Приехал он через полчаса. Круглое сытое лицо с улицы порозовело. В прихожей снял модные зимние кроссовки на липучках, синюю куртку с вышитой золотом иностранной блямбой на груди. Волосы у него светлые, почти желтые, на темени розовеет начинающаяся плешь, глаза голубые, водянистые. Пахнуло дорогим одеколоном, однако когда влез в тапочки, то в прихожей распространился тяжелый запах от ног. Невысокого роста, чуть сутуловатый, он производил впечатление солидного делового человека, который очень занят и заехал к вам на минутку исключительно для того, чтобы доставить вам удовольствие. Глаза шарили вокруг, ни на чем долго не останавливаясь. В глаза он не любил смотреть. Если по телефону он говорил вкрадчиво, ласково, то переступив порог, становился напористым, агрессивным. Тонким бабьим голосом безапелляционно называл цену и потом яростно ее отстаивал, если видел, что вещь клиенту понравилась. Нахваливал ее, встряхивал, поглаживал короткими толстыми пальцами, поросшими рыжим волосом. Случалось, оскорбленно запихивал товар в нейлоновую заграничную сумку на молнии, холодно кивал и с обиженным видом уходил, но уже через пять минут звонил в дверь и, мол, где наша не пропадала, уступал немного...

Шапка оказалась совсем не такой, какую я хотел: финская, с кожаным верхом и искусственным коричневым мехом. На фирменной бирке было написано «Березка» и стояла цена: 160. А чего: рублей или сертификатов — не указано.

— Сколько? — спросил я.

— Там написано, — небрежно заметил Вадим. — Мне лишнего не надо. — Он вынимал из сумки желтые сапоги с замшевыми голенищами, подбитые изнутри цигейкой. Мне бы сразу насторожиться: с какой стати Кудряш будет мне продавать шапку по ее нарицательной стоимости? Но я, вздохнув, выложил ему 160 рублей, хотя чувствовал, что шапка с искусственным мехом не может так дорого стоить в «Березке»...

— Есть видеокассета с потрясающим боевиком, в главной роли Чарльз Бронсон, — между тем ворковал Вадим, любовно оглаживая мягкие голенища зимних сапог.

Хотя я и очень любил кино, но цены на видеокассеты меня озадачивали. Самый дорогой билет в кинотеатре — семьдесят копеек, а трехчасовая кассета с записанными на нее двумя фильмами стоит самое малое — семьдесят пять—восемьдесят рублей. И такие цены держатся вот уже несколько лет, правда, когда только входило в моду «видео», цены на кассеты достигали ста—ста двадцати рублей.

А у меня единственная радость в деревне после работы посмотреть вечером фильм. Ближайший кинотеатр в Невеле, это в двадцати пяти километрах от Петухов. Местные жители смотрят по телевизору лишь вторую программу. Первая еле пробивается сквозь треск, муть. Приходилось платить, что же делать?.. Видео все увереннее входит в нашу жизнь и быт, так же, как в свое время вошли транзисторные приемники, магнитофоны, стереопроигрыватели, усилители, колонки. Кстати, зарубежные стереосистемы стоили столько же, сколько сейчас видеотехника.

Я примерил сапоги: они были легкие, теплые, мой размер, но когда Кудряш деланно равнодушным тоном назвал цену, я их молча снял и протянул ему.

— Не по карману, — коротко заметил я.

Вадим назвал цену за «Саламандру»: триста пятьдесят рублей. Про такие цены на мужскую обувь я еще не слыхивал.

— Каучук, набойки из крокодиловой кожи — влагу не пропускают, — мягким, нежным голосом ворковал «делаш». — Пожалеете, Андрей Ростиславович! К вашему сведению, мы в этом году не заключили с западными фирмами контракт на обувь. Смотрите, как бы потом не пришлось локти кусать...

— А у вас есть бирка с ценой? — спросил я.

— Они же привозные, не из «Березки», — обиделся Кудряш. — Зачем вам бирка?

— Привесил бы к голенищам — пусть все видят, какие дорогие на мне сапоги, — пошутил я.

Вадим Кудряш юмор не воспринимал.

— Таких сапог вы больше ни у кого не купите, — авторитетно сказал он, засовывая их в целлофановый пакет и убирая в сумку. — А как с фильмом? Чарльз Бронсон... Берете?

Я уже не раз попадался: нахвалит фильм, заверит, что качество отменное, а начнешь потом смотреть — полосы, срывы, все расплывается. Да и сам фильм — примитив. Скажешь, что фильм-то был плохого качества, не покраснев заявит, мол, такой был оригинал. Другой торгаш может оставить кассеты для просмотра, Вадим же — никогда! Больше того, покажет крошечный отрывок, чтобы заинтересовать, и тут же выключит видеомагнитофон.

— Хотите получить удовольствие от фильма — денежки платите! — так обычно отвечал Кудряш, а брать у него кассету вслепую, значит выбросить на ветер деньги. И потом, он мог к старому фильму приписать на торце видеокассеты новое название. Пойманный с поличным, ловко выворачивался: дескать, другой перевод, другое и название.

Кудряш меня утомлял за каких-то полчаса. Хотя, заявляясь на квартиру, он всякий раз говорил, что времени у него в обрез, просиживал и час, и два, очевидно, надеясь не мытьем, так катаньем сбыть товар. Кудряш считал, что писателям деньги с неба сыплются... Часто хвастался, что среди его клиентуры есть известные артисты, режиссеры, ученые. Бойко называл громкие имена и фамилии. Все это должно было располагать клиента к доверию. На Свету известные фамилии производили должное впечатление, наверное, на других — тоже. Я же покупался, вернее, покупал вещи, из-за того, что иным путем их нигде не приобретешь. Да и не так уж часто это было: раза три-четыре в год. Если иметь с «делашами» дела почаще, то никаких денег не хватит, чтобы с ними рассчитываться, но «барахольщики» и «делаши» стали все реже и реже появляться у меня, а после ухода Светы Бойцовой Вадим Кудряш — первый, кто позвонил в этом году и пожаловал ко мне.

— У меня есть золотой перстень, правда, без пробы, — говорил Вадим, явно не собираясь уходить, а мне еще хотелось немного поработать. — Отдам по дешевке за четыреста рублей.

— Я не ношу перстней, у меня даже нет обручального кольца.

— Деньги в наше время — дело ненадежное, поговаривают о большой реформе... А золото всегда будет в цене.

— Не нужен мне перстень, — повторил я.

— Все кропаете? — перевел разговор Кудряш на другое. — Когда нам ждать очередную «нетленку»?

Ишь, сукин сын! Где-то в наших литературных кругах услышал про «нетленку», как презрительно называли работу своих товарищей по перу некоторые литераторы. Вот, мол, такой-то кропает «нетленку».

— Вадим, я жду редактора из издательства... — невольно бросив взгляд на пишущую машинку, нахмурился я. Меня все больше раздражали его настырность и бесцеремонность.

— А может, редакторшу? — блеснув золотыми зубами, улыбнулся он.

И опять мне подумалось, как там, за границей, поставлено дело в торговле: разве продавец посмел бы так разговаривать с покупателем? А этот деляга в твоей собственной квартире чувствует себя хозяином. Несет, что на ум приходит, знает, стервец, что он нужный человек! Не мне, так другому загонит золотую «саламандру». Хвастался, что главный режиссер самого модного в Ленинграде театра покупает у него видеокассеты...

Выпроводив его, я было уселся за письменный стол, но Кудряш выбил меня из рабочей колеи. Взял шапку, еще раз примерил, стал отрывать бирку и вдруг от нее отлепился кончик белого ярлычка с ценой. Я потянул, и под ним появилась другая цена: восемьдесят руб. Швырнув шапку на пол, я готов был броситься за этим махровым жуликом с розовым упитанным лицом вдогонку, но он уже отчалил на своих «Жигулях» последней модели от моего подъезда. Домой теперь звонить ему бесполезно: жена точно таким же тонким елейным голоском будет отвечать, что Вадим будет поздно вечером, а позвонишь вечером, скажет, что может появиться утром... И так будет продолжаться, пока у тебя злость не пройдет и ты не смиришься с таким явным надувательством... А через какое-то время снова по телефону послышится его тонкий бабий голос... И когда скажешь ему про шапку, он искренне удивится: «Какая шапка? Думаете, вы у меня один клиент? Не помню я ни про какую шапку... У меня для вас есть кое-что такое...»

Я тщательно замазал шариковой ручкой в записной книжке его телефон и дал слово, что этот жулик больше никогда не перешагнет порог моей квартиры... И тут же поймал себя на мысли, что уже однажды было такое: Кудряш пообещал мне принести несколько видеофильмов на историческую тему — я как раз работал над романом об опричниках Ивана Грозного, и фильмы могли мне помочь в работе, так сказать, в какой-то степени высветить исторический фон тех веков. Мне пришлось несколько раз звонить Вадиму, наконец, он с важным видом заявился с тремя видеокассетами. Названия мне мало что говорили, но Кудряш красочно рассказал, что фильмы о крестоносцах, об английских и французских королях... По-» мнится, и содрал он с меня за эти три кассеты дороже, чем за обычную кинопродукцию. Каково же было мое возмущение, когда все фильмы оказались обычными детективами, правда, с участием известных артистов мирового кино. Никакой историей там и не пахло. Я тут же принялся названивать ему домой, Кудряш жил где-то в Купчино. Я у него дома ни разу не был, но он как-то привез ко мне свою черноглазую жену, которой, видимо, похвастался, что среди «друзей» есть и писатели... Юркая такая особа, под стать своему мужу-жулику. Она не столько интересовалась моими книгами — у меня все стены в стеллажах, — сколько мебелью и бронзовыми светильниками. Жена мне сообщила, что «Вадика» нет, он будет поздно вечером; поздно вечером сказала, что будет рано утром, рано утром — мол, позвоните снова поздно вечером... Как в сказке про мочало, начинай сначала! Проявив настойчивость, я звонил три дня кряду и утром, и вечером — Вадик к телефону не подходил, а жена нежным голоском заученно повторяла одно и то же... Не выдержав, я брякнул, что он, может, вообще дома не появится этак год или два? Может, его уже забрали? И тут куда девалась ласковость! В тонком голоске супруги Кудряша зазвенели металлические нотки. «Что вы такое мне говорите? — вскричала она. — Да мой Вадик — честнейший человек!..»

Я повесил трубку, а ровно через пять минут позвонил Кудряш... Вот тогда-то, после короткого, но довольно энергичного разговора, я и решил больше с этим человеком дела не иметь.

Обычно «делаши», особенно «технари», стараются не надувать так нагло своих постоянных клиентов, а уж вежливости и обходительности им у других не занимать. Вадим Кудряш разительно в этом отношении отличался от всех, с кем мне приходилось по воле Светы Бойцовой сталкиваться. Его интересовала сиюминутная выгода, ради нее он шел на самый низкий обман, как в этот раз с финской шапкой. А потом трусливо не отвечал на звонки разгневанных обманутых клиентов, заставляя супругу ласковым елейным голоском нагло лгать по телефону. Света мне рассказала, как его однажды подкараулили у подъезда собственного дома и набили морду. В другой раз машину поцарапали, написав на капоте матерное слово. Но, как говорится, горбатого лишь могила исправит: Кудряш по-прежнему надувал всех, с кем имел дело. В том числе и меня.

Матерый жулик отлично понимал, что при существующем у нас дефиците на красивые заграничные вещи, технику, кассеты, одежду он всегда будет на плаву. У него были свои налаженные каналы, по которым он доставал дефицит, а потом с наценкой предлагал клиентам. И ради нужной вещи, которую привозил на своем пикапе Кудряш, клиент забывал про былое надувательство и охотно покупал ее. Еще и благодарил за это.

Света, в отличие от меня, не считала Кудряша гангстером, просто говорила, что он более наглый и алчный, чем остальные ее знакомые из торгового мира, которых она нередко приводила к нам домой.