Гена откладывает ножовку в сторону, закуривает, такой замечательный воздух, пахнет молодым клейким листом, клевером, полевыми цветами, а он — отравляет легкие никотином! Причем я вижу, он все делает автоматически: достает сигареты из кармашка брошенной возле яблони рубашки, чиркает спичкой, глубоко затягивается, а глаза его устремлены на дорогу, по которой пылит в нашу сторону черная «Волга». Я тоже бросаю на нее взгляд и тут же отвожу: машины часто проезжают мимо нашего дома на турбазу, которая неподалеку. На черных «Волгах» приезжают начальники из Великих Лук или Невеля. Приезжают они и не только на турбазу, а и в пионерлагеря, которых в округе немало, на строительство новых турбаз и лагерей. Место наше считается курортным, и городские организации выколачивают себе участки и строятся, строятся... Скоро в лесу на один гриб будет по три грибника. Рыбу в окрестных озерах уже порядком повыловили. Раньше приезжали на турбазы с бутылками и закусками, а теперь — с удочками и сетями. И промысловики каждый год совершают массированные налеты на озера. Эти неводом выгребают даже мальков — и с неделю пируют на берегу вороны и коршуны. Гена на что опытный рыболов, а и то на ближайшие озера не ездит, говорит, мелочь одна осталась. Крупную рыбину можно взять только сетью, да и то не каждый раз.

Между тем черная «Волга» подрулила к нашему дому, остановилась, из кабины вылез... Алексей Павлович Термитников. Я глазам своим не поверил! Мой старинный приятель в песочного цвета куртке и фирменных джинсах и кроссовках, улыбаясь, шел к нашей калитке. Шофер подал «Волгу» поближе к забору, чтобы не занимать проезжую часть. На боках и капоте машины — серая пыль.

— Вот где ты окопался в своем поместье! — издали приветствовал меня Алексей Павлович. — Настоящий Троекуров! Помещик!

Я пошел ему навстречу, улыбка растянула и мои губы, вот уж кого я не ожидал здесь увидеть, так это Термитникова! Правда, в Ленинграде я не раз приглашал его сюда, мол, отдохнешь, порыбачишь, осенью грибов в наших лесах навалом... Это я, конечно, преувеличивал, белых грибов в борах было мало, зато черных груздей и сыроежек — пропасть, в иной год можно было, как говаривал Гена Козлин, косой косить.

Мы обнялись, расцеловались. От Алексея Павловича чуть ощутимо пахнуло коньяком. Сильно поредевшие и почти совсем белые волосы его далеко отступили от крутого широкого лба, лицо же было на удивление моложавым, розовым, серые небольшие глаза весело поблескивали.

— В отпуск? — поинтересовался я. — Рад тебя видеть!

— Красота-то какая тут у тебя, Андрей! — оглядывая с нашего пригорка окрестности, негромко проговорил мой приятель. — Да и пока ехал к тебе, не мог налюбоваться на сосновые боры, озера...

Я думал, шофер «Волги» останется хотя бы переночевать, но он, посигналив нам, развернулся и уехал, оставив за собой облачко желтой пыли.

— Даже не зашел, — удивился я.

— К тебе ведь, Андрей, не позвонишь, — с улыбкой говорил Алексей Павлович, — пришлось в райисполкоме просить машину... До Великих Лук я на поезде.

— Я думал, ты на своей, служебной, прикатил из Питера.

— У меня теперь нет машины, дружище... — погрустнев, сказал Термитников. — Второй месяц осваиваю общественный транспорт.

Я решил, что он меня разыгрывает, и в тон ему заметил:

— Ну и как? Нравится?

Гена, затоптав окурок, как ни в чем не бывало принялся пропалывать грядки. Изредка бросал на нас любопытные взгляды. Я знаю, о чем он думал: сейчас пойдем в комнату, я достану бутылку водки из подвала, соленые огурцы собственного засола в трехлитровой банке, а его попрошу затопить баню. Я очень гордился своей баней и всех приезжих «угощал» ею. Однако Алексей Павлович сказал, что пообедал в Великих Луках — он ведь наверняка не знал, что я дома — поэтому шофер должен был отвезти его в Витебск, где живет его друг еще со студенческих лет, заведующий отделом обкома КПСС.

— У меня-то поживешь? — спросил я.

— От такой красоты грех и уезжать, — ответил друг. — Но в Витебск нужно будет позвонить, Василь сам сюда прикатит за мной. Кстати, откуда тут можно позвонить? И жене обещал...

— В Борах — это в полутора километрах отсюда — почта, в доме отдыха есть телефон-автомат.

— Вечерком прогуляемся?

— Можно, — кивнул я.

— Покажи мне, Троекуров, свои плантации, — предложил Термитников. — Воздух-то какой! Даже не верится, что на земле еще остались такие райские уголки!

Хотя голос его звучал восторженно, а на толстых губах витала улыбка, я уловил в глазах приятеля то ли прорывающуюся тоску, то ли растерянность.