Полоса неприятностей и неудач началась еще до поездки моей в Москву, сразу после расставания с Ириной Ветровой, точнее, после моего звонка в институт, когда Александр Ильич Толстых холодно сообщил, что Ирина не придет на свидание ко мне, потому что у нее ученый совет. Наврал мне ее шеф: не было никакого совета. Потом поездка в Москву, похороны Георгия Горохова... Попытался было заняться квартирными делами, снова пошел к начальнику торга. Оказалось, он знает меня как писателя, читал две мои книги, а когда я заикнулся, что готов подарить ему с дарственной надписью еще одну, последнюю, он расчувствовался и заявил, что ради такого случая — как выяснилось, мои книги любят его жена и дочь, — стоит поехать ко мне и лично получить экземпляр. Лицо у него круглое, розовая лысина, густые ершистые брови и очень подвижные губы: они то вытягивались в трубочку, то двумя пельменями расползались по лицу, то сжимались в подкову. Причем, дядя — с чувством юмора и своеобразным обаянием. Дело шло к концу рабочего дня, и мы отправились ко мне на улицу Жуковского. Я предупредил начальника, его звали Николай Семенович, что у меня всего четыре деревянные табуретки и стол, правда, красного дерева и с мраморной крышкой, он посмеялся, сочтя это за юмор, и мы поехали ко мне. Я был уверен, что у начальника из сферы торговли есть служебная машина, но, как выяснилось позже, он оказался весьма предусмотрительным товарищем: зачем лишние свидетели, разговоры?..

Будучи по натуре человеком гостеприимным, я зашел в винный магазин — начальник скромно остался на тротуаре — и купил две бутылки довольно дорогого коньяка, лишь он и красовался на витрине. Зато и очереди никакой не было. Решив, что одной ему вполне хватит — я пить не собирался — вторая пусть стоит у меня про запас, все равно нужно будет новоселье справлять...

Николай Семенович, обозрев мою пустую жилплощадь, сказал, что мне подойдет для кабинета стенка «Янтарь», в ней даже есть выдвижной диван, а в другую комнату — мягкую «тройку», то есть диван и два кресла с журнальным столом. Пообещал, что все это можно получить через магазин, где продают по образцам мебель на заказ. Там можно приобрести и два книжных шкафа, которые хорошо будут смотреться по обе стороны двери в кабинет. Мне эта идея пришлась по душе.

Мы устроились на кухне, я открыл банку шпрот и лосося в собственном соку — мой НЗ. Как на грех, у меня не оказалось минеральной воды или хотя бы пепси-колы. В ленинградскую жару все, что можно пить, расхватали. Дальше я уже знал, что произойдет: Николай Семенович, конечно, один пить откажется, да его можно и понять — впервые пришел в гости, а хозяин воротит нос от рюмки... Так оно и оказалось. С отвращением я выпил две небольшие рюмки, а Николай Семенович за разговорами на общие литературные темы спокойно прикончил всю бутылку. Любимый жанр у него — это детективы. Впрочем, он не оригинал: хорошие детективы и я люблю. Как я и ожидал, моих книг он не читал, а вот от жены и дочери наслышан обо мне.

Многие гости почему-то считают своим долгом без спросу брать семейный альбом и рассматривать фотографии разных лет. Наверное, полагают, что этим доставляют удовольствие хозяевам. Мой толстый старинный альбом с палехским рисунком лежал на самом видном месте, на тумбочке для телевизора. Я выходил на кухню за хлебом, а Николай Семенович листал альбом.

— Вы знаете Свету Бойцову? — заулыбался вдруг он. — Впрочем, кто ее в нашем городе не знает...

Мне не понравилась его улыбка, но потом я вспомнил, что контора начальника торга как раз и находится в «Апрашке», куда по делам службы наведывается Света.

— Я ее принимал товароведом на работу, — продолжал Николай Семенович. — Бойкая девица! Прямо берет быка за рога.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался я, заглядывая в альбом: Света была мною сфотографирована напротив гаража в Петухах.

— Она ведь замужем, — выпив рюмку, сказал Николай Семенович. — За этим... Как его? Жуликоватый такой... Вспомнил, за Вадимом Кудряшом! Сладенький такой типчик, спекулирует всякой всячиной.

Его слова ошарашили меня: как Света могла за такого подонка выйти замуж? За сколько же он ее купил?..

— Я думаю, Света и ему рога наставляет... — между тем говорил захмелевший начальник торга. — Я был с ней в компаниях... У нее еще любимая присказка: «Едем в Сочи на три ночи!..» В Сочи я с ней, конечно, не ездил, но...

— Простите, кажется, чай закипел, — раздраженно сказал я.

На кухне я открыл кран с холодной водой и подержал над ним растопыренные руки, пальцы сами собой сжимались и разжимались...

Вадим Кудряш... Меня чуть наизнанку не вывернуло, когда я представил их вместе со Светой в постели... Она выше его на голову. И с таким слизняком! Я вспомнил, что как-то видел их на Невском у комиссионного, что рядом с кинотеатром «Аврора». Света ведь садилась в его новую машину, а он с видом собственника смотрел на нее... Почему же мне тогда не пришло в голову, что он и есть ее муж? Наверное, обидно было даже мысль такую допустить: Света променяла меня на махрового жулика, который и ее надувал, когда она жила со мной... Теперь на пару надувают других...

Подавив в себе поднявшийся с самых глубин гнев, я вернулся в комнату. Николай Семенович, отложив альбом, листал Библию, которую взял с подоконника... Значит, и ему Света не отказала? А может, врет?.. И я непринужденно заговорил, что знал Свету еще студенткой, но как она вышла замуж, больше не встречал... Наверное, он уловил что-то в моем голосе, потому что, взглянув на часы, вдруг предложил позвонить ей на работу и вызвать сюда... Я усомнился, что она придет. Николай Семенович усмехнулся и окончательно сразил меня наповал!

— Муж ей не помеха! Светочка кого угодно обведет вокруг пальца!..

К счастью, у меня еще телефон не поставили и начальник торга успокоился, а вскоре и вообще забыл про Бойцову. Оно и понятно: таких, как Света, у него в торге сотни...

Расстались мы друзьями, конечно, я знал цену этой дружбы: встретимся через месяц — два, и он с трудом меня вспомнит, но позвонить директору магазина он твердо обещал. Завтра же.

Николай Семенович оказался человеком слова: он позвонил, и мне все оформили на следующий же день. Правда, все это могли сделать и без его звонка: мебель отечественная, изготовлялась в Ленинграде и на нее не было никакой очереди — приходи и выписывай накладную на доставку. Но все равно я ему благодарен. Будучи опытным человеком, он точно определил с первого взгляда, что мне надо. А то я сдуру еще не один месяц гонялся бы за какой-то мифической импортной мебелью, которую даже не показывают, а сразу продают со склада, получая в лапу десять — пятнадцать процентов от ее стоимости. Николай Семенович оградил меня от лишней беготни и унизительного общения с делягами и взяточниками.

Под конец его все-таки порядком развезло, прощаясь со мной на лестничной площадке, он панибратски похлопал меня по плечу, подмигнул и, пьяно улыбаясь, произнес:

— Выходит, мы с вами молочные братья, Андрей?

— Братья? — не сразу сообразил я, что он имеет в виду.

— Хор-рошая была девочка Света Бойцова! — рассмеялся он.

— Была?

— Я с замужними предпочитаю дела не иметь... На наш век хватит и холостых! — жирно хохотнул и пошел к лифту.

— У Светочки есть один маленький секрет... — дожидаясь идущей снизу кабины, повернулся ко мне Николай Семенович. — Маленькая... — и он противно захихикал. Если у меня и были какие-то сомнения, что он говорит правду, то теперь и они отпали. В отличие от самой Светы, ее «крутые мужики» хвастливы и болтливы...

Я вернулся в комнату, одну за другой залпом выпил две рюмки коньяка, подошел к зеркалу и долго смотрел на себя.

— Молочный брат... — пробормотал я. — Интересно, много у меня в Ленинграде таких молочных братьев?..

Выпитый коньяк в тот вечер сыграл со мной злую шутку: убрав со стола и надев новую сорочку, я отправился на Владимирскую площадь. Если до встречи с начальником торга я думал, что у меня две женщины, то теперь осталась одна.

— Ирина Андреевна Ветрова и завлабораторией товарищ Толстых уехали из института сразу после обеда. Очень торопились, потому что их самолет улетал на юг через два или три часа.

— На юг? — обалдело переспросил я.

— Не запомнила, то ли в Минеральные Воды, то ли в Симферополь, — словоохотливо делилась со мной пожилая вахтерша в синей форме и с пустой кобурой на поясе. Я с ней уже не первый раз беседовал.

— Александр-то Ильич жену и двоих детей бросил ради этой... вертихвостки с ангельскими глазами! Бывшего мужа довела до смерти, теперь задурила голову хорошему человеку. И шикарную квартиру оставил на Охте, и всю мебель... Я думаю, они переведутся отсюда в другой институт, а впрочем, кто их знает: теперь люди никого не стесняются... Вон Сонечка из бухгалтерии на глазах у всех вешается на шею зам. директора по хозяйству Сидоркину, а он, считай, в три раза старше ее... У него жена умерла, дети взрослые, сами по себе, в Солнечном дача, машина, трехкомнатная квартира, а у Соньки-то ничего, кроме круглой задницы и смазливого личика...

— Вы уж не давайте в обиду Сидоркина... — криво улыбнулся я, выходя из проходной на душную, раскаленную улицу.

На всякий случай я поймал на Рубинштейна такси и съездил в Веселый Поселок: дверь мне никто не открыл. Моя ненаглядная синеглазая Ирина уже, наверное, приземлилась в Минводах или Симферополе и едет по красивой горной дороге в какой-нибудь дорогой санаторий. Толстых-то, оказывается, очень предусмотрительный товарищ! Он ей оформил отпуск не на понедельник, а на два дня раньше. И себе тоже. Успел раздобыть и путевки. Может, они уже и поженились? А я так невежливо обошелся с ним в квартире Ирины... Но какова она-то? Ни слова об этом! Дескать, старый друг, мы дружим с ним и всегда будем дружить... Вот и додружились! А я опять остался с длинным-длинным, как у Буратино, носом...