Меня начинают грызть сомнения: а вдруг не приедет? А мне еще нужно сходить в гараж, пригнать к дому «Ниву».

Свету я прождал весь вечер, но она так и не пришла. Злость на нее и на себя распирала меня. Что бывает хуже бесцельного ожидания? Буржуазные социологи пишут, что нормальные люди на Западе больше пяти минут в очередях не выдерживают: у них начинает портиться настроение, появляются нервозность, агрессивность. И я, прочтя эти строки, подумал: а как же наши советские люди, которые и не мыслят себе иной жизни без непрерывного стояния в длиннущих очередях? Какие же стальные нервы у наших людей? Ведь иногда приходится стоять за мебельными гарнитурами даже ночью, так же и за подписными изданиями. Энтузиасты снуют между ожидающими и отмечают их в своих длинных списках. И упаси Бог не явиться в очередь — тут же вычеркнут из списка, и ты окажешься снова в конце очереди...

Ждать, ждать, ждать... Ждать с 9 до 15 приезда машины с заказанной тобою месяц-два назад мебелью, ждать часами телевизионного мастера, сантехника, электрика, даже регистрации брака или развода. Ждать в длинной очереди приема к начальнику службы быта, высиживать в узких коридорах поликлиник, месяцами томиться у стоматологов, каждый месяц ходить на телефонный узел и напоминать, что ты уже пять лет стоишь на очереди...

Нет, для советских людей пятиминутное ожидание в очереди — это как дробинка для слона! Советский человек изумился бы, придя в магазин или в любое присутственное место и не увидев длинной очереди. Он не поверил бы своим глазам и скорее всего повернулся бы и ушел, подумав, что нынче не приемный день или не туда попал...

Что же мне злиться на Свету Бойцову, если ожидание — наш удел? И она считает: раз нужна мне, значит, я должен ждать... своей очереди. Это норма жизни, естественный процесс. Она ведь тоже ждет, пусть не меня, так кого-нибудь другого. Ждут лишь те, которым что-то от кого-то нужно. А Свете, по-видимому, ничего уже от меня не нужно. Она замужем, зачем ей я?

Я мерял шагами свою тесную комнату, один раз больно ударился плечом о книжную полку, другой раз зацепился ногой за шнур от удлинителя и чуть не растянулся в прихожей. Сердце ощутимо толкалось в груди, ломило в висках. Поняв, что все равно сегодня не засну, я быстро оделся и направился к автобусной остановке, чтобы доехать до гаража. 26-й автобус я прождал ровно 26 минут. Насмешка судьбы? Мне хотелось закричать водителю: где же ты, нахал, был? Почему задержался? Ведь на желтой табличке с номерами автобусов написано, что интервал между рейсами — самое большое десять минут. Но сотрясать воздух бесполезно, водитель, спрятавшись за толстым стеклом, вряд ли отреагирует. Да и гуманно ли портить настроение ему? Он все же за рулем.

К дому я подъехал на «Ниве» в восьмом часу вечера. Час на погрузку, увязку на багажнике вещей — дай Бог выеду в половине девятого. Черт с ним, заночую где-нибудь по дороге, например в Луге. Даже если в гостинице номеров не будет, перебьюсь до утра в машине. Когда-то я быстро засыпал и сидя. Главное — поскорее вырваться из города. Из любимого мною Ленинграда, который почему-то с самого начала этого года доставил мне так много душевных огорчений.

Когда я поднялся на третий этаж, то увидел в отверстии для ключа свернутую в трубку записку. Чувствуя, как защемило сердце, развернул и прочел: «Мог бы и подождать. Очень обижена на тебя. Света».