оба неосторожно не пришли ночевать. Одно слово, расслабились.

Но как было не расслабиться? Придумав для начальства «вескую причину», позволяющую исчезнуть со службы во второй половине дня, Мишка с Вовкой помчались на свидание. Все было просто чудесно: море, красивые и раскованные женщины, вино и фрукты. Жалко было прерывать сплошной поток положительных эмоций. Вечером поехали в ресторан, а оттуда на квартиру, которую снимали подруги. Осознание тяжести проступка пришло лишь с пробуждением. Друзья, опьяненные вином и любовью, забыли залегендировать свое ночное отсутствие. Мало того, что женам надо было что-то врать про то, почему они не ночевали дома, причем оба сразу, главное было в том, что оставались последние день и ночь, которые, безусловно, просто необходимо было провести в комг пании москвичек, чтобы не портить впечатление от любовного приключения ни себе, ни девчонкам. Рано утром следующего дня они должны были поездом отправиться в Белокаменную.

Ситуация создалась, мягко говоря, непростая. Бредя по рассветному Батуми домой, друзья лихорадочно соображали, как выкрутиться из нее. Решение неожиданно пришло при виде проезжавшей мимо милицейской машины.

— Придумал! Нас замела милиция! — воскликнул Вовка

— Правильно! И мы просидели в «кутузке» всю ночь, — подхватил Мишка. — А из-за чего?

И друзья углубились в разработку легенды с таким профессионализмом, будто всю жизнь проработали в одной из стран НАТО разведчиками-нелегалами.

Закончив легендировать, они решительно направились к дому.

Как и договаривались, в квартиру вошли негромко и озабоченно обсуждая, как теперь быть и чем им это может грозить, удостоив жен, принявших боевые стойки, лишь коротким приветствием. Первая схватка была выиграна. Выражение лиц разъяренных жен, после такого появления их блудных половин, стало напоминать выражение морды бульдога из «Операции «Ы», мимо которого Демьяненко и Селезнева прошли, увлеченные чтением конспекта.

Стараясь вернуть было упущенную инициативу, они попытались задавать «каверзные» вопросы, вроде такого: «Где это вас носило?». Но мужья лишь отмахивались от них, как от назойливых мух, обещая объяснить все потом, поскольку сейчас не до них, и продолжали беседу.

Волей-неволей и супруги стали прислушиваться к разговору, из которого быстро поняли, что мужья их угодили в неприятную историю. Согласно легенде, старшие лейтенанты Михаил и Владимир, закончив служебные дела, возвращались домой. По дороге, из-за жары, выпили по кружке пива. Продолжив путь, они внезапно стали свидетелями безобразной картины. Как теперь говорят, «лицо кавказской национальности» назойливо тащило в свою «Волгу» девушку, которая изо всех сил сопротивлялась. Два защитника Отечества, как истинные джентльмены, не могли пройти мимо. Вступившись за несчастную даму, наши герои услышали в свой адрес непристойную брань, и, мало того, с ними в драку полезли все трое кавказцев, находящихся в машине. Несмотря на численное превосходство противника, поле битвы осталось за офицерами, но тут подоспела милиция, которая и доставила всех в отделение. В милиции выяснилось, что наши герои помешали сцене примирения двух любящих сердец и здорово «накостыляли» парню, да и его друзьям, пытавшимся все уладить миром. Девушка, за которую они заступились, это подтвердила. Ко всему прочему, парень, из-за которого все началось, оказался сыном одного из «отцов города». Лишь утром дежурный по отделению, взяв в залог удостоверения личности обоих, отпустил защитников женской чести домой, чтобы те смогли появиться дома и в части.

— Что же теперь будет? — непроизвольно вырвалось у одной из жен.

— Если не замнем, из армии попрут, это точно! — сказал Мишка не оборачиваясь.

— Ха! Из армии! Посадить могут! — подлил масла в огонь Вовка.

Глаза жен округлились и увеличились до размеров юбилейного рубля.

— Как же быть, мальчики?! — заскулила вторая. — Придумайте что-нибудь.

И они придумали:

— Может быть, их в ресторан сводить, чтобы все по мирному решить. Глядишь, уговорим забрать заявление из милиции, — высказал предположение Мишка.

— Да? А позволь узнать, на какие «шиши»? Вести-то надо четвертых, — возразил Вовка и незаметно подмигнул соучастнику.

— Да, это рублей сто пятьдесят-двести, не меньше, — согласился Мишка и вздохнул.

Жены посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, покинули кухню, где происходил разговор. Пошептавшись о чем-то в коридоре, они через некоторое время вернулись, держа в руках по «стольнику», «заначенные» на семейные нужды.

— Вот вам деньги, мальчики, — сказала первая.

— Напоите их «в хлам», только пусть заявление заберут, — напутствовала вторая.

— Трудно это будет! — вздохнул Вовка.

— Главное, чтобы согласились, — еле сдерживая смех, пробубнил Мишка.

— Тогда сегодня нас не ждите. Опять ночь не спать! — деланно сокрушался Вовка.

— То наряды через день, то теперь еще и это на наши головы свалилось! — вполне натурально заныл Мишка.

Когда они вышли из квартиры на лестницу, вслед им раздалось: «Вы уж постарайтесь, мальчики! Для нас! Завтра отоспитесь».

Наверное не стоит описывать, как старались и Мишк, а и Вовка.

Следующий день был воскресением. Покой наших героев, спавших с чувством выполненного долга, жены охраняли, как зеницу ока.

 

Подстава

Историю эту мне рассказал еще в бытность мою курсантом один из офицеров нашей роты, старший лейтенант Владимир Баландин. Прибыл он к нам из войск, прослужив несколько лет командиром группы в отдельной роте специального назначения, дислоцированной в Новочеркасске. Это место службы, по словам Владимира, было до того сладким, что он не особо расстраивался по поводу отсутствия служебного роста. Впрочем, судите сами. Во-первых, Новочеркасск-город отнюдь не маленький, это подтверждает наличие там университета и ряда других вузов рангом поменьше. Во-вторых, рота дислоцировалась в самом городе, а не в нескольких верстах от него, как это часто бывает. В-третьих, практически все офицеры, служившие в роте, были обеспечены квартирами, а это отнюдь не мало. С продуктами, даже в советские времена, там было неплохо. В-четвертых, в-пятых…

А женщины! Какие женщины живут и учатся в этом прекрасном городе. Нет, бесспорно, новочеркасская отдельная рота была жемчужиной спецназа до тех пор, пока ее не расформировали из-за какого-то ЧП. Но не будем о грустном. Офицерам, которым посчастливилось попасть в эту отдельную часть, нравилась не только цивильная жизнь в городе. Боевая подготовка шла в роте полным ходом, поэтому служить было интересно. Коллектив офицеров и прапорщиков был небольшим, но дружным. По давно заведенной традиции, все праздники, дни рождения, присвоения званий и свадьбы отмечались сослуживцами за общим столом.

Беда пришла нежданно. Старого замполита роты, который сам активно участвовал во всех неслужебных мероприятиях, перевели с повышением. На его место прибыл молодой лейтенант, выпускник училища. С первого взгляда он вызвал подозрения у офицерского коллектива, да и у самого ротного тоже.

Не секрет, что курсантов военно-политических ВУЗов учили, что, став замполитами, они будут обязаны следить за своими командирами и своевременно докладывать по линии политотдела обо всех выявленных у них недостатках и просчетах. Это называлось политическим влиянием. Именно этого влияния и опасались старожилы новочеркасской роты. Надо было что-то делать, приближались выходные с выездом на природу.

Решение созрело неожиданно. Один из наиболее опытных взводных предложил как-нибудь подставить замполита и тем самым дискредитировать его для того, чтобы он не смог «политически влиять» в дальнейшем. Идею одобрили и даже придумали, как ее осуществить. Осталось ее реализовать. Не откладывая в долгий ящик, офицеры намекнули молодому лейтенанту, что, по старой офицерской традиции, он обязан накрыть стол в ресторане, по поводу прибытия в часть. Так сказать, прописаться. Замполит не спорил, и вечером, завершив служебные дела, офицеры отправились в любимый ресторан. Здесь все их знали по именам, впрочем, как и они прекрасно знали персонал заведения. А одну официантку, по имени Валентина, все знали очень близко. Свою кличку «Офицерша» она получила из-за того, что некогда была замужем за офицером, который служил в Германии. Однако за слишком пылкую любовь не только к своему мужу, но и к другим офицерам ее и, естественно, ее супруга выдворили из ГСВГ в двадцать четыре часа. Нужно было сильно отличиться в амурных похождениях для того, чтобы это произошло. Муж, конечно, после этого с ней развелся. Но любовь Валентины к «господам офицерам» в целом не прошла. Вообще Валька была доброй отзывчивой и хозяйственной бабой, в одиночку воспитывавшей дочь. Единственным минусом была ее единственная и на всю жизнь любовь к военным. Да и минус этот был минусом только для мужа. Особенно она жаловала спецназовцев. В роте даже ходила такая шутка: «Тот не офицер роты, кто с Офицершей не спал».

Разумеется, молодого замполита повели к Вальке «в кабак» для того, чтобы вновь прибывший лейтенант естественным образом влился в дружную офицерскую семью. Прибыв на место и делая заказ, самый опытный, указав Валентине на замполита, сказал: «Валюша, обрати внимание на молодого человека. Не мужчина — вулкан! Но есть проблема. Недавно выпустился из политического училища и несколько скован в общении с женщинами. Надо помочь. Между прочим, холостяк!». Услышав последние слова, Офицерша бросила на ничего не подозревавшего лейтенанта опытный взгляд, широко улыбнулась и пошла выполнять сделанный ребятами заказ.

Вечер проходил, как принято говорить, «в теплой дружественной обстановке». В финале вся подогретая компания офицеров, не обремененных браком или исполнением супружеских обязанностей в этот вечер, направилась домой к Валентине. Как это обычно бывает, в ходе застолья, не без участия Офицерши, мужская пирушка украсилась представительницами слабого пола. Погудев у Вальки дома, «народ» часам к трем ночи начал расходиться. Наверное, понятно, что молодой замполит угодил в постель к хозяйке квартиры. Самый опытный, затеявший всю эту историю, уходя, ободрил ее: «Утром парня не буди, мы его на разводе прикроем. До обеда он твой».

Как сказал, так и сделал. Утром на разводе командир роты спросил:

— А где у нас замполит?

— Он задерживается. Просил передать, что ему надо получить багаж на вокзале, — ответил самый опытный.

Командир роты кивнул. Офицеры ухмыльнулись, стоя в строю. Этот «багаж» они получали не раз. Теперь замполит был повязан. В случае чего, они всегда смогут ему сказать, что несмотря на то, что они весело проводят внеслужебное время, на службу-то они пребывают без опоздания, в отличие от него самого.

Однако этого не потребовалось. Замполит оказался хорошим парнем, с которым у всех сложились приятельские отношения. Все пошло, как и прежде. Об истории с Валькой забыли.

Примерно спустя полгода после описанных событий замполит на утреннем построении офицеров, сияя как новый полтинник, объявил:

— Сегодня вечером приглашаю всех на свадьбу!

Все кинулись поздравлять, уточняя при этом время и место сбора, и только самый опытный настороженно спросил:

— А кто невеста?

— Валька! — счастливо улыбаясь, ответил замполит.

Возникла немая сцена — как в финале «Ревизора».

Командир и самый опытный, молча взяв под руки жениха, увели его в канцелярию, оставив офицеров обсуждать новость. И тот, и другой понимали, что брак этот допустить нельзя, поскольку вина за эту ошибку молодого офицера пожизненно ляжет на них.

Оставшись втроем, старшие товарищи популярно и доходчиво, но в то же время щадя неокрепшую психику недавнего выпускника политического училища, разъяснили ему недопустимость такого опрометчивого шага, не забыв и про то, как определяется принадлежность к новочеркасской роте специального назначения.

Конечно, лейтенант и сам догадывался об этом, но человек он был слабохарактерный, чем Офицерша не замедлила воспользоваться. Она-то раскусила его в первый же вечер.

— Как же быть теперь? Я же слово дал, да и столы уже накрывают, — растерянно проговорил жених. — Гости на свадьбу приглашены.

— Свадьбы не будет! — выкрикнул, подражая Шурику из «Кавказской пленницы», самый опытный. Ротный согласно кивнул и произнес менее импульсивно, похлопав замполита по плечу: «Аза накрытые столы ты не беспокойся».

После этого несостоявшемуся жениху срочно выписали командировочное удостоверение и отправили за молодым пополнением куда-то в Сибирь.

К шестнадцати часам, как и предупреждал замполит, к воротам части подъехала свадебная кавалькада. Валентина решила, что не стоит строго чтить традиционные обряды с выкупом невесты и тому подобными глупостями. Женщина она была тертая и прекрасно понимала, что так можно и в «девках» остаться.

— В наше время, — справедливо рассудила она, — за своим счастьем можно и на машине подъехать.

Но не тут-то было! На беспрестанное гудение авто вышел, прекрасно разыгрывая недоумение, командир роты. Увидев Валентину в свадебном платье, он бросился поздравлять ее и заодно, как ни в чем не бывало, спросил, кому же это такое счастье привалило.

Ничуть не смутившись, Валька назвала имя замполита.

— Как? — снова почти искренне изумился ротный. — Ай-я-яй! И что же это он ни словом не обмолвился! Вот ужо, приедет, я ему задам!

— Приедет? Откуда? — пришла очередь изумиться Офицерше.

— Да понимаешь, Валек, я же не знал, что у вас свадьба и отправил его в командировку за молодым пополнением. А он — парень исполнительный, ни словом о свадьбе не обмолвился. Козырнул, сказал «Есть!» и уехал.

Валентина была женщиной неглупой, поэтому не стала по таким пустякам устраивать скандал, а сделала широкий жест, пригласив всех к столу. Не пропадать же добру!

Прошло какое-то время. Замполит приехал из командировки и, как и учили, носа не показывал ни у Вальки, ни в ее «кабаке». Все вроде бы успокоилось и забылось, когда после очередного совещания герой нашей истории встал и, краснея, как и в прошлый раз, пригласил всех на свадьбу, которая состоится завтра, то есть в субботу. Все снова кинулись поздравлять, и лишь самый опытный настороженно спросил, кто невеста.

— Валька, — невинно моргая, ответил лейтенант.

Когда, после того, как все, в очередной раз пришли в себя, начался невообразимый шум. Последовали предложения еще раз «спасти безумца», но, как выяснилось, было поздно. Как-то, встретив в городе пропавшего жениха, Валентина поинтересовалась, почему он не заходит. Тот, в свою очередь, ответил, что только что вернулся из командировки. Валентина, спросила, не разлюбил ли он ее за это время. Замполит, избегая прямого разговора, немного помявшись, ответил, что нет.

— Ну и чудесно! — сказала Валентина и, остановив такси, скомандовала, как когда-то Гагарин: «Поехали!».

Доверчиво сев в машину, замполит спросил:

— Куда едем?

— Как куда, — удивилась Валька, — жениться! Чтобы не ждать в городе положенный месяц, распишемся в сельсовете у меня в станице. Там все свои.

Замполит, будучи человеком деликатным, возразить не смог. Спустя пару часов все было кончено.

Свадьба прошла шумно. О ней говорили долго, но спустя некоторое время забыли, как забыли и всю эту историю. Со временем и чувство вины, имевшееся у офицеров, пропало.

И не потому, что Валька изменила свое поведение, выйдя замуж. Нет, все оставалось по-прежнему. Скорее потому, что сам замполит, не зацикливаясь на патологической любвеобильности своей супруги, был вполне доволен своей жизнью. Наверное, он был идеальной парой для такой женщины.

 

На замке ли граница?

Утверждение о непроходимости государственной границы СССР было истиной для всех граждан Союза Республик свободных, кроме разведчиков специального назначения. Им частенько приходилось противодействовать пограничникам на учениях по прорыву или переходу госграницы.

Нельзя сказать, что задача эта была пустяковой. Некоторые группы попадались в полном составе, но не при пересечении контрольно-следовой полосы, где, как показывали советские фильмы, под каждой коровьей лепешкой сидел пограничник и звонил на заставу по телефону. Даже применение собак не всегда помогало.

На одном из самых первых учений, по реальному переходу государственной границы с Польшей, против разведгруппы, которой командовал старший лейтенант Рыжик, действовали польские пограничники. Идя по следу разведчиков, они пустили двух собак. Действуя не совсем так, как положено, Рыжик остался прикрывать отход группы. Обладая феноменальной физической силой, он в считанные секунды зарезал первую овчарку, бросившуюся на него. Вторую он удавил поводком и повесил на дереве. Сам же спокойно ушел догонять подчиненных.

Поляки были потрясены, найдя трупы их лучших овчарок и попросили им показать людей, которые это смогли сделать. Руководители учениями сказали союзникам, что это сделал один человек. Поляки в это верить отказались. Тогда им представили Рыжика. Внешний вид его и слова: «Пускайте еще двух, если не жалко. Покажу, как это делается», убедили союзников, которые потом ходили вокруг спецназовца, как вокруг инопланетянина.

Вообще вид Рыжик имел очень внушительный. Рассказывали, что как-то Белорусская бригада выехала на прыжки. В части остался только суточный наряд. Дежурным по части заступил майор Рыжик. Внезапно в часть приехал Командующий Округом и никого, кроме дежурного, не застав в части, уехал на площадку приземления. Там он поделился своими впечатлениями с комбригом: «Приезжаю к тебе в часть, а там — никого. Один майор перед штабом с лопатой стоит…». Комбриг решил, что Рыжик зачем-то решил лично что-то окопать лопатой, но далее из разговора стало ясно, что «лопатой» Командующий назвал ладонь Рыжика, которой тот отдавал честь.

Труднее всего было работать в приграничном районе, где местные жители прекрасно знали друг друга и пограничников заставы. И без того бдительные, они активизировались в период учений, когда за достоверную информацию о разведчиках «условного противника» они получали вполне безусловную премию от трех до пяти рублей. Особые трудности создавали юные друзья пограничников. Но и люди постарше не теряли бдительность.

На границе с Китаем проходили совместные учения бригады специального назначения ЗабВО, территориальных органов КГБ и погранвойск округа. Группа под командованием лейтенанта Иннокентия Пака, корейца по национальности, выполнила задачу и решала вопрос эвакуации. Не хотелось попадаться в самом конце учений. Форма одежды у спецназовцев была стилизована под форму военнослужащих США. Однако она имела определенное сходство и с формой китайских военных. Отношения в те годы с Китаем были очень натянутые. Группа расположилась на короткий привал у тропинки, ведущей в деревню. Кеша достал карту и стал прикидывать, как бы им лучше обойти посты «погранцов». В это время на дороге появилась старушка. Черт дернул Пака высунуть из кустов свою корейскую физиономию и, тыча пальцем в карту, спросить, изображая характерный акцент: «Бабуска, эта Советский Союз?». Бабка, ни слова не говоря, присела и рванула на полусогнутых так, что только ее и видели. От души посмеявшись, разведчики забыли, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Но, в то же время, последним смеется тот, до кого хуже доходит. Не прошло и десяти минут, как наблюдатель доложил, что со стороны деревни в их направлении движется толпа местных, ведомая объектом розыгрыша. По полю в их направлении мчались трактора… Еще около шести часов группа уходила от преследования местных жителей и пограничников, объединивших свои усилия.

Если кому-то доводилось видеть на груди спецназовца знак «Отличник погранвойск», знайте — это награда за успешные действия на совместных учениях с «зелеными фуражками».

 

Гребец

Огромные Вооруженные Силы Советского Союза обеспечивали безопасность нашей Родины своим присутствием в различных, порой вообще непригодных для жизни людей местах. Одним из Военных Округов, изобилующих такими «замечательными» местами службы, был Забайкальский. ЗабВО остряки расшифровывали, как Забудь Вернуться Обратно. В этой грустной шутке заложен немалый смысл. Есть такое понятие — заменяемый и незаменяемый район. В не-заменяемом районе считается, что условия вполне сносные и служить там можно хоть всю жизнь. Поэтому офицер, угодивший после окончания военного училища в такое «сладкое» место, мог здесь запросто прослужить всю жизнь, несмотря на то, что часть на самом деле стоит в «жуткой дыре». Если бы попросить того московского щелкопера, определявшего степень пригодности для службы этого гарнизона, послужить там хотя бы год, боюсь, что его окоченевший труп нашли бы раскачивающимся на сквозняке дощатого сортира не позднее чем спустя месяц-два после наступления холодов.

Можете себе представить, как замечательно жилось офицерам и членам их семей в заменяемых районах, где по мнению гуманистов из Минобороны, семейный человек способен нормально прожить пять лет, а холостяк три года. Служившим в заменяемых районах, тем не менее, завидовали те, кто служил в незаменяемых. Логика проста: из заменяемого района все же есть надежда уехать в приличное место, очень часто в Группу Войск. Из незаменяемого можно не выбраться до «дембеля».

Бригада специального назначения Забайкальского военного округа находилась в непередаваемо «чудесном» месте, с поэтическим названием Ясная. На самом деле так называлась железнодорожная станция, находящаяся от военного городка в 30 километрах. Жизнь и боевая подготовка здесь протекала только в теплые месяцы. В остальное время офицеры и их подчиненные занимались обогревом трубы, по которой подавались тепло в казармы и дома офицерского состава. Для этой ответственной задачи на сутки назначался один из отрядов спецназ. Чтобы труба не замерзла, люди палили костры, грели ее паяльными лампами, поджигали мазут… «Гвозди бы делать из этих людей», как сказал В.В.Маяковский. Но жены офицеров, видимо, не желали пополнять ассортимент хозяйственных магазинов. Жалея и себя, и своих детей, они, как птицы на зиму, улетали в теплые края, к мамам. Что оставалось делать их мужьям в свободное от обогрева трубы время? В «Оловяшке» даже «налево» сходить, пользуясь отсутствием дражайшей супруги, было проблематично. До ближайшего городка ракетчиков было километров шестьдесят, не говоря уже о других населенных пунктах. Естественно, что офицеры пили горькую. Причем пили ее до беспамятства, поскольку, по меткому замечанию кого-то очень неглупого, «мужики без женщин скотинеют». Законченных алкашей, «заливающих шар» в одиночку, в бригаде было немного, поэтому практически все «осиротевшие» офицеры собирались в холостяцком общежитии.

Здесь образовалось некое подобие клуба по интересам. Собственно, интересов было всего два. Приверженцы первого собирались, чтобы «выпить с хорошими людьми» и поговорить о… службе, конечно. Пьяные офицеры ни о чем другом не говорят. Сторонники другого направления в отдыхе делали все то же самое, но «расписывая пулю».

Утром от дыхания личного состава над строем бригады поднимался пар, конденсат которого какой-нибудь Кулибин легко бы смог перегнать в «сорокаградусную». Конечно, командование, а в особенности политический отдел элитного и самого передового соединения округа, не могло на это смотреть сквозь пальцы.

Для борьбы с разложением офицерского состава и прапорщиков периодически в общежитие холостяков направлялись офицеры политотдела. Однако это имело слабый эффект, поскольку и в политотделе служат живые люди, имеющие такие же человеческие слабости. Может, немного поговнистее, но все же люди. Поэтому однажды комбриг, поддавшись на уговоры начальника политотдела, вместе с ним решил проверить быт своих подчиненных. Делал он это скорее для галочки, чтобы въедливый и чересчур инициативный комиссар, недавно прибывший по замене из Германии, не «гундел» после общего построения части о том, что здороваться на утреннем разводе со строем соединения без соленого огурца невозможно. Комбриг, всю жизнь прослуживший в спецназе, в сущности, прекрасно понимал своих офицеров, которым после службы было просто нечем заняться.

Часы показывали двадцать один пятьдесят, когда, зайдя в первую попавшуюся комнату офицерского общежития, они обнаружили теплую компанию, уже изрядно принявшую «на грудь» и закусывающую сухим пайком из «тревожного» ранца. Отругав подчиненных, они направились в следующую комнату, где их ждала аналогичная картина. Наверное, понятно, что путь их был непростым.

Спустя часа полтора, разогнав и пьяниц, и картежников, комбриг и начальник ПО уже собирались покинуть стены «общаги». Но вдруг их внимание привлек странный звук, доносящийся из одной комнаты, которую командование сначала обделило своим вниманием, поскольку свет там не горел, да и пьяных воплей оттуда не доносилось.

— Что это? — спросил комбриг у своего заместителя, когда странный скребущий звук повторился.

— Понятия не имею, — ответил комиссар и покосился на приоткрытую дверь. За ней была темнота.

Оба уже собирались уйти, но через определенный интервал звук повторился. Комбриг решительно распахнул дверь, а проскользнувший в комнату начальник политотдела зашарил по стене в поисках выключателя. В это время звук скребанул снова.

Неизвестность порождает страх. НачПО судорожно засучил по стене руками с удвоенной энергией, и его старания, наконец, были вознаграждены — в комнате вспыхнул свет.

Картина, представшая перед отцами-командира-ми, повергла их в шок. В центре полупустой комнаты в надутой резиновой лодке сидел «в доску» пьяный офицер бригады, одетый лишь в трусы и майку. Блаженно улыбаясь, он греб с закрытыми глазами. Трудно сказать, куда он «плыл». Может быть, домой из этого дурдома.

После пережитого потрясения начальник политотдела зарекся ходить «в этот гадюшник». Кто знает, может, он боялся увидеть что-нибудь еще более впечатляющее, а может быть, наконец, и до него дошли проблемы его подчиненных.

 

Тигры в неволе

Служба в отдаленных гарнизонах Забайкальского Военного Округа сопряжена с рядом местных особенностей. Короткое лето и длинная, суровая зима, в ходе которой все силы маленькой части специального назначения брошены на выживание. От части до ближайшего жилья до ста километров по степи. Семьи в эту лютую пору, как птицы, подавались в теплые края, у их кормильцев начиналась суровая мужская жизнь. Джек Лондон со своим Юконом отдыхает.

Долгими зимними вечерами, переходящими в еще более длинную ночь, офицерам, уже охреневшим от службы Родине и своего «горячо любимого личного состава», делать было нечего. Из развлечений — водка и карты. И то, за водкой приходилось мотаться в «даль светлую», умыкнув из части под каким-нибудь благовидным предлогом дежурную машину.

В конце концов, просто «квасить сливу» скучно, поэтому особо одаренные здоровьем играли в широко распространенную в Забайкалье азартную игру — «Тигр». Играть может одновременно сколько угодно человек, лишь бы стола хватило. Для игры требовалось соответствующее количеству игроков количество водки на одно пьющее лицо. Это оговаривалось заранее. Далее оговаривалась сумма, на которую играли. Также оговаривались такие условия, как разрешенное минимальное количество закуски и запивки на каждого игрока. И назначался судья, который должен был руководить игрой и минимально участвовать в употреблении спиртных напитков.

В условленное время участники собирались у кого-нибудь дома. По команде судьи все наливали себе по стакану водки и также по команде выпивали ее. Далее следовала команда: «Тигр пришел!». Услышав ее, все прятались под столом. Спустя некоторое время судья командовал: «Тигр ушел!». Все вылезали и накатывали по второму стакану. И так далее. По мере уменьшения водки на столе все больше игроков не могли спрятаться от тигра и «погибали» за столом. У других не хватало сил, чтобы выйти и противостоять этому желто-полосатому коту, и они оставались под столом. Побеждал последний, кто смог подняться из-под стола. Ему доставались все деньги участников. Но в его обязанность входила покупка водки для следующего тура.

Игра, в которой участвовать отважится не каждый. Поэтому некоторые пили водку без экзотических излишеств, но тоже до потери памяти. Кстати сказать, рассказывали, что «тигр» воспитывал у участников своеобразное мировоззрение. Однажды в отпуске на берегу Черного моря группу молодых офицеров упорно атаковала такая же группа молодых барышень, явно в надежде выйти замуж. Но к вечеру «защитники отечества», получившие широкий доступ к недорогим напиткам, уже были «в образе». Завидев их на балконе, девчонки кричали снизу: «Ребята, пойдемте на танцы». На что следовал суровый и лаконичный ответ: «Тигры в неволе не размножаются!».

Отдельной группой стояли картежники. Эти собирались, чтобы под водочку расписать «пулечку» долгой забайкальской ночкой. Преферанс — профессиональная игра офицеров. Навык оттачивается еще в курсантскую пору и с получением лейтенантских погон достигает уровня, позволяющего вступить во взрослую, офицерскую жизнь. Уровень, позволявший не потерять лицо, расписывая обычную «сочинку». Настоящие «профи» «писали» классику. Игра, в которой невозможно достичь финала, поэтому определяется время ее окончания и подведения итогов. И все это под водочку с соленым огурчиком или грибком, да с шутками да подначками. А как приятно прицепить «замизерившему» товарищу паровоз штук из трех-четырех, любо-дорого! Но время идет, водка и сон берут свое. А из-за стола ты не выйдешь, если время игры не вышло.

 

Розыгрыш

Однажды, когда на часах уже было около четырех утра, один из офицеров задремал, склонившись над картами. Увидев это, напарники решили его разыграть.

Погасив свет, они толкнули его в бок:

— Петрович, ты че, блин, спишь? Давай ходи! Заход по червям.

Петрович сначала молча тер глаза, ничего не понимая:

— Что-то темно, мужики!

— Где темно-то? Лампочка горит! Давай ходи, хватит дурака валять!

Петрович на какое-то время притих, силясь понять происходящее. И вдруг тишину забайкальской ночи разрезал душераздирающий крик: «Ослеп! Ослеп, мужики!».