День стоял по-настоящему летний: солнце с раннего утра играло как ему и положено в Пасху, было тихо, рыба азартно клевала. Антон, иногда отложив удочку, бросал спиннинг. Блесна, сверкая в солнечных лучах, улетала метров за двадцать и с бульканьем шлепалась в тихую воду, вызывая круги. Лодка без якоря медленно скользила, тонкая зеленоватая леска натягивалась и красные гусиные поплавки ложились на воду. Это была последняя рыбалка у Ивана, завтра утром он отбывал в Санкт-Петербург. Антон довезет его до Великополя, оттуда на поезде. О билете можно было не беспокоиться, после того, как из города мешочникам нечего стало вывозить да и билеты здорово подорожали, люди ездили на поездах только по неотложным делам. И командировочных стало меньше. Вот предприниматели и бизнесмены разъезжали и летали на всех видах транспорта. Этим никакие цены нипочем. В вагонах почти не встретишь стариков, а раньше их ездило много.
Рана под лопаткой еще немного беспокоила, особенно зудела по утрам. Хотелось почесать, а рукой не достать. Отдохнув у друга неделю, Иван почувствовал себя совсем здоровым. Жаль, что нет рядом Ани, но Дегтярев ее не отпустил, да и с таким животом тяжело ей теперь путешествовать.
— Вот мы не верим в чудеса, — заговорил Иван. — А разве не чудо, что в Пасху солнце на небе играет? Посмотри, сразу сколько солнц!
Действительно, огненное светило раздваивалось, троилось, снова сливалось в одно, огромное, сияющее, будто улыбающееся. Облака куда-то отступили, небо было бирюзовым, а вершины деревьев будто облиты золотом и серебром.
— И еще я заметил, каждую Пасху погода солнечная, — сказал Антон. — Ни разу не помню, чтобы был дождь.
— Как нас воспитывали! Только от стариков и слышали, что есть такой праздник — Пасха!
— Слышишь? — положив спиннинг на борт лодки, произнес Антон.
Иван прислушался и уловил легкий серебристый перезвон колоколов.
— Вроде бы тут нет поблизости церквей? — удивился он.
— В Глубокоозерске звонят, — сказал Антон. — Недавно установили на церквушке колокола. Большевички еще до войны их сбросили с колокольни и увезли куда-то. Интересно, новые отлили или старые отыскали?
— У нас на Руси, наверное, и забыли, как отливают их, — проговорил Иван, снимая с крючка небольшого трепещущего окуня. Поглядев на него, выпустил на волю.
— Моя бабушка говорила, что в Пасху все сущее на земле и в небе ликует,, мол, в этот светлый день празднуется верующими избавление через Христа всего человечества от власти дьявола.
— Может, в Пасху грех и рыбу ловить? — сказал Иван.
— Таня приготовила крашеные яйца, — улыбнулся Антон. — Не проголодался?
Встали они нынче рано, полюбовались на игру светила и отправились на лодке половить рыбу, не ради добычи, а ради удовольствия. Иван тут пристрастился к рыбалке. Часто один ловил — Антон был занят по хозяйству — кругом прозрачная зеленоватая вода, в проклюнувшейся осоке и тресте столбиками белеют цапли. Они на днях прилетели из дальних стран. Совсем неподалеку от лодки плавали гагары и утки. Раньше он то и дело вынимал железяку-якорь и искал уловистое место, а потом понял, что если долго сидишь на месте, то рыба сама подойдет. Щука редко балует рыболовов клевом, чаще других рыб берет окунь. Лещ кладет поплавок лишь в ветреную погоду, когда у берегов рябит, плотва же любит гулять на плесе.
Под ногами у них лениво шевелила жабрами небольшая щука, пойманная Антоном, шныряли в набравшейся на дне воде, окуньки. Щуку они забрали, когда причалили к берегу, а окуней Иван выпустил, оставив двух пораненных. На берегу их ждала белая кошка, вторая — Зинки-почтарки — жмурилась у навозной кучи. Игорек на рыбалку с ними не поехал, отправился с приятелем из прибывших дачников в лес за сморчками. Ладно, дачники не очень-то ладят с местными из-за их недоброжелательства, но казалось бы: чего ребятишкам-то делить? Ан нет, дачники дружили с дачниками, а местные — с местными. Впрочем, местных ребят было мало. Кто помоложе из сельчан, те давно обосновались в городах, а сюда приезжали как на дачу: посадить картошку, вскопать грядки, посмотреть ульи, у кого пчелы. Так что Игорек был счастлив, что из Петербурга прибыл его приятель Дима. Его родители купили дом неподалеку от них, но зимой в нем не жили.
На завтрак Антон было выставил бутылку, но Татьяна Васильевна молча убрала ее в шкаф, сказав:
— Кто с утра пьет водку? В обед и разопьете.
Антон с улыбкой развел руками:
— Потерпим, Ваня?
— По мне, чтоб ее и вообще не было, — отмахнулся тот. Он водку не любил, случалось в компании сидеть за столом, то предпочитал сухое вино или коньяк. Глобов рассказывал, что ему тоже предлагали по дешевке спирт и патоку, из которых можно было делать водку и вино, но он не стал связываться с этим делом, хотя оно и сулило громадные прибыли. Андрей Семенович не был пьющим человеком и если уж садился за праздничный стол, то на нем всегда выставлялись самые качественные напитки. У него была типичная русская черта — это гостеприимство. Он угощал даже малознакомых людей, удостоившихся чести быть приглашенными к нему на дачу в Комарово...
Вот и не верь в чудеса! На лодке, потом за завтраком и перед самым обедом Рогожин почему-то по нескольку раз вспоминал миллионера, а в половине второго он со свитой на двух машинах пожаловал в Плещеевку! Что за интуиция? Или пасхальное озарение? Конечно, приезд миллионера не был случайностью и должен был впоследствии сыграть в жизни Антона большую роль. Просто так даже ради собственного удовольствия Андрей Семенович ничего не делал. Как-то во время продолжительных бесед на даче, он признался, что жизнь миллионера — не сахар! Если бы кто знал, как он устает! Быть хозяином многочисленных предприятий и брокерских контор, ворочать миллионами, иметь дела с десятками людей каждый день — это требует огромных усилий. А люди разные, если уж честно, то среди кооператоров большинство — жулики, готовые ради денег на все, вплоть до убийства конкурента. И ведь в разные дела вкладываешь не государственные деньги, а свои собственные, потом их никуда не спишешь... Все это высасывает из него все соки, заставляет и днем, и ночью держать в голове много разных дел, операций. У него есть компьютеры, принтеры, телефаксы, ксероксы... Кажется, ты миллионер, делай, что хочешь: гуляй, вкусно ешь-пей, отдыхай, разъезжай по заграницам, ан нет — бешеная работа, связанность с людьми — не отпускают, держат тебя в конторе посильнее тюремной камеры. Понимая, какую ты махину взвалил на свои плечи, зная, что сотни людей поверили тебе, вложили свои средства в твои предприятия и теперь целиком и полностью зависят от тебя, как от всего этого отойти?..
Первым заметил серую «Волгу» и небольшой зеленый грузовик Игорек.
— Папа, к нам кто-то едет! — радостно закричал он.
Друзья сидели на досках возле мастерской и катали с земляного возвышения крашеные яйца. Игорек с недоумением смотрел на взрослых мужчин, по его мнению, занимающихся уж совсем детской игрой, вот биться яйцами ему нравилось, только не везло — все три его яйца оказались очень скоро раскоканными. Не заметно было, чтобы в Плещеевке широко праздновали Пасху, утром прогорланили пьяные мужчины на том берегу, где молочная ферма, а вот в деревне не видно гуляющей молодежи, не слышно песен и звон колоколов затих. Отсюда до Глубокоозерска километров двенадцать. Племянник Зинки-почтарки, сильно пьяный, утром их поздравил со святым праздником и, забравшись в привязанную к колу лодку, заснул там. Когда с озера тянул ветерок, доносилось его похрапывание. Почтарка, ощерив свой безгубый узкий рот, облаяла его, как она это делала всегда, когда еще покойный муж выпивал, но не дождавшись ответа, ушла в избу. Из коричневой керамической трубы с нахлобученным на нее чугуном тянул дым: соседка, видно, готовила праздничную снедь, да надо сказать, что и ругала она племянника не столь злобно, скорее для порядка. Выпивший мужик для нее, что для быка красная тряпка.
Действительно, «Волга» и грузовик с красным трактором в кузове останавливались напротив дома Ларионовых, из машины выбрались собственной персоной Глобов и Бобровников. Вслед за ними вышел высокий парень в джинсовом костюме и кроссовках. Второй так же одетый, спрыгнул со ступеньки грузовика. Это он вел его вслед за «Волгой». Иван сразу их узнал: крепкие ребята из охранного отряда, точнее, дипломированные телохранители миллионера. Андрей Семенович был в черной кожаной куртке, джинсах, заправленных в высокие коричневые сапоги. Он уже успел немного загореть, темно-серые глаза смотрели устало, он с улыбкой помахал рукой Рогожину.
— Не ждали? — спросил он, цепким взглядом окидывая дом, участок, голубеющее неподалеку озеро. — Не видно, что тут празднуют Пасху! Да и пьяных нет.
— Водка слишком дорога, Андрей Семенович, — заметил Бобровников, тоже улыбаясь Ивану.
Тот представил им Антона, вышла из дома в фартуке, с испачканными до локтей в муке руками, Татьяна Васильевна, приветливо поздоровалась. Глобов всем пожал руки, даже белоголовому глазастому Игорьку. Из-за хлева на приезжих выставилась с поджатыми губами Почтарка. Эта не могла ничего пропустить. Солнце высветило на ее ведьмином лице каждую морщинку. Иван впервые заметил, что у нее крючковатый нос, как и полагается колдунье.
— Как раз к обеду, — сказала хозяйка. — Чем богаты, тем и рады.
— У нас жареный судак и заливная щука! — похвастался Игорек.
Один из телохранителей уже доставал из багажника «Волги» объемистую картонную коробку — слышно было, как звякнули бутылки.
— Ты не преувеличивал, Иван! — сказал Андрей Семенович, он все еще не мог оторвать взгляд от раскинувшегося перед ним озера. — Места прямо- таки райские! — он повернулся к Антону. — А земля вокруг ваша или колхозная?
— Колхоз дышит на ладан, — ответил Антон, он по рассказам друга много слышал о Глобове и сейчас внимательно к нему присматривался. — Думаю, к осени прекратит свое существование, а я выбил в районе с превеликим трудом пока три десятка гектаров земли. Вон мои колья стоят за банями!
— Техника-то есть, обрабатывать землю?
— Вот хочу к своему развалившемуся «газону» плуг приладить...
— Что мне бросилось в глаза на фермерских хозяйствах, — говорил Глобов. — Все зарятся на технику, а коней заводить не хотят. А ведь конь в малом хозяйстве — всему голова! Не надо ему бензина, запчастей...
— Зато сена не напасешься, — вставил Антон. — Да и упряжь, телеги, у нас давно уже не делают.
— Как вы нас нашли, Андрей Семенович? — спросил Иван. — Вот уж не думал вас здесь увидеть!
— Мне сообщили, что в Великополе в «Сельхозтехнике» продаются грузовик и трактор, потом надоело в городе, на даче, ну и решил в ваши края наведаться. Здесь ведь много наших поставщиков. Да и ваши рассказы про прелести здешних мест меня заинтересовали.
— Грузовик и трактор мы купили, — прибавил Александр Борисович. — На пару миллионов взяли ценного стройматериала... А про Плещеевку ты мне тоже много рассказывал, как и про своего друга-фермера. Я и предложил Андрею Семеновичу сюда заехать. Грех ведь в Пасху весь день пылить по дорогам.
— Тридцать гектаров, — задумчиво произнес Глебов. — Это мало, Антон Владимирович. — Чтобы фермеру по-настоящему развернуться на земле нужно сто- двести, может, даже пятьсот га.
— А техника? Работники? — возразил Антон. — Разве одна семья сможет управиться с такой махиной? И конь не поможет.
— Миллионы людей в стране становятся безработными, а вы горюете о работниках?! — усмехнулся Андрей Семенович. — Да от желающих приложить руки к любому делу на земле скоро отбоя не будет. Одна расформировывающаяся армия — сколько молодых здоровых парней даст!
— Нет у нас закона, чтобы фермеры могли нанимать работников, — не соглашался с доводами гостя Ларионов. — А налоги? Что они там, с ума сошли, в Белом доме? Задушили налогами всех честных предпринимателей, лишь спекулянтам и перекупщикам предоставили зеленую улицу! Я вот подсчитал, что если фермерское хозяйство будет приносить доход, так три четверти его отберут. Куда же это годится?
— Глупые указы и законы отменят, — уверенно отвечал Андрей Семенович. — Да и кто их выполняет? Я знаю, что фермеры пока никаких никому налогов не платят. Все, что сейчас делается у нас — все это внове, идем ощупью, как в известной игре: горячо- холодно. Я, например, верю, что будущее России в фермерстве, сельском хозяйстве. Разве не позор — закупка зерна за рубежом? И не на этих нужно рассчитывать, — небрежно кивнул в сторону хилых домишек плещеевских жителей. — А на городских, инициативных людей, которые придут сюда. Этих спившихся бедолаг колхозы-совхозы, вернее, советская власть, развратили, разучили работать, да и много ли на селе молодых мужиков? Пьянь или старики и старухи, доживающие здесь свой век... — он задержал взгляд на Зинке-почтарке, прилипшей к изгороди. — А эта ворона чего рот разинула? Местная колдунья?
— Прямо в точку! — улыбнулся Антон. — Она своего мужика зарубила топором.
— Значит, не колдунья, — возразил Андрей Семенович. — Колдунья бы иначе отправила его на тот свет...
Татьяна Васильевна позвала мужа в дом, немного погодя они вместе вышли и объявили, что обедать придется на свежем воздухе — в помещении все не поместятся. Телохранители Глобова молча выполнили все указания хозяйки: вынесли столы в сад под яблони, стулья, табуретки, пятилитровую стеклянную банку с березовым соком. Ее поставили на деревянный ящик. Стол накрыли цветной скатертью, появились закуски, деревянное блюдо с. крашеными яйцами, противень с жареной рыбой и белые эмалированные посудины с заливным судаком. Из коробки Глобова извлекли «Столичную», коньяк, импортное пиво в красивых темных бутылках, половину осетра горячего копчения, колбасу, консервы, даже несколько связок желтых бананов. Почтарка расплющила свой крючковатый нос о доску, жадно наблюдая за приготовлениями к пиршеству.
Когда все уселись за сдвинутые столы, Андрей Семенович поднялся со стула — его усадили во главе стола, рядом с хозяевами, окинул всех веселым взглядом и сказал:
— Жаль, что мы, русские люди, позабыли, как праздновали наши предки этот великий православный праздник. Мне запомнилось от моих стариков, что в светлую Пасху до самого Вознесения Христова Сатана прячется в аду, а Иисус Христос ходит по земле... За то, чтобы все черные силы скрылись в аду, а хорошие люди зажили, наконец, по законам Совести, Добра, Церкви!..