Они, по-видимому, проследили за ним, когда он относил в антикварный на Невском икону Георгия Победоносца в серебряном окладе. Арсению Владимировичу Кулешову назначенная товароведом цена показалась недостаточной, и он решил отнести икону в другую комиссионку на улицу Наличную. Когда он вышел в холл, где толпилась очередь, к нему бросились несколько энергичных южан. Взглянув на икону, предложили даже больше, чем оценщик, но Арсений Владимирович, наслышанный про «куклы» вместо денег и прочие хитрости жулья не пожелал продавать в этой суете свою драгоценность. А икона была истинно старинной и красивой, не говоря уже об окладе. К нему даже сунулся какой-то тип в заграничной кепочке с длинным козырьком и предложил за икону доллары, но Кулешов их и в глаза-то не видел, не знал курса их к рублю и даже разговаривать не стал. Он был обычным законопослушным питерским обывателем и все, что связано, с валютой, по привычке считал криминальным. В таких традициях воспитывала большевистская власть население страны.

Сдать фамильную ценность он решил после того, как понял, что на пенсию в нынешние времена никак ему не прожить. Таких фамильных ценностей у него было три: две дорогих старинных иконы — вторая Божья матерь с младенцем тоже в окладе из серебра с позолотой — и настольные бронзовые часы. На них изображен рыцарь, отдыхающий на камне-валуне и конь, щиплющий траву. Такие часы не грех было поставить и в Эрмитаже. Все три уникальные вещи Арсений Владимирович никогда бы не продал, тем более, что их как представляющих художественную ценность, не разрешили бы вывезти за границу. Наследников у него не было, завещать-то некому. Была мысль отдать все в Русский музей, но времена переменились, не поймешь, кому теперь и музей принадлежит.

Голод, как говорится, не тетка. Было ему не до благотворительности. Если кто помоложе и выкручивались в эту тяжелую годину 1992 года, то Кулешов не смог ничего придумать, а деньги за икону — несколько десятков тысяч — помогли бы ему, как он полагал, до самой смерти продержаться. Он тогда еще не знал, что вскоре грянет гиперинфляция и десятки тысяч тоже превратятся в пыль... Божью матерь и бронзовые часы так и быть, отпишет в завещании племяннице, проживающей с мужем-полковником в Хабаровске. Из последнего письма он понял, что ей там тоже живется не сладко. Мужа подталкивают в отставку, а ему еще и пятидесяти нет. Муж у нее способный, мог бы и до генерала дослужиться, но теперь генералы не в моде...

Жил Кулешов на Таврической улице, неподалеку от знаменитого Таврического дворца, на третьем этаже в однокомнатной , квартире. Жену похоронил шесть лет назад и теперь коротал свои дни в одиночестве. Шел ему семьдесят шестой год. Раз в две недели по субботам его навещала одна хорошая женщина лет шестидесяти тоже вдовая. Может, и стоило бы жениться на ней, но убитый утратой Арсений Владимирович на могиле горячо любимой жены поклялся, что до встречи с ней на том свете останется вдовцом. Он полагал, что неизбежная встреча не за горами. Жена ему часто снилась. Обычно супруги после смерти одного из них не надолго другого переживали. Но смерть по заказу не приходит, а тут еще он взялся писать мемуары. В молодости ему пришлось шесть лет отсидеть в Воркутинском лагере, там повстречался не только с уголовниками, но и со многими интересными людьми, о которых сейчас много пишут и говорят. Это про тех, кого ни за что, ни про что в сталинско- бериевские времена расстреляли. По профессии Кулешов был краснодеревщик, потому, наверное, и выжил в лагере: делал начальству буфеты, письменные столы, резные тумбочки. Его не отвлекали от этой работы даже для сколачивания гробов. Правда, когда расстрелы участились, зэков стали хоронить наваленными друг на дружку в общих ямах, которые потом заравнивали бульдозером.

Однажды, возвращаясь из очередного похода по продовольственным магазинам, Арсений Владимирович обратил внимание, что в наружном замке кто-то ковырялся, не сразу даже смог дверь открыть. А на ней было врезано два замка: один обычный, а второй ему поставили японский, который привез муж племянницы из Хабаровска. Такой хитрый желтый замочек с двумя фигурными ключами. Вот его-то злоумышленники и пытались открыть. Расковыряли все отверстие. Пенсионер тут же отправился в районное отделение милиции, но после тягостного разговора с дежурным, понял, что пока его не обчистят, милиция и пальцем не пошевелит, ему резонно заметили, что на 90 процентов в Петербурге не раскрываются и серьезные преступления, а он тут лезет с замком, который, кстати, и не выломали. Проникновения ведь не было? Пусть поставит еще один замок, а еще лучше сдаст квартиру на охрану, если есть чего охранять...

— За сто рублей-то в месяц? — ахнул Кулешов. — Не по моим средствам, дорогие товарищи...

Он еще по старинке называл людей «товарищами». Некоторых, особенно молодых, это коробило, а пожилые ничего, терпели. Тут нашелся один добрый лейтенант, он посоветовал обратиться в частное детективное агентство.

— Разве у нас есть такие? — удивился старик, но адрес записал.

— Придется им заплатить, но зато помогут, — обнадежил лейтенант.

— Да, теперь приходится за все платить, — вздохнул Арсений Владимирович, и отправился по данному адресу. Он привык все дела доводить до конца. Слава Богу, времени хватало.

Так ему и довелось познакомиться с Иваном Рогожиным, который обо всем его расспросил, сходил с ним на квартиру, полюбовался на фамильные ценности, сказал, что им цены нет. И посоветовал не торопиться продавать: деньги с каждым днем обесцениваются, а цены на такие художественные вещи растут. Это Кулешов и сам знал, но жить-то нужно? Пенсии хватало ровно на две недели. Детектив тщательно осмотрел японский замок, отметил его надежность, но тут же указал на косяк старой, высокой двери и сказал:

— Замок не поможет, Арсений Владимирович, воры могут просунуть в щель между косяком и дверью фомку и выломают ее со стороны петель.

— Что же мне, железную устанавливать?

— И стальные режут автогеном, если точно знают, что есть что-то ценное за дверью, — сказал Рогожин. — На металлические двери опытные воры больше обращают внимания: раз дверь укреплена, значит, квартира богатая.

— Вот незадача! — расстроился старик. — Откуда они узнали про иконы и часы? Больше-то у меня ничего ценного нет.

— Оценщику вы говорили про часы и вторую икону? — поинтересовался Иван.

— Вроде бы говорил...

— А был еще кто-нибудь в комнате?

— Какой-то черный в кепке курил, сидя на подоконнике, я подумал, что тоже там работает, — вспомнил Кулешов.

— Я бы посоветовал вам сдать ценные вещи на хранение знакомым или...

А вот куда «или» Иван и сам не знал. За границей есть для клиентов специальные стальные сейфы в банках. Положил туда чего хочешь, закроют секретным замком и голова у тебя за свое добро не болит, а у нас такого нет...

— Привык я к иконам и часам, — вздохнул Арсений Владимирович. — Хоть они уже сто лет не ходят. Я человек верующий. Можно сказать, на этих иконах мне глаз приятно остановить. И мысль, что мои предки в иные времена жили по-человечески, знаете, согревает душу. Я имею в виду, до большевистского переворота. Как же я их кому-то отдам? До чего же мы дожили в этой Богом проклятой стране, Иван Васильевич?

На это Рогожину нечего было возразить.

— Дети ада — вот кто нами сейчас управляет. И Ленин был чистым Сатаной. Обличье-то его самое что ни на есть сатанинское! Улыбочка, хитрый прищур... Как делается и сейчас, он в те времена стал всю Россию продавать да разбазаривать, правда, потом Сталин все снова собрал воедино.

— Вам Сталин нравится? — удивился Рогожин. Старик довольно мудро все говорил, но вот палача всех народов Сталина в пример приводить не стоило бы.

— Дело не в Сталине, — он тоже сатанинского происхождения, — сказал старик. — Вместе с Ильичом в аду на сковородке поджаривается... С самого начала большевистского переворота на посту главы государства не было доброго человека. Все они — дети ада! Злые, жестокие, подлые. Думаю, что они и там, в аду, не горят в вечном пламени, а помогают чертям и бесам поджаривать на сковородках грешников. Одним словом, палачи. Дети ада!

Рассудительный старик вызвал симпатию у Ивана и он охотно взялся за дело, хотя много тот и не мог заплатить агентству «Защита». Дегтярев даже хотел отказать, но Аня уговорила его подписать отпечатанный ею контракт. Ей тоже понравился интеллигентный с худощавым добрым лицом старик. Высокий, прямой, с серебряными густыми волосами, зачесанными назад, он немного хромал, опираясь на резную палку с замысловатой рукоятью. Рассказал, что в Воркуте на лесоповале — первый год он был раскряжевщиком — повредил ногу: придавило упавшим не в ту сторону деревом. Какое там было лечение? Вот кость неровно и срослась.

Самое тягостное в работе частного детектива это было дежурство у дома или даче клиента. У Рогожина были два помощника, бывшие десантники. Дегтярев брал к себе только хорошо подготовленных физически сильных ребят, причем, интересовался их службой в армии, прошлым. Один мастер спорта по вольной борьбе не проработал у них и двух месяцев, как был замечен в связи с уголовниками, а это для частного агентства самое страшное. Какая же будет им вера от клиентов? Да и милиция, с которой они всячески поддерживают добрые отношения, ревниво следит за их работой. Чуть ошибешься, тут же носом ткнут, уличая в дилетантстве. Но преступность в Санкт-Петербурге столь высока и все больше растет, что милиции выяснять отношения с частными детективами недосуг, наоборот, то и дело обращаются к Дегтяреву за помощью, тот старается не отказывать, хотя и у самих дел по горло.

Южанина в зеленой куртке и белых кроссовках Иван засек два дня назад. Тот крутился на Таврической улице возле гастронома. Был он без кепки, через плечо модная сумка с красочными этикетками.

Когда из парадной показалась высокая фигура Кулешова в стареньком габардиновом плаще и серенькой кепке с палкой в руке, кавказец уставился в огромное окно магазина, наблюдая, как в зеркало, за стариком, потом на почтительном расстоянии последовал за ним. Компанию им составил и Рогожин. Старик зашел в два- три магазина на Суворовском проспекте, потом скрылся в дверях районной сберкассы. Наверное, узнать насчет пенсии. Мало того, что они скудные, так пенсию еще и получить не просто: денег нет в банках. Вот и стоят пожилые люди в очередях иногда сутками. Кавказец дождался его и проводил до дома, какое-то время постоял во дворе, глядя на окна кулешовской квартиры, и ушел. Было ясно, что за стариком следят. Другого кавказца Иван через день обнаружил на лестничной площадке этажом выше квартиры Кулешова. Время было дневное, жильцы в основном на работе и редко где скрипнет дверь. Оживленнее стало после часа дня, детишки из школы возвращались, а домохозяйки из магазинов. Ивану пришлось надеть на себя замызганный ватник, полосатую шапочку, какие носят строители, кирзовые в цементе сапоги. Весь этот реквизит они хранили в встроенном шкафу в своей конторе. Как и артистам, им нужен был для каждой роли в сыске подходящий костюм. Так что постепенно они заимеют настоящую костюмерную, как в театре. Пристроился Иван на самом верхнем этаже — дом был пятиэтажный с высокими пролетами и без лифта — там был вход на чердак. Замок пришлось открыть отмычкой. В общем, если его обнаружат, можно прикинуться бомжом. Весенне-летний сезон начинается и бомжи, как тараканы к теплу, начинают после зимней спячки снова заползать на чердаки и в подвалы, вызывая у жильцов законную тревогу: где бомжи, там пожары и кражи, хулиганство.

Как Иван и предполагал, кавказец — на этот раз был низенький, широколицый с пышными черными усами мужчина лет тридцати — поднялся наверх и заметил его на каменных ступеньках, ведущих на чердак.

— Пожар хочешь устроить? Зачем куришь? — строго напустился он на него.

Иван продолжал курить, стараясь выпустить дым, не вдыхая его в себя. Курение — это тоже маскировка. Курил он «Стрелу». Бомжи ведут себя нахально да и кавказец не похож на жильца этого дома.

— Тебе-то чего, лоб? — пробурчал Иван. — Валяй, черный, на Кузнечный или Некрасовский рынок и торгуй там лимонами.

— Какой нехороший человек!? — рассмеялся кавказец. — Я — техник-смотритель из ЖЭКа, дорогой. Позвоню в милицию и тебя заберут. Замок сломал? Чего на чердаке делать будешь? Наркотик курить, одеколон пить?

— Вали лучше ты, дорогой, — передразнивая, лениво процедил Иван и еще ниже надвинул на лоб полосатую шапочку. — Знаю я техников-смотрителей. Они не ползают по чердакам и нашего бездомного брата не обижают... Может, есть у тебя выпить чего? Видно же, что дядя при бабках!

— Я в таких местах не выпиваю, дорогой...

В этот момент лязгнул запор на третьем этаже — отсюда было видно — отворилась дверь квартиры Кулешова. Он неторопливо задом вышел на лестничную площадку, закрыл дверь и стал поворачивать длинный ключ в замке. Вся эта операция заняла две минуты. Кавказец, забыв про бомжа, внимательно следил за стариком, а когда тот стал спускаться по железобетонным выщербленным ступенькам, бросил взгляд на часы, будто засекая время. Теперь Ивану все стало понятно: грабители не будут взламывать дверь, да она и не так-то просто поддастся, особенно хитрый японский замок, а шум поднимать у двери, выворачивая ее из коробки фомкой, они тоже не станут, на этой площадке еще две квартиры и одна коммунальная, кто знает, сколько там проживает жильцов. Выберут момент, когда никого не будет поблизости, не так уж трудно вычислить, когда жильцы возвращаются с работы. Они прихватят старика в такое время, когда в подъезде тихо. По-видимому, режим дня Кулешова они изучили. Значит, бандиты неожиданно нападут на него, когда он или уходит из квартиры или открывает ее ключами, возвращаясь домой. Затолкнут вовнутрь, захлопнут двери и делай с хозяином что хочешь, ведь они уже наверняка знают, что он проживает один. Скорее всего оглушат, свяжут и запрут в ванной.

Вспомнилось, как показывали на днях в «600 секундах» сюжет: ворье проследило таким же образом пожилую женщину, открывающую ключом дверь в квартиру. Втолкнули ее — их было двое — а в прихожей их встретил ее муж с молотком в руке. Одного сразу убил наповал, а другой убежал, но его вскоре тоже задержали. Старичок пенсионер взволнованно сказал с экрана:

— Жизнь теперь такая, что я всегда встречаю жену и знакомых в прихожей с молотком в руке. Столько ворья расплодилось, бандитов!

Кавказец заторопился, вытянул голову, глядя вниз, где шелестели шаги Кулешова.

— Не веришь, что я техник? Сейчас, дорогой, узнаешь! Схожу в контору и пришлю плотника, чтобы дверь на чердак запер на громадный замок. Нечего тут ошиваться!

Почти неслышно заскользил вниз, толстые резиновые подошвы заглушали шаги. Иван тоже спустился вниз. Ни старика, ни кавказца на улице не было видно, да они и не нужны были ему. Вряд ли грабитель обратится в жилконтору, но нужно быть теперь начеку. Не исключено, что у кавказца в кармане пистолет. Кто грабит квартиры, тот всегда чем-либо вооружен. К нему тоже пожаловали ночью через балкон кавказцы с пистолетом и финкой...

Он направился на улицу Жуковского за подкреплением: грабители по одному не ходят на дело. Уже двоих он знает в лицо, с одним только что и побеседовал.

— Не видел Лукошина? — столкнулся с ним под аркой почти точно так же, как он одетый, рабочий. Даже бурундуковая полосатая шапочка была на голове.

— По-моему, в тот подъезд пошел, — небрежно махнул в сторону дома Иван.

Это хорошо, что строители его за своего принимают. Вот только бриться утром не нужно было и тем более брызгаться одеколоном. Правда, южанин если и почуял запах, то подумал, что одеколон бомж принял вовнутрь...

Нападения на Кулешова можно было ожидать в любой момент, злоумышленники знали, когда он выходит из дома за хлебом, когда отправляется на вечернюю прогулку в Таврический сад. Дни стояли солнечные, было тепло. Многие уже перешли на летнюю одежду. Гулял Арсений Владимирович с час и в светлое время. Очень редко выходил из дома без палки. Она была вырезана из заморского тяжелого дерева, кажется, оно называется железным. Рассказывал Рогожину, что эта палка не раз выручала его при встречах с хулиганами, спьяну задирающих, кто послабее их. Раз даже двоих молодцов обратил в бегство.

Двое суток провел Иван в квартире старика, а грабители пока не заявлялись. И оба его напарника попусту торчали на пыльном чердаке: они должны были ворваться в квартиру ровно через пять минут после того, как туда заявятся воры. Кулешов отдал им запасные ключи. Вроде бы ничто не мешало банде совершить нападение, но ничего не происходило. Неужели засекли его, Рогожина? Может, заподозрил тот самый, который наткнулся на него у двери на чердак? Не похоже. После этого Иван еще раз видел кавказца в подъезде дома Кулешова, больше того, он навесил на чердачную дверь замок. Иван поинтересовался в конторе не их ли это работа, нет, они замок никому не выдавали. Ребята подобрали к замку ключ. И сегодня они скучают на чердаке и дверь приоткрыта. Но это ворье вряд ли обеспокоит: бомжи любые замки выламывают на облюбованных ими чердаках и подвалах. Помощники Ивана тоже одеты под бомжей, сидят на ящиках из-под пива и дуются в карты, не выпуская из поля зрения площадку перед дверью Кулешова.

Иван взглянул на часы: без четверти восемь. Скоро придет с прогулки Арсений Владимирович. Слышно, как в комнате тикают старинные деревянные часы с гирями. Такие теперь редко увидишь — механика и электроника давно вытеснили их. Поставил в современные кварцевые часы батарейку и ходят год-два, не надо заводить, стрелки подводить — точность необыкновенная. И у него на руке кварцевые часы с крошечной батарейкой. Из окна кухни, где находился Иван — отсюда ближе входная дверь — виден Таврический сад, точнее, небольшая часть его. Каменная ограда, тянувшаяся от Таврического дворца, загораживает сад. Видны лишь черные узловатые ветви деревьев. Интересно:, набухли на них почки? Еще видна выпуклая стеклянная крыша дворцовой оранжереи. Цветы они там разводят или выращивают огурцы? В Таврическом дворце много лет была

Высшая партийная школа, а что там теперь? Ленсовет устраивает приемы?..

Слух был настолько обострен, что Рогожин услышал постукивание палки Кулешова еще на втором этаже. Что-то ему подсказало, что наступает решительный момент, как всегда в таких случаях, внешне оставаясь спокойным, он весь внутренне подтянулся, напружинился, правая рука нащупала под мышкой закрепленный там ремнями пистолет: кобура расстегнута, предохранитель снят. Дегтярев советовал взять с собой переговорное устройство, но Иван решил обойтись без него, он и так услышит, если нападут на старика у порога его квартиры. И ребята на чердаке начеку. Заскрежетал ключ в замочной скважине, Иван уже был в прихожей, дверь открывается вовнутрь, за ней можно было спрятаться. Старика он предупредил, чтобы тот не пугался, когда Ивану приходилось всякий раз при его приходе из-за двери нос к носу сталкиваться с хозяином. Уже не первый раз повторял он этот нехитрый прием. Дверей было две, но внутреннюю Арсений Владимирович запирал лишь когда надолго уезжал из города, всякий раз возиться с несколькими мудреными замками было неудобно. Глаза у него уже не те, что были раньше, не сразу ключом в прорезь попадал.

Чутье Ивана не обмануло его на этот раз: Кулешов пулей влетел в небольшую прихожую, палка его стукнулась о вешалку и откатилась в коридор, ведущий на кухню и в ванную. Старик, ухватившись растопыренными руками за стену, с трудом удержался на ногах. Вслед за ним втиснулись в прихожую двое кавказцев в летних куртках и одинаковых темных кепках. Иван ожидал всех троих, но, по-видимому, один стоял внизу или наоборот наверху у чердака и наблюдал за пролетами лестницы. Заслонив собой входную незапертую дверь, Иван направил на них пистолет, держа его обеими руками. Мелькнула сейчас совсем неуместная мысль, что точно так поступают американские полицейские в детективных фильмах...

— Руки за голову, стрелять буду без предупреждения! — заявил он чуть осевшим голосом опешившим бандитам.

Они переглянулись, но руки поднимать не торопились. Старик тем временем поднял свою палку и вдруг неожиданно обрушил ее толстым концом с рукоятью на голову ближайшего к нему вора.

— Вы что, оглохли, мерзавцы? — неожиданно звонко крикнул он. На лбу у него вспухала шишка, одна щека кровоточила. Видно, о стену расшибся. Удар хотя и получился впечатляющим, особенного вреда крепышу-кавказцу не принес. Руки он поднял, второй тоже стал поднимать и в этот самый момент Рогожин услышал шорох за спиной — дверь-то была не закрыта — и что-то больно укололо его под левую лопатку. «Ребята с чердака... — пронеслась в голове мысль. — Но почему... Это ведь нож!» Грабитель с поднятыми руками, ощерившись, бросился на него, но оглушительно прозвучавший в прихожей выстрел остановил его. Бандит схватился за правое плечо, усатое лицо его искривилось от боли. И тут ворвались ребята, прятавшиеся на чердаке. Один из них скрутил ударившего сзади Ивана ножом в спину бандита, другой, оттолкнув с дороги Ивана, с пистолетом в руке бросился к тому, что стоял в прихожей. Руки подняты, зубы ощерились, как у собаки, в глазах страх и ненависть.

— Не стреляй, парень, я тихо... молчу, — вырвалось у него.

— Ублюдки, это же надо: приехать с Кавказа, чтобы грабить здесь нас! — разговорился Кулешов, по-видимому, не заметивший, что Рогожина ранили. — Приползли с гор, как шакалы! А если бы русские пришли к вам грабить? Убивать?

— Русские дураки, — пробурчал тот самый «смотритель», что разговаривал с Рогожиным у чердака. — На русских можно воду возить, верхом ездить в сортир!

Старик размахнулся и стукнул его палкой по башке.

— Мразь, какая сволочь только сразу не заворачивает вас с вокзалов и аэропортов назад, в горы!..

Как сквозь туман Рогожин наблюдал за тем, как защелкивают ребята наручники на запястьях бандитов, тот, которого он ранил, прислонился к оклеенной сиреневыми обоями стене и бледнел прямо на глазах. Наверное, не лучше выглядел и Иван. Он чувствовал, как под курткой горячо стекает по спине кровь. Рука с пистолетом сама по себе опустилась, а левой было трудно пошевелить.

— Ты ранен, Иван? — заглянул ему в лицо Василий Никитин, широкоплечий блондин с голубыми глазами и редкими белыми ресницами. Губы у него толстые, на подбородке ямочка. Он больше походил на добродушного фермера, чем на детектива.

— Я думал, это вы... — пробормотал Иван. — Даже не обернулся, идиот! Что же вы, братцы, опоздали?

— Как было сказано, мы ворвались ровно через пять минут.

В таких делах время или растягивается, или сжимается. Почему он велел им врываться через пять минут, а не раньше? И как мог позабыть про третьего, который тоже должен был прийти? Нет, не забыл он про него, просто не знал, где прячется. Из квартиры он никак не мог увидеть третьего. Полагал, что Вася Никитин с напарником в курсе, где он... А третий опередил их всего на несколько секунд. И он злился на самого себя, сколько раз внушал себе, что подставляться никак нельзя! Хренов детектив! Уж который раз получает по носу...

— Миша, вызывай скорую! — распорядился Никитин. — Иван сейчас отключится, да и этот... — он взглянул на сползающего по стене на пол раненого бандита... — Глазенки закатил!

— Я позвоню, — сказал Кулешов, жалостливо глядя на Рогожина. — Как же это получилось, Иван Васильевич? Я даже не заметил. Убивать надо эту мразь на месте, а вы с ними нянчитесь... Будет суд, адвокаты из кожи будут лезть, чтобы их вызволить... И снова будут нас грабить, убивать! Эх, да что говорить!

— Позвоните, Арсений Владимирович, и в отделение милиции, — подсказал Иван.

— Черт возьми! — ощупав его, сказал Михаил Носенков. — Метил, гнида, под самое сердце. Иван, как ты?

— Дай воды, — слабым голосом попросил Рогожин. В глазах уже начали появляться оранжевые круги — предвестники скорого беспамятства, а под лопаткой все сильнее пекло. Не болело, а именно пекло, будто к ней приложили горячую подкову. И все-таки, по-видимому, нож вошел не слишком глубоко, просто крови много потерял. Легкая хлопчатобумажная куртка казалась тяжелой, как дубленка, давила на плечи, тянула вниз и хотелось плюнуть на все и лечь прямо на пол...