Его так прозвали после войны. Может, это и несправедливо, но прозвище есть прозвище: прилипнет — потом до самой смерти не отстанет. На войне он не был, потому, как хромал на одну ногу, в детстве разозлившийся на что-то отец на сенокосе покалечил косой. Сухожилие на щиколотке перерезал, с тех пор и хромает Кузьма Спиридонович. В детстве его еще звали: «Рупь пять». Росту он невысокого, коренаст, руки длинные, мозолистые. Выйдя на пенсию, — он работал путевым рабочим на станции — занялся своим хозяйством: отремонтировал старый дом, срубил новую баню, посадил в саду яблонь, вишен, слив. Провел в огород оцинкованные трубы для полива грядок, а в колодец у забора опустил закрепленный на щите насос «Кама». С утра до вечера ковырялся с мотыгой в огороде, полол грядки, делал прививки к яблоням. Ходил вечером на свалку промкомбината и приносил оттуда в мешке цинковые обрезки — ими всю прохудившуюся крышу за два года покрыл. Зацементировал дорожку от калитки, оборудовал подвал, осенью ранним утром ездил на стареньком велосипеде в лес за грибами; сушил их на солнце и на плите дома, а потом продавал заготовителям. Увидев под кустом пустую винную бутылку, не гнушался и клал в корзинку к грибам. А когда их много накапливалось, относил в бельевой корзине в сельмаг.

В отличие от многих односельчан в рот ни капли не брал. Даже в праздники. А раньше, говорят, крепко закладывал. Один раз даже с железной дороги прогнали, но потом снова взяли. Работал он на совесть.

Я часто замечал, что бросившие пить люди становились прекрасными хозяевами, у них находилось время на все. Пьянство, оно убивает в человеке всякий интерес к работе. У местных пьяниц избенки запущенные, сараи с прохудившимися крышами. Мой сосед выпивоха Григорий Матвеевич уже второй раз выписывает в леспромхозе лес, привозит к себе на участок, а потом неокоренный строевой лес годами гниет у бани. А Григорию все никак не собраться сруб для нового хлева срубить...

У Кузьмы Спиридоновича хозяйство на диво было образцовым. И никто еще его не видел сидящим на завалинке без дела. Но в поселке Кузино его почему-то не любили. Старые дружки по выпивке иногда стучались к нему в калитку — запоры у него были крепкие, мудреные — просили в долг на бутылку. Кузьма Спиридонович молча выслушивал бывших собутыльников, поворачивался и, ничего не говоря, выносил рубль или трешку. Редко отказывал, однако обращались к нему с подобными просьбами крайне редко, когда уже больше не к кому было сунуться, а голова трещала с похмелья. Даже потерявшие стыд и совесть забулдыги, и те обходили его дом.

Наверное, все-таки Кузьме Спиридоновичу надоели местные пьяницы, привез он из районного центра породистого щенка — овчарку, сам выдрессировал его и посадил на цепь, натянутую на длинную проволоку. Слышно было, как собака, со звоном волоча по проволоке железное кольцо, обходила участок. После того, как спущенный с цепи пес изрядно осенью потрепал парней, те закаялись ночью после танцев лазить в сад, а яблоки у Кузьмы Спиридоновича славились в поселке отменным вкусом и сочностью.

Жил в поселке опустившийся до крайности неказистый мужичонка Александров, так его все звали, имя свое он давно потерял, валяясь по кустам да канавам. Его много раз увольняли с работы, давным- давно ушла от него жена с ребятишками. Отчий дом пропил, родственники от него отказались, последнее время с утра до вечера околачивался возле магазина: то подсобит машину с продуктами разгрузить, то пустую тару таскает в кучу, а что заработает, сразу же пропивает.

И вот как-то по старой памяти не обращая внимания на свирепую овчарку, подвыпивший Александров заявился к Кузьме Спиридоновичу. Дело шло к зиме, уже первый снег выпал. Справившись с засовом, Александров храбро вошел через калитку. Овчарка, гремя цепью, бросилась на незваного гостя, но тот сунул ей в раскрытую пасть варежку, добродушно потрепал по холке и, чуть покачиваясь, пошел к крыльцу. Кузьма Спиридонович все это видел из окна. Вышел на крыльцо, выслушал жестикулирующего и ухмыляющегося Александрова — тот трешку в долг просил на опохмелку — ни слова не говоря выдал пятерку и сказал, что возвращать долг не надо.

Проводив пьянчужку, вернулся в дом, немного погодя, вышел оттуда с ружьем, хладнокровно прицелился и прямо с крыльца выпустил дуплетом из обеих стволов заряд крупной дроби в рослого красивого кобеля, преданно смотревшего на своего хозяина. Целил прямо в голову.

Он не сразу закопал овчарку на пустыре: сначала шкуру содрал, тщательно ее обработал, а потом сшил две отличные зимние шапки: себе и одну на продажу.